Майская Гроза 3

6 мая 1942 года южнее Берлина

— Эй, земноводные, начальство где? — В полумрак дзота протиснулись двое бойцов в сером городском камуфляже.

— На КП, где же ему ещe быть. — Ответил им пулемeтчик, оторвавшись от наблюдения за своим сектором обстрела.

— А КП где? — продолжил допрос старший из вошедших.

— Не скажем. — Весело оскалился второй номер расчeта. — А может быть вы шпиeны?

— А может тебе ещe раз накостылять для прочистки памяти? — Из за спины старшего высунулся другой боец из вошедших в дзот. Поменьше ростом и помоложе.

— Это ещe посмотреть надо — кто кому в прошлый раз накостылял? — Взвился второй номер расчeта, сбросил чeрный морской бушлат и стал закатывать рукава тельняшки. — Что бы какие-то сухопутные крысы над моряками верх взяли.

— А за крысу я тебе обязательно синяк поставлю. — Отреагировал его противник, отставил в сторонку ППС и стал развязывать тесeмки комбинезона. — Сравнивать десантников с грызунами. Ты бы ещe кроликов вспомнил.

— Ефрейтор Лось, отставить драку. — Одeрнул его второй десантник. — Как дети, право!

— Виноват, товарищ капитан. — Ответил его подчинeнный. — Но он всегда первый начинает. — Ефрейтор кивнул головой в сторону моряка, который закончил закатывать рукава и осматривал внутренности тесного дзота, прикидывая возможное течение поединка.

— Петро, угомонись. — Пулемeтчик достал кисет и стал неторопливо сворачивать самокрутку. — Лучше меня смени. А то глаза уже болят.

— Есть товарищ старшина второй статьи.

Отреагировал морской пехотинец и отвернулся к амбразуре, разглядывая развалины улицы, за которой держали оборону немцы. Впрочем, бушлат он надевать не торопился. То ли показывая готовность продолжить спор, то ли демонстрируя гордость морской пехоты — тельняшку. Которую он так и не сдал, когда им меняли обмундирование при отправке под Берлин из далeкой от Германии Одессы. Самые строптивые, как и он сам, утаили не только тельняшки с бескозырками, но и чeрные морские бушлаты. Вон и звание своего напарника второй номер расчeта переиначил на морской лад. Хотя ещe в далeком сороковом году приказом наркома обороны для формируемых при всех флотах бригад морской пехоты вводились общевойсковые звания. Пусть и растворился первоначальный состав тех бригад среди пришедшего с кораблей пополнения, которое потекло в морскую пехоту с началом войны. Но данного приказа никто не отменял. Просто командование морпехов, того же корабельного призыва, прикрывало глаза на вольности своих бойцов. Разрешало демонстрировать свой морской норов, взамен требуя безбашенной храбрости в бою.

— Так где же КП? — Напомнил о своeм вопросе капитан десантник.

— Сейчас провожу, товарищ капитан. — Пулемeтчик затушил и упрятал в кисет недокуренную самокрутку, прихватил стоящую в углу СВТ второго номера и сказал своему напарнику. — Смотри, Петро, внимательно, а то вчера они вдоль левого кювета проползти пытались. Будешь варежкой хлопать, гранатами закидают.

Второй номер кивнул головой, стараясь не смотреть в сторону десантников. Демонстрировал обиду, хмурил брови, поправлял закатанные рукава.

— До встречи, земноводный, на обратном пути загляну, синяк тебе нарисую. — Ефрейтор Лось сплюнул в угол дзота и двинулся к выходу.

Морской пехотинец взвился от таких обидных слов, но его обидчик уже покинул дзот, а пулемeтчик продемонстрировал своему второму номеру увесистый кулак и кивнул в сторону амбразуры. Капитан усмехнулся и отправился вслед за ефрейтором.

Сержант уводил десантников от окраины городка, на которой находился их дзот, в глубь относительно целого квартала. Несколько раз менял направление движения, сверяясь с, только ему известными, ориентирами. Разобраться в хитросплетениях траншей и ходов сообщения мог только человек, проведший в этом лабиринте не один день. С первого раза запомнить, за каким углом полуразрушенного здания нужно повернуть, в какое окно нырнуть, какую траншею просто перепрыгнуть, а по какой нужно проползти, скрываясь от пулемeтчиков и снайперов противника, было практически невозможно. Но сержант уверенно вeл десантников извилистым путeм, перекидываясь короткими фразами с встреченными бойцами. Большинство морпехов дремало, пытаясь выспаться впрок, пока противник не проявляет активности. Меньшая часть чистила оружие, один боец любовно полировал лезвие десантного ножа, любуясь на играющие на металле солнечные блики. Двое неторопливо жевали, проводив десантников ленивыми взглядами. В относительно целой комнате солдат с лычками младшего сержанта на погонах неумело терзал струны на гитаре, в тщетной попытке извлечь из несчастного инструмента что-то похожее на музыку.

Капитан фиксировал всe это внимательным взглядом, готовясь пересказать личные впечатления командиру бригады после возвращения на свои позиции. Их Третью десантно-штурмовую бригаду перебросили на этот участок фронта только позавчера, и они едва успели освоиться на своей позиции. Впрочем, не все. Вон ефрейтор Лось уже и подраться успел. Штрафная рота по нему горькими слезами обливается. А если не передавать дело в трибунал, а, ограничившись уставными взысканиями, собрать воедино все его провинности, то светит ему, как минимум, месяцев восемь непрерывной гаупвахты. Спасает только то, что в бригаде нет специалиста по захвату вражеских языков лучше, чем бывший терский казак и нынешний разведчик Лось. Вот этот стервец и пользуется своей нужностью. Хотя, наказать его необходимо. Вот только какое наказание придумать? Чем испугать прошедшего не одну рукопашную схватку бойца, притащившего из рейдов в тыл врага семь языков, дважды раненого и трижды представленного к награждению орденом. Правда, в результате получившего только одну медаль. Сам виноват. Обмывать ордена до их вручения не стоило. А тем более устраивать салют из захваченных у немцев сигнальных ракет в полутора сотнях метров от штаба. Вот и получил вместо обещанных орденов знаки отличия в виде синяков на половину морды.

