Глава 21

Жан-Юг, Реми, Поль и Дюбуа играли в бильярд. Они прицеливались и наносили резкие удары. Полупустые бокалы с коктейлями стояли здесь же. Джон Осмонд, сдвинув очки на лоб, изучал взятый с полки старинный том. Шиб подошел, но он его даже не заметил. На нем был старый пуловер и помятые вельветовые брюки. Седые волосы в беспорядке торчали в разные стороны. Такой же нелепый, как его жена...

— Что это за книга? — спросил Шиб.

— О, это старинное руководство по геральдике. Невероятно интересно!

Только не для меня, подумал Шиб, равнодушно разглядывая изящно выписанные фигуры зверей, раскрашенные необыкновенно яркими красками, не поблекшими за множество столетий. Он промычал что-то невразумительное и направился к бильярдному столу, Наверху кто-то играл на пианино «Вальс Мефисто». Наверняка Луи-Мари... Несколько минут Шиб наблюдал за игрой. Андрие плохо владел собой и явно раздражался после каждого неудачного удара. Лабаррьер наносил удары, не прекращая с деланной веселостью говорить об ошибках партнеров. Шассиньоль бил по шарам с такой яростью, словно это были его смертельные враги. Дюбуа, самый сосредоточенный из всех игроков, не произносил ни слова. У него был довольный вид знатока, который может не опасаться конкурентов. Шиб потянулся было к бутылке коньяка, но подумал, что алкоголь может плохо подействовать на него вкупе с обезболивающими таблетками. Эта мысль заставила его вспомнить об Айше. Кто же подмешал снотворное в кока-колу? И когда? Вопросы следовали один за другим, как бусины четок, и Шиб понимал, что может перебирать их до бесконечности.

— Хотите сыграть? — предложил Шассиньоль. — Я как раз заканчиваю.

— Нет-нет, спасибо, — пробормотал Шиб, указывая на свою повязку.

Отойдя в угол комнаты, он позвонил Грегу, и тот сообщил, что Айша очнулась. Правда, в голове у нее пока туман, но общее состояние нормальное. Она не помнит, чтобы принимала снотворное — да и с чего бы ей было это делать средь бела дня? Тем более что у нее аллергия? Грег отвечал все более раздраженно, и Шиб предпочел закончить разговор.

Положив мобильник в нагрудный карман пиджака, Шиб заметил Шарля, который шел по парку. За ним на детских трехколесных велосипедах ехали Энис и Аннабель. Шарль нес на ремне за спиной длинный футляр. Ружье? Лук? Собирается пришпилить сестричек к одной из столетних сосен?

Шарль остановился, раскрыл футляр, достал из него клюшку для гольфа и принялся размахивать ею в пустоте. Шиб отошел от окна. Дюбуа выиграл партию и скромно улыбнулся. Шассиньоль посмотрел на часы и объявил, что должен ехать. Лабаррьер налил себе еще скотча и уселся в одно из глубоких кожаных кресел. Андрие сел напротив. Его глаза блестели, на скулах выступили красные пятна. Он плеснул себе щедрую порцию виски и выпил ее одним глотком. Джон Осмонд по-прежнему не отрывался от книги, позабыв обо всем на свете. Дюбуа приблизился к Шибу, который сделал вид, что увлеченно рассматривает карту мира, висевшую на стене.

— Улан-Батор, — сказал Дюбуа, указывая не столицу Монголии. — В переводе означает «красный герой». Унылый вид у этого героя... Я был таг лет пятнадцать назад. Мрачный город... Но зато вокруг— просто сказочный пейзаж. Что нового? — вдруг безо всякого перехода спросил он.

— Сначала расскажите мне, что вам известно Коста, — попросил Шиб.

Священник недоверчиво посмотрел на него.

— Но какое отношение?..

— Мне сказали, что у него было криминальное прошлое, — брякнул Шиб.

— Ах, — вздохнул Дюбуа, — люди так болтливы... Но бедняги больше нет на свете, так что, думаю, я могу раскрыть вам его тайну... Он был осужден за изнасилование.

— Что?!

— Поддавшись мгновенному безрассудству, он заплатил за это семью годами тюрьмы... Он изнасиловал жену своего нанимателя, который организовывал общественные работы. Я с ним познакомился, когда, отбыв заключение, он пришел в наш реабилитационный центр.

— Это вы нашли ему работу садовника в этом доме?

— В общем, да. Когда я увидел, что он искренне желает встать на путь исправления, я рекомендовал его Жан-Югу. Он оказался настоящим гением своего дела...

— Насильник?! И вы не боялись за Бланш?

