Матёрый

Глава 22 ОДИНОЖДЫ ОДИН

Спросонья Громову показалось, что его разбудил истошный вопль, но вскоре он распознал в утренней тишине дурашливые крики петуха-горлопана.

Он провёл ночь на втором этаже своего дома один.

Саня предпочёл остаться внизу, так и не решившись переступить порог комнаты, в которой умерла его любовь. Громов его понимал. Ему тоже было здесь не по себе. Исчезло продырявленное пулей стекло, исчезла лужа крови, пролитая этой пулей, не стало той, которая ещё позавчера расхаживала по комнате, дразня Громова. Но все осталось. Ксюхин голос. Её печальная улыбка, жесты, которыми она прикасалась к заинтересовавшим её предметам, сами предметы: лампа, подсвечник, барометр, телевизор.

Ходики снова остановились, и стрелки уныло обвисли на круглой кошачей мордочке. Было очень тихо. Слишком тихо. Невыносимо.

Поднявшись с дивана, Громов сунул в зубы сигарету и включил телевизор, разогревавшийся важно и неторопливо, как самовар. Его полированные бока стоили сегодня немногим меньше электронных внутренностей, но он до сих пор кое-как функционировал, хотя безбожно перевирал цвета, подменяя жёлтое — зелёным, а красное — синим. Зато самодельная антенна из обычной линейки и медной проволоки ловила целых пять программ. Вполне достаточно, чтобы убить время, пока спит Саня.

Прихватив пепельницу, Громов опять улёгся на диван. На тусклом экране проявилось светлое пятнышко, разрослось с шипением и превратилось в миловидную особу на фоне карты России. Особа взмахивала своей ручкой, как волшебной палочкой, но ничего изменить к лучшему не могла. Все та же жара почти по всей территории.

Когда отмельтешила реклама, на экране возникло странное существо с отбеленными волосами. То ли старуха, прикидывающаяся мужчиной, то ли пожилой дядька, нарядившийся смеха ради женщиной.

Артистическая натура, предположил Громов, и не ошибся. По-жабьи открывая рот, обильно напудренное существо рассказывало о своей новой концертной программе. Ведущий изображал почтительное внимание, но Громов не был обязан внимать этой ахинее и с удовольствием воспользовался своей независимостью.

Пульт ему заменяла собственная правая нога, большой палец которой дотягивался до любой кнопки переключения каналов. Он выбрал первую по счёту и наткнулся на старый-престарый фильм, смотреть который было особенно приятно потому, что почти каждая реплика героев была известна заранее.

Потом была программа новостей, выдержанная в строгом официальном тоне. Потом ещё что-то — яркое, забавное, шумное. Кажется, видеоклипы. Или мультфильмы.

Пора было вставать, но последовательность действий требовала нажатия на пятую кнопку, и Громов нажал. После чего рывком сел и уставился в экран с таким вниманием, которое явно не понравилось бы главному герою передачи.

Это был местный канал, региональный. В студии телекомпании «Ракурс» не пели, не плясали. Здесь знакомили зрителей с важнейшими новостями родного края, и нынешним утром гвоздём программы был и.о. губернатора Курганской области, а на самом деле её полновластный хозяин. Белые буковки в нижней части экрана свидетельствовали, что этого человека величают Рудневым А.С., хотя Громов помнил его под кличкой Итальянец. Некоронованный криминальный авторитет, по приказу которого бандиты вознамерились установить новый порядок в мирном дачном посёлке. Все эти садыкбековы, шкреки и эрики расплодились повсюду под его чутким руководством. А Руднев как ни в чем не бывало распинался по поводу жилищных проблем. Он намеревался что-то строить.

— На чьих костях на этот раз? — мрачно полюбопытствовал Громов.

«…этот вопрос так или иначе затрагивает каждого жителя нашего города, — откликнулся Итальянец. — Но решит проблему не бог, не царь и не герой. — Он тонко улыбнулся. — Это наша с вами общая задача…»

На экране он выглядел синюшно-зелёным, как вурдалак. Он смотрел Громову в глаза — победоносно, нагло, вызывающе. Он собирался попить ещё немало кровушки, и не было никаких шансов добраться до его сердца осиновым колом или серебряной пулей. Потому что Итальянец являлся призраком, таким же эфемерным, как телевизионное изображение Александра Сергеевича Руднева. Он не фигурировал ни в уголовных делах, ни в оперативных донесениях, ни в протоколах. Фантом. Химера.

