Мечта мужчин

Глава девятая

Анна проснулась на рассвете, когда первые лучи солнца скользили по стеклянным поверхностям небоскребов, окрашивая их в бледно-янтарный цвет. Два часа она лежала под одеялом и пыталась подобрать слова для объяснения с Дэймоном.

После душа Анна быстро высушила волосы феном и долго рылась в шкафу, выбирая одежду для завтрака. В Конце концов, она остановилась на белых льняных брюках и белом же кружевном топе. Просто, мило и элегантно, подумала девушка…

В восемь Анна услышала звуки приближающегося лифта, затем знакомые шаги по коридору. Ее сердце замерло, затем забилось часто-часто. Шаги замерли. Она поспешила открыть прежде, чем раздался стук в дверь.

— Я думал, что приду слишком рано, а ты, оказывается, уже готова, — улыбнулся Дэймон, входя. — Может быть, ты не ложилась?

— Ложилась, и даже прекрасно выспалась, мне просто не терпелось увидеться с тобой, Дэймон. Мы ведь позавтракаем вместе, мне нужно многое тебе сказать?

Он выглядел обеспокоенным. Между бровей пролегла складка, уголки губ были опущены. Анна только сейчас заметила, что он одет в серый деловой костюм. Слишком официально для завтрака, подумала она.

— Дэймон, что произошло? — спросила девушка.

— Мне нужно немедленно вылететь в Грецию, я пришел объясниться и попрощаться. Скоро мой рейс.

Анна опустила глаза, избегая смотреть на Дэймона.

— Прости меня, дорогая, но дело очень срочное, — вздохнув, сказал он. — Я не могу ничего изменить, я уже вызвал частный самолет. Я позвоню тебе, родная, сразу после приземления.

— Но что произошло, к чему такая спешка? Прошу, скажи! Дэймон, возможно, я могу чем-нибудь помочь.

— В Греции в моем доме этой ночью кое-что случилось. Сейчас все под контролем, но необходимо мое присутствие. Я должен быть дома с семьей.

— Значит, это секрет? Получается, твои семейные дела меня не касаются, так, Дэймон? Ты боишься, что я только все осложню?

— Анна, почему ты всегда все принимаешь на свой счет? Я просто не хочу объяснять тебе ситуацию прямо сейчас. Тема весьма деликатная, мне не хотелось бы говорить об этом в спешке. Мне правда пора идти. Мы обязательно поговорим обо всем после.

— Но что произошло?

— Несчастный случай.

— С кем? Кто пострадал? Друг, родственник, кто? Я хочу это знать! Я должна знать про тебя все!

— Моя дочь. Она упала и получила сотрясение мозга. Сейчас она в больнице. Я должен быть рядом с ней.

— Дочь? Дэймон, у тебя есть дочь? Почему ты молчал, Дэймон?

— Да, Анна, у меня есть дочь, ей скоро исполнится девять. Ее зовут Янти. Когда умерла моя жена, она была еще младенцем.

— Но ты ничего мне не сказал…

— Послушай, не думай, будто я хотел это скрыть от тебя, просто у меня нет привычки распространяться о своей личной жизни. Я очень спешу. Я позвоню тебе.

— Нет.

— Что?

— Не звони мне. Никогда мне не звони! Пусть каждый остается при своих привычках, так всем будет лучше.

— Ты о чем? Анна, прошу, не порть все и не усугубляй и без того непростую ситуацию. Ты должна понимать, мне сейчас трудно с тобой разговаривать. Я лишь прошу отпустить меня; чтобы я смог уладить свои проблемы, а после мы встретимся и все обсудим. Сейчас я должен спешить к Янти. Мне очень жаль, что я не успел рассказать тебе о ней раньше. Я собирался, поверь…

— Я не стану требовать, чтобы ты менял свои приоритеты, Дэймон. Упаси меня Господь от подобного эгоизма! Но о чем ты только думал, когда соблазнял меня? Почему сразу не рассказал о своей семье? И как ты мог оставить дочь в Греции, бросить ее на столь длительный срок только ради того, чтобы ходить здесь со мной по музеям и ресторанам? Что ты за отец такой?