— Я надеялся, что у него хватит здравого смысла не начинать все сначала, чтобы на сей раз не сесть в тюрьму лет на двадцать! И скажу вам, ни у кого никогда не возникло повода на него пожаловаться. Раньше он пил, но с тех пор, как начал здесь работать, не брал в рот ни капли.

— Но, кажется, он... проявлял настойчивый интерес к Ноэми Лабаррьер.

Дюбуа пожал плечами.

— Уж не знаю, от кого в данном случае исходила инициатива... Ноэми напрасно строит из себя недотрогу... Но какое отношение прошлое Коста имеет к тому, что здесь происходит?

— Не знаю... У кого-нибудь поблизости есть оружие восьмимиллиметрового калибра?

— Я уже давно не интересуюсь оружием. Мое единственное оружие— вот это, — сказал священник, указывая на серебряный крестик на лацкане пиджака. — Не знаю, может быть, у кого-то и есть...

— Вы говорите об охоте? — заинтересованно спросил Лабаррьер, подходя к ним. От него сильно пахло виски.

— Мы говорим об оружии восьмимиллиметрового калибра, — пояснил Шиб. — Что-то вроде 8x57 JS

Лабаррьер удивленно вскинул брови.

— Вы коллекционер?

— Увы, нет, — ответил Шиб.

— Видите ли, — продолжал Лабаррьер, — та марка, о которой вы говорите, не выпускается уже много лет. Она впервые появилась в 1905 году, заменив 8x57 J, которая послужила основой для «маузера» 98G.., Знаете, те ружья, что использовались в немецкой армии... Впрочем, «маузер» в ту эпоху занимался их переливкой и ставил на них клеймо S… Отсюда новое название: 8x57 JS. Патроны с медной насечкой, диаметр 8,22 милллиметра, скорость пули 820 метров в секунду, — без запинки перечислял он. — Эту марку вы имели в виду?

— Врач в больнице сказал, что, возможно, пуля была выпущена из подобного ружья.

— Принесите мне пулю, я ее осмотрю. Я достаточно хорошо знаю все разновидности.

— А у вас есть ружье, о котором вы говорили? — спросил Шиб, пытаясь справиться с головокружением.

— Нет, я не коллекционирую оружие— только боеприпасы. Я член клуба пиротехников-любителей, — с гордостью добавил Лабаррьер.

К ним подошел Андрие, окончательно опьяневший.

— Вы ведь еще не уезжаете? — заплетающимся языком спросил он. — Хотите партию в бридж?

— По-моему, ты сейчас не в том состоянии, чтобы играть в бридж, — ответил Лабаррьер. — Тебе лучше отдохнуть.

— И ты, Брут!.. — с театральной интонацией воскликнул Андрие, закатывая глаза. — Ну же, доставьте мне удовольствие! А ты, Жослен? — спросил он у Дюбуа. — Сыграешь партию?

— Вы будете играть, Морено? — спросил Дюбуа.

— К сожалению, я не умею, — ответил Шиб. Андрие повернулся к Джону Осмонду, и тот кивнул. Они наконец договорились и сели за карточный столик, обтянутый зеленым сукном. Шиб подошел к окну. Солнце садилось. Энис и Аннабель играли в догонялки, а потом скрылись в зимнем саду. Засвистел соловей. Угасающий день и запах мертвых листьев... Шиб почувствовал, что ему хочется подышать свежим воздухом.

Из кухни не доносилось ни звука— должно быть, Колетт уже уехала. Шиб вышел из дома, но тут же остановился — его взгляд неумолимо притягивало злосчастное металлическое кресло с выбоиной. Тут на спинку кресла, спасшую ему жизнь, уселась сорока и застрекотала, потом слетела вниз и начала деловито рыться в земле. Предзакатный свет придавал всему пейзажу оттенок грусти, все предметы казались заброшенными. Дверь сарайчика с садовым инвентарем была широко распахнута. Посреди аллеи стояла газонокосилка. Недалеко от часовни валялся газовый баллон. Должно быть, наняли нового садовника вместо Коста...

Тут Шиб снова увидел Шарля, который все еще размахивал клюшкой для гольфа, но на сей раз колотил по мячам. Шиб невольно залюбовался отточенными движениями подростка, когда Шарль вдруг с такой силой ударил по мячу, что тот улетел куда-то в глубь сада. Должно быть, упал где-то около колодца. Шарль тяжело вздохнул и скрылся за деревьями. Шиб без раздумий отправился за ним, держась на некотором расстоянии. Вскоре он понял причину внезапной неловкости Шарля, увидев в кустах его спущенные клетчатые брюки для гольфа. Хорошо разыграно. Какой предлог может быть более деликатным и естественным в подобной ситуации?

