Машина неизвестного старика

Александр Рославлев СКАЗ ОБ ОГНЕРЫЧЕ-ЗМЕЕ, О ЗАРУНЕ-ЦАРЕВНЕ И О СЛАВНОМ БОГАТЫРЕ СУХМАНЕ

— Ну, ребята, лезьте на печь сказку слушать.

К печке бочком, язык молчком, уши торчком.

— Все сели?

— Все.

— Сказывать?

— Сказывай.

— Ходит по Руси бабка-догадка, что ни увидит, что ни услышит, все ей вдомек, да в прок.

Раз идет она по полю, а на встречу ей ветер, — бородой метет, посвистывает…

— А видал я, бабка, — говорит ветер, — из кипарисного дерева крепко сбитый крест, и от дождя не гниет и червь его не точит, ни мечом изрубить, ни огнем спалить! Что за диво?

— Диво это — вера русская!

— А видал свечу на горе — горит свеча стрелой-пламенем; уж я дул на нее, дубы свалил, речку вспять погнал, а свеча не погасла! Что за диво?

— Диво это — правда русская!

— А видал я еще мельницу — супротив меня, ветра, крыльями машет, мелют жернова зерно железное, мелют — не стираются, а умóлу гора, да с пригорочками! Что за диво?

— Диво это — сила русская!

— Ну, спасибо, бабка-догадка, полечу за море, всем расскажу.

Это будет присказка, — а сказка-то вот какая:

Ездил по белу-свету на рыжем коне Сухман-богатырь, радовался воле да песни пел: о земле-дарнице и о всякой твари Божией, о звере прыскучем, о птице быстрой, о рыбе рудоперой.

Пригож был с лица Сухман, что месяц после дождика, а о силе его вода с огнем спорили.

Вода говорила:

— Сухман-богатырь силен, как я.

— Нет, — перечил огонь, — как я.

А был-то Сухман сильнее воды и огня.

Ехал Сухман за Койсат-реку.

Едет бором, бору кланяется.

— Здравствуй, старче, шумен бор.

Едет оврагом, оврагу кланяется.

— Здравствуй, сырой, печорный овраг.

Едет по полю, полю кланяется.

— Здравствуй, разгуляй-поле.

И наехал Сухман на гору. Крута гора, высока, железным репьем поросла.

Поклонился Сухман.

— Здравствуй, сила-гора; стала ты мне поперек дороги! Расступись!

Сколько ни было гор, все перед ним расступалися, а эта стоит, не двинется.

Осерчал Сухман, занес кистень.

— Быть тебе, горе, ниже травы.

Только слышит вдруг тихий голос:

— Ударишь по горе и меня убьешь.

Поглядел Сухман вверх, сидит девица, слезы точит, а у ног ее кувшин разбитый.

И такая-то девица пригожая, век бы глядел, очей не сводил.

— Кто ты будешь, краса? О чем плачешь?

— Я Заруна-царевна, несла воду, да кувшин разбила!

— Эка беда!

— Ношу-то я воду Огнерычу-Змею, как приду ни с чем, заревет Огнерыч, от слюны его и камень горит. Крепко лют Огнерыч. Загубил он моих отца с матерью, все царство пожег, а меня в полон взял.

Стал Сухман грозней тучи.

— Попадись он мне, конем истопчу.

— Ах, и кто с ним не бился: Елизар-царевич, Кирбит-богатырь и Чухлан-разбойник, он всех одолел!

Ухмыльнулся Сухман.

— Садись, — говорит, — со мной на коня!

— Догонит нас Огнерыч!

— Не бойся, царевна, догонит, не быть ему живу!

Ступила царевна на камень, а он вниз покатился. Ступила на другой и другой тоже; не пускает царевну гора Огнерыча.

— Не уйти мне от змея, — плачет царевна.

— А ну-ка, летун-поскакун, изловчись. Достанем царевну!

И взъярился конь, в один мах доскочил до царевны. Ухватилась царевна за большую гриву, ни жива ни мертва, и Сухман ее на седло посадил…

Затряслась гора, закидала камнем, а уж конь-то Сухманов, лови, свищи, быстрей сокола, через речку, да в поле…

В те поры Огнерыч лежал в логове, со своим хвостом в прятки играл. Спрячет за спину хвост, шею вытянет и глядит, косится поганым оком, как хвост. Огнерыч от него, между лапами голову тычет…

И сызнова так-то…

А увидел Огнерыч, что гора затряслась, подает ему недобрый знак, припал ухом к земле и крылья сложил.

Слышит конский топот.

— Не умкнул ли царевну кто? — смекает змей. Выполз из логова, глянул за реку, в поле пыль столбом.

Зорок был Огнерыч; что в земле лежит, и то видел.

— Коли так, — рычит, — я тебе, царевна, белу грудь вспорю. Кровь из сердца выпью.

Раскинул крылья, поволок по траве. Повяли травы, ударил хвостом и поднялся…

Летит, шипит…

Оглянулась царевна, с лица побелела, говорит Сухману:

— Змей гонится!

— Так быть ему без головы!

Придержал Сухман коня и за меч схватился.

— Неспособно, царевна, мне будет биться, ты сиди, а я слезу.

А змей уже близко, из ноздрей огонь, зелень-пена из пасти.

Спроворился Сухман, соскочил с коня и пошел навстречу, только змей позамешкался, облетел круг него и под облако.

— Что ты, змей, кружишь ястребом? Аль боишься? — задорит Сухман.

— А гляжу, кого съесть мне наперво, — отвечает змей, — тебя, хвастуна, аль царевну с конем!

— Вот же, зубы сперва поточи о камень! — поднял камень Сухман и лукнул им в змея.