— Янти вовсе не брошена и не одинока. К тому же я в Нью-Йорке по делу. Я всегда оставляю дочь со своей сестрой, которая с детства заменяет ей мать. У Янти есть двоюродные братья, которые очень ее любят, так что об ее одиночестве говорить глупо.

— Да, но ей приходится жить без умершей матери и живого отца, и ты еще смеешь утверждать, будто девочка не одинока? Она знает, что ее отец где угодно, только не с ней.

— Анна, вечно ты все преувеличиваешь! Тебе ничего не известно о наших с Янти отношениях. Она уже достаточно взрослая и способна понять, что отцу нужно работать, и поэтому ему приходится много ездить по миру.

— Вот ты и должен был рассказать мне все это, прежде чем требовать от меня безоговорочного доверия!

Дэймон молча посмотрел на Анну. Ему нужно было бежать, но он не хотел оставлять ее наедине с подобными мыслями. Но как разубедить Анну за столь короткий срок, второпях?

— Я поняла, Дэймон. Она — твоя жизнь, а я — лишь увлечение.

— И я так считал, когда только тебя встретил. Сейчас я думаю совершенно иначе. Я никогда не знакомил своих женщин с семьей. Я никогда не искал для Янти мачеху, я не собирался связывать свою жизнь ни с одной из своих любовниц.

— Очень трезвая позиция. Меня восхищает твое благоразумие. У каждого должно быть четко определенное место в твоей жизни, каждому ты отвел свой огороженный железной сеткой загон, за пределы которого он не смеет выходить. Никаких сомнений и ошибок и никаких осложнений. Каждый четко играет свою роль, а когда отыграет, уходит со сцены в небытие.

— Мне очень сложно с тобой разговаривать, Анна. Ты все переворачиваешь с ног на голову. Послушать тебя, так я просто чудовище. Но, поверь, ты не права. Постарайся меня понять. Я овдовел восемь лет назад. Я не имею права травмировать свою дочь каждый раз, когда какая-нибудь женщина входит в мою жизнь, а затем спешно ее покидает.

— Разумеется, если какая-нибудь женщина нужна тебе лишь для того, чтоб скрасить досуг.

— Я повторяю, я никогда не искал жену.

— Такой ответ меня вполне устраивает. Давай на этом и закончим.

— Не закончим, потому что теперь все изменилось.

— Не усложняй все, пожалуйста, поспешными признаниями. Нас по-прежнему ничего не связывает, Дэймон, ни любовь, ни доверие. Я отпускаю тебя.

— Ты не права!

— Возможно… Но я хочу, чтобы ты ушел. Лети к своей дочке. Можешь быть уверен, я ее покой не потревожу.

Август в Афинах всегда невыносимо жарок. Анна быстро вышла из здания аэропорта и распахнула дверцу лимузина. Она рада была оказаться в хорошо проветриваемом салоне, к тому же тонированные стекла автомобиля не пропускали ослепительные и обжигающие солнечные лучи. Девушка удобно устроилась на сиденье и взглянула в окно.

Шоссе, ведущее от аэропорта, было забито машинами. Шофер лимузина нервничал, водители соседних автомобилей то и дело жали на клаксоны, таксисты совершали отчаянные маневры. Анна откинулась на спинку сиденья, она была рада расслабиться после многочасового перелета. Ее немного позабавило то, как лавируют в плотном потоке машин мотоциклисты.

— Вам когда-нибудь прежде приходилось бывать в Греции? — поинтересовалась молодая женщина, сидящая рядом с ней.

— Я уже несколько раз работала в Афинах, но сам, город знаю плохо и, к счастью, никогда раньше не ездила этой дорогой. А студия далеко отсюда?

— Вообще-то мы сейчас направляемся на мою виллу. Дорога займет приблизительно двадцать минут. Моя производственная мастерская находится в подвале моего дома, и, на мой взгляд, это идеальное место для проведения фотосессии, — в неспешной речи женщины слышался небольшой акцент, впрочем, ее английский был безупречен. — Я вызвала для съемок Фабьена Валуа, я знаю, вы с ним уже сотрудничали. Лично я восхищаюсь его мастерством.