Как знать, может быть, Винни и Шассиньоль — тоже прикрывают друг друга? Когда они с Гаэль наткнулись на нее недалеко отсюда, возможно, она собиралась встретиться со своим настоящим любовником— Лабаррьером или Андрие. Другого кандидата быть не могло — Джон Осмонд исключался по причине импотенции. Но Лабаррьер в тот день был в городе вместе с женой. Значит, Андрие,.. К тому же Шиб нашел в кустах его запонку. Значит, так и есть. Шассиньоль и Шарль, Винни и Андрие... Внезапно Шибу припомнилась выдуманная Ноэми Лабаррьер связь между ее мужем и Клотильдой Осмонд, Зачем Ноэми понадобилась эта ложь? Не потому ли, что она сама обманывала мужа с Коста?.. Ну да! Лучший способ отвести от себя подозрения — разыграть добродетельную обманутую супругу... Точно так же и Коста служил прикрытием для Шарля, который на самом деле трахался с Шассиньолем...

Шиб поморгал, словно пытаясь лучше разглядеть картины, которые одна за другой разворачивались у него в мозгу. Игра масок, в которой каждый исполнял не свою роль, чтобы сохранить священную видимость благопристойности...

Если Андрие изменял жене с Винни, значит, их пара совсем не так идеальна, как кажется на первый взгляд... А это, в свою очередь, значит, продолжал размышлять Шиб-адюльтерщик, что, возможно, Бланш когда-нибудь... Да нет, глупости, главная проблема Бланш вовсе не в ее муже, и ты это отлично знаешь... Главное — ее ледяное сердце и застывшая душа, похожая на бескрайнюю равнину под снегом...

Он услышал женские голоса, доносящиеся со стороны зимнего сада. Шиб вернулся в дом, притягиваемый, словно магнитом, голосом Бланш, безотчетно надеясь, как всегда, что на этот раз ему будет не так больно ее видеть...

Шум теперь доносился из столовой— должно быть, все переместились туда. Пронзительные крики девчонок. Сопрано Гаэль. Контральто Бланш. Знакомое ощущение удара в солнечное сплетение... Резкие интонации Бабули, переливчатый смех Винни, голос Ноэми, который теперь казался ему слегка вульгарным, легкий английский акцент Клотильды... Шиб проскользнул в комнату Айши и начал прислушиваться к разговору сквозь приоткрытую дверь. Послышались шаги на лестнице. Потом к хору женских голосов присоединились мужские. Обмен любезностями, шутки, рукопожатия, хлопки по плечу, «до скорого»...

Шиб подождал, пока голоса стихли, потом выглянул в окно. Гости рассаживались по машинам, Последними собрались Лабаррьеры. Ноэми уже сидела за рулем, но Поль немного замешкался. Повинуясь знаменитому «импульсу Морено», Шиб быстро вышел из дома и приблизился к нему.

— А, вы еще здесь? — с улыбкой спросил Лабаррьер. Он был уже порядком пьян.

— Почему у вашей жены была депрессия? — без всяких предисловий спросил Шиб. — Почему вы сами не опровергали слухи о связи между вами и Клотильдой Осмонд?

Лабаррьер лукаво прищурился и постучал указательным пальцем по груди Шиба.

— Да вы настоящая ищейка! — воскликнул он. — Ладно уж, скажу. Ноэми впала в депрессию, когда этот мерзавец Коста собрался ее бросить. Что касается Клотильды, Ноэми просто ревновала к нашей дружбе. Она не могла понять, как мужчина способен находить удовольствие в разговоре с умной женщиной, пусть даже непривлекательной... Она предпочла обвинить меня в измене, Нападение — лучший вид защиты, как известно.

Браво, старина, мысленно сказал себе Шиб. В десятку!

— А вам была безразлична ее связь с Коста?

— Абсолютно. Я вообще предпочитаю шлюх. Конечно, не каких-нибудь там потасканных уродин, нет — девушек по вызову по пятьсот долларов за визит. Моя жена очень симпатичная, но ей недостает... как бы сказать... огонька, — добавил он, щелкнув пальцами перед носом Шиба. — Вы можете спросить, зачем я вам все это рассказываю. Да просто я пьян, как свинья, а у вас светлая голова. Вы мне напоминаете канатного плясуна-жонглера— во времена нашего детства они еще выступали на ярмарках, помните? Вы так же ловко жонглируете фактами. Ладно, мне пора ехать. Мы с Ноэми идем в театр. Я чувствую, она готова задать мне взбучку.