Под началом этого оборотня находится целая армия упырей помельче, подумал Громов. Днём и ночью, ежечасно, ежеминутно они вышибают из кого-то долги вместе с мозгами, гнусаво диктуют свои условия, трясут, выставляют, канают, кидают, бесогонят, трахают, обламывают рога, ставят на уши. Вся область обложена непомерной данью этого воинства.

А на вид все так пристойно. И на слух тоже.

Существует жилищная проблема, существует губернатор, озабоченный ею до невозможности, а ещё есть некое АОЗТ «Самсон», которое берётся в меру сил и возможностей наращивать жилищный фонд Курганска, и в подрядчиках у него — не абы кто, а турецкая строительная фирма. Если верить Рудневу, то часть особняков, которые вырастут на месте дачного посёлка, будет передана в распоряжение городских властей. Там можно будет разместить детский дом, профилакторий или что-нибудь другое, не менее полезное и нужное. Когда-нибудь потом. Позже. Это ведь звучит лучше, чем никогда?

Наверняка вся эта афёра затеяна не случайно, не с бухты-барахты. Что-то Итальянец просчитал, что-то продумал, каким-то образом нашёл свою выгоду, ради которой он и живёт на этом свете. Но Громова совершенно не интересовала механика этого дела. Он знал твёрдо одно: нельзя, чтобы на островке, где похоронена Ксюха, возник какой-нибудь ресторан с итальянской кухней, где будут насыщаться, поплёвывая в воду, счастливые обладатели особняков. Пусть они сорят деньгами где-нибудь ещё, Громов не возражал. Но не здесь. Не в этом посёлке, возведённом не их руками. Не на этой земле, политой чужими кровью, потом и слезами.

— Не обломится тебе здесь ничего, Корлеоне недоделанный, — пробормотал Громов.

Итальянец его услышал. Снисходительно улыбнувшись, он сказал:

— Я и моя команда привыкли руководствоваться одним простым, но действенным лозунгом: «Сказано — сделано». Я привык претворять свои планы в жизнь немедленно, не откладывая их в долгий ящик. — Он обращался уже не столько к телезрителям, сколько к ведущей, в которой Громов не без удивления опознал свою знакомую — Людмилу. Она прямо вся извелась в своих тесных брючках, бросая взгляды на часы, а Итальянец посматривал на неё, как кот, подстерегающий доверчивую птичку. — Так что, — говорил он, чуть ли не облизываясь, — в заключение беседы хочу пригласить вашу съёмочную группу на место событий. Милости прошу ко мне в пятницу в первой половине дня. Вместе прокатимся с турецкой делегацией за город… Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать… А? — Итальянец интригующе хохотнул.

Громов резко подался вперёд. Неужели он не ослышался? Неужели завтра Итальянец действительно осчастливит своим присутствием посёлок Западный?

Людмила вся затрепыхалась в не менее радостном экстазе, чем тот, который не так давно испытала на этом самом диване, когда лежала под Громовым.

— Конечно, — чирикнула она. — Мы с радостью принимаем ваше приглашение. Нашим зрителям будет интересно проследить за развитием событий.

— Ещё как! — машинально подтвердил Громов, невидящие глаза которого были устремлены на экран. И хотя никакого Итальянца там уже не наблюдалось, он обращался именно к нему, когда мрачно произнёс:

— Ну что, Руднев А. С.? Теперь за спинами пацанов не спрячешься, м-м?

«Мы в расчёте».

Вот и весь текст послания, оставленного Саней.

Его расчёт был предельно прост. С кухонного стола исчезла бутылка водки, из холодильника — упаковка крабовых палочек, а из-под дивана, на котором спал Громов, — заряженный револьвер.

«Стреляться вздумал, что ли? — тоскливо подумал он. — Только этого мне не хватало!»

Саня исчез с оружием в самый неподходящий момент. Без общества вздорного мальчишки Громов обошёлся бы, причём с превеликим удовольствием.

Но револьвер! Ему как раз нашлось достойное применение, а он оказался в руках юного истерика. Забился небось в какую-нибудь щель, как таракан, и барабан с демонической улыбкой крутит. «Погиб поэт, невольник чести», и все такое. Если напьётся — пьян, может и пальнуть в свою бестолковую башку.

Где же его теперь искать?

