Войдя в свою гостиную, Анна обнаружила там развалившегося на диване Дэймона. Он успел избавиться от пиджака и галстука, а также расстегнул ворот сорочки. Дэймон полулежал на мягких подушках, опершись локтем о подлокотник, его голова покоилась на спинке дивана. Ноги Дэймона были вытянуты, он выглядел невероятно усталым и измученным.
Сначала Анне показалось, будто она попала в какой-то чужой дом. Присутствие Дэймона диссонировало с утонченным декором ее девичьей гостиной.
— Вижу, тебе удалось почувствовать себя как дома? — Анна недовольно наморщила лоб. Она не хотела быть неучтивой, это получилось само собой, уж очень неприятно поразила ее поза Дэймона.
Ничего не ответив, Дэймон встал, подошел к музыкальному центру с колонкой дисков возле него, выбрал приглянувшийся и включил музыку. Вел он себя не просто уверенно, а прямо-таки по-хозяйски. В голову Анны закрались некоторые сомнения относительно его планов на ночь, но она тотчас их прогнала.
— Твой кофе, — Дэймон указал на кофейный столик и вновь растянулся на миниатюрном диванчике, проигнорировав недовольный взгляд хозяйки квартиры. — Я позволил себе похлопотать на твоей кухне и сделал нам несколько сандвичей. Ты ведь голодна, я прав?
— С чего ты взял?
— Я весьма наблюдателен.
Анна присела рядом с ним на диванчик, благо места хватило, и принялась есть, жадно отхлебывая все еще горячий кофе.
— С таким количеством еды одна я не справлюсь, — сказала она, прожевав очередной кусок.
Дэймон до сих пор не притронулся к бутербродам.
— Снова придется тебя выручать. Тяжелый выдался вечер, — произнес он, глубоко вздохнув, и взял с тарелки аппетитный бутерброд.
Анне бутерброды понравились, и она посчитала нужным это отметить:
— Не думала, что ты такой потрясающий повар.
— С делами, не требующими исключительных талантов, я легко справляюсь. Я не меньше, чем ты, ценю свою независимость и считаю, что если не хочешь умереть с голоду, надо уметь себя накормить. У меня не настолько большой штат служащих, чтобы я мог избаловаться. Кроме того, моя жена была отчаянной феминисткой и с самого первого дня нашей совместной жизни дала мне понять: обслуживать меня она не собирается.
Анна постаралась скрыть свое изумление, вызванное последним признанием Дэймона, и, лишь выдержав значительную паузу, небрежно спросила:
— Значит, ты еще и женат?
— Был.
Анна про себя облегченно вздохнула. Нет, она вовсе не рассчитывала на роман с Дэймоном, но не в ее правилах принимать у себя поздним вечером женатых мужчин. Она вопросительно посмотрела на него, ожидая продолжения истории.
— Она умерла восемь лет назад, — спокойным тоном проговорил Дэймон.
— Прими мои соболезнования. Трагическая случайность или болезнь?
— Сочетание обоих этих обстоятельств. Элен, так звали мою жену, с детства страдала от астмы. До определенного момента с помощью медикаментов ей удавалось держать свое здоровье под контролем, но однажды во время тяжелого приступа у нее под рукой не оказалось ингалятора. Эта оплошность стоила ей жизни. Меня тогда не оказалось поблизости, я был в командировке, а когда вернулся, узнал, что моей жены не стало. Приступ застал ее на верхнем этаже нашего дома, где располагалась ее студия. Она не любила, когда ее отвлекали от работы, поэтому домработница обнаружила ее, когда было уже слишком поздно.
— Чудовищная история. Ты скучаешь по своей жене?
— Это было давно. Скучал. Но не во мне дело. Не стало очень энергичного человека, любившего жизнь больше всего на свете. Элен хотела многое успеть. Эта болезнь никогда не позволяла ей расслабиться, и она научилась наслаждаться каждым мгновением каждого дня и помогала другим увидеть вокруг себя лучшее, а не растрачивать свою жизнь на уныние и скуку.
— Смерть ужасна, даже несмотря на то, что это повод задуматься о красоте и непостижимом величии жизни. Меня всегда удивляли люди, которые смотрят на смерть философски.