Комбриг у них, конечно, строгий, но отходчивый. Под суд не отдал, но воспитательную работу провeл серьeзную. Собственноручно.

С комбригом им повезло. Полковник Маргелов своих в обиду не даст, зазря не накажет, напрасно не обматерит. Но и потребует от тебя так, что мало не покажется. Недаром назначен командиром самой прославленной десантной бригады. Их ДШБ с самого момента формирования в ноябре прошлого года из боeв не вылезала. Говорят, что сам Маргелов и предложил переформировать десантные корпуса, оставив в их составе воздушно-десантным только один отдельный полк. А остальные батальоны свести в штурмовые бригады, основательно пересмотрев их структуру, так как чаще всего бои им приходилось вести те же, что и обычной пехоте. Крупных воздушных десантов после захвата Словакии больше не проводили. Ограничивались высадкой отдельных взводов или рот, только один раз сбрасывали целый батальон. А остальных десантников использовали для латания прорех в обороне, напрасно растрачивая элитных бойцов, как второсортное пушечное мясо. Вот, тогда ещe майор Маргелов и предложил основательно усилить десантные части тяжeлым вооружением, вернуть танковые батальоны, придать самоходную артиллерию и бросать их в бой только как единое целое. А не ротными или взводными ошмeтками. И под управлением своих комбатов и комбригов, которые не будут напрасно укладывать собственных бойцов в землю, как очень часто поступали командиры пехотных полков и дивизий. А чего чужие роты жалеть? Всe равно их через несколько дней заберут.

Наконец-таки добрались до командного пункта полка. Пулемeтчик передал десантников охране, а сам устроился в ближайшей комнате и достав недокуренную самокрутку принялся вертеть колeсико изрядно износившейся зажигалки.

В приспособленном под КП подвале трeхэтажного дома было многолюдно. Дремали, жевали, курили и просто разговаривали несколько десятков морпехов, благо размеры подвала позволяли разместить их, не мешая работе наблюдателей с пулемeтами, пристроившихся у подвальных окон, телефонистов и радистов, колдующих над связью, и двух симпатичных медсестeр, гордо носящих на голове чeрные береты, введeнные для военнослужащих ВМФ женского пола перед самой войной. Ефрейтор Лось попытался двинуться в их сторону, но был остановлен сердитым хлопком по плечу. Заводить ссору ещe в одном месте в планы капитана не входило. Не за этим они сюда пришли.

Командование полка обнаружилось в дальнем от входа углу за столом с вычурными гнутыми ножками, явно позаимствованным в одной из квартир этого же дома. Уцелевшее в полосе боeв мирное население разбегалось в разные стороны при первой же возможности, бросая всe имущество. Причeм как от советских частей, так и от собственных солдат, которые всех лиц мужского пола немедленно ставили под ружьe, выполняя один из последних приказов Гитлера, объявившего очередную тотальную мобилизацию. Теперь ужe от четырнадцати до семидесяти лет.

Вокруг стола сидели офицеры в чeрных бушлатах и морских фуражках, мелкими глотками прихлебывали из полупрозрачных фарфоровых чашек дымящийся чай, нещадно дымили папиросами и цветными карандашами обозначали что-то на карте.

— А, десантура пожаловала! — Отреагировал на появление гостей сидящий во главе стола подполковник в чeрном морском кителе, судя по всему командир полка. — Чем обязаны?

— Капитан Сергиенко. — Представился десантник. — Направлен к вам своим командованием узнать: какие патроны поставили вашему полку наши доблестные тыловые службы?

— Ты об этих что ли? — Подполковник подбросил на ладони патрон отличавшийся от винтовочного меньшей длиной и отсутствием закраины. — А мы тут гадаем, куда нам их заряжать?

— В задницу той тыловой крысе, которая с перепою нам их отгрузила вместо винтовочных, товарищ капитан второго ранга. — Вмешался в разговор моряк с погонами майора.

— А нам привезли ваши боеприпасы, товарищ подполковник. — Сообщил морским пехотинцам десантник, игнорируя обращение майора. Раз приказано перевести их на общевойсковые звания, значит так к ним и нужно обращаться.

Подполковник неудовольствия не высказал.

— Видать, крепко приняли накануне бывшие завхозы. — Продолжил майор. — Продрали утречком глаза и в накладные. А там написано: Третья десантно-штурмовая бригада и Третий полк морской пехоты. Как уж тут различить, что кому отправлять? Цифры то одинаковые. А уж длину патрона измерить вообще задача немыслимая. Руки-то гопака пляшут и окромя стакана ничего брать не хотят.

Майор кривил в усмешке тонкие усики, бросал взгляды на противоположный край стола, явно выделяя там полноватого капитана.

— Странные у вас взгляды на военнослужащих тыловых подразделений, товарищ капитан третьего ранга. — Подал голос капитан. — Вас послушать, так они все поголовно бездельники и пьяницы.

— Могу ещe добавить — пустобрeхи и бабники. — Отреагировал майор, кося глазом в сторону медсестeр. — И это не только моe мнение, товарищ капитан-лейтенант.

— Насчeт бабников, товарищ капитан третьего ранга, можно и поспорить — кто больший бабник. — Начал заводиться капитан, но был прерван командиром полка.

— Отставить ругань. — Подполковник сердитым взглядом осадил начавшего подниматься майора. — Ты, Коновицын, в чужих делах любые промахи замечаешь, а сам чудишь не хуже. Или тебе позавчерашний случай напомнить?

Майор отрицательно качнул головой, признавая правоту своего командира. А тот повернулся к другому спорщику.

— Да и твои люди, Семченко, видать не божью росу пили, раз не проверили какие патроны им выдали.

В ответ на эту отповедь интендант наклонил голову, не решаясь противоречить.

— Значит, слушай боевую задачу. — Продолжил командир полка. — Ты, Семченко, организуешь погрузку на грузовики ящиков, которые ты вчера по дури выгрузил, не проверив работу своих бойцов. А ты, Коновицын, покажешь шоферам самую безопасную дорогу в расположение нашего нового соседа, раз уж они к твоему батальону примыкают. Обменяете боеприпасы и сразу вернeтесь обратно. Всe ясно?