И он нетвердым шагом направился к машине.

Гаэль ждала Шиба возле его «Флориды».

— Где тебя носило? — ворчливо спросила она. — Поехали скорее отсюда! Мне все осточертело. Отвратительное место!

— Разве тебе неприятно было поболтать немного с твоей лучшей подругой Луизой? — ехидно спросил Шиб.

— Да хватит тебе! Она меня достала своим дорогим незабвенным Ангерраном!

В этот момент под чьими-то шагами захрустел гравий, и они одновременно повернули головы, Это была Бланш, которая направлялась в сторону часовни. Очевидно, она их не заметила.

— Ну вот, а теперь небольшой визит в семейный склеп, и можно с чистой совестью ложиться спать, — не удержалась Гаэль. — Слушай, мы едем или как? Надеюсь, ты не собираешься здесь заночевать?

Шиб распахнул дверцу машины, не отрывая глаз от часовни. Гаэль села на переднее сиденье. Шиб тоже уселся и включил зажигание. Тут он заметил целую процессию— Андрие, Дюбуа, Бабуля с обеими внучками и, наконец, Шарль и Луи-Мари.

Шиб выехал из ворот с неотвязным ощущением, что какая-то деталь окружающей обстановки явно не на своем месте... И даже мысль об обстановке сама по себе вызывала раздражение...

Он рассказал Гаэль обо всем, что узнал, то и дело прерываемый ее изумленными восклицаниями, и снова погрузился в мрачные мысли. Интересно, что еще придумал тот? Неужели ему не надоело?.. Нет, Шиб, не забывай, что причинять людям зло — это вовсе не забава, а неодолимая потребность, которая разъедает человека, как кислота, и жжет, как пламя...

— Должно быть, ужасно было в Первую мировую сражаться на стороне немцев, — вдруг сказала Гаэль.

— Что? — переспросил Шиб.

— Я говорю, Ангеррану Андрие пришлось сражаться в Первую мировую на стороне немцев, потому что он жил в Эльзасе. Уже после войны он переехал на юг, потому что у него начались проблемы с легкими. Тут он и познакомился с Луизой. Ей было восемнадцать, а ему тридцать.

Кто же ему совсем недавно говорил о немецкой армии?.. И что именно?.. О, черт, ну конечно!..

Он затормозил так резко, что Гаэль ударилась лбом о ветровое стекло.

— Ты что, спятил?!

— Немецкое ружье!

Гаэль взглянула на него с неподдельным беспокойством.

— Я не спятил! Пуля, которая угодила мне в голову, была выпущена из немецкого ружья, созданного на базе «маузера»! В меня стреляли из ружья Ангеррана Андрие! Все его боевое снаряжение до сих пор хранится в доме, Луи-Мари мне об этом рассказывал!

Говоря все это, Шиб лихорадочно разворачивался на пустынной дороге. Гаэль обреченно вздохнула. Шиб переключился на четвертую скорость, и их вдавило в сиденья.

— На этот раз он от меня не уйдет! — сквозь зубы пробормотал Шиб, с силой нажимая на педаль.

Ворота усадьбы были по-прежнему открыты, и они беспрепятственно подъехали к дому, остановившись на покрытой гравием площадке. Было тихо. Впрочем, не совсем— со стороны часовни доносилась музыка, «Salve Regina» Перголезе. Звуки были глухими, словно шли из подземелья.

— Иди посмотри, что они там делают, отвлеки их, — отрывисто распорядился Шиб. — Я тем временем обыщу дом.

Гаэль пожала плечами и пошла к часовне. Шиб вошел в дом и быстро направился в кабинет Андрие. Он помнил, что в углу стоял старинный сундук для военного снаряжения. Шиб резко поднял крышку и достал вычищенную и выглаженную военную форму, пахнущую нафталином, белую рубашку, продырявленную в нескольких местах, круглую каску, которую он уже видел на Луи-Мари, патронташ, недавно надраенный до блеска, старый молитвенник с ветхими страницами, немецкий военный разговорник и, наконец, извлек из-под солдатского ранца ружье «маузер» в отличном состоянии. Чтобы не оставлять на нем отпечатков, Шиб обернул руку рубашкой покойного Ангеррана Андрие и, осторожно обхватив ружье, с мрачным удовлетворением положил его на письменный стол Жан-Юга. И тут раздался взрыв.

Вначале он подумал о выхлопной трубе. Потом взглянул в окно и окаменел. Над часовней поднимался огромный столб дыма. Дым просачивался из-под закрытой двери, словно ночной туман в фильмах ужасов. Господи, что еще?..

