Медиум

Глава 6 ЯЧЕЙКА ОБЩЕСТВА

Она его не забыла.

Игорь Иванович поднял глаза от заваленного книгами письменного стола и посмотрел в окно. «Забавно, – подумал он, – но меня сей факт до сих пор ещё где-то беспокоит. Ну, не беспокоит, это сильно сказано… Но и равнодушным не оставляет. Все мужчины – собственники».

Гоги смотрел на Аллу восторженно, ещё с того студенческого бала, и их отношения строились исключительно в духе женских романов лучших беллетристов: и слова ей шептал, и розы кидал к ногам со страстностью истинного грузина (пардон, мегрела), и весь мозг продолбил своим знатным происхождением:

– Шеварднадзе, Сулаквелидзе – это не истинные грузины. Так, плебеи. А моя фамилия… Ты только послушай, как звучит: Начкебия! Будто молодое вино.

Ужас какой.

– Значит, я буду Алла Федоровна Начкебия? С моей-то рязанской физией?

– У тебя далеко не рязанская физия. Я уже решил: жить будешь пока у нас в доме, а потом построим собственный. Когда мой старший брат женился (жену взял из богатого села), отец молодым построил дом и подарил две машины: брату «Вольво», а жене его – «Жигули» – «девятку».

Этим он все и испортил. Алла в горы боялась ехать, даже «девятка», сверкающая в воображении, не прельстила. Дом, рассуждала она. А что дом? Золотая клетка, не выйти. А вдруг у него уже там целый гарем? Зух-ра, Зульфия… Кажется, у них разрешено многоженство?

Вслух Алла своих мыслей не высказывала: внимание Гоги ей льстило. Все-таки первый красавец факультета, девки табунами с ума сходят, а он бегает за ней, заглядывает в глаза, с улыбкой джентльмена выполняет все её капризы. И – конфеты, цветы, снова конфеты, снова цветы. Вся группа уже готовилась к близкой свадьбе. Общежитие ходуном ходило. Только соседка по комнате Ирка Сыркина заметила некоторую обреченную грусть в глазах подруги. Забросив длинное костлявое тело на кровать и сдерживая нервную зевоту, она сказала:

– Ты что-то вроде и не рада.

И Алла моментально выложила все, залившись слезами на плече подруги.

– Вообще-то в твоих рыданиях рациональное зерно есть, – задумчиво сказала Ирка, натура, лишенная сантиментов. – Ахи-вздохи хороши до свадьбы. А дальше превратишься просто в красивую игрушку. Они же там дикие все. Дети гор.

– А что делать? Гоги вот-вот защитится, скоро распределение. Игорька Колесникова хватай.

– Игорька? – Алла чуть не рассмеялась. – Этого рохлю? Тоже придумала.

Подруга лишь вздохнула.

– Дура – дура и есть. Ты мужа выбираешь или скаковую лошадь? Смоляков, наш декан, говорил, что у Колесникова дипломная работа тянет чуть ли не на кандидатскую. Его наверняка оставят на кафедре, потом аспирантура, потом докторская. А твой Гоги до конца жизни будет мотаться по экспедициям. И, самое главное, подруга: у нас в стране, конечно, все народы живут одной дружной семьей, однако… – Ирка понюхала пальцы, сложенные щепотью, и скривилась. – Грузин!

– Мегрел.

– Да один пень. Тебя там не примут. И обратно вернуться не сумеешь. А насчет Игорька подумай.

Сам Игорь, конечно, в такие тонкости посвящен не был – Девушки им никогда не интересовались, за исключением стандартного студенческого «дай списать!». И он был просто ошарашен, когда Алла после занятий подошла (сама!) и милостиво разрешила проводить её до общежития (она никогда не говорила «общага», «степуха», «препод», очень тщательно следила за лексиконом).

– А Гоги, э… против не будет? – осторожно спросил он, пунцовый от смущения.

Она провела ладошкой по его щеке.

– Ты становишься таким милым, когда краснеешь. Ты сейчас похож на собачку… Забыла название. Маленькая, с большими глазами, мохнатая.