Громов натянул джинсы и вышел из дома. Во дворе его поджидал чёрный соседский пёс с героической кличкой… Рэмбо? Ах да, Рокки… Он сидел в нескольких шагах от крыльца, с видом виноватым и торжествующим одновременно. Его глаза то блудливо ускользали в сторону, то вопросительно поглядывали на человека, как бы спрашивая совета.

— Ну, что там у тебя? Выкладывай, — рассеянно сказал Громов, озираясь по сторонам.

Он не ожидал, что его предложение будет выполнено столь буквально. Рокки осторожно приблизился и выложил из пасти на крыльцо блестящую штуковину с обрывками цепочки. «Золото, — определил Громов, вертя в руках стрекозу. — Золото плюс целая россыпь драгоценных камней. Если бриллиант в лапах стрекозы настоящий, то кулон должен стоить целое состояние».

Рокки выжидающе смотрел на Громова, доволен ли?

Странный пёс. О сороках-воровках, падких на «все блестящее, Громову слышать доводилось. Но собаки…

— Где ты это взял, м-м? — спросил он.

— Ау-уф! — неопределённо отозвался Рокки.

— Очень вразумительно, — сказал Громов. — Спасибо за исчерпывающую инфор… Черт!

Присмотревшись к неожиданному дару, он обнаружил на звеньях цепочки бурые пятна. Абсолютно чистого золота, конечно, в природе не существует, но обычно его все же отмывают от крови, а не выставляют его сомнительное происхождение напоказ.

Соседский дом угрюмо наблюдал за Громовым всеми своими тёмными окнами. За ними что-то явно таилось. Что?

Стиснув стрекозу в кулаке, он двинулся туда, отметив про себя, что Рокки занервничал, засучил лапами, а с места так и не сдвинулся. Только проводил Громова трагическим взглядом. «Не надо, — умоляли его глаза. — Не ходи туда, останься со мной».

На участке — ни рабочих, ни охранников. И гнетущая тишина вокруг. А в самом доме скопилось слишком много зелёных мух и веяло нехорошим покоем.

Вечным.

Разгадка крылась наверху. Здесь царил разгром, напоминавший последствия пьяной оргии. Загулявшая парочка валялась прямо на полу. Растерзанный холуй Суля в спущенных до щиколоток штанах и совершенно голая девушка — бледная, худенькая, с закрытыми глазами. Похоже, она не дышала.

Очень осторожно, чтобы не наследить и не оставить нигде своих отпечатков, Громов подошёл поближе. Суля лежал на животе со свёрнутой набок головой. Скорее всего, перед смертью он насиловал бедняжку, приковав её за ногу к сейфу. Но обрывки ремешка на его собственных руках свидетельствовали о том, что и сам он являлся пленником. Как это произошло, Суля, естественно, рассказать не мог.

Его лицо приняло тот неприятный тёмный оттенок, которым наливаются сгнившие изнутри овощи.

Только рыжая поросль на голове сохранила прежний задорный цвет. Но её обладатель уже никогда не пригладит её ладонью, отправляясь по своим мутным делишкам. И не поведает миру о том, что он не поделил с хозяйским ротвейлером.

Прислушавшись к себе, Громов понял, что лично он ничего не желает знать о произошедшей в доме трагедии. Скорее всего, разгадка крылась в золотой стрекозе. Потому что лучше не задаваться вопросами, на которые можно получить слишком обескураживающие ответы. Мёртвым — их тайны, а живым…

Нагнувшись, Громов поднял брелок с ключами от автомобиля. Он вывалился из спортивных штанов покойника и был украшен эмблемой «Мицубиси».

Хитрая вещица, открывающая машину на расстоянии, хвастливо тявкая при этом.

Выглянув в окно, Громов отыскал глазами крышу вороного джипа. Она темнела за деревьями, как лоснящаяся спина одинокого буйвола в загоне. Если бы она попалась на глаза Громову вчера, когда он разгружал самосвал кирпича, вряд ли «Мицубиси» выглядел сегодня так нарядно. Громов подбросил брелок на ладони и сунул его в карман джинсов. Он ещё не знал, как использует находку, но это было даже хорошо. Будет чем занять мысли. Куда более приятная тема для размышления, чем эти…

Бросив последний взгляд на покойников, Громов начал спускаться по лестнице, когда был остановлен слабым металлическим звяканьем. Он медленно обернулся, ожидая увидеть направленное в спину оружие, но позади ничего не изменилось. Почти.

Нога девушки, которая только что была согнута в колене, теперь вытянулась на полу.