Шиб выбежал на улицу и бросился к часовне, чувствуя резкую боль в сердце. Дым был таким густым, что Шиб закашлялся, даже не добравшись до двери. Когда он схватился за ручку, она оказалась горячей. Дверь не поддавалась. Не понимая, в чем дело, он снова толкнул ее изо всех сил, но тщетно.

Изнутри доносились крики. Шиб попятился, и в следующую секунду наружу вырвался длинный язык пламени.

Пожар! Он почувствовал, как у него подкашиваются ноги. В часовне начался пожар, и все они оказались заперты! И Бланш тоже! Шиб едва не рухнул на землю от сильного приступа головокружения. Приставная лестница! Нужно найти лестницу, и тогда можно будет подняться к одному из высоких стрельчатых окон, а потом спустить ее вниз, чтобы все смогли выбраться. Вытирая слезящиеся от дыма глаза, Шиб побежал к сарайчику с садовым инвентарем. В голове у него словно стучал огромный барабан. Добежав, он схватил длинную алюминиевую лестницу, прислоненную к стене рядом с жестяным бидоном, откуда резко пахло бензином. Ему с трудом удалось вскинуть ее на плечо: сгибаясь под тяжестью, обливаясь потом, он заковылял обратно. Земля уходила у него из-под ног, его шатало из стороны в сторону, как пьяного матроса. Пройдя метров двадцать, он почувствовал, что задыхается. Лестница скребла по земле, цепляясь о камни, и Шиб с ужасом подумал, что не сможет поднять ее и прислонить к стене. Он положил лестницу на траву и, слегка наклонившись вперед, оперся руками о колени, чтобы перевести дыхание. И тут внезапно заметил Шарля, стоявшего под плакучей ивой, позади густой живой изгороди из кустов шиповника.

— Помоги мне! — закричал Шиб. — Скорей!

Мальчишка не отвечал, продолжая смотреть на него и слегка покачиваясь. Шибу захотелось его пристукнуть. Какого дьявола этому придурку вздумалось в такой момент повиснуть на суку?!

Повиснуть?..

На суку?..

Застыв, словно в столбняке, Шиб смотрел на веревку, которая тянулась от шеи подростка к ветке ивы, на его открытый рот, на вылезшие из орбит глаза... Шарль мертв, Шарль повесился! Так, значит, это он устроил пожар в церкви? Значит, он?..

Мысли метались в голове, словно огромные красные муравьи, жаля и терзая мозг.

В этот момент снова раздался крик— детский, пронзительный, испуганный. Этот крик подействовал на него, как укол раскаленного острия — несмотря на застилавший глаза туман и открывшуюся рану, Шиб сумел поднять лестницу и прислонить ее к стене часовни под одним из окон. Из разбитых витражей вырывались оранжевые и голубые языки пламени. Газ! Газовый баллон, валявшийся на дорожке, — вот что было не так, вот чего он не мог вспомнить!

Шиб поставил ногу на алюминиевую перекладину и начал взбираться по лестнице. Ему казалось, что он чувствует жар даже сквозь камни.

Крик, раздавшийся у него за спиной, врезался в барабанные перепонки, и от неожиданности Шиб едва не свалился на землю. Он обернулся и увидел Бланш, стоявшую на пороге дома. Глаза ее были расширены, рука прижата к горлу. Господи, значит, ее не было в часовне! Она жива! Продолжая взбираться наверх, Шиб почувствовал такую радость, которая ему самому показалась непристойной.

Он добрался до окна, встал на амбразуру, стянул пропитанный потом пиджак, обмотал им руки, ударил в стекло. Великолепный витраж, на котором была изображена сцена восхождения на Голгофу, разлетелся вдребезги, и наружу вырвалось облако дыма, вызвав у Шиба новый приступ кашля. Он замотал пиджаком голову и лицо и заглянул внутрь.

Его глазам открылся ад— огненное озеро и грешники, осужденные на вечные муки... Пламя пожирало ряды скамеек, преграждая путь к двери, впрочем, она все равно была заперта на ключ. Вот оно взметнулось вдоль стен, охватывая хоругви и старинные родовые знамена, вырвалось наружу сквозь разбитые стекла витражей. Столпившись возле стеклянного гроба, Дюбуа и оставшиеся в живых члены семьи Андрие смотрели на бушующий огонь с искаженными от ужаса лицами. Жар становился невыносимым, густая пелена дыма застилала все вокруг, вызывая у людей судорожный кашель. Андрие держал на руках Энис, а Дюбуа — Аннабель. Бабуля упала на колени— то ли молилась, то ли была не в силах стоять. Шиб не мог понять, почему они не попытались выбраться из окон, но потом увидел, что скамейки, стоявшие вдоль стен, тоже охвачены пламенем. Как же пожар смог вспыхнуть так быстро и разгореться с такой силой? И тут он вспомнил про бидон в сарайчике Коста... Ну конечно, бензин!