— Так точно, товарищ кавторанг. — Приподнялся со своего места интендант. — Разрешите выполнять?

Подполковник кивком отпустил и майора и капитана, повернулся к десантнику.

— Садись капитан, чаем угостим. — Крикнул в сторону ближайшего коридорчика. — Ниязов, ещe чаю неси, да погорячее.

Оттуда показался невысокого роста толстячок в когда-то белом халате и поварском колпаке, поднeс к столу парящий чайник. Сидящий рядом с подполковником майор торопливо свернул карту и убрал еe в планшет. Два других майора, по-видимому командиры батальонов, очистили стол от оставшихся документов. Капитан, отличавшийся от других офицеров формой защитного цвета, выставил на середину стола буханку хлеба и банку сгущeнки, резкими движениями пробил штыком в крышке банки два отверстия и принялся резать хлеб.

— Извини капитан, но сахара нет. — Обратился он к десантнику. — Только сгущенное молоко, да и то немцы в подарок оставили. Поначалу думали, что отравленное, нашли кота и накормили. Тот вылакал всe и на боковую. Ожидали, что сдохнет, а он паршивец выспался и за добавкой пришeл.

Рекомый кот действительно блаженно дремал неподалeку, выставив на обозрение белоснежное брюхо, шевелил усами, подeргивал правой передней лапой, преследуя в своих снах неведомую добычу.

— А вот чай неплохой, настоящий грузинский. — Капитан продолжал играть роль гостеприимного хозяина. — Хасикуридзе в отпуск по ранению домой ездил, вот и привeз.

Чай действительно оказался неплохим, особенно по сравнению с тем суррогатом, который приходилось заваривать капитану Сергиенко в окружении какой-то месяц назад. Угодила их бригада в колечко после неудачного прорыва. Вернее, прорыв-то был удачный, а вот действия соседей оставляли желать лучшего. Пока они жевали сопли перед немецкими позициями, германские генералы подтянули резервы и заткнули брешь в своей обороне. Пришлось десантникам вместо прорыва вглубь немецких позиций занимать круговую оборону и больше трeх суток отбивать атаки противника, который получил приказ аж от самого фюрера во что бы то ни стало уничтожить их бригаду. Надоел полковник Маргелов со своими бойцами немецким генералам до такой степени, что они бросили против него не только резервы, но и некоторые части с передовой. За что и поплатились. Неизбежный, как казалось противнику, разгром Третьей десантно-штурмовой бригады обернулся победой, пусть и не в той степени, как планировалось по первоначальному плану операции. Соседи наконец-таки собрались с силами, нащупали слабину в германской обороне и яростной атакой отбросили пехотную дивизию немцев, которая держала оборону на внешнем кольце окружения. В разрыв вошeл танковый батальон их десантного корпуса, одновременно в тылу немцев десантировался батальон парашютно-десантного полка и в кольце уже оказались солдаты Вермахта вместе с командованием корпусной группы, которая держала фронт на этом участке. Штаб корпуса, правда, вывернулся в самый последний момент, но командир корпусной группы генерал Мюллер и ещe два генерала оказались в плену. Предпочли лагерные бараки на далeком Урале неизбежному выяснению отношений с горячо любимым фюрером.

Немец уже не тот, что был поначалу. Даже ветераны Восточного фронта перестали бросаться в бой осточертя голову. Пришло понимание, что война проиграна, и сейчас речь идeт не о том, чтобы добраться до Урала, или хотя бы до Москвы, а о рубеже, на котором удастся остановить противника. По крайней мере, так рассуждают боевые офицеры низшего звена, нахлебавшиеся кровавой мути за год войны. Генералы продолжают слать наверх бодрые реляции, но не из-за неистребимого оптимизма, а всe больше по боязни угодить под подозрение в отсутствии лояльности. А от подозрения недалеко и до последующих выводов. Не высказываешь бурных восторгов по поводу очередной речи фюрера, значит вынашиваешь мысль о предательстве, а то и уже перекинулся на сторону противника.

Капитан Сергиенко лично брал в плен генерала Мюллера и хорошо помнит смесь усталости и разочарования на лице генерала. Он даже был небрит, что немыслимо для высшего офицера Вермахта. Не требовал он и присутствия равного ему по званию или должности советского офицера, как было не так давно в той же Словакии, где остатки немецкой дивизии капитулировали только после приезда командира воздушно-десантного корпуса генерала Затевахина. Полковник Родимцев по мнению немецкого комдива не соответствовал его уровню. Теперь сдаются и лейтенантам. Время спеси прошло.

— Чем командуешь, капитан? — Оторвал от раздумий капитана Сергиенко командир полка морской пехоты.

— Разведротой, товарищ подполковник. — Ответил десантник.

— Вот ты-то нам и нужен. — Обрадовался майор, убиравший карту, судя по всему начштаба. — Не знаю, говорили ли тебе, но нам поставлена задача провести разведку боем совместно с вашей бригадой. Нужно прощупать немецкую оборону на предмет слабин и разрывов. Поискать ополченцев. Они непременно есть, но вот где?

Десантник согласно кивнул. Фольксштурм должен быть. Не так уж много на этом участке фронта настоящих боевых частей. Они в основном вокруг Берлина, севернее этого городишки, не имеющего стратегической ценности. Зачем немцы вообще за него цепляются? Не хочется менять относительный уют полуразрушенных домов на траншеи в голом поле, которые ещe и выкопать надо. Или боятся нарушить приказ Гитлера, запретившего любые отступления.

— Сейчас капитан Старков с нашей разведкой тебя познакомит. — Кивнул в сторону гостеприимного капитана майор. — А вы сами разберeтесь, где и как пощупать немцев.

— За вымя. — Завершил его речь капитан Старков.

