Машина лорда Келвина

Эпилог

Сент-Ив приземлился на лугу, не зная, что его ждет. Он не имел ни малейшего понятия о том, что происходит в этом времени: изменилось оно (и как именно) или осталось прежним. Возможно, через минуту из кустов выберется Парсонс и потребует вернуть машину. Или оттуда выпрыгнет Нарбондо — доктор Фрост или как он там себя сейчас называет — выпрыгнет и станет угрожать ему револьвером. Или появится кто-нибудь еще, вроде лорда Келвина… Но ему все равно. Пусть забирают машину. Она ему больше не нужна. Его работа завершена, результаты, хоть и не осмыслены, но получены, а от праздношатаний во времени он устал. И готов отказаться. По крайней мере сейчас.

Расспросить самого себя, «двойника», который существовал здесь до последнего момента, о местных реалиях он не может по причинам, которые не в силах изменить. И вообще намеревается дать «двойнику» отбыть в пустоту с достоинством и, желательно, уединенно. Но, конечно, интересно, каким человеком он стал? Быть может, «двойник» вполне счастлив, и тогда едва ли придет в восторг при появлении второго Сент-Ива — самозванца, который собирается ворваться в дом через раздвижное окно кабинета с единственной целью: подменить его собой… Или, с той же вероятностью, «двойник» может оказаться жалок и несчастен, — тогда он лишь обрадуется шансу передать вожжи узурпатору и навсегда раствориться в эфире.

Фрагменты его воспоминаний начали гаснуть; их искры метались, зыбко дрожа пламенем вынесенной на улицу свечи. Навязчивые ночные кошмары, связанные с событиями на площади Сэвен-Дайлз, даже самый факт его возвращения туда, вся его утомительная, однообразная жизнь на протяжении последних трех лет — все это готовилось растаять без следа.

Ну и скатертью дорога! У него появятся новые впечатления, новые воспоминания, какими бы они ни были. А прежние — не более чем блеф. Он в последний раз выловил из памяти образы укутанного в грязные тряпки маленького Нарбондо, его матери и пьяного парня на пороге мансарды. Эти воспоминания были похуже его собственных. Отчасти из-за них Сент-Ив по-прежнему торчал в батискафе, не решаясь выбраться наружу, верно? Он даже не мог вообразить, что увидит по возвращении домой, каким обнаружит себя самого.

Но пора. Сент-Ив распахнул люк и выбрался наружу, навстречу ветру. День был солнечный и ясный, с тончайшим намеком на осеннюю прохладу. Он отряхнул пальто и повозился с галстуком, только сейчас сообразив, что весь вымок и перепачкался. Несмотря на это, Сент-Ив ощущал приятную бодрость, словно избавился от опостылевшего груза… И тут, с очередным всплеском сумбурных воспоминаний, понял вдруг, что отныне ему не суждено проглотить ни единого кусочка баклажана. Он терпеть их не может.

Голова закружилась, и Сент-Ив едва устоял на ногах. Баклажаны? Кажется, началось. Воспоминания бегут, как крысы с тонущего корабля. Растерянный, он поспешно вошел через окно в рабочий кабинет и увидел там Хасбро — тот посмотрел на Сент-Ива с некоторым недоумением.

— Надо бы оттащить машину времени в башню, — сказал ему Сент-Ив. — Я не знал наверняка, пусто ли там теперь.

— Прошу прощения, сэр?

— Та штуковина, на лугу, — терпеливо пояснил Сент-Ив. — Нам нужно поставить ее в силосную башню, дабы уберечь от непогоды.

— Извините, сэр. Я не знал, что доктор Фрост вернул ее. Для меня это полная неожиданность. Я пребывал в уверенности, что он украл ее у Парсонса, ученого секретаря… Он что — доставил ее сюда?