– Пекинес, – механически произнес Игорь, успев про себя подумать, что вряд ли собачка может покраснеть. Шерсть помешает. – Пекинский лев.

– Вот видишь! Лев! А боишься какого-то Гоги. Ладно, пошли. Уж защищу тебя как-нибудь.

Так Георгий Начкебия в одночасье переместился с первого места на второе. Конечно, он страдал… Но – по-джентльменски. Был тамадой на свадьбе, жениху преподнес ящик дорогого грузинского вида, невесте – огромную, со средний автомобиль, корзину роз… Годом позже Ирка Сыркина все же затащила Георгия в загс. Мудрый Гоги согласился, но устроил новоиспеченной супруге такую жизнь {здесь же, в общаге, даже не тратясь на два билета до родимых гор с седыми вершинами), что она в ужасе сбежала и за бешеные деньги – у бедной-то студентки, сроду не видевшей стипендии! – сняла комнату на окраине города.

А он так и остался холостяком. Другом дома и верным Аллочкиным рыцарем.

Она его не забыла…

Хотя раньше, когда у Игоря впереди, уже близко, маячила зашита кандидатской, Алла держала друга дома подальше. Муж делает карьеру, волновать его незачем. Но потом жизнь покатилась по наклонной плоскости. Гоги и правда мотается до сих пор по экспедициям, но уже и доктор, и профессор, автор многих статей в зарубежных журналах, участник симпозиумов и конференций.

– Дззынь!

Кажется, дверь.

Шаги. Вялые, шаркающие, неохотные. Можно подумать, столетняя старуха шкандыбает, а не собственная дочь, перворазрядница по гимнастике. Бросила, дура, из-за какого-то там тренера.

– Иду, иду. Привет, мам.

– А я уж думала, дома нет никого. Звоню, звоню. Сумку хоть у матери забери!

– А что там?

– Крабы. Я крабов достала. Вынимай.

– Ну конечно. Я боюсь, вдруг цапнут!

– Не глупи. Они в целлофане. Почему из школы так рано? С уроков сбежала?

Алена моментально стала серьезной.

– Да, мама. Товарищам удалось отвлечь охрану и провезти меня в вагонетке с углем. Без жертв, конечно, не обошлось… Но мы отомстим!

– Вечно твой юмор. Как с учебой-то?

– Нормально, Я девочка немного взбалмошная, но начитанная и эрудированная.

– Кто это сказал?

– На родительские собрания надо ходить.

Алла Федоровна взглянула на себя в зеркало и поправила прическу, Тридцать семь. Не девочка. Ноги отекают по вечерам, врач говорит, камешки в почках. Мешки под глазами приходится скрывать с помощью слоя пудры. Но в общем и целом… Ягодицы упругие, спинка прямая, бедра при ходьбе ещё покачиваются как надо, высокая грудь эффектно облегается голубой блузкой с открытым воротом. Очень даже ничего. Мужики исправно поворачивают вслед головы, будто подсолнухи за солнцем.

– Ты что там застряла? – спросила Алёнка из кухни.

– В зеркало смотрюсь.

– Зря стараешься. Папка опять в кабинете со своим фолиантом. «И пыль веков от хари отряхнув…»

– От хартий, – машинально поправила Алла. – Это тот фолиант, что Георгий Бадиевич привез из экспедиции?

– Наверно. Мам, а он правда профессор или это кликуха?

– Господи, ну и лексикон. Валера на тебя плохо влияет.

– Это он-то? – усмехнулась Алена. – Он при мне и пикнуть не смеет. Валерка у меня на коротком поводке.