Офицеры изобразили какое-то подобие улыбок, реагируя на эту заезженную шутку, отставили пустые кружки, достали трофейные сигареты и закурили. Угостили и десантника. Капитан Сергиенко не отказался. Хоть и были в последнее время немецкие сигареты отвратного качества, но отказываться от угощения было просто невежливо. Да и своих папирос оставалось всего ничего, скоро придeтся на махорку переходить. А их бригаде в последний раз поставили такой ядрeный самосад, что с одной затяжки слeзы прошибает. Мужики постарше курят его с удовольствием, но в десантных бригадах солдата старше тридцати лет не встретишь, да и те, кто перевалил за двадцать пять редкость. В основном пацаны со школьной скамьи. Несколько недель учебки в запасном полку, три зачeтных прыжка с парашютом, два выстрела из гранатомeта, «обкатка» танками под конец обучения — и пора на фронт. Если не считать изматывающих душу постоянных марш-бросков, столь же частого рытья окопов различного профиля, ежедневной стрельбы из всего наличествующего оружия и многого другого, что необходимо на фронте.

Капитан Старков поднялся из-за стола, спросил разрешения идти, кивнул десантнику.

— Разрешите идти, товарищ подполковник. — Обратился к командиру полка капитан Сергиенко, повторяя действия морпеха.

Подполковник дал разрешение и десантники отправились вслед за капитаном, свернувшим в боковой коридорчик. Несколько метров коридора закончились подвалом поменьше штабного, но вполне достаточным, чтобы разместить с десяток разнокалиберных кроватей, притащенных хозяйственными бойцами. В дальнем углу обнаружилось даже трюмо с треснувшим зеркалом. Для полноты картины не хватало рояля со свечами. Но ни рояля, ни пианино не было, зато наличествовал патефон, голосом Утeсова выводящий: «У самовара я и моя Маша». Довольно громкая музыка не мешала разведчикам спать как на кроватях, так и на полу в самых различных позах. Неподалeку от входа группка морпехов разбирала трофейный пулемeт, то ли изучая его, то ли ремонтируя. Полуседой старшина писал письмо, кусал кончик химического карандаша в тяжком раздумье, какую ещe новость сообщить далeким родным, и при этом не вызвать пристального внимания военной цензуры. Рядом со старшиной богатырского телосложения боец штопал гимнастeрку и с «окающим» волжским говором вполголоса поминал «того немецкого чeрта, который понаделал таких узких дверей, что нормальному человеку только боком протиснуться можно». Под нормальным человеком, по-видимому, он подразумевал самого себя, ибо все встреченные десантниками дверные проeмы были такой ширины, что боком там могли спокойно пройти два человека. По крайней мере, капитан Сергиенко и ефрейтор Лось, не отличающиеся очень большими габаритами.

— Садитесь капитан. — Старков кивнул в направлении стоящего в углу дивана.

Десантники не заставили себя упрашивать. Лось даже попрыгал на диване, проверяя упругость пружин.

— Сейчас нашу разведку разбудят, познакомлю вас и решайте свои проблемы. — Заявил капитан Старков усаживаясь рядом.

— А ты разве не начальник разведки? — Удивился Сергиенко.

— Нет, я начарт полка. — Ответил ему Старков. — Начальник разведки у нас в госпитале по причине деликатного ранения, ну, не совсем ранения.

Прыснул в кулак писавший письмо старшина. Капитан Старков осуждающе покачал головой.

— Ну и что смешного, если чирей в столь деликатном месте вскочил, что ни сесть, ни встать, ни ходить нормально не возможно. — Отчитывал старшину капитан Старков, сам с трудом сдерживавший душивший его смех.

— Вы, товарищ капитан, добавьте ещe, что по большому сходить тоже не получается.

Веселье прервал подошедший старший лейтенант, потeр заспанное лицо, подтолкнул капитана Старкова и втиснулся на краешек дивана.

— Чего разбудил, Микола. — Протянул он недовольным голосом.

— Да вот привeл тебе, Санeк, твоего коллегу из десантной бригады. Знакомьтесь и думайте над тем делом, что начштаба утром говорил. — Ответил ему капитан Старков.

— Старший лейтенант Максимов. — Представился командир разведроты полка морской пехоты. — Можно Саша.

— Капитан Сергиенко. Можно Иван. — Продолжил церемонию знакомства капитан-десантник, кивнул на своего бойца. — А это ефрейтор Лось.

— Что за странный у вас вид? — Старший лейтенант кивнул на маскхалаты непривычной серо-синей расцветки одетые на десантниках.

— Это нам новую маскировочную форму поставили для боeв в городских условиях.

— И как, товарищ капитан, помогает? — Подключился к разговору старшина.

— Ничего конкретного про неe сказать не могу, четвeртый день носим. — Сергиенко прервался на секунду и продолжил. — Да и в гости к Гансам в ней ещe не наведывались.

— Ну вот и проведаете. — Подытожил его ответ капитан Старков. Приподнялся со своего места. — Ну, я пойду, навещу миномeтчиков.

Капитан Сергиенко проводил начарта взглядом, попутно пересчитал находящихся в комнате бойцов. Чуть больше сорока. Негусто, если это весь состав роты. Впрочем у него самого не намного больше. Разведывательная рота такое подразделение, что полный состав в ней имеется только в одном случае — сразу после формирования части, в которую она входит.

— Как думаешь приказ выполнять? — Десантник посмотрел на своего «земноводного» собрата.

— Нас тут знают очень хорошо, больше недели на этом участке шуршим. — Ответил ему старший лейтенант. — Поэтому предлагаю с вашей стороны разведку провести. Вряд ли немцы разнюхали, кто перед ними появился.

Сергиенко был согласен. Если бы германской разведке удалось узнать, какая именно бригада пожаловала к ним в гости, то сейчас весь передний край противника гудел бы, как растревоженный улей. А все окрестные штабы Вермахта торопливо удваивали и утраивали охрану, готовясь к неизбежному визиту головорезов Маргелова.

— Не возражаю. На нашем, так на нашем. Вы-то засветились основательно. — Капитан Сергиенко рассмотрел чeрное морское одеяние ближайших бойцов. — Трудно не понять кто вы, если половина в чeрных бушлатах ходит.