— Украл? — На Сент-Ива снова накатила волна головокружения. Фрагменты воспоминаний заплясали и начали расплываться. Он старался ухватить и удержать их, боясь, что упустит окончательно. — Да, конечно, — сказал он. — Для меня это тоже загадка, но вот же она, на лужайке. — И он указал рукой в сторону окна, за которым виднелась сверкающая на солнце машина.

Стало быть, Нарбондо умыкнул ее. Надо же! Забавнее не придумаешь! Значит, теперь, когда она появилась вновь (на ней прибыл он, Сент-Ив), копия этой же машины исчезает, ускользает, так сказать, прямо из-под носа Нарбондо, унося его, как надеялся Сент-Ив, куда-нибудь далеко-далеко, в какую-нибудь чужеземную страну. Или же злодей сгинет где-то во времени. Но есть шанс, что однажды он все же вернется — и тогда исчезнет машина Сент-Ива. «Время и случай», — напомнил он себе.

В сознании Сент-Ива развернулась борьба: вплывшие туда призраки новых, неведомых воспоминаний спешили вымести прочь остатки предшественников.

— Элис! — позвал он. — Она здесь?

— В гостиной, сэр, — ответил Хасбро, приподнимая бровь. — Там, где вы оставили ее с минуту тому назад. Замечу, я настоятельно рекомендовал бы сменить этот костюм. Пошивший его портной — большой оригинал. Вероятно, если я принесу что-то другое…

— Да-да, — сказал Сент-Ив, бросаясь к двери. — Раздобудь мне что-нибудь другое.

Воспоминания ошеломляли, радовали, одурманивали — Сент-Ив пьянел от них и, словно настоящий пропойца, вдруг почувствовал, что полностью освободился от давящего чувства вины и тревоги, терзавших его… Сколько? И по какой причине? Он никак не мог припомнить. Все это было так давно…

Его охваченное замешательством сознание одолевали пестрые образы, позаимствованные у человека, чей призрак… где он, кстати? На лугу, уносимый ветром? Уж не собирался ли растаявший в воздухе «двойник» навсегда поселиться в особняке, подобно фамильному привидению, чтобы воздать по заслугам своему второму «я», пришельцу из иного времени, горестно стеная о подлой подмене?

Из двери кухни выплыла миссис Лэнгли с белыми от муки руками.

— Я последовал вашему совету, миссис Лэнгли, — отчитался Сент-Ив.

— Прошу прощения, сэр… какому совету?

— Я… — И то верно, какому совету? Бог весть. Воротник сорочки немного жал, и Сент-Ив оттянул его пальцем, чтобы вдохнуть поглубже. — Это уже неважно, — сказал он. — Не обращайте внимания. Просто рассуждаю вслух.

Кухарка кивнула, немного сбитая с толку, а он тем временем проскользнул мимо нее в гостиную.

«Будь осторожен, — сказал он себе. — Держи рот на замке. Ты еще многого не знаешь, а многое из того, что тебе известно, — бессмыслица».

При виде читавшей книгу Элис Сент-Ив был поражен до глубины души. «Она ничуть не постарела!» — радостно подумал он и тут же осекся, удивляясь, откуда у него взялись подобные мысли. В его сознании внезапно расцвели какие-то незнакомые реалии, голова закружилась с новой силой, и Сент-Ив с размаху шлепнулся на стул. Вероятно, ему следовало немного подождать — освежить свою память и дать проявиться новым воспоминаниям, — а потом являться сюда. Но одного взгляда на Элис — знакомое милое лицо, темные волосы перевязаны зеленой лентой — оказалось достаточно, чтобы вернуть ему радостное настроение. Нет, он поступил правильно, что пришел, не теряя понапрасну ни секунды.

— Прошу прощения за баклажаны, — сказала Элис, отрываясь от книги. При виде Сент-Ива она состроила невеселую, удивленную гримасу, и он радостно осклабился в ответ, точно пьяный.