Тина Теопоулис не поскупилась на организацию рекламной фотосессии своей последней коллекции ювелирных изделий ручной работы. Фабьен Валуа относился к той категории фотографов, чей рабочий график расписан на месяцы вперед. Анне польстило, что ее пригласили работать в одной упряжке с этим прославленным мастером.

Когда Анна услышала от своего агента о приглашении поработать в Афинах, она тотчас же категорически от него отказалась, но Тина Теопоулис, точнее, ее представитель, продолжавший настаивать на своем, убедил-таки Анну, что для представления этих изделий необходима именно она. Мол, ее северная красота выгодно подчеркнет эти украшения. К тому же, говорил представитель, коллекция названа в честь Афродиты — богини любви и красоты, и кому, как не Анне, быть ее лицом.

Анна покинула Нью-Йорк почти месяц назад. Она перестала задумываться о прошлом и будущем, она решила жить только сегодняшним днем, но это решение отнюдь не избавило ее от боли. Теперь Анна была равнодушна к себе и ко всему окружающему миру.

Но когда Анна взошла на борт самолета, летящего в Афины, она нашла в себе силы признаться себе, что летит в этот город исключительно из-за одного-единственного человека. У нее не было намерения искать встречи с ним, ей достаточно было знать — это его город, где, если будет угодно Богу, она сможет вновь его увидеть.

Лимузин свернул на загородное шоссе.

— Ну вот, почти приехали, — сообщила Тина.

— Чудесное место! — восхищенно проговорила Анна, когда шофер остановил автомобиль возле белокаменной виллы. — Какой большой и красивый дом! Сколько этажей? Пять?

— Шесть, если считать самый нижний уровень. Мы на склоне горы, отсюда открывается красивейший вид.

— Вы живете здесь одна? — удивленно поинтересовалась Анна, когда они вошли в пустынный мраморный холл. Но прежде, чем Тина ответила, из коридора с радостными криками вылетело трое ребятишек, старшему из которых было лет пять, а младшему — года два от силы.

— Ну, не совсем одна, как вы уже успели заметить, — улыбнулась Тина. — Порой думаю, что я смогла бы сделать намного больше, не будь я так занята с детьми, но, признаться откровенно, они вдохновляют меня на работу. Так что без этих сорванцов я — пустое место, а не художник.

Анна огляделась вокруг. Тина произнесла:

— Вилла состоит из двух отдельных резиденций.

Я и мой муж Коста с детьми живем здесь, мастерская и студия находятся на нижнем уровне. Вы не подождете меня, пока я переговорю с няней моих мальчишек?

Анна кивнула.

Мальчики кружили по холлу, внезапно появилась девочка лет восьми-девяти. Анну удивила самоотверженность Тины как матери. Успешная художница с четырьмя детьми не может не вызывать восхищение.

— Спустимся в мастерскую на лифте. Фабьен и его ассистент-осветитель ждут нас там. Я полагаю, они уже успели поставить свет. Осталось дождаться, когда прибудут парикмахер, стилист и визажист. Они должны быть здесь с минуты на минуту.

— Анна, рад снова тебя видеть, дорогая! Как ты? — француз-фотограф расцеловал ее в обе щеки.

— Фабьен, я тоже очень рада тебя видеть. У меня все нормально.

— Лжешь, лжешь и еще раз лжешь! Но меня ты не обманешь. Мне достаточно одного взгляда на любую очаровательную модель, чтобы понять, что с ней происходит. Откуда взялись эти черные круги под глазами, и почему ты так похудела? Ты либо смертельно больна, я так шучу, — уточнил Фабьен, — либо безумно и безответно влюблена.

— Скорее безумно больна, — попыталась отшутиться Анна.

— Тогда ты просто обязана поговорить об этом с каким-нибудь мудрым человеком, например, со мной.

— Я, пожалуй, воздержусь пока от душеспасительных бесед, работа оказывает на меня куда более благотворное воздействие. Приступим?

— Давайте сделаем еще пару снимков. Посмотри налево и слегка приподними подбородок… Отлично. Так… Теперь смотри на меня, в объектив…

Они работали уже несколько часов и порядком утомились. Жар, идущий от осветительной установки, и слепящий свет мешали Анне сосредоточиться. Глаза болели, во рту пересохло. Но украшения, которые Тина подобрала для фотосессии, компенсировали все профессиональные неудобства. Анна была просто восхищена ювелирными изделиями Тины, ей редко приходилось видеть такую удивительную красоту.

Эту коллекцию позиционировали как свадебную. Украшения из белого золота и бриллиантов чистой воды должны как нельзя лучше подчеркивать невинность и красоту невесты. Но именно об этом Анна думала с грустью.

— Отлично, дорогая. Прервемся.

Анна вздохнула с облегчением и на миг ссутулилась. Когда она подняла голову, в ослепительном сиянии прожекторов стоял мужчина. Нет, это не может быть Дэймон, подумала девушка, у меня от усталости начались галлюцинации. Она закрыла глаза, а потом снова их открыла.

— Дэймон, это правда ты? — удивленно воскликнула Анна.

— А кто же еще?

— Но как такое возможно?

Он пересек комнату и подошел к ней.

— Мне целых две недели пришлось уговаривать твоего агента, чтобы он прислал тебя к нам.

— К нам? К кому это — к нам? Какое отношение ты имеешь к Тине Теопоулис?

— Тина Теопоулис, в девичестве Каталина Коварис, — моя сестра. По-моему, она чрезвычайно талантлива. Ты так не считаешь? А бриллианты, между прочим, тебе невероятно идут.

— Хорошо. Пусть фотосессию ты устроил для своей сестры, но для чего тебе понадобилась именно я? В мире много фотомоделей, да и в Греции их, наверно, тоже достаточно, — Анна приблизила свои губы к губам Дэймона и позволила себя поцеловать.

— У меня были причины пригласить именно тебя. Ведь ты та самая девушка, которая не отвечает на мои звонки и отказывается со мной разговаривать. Поэтому мне ничего другого не оставалось, как похитить тебя.

— Значит, ты признаешь, что это не что иное, как похищение? Но не в твоих силах меня удержать. Мой агент знает, где я, и непременно меня спасет.

— Я попросил твоего агента подкорректировать твое расписание на месяц вперед.

— Глупости, не могла она этого сделать! В Афинах у меня работы всего на день.

— Она лучше тебя понимает, что у человека должна быть и личная жизнь.

— Как бы там ни было, но на один твой звонок я ответила и была рада услышать, что с твоей дочерью все в порядке. Девочка, которую я видела в холле, и есть Янти?

— Да. И, кажется, она радовалась больше всех, когда узнала, что у тети Тины будет в гостях настоящая фотомодель. Я сказал ей, будто ты моя близкая подруга, и она вышла специально для того, чтобы на тебя поглядеть, после чего заявила, будто ты ей очень понравилась. Я спросил, чем же? Она ответила, ты похожа на принцессу.

— Ты сказал дочери про меня? Кто, наконец, дорос, ты или девочка? Но это ничего не меняет, мы порвали наши отношения, и нет причин их возобновлять. Янти — твоя дочь, и она заслуживает всего твоего внимания. Я не хочу вторгаться в ваши отношения. Тебе есть о ком позаботиться, и лишняя обуза тебе ни к чему. К тому же разрываться между Афинами и Лондоном будет непросто. И еще…

— Я вижу, ты об этом долго думала. Сколько всевозможных нюансов, сколько сложностей! Это абсолютно в твоем духе. Но у меня есть один неоспоримый аргумент.

— Какой же?

Дэймон нежно поцеловал Анну, она лишь удивленно пожала плечами.

— Приятно, но неубедительно, — проговорила девушка.

— Я сказал дочери, что ты женщина, которую я люблю.

— Но ты даже мне этого не говорил, Дэймон.

— Важные открытия не легко даются. Но смею надеяться, мы не пойдем по стопам твоих родителей. Да, кстати, тебе стоило бы навестить свою маму.

— Что ты сказал?

— Твоя мама не скрывает своего огорчения тем, что ее дочь совсем про нее забыла. По-моему, она замечательная женщина. Мне было очень приятно с ней познакомиться.

— Кто дал тебе право тревожить моих родных?

— Твоя мама была рада меня видеть, и у меня не сложилось впечатления, что я ее сильно потревожил.

— Как ты узнал, где она живет?