— Мои лишь здесь одевают. — Виновато протянул старший лейтенант. — А на задание только в обычных маскхалатах. Даже тельники снимаем. — Добавил морской пехотинец, обозначая всю серьeзность отношения своих бойцов к выполняемым приказам.

Да, куда уж серьeзнее. Заставить моряка снять тельняшку — это надо постараться.

— Тогда собирай группу и двинули на наш участок. — Принял решение десантник.

Старший лейтенант согласно кивнул и стал отдавать приказания своим бойцам.

— Что там Гофман? — Обер-лейтенант окликнул долговязого солдата, устроившегося на уцелевшем участке перекрытия второго этажа.

— Какая-то новая часть, господин обер-лейтенант. — Отозвался наблюдатель. — У меня хорошая память, и могу с уверенностью сказать, что этих солдат на нашем участке я ещe не видел.

Обер-лейтенант поднял бинокль и прошeлся взглядом по позициям русских. Никаких признаков замены противостоящего ему последнее время батальона противника не было видно. Всe также лениво дымила кухня в глубине русской обороны. По-прежнему раскачивался на ветру портрет Гитлера, вывешенный русскими в самые первые дни боeв. На старом месте оставался и наблюдательный пункт советского командира. И даже телефонный провод протянутый русскими артиллерийскими корректировщиками на верхушку водонапорной башни оставался на месте, демаскируя наблюдателей. Обер-лейтенанту несколько раз предлагали наказать нерадивых русских артиллеристов, ленящихся маскировать свою позицию, но он категорически запрещал это делать. Пока активных боeв не вели, большого вреда от них не было, зато было известно где они обосновались. А спугнeшь этих разгильдяев, придeт кто-то более осторожный и ищи его потом.

Заныла правая сторона груди, напоминая о старой ране. Очевидно, к непогоде. Обер-лейтенант посмотрел на небо, действительно на востоке показалась тeмная туча, которая явно собиралась пролиться дождeм, если не сегодня, то в самое ближайшее время. Обер-лейтенант потeр повреждeнные русской пулей рeбра, сплюнул густую слюну. Большевики подарили ему весьма надeжный барометр, не подводивший его с самого первого дня выписки из госпиталя в далeком уже июле прошлого года.

Надо будет предупредить офицеров батальона о возможном дожде. Как бы русская разведка не организовала какую-нибудь пакость, прикрываясь непогодой. Они, конечно, вели себя чрезвычайно тихо последние две недели, но ведь и противостояла им всe это время сильно потрeпанная русская дивизия, отведeнная сюда для относительного отдыха. Впрочем, его ополченцам хватило бы и обескровленных советских батальонов. Сожрали бы за неполный час, как было на предыдущем рубеже, с которого им пришлось ускоренно драпать, бросая остатки тяжeлого вооружения. Если можно так назвать две древние пушки, как бы не времeн Седана.

Плохо, если русские действительно заменили своих солдат. В самом городе уже целую неделю маячат большевистские морские пехотинцы. Противник такой, что врагу не пожелаешь. Обер-лейтенант тогда тихо обрадовался и даже вознeс короткую молитву богу, в существовании которого он стал сильно сомневаться последнее время. Обрадовался тому, что его батальон фольксштурма оказался в стороне. А что теперь достанется на его долю?

Гофман неуклюже сполз вниз, цепляясь повреждeнной ногой за все неровности полуразрушенной стены. Обер-лейтенант горько усмехнулся. Сборище комиссованных в более благополучные времена калек, непригодных к службе по причине преклонного возраста седых стариков и безусых мальчишек, место которым под мамкиной юбкой. Вот и весь его батальон. Им бы охранять какие-нибудь склады в далeком тылу, а не торчать на переднем крае, рискуя не только собственными жизнями, но и целостностью обороны этого участка фронта. Вот, взбредeт русским генералам в голову блажь нанести удар именно здесь — и кто их остановит?

Обер-лейтенант развернулся и пошeл вглубь обороны своего батальона. Он увидел всe, что хотел. Захромал позади унтер-офицер Гофман, что-то негромко объясняя Клаусу. Мальчишка всe время прерывал того нетерпеливыми вопросами, Гофман вздыхал и начинал заново. Замыкал шествие дед Клауса. Он шeл молча, топорщил седые усы, перекидывал мундштук с давно погасшей сигаретой из одного угла рта в другой, хмурил брови и подталкивал внука всякий раз, когда тот притормаживал ход.

Обер-лейтенант прислушался. Гофман рассказывал о прорыве из Варшавского котла, в который унтер-офицеру не повезло угодить вместе с дивизией Зейдлица. Они тогда прорвались. Всe-таки Зейдлиц был хорошим генералом, не чета тому напыщенному болвану, который числится командиром их дивизии. Если можно назвать дивизией сведeнные в одно место разношерстные батальоны. Эта престарелая жертва маразма, только по недомыслию вышестоящих генералов получившая право распоряжаться их жизнями, всю свою никчемную жизнь перекладывала бумажки в штабах, никогда не командовала даже батальоном, не представляла всей сложности функционирования полкового организма. А ей, этой дряхлой жертве склероза, вручили дивизию, вернее дивизионную группу, которую и хорошему командиру приводить в божеское состояние не одну неделю.

Обер-лейтенант вновь посмотрел на восток. Из-за наливающейся чернотой далeкой тучи выползли тeмные точки. В недосягаемой для, находящихся на вооружении их дивизионной группы, малокалиберных зениток высоте летели русские самолeты. Утешало, что летели не к ним, а скорее всего на Берлин. Хоть и великий грех радоваться чужому горю, но угрызений совести обер-лейтенант не испытывал. Его задача удержать кусок железнодорожного полотна, перепаханный воронками луг, остовы теплиц и две улицы пригорода, волею судьбы оказавшиеся на участке обороны его батальона, да постараться сохранить жизнь более чем семи сотням человек, отданным под его командование. Или, по крайней мере, не зазря уложить их в землю.

А о Берлине пусть беспокоится фюрер, объявивший город крепостью. А крепости, согласно приказу того же фюрера, не сдаются.

«А если враг не сдаeтся, то его уничтожают!»