«На коротком поводке» – это мамино выражение. (Лексикон!) У неё самой «на коротком поводке» всю жизнь был Гоги. Доктор наук, выглядящий, как мальчишка: худощавый, но не худой, загорелый дочерна, при черной бороде, куда затесалось чуть-чуть благородной седины. Ковбойская шляпа с широченными полями. В общем, романтический герой, Джон – Верный Глаз. И на мамку смотрит так, будто вот сейчас резко свистнет, подзывая белого коня, и умчит в горы под свист ветра, не обращая внимания на запоздалые выстрелы за спиной…

Игорь Иванович в своем кабинете непроизвольно оглянулся и посмотрел на сиротливый диван у стены. Он спал на нем уже года три. Помнится, тогда, в самом конце осени, буйствовала эпидемия гриппа, и он свалился с температурой. Алла надела марлевую повязку и прозрачно намекнула, что, дескать, было бы хорошо на некоторое время Игорю поночевать отдельно, в целях карантина. Игорь согласился, перебрался в кабинет на диван, да так там и остался. Все произошло естественно и само собой. О разводе они и не помышляли. Оформление документов, суд, раздел имущества! Не гниющий Запад, где стоит снять трубку и позвонить адвокату – Наша система гораздо более гуманна и мудра: хочешь не хочешь – живи вместе. А там, глядишь, где словечком перебросишься, где мусор выкинешь. Стерпится-слюбится…

– Ты мне не дури! – визгливый голос жены из кухни. – Гимнастику она решила бросить! Надоело, видите ли! А по улице шляться не надоело? Дискотеки не надоели? Валерка этот по ночам телефон обрывает! Нет, я это прекращу.

Дверь распахнулась, на пороге стояла Алла – разгневанная, с алыми.пятнами на лице.

– А ты что молчишь? Ты отец или чужой человек? Вырастил дочь!

– Почему я? – растерялся Игорь Иванович. – Вместе растили. А насчет дискотек – так вспомни себя в её возрасте.

– Себя? – взъярилась Алла. – Ты меня ещё смеешь упрекать? Я была дурой. Беспросветной дурой! Муж тряпка, дочь неизвестно что. Я хожу как нищая…

– Может, не стоит сейчас-то?

– А кого ты стесняешься? Собственной дочери? Она и так знает, что мы нищие! Папочка, видите ли, патриот науки! Сидит в каком-то сраном музее, получает двести «штук»! Это зарплата для мужика?

Игорь Иванович тихонько вздохнул. Музей – это больная мозоль и для него, и для Аллы.

На эту работу он согласился сразу, как только стало. ясно, что дорога на кафедру и в аспирантуру для него» закрыта. Музей – так музей. Для Историка (с большой буквы – это-то все признавали) – почти идеальное место: тишина, минимум посторонних, богатая библиотека и доступ к архивам. Он ушел туда, как нырнул в глубокий прохладный омут – с головой. То ли от по-. постоянной пыли, то ли от недостатка ультрафиолета кожа его приобрела нездоровый землистый оттенок, незаметно выросло брюшко, и по лестнице уже к сорока годам он начал подниматься с одышкой, отдыхая через пролет.

– Ну, вы тут ругайтесь, а я пошла, – зевнув, сказала дочь.

– Это куда еще?

– Прошвырнусь. Может, Валерка компанию составит. А то не все же ему телефон обрывать.

Алла Федоровна издала короткий смешок.

– Со мной сейчас будет истерика, – сообщила она. – «Ругайтесь»! Из-за кого мы, по-твоему, ругаемся? Что с тобой делать? Да! – Она раздраженно сняла трубку звонившего телефона.

– Привет, муха. Скучаешь?

У Аллы медленно округлились глаза.

– Что?

– А то хочешь, сходим в «Кисс». Там сегодня Вадька Прыщ, его смена. Может, бесплатно пропустит, а то у меня, если честно, с бабками напряг.

– С чем?

– Ох, простите, Алла Федоровна, не признал. Алена дома?

– А с чем у вас напряг?

– Да с деньгами. Но это неважно, собственно…

– Вот что, молодой человек. Моя дочь с дворовой шпаной не общается, запомните.

– Я вообще-то студент второго курса.

– О Боже! И что вы изучаете? Классическую литературу?

– Приборы точной механики в политехническом.

Алла собралась было съязвить, но Алёнка величественно, как королева, отняла трубку.

– Это я, Валер. Как дела? Можно сходить, дома у меня сейчас ураган. А, не бери в голову. Жди, скоро выйду.

«Абсолютно мой профиль, – подумала Алла, глядя сбоку на дочь. – Политехнический! Бог ты мой! Единