Матёрый

Глава 7 ЧУЖАЯ СЕМЬЯ — ПОТЁМКИ

Обычно времяпровождение на даче не относилось к разряду любимых развлечений Людмилы, но теперь что-то изменилось. Появился новый стимул. Иначе зачем бы она вдруг водрузила на электроплитку тазик с водой, собираясь не только помыться, но и навести блеск на голове? И почему, раздевшись догола и обливаясь тёплой водой, она улыбалась вовсе не воспоминаниям о молодом супруге, дожидавшемся её в городе, а своим мыслям о совершенно постороннем мужчине, узкобёдром, широкоплечем и ясноглазом?

Блажь? Разумеется.

Обуреваемая навязчивым желанием отблагодарить незнакомца за спасение дочери, Людмила лёгкими касаниями бритвы довела свои ноги до почти скульптурного совершенства, взяла зеркало и занялась лицом. Она расположилась так, чтобы можно было поочерёдно смотреть на своё отражение и на чужой участок, расположенный сразу за обширными владениями, где обитал этот ужасный чёрный пёс.

Дойдя до бровей, Людмила уже совершенно точно знала, что мужчина в джинсах скучает на даче совсем один. Но она не спешила. Дождалась, когда солнце опустится пониже, и лишь тогда отправилась на поиски дочери.

Эллочка, как обычно, расположилась на берегу ставка с альбомом для рисования и набором акварельных красок. Тошка, примостившийся рядом, недоверчиво поглядывал на маленькую хозяйку. Пёсик совершенно точно знал, что изобразить на бумаге закат невозможно, и удивлялся человеческой самонадеянности.

— Ну что, Эльчонок, — улыбнулась Людмила, потрепав дочь по волосам, — поехали домой? Руслан, наверное, нас заждался.

— Перебьётся без нас твой дядя Русик! — заявила девочка, старательно отмывая кисточку от оранжевой краски. Своего настоящего отца она не помнила, но была твёрдо убеждена в том, что новый мамин избранник и ногтя его не стоит. Слишком молодой, слишком глупый, чтобы называть его папой или хотя бы полным именем. Русик, он и есть Русик.

Людмила слегка нахмурилась.

— Мне завтра на работу. Должна же я привести себя в порядок, прежде чем выходить в эфир?

Она работала на местной телестудии не только режиссёром, но и ведущей, и ей не нравилось, когда приходилось кому-нибудь напоминать об этом.

— Ты же на себя целую кадку воды извела! — резонно заметила Эллочка, окуная кисточку в малиновую краску. — Я уже не говорю о косметике.

— Правильно, что не говоришь. Это тебя абсолютно не касается.

Тошка, встревоженный нехорошими нотками, зазвучавшими в хозяйских голосах, заюлил и попытался лизнуть Людмилу в колено, но она отпихнула его ногой. Эллочка, обидевшись за пуделька, присела, обняла его и заявила:

— Ты поезжай, а я остаюсь. С Тошкой.

— Не выдумывай! — прикрикнула на дочь Людмила. Потом, сообразив, что лучше действовать хитростью и лаской, улыбнулась так широко, словно приготовилась начать свою информационную передачу «Панорама».

— Эльчонок, я уже сыта Во горло этой дачной жизнью. Мне здесь себя совершенно нечем занять.

— А ты бы брала пример с меня. Лично я грядки прополола и полила. Малину собрала. Веточки подрезала. Кто-кто, а я не лентяйничала!

Людмила посмотрела на дочь так, словно собиралась наградить её пинком, как Тошку, но вместо этого заискивающе хихикнула:

— Ты у меня умница. И, знаешь, в твоём рисовании наметились явные сдвиги. Вот эти тучки, наплывающие на солнце, прямо как настоящие.

— Это птицы, а не тучки, — вздохнула Эллочка и с обречённым видом принялась собираться. — Ты совершенно не умеешь подлизываться, мамочка.

«Думаю, что как раз это у меня получается лучше всего, — неожиданно подумала Людмила. — Подлизываться, обманывать и кривить душой».

Это было не самоосуждение, а констатация факта.