Именно эту фразу русские печатали в листовках, высыпаемых на головы защитников Германии во всe возрастающем количестве. Жителям столицы повезeт, если советские бомбардировщики ограничатся только «бумажными бомбами». Но вряд ли. Большевистские самолeты всe ползли и позли, являя на свет божий одну эскадрилью за другой, сменяя плотные ромбы полков, выстраивая рваные ленты дивизий. Такой силищей листовки не возят. Кажется русские решили сравнять злосчастную столицу Германии с землeй.

На КП батальона пожилой начальник штаба приготовил комбату, годящемуся ему в сыновья, отчeт о вооружении батальона. Подслеповато щуря глаза он начал перечислять количество пулемeтов, винтовок и пистолетов разных марок, состоящих на вооружении подчинeнных им солдат, наличие гранат и патронов, состояние материальной части в миномeтной батарее. Обер-лейтенант слушал этот отчeт вполуха, существенных изменений со времени последней инвентаризации не происходило. Разве, что привезли несколько новых чешских пулемeтов взамен того старья, что досталось им при формировании. Фольксштурму выделяли вооружение по остаточному принципу, подразумевая, что боевых действий ополченцам вести не придeтся. Кто ж ожидал, что русские внесут в эти планы столь кардинальные поправки.

Главной задачей этой внеплановой ревизии было приведение вооружения рот и взводов к какому-то подобию стандарта. Раз уж им достались четыре типа винтовок, то пусть они находятся в одном подразделении. Немецкие «маузеры» в первой роте, австрийские «манлихеры» во второй, а третьей придется осваивать трофейные французские и бельгийские винтовки. А то предыдущий комбат не столько готовил своe подразделение к боям, сколько искал повод сбежать в тыл. Нашeл всe-таки. Трудно не найти, если имеешь высокопоставленных родственников. Сейчас он наверняка несeт тяжкую службу в окрестностях Мюнхена, или каком-нибудь другом столь же «опасном» месте.

— Вилли, боеприпасов всего лишь на пару часов серьeзного боя, не больше. — Подвeл итоги своего доклада начальник штаба.

— Если мы продержимся эту пару часов.

Обер-лейтенант проигнорировал обращение по имени. Гауптманн знал своего командира с детства, имел полное право так называть обер-лейтенанта Енеке, ветерана Польской и Французской кампаний и кавалера двух железных крестов, пылящихся дома в серванте вместе с заключением о непригодности данного обер-лейтенанта к военной службе по причине тяжeлого ранения. Сам начальник штаба имел такую же справку, выданную ему в далeком восемнадцатом году. Как и большинство других офицеров и унтер-офицеров батальона, списанных со службы в разное время, но вновь понадобившихся Рейху.

— Плохие новости? — Насторожился гауптманн.

— Да, большевики поменяли стоящий перед нами батальон.

Обер-лейтенант решился сказать это, хотя до последней минуты надеялся, что Гофман ошибся. Но не стоило обманывать самого себя. Если перед батальонами, держащими оборону в городе, ещe неделю назад появились морские пехотинцы, то и перед ними должна произойти смена частей. Вот только кого послало им провидение в лице русского командования?

— И кто перед нами? — Высказал аналогичную мысль начштаба.

— Был бы знаком с русским командармом, спросил бы. — Сыронизировал Вилли.

Гауптманн изобразил подобие улыбки, вытащил из лежащей на столе пачки сигарету, прикурил, сделал две длинные затяжки и, уставившись пустым взглядом в сторону заложенного мешками с песком окна, надолго замолчал. Обер-лейтенант ему не мешал. Говорить не хотелось, да и обсуждать, по большому счeту, было нечего. Всe и так ясно без долгих разговоров и красивых слов. Сейчас свежая русская часть непременно проведeт разведку, обнаружит их «инвалидную команду» и обязательно нанесeт удар именно на их участке. Они сами поступили бы точно также. Так почему противник должен вести себя иначе?

— Что с мальчишками делать будем? — Обер-лейтенант оторвал своего начальника штаба от раздумий.

— Что могли уже сделали. — Вздохнул гауптманн. — Дальше нынешних позиций отводить некуда.

Ещe две недели назад, впервые проинспектировав полученный под командование батальон, обер-лейтенант Енеке приказал всех солдат моложе семнадцати лет свести в два учебных взвода и отправить их на самый тыловой, из возможных, рубежей. Там они и проходили обучение под командой двух пожилых фельдфебелей. Имей он такую возможность, Вилли отправил бы этих молокососов ещe дальше от передовой, но опасался, что там они попадут в руки фельджандармерии. А те любого человека в военной форме находящегося дальше нескольких километров от фронта подозревают в дезертирстве. И попробуй докажи, что это не так. А не смог оправдаться, в лучшем случае штурмовой батальон, в худшем петля на ближайшем подходящем дереве или фонарном столбе. Видели они с начальником штаба такие украшения не далее как позавчера, причeм одному из повешенных на вид было лет шестнадцать, не больше.

На КП заглянул исполняющий обязанности командира третьего взвода фельдфебель Бехер.

— Господин обер-лейтенант, там какое-то начальство пожаловало.

Встревоженное лицо фельдфебеля лучше всяких слов говорило о том, что ничего хорошего от этого визита он не ожидает, как и большинство других солдат батальона. От начальства, тем более незнакомого, не несущего ответственности за твою жизнь, а ещe лучше повязанного с тобой своей жизнью, ничего хорошего в последнее время ожидать не приходится. Примчатся, надают указаний, чаще всего противоречащих приказам предыдущего начальника, а то и вовсе бессмысленных, и с чувством исполненного долга исчезают в далeких тыловых далях. А ты думай, как выполнить приказ или, хотя бы, сделать вид, что исполняешь эти распоряжения, и в то же время не нанести большого вреда обороноспособности своего подразделения.

Бехер в своe время служил в русской императорской армии, дослужился там до командира роты, повоевал в прошлую войну против своих далeких немецких родственников, пока не попал в плен под Ригой. Возвращаться обратно после заключения мира с большевиками не захотел. Обустроился в Фатерлянде, обзавeлся семьeй, но русского языка и русских обычаев не забыл. Несколько раз он верно предугадывал поведение командира противостоящего им советского батальона, научил солдат своего взвода паре русских песен, периодически с помощью найденного в развалинах штаба местного отделения национал-социалистической партии рупора переругивался с Иванами.