— Но надо ведь как-то справляться с болью.
— Возможно, ты прав. К счастью, я никогда не была на твоем месте и не спешу оказаться.
— Я тебя прекрасно понимаю. Мировоззрение, которое пропагандируется современной модой, отрицает болезни, старение и смерть. Люди стремятся не замечать их. А ведь многие живут на грани, рискуя в любой момент уйти в небытие, и все-таки не сдаются, борются.
— Это прописные истины. Я не оспариваю их, но и не понимаю, как можно сохранять хладнокровие при виде человеческого страдания. Мне это не дано.
— Это означает, что у тебя есть душа и сердце, а не только тело и кошелек.
— Вот, значит, как ты относишься к представителям моей профессии? Замечаешь их достоинства, только когда сталкиваешься с ними вплотную, например, в постели?
— Если бы я хотел от тебя… Ты ведь приняла это высказывание на свой счет, не так ли? Так вот, буду откровенным, если бы я собирался всего лишь переспать с тобой, я не сидел бы сейчас здесь и уж тем более не рассказывал тебе о своей жене.
Дэймон был раздражен. Он буквально навис над сидящей рядом с ним Анной. Их лица оказались в дюйме друг от друга, его губы могли в любой момент, не встретив никакого сопротивления, дотронуться до ее губ. Дэймону достаточно было протянуть руку, чтобы заключить девушку в свои объятия и больше не отпускать.
— Мы плохо начали, — коротко сказал он.
Дэймон заметил, что нижняя губа Анны чуть вздрогнула.
— Думаю, мы оба заблуждаемся относительно друг друга. Нам нужно все начать сначала.
— Что ты имеешь в виду?
— Признаюсь, ты интересуешь меня несколько больше, чем другие женщины. Ты очаровательна и желанна, но дело не только в этом. Говорю прямо: я хочу тебя, и пока этого не произойдет, я не смогу думать ни о чем другом.
Анна неожиданно рассмеялась. Дэймон рассердился, но молча выждал, пока она успокоится. Потребовалось некоторое время, прежде чем девушка смогла вразумительно объяснить свою бурную реакцию на его признание.
— Когда я была совсем юной и еще мысли не допускала ни о чем подобном, один развратный тип мне предрекал, будто множество мужчин будут желать близости со мной. Одной только близости. Он имел наглость говорить пятнадцатилетней девочке, что она очень сексуальная малышка, с которой любой мужик захотел бы претворить в жизнь свои фантазии. Еще он говорил, будто клевой телке, вроде меня, ни в чем не придется нуждаться. Мол, женское достоинство — это бред страшненьких феминисток, и если мужчина чего-то просит, ему нужно это дать, тогда все будут довольны. Вот такой замечательный у меня в юности был наставник!
— Кто был этот мерзавец?
— Не имеет значения. Он такой не один. Таких, как он, к сожалению, слишком много.
— Он обидел тебя, причинил вред? Я имею в виду, он соблазнил тебя?
— Мы больше не будем к этому возвращаться. Я просто хотела изложить мнение большинства мужчин простыми словами этого замечательного человека. Полагаю, нам больше не о чем говорить, Дэймон. Тебе пора уходить.
— Анна, в моих намерениях не было оскорбить тебя. Возможно, я высказался не слишком деликатно, но…
Дэймон не успел договорить. Анна расплакалась. Ее глаза в одно мгновение наполнились слезами. Она казалась маленьким обиженным ребенком. По ее белоснежным щекам катились крупные соленые капли. Дэймон не в силах был совладать с желанием поцеловать ее, он жадно впился губами в пухлые манящие девичьи губы. Сперва Анна не поняла, что происходит, она не сопротивлялась, но когда наконец до нее дошло, в чем дело, она попыталась оттолкнуть Дэймона. Сделать это оказалось непросто.
Своим телом Дэймон прижал Анну к диванным подушкам. Он наслаждался поцелуем, невзирая на неослабевающие попытки девушки вырваться. Дэймон словно обезумел, он не замечал, что Анна сильно напугана. Она издавала слабые стоны. Ей казалось, сейчас она сознание потеряет от ужаса. Слезы никак не желали останавливаться.
