Глава 23 МНЕ СВЕРХУ ВИДНО ВСЕ, ТЫ ТАК И ЗНАЙ

Если от посёлка махнуть в центр Курганска по прямой, птицей, то на расстоянии двенадцати километров от него можно обнаружить элегантное двенадцатиэтажное здание, возведённое в своё время по проекту главного архитектора города. Автомобильный спидометр намотал бы километров раза в три больше, но на тихую улочку, которая вела к зданию, сумел бы въехать далеко не каждый.

Это не означало, что там был создан маленький оазис для пешеходов. Машины сюда подъезжали, да ещё какие! Но лишь те, владельцы которых имели на то право. Новые хозяева жизни. Или хозяева новой жизни.

Справить нужду украдкой в одном из подъездов многоэтажного дома не удалось бы даже самому секретному агенту. Слишком много ведомственной и вневедомственной охраны было понатыкано вокруг, внутри и даже в припаркованных рядом машинах.

Круглосуточно хрипели рации, бесстрастно фиксировали происходящее глазки телекамер, несли службу системы сигнализации. Стены, двери и окна большинства квартир были снабжены несколькими слоями защиты. Дежурный наряд из соседнего отделения милиции добирался до дома за 1 минуту 49 секунд даже в приличном подпитии.

У телохранителей, сопровождавших здешних жильцов, встречались как табельные пистолеты, так и противозаконные «узи». Все зависело от того, кто кого и от кого охраняет. Народ в доме подобрался настолько разношёрстный, что редкие прохожие никогда не знали наверняка, кого видят перед собой: народного депутата, прокурора или бандита. Все они одевались примерно одинаково, передвигались на однотипных раздутых иномарках и глядели на окружающий мир с одинаковым высокомерием.

Среди этой публики и обосновался Александр Сергеевич Руднев, которому стало не слишком удобно оставаться в своём дворце после того, как он окончательно закосил под политика. Это был лучший из всех возможных вариантов. Универсальная конструкция дома складывалась из просторных квартир, расположенных на двух уровнях — прихожая, гостиная и кухня — внизу, а спальни и службы — этажом выше. Будучи персоной самой важной, Руднев устроился с наибольшим комфортом. Им были приобретены все четыре квартиры на лестничной площадке, образовав очень даже недурственные хоромы, где хватило места всем: и Рудневу с женой и сыном, и многочисленной челяди.

Квартиры соединялись между собой переходами, но доступ в рудневские апартаменты перекрывался при необходимости стальными панелями. И если никто не ведал, чем там занимается хозяин, то сам он имел возможность наблюдать за всеми благодаря системе телеобъективов. Сидя перед тремя цветными мониторами и переключаясь с канала на канал, можно было запросто возомнить себя всевидящим господом. Ещё недавно Руднев был очень близок к этому состоянию, но теперь все изменилась. Непонятки, начавшиеся в посёлке Западном, вывели его из состояния эйфории.

Выключив «Шарп», на грандиозном плоском экране которого давало телеинтервью его собственное изображение, Руднев вот уже в который раз взглянул на часы и решительно встал. До назначенной встречи оставалось целых пять минут, но терпеть дольше не было сил.

Для тайных встреч была приспособлена квартира в соседнем подъезде. Если бы кто-нибудь и взломал её металлическую дверь, обшитую дубом, украшенную глазком, звонком и табличкой с номером 35, то за ней обнаружился бы совершенно неприглядный антураж холостяцкой берлоги. Минимум мебели, максимум мусора и пустых водочных бутылок. Дверные замки стоили в несколько раз больше всего этого хлама. Они заставили бы попотеть даже опытного медвежатника и открывались ключами, когда Руднев отключал у себя электронный блокиратор.

Сам он проникал в квартиру сквозь узкий ход, прорубленный в бетонных плитах. Обычно люки были задраены. Но если было необходимо, Руднев в два счета мог исчезнуть из одного места, чтобы появиться в другом. Как чёртик из табакерки.

Он всегда чувствовал себя глуповато, проникая таким вот макаром сквозь стены. Когда ты выходишь из стенного шкафа, заставленного для блезира всякой рухлядью, нелегко сохранять внушительный вид, даже если твой костюм пошит в фешенебельном лондонском ателье «Лорд Кирчнер», а твой галстук стоит 314 долларов 99 центов, потому что на его изнанке красуется шёлковая роспись изготовившего его Пьетро Дельпоне. Или Пьедро Мальпоне. В общем, какого-то знаменитого искусника.

Визитёр, дожидавшийся Руднева в колченогом кресле, выглядел проще. Костюмчик на нем сидел препаршиво, галстук вообще отсутствовал. И все же он был одним из тех избранных, кого Руднев одарил ключами от явочной квартиры. Пусть заместитель начальника УБОПа совершенно не следил за модой, зато он был в курсе всех важнейших событий, происходивших в Курганске.

— Добрый день, — пропыхтел Руднев, выбираясь из чулана.

— Утро, — поправил его полковник Бурлаев. Такая у него была неприятная манера здороваться.

Брови Руднева сползлись мохнатыми гусеницами на переносице, однако больше он ничем не выразил своего неудовольствия. Слишком сложные отношения связывали его с этим человеком, не всегда и разберёшь, кто от кого зависит.

Стряхнув паутину с лацкана пиджака, Руднев устроился точно в таком же хилом кресле, что и собеседник. Их разделял столик со следами сигаретных ожогов и многое другое, невидимое невооружённым глазом. Не произнеся ни слова, полковник извлёк из нагрудного кармана пачку цветных снимков и развернул их веером, как заправский шулер. Позволив Рудневу полюбоваться крупными планами четырех мёртвых лиц, он прокомментировал:

— Это бандиты из самой опасной группировки города. Братья Садыкбековы, Шкрек, Рваный. Бычье, рядовые исполнители. А этот красавец,

— полковник перетасовал снимки и сложил их заново, — бригадир топ-компании…

Руднев помассировал виски. На фотографии была изображена беззубая голова, лежащая на куске грязного полиэтилена. Лицо закрыто слипшимися от крови волосами, но Руднев догадался. Эрик. Это действительно был он. В морге — отмытый, причёсанный, с головой, приставленной к туловищу, и линейкой на голой груди — он смотрелся гораздо пристойнее.

— Этот, — прокомментировал Бурлаев, — был обнаружен неподалёку от дачного посёлка. Того самого — Чертовщина какая-то, — пробормотал Руднев. — Заколдованный он, что ли?

— Эрик? — поинтересовался полковник с непроницаемым выражением лица.

— Посёлок! Как это было? Что с ним приключилось?

— С посёлком? — Заметив опасные огоньки в глазах собеседника, полковник Бурлаев решил, что валять ваньку не время и не место. Щёлкнув пальцем по глянцевому снимку, он доложил:

— Этот парень плохо кончил, очень. Чтобы достать его из машины, пришлось срезать крышу автогеном. Она оказалась под днищем встречного «КамАЗа», а это не шуточки.

Удивительно, что ему только снесло голову, а не смяло в лепёшку.

— Он обкурился? — с надеждой предположил Руднев. — Был пьян?

— Нет. Кто-то вывел из строя тормоза его машины, усадил его внутрь и пустил под горку. Эксперт утверждает, что в этот момент он был ещё жив.

— Почему же не сопротивлялся? Так и сидел истуканом?

Полковник отстранил фотографию, чтобы полюбоваться Эриком на расстоянии.

— Об этом можно только догадываться, — сказал он с удовольствием, — но руки у парня были сломаны — каждая в трех местах. Скорее всего незадолго до того, как его усадили в «БМВ» с перерезанными тормозными шлангами.

— «БМВ»? — Руднев встрепенулся. — Я точно знаю, что Эрик… гм, этот парень должен был пересесть на «Мерседес»!

— Числится за покойником такая машина, — согласился полковник. — Но она в авторемонтной мастерской. Со вторника.

— Что, тоже авария? — Руднев расслабил узел гажтука, твёрдо решив про себя снабдить явочную квартиру каким-нибудь плохоньким кондиционером.

Просто невыносимая духота, а пот наверняка оставит на белоснежной сорочке желтоватые пятна.

Полковник покачал головой:

— Мои ребята осмотрели «Мерседес». Говорят, его умышленно покурочили.

Не усидев на месте, Руднев вскочил на ноги и принялся мерить шагами почти пустую комнату. Тут было где разгуляться. «Не то что в общей камере следственного изолятора, куда ты рано или поздно угодишь, — саркастически подумал полковник. — Если доживёшь, конечно».

Деньги он уважал, а бандитов терпеть не мог. Это был тот случай, когда любовь сильнее ненависти, хотя и не намного. Сочетание столь противоречивых чувств приводило к тому, что полковник Бурлаев был постоянно преисполнен жёлчи.

— Кто мог покурочить «Мерседес»? — трагически воскликнул Руднев, остановившись напротив собеседника. — Зачем? И эти пять трупов! — Он раздражённо ткнул пальцем в снимки, разложенные на столе. — Чья это работа? «Конторы»? Каких-нибудь залётных отморозков? Но какого хрена им понадобилось в дачном посёлке?

Глядя не на Руднева, а на стену с отставшими обоями за его спиной, полковник заговорил, как бы размышляя вслух:

— Представим себе такую ситуацию. Есть группировка численностью в пару сотен стволов. А её лидер занят совсем другими делами. Шампиньоны там выращивает или в политику ударился, не знаю. — Пренебрежительный взмах рукой. — Вместо него у власти оказался какой-нибудь барыга, не пользующийся авторитетом. Держать воинство в ежовых рукавицах он не способен…

— Или делает вид, что он сбоку припёка, — подхватил Руднев, всем весом обрушившись в кресло.

— Никто к его мнению не прислушивается, — монотонно продолжал полковник, — а потому в группировке начался полный разброд. Вот и мочат друг друга бандиты от нечего делать.

— Или по чьей-то указке, — процедил Руднев. — Барыги, они ох какие ушлые бывают… Вот что. — Он требовательно взглянул на Бурлаева. — «Самсоновский» офис прослушивается?

— И проглядывается… Дело житейское.

Руднев удовлетворённо кивнул, хотя, по идее, милицейское признание должно было произвести прямо противоположный эффект.

— Вот! — воскликнул он. — Генеральным директором АОЗТ «Самсон», как вам должно быть известно, числится некто Губерман. Я хочу знать, чем он дышит сегодня, кто с ним рядом сшивается, о чем разговоры ведутся. Это возможно?

Полковник хмыкнул:

— Кто платит, тот и заказывает музыку. Хоть даже реквием Бетховена.

— Про реквием поговорим особо, — сказал Руднев, устремив взгляд в одну точку. — Вечером надо бы опять встретиться, часиков в шесть. Я у вас, кстати, деньги занимал, вот только запамятовал, сколько.

— Три тысячи, — буркнул полковник с отсутствующим видом.

— Точно, — согласился Руднев, вставая. — Вот вечером и отдам. Только разузнать бы о Губермане побольше. Интересная, оказывается, личность.

В ответ — ни слова, только — тяжёлые шаги и грохот захлопнутой двери. Но Рудневу было недосуг учить милиционеров хорошим манерам. Он стремительно нырнул в стенной шкаф, вернулся в свой кабинет, заблокировал запоры и тут же схватился за телефонную трубку. Ему не терпелось услышать голос Губермана, и это произошло уже после второго призывного гудка.

— Слушаю вас.

— Это я тебя слушаю, Боря, — добродушно пророкотал Руднев. — Внимательно.

Злополучный посёлок выбрал Губерман, он же им и занимался. Порядком пощипанную бригаду тоже он туда определял. И «Мерседес» вручал Эрику он…

Пока что Руднев не мог сложить воедино все факты, но надеялся, что сделает это очень скоро. Прижимая трубку плечом к уху, он намалевал на белом листе финской бумаги схематического человечка в очках.

Малюсенькую такую фигурку, возомнившую себя главной на игровом поле.

— Александр Сергеевич? — преувеличенно радостно откликнулся голос на другом конце провода.

Зачем Губерман переспрашивает? Разве не узнал?

Руднев помалкивал, а сам продолжал рисовать. На листе возник прямоугольник, оснащённый кружочками-колёсиками. Ручка добавила к воображаемому «Мерседесу» кудряшки дыма.

— Александр Сергеевич! — Теперь голос Губермана звучал так тревожно, словно он заблудился в темноте.

Чует кошка, чьё сало съела. Руднев улыбнулся.

— Я слушаю, слушаю, — успокаивающе произнёс он. — А ты ничего мне не рассказываешь, Боря.

— Эрик куда-то запропастился, — пожаловался Губерман.

— Вот как?

— Телефон не отвечает, дома никого. И другие пацаны исчезли…

— Какие ещё пацаны»! — машинально одёрнул собеседника Руднев. — Охранники из твоей фирмы, что ли?

— Ну да… охранники.

— В посёлке кто-нибудь дежурит?

— Трое.

— Трое, — повторил Руднев. Он как раз закончил рисовать пять могильных холмиков с крестиками.

Очень наглядно. Восемь минус пять будет три. Все сходится. — Что с заказчиками? — спросил он.

— Один сегодня окончательно созрел, Александр Сергеевич. Деньги приготовил, особняк себе подыскивает. А Эрика нет. Я же не могу сам… — Губерман запнулся.

Конечно, он не мог сам — пытать, убивать. Все всегда чужими руками.

Разглядывая изрисованный лист, Руднев сказал:

— Заказчик — это хорошо. Дорога, как говорится, ложка к обеду. Вечером можно будет разыскать этого твоего заказчика?

— Легко.

— Тогда будь на месте, Боря. Из офиса никуда не отлучайся. Я подошлю специалистов, поработаете вместе.

Губерман принялся что-то пояснять своим напряжённым, вибрирующим голосом, но Руднев заткнул его одним движением пальца. Положив телефонную трубку, он попытался определить, что за картина у него вырисовывается, и грязно выругался. Бред абстракциониста! Ни в какую логичную схему события последних дней не укладывались.

Рудневская рука яростно смяла лист бумаги вместе с маленьким человечком, изображавшим Борю Губермана.

* * *

Шестое чувство не обмануло Руднева — голос главы АОЗТ «Самсон» действительно звучал взволнованно. Хотя причиной тому послужило решение, принятое Губерманом, о котором Руднев пока что ничего не знал.

Мыслей в голове скопилось, как перьев в подушке.

Время от времени в кабинет заглядывали сотрудники, что-то докладывали, в чем-то оправдывались, а он их в упор не видел. Якобы выслушивал, деловито кивал и отправлял восвояси небрежным взмахом руки: позже разберёмся. В действительности же дела фирмы уже абсолютно перестали волновать Губермана. Он был занят тем, что обзванивал различные банки, трастовые компании и прочие места, куда мало-помалу вкладывал свои капиталы, утаённые от «семьи».

Чем дальше продвигалась работа, тем азартнее посверкивали стёклышки губерманских очков.

Некоторые из Бориных должников пытались оттянуть сроки выплат, ссылаясь на разные глупые обстоятельства, но он чётко говорил, куда должны быть перечислены деньги не позднее 10.00 завтрашнего утра, не ленясь лишний раз напомнить, где и на кого он работает.

На самом деле Губерман отныне работал исключительно на самого себя, горячо уважаемого и трепетно любимого. Вырисовывающаяся итоговая цифра — пять миллионов долларов — придавала ему уверенность в завтрашнем дне. До послезавтрашнего дня Губерман задерживаться в директорском кресле не собирался. Подсунуть Рудневу друга детства, Макса Мамотина, а самому срочно сваливать за границу — таков был его план. Как говорил смертник на электрическом стуле, «некогда мне тут с вами рассиживаться».

Что ж, в принципе Боря Губерман вовремя почуял, что запахло жареным, и все просчитал верно. Но не учёл лишь одной мелочи. В самый разгар переговоров с лимасольским «Hellenic Bank» в кабинете генерального директора АОЗТ «Самсон» ожили милицейские микрофоны, включавшиеся до сих пор урывками, в целях экономии магнитофонной плёнки. Медленно и неумолимо вертелись бобины, фиксируя каждое слово, произнесённое Губерманом. И обратного хода у этого процесса не было.

Загрузка...