Был хитер Огнерыч, у Фамона-мудреца триста лет учился. А Фамон-мудрец и Смерть обманул, по сю пору живет. Притворился Огнерыч, что попал в него камень. Ударился оземь, лежит, растянулся.

Подошел Сухман, ногой в морду пнул, мечом веко поднял и пожалел змея.

— Пируй, вороны, хватит на долю.

И прочь пошел.

Тут схватил Огнерыч его за плечи, повалил, подмял под себя.

Увидел Сухман — загубил его змей, и кричит царевне:

— Прощай, царевна, погоняй коня!

А царевна ему:

— Люб ты мне, Сухман, лютой смертью помру, а тебя не покину!

Над Сухманом змей извивается.

— Неохотно мне есть тебя. Съел я сто лебедей! бочку меду выпил.

И, ворча, потащил его в логово, а царевна назад пошла.

Идет, причитая:

Кинул змей Сухмана в яму, а царевну к столбу привязал.

— Полежу, — говорит, — да надумаю, какой мне вас муке предать!

Думал до ночи, а посыпались звезды, что зерно из лукошка, захрапел змей.

Сидит Сухман в яме, горе горюет.

Шел мимо ямы волчий царь.

— А кто нонче в яме? — спрашивает.

— Я, Сухман-богатырь!

— Слыхал про тебя, что сильней ты воды и огня, а змей и тебя одолел!

— Не силою взял он, а хитростью! Помоги мне, волк: сослужи службу!

— Рад бы помочь, да нечем, и мне от змея житья не стало… Сколько съел нас, волков, и счету нет. Хоть остры у нас зубы, а у змея острей.

— Слышно храп-то его… подойдешь, не учует! В головах у него смоленый столб, привязал он царевну к столбу, развяжи.

Призадумался волчий царь, стоит, правым ухом водит.

— Боюсь, не спит.

— Не тебя мне учить, как в полуночи шарить! Хвостом след заметать!

Стало стыдно волку.

— Пойду, попробую!

И с оглядкой, тихой поступью подобрался волк к столбу.

— Не бойся, царевна, послал меня Сухман-богатырь.

Перегрыз ремни и бежал.

А царевна скорей к гнилой яме.

— Кидай хворост в яму, — говорит Сухман.

Стала царевна хворост кидать, и все-то ей помогают, и заяц-куцый, и лиса-пролаза, и белка-острогубка, и мышь-хлопотун, кто сучок, кто охапку.

Живо справились, накидали хворосту по край ямы.

По тому по хворосту и вышел Сухман. Поклонился царевне.

— Спасибо, царевна.

И зверям поклон.

— Спасибо вам, звери, за помочь вашу.

Расправил плечи и молвит змею:

— Будет спать-почивать, Огнерычище, подымайся-ка силой меряться. Погляжу я, лукавый змей, сколь удал ты в честном бою.

Диву дался змей, ощерился.

А Сухман к нему:

— На-кось, ешь меня.

И схватилися.

Змей огнем палит, да Сухману что: он сильней огня.

Змей корежится, извивается, норовит Сухмана на рога поддеть, только ловок Сухман. Поднял змея, к горе прижал, захрястели змеевые кости.

— Ох, — взмолился змей, — отпусти.

— Откупись.

— На дне Скрыни-реки я клад схоронил, бери клад.

— Мало.

— Под Нифот-горой закопал я ларец, в том ларце Фамона кольцо. Поглядишь сквозь него, все на свете узнаешь. Бери кольцо.

— Мало.

— В Тулунь-печоре корец стоит с броней солнцевой, будешь пить ее, не состаришься, бери корец.

— Мало.

Смекнул Огнерыч, что над ним, над змеем, смеется Сухман, из последних сил понатужился, увернулся из-под рук его, полетел, заскулил и с глаза пропал.

— Неладно, царевна, — оказал Сухман, — поколь жив змей, надо ждать беды. Где-то волчий царь, я б его за конем послал.

А волчий царь уж тут, как тут. Воет на голос.

— Ах, Сухман-богатырь, как мне быть теперь. Воротится змей да узнает, что я пособил тебе, всех нас, волков, переловит.

— Не тужи, не вой, сыщи мне коня.

— А какой твой конь?

— Рыжий.

— Мало ль рыжих коней. Трудно будет сыскать.

Крепко думает, правым ухом водит.

— Стой тут, не сходи с места.

И был таков.

Стоит Сухман, дожидается.

Не успело солнце на пядь подняться, застонало поле, заухало, топ, да лихое ржанье, скачут кони со всех сторон и видимо их невидимо, гонят коней серые волки, наперед бежит волчий царь.

— Кличь, свищи, — говорит, — своего коня.

А конь Сухманов и сам бежит, гривой машет.

Сел Сухман на него, посадил царевну.

— Догоняй-ка змея.

И вихрем в поле.

Скачет день, другой, не видать змея, а занялся третий, объявился змей, лежит в овраге да лапу лижет.

И дохнуть не успел, покатилась голова, кровью брызнуло.

Вытер меч о траву Сухман-богатырь и Заруну-царевну за руку взял.

— Без помехи теперь будем жить, царевна, и клад Огне-рыча, и Фамона кольцо, и броня Солнцева, все наше.

Улыбнулась Заруна.

И запел Сухман:

Сухману с Заруною злат венец, а сказке конец.

Эх, ребята, мало каши ели, душки-то у вас с воробьиный нос. Спросили бы вы бабку-догадку, кто она такая, Заруна-Царевна.

— А кто?

— То-то кто. Русь-матушка.

— А змей-Огнерыч?

— Каждый враг наш.

— А Сухман-богатырь?

— Народ русский.

Так-то, ребята.

Ну, брысь с печи, деду спать время.