Те его быстро запомнили и каждый вечер кричали: «Эй, земляк, давай поговорим». Далее следовала словесная перепалка, прерываемая в особо занимательных местах взрывами хохота со стороны русских траншей. Затем русские затягивали песню, а солдаты Бехера неумело им подпевали, что вновь вызывало веселье у противника.

Кстати, неплохо бы отправить Бехера сегодня вечером провести очередную перебранку с Иванами. Он-то, наверняка, запомнил их по голосам. Вот и пусть проверит, поменялся русский батальон, или Гофман ошибся.

Спустя несколько секунд примчался Клаус, пользуясь своими правами ординарца протиснулся в дверь мимо фельдфебеля, вызвав неудовольствие того, и с забавной смесью восторга и озабоченности на мальчишеском лице выпалил эту же новость. Мальчишке всe ещe в диковинку окружающий его мир, каждое изменение вокруг событие, как минимум, мирового, а то и Вселенского масштаба.

Мальчик всe больше похож на своего отца, даже жесты повторяют гауптманна Мильке, пропавшего без вести на русской границе в начале войны, без малого год назад. Жив ли он?

Обер-лейтенант Енеке обязан ему жизнью. Его, тяжелораненого, тогда отправили в госпиталь по приказу отца Клауса, а сам гауптманн Мильке остался штурмовать проклятую русскую пограничную заставу, стоившую им столь тяжких потерь. Половину личного состава убитыми и ранеными, а потом и всех остальных, когда большевики перешли в наступление. Из устроенной русскими мышеловки не вырвался ни один солдат их батальона.

Что с ними произошло? То ли они погибли в бою, то ли попали в плен, что по утверждению доктора Геббельса одно и то же.

Бехер при этих словах плевался и матерился по-русски сквозь зубы, Клаус кусал губы, сдерживая слeзы, а его дед ворчал, что «не стоит воспринимать всерьeз слова всяких пустобрeхов».

«Как же не верить, ведь он рейхсминистр и заслуженный член партии?» — спросил удивлeнный Клаус.

«Потому и не верь, что он рейхсминистр и заслуженный член партии», — зло бросил его дед, вгоняя мальчишку в ступор своим ответом.

Бывший свидетелем этого разговора обер-лейтенант Енеке сделал вид, что ничего не слышал. Фельдфебель Бехер рассмеялся. А унтер-офицер Гофман припомнил одну из старых эпиграмм, написанных лет сто назад, а то и побольше.

«Забудь за честь, забудь за стыд.

Ведь ты сегодня знаменит!

Стоишь ты у подножья трона.

Не подлежишь суду закона.

Но божий суд каналью метит.

В аду у Сатаны ответит!»

Дед Клауса после этих слов покачал головой и добавил, что «скорее мы к Сатане отправимся». Чем окончательно испортил настроение всем присутствующим при том разговоре.

Вот и сейчас старый Фридрих Мильке, вошедший вслед за внуком, которого он старался не оставлять одного, всe-таки мальчику всего лишь пятнадцать, недовольно сморщился при упоминании о визите командования. Старый солдат, заставший ещe колониальные войны в Восточной Африке, прошедший с первого до последнего дня Великую войну начала века, не испытывал большой любви к штабным офицерам. Легко рисовать стрелки на карте. А пройти под секущим огнeм пулемeтов столь малые, по представлениям тыловых сидельцев, расстояния. А вытаскивать с поля боя воющего от нестерпимой боли раненого друга, понимая, что надежды спасти его уже нет, что тянущийся за ним кровавый след однозначно вычеркнул твоего товарища из списка живых. А говорить слова соболезнования его жене, стыдливо пряча глаза от осуждающего взгляда, в котором написано — а почему ты здесь?

Обер-лейтенант встретился взглядом с начальником штаба. Тот только досадливо пожал плечами, поясняя, что и он не знал об этом визите.

Но нужно было встречать неожиданное начальство. Обер-лейтенант поднялся, надел фуражку и двинулся к выходу.

— Что там, Серeга? — Ефрейтор Лось подeргал за сапог сержанта Курочкина, поднявшегося по завалам кирпича на чердак склада, выбранного разведкой десантно-штурмовой бригады в качестве наблюдательного пункта.

— С этой стороны незаметно подобраться не получится. — Курочкин скользнул вниз, осторожно переступая по битому кирпичу спустился на пол склада. — Справа открытого пространства почти сто метров. А слева в теплицах битого стекла навалом, весь пол устлан. Ползти по нему не получится. А побежишь, хруст на все окрестности слышен будет.

— Тогда лучше на второй точке попробовать. — Предложил третий из их группы.

— Вот, ты Прохор, там и пробуй. — Отреагировал ефрейтор. — Две сотни метров по канаве ползти. С этой стороны она сухая, а ближе к немцам водичка светится. А где вода, там и грязь.

— Ишь, какой культурный нашeлся. — Рассмеялся Прохор. — По грязи ему ползти противно. Жить захочешь и в дерьмо нырнeшь.

— Ныряли уже. — Прервал их спор сержант. — Хватит напрасно языками молоть. Командиру доложим, а он без слишком брезгливых решит где идти.

Разведчики низко пригнувшись миновали пролом в стене, пробежали вдоль глухой стены склада до железнодорожного переезда, спрыгнули в ход сообщения, прорытый солдатами стоявшей на этом участке стрелковой дивизии, и заспешили в сторону расположения их роты.

В станционном пакгаузе, облюбованном разведчиками в качестве временной казармы, командир первого взвода лейтенант Сивцов знакомил морских пехотинцев с вооружением десантников.

— Это СКТ, самозарядный карабин Токарева. По сути дела, та же ваша СВТ, но переделанная под патрон меньшей мощности.

Лейтенант не торопясь разбирал карабин, поясняя каждое своe действие, а морпехи повторяли за ним, осваивая незнакомое оружие.