Внезапно Шиб заметил Гаэль, которая двигалась по узкому выступу вдоль стены к витражному окну над алтарем, очевидно собираясь разбить стекло. Но это окно было забрано решеткой. Шиб изо всех сил закричал, зовя ее, и Гаэль обернулась. Ее лицо было багровым от жара, взгляд— растерянным и блуждающим.

— Я сейчас! — закричал Шиб.

Он обернулся и посмотрел наружу. Внизу стояла Бланш, такая бледная, что Шиб невольно спросил себя, осталась ли еще хоть капля крови в ее жилах.

— Помоги мне, подними лестницу! — крикнул он. — Я спущусь туда.

Только бы она не заметила Шарля, висящего на дереве, подумал он.

Бланш не произнесла ни слова, обхватила лестницу и приподняла ее. Шиб схватился за верхнюю перекладину, подтянул лестницу к себе и начал осторожно спускать ее внутрь часовни. Пот катился по его лицу, застилая глаза, и без того почти ослепшие от дыма.

Круг пламени понемногу сужался. Дети уже не кричали — они смотрели на огонь пустыми широко раскрытыми глазами. Шиб подумал, что не имеет права на неверный шаг. Смогут ли они взобраться по лестнице над горящими скамейками и подняться к нему? Или стоит протянуть лестницу к Гаэль, как подвесной мост? Да, пожалуй, это лучшее решение. Гаэль знаком дала ему понять, что поняла его намерение. Он прижался спиной к стене и, держа лестницу горизонтально, начал продвигать ее по воздуху б сторону Гаэль. Нужно, чтобы она ухватила лестницу, не наклоняясь, иначе может потерять равновесие и упасть... Шиб чувствовал, его мышцы напряглись до такой степени, что вот-вот порвутся. Но расстояние до Гаэль оказалось не очень большим, и вскоре она, усевшись на выступ, вытянула ноги и обхватила ими ближайшую к ней перекладину, а потом подтащила лестницу к себе. Послышался гулкий удар металла о стену, Гаэль схватилась за ножки лестницы и положила их на оконную нишу. Шиб сделал то же самое.

Люди, стоявшие внизу, под этим непрочным мостом, следили за их действиями с тревогой и надеждой. Внезапно Андрие вспрыгнул на алтарь и начал подниматься вверх по стене, одной рукой держа Энис, другой цепляясь за распятие. Оказавшись достаточно близко к Гаэль, он передал ей на руки дочь и снова спустился. Щиб сел на крайнюю перекладину и, обхватив ногами следующую, вцепился руками в края оконной ниши. Гаэль что-то говорила Энис, указывая на Шиба. Энис замотала головой, потом вдруг, встав на четвереньки, схватилась за перекладину лестницы и поползла к нему. Шиб с трудом поборол желание закрыть глаза. Сейчас она свалится прямо в огонь... Но малышка продолжала медленно ползти, одолевая перекладину за перекладиной. Ее лицо было залито слезами, она не отрывала глаз от Шиба, который заговорил с ней, пытаясь успокоить и подбодрить.

Внизу по-прежнему разливалось пламя. Длинные оранжевые языки то и дело взлетали вверх, потрескивая и шипя. Теперь они подобрались уже к самому гробу Элилу и принялись медленно облизывать его, пытаясь проникнуть внутрь. И вот раздался оглушительный звон— гроб разлетелся на бесчисленное множество осколков, и огонь набросился на безжизненное тело Элилу, осыпая его жгучими поцелуями. Шиб увидел, как кожа Элилу покрылась волдырями, волосы воспламенились. Вскоре она превратилась в огромный пылающий факел, от которого шел резкий запах формалина. Только широко распахнутые глаза продолжали созерцать небытие. Словно в каком-то мистическом спектакле, Шиб увидел сквозь клубы дыма, как Бабуля медленно оседает на пол, поднеся руку к шее, в которую вонзился длинный блестящий осколок стекла. Он увидел кровь, которая медленно растекалась по надгробным плитам, смешиваясь с танцующими языками пламени, вспыхнувший покров на алтаре... Потом Бабулю окутало облако пламени, и она исчезла.