Меняться Людмила не собиралась. Слишком уж ей нравилось рисковать, изменяя мужьям и любовникам. Некоторые люди вызывают приток адреналина в крови прыжками с парашютом, а Людмиле для ощущения восторга было достаточно спланировать в очередную постель. Да и вообще её забавляло, что доверчивый Руслан готов сдувать с неё пылинки, не подозревая, что к его развесистой супружеской короне прибавляются все новые и новые отростки. Ими Людмила награждала мужа просто так, для полноты ощущений. Слишком бурной выдалась у неё молодость, чтобы получать наслаждение от размеренного секса на брачном ложе.

Вот и теперь её преисполняло предвкушение чего-то новенького, остренького. Потому что перед её глазами до сих пор стояли узкие бедра утреннего незнакомца, обтянутые линялыми джинсами.

— О чем ты все время думаешь? — недовольно поинтересовалась Эллочка, когда они двинулись в направлении дома.

— Я? — Глаза Людмилы преувеличенно округлились.

— Ты, ты, — подтвердила дочь, подозрительно хмурясь.

— Сценарий передачи, — нашлась она. — К завтрашнему утру он должен быть готов, а у меня пока только наброски.

— Ты хуже Тошки, — строго сказала Эллочка. — Он и то успевает делать все вовремя!

Пуделек, заслышав своё имя, благодарно тявкнул и заметался между хозяйскими ногами, давая понять, что теперь их поведение его устраивает целиком и полностью. «Вам хорошо? Значит, и мне тоже!»

Эх, если бы люди брали с него пример, то они тоже были бы всегда счастливыми и беззаботными.

К полному изумлению дочери, Людмила потратила на окончательные сборы не больше пяти минут.

Первая забралась в старенький «Фольксваген» и вырулила со двора. Однако путешествие было недолгим.

Миновав дамбу, Людмила не погнала машину в направлении шоссе, а свернула с пригорка вниз, к ставку.

Эллочка озадаченно спросила:

— Это так мы едем домой, да?

Остановив машину за густым деревцем, обеспечивающим некоторую тень, Людмила преувеличенно бодро заявила:

— Послушай, Эльчонок! Мне в голову пришла совершенно потрясная идея. Как у вас говорят — просто отпад.

— Никто у нас так не говорит, — возразила дочка. — И что за идея? Искупаться в этой луже и нахвататься всяких пиявок?

— Нет, что ты! — засмеялась Людмила, по ходу дела корректируя звучание своего голоса таким образом, чтобы он звучал как можно более естественно. — Я тебе говорила о своём сценарии, помнишь?

Выгоревшие Эллочкины бровки изогнулись в виде двух крючочков, на которых повис недоуменный вопрос.

— Сейчас я вернусь на дачу и скоренько запишу все, что мне пришло в голову, — быстро сказала Людмила.

— Давай вместе вернёмся.

— Глупости!

— Почему это глупости?

— Потому что глупости.

Людмила даже фыркнула в подтверждение своим словам. Не могла же она сказать дочери, что намеревается по-скоренькому сбегать в гости к соседу. А блудить в нескольких метрах от Эллочки ей не хотелось.

Такая проныра её даже под землёй найдёт, а как потом смотреть ей в глаза? План Людмилы строился именно на этой вот «непредвиденной» остановке.

— Ты что, мама, собираешься бросить меня одну? — не поверила Эллочка.

— Почему одну, когда с тобой Тошка. И потом, что значит: «бросить»?

— То и значит. Я тебе что, так сильно мешаю?

Людмила немного смутилась:

— Не то чтобы мешаешь, но… Понимаешь, я должна сосредоточиться.

— Не останусь без тебя! — заупрямилась Эллочка.

Людмила шутливо поймала её за нос и поводила из стороны в сторону:

— Будешь вредничать — оторву!

Эллочка взвизгнула чуточку громче, чем того требовала шутка, опасливо высвободилась и присмотрелась к матери.

— Разве до дома дотерпеть нельзя? — спросила она, по-взрослому морща лоб.

— Никак нельзя, — подтвердила Людмила с виноватой улыбкой.

— Я даже не буду заходить в дом. Посижу на крылечке. Буду вести себя тихо-тихо, как мышка.

— Нет. Машину бросать без присмотра нельзя.

— Так мы на машине и вернёмся!

— Какое же это будет творчество, если я на машине стану туда-сюда раскатывать?

Возражение прозвучало не очень логично, но Эллочке пришлось неохотно согласиться. Они выбрались из машины и остановились напротив, избегая смотреть друг другу в глаза.

— Почему ты дрожишь, мама? — спросила дочь. — Разве холодно?

— А? Что? — Людмила встрепенулась и изобразила улыбку. — Никто не дрожит. — Она бросила долгий взгляд в сторону посёлка. — Слушай, я пойду, ладно?

— Только недолго, — предупредила Эллочка.

— Это как получится, — ответил Людмила и вдруг тихонечко засмеялась.

— Думаю, за час я управлюсь.

Максимум за полтора.

— Учти, одной мне будет скучно и страшно!

— Ерунда! Ты уже большая. С тобой Тошка. Главное — от машины ни на шаг. Задача ясна?

— Ясна. Очень даже ясна. — Эллочка вздохнула. — Но лучше не ходи на дачу, мама. Не надо никаких сценариев. В Сочи ты тоже однажды говорила: «срочное дело, срочное дело», — помнишь? — а потом у тебя оказалось все лицо исцарапано… — Голос Эллочки зазвенел. — И все вы, взрослые, врёте! Сами такие большие, а маленьким врёте.

— У тебя нос не дорос меня судить. — Людмила сказала это как бы в шутку, но улыбка у неё вышла неискренняя. — Ладно, чао. Можешь пожевать что-нибудь — на заднем сиденье сумка с провизией. Если увидишь, что приближается посторонний, садись в машину и нажми на дверцах вот эти кнопочки. Но тут чужие не ходят, не бойся. Так что охраняй машину и будь умницей.

— Сама будь умницей! — сказала Эллочка и смахнула с ресниц слезинку, не дав ей соскользнуть по щеке.

Но Людмила уже ничего не слышала и не видела.

Она целеустремлённо уходила прочь, так ни разу и не оглянувшись на сиротливо приткнувшийся у берега автомобиль и маленькую дочурку, провожающую её тревожным взглядом.

Солнце клонилось к горизонту, когда Людмила быстрым шагом миновала новорусскую стройку, осторожно отворила нужную калитку и подала голос:

— Эй! Есть кто живой?

Никто не откликнулся. Тогда Людмила вошла во двор и двинулась вдоль кирпичной стены дома по узенькой бетонной дорожке. Шагая, она старалась не наступать на многочисленные трещины. Такой у неё имелся суеверный сдвиг по фазе. Удастся переступить все трещины — повезёт. Ей очень хотелось, чтобы повезло.

Пройдя несколько шагов, Людмила очутилась в своеобразном гроте из виноградных лоз, дававших тень и подобие прохлады. Ей понравилось в этом оазисе. На темно-зеленом фоне она должна была смотреться особенно выгодно в своём ярко-жёлтом сарафане, загорелая, свежая, стройная. Уверенная в себе молодая женщина. Только отчего-то ужасно колотилось сердце, как у школьницы перед первым свиданием, которое может завершиться не только кусачими поцелуями и трепетными прикосновениями. Набрав в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в холодную воду, Людмила окликнула ещё раз:

— Э-эй! Есть кто…

Он возник перед ней совершенно бесшумно и на столько внезапно, что напрягшиеся от испуга соски отчётливо обрисовались под тонкой тканью её сарафана. Бесстрастный. Молчаливый. Все в тех же узких застиранных джинсах, но уже без рубахи. Людмила подумала, что впервые в жизни видит зрелый мужской торс, напрочь лишённый привычной растительности на груди. Сильное мускулистое тело с гладкой юношеской кожей. Это было трогательно и волнующе. Как в ранней молодости, когда от одного лишь предвкушения восторга все внутри переворачивалось и холодело. Стараясь унять тревожную дрожь в голосе, Людмила улыбнулась и пустила в ход домашнюю заготовку:

— Не ждали гостей?

Светлые глаза мужчины смотрели на неё не мигая.

— Нет. — Это прозвучало не очень вежливо, но зато честно.

— Жарко, — зачем-то сказала Людмила и слегка покраснела.

— Да.

Иронически приподняв уголок губ, мужчина продолжал спокойно разглядывать гостью. В светлых глазах мужчины не было ни тени недоумения. Он просто смотрел на Людмилу, не приглашая, но и не прогоняя прочь.

Впервые в жизни, стоя перед мужчиной, она понятия не имела, куда девать ставшие вдруг лишними и нелепыми руки. Пришлось поправить причёску, одёрнуть сарафан. Сердясь одновременно на себя и на нелюбезного хозяина дома, Людмила сказала:

— Я зашла поблагодарить вас за дочь.

— Конечно. — Мужчина деликатно убрал свою полуулыбку. — С девочкой все в порядке?

— Да, спасибо. — С ужасом предчувствуя, что румянец на лице вот-вот сменится нестерпимым жаром, Людмила с неожиданной решимостью предложила:

— А что, если я приглашу вас на чашку чаю?

— М-м? Сейчас? В такую жару?

— Можно вечером, — слегка упавшим голосом отозвалась она, уже зная, что приглашение принято не будет.

— Без чая, значит, никак?

Опять эта улыбка, затрагивающая только правую часть рта! И ничего не выражающий взгляд светло-серых глаз, таких ярких в тени виноградного грота.

Оставалось выдавить из себя подходящую вежливую фразу, развернуться и уйти. Прямо сейчас… да, сейчас… немедленно!..

Людмила молчала и продолжала стоять на месте как вкопанная.

— Моя фамилия Громов, — сказал мужчина. — А вы…?

— Людмила, — послушно назвалась она.

— Вот что, Люда… Давайте-ка вы ко мне, а не я к вам. И не на чай, а на холодное пивко, идёт?

Наконец-то он улыбнулся по-настоящему: озорно и открыто. Удержаться от ответной улыбки было невозможно. Людмила хотела пожать плечами, но вместо этого решительно тряхнула рассыпчатыми каштановыми волосами и шагнула вслед за хозяином к распахнутой двери.

— Дома я хожу без смокинга, — предупредил Громов на ходу. — А пиво пью прямо из горлышка, так вкуснее. — Он остановился и пропустил Людмилу вперёд. — Но вам готов предоставить чашку, если вы сполоснёте её на крылечке.

— Я лучше тоже из горлышка, — улыбнулась она, переступая через порог.

Шаткий стол был застелен обшарпанной цветастой клеёнкой. Ромашки…Васильки… Незабудки…

Присев на табурет, Людмила с преувеличенным вниманием разглядывала рисованные букетики, не отваживаясь поднять глаза на Громова. Он, не обращая внимания на её скованность, устроился напротив.

Ловко изогнувшись назад, открыл за своей спиной натужно гудящий холодильник и выставил на стол две запотевшие бутылки.

— Угощайтесь.

— Спасибо.

Прихлёбывая горьковатое пиво, они сидели друг напротив друга, плохо представляя себе, о чем говорить. Отметив нервозность гостьи, Громов пришёл ей на помощь:

— Это что за люди между нами обосновались?

Благодарно отметив понравившееся ей «между нами», Людмила коротко проинформировала собеседника:

— Какой-то типичный новорусский помещик со свитой. Затеял стройку века. Я даже не знаю, как его зовут. Весной мы приехали, а он уже тут. Я его издали видела однажды. Спина у него белая и ноздреватая. Как плохо пропечённый блин.

— Лицо, между прочим, из того же теста слеплено, — усмехнулся Громов.

— Открывающийся с моего участка пейзаж не украшает. И все же кое-какая польза от соседа намечается.

— Вот уж не уверена.

— Не знаю, как вы, а мне хочется, чтобы он как можно скорее возвёл свою великую китайскую стену.

— Я тоже об этом думала, — засмеялась Людмила. — Не из-за собаки даже. И не из-за рыжего дебила в спортивном костюме. Просто людям разной породы необходим разделительный барьер…

— Интересно. — Громов прихлебнул пиво и посмотрел Людмиле в глаза. — А наш сосед, по-вашему, какой породы?

— Такие мне тапиров напоминают. С вытянутыми рылами, — она показала руками, — и с повадками гиены.

— М-м, похоже… А я кто?

— Вы… — Она задумчиво склонила голову к плечу и серьёзно сказала:

— Вы, скорее всего, дикий камышовый кот. Только в клетке. Я однажды видела такого в зверинце. У него было очень похожее выражение глаз: независимое, но тоскливое.

— Я не дикий, Людочка, — невесело усмехнулся Громов. — Я обычный домашний кот, который временно гуляет сам по себе.

— Тогда я — твоя кошка, — прошептала она, вставая.