Анна попыталась перевести дыхание. Она понимала, Дэймон ждет ее ответного поцелуя, и пока она не удовлетворит его желание, он не остановится. Она поддалась. Девушка обхватила Дэймона за плечи и приникла к его груди.
— Несколько дней меня не будет в Лондоне, мне нужно уехать по делам. Возможно, я не успею вернуться до марафона. В любом случае желаю тебе удачи, — поспешно произнес Дэймон, поднимаясь с дивана.
— Удачи? — непонимающе произнесла Анна. — Спасибо… Увидимся?
— Непременно.
Он собирается покинуть меня? Он оставляет меня в одиночестве, когда я уже приготовилась ко всему? Ему хватило одного моего поцелуя?
Анна проводила Дэймона растерянным взглядом. Ее глаза горели от слез, губы болели от поцелуев, а тело ныло, то ли от усталости, то ли от желания…
Благотворительный марафон, проходящий в Гайд-парке, привлек к себе внимание английской и международной прессы. Репортеров собралось едва ли не больше, чем участников и болельщиков. Для Анны марафон растянулся на три долгих мучительных часа, именно столько времени занял ее путь от старта до финиша. Она была совершенно обессилена, но чувство выполненного долга все компенсировало.
На следующее после марафона утро Анна не смогла бы встать с постели, даже если бы и захотела. Впрочем, у нее была отличная возможность посвятить весь день отдыху и восстановлению физических и моральных сил.
После обеда на Анну нахлынула тоска. Девушка бессмысленно бродила по дому, она пыталась браться за разные дела, но ее внимание никак не могло сфокусироваться на чем-то одном. За последние несколько дней Анна слишком устала. В конце концов, она решила проваляться весь день на диване, смотря телевизор.
К вечеру Анна решила принять ванну. Она залезла в горячую воду и расслабилась. Наверно, она могла бы пролежать так довольно долго, но ее вытащил из ванны настойчиво дребезжащий дверной звонок. Девушка наспех вытерлась, завернулась в полотенце и пошла открывать.
Это оказался Дэймон.
— У тебя дурная привычка вытаскивать меня из ванны. Чего ты хочешь? — даже не поздоровавшись, спросила его Анна.
— Пришел тебя поздравить. Я, еще будучи на борту самолета, прочитал в газете, что марафон собрал рекордно крупную сумму пожертвований и, конечно же, что моя подопечная не осрамилась.
— Очень мило с твоей стороны.
— И это все? Больше ничего сказать не хочешь? Не за этим я спешил к тебе прямо из аэропорта! — Дэймон открыл дверь шире, отстранил Анну и без приглашения прошел в квартиру.
— Еще я готова признать, что твое пожертвование было по-настоящему щедрым. Я даже предположить себе не могла, будто ты готов распрощаться с такой внушительной суммой.
— Чего не сделаешь ради рекламы? Но я пришел вовсе не за твоей похвалой.
— А для чего же ты пришел?
— Неужели ты могла забыть о своем обещании пообедать со мной? Женщины удивительно непостоянны!
Анна действительно успела об этом позабыть, и не мудрено, учитывая вчерашний марафон и всю суету и шумиху, ему сопутствующую. Впрочем, девушка была рада не вспоминать о Дэймоне и их последней встрече.
— Учитывая величину твоих пожертвований, ужин — это самое малое, чем я могу тебя отблагодарить, — глубоко вздохнув, проговорила она.
— Такое признание — целебный бальзам для моей истерзанной души. Полчаса на сборы и вперед, — распорядился он.
— Сегодня?
— Прямо сейчас! Повторяю, у тебя есть полчаса, и не тяни время.
— Но я не в состоянии куда-либо идти, да и настроение не то. Я еще не восстановилась после забега. Ты не мог бы отложить наш совместный ужин, например, на завтра или на послезавтра?
— Это просто ужин, если ты, конечно, сама не подразумеваешь его продолжения.
— И не надейся! Сегодня, значит, сегодня. Я свои обещания выполняю. Через полчаса я буду готова. Уверена, тебе не надо говорить, чтобы ты чувствовал себя, как дома. Располагайся, — сказала Анна и скрылась за дверью спальни.