Только тут Шиб спохватился— Энис! Она все еще ползла по лестничным перекладинам, и он боялся протянуть руки ей навстречу, чтобы не сдвинуть лестницу. Но вот наконец она добралась до окна, и Шиб подхватил ее на руки.

— Все хорошо, мама там, внизу, — пробормотал он. — Сейчас мы туда спустимся.

Андрие тем временем пытался переправить Аннабель следом за Энис, но она отбивалась, обезумев от страха, и ему пришлось дать ей пощечину, чтобы привести в чувство. Затем он вскинул ее на плечо, как куклу, и начал карабкаться наверх, к Гаэль, цепляясь за распятие. Дюбуа, неподвижно стоя перед алтарем, кажется, молился. Глаза его были закрыты, время от времени он заходился судорожным кашлем. Андрие уже почти добрался до окна, как вдруг распятие обрушилось, и вверх взметнулся новый мощный столб пламени. Казалось, что горит бензоколонка. Это было похоже на кульминацию массового убийства, полный и окончательный разгул устроенного в часовне пандемониума, наиболее эффектная сцена в пьесе, сочиненной безумцем.

Вначале пламя охватило ноги деревянного Христа, потом достигло колен, набедренной повязки и начало медленно лизать окровавленный бок.

Андрие оглянулся вокруг себя, увидел пламя, подступающее к его ногам, и последним усилием перебросил ребенка Гаэль, которая сумела подхватить Аннабель и втащить в оконную нишу. Он попытался подняться сам, но край его брюк крепко зацепился за горящее распятие. Стоя на узком выступе и дергаясь, как танцующий паяц, Андрие попытался сбить с одежды пламя, но потерял равновесие и рухнул вниз. Через секунду он превратился в сноп пламени.

Дюбуа открыл глаза, повернул побагровевшее лицо к Шибу и прокричал ему что-то, из чего Шиб разобрал только:

—... в этом вы были правы!

Дым окутал его таким густым облаком, что он почти не мог дышать. «Я сейчас задохнусь», — подумал он. Гаэль тоже сотрясалась всем телом от мучительных приступов кашля. Пламя, пожиравшее распятие, подбиралось и к ней. Затем она хрипло закричала, чтобы он забрал у нее Аннабель.

Сколько времени ему оставалось на раздумья? Доля секунды? К тому моменту, когда он донесет Аннабель до окна, огонь может добраться до Гаэль. Он представил, как она умирает, скорчившись в каменной нише... Нет, только не это!

— Нет! — хрипло закричал он ей, — Иди сюда! Иди же!

Они смотрели друг на друга сквозь густую дымовую завесу с ужасным запахом формалина и горящей плоти. Оба понимали, что поставлено на карту. Спасти ребенка или Гаэль... Невозможный выбор!

— Иди сюда вместе с ней! —закричал он.—Скорее!

Пусть уж лучше он увидит, как обе падают в огненную бездну, чем делать выбор... Это выше его сил.

Стиснув зубы, Гаэль подхватила Аннабель под мышки и поставила на перекладину раскаленной лестницы. Шиб, то и дело кашляя, тоже сделал шаг вперед. Лестница задрожала. Гаэль поползла, обхватив одной рукой Аннабель и прижимая ее к левому боку. Ноги Аннабель раскачивались в пустоте. Девчонка была тяжелой — Шиб помнил это по собственному опыту, когда вытаскивал ее из колодца. Шиб— персональный телохранитель и спасатель семьи Андрие — стоял на четвереньках, вцепившись в лестничную перекладину, а пламя внизу довольно урчало, как гурман, предвкушающий очередное блюдо обильной трапезы.

Гаэль продвинулась еще на две перекладины — сейчас она была уже на середине лестницы. Он видел ее покрытое потом лицо, чувствовал безумное напряжение всех мускулов. Хорошо, хорошо, малышка, ты— просто супергерой, давай же, ползи, ну еще немного, давай, мать твою, давай! Гаэль приближалась, сантиметр за сантиметром, он все отчетливее различал напряженные черты ее лица, вздрагивающие плечи, левую руку, конвульсивно обхватившую тяжелое тело ребенка, правую, покрытую волдырями, цепляющуюся за перекладины лестницы, словно рука зомби из фильма ужасов.

Шиб тоже преодолел несколько перекладин, двигаясь ей навстречу. Вдруг ему показалось, что лестница сдвинулась, и он застыл. Обрывки мыслей, обрывки видений... Бланш, ждущая снаружи, окаменевшая от ужаса, Гаэль, поджаривающаяся прямо на перекладинах лестницы, словно грешница на решетке святого Лаврентия, Аннабель, падающая вниз, на обугленный труп своего отца... «Господи, спаси их, — прошептал он про себя, — и я никогда больше не буду спать с Бланш...» Напрасное обещание... И лживое к тому же... Ты не способен даже на такой обет, Шиб Морено, ты просто трус, охваченный болезненным желанием, жертва собственных безумных порывов...