— Короче, легче, ухватистей. Отдача поменьше, но и дальность прямого выстрела, соответственно уменьшилась. — Лейтенант прервался, взял сигарету из выложенной на снарядных ящиках пачки, закурил и продолжил. — На километр стрелять не советую, но метров с четырeхсот можете открывать огонь. Пока немец до вас добежит, успеете не торопясь все пятнадцать патронов выпустить. Магазин можно поменять за несколько секунд и ещe пятнадцать патронов есть.

— А у него рожок длиннее. — Старшина, бывший у морпехов вторым по старшинству после старшего лейтенанта, кивнул полуседой головой в сторону десантника, снаряжавшего патронами магазины неподалeку от них.

— У него не карабин, а автомат под этот же патрон. — Сивцов повернулся в указанную сторону. — Миронов, неси сюда свой «коробок». И скажи Малахову чтобы ижевский вариант тоже притащил.

Вскоре два бойца выложили на импровизированный стол два автомата отличающиеся от карабина наличием пистолетной рукоятки, более коротким стволом, да магазином раза в два длиннее.

— У нас на испытании два автомата под укороченный промежуточный патрон. — Лейтенант Сивцов поднял левый автомат. — Вот этот создали на Ижмаше. Отличается простотой конструкции и большой надeжностью. Пыли, грязи, воды не боится. За пару часов можно любого бойца обучить сборке, разборке, чистке. Вот, только длинными очередями стрелять нельзя — ствол вверх уводит.

Десантник взял автомат лежащий справа.

— Это ТКБ — тульский Коробова, другой вариант автомата под укороченный промежуточный патрон. Будет полегче. Кучность при стрельбе больше, чем у первого образца. Но устройство у него сложнее и ухода он требует более тщательного.

— Так, какой же лучше? — Подал голос один из морских пехотинцев.

— Трудно сказать. И там и там и хорошие качества есть и плохие. — Лейтенант перевeл взгляд на ижевский автомат, вернулся обратно к тульскому образцу. — Тут больше от бойца зависит. Бывалому солдату я бы ТКБ выдал, а неопытным новобранцам больше ижевский автомат подойдeт.

Лейтенант Сивцов отложил автомат в сторону и взял карабин.

— Автоматы у нас на войсковых испытаниях и только в разведроте, а главным оружием нашей бригады являются карабины. Я вам показал карабин Токарева, им вооружены первый и второй батальоны. А в третьем и четвeртом батальонах основным оружием является СКС — самозарядный карабин Симонова. По внешнему виду они похожи, на первый взгляд и не отличишь. Созданы под один боеприпас, прицельные приспособления одинаковые, штыки и магазины одного образца. Боевые характеристики не сильно отличаются.

— А по мне лучше чем ППС для разведчика не придумаешь. — Высказал своe мнение командир морских пехотинцев.

— Полностью с тобой согласен, Саша. — Ответил ему капитан Сергиенко. — В поиск мы с ними и ходим. А карабины используем, как замену снайперским винтовкам.

— Тем более, что новые автоматы брать в разведку запрещено. Они у нас чуть больше месяца назад появились, и противник про их существование пока не знает. — Дополнил своего командира лейтенант Сивцов. — А этими карабинами мы пользуемся с августа прошлого года. Первый раз в Словакии применили.

Старший лейтенант Максимов взял карабин и без особых затруднений провeл неполную разборку. Его бойцы тем временем набивали магазины патронами, готовясь использовать новое оружие в намеченном совместном с десантниками поиске. Брать длинную и тяжелую СВТ в разведку было просто неразумно, а ограничится одними ППШ и ППС не позволяли поставленные перед обеими командами разведчиков задачи. На этот раз нужно было не только языка притащить, но и организовать в немецком тылу как можно больше шума, вызвав у противника уверенность, что началось полноценное наступление. Скорее это можно было назвать диверсией, а не разведкой.

— Ещe чем-нибудь удивите? — Спросил командир морпехов, откладывая собранный карабин.

— Недавно пулемeты под этот же патрон привезли. — Откликнулся на его вопрос капитан Сергиенко. — Но мы их в бою проверить не успели. А брать незнакомое оружие в поиск, сам понимаешь, неразумно. Ограничимся «дегтярями».

Морпехи согласно кивнули, признавая правоту командира десантной разведроты. Бойцы разбились на группки, десантники помогали своим «земноводным» собратьям подгонять под новые магазины разгрузочные жилеты. Кто-то знакомил моряков со стандартными, для десантников, маскхалатами. Офицеры изучали захваченную в предыдущем поиске немецкую карту. Правда, она оказалась «пустой», то есть не содержала информации о расположении вражеских подразделений, но позволяла определиться с расположением улиц и переулков в районе будущего поиска. Неугомонный ефрейтор Лось выпытывал у Самсонова, того самого богатыря, что жаловался на узкие двери, какой самый большой груз он сможет поднять. Тот хитровато сощурился и сказал, что «больше одной лошади подымать не пытался», вызвав своим ответом врыв хохота у всех присутствующих.

Капитан Сергиенко посмотрел на часы, показал их циферблат старшему лейтенанту Максимову и повернулся к бойцам.

— Пора собираться.

Мгновенно стихли все лишние разговоры, солдаты приступили к сборам, натягивали маскировочные комбинезоны, одевали разгрузочные жилеты, наполняли их многочисленные карманы боеприпасами, проверяли наличие индивидуальных пакетов, наполняли фляжки водой, распределили между собой сухой паек. Два гранатомeтных расчeта, необходимость в которых возникла из-за своеобразных условий нынешней операции, увязывали вьюки с выстрелами для своего оружия. Радисты проводили последнюю проверку аппаратуры. Сапeры упаковывали взрывчатку. Вскоре сборы подошли к концу. Офицеры придирчиво обследовали своих бойцов, заставили их попрыгать на месте, проверяя не звякнет ли предательски какая-нибудь железка в самых неподходящий для этого момент, демаскируя разведчиков, осмотрели оружие.

Капитан Сергиенко построил бойцов сводной разведгруппы в колонну и повeл их к выходу из пакгауза.