— Даже для начинающего детектива это не проблема, а на меня работает настоящий профи, который и сообщил, бывшая миссис Кристиансен живет во Франции со своим третьим мужем Чарлзом Элдриджем. Ты с ним, кажется, еще не знакома, а, по-моему, стоило бы познакомиться, он достойный человек.

— Очень рада.

— Твоя мама сказала, ее второй брак был ошибкой, и она прекрасно понимает, почему ты сердишься на нее.

Анна хмуро посмотрела на Дэймона.

— Она мне рассказала про Филиппа Стоуна. Сказала, он попал за решетку за то, что размещал в Интернете откровенные фотографии девочек-подростков и продавал их педофилам. Она оформила с ним развод тотчас, как это вскрылось, и на него было заведено уголовное дело. Только тогда ей стала понятна причина твоего внезапного отъезда. Она была уверена, что ты не позволила ему обидеть тебя, и решила никогда не рассказывать тебе, каким дурным человеком был твой отчим. Но когда ты категорически отказалась вернуться домой, в ее голову закрались сомнения. Она до сих пор не знает, что произошло между тобой и Стоуном.

— Он все время за мной подглядывал. Сначала я думала, будто мне это только почудилось, но когда он начал выпытывать, с какими мальчиками я гуляю, как мы проводим время и что я им позволяю с собой делать… Мне показалось, для взрослого человека это довольно странное любопытство, учитывая, что воспитанием моим ему заниматься не приходилось, поскольку виделись мы, только когда я возвращалась домой на каникулы. Когда же я стала чуть старше, он начал говорить совершенно непонятные мне вещи. Постоянно комментировал размер моей груди и прочее, любил распространяться про сексуальные отношения и делал это всегда наедине.

— Почему ты не рассказала об этом маме?

— Мы не были близки. Мне казалось, она счастлива с ним, она проводила с ним все время, каждый день, а я приезжала только на летние и рождественские каникулы. Мама могла мне просто не поверить, да и Фил вполне способен был меня оговорить. Я боялась, что она скорее предпочтет встать на его сторону, чем на мою. А потом, я не была полностью уверена в своей правоте. В наше время то, что кажется одним неприличным и противозаконным, другими принимается как норма. В подростковом возрасте мне было достаточно трудно ориентироваться во всем этом без помощи взрослых, а ее-то и не было. Все были заняты исключительно собой.

— Ты из-за этого уехала?

— Я решилась на переезд, когда он стал лапать меня.

— Он…

— Не успел, — покраснела Анна. — Но разъяснил мне во всех омерзительнейших подробностях, что хотел бы со мной сотворить.

— А у тебя не было желания рассказать об этом отцу? Уж он-то наверняка мог за тебя заступиться.

— В ту пору я почти не общалась с ним, он был полностью поглощен своей новой семейной жизнью. Он бы просто отмахнулся от меня. Хотя… Может быть, я ошибаюсь. Наверно, стоило рассказать либо ему, либо маме, но я не доверяла им. Я предпочла решать свои проблемы самостоятельно. Так было проще.

— Другими словами, когда ребенку понадобилась помощь родителей, они оказались заняты устройством своей личной жизни и остались глухи к его проблемам… Но ты же не позволила этому мерзавцу совратить тебя, как это сделали те несчастные девочки, чьи фотографии он распространял в Интернете! Ты нашла в себе силы справиться с ситуацией. Почему же ты до сих пор так болезненно это воспринимаешь?

— Потому что ему все-таки удалось вселить в меня ощущение собственной порочности, он внушил мне ненависть к себе, к мужчинам, к сексуальному влечению. Я до сих пор слышу его голос, эти гнусные намеки… Стоит тебе дотронуться до меня, как в моей памяти всплывают его приставания. Когда ты говоришь, будто хочешь меня, меня захлестывает волна ужаса. А когда я сама желаю близости с тобой, я тут же начинаю думать, что он был прав, говоря, будто каждая девочка с раннего возраста только и мечтает о том, чтобы ею овладел мужчина. Но самое для меня страшное — встретить Фила снова.

— Можешь больше не бояться. Его убили в пьяной драке два года назад. Считай эту главу своей жизни завершенной, Анна.