«Так, быстренько убирайся отсюда, пока она не очнулась, — сказал он себе строго. — Хватит с тебя чужих проблем. Только и знаешь, что путаешься в них».

Это было абсолютно верное решение. Единственно правильное. Спустившись ещё двумя ступенями ниже, Громов выругался и повернул обратно. На то, чтобы разомкнуть браслеты наручников с помощью отломанного зубца вилки, ушло две минуты. Ещё минута — и завёрнутое в плед тело легло поперёк громовского плеча. Но его вовсе не радовала собственная расторопность. Выражение лица оставалось мрачным, как будто он взвалил на себя чужой крест, с которым не очень-то весело шагать по жизни.

Снаружи его встречали солнце, птичьи голоса и Рокки, застывший подле крыльца чёрным изваянием.

Он явно ждал приговора. Когда Громов взглянул на него сверху вниз, его голова виновато свесилась.

— Будет тебе кокетничать! — невесело усмехнулся Громов. — Мы с гобой одной крови, ты и я. Но нашу охоту не назовёшь счастливой, м-м?

— Угум, — согласился Рокки, отвесив что-то вроде неуклюжего поклона.

— То-то, — буркнул Громов, направляясь со своей ношей домой. Его тень и впрямь выглядела так, словно он нёс на плечах крест.

— Вода не слишком холодная? — угрюмо спросил Громов. — Может, подбавить кипяточку?

— Нет! — поспешно выкрикнула девчушка за его спиной. Судя по плеску, произведённому при этом, она попыталась нырнуть в выделенный ей тазик с головой.

— Не бойся, — заверил он её. — Я тебя не обижу.

— Они тоже так говорили.

— Кто они?

— Комиссар и Суля.

— Как же ты к ним попала, дурашка?

— Не ваше дело!

— И как тебя зовут — тоже не моё дело?

— Не ваше! — Через несколько секунд сквозь плеск воды прорвалось неуверенное:

— Вообще-то я Варя.

— А я Громов.

— У вас какая-нибудь одежда найдётся, Громов?

— Старое платье моей дочери. Устроит?

— Вполне… Давайте его сюда. Только не вздумайте оборачиваться! Закричу!

— Раньше надо было кричать. — Громов наугад протянул Варе платье. Оно было выхвачено с такой поспешностью, что он едва не остался без пальцев.

— Эти подонки обещали убить моего папу. Или засадить нас обоих в тюрьму.

— Ну, это вряд ли, — откликнулся Громов, вовсе не испытывая той убеждённости, которая прозвучала в его голосе. — Кстати, твой отец кто?

— Так называемый простой человек, над которым сегодня позволено измываться всем, кому не лень.

Он на стройке работал, у этих сволочей.

— Ванька? — осенило Громова. Он вдруг понял, кого смутно напоминает ему девчушка.

— Почему это — Ванька?! — возмутилась Варя. — Иван Сергеевич он… Все, можете поворачиваться.

Громов пересел и, бросив взгляд на забрызганный пол, неодобрительно покачал головой. Как и следовало ожидать, смутившаяся девчушка пообещала все за собой убрать, а он бросил короткое: «Надеюсь».

Чтобы вывести человека из шока, лучше всего загрузить его бытовыми проблемами, не давая сконцентрироваться на своём горе. Это все, что мог сделать Громов для Вари, — не мешать ей делать вид, что ничего не произошло, и даже подыгрывать ей. Довольно лёгкая задача, учитывая, что Суля благополучно подох без его участия, а Комиссар исчез в неизвестном направлении.

— Куда тебя отвезти? — сухо спросил он.

— Никуда, — ответила Варя.

— Разве ты не собираешься домой?

— Собираюсь. Но я доберусь сама.

— Как хочешь, — буркнул Громов.

— Надо же, какое благородство! — воскликнула Варя. — А я уж решила, что отныне должна делать только то, что требуют от меня всякие… — Она запнулась и прикусила губу. — Извините.

— Ничего. Просто там, у ворот, в последнее время дежурят дебилы вроде соседских охранничков, — начал было Громов, но договорить не успел.

— Поэтому я должна обходить их десятой дорогой? Не дождётесь!

Громов поднялся с табурета и подошёл к Варе, застывшей на пороге его дома.

— Я хотел сказать совсем другое, — сказал он. — Ну, например, что если тебя обидят, то ты знаешь, к кому обратиться.

— Спасибо. — Она опустила голову.