— Какой жуткий наряд, — поморщилась Элис, оглядев Сент-Ива с ног до головы. — Тебя в нем словно по земле катали. Где-то я его уже видела…

— Как раз подумываю его сжечь, — торопливо заверил ее Сент-Ив. — Пережиток будущего. Нечто вроде… модного костюма.

— Пусть так, — сказала она, — но брюки смотрелись бы намного лучше, если бы ты не решил перейти в них вброд сточную канаву. Возвращаясь к баклажанам… Мне правда неловко, что так получается. Я не совсем собиралась пичкать тебя ими каждый вечер, но Пьер, повар Дженет, предпочитает работать с домашними овощами. Ты будешь готов выехать через полчаса? Совсем недавно ты выглядел куда лучше!

— Баклажаны? Дженет? — Загнанный этими словами в тупик, Сент-Ив вертел их в уме так и этак. И затем через окно гостиной он увидел огород Элис, поделенный на аккуратные, ровные грядки. На доброй дюжине кустов красовались фиолетовые, с зеленым отливом баклажаны, напоминавшие плоды экзотического, инопланетного растения.

— Ах, та самая Дженет! — вскричал он, энергично кивая. — Как же, как же, из харрогейтского отделения Женского читательского клуба!

— Да что с тобою сегодня? Конечно, та самая Дженет, если только ты не прячешь где-то другую. Постарайся не ворчать на этот раз по поводу баклажанов, ладно?

Внезапно Сент-Ив ощутил во рту вкус этого омерзительного овоща. Он ел его прошлым вечером с рагу из ягненка. И позапрошлым тоже — в тушеном виде, с восточными специями и приправами. Похоже, он прочно сел на баклажанную диету, стал рабом домашнего огорода.

— И душ принять тебе тоже не повредило бы. Или хотя бы просто умыться. А что с твоими волосами? Можно подумать, ты три дня простоял на сильном ветру. Чем ты вообще занимался?

— Я… и старина Бен, — начал он. — Речной ил. Я по пояс…

Эти нечленораздельные оправдания внезапно прервались высоким, пронзительным воплем, донесшимся из внутренних покоев. Достигнув предельной высоты, крик сменился визгливым хныканьем.

Вскочив со стула, Сент-Ив с беспокойством уставился на Элис.

— Что еще…

— Все не так плохо, — ободряюще сказала его жена, едва сдерживая смех. — Видел бы ты себя сейчас! Любой бы подумал, что ты никогда в жизни не менял ему подгузники. Поверь, они ненамного грязнее отворотов твоих брюк!

Плач младенца вызвал целый шквал новых для Сент-Ива воспоминаний. Малютка Эдди, сыночек! Ученый широко улыбнулся. Сегодня его очередь менять подгузники. Они уговорились, что не станут нанимать няньку и будут сами растить ребенка, кормя его с ложечки пюре из овощей прямиком с огорода. Кстати, Эдди тоже терпеть не может баклажаны, прикасаться к ним не желает…

— Эдди! Малютка Эдди! — громко воззвал он.

— Вот это верный подход, — одобрила Элис.

В шорохе набегающей лавины новых воспоминаний, спешащих накрыть собою предыдущие, перед Сент-Ивом в первый и последний раз ясно открылась вся картина. Его страхи перед будущим обращены в прах. Элис спасена. У них родился сын. Огород снова зеленеет. Они счастливы. Особенно он. Почти до умопомрачения. И потому ему нет дела до всех своих «двойников», прошлых и будущих — он просто больше не мыслит (или пока не мыслит?) подобными категориями.

Есть только он настоящий, и Элис, и Эдди, и… грядки с баклажанами. Сент-Ив принялся было насвистывать, но тут младенец повторил на бис свой пронзительный вопль, и Элис высоко вздернула брови, призывая мужа отреагировать.

— Я многое переосмыслил, — заявил Сент-Ив, направляясь к лестнице. — Без баклажанов я жить не могу!

И произнося это, почти не кривил душой.