Мастодония

14

Я поймал первый взгляд Райлы, когда она сходила по трапу, и это был угрюмый, жесткий взгляд. Но, увидев меня, она улыбнулась и заторопилась вперед. Я обнял ее и сказал:

– Как хорошо, что ты вернулась! Последние три дня мне было очень одиноко.

Она подставила лицо для поцелуя и прижалась к моему плечу.

– Как я рада видеть тебя, Эйса, – прошептала она, – и приятно вернуться домой. Какое ужасное время!

– Что случилось, Райла!?

Она отодвинулась и подняла на меня глаза.

– Я опечалена и обозлена. Мне никто не верит.

– Кто тебе не верит?

– Куртни Мак-Каллахен, к примеру. Тот юрист, о котором я тебе говорила. Мы давние друзья, и никогда не было такого, чтобы он мне не поверил. Но на этот раз он упал лицом в руки и так хохотал, что все тряслось. Потом он поднял голову, снял очки, вытер слезы и снова смеялся так, что с трудом мог говорить. Захлебываясь смехом, он выговаривал: «Райла, я тебя знаю давно. Не знаю, что это на тебя нашло. Я никогда бы не подумал, что ты можешь выдумать что-нибудь этакое». «Что – этакое?» – спросила я, и он сказал, что принимает это за шутку, но прощает меня, хотя я и отняла у него день. Тогда я рассердилась и сказала, что никакая это не шутка и что мы хотели бы, чтобы он представлял нас, защищал наши интересы и нас самих. Мы нуждаемся в таком человеке, и разве мы не можем просить об этом его, а он сказал, что если то, что я рассказала – истина, то пусть мы не сомневаемся, защитник нам нужен. Но он отказывается мне верить. Думаю, он понял, что я не шучу, но что он там думал – не знаю. Тем не менее, он все же не поверил ни мне, ни моему рассказу. Он пригласил меня на обед с шампанским, но я все равно его не простила.

– А будет ли он нас представлять?

– Могу прозакладывать душу – будет. Он сказал, что если я смогу представить ему доказательства, он бросит все на свете. Затем он оставил эту тему и стал говорить о работе его ассоциации. И дал нам неограниченное время. Он сказал, что в любом случае нам нужно неограниченное время. Но когда он отвозил меня в отель и пожелал мне доброй ночи, он все еще посмеивался.

– Но, Райла, доказательства…

– Погоди немного. Это еще не все. Я отправилась в Нью-Йорк и поговорила с Сафари Инкорпорейтед. Они заинтересовались, конечно, но, хотя и не смеялись мне в лицо, все же были очень скептичны. Было ясно, они думают, что я просто лгу или разыгрываю их, хотя их и беспокоило, что они не могут себе представить, в чем я лгу и зачем я это делаю. Их Главный, старый, надутый официальный британец, который был вежлив более других, сказал мне: «Мисс Эллиот, не знаю, о чем идет речь, но если это не явная выдумка, могу вас уверить, что мы будем чрезвычайно заинтересованы». И еще он прибавил: «Если бы я не знал о вас до этого, я бы и слушать не стал».

– Ты знала его раньше?

– Да нет, не его лично, а его группу. Несколько лет назад я купила у них приличное количество материала, накопившегося за годы, с которым они не знали, что делать: слоновую кость, скульптуры туземцев, страусиное перо и прочий такой же хлам. Я взяла все, что у них было, и они заключили меня в объятия. Я ведь ушла куда дальше их в понимании интересов и запросов публики, знаю за что она заплатила бы деньги, поэтому мы получили на этом достаточную прибыль. Каким-то образом эта группа получила сведения, как хорошо мы все использовали, и я выросла в их глазах. Позже они сами спрашивали, не буду ли я заинтересована, если они приготовят еще одну партию барахла. Видишь ли, они не занимаются розничной продажей, поэтому должны искать кого-нибудь…

– Как я понимаю, – перебил я ее, – они хотели бы доказательств, как и твой старый друг Куртни.

– Правильно, – сказала она, – и самое смешное, что они заинтересовались динозаврами. Они прямо опешили, когда я спросила, могут ли они получить клиентов для охоты на динозавров. Не на мастодонтов, не на мамонтов, не на саблезубых тигров, не на пещерных медведей и даже не на тиранотериев, а на динозавров, больших и злобных зверей. Я спросила их, какое ружье годится на большого динозавра, и они ответили, что не знают, но, пожалуй, больше, чем любое, которое когда-либо было сделано. Я спросила их, есть ли у них такие ружья, и они сказали, что да, парочка есть, и они еще никогда не использовались. Они не были уверены, изготавливают ли еще такие ружья. Это слоновые ружья, но теперь, с появлением скорострельных ружей, их стали делать гораздо меньшего калибра. И, кроме того, в наши дни отстреливается не так уж много слонов. Итак, сказала я, во имя господа, я хочу купить эти два ружья, и после некоторых колебаний они согласились продать их мне. Не сомневаюсь, они подумали, что я не в своем уме. Они запросили с меня по тысяче за штуку и при этом клялись, что теряют на этом деньги, отдавая в придачу патроны бесплатно, чтобы подсластить сделку. Возможно, они и в самом деле потеряли на этом, но все равно это был мертвый товар, который никто другой не взял бы. Эти ружья чудовищны. Весят они, должно быть, фунтов по двадцать, или около того. И патроны размером с банан.

– Постой, – сказал я, – ты, должно быть, думаешь, что я отправлюсь туда и подстрелю пару карнозавров только ради доказательств. Но лучше бы тебе подумать еще разок. Мне пришлось помаршировать с двадцати двух, но тут дело иное. Чтобы стрелять из этих древних слоновых ружей, нужен более крупный мужчина.

– Ты достаточно крупный, – возразила она, – и тебе, возможно, не придется стрелять. Твоя роль – защита, и больше ничего. Ружья – именно на случай, если появятся карнозавры, когда я буду снимать на кинопленку. Я купила и кинокамеру – цветная пленка, звук, телескопическое изображение, все, что нужно.

– А зачем два ружья? Человек больше одного не унесет. Ты же будешь связана кинокамерой.

– Я взяла два ружья, – ответила она, – потому что думаю, что ты не должен идти один. Мы не знаем, на что это похоже. Я рассчитывала, что ты уговоришь кого-нибудь из своих старых друзей…

– Райла, мы же договорились хранить это пока в секрете. Уже начинают просачиваться слухи. Бен Пейдж что-то вызнал у Хайрама и полон подозрений, потому что Хайрам важничает.

– Мы должны сохранить это в тайне, – возразила она, – но нам нужно вернуться домой живым, иначе все доказательства мира будут ни к чему.

Мне это не нравилось, но в том, что она говорила, была логика.

– Может быть, Бен пошел бы с нами, – сказал я. – Он может стать неплохим напарником. Он воображает себя великим охотником и, несомненно, охотник он неплохой. Каждую осень он отправляется на север в олений сезон, охотится в Канаде и на Аляске на лосей, горных баранов, гризли. Несколько лет назад он добыл кадьяка. И карибу. О карибу он рассказывает до сих пор. Многие годы он хотел отправиться в Африку, но не сделал этого, а теперь охота закрыта…

– А он пойдет с нами? И сохранит ли молчание о том, что видел, хотя бы на время?

– Думаю, да. Я ему немного рассказал о возможности того, что в колодце – космический корабль, и взял с него клятву не болтать. Он пока будет помалкивать, потому что хочет сам снять сливки.

– Нам нужен второй мужчина, – повторила она. – Не могу себе представить, на что похожа страна динозавров, но…

– Я тоже, – заметил я. – Там может быть просто ужасно. Там может быть вполне безопасно. И должна быть масса травоядных, все они мирные, как мне представляется. Но должны быть и хищники. Я не имею никаких соображений ни как они велики, ни как опасны.

– Мне хотелось бы получить несколько более свирепых экземпляров. Это бы устроило людей из Сафари Инкорпорейтед. Не знаю, сколько мы можем выжать из них, но догадываюсь, что немало. Кроме того, как много реальных, с горячей кровью, спортсменов, пропадающих в лесах, пожелали бы заплатить за то, чтобы быть первым человеком, застрелившим хищного, кровожадного динозавра!

Мы добрались до эскалатора, спускающегося на багажную площадку.

– Давай квитанции, я все это вытащу.

Она открыла кошелек и вытащила конверт с билетом.

– Лучше бы взять носильщика, – сказала она, протягивая мне конверт. – Там больше, чем мы можем унести.

– Два ружья.

– Два ружья. Патроны. Оборудование для киносъемки.

– Я возьму носильщика.

– Вся беда, – объяснила она, – в том, что я не могла ничего сказать им ни о какой машине. Если бы я сказала им, что мы изобрели машину времени, возможно, они бы мне и поверили. Мы во всем так доверяем машинам, они околдовали нас. Пусть бы я описала какую-нибудь теорию, выплеснула на них бессмысленные уравнения, это бы произвело впечатление. Но мне нечего было сказать. Если бы я рассказала им про Кошарика, вышло бы только хуже. Я просто сказала им, что мы разработали технику путешествий во времени, в надежде, что при упоминании о технике они будут предполагать машину. Но это, кажется, не возымело должного эффекта. Они все спрашивали о машине, и их смутило, когда я сказала, что машины нет.

– Без машины, – сказал я, – они должны принимать все на веру.

– Эйса, когда мы отправимся в прошлое снимать фильм, куда мы пойдем?

– Надо подумать. Еще не знаю. В поздний юр, может быть, или в ранний мел. В один из этих периодов, если ты хочешь найти великое разнообразие форм, хотя и в этом мы не уверены. Ископаемая летопись указывает на два периода, но ведь мы не имеем ничего, кроме окаменелых остатков. Вероятно, очень многое утрачено. Мы считаем эту летопись надежной, как будто знаем больше того, что знаем. На самом же деле мы находим только кусочки и отрывки и не имеем ясной картины. Но если бы мы отправились в ранний мел, то, пожалуй, не встретили бы того самого динозавра, которым наши охотники интересуются больше всего – старину тиранозаврус рекс.

– О нем они тоже упоминали, – сказала Райла.

– Рекс появился позднее, по крайней мере, мы так думаем. Там могли быть и более крупные, и более злобные динозавры, чем он, но их окаменелые остатки нам не посчастливилось найти. В любом случае, нет ничего ужаснее, чем столкнуться с ним. Восемнадцать футов высотой, пятьдесят футов общей длины, восемь или более тонн веса и бессмысленный охотничий инстинкт. Мы не знаем, много ли их было. Скорее всего, не очень. Чтобы охотиться на него, пришлось бы побегать. Такой крупный хищник, как он, видимо, только для поддержания жизни нуждался в территории, измеряемой многими квадратными милями.

– Обсудим это позже, – сказала Райла.