— Но главное не в этом, — продолжал Громов. — Может быть, ты не помнишь, но не так давно всякая мразь пряталась от порядочных людей, а не наоборот, как это происходит сейчас. Так вот: это время обязательно вернётся. Надо только перетерпеть.

— Само собой вернётся?

— Нет. Но это не твоя забота. Ты просто верь, что так будет.

— Хорошо, — согласилась Вера, — я постараюсь.

Когда она ушла, Громов вдруг почувствовал себя настолько одиноким, что обрадовался бы даже возвращению Сани. Однако лишь чужой пёс дожидался его снаружи. Такой же неприкаянный, как сам Громов.

— Тоскливо тебе одному? — спросил он у Рокки.

— Угум, — откликнулся тот.

— Тогда пойдём со мной. Попробуем найти одного глупого мальчика, который вздумал играть в мужские игры.

Пёс в два прыжка догнал человека, пристроился рядом и перешёл на важное шествие с высоко поднятой головой и выпяченной грудью. Хоть медаль на такого красавца навешивай. Или его законный трофей — драгоценную стрекозу.

Они на пару прогулялись по посёлку, а потом — вдоль ставка, но Сани нигде и в помине не было.

Стоя на берегу, Громов машинально швырял в воду камешки, наблюдая за расходящимися кругами. Так разрастаются события, вызванные мелкими на первый взгляд причинами. А потом пересекаются и сталкиваются, меняя направление. Круги на воде.

Очередной брошенный камешек заставил Громова насторожиться. Он породил не только всплеск, но и приглушённый звук совсем другого рода. Цвиньк!

Прямо напротив Громова находилась цистерна затонувшего бензовоза — та самая, которую вчера оседлал Саня.

Взгляд Громова переметнулся к воротам в дачный посёлок. Там заступили на пост новые охранники, и так будет продолжаться, пока сидит на своём троне Итальянец, отдающий приказы. А револьвер, которым можно было угомонить его навсегда, исчез. Есть только ключи от чужого джипа.

Между сведёнными бровями Громова проступили две горизонтальные морщины. Некоторое время он оцепенело смотрел на рябь, бороздящую поверхность ставка, а потом присел рядом с Рокки и потрепал его по загривку.

— Порядок, — пробормотал он. — Теперь обойдусь без «Мистера Смита».

Треугольные уши пса сделали вопросительную стойку, но тут же опали бестолковыми лопухами. Он не понимал. Точно так же, как осиротевший джип, который дожидался своей участи, не подозревая, что она уже решена. Могучий вездеход, весящий чуть меньше трех тонн. Японский внедорожник, способный преодолевать самые крутые откосы. Выбраться на таком из посёлка окольными путями, минуя пост у ворот, — раз плюнуть.

Громов проник на соседский участок и, направившись прямиком к этому чуду техники, обошёл его вокруг, оглаживая лакированные бока. Джип должен был сослужить свою службу ночью, а пока незачем ему мозолить глаза прохожим и охранникам.

Волшебный брелок разблокировал двери джипа.

Забравшись внутрь, Громов обнаружил документы на традиционном месте — за солнцезащитном козырьком. А в заднем кармане джинсов у Громова хранилось отличное средство для отпугивания придорожных милиционеров — строгая корочка сотрудника ФСБ, которую у майора не удосужились изъять. Пока. Все шло к тому, что его карьера подошла к логическому завершению. Странное дело, но это его совершенно не волновало. Как незапертая дверь дома.

Как пропавший Саня. Громов наметил для себя «одну — самую важную, самую определённую — цель и больше не хотел отвлекаться на посторонние задачи.

— Садись, Рокки, — предложил он, похлопав по соседнему сиденью, — прокатимся.

Пёс потупился и остался на месте. Его большая голова понуро свисала между широко расставленными передними ладами. Видимо, хозяйский джип пробудил в нем кое-какие воспоминания… и угрызения совести.

Громов медленно достал сигарету, медленно прикурил, не спеша включил зажигание. Ровно полминуты было дано псу на размышления. Потом передняя дверца захлопнулась, и джип сорвался с места.

Рокки, изменивший решение на тридцать первой секунде, долго гнался за джипом, но, наглотавшись пыли, отстал и прилёг в тени. Его бока ходили ходуном, алый язык болтался, как лист на ветру. Надеясь, что человек с глазами цвета зимнего неба ещё вернётся, он твёрдо решил, что в следующий раз лучше умрёт, чем оставит его одного.