ГДЕ ЛУИ-МАРИ?..

Этот вопрос внезапно полыхнул в его мозгу, как разорвавшаяся граната. Шарль мертв, но где его брат? Почему он единственный отсутствует на этом грандиозном холокосте? Почему пожар начался именно в тот момент, когда Луи-Мари и его мать находились вне стен часовни? Кто мог любить Бланш до такой степени, чтобы ненавидеть всех остальных, кто пользовался хоть крупицей ее любви? До такой степени, чтобы заляпать спермой фотографию, на которой она стояла в окружении остальных членов семьи? До такой степени, чтобы убить свою собственную сестру в приступе безумной ревности? Кто мог утопить малыша Леона в ванне? Господи, Шиб, какой же ты дурак! Подумать только— ведь он смеялся тебе прямо в лицо, стоя на лестнице в каске своего деда... Но возможно ли это?.. Чтобы четырнадцатилетний мальчишка?..

Но на все эти вопросы не оставалось времени. Гаэль с неимоверными усилиями толкала девчонку перед собой, и он смог наконец вцепиться в волосы Аннабель, потом — в воротник блузки и начал медленно подтаскивать ее к себе. Лестница была горячей, очень горячей... а перекладины — такими твердыми... Наконец, посадив Аннабель на краешек оконной ниши, он повернулся к Гаэль, и тут лестница соскользнула вниз.

В последний момент Шиб успел подхватить ее ногами и подтащить за перекладину к окну. Потом он схватил Гаэль за волосы и резко потянул вверх. Ее лицо оказалось на уровне его колена, затем — бедра. Он ощутил запах горящих волос, тяжесть ее тела, прижавшегося к его телу, пахнувшего горелой плотью и страхом, вытолкнул Гаэль в окно и сам высунулся наружу — там было так хорошо — Бланш успела принести откуда-то стремянку и сейчас пыталась вскарабкаться по ней, поминутно срываясь, но возобновляя свои попытки с маниакальным упорством кошки, стремящейся поймать бабочку. Бабочка на щеке Коста... Шиб, опомнись, спусти эту чертову лестницу вниз! Бланш вытянула руки вверх и подхватила протянутую им лестницу, даже не замечая, насколько та раскалена. Затем она поставила лестницу на землю и вдруг резко спрыгнула со своей стремянки и бросилась бежать. Это что— сон? Шиб, ты соображаешь, что происходит? Почему она убежала? Не важно, продолжай свое дело— это как в жизни: пока ты не умер, двигайся дальше! Наконец-то раскаленная лестница одним концом уперлась в траву— влажную, зеленую, свежую! Энис, ни о чем не спрашивая, не говоря ни слова, начала спускаться и очень быстро достигла земли, не переставая всхлипывать. Затем пришла очередь Гаэль— медленными, неуверенными движениями, как старуха, она спускалась, с трудом одолевая перекладины одну за другой. Из разбитой нижней губы сочилась кровь, но казалось, Гаэль этого не замечает. Шиб невольно бросил последний взгляд вверх— к пламени, уже пожравшему двоих. И вдруг дверь часовни распахнулась, вызвав резкий порыв сквозняка и с новой силой взвихрив языки пламени. Шиб растерянно смотрел на пошатывающуюся фигуру, стоявшую на пороге. Луи-Мари! Но, если он пришел сюда, значит, хотел их спасти.., Значит, это не он...

Еще не додумав до конца, Шиб во весь голос закричал:

— Уходи! Уходи отсюда! — одновременно с отстраненным любопытством наблюдая, как его губы движутся словно сами по себе. Луи-Мари повернул к нему голову. На лице его явственно читалось удивление, на щеках и на шее алели пятна крови. Крови? Шиб увидел, как он медленно входит внутрь, шатаясь, как пьяный. Его лицо было все еще повернуто в сторону Шиба, глаза смотрели с грустью и упреком... Но тут жадное пламя охватило его со всех сторон, заставив закричать — это был немой крик, который Шиб не услышал, но увидел в глазах Луи-Мари.

И вот он не видит уже ничего, кроме густого столба дыма, который скрыл от него смерть Луи-Мари, корчащегося в огне, словно картонная марионетка, танцующая адскую джигу...

Тогда он подхватил Аннабель, спустился вниз, ни разу не оступившись, положил ее на траву и потерял сознание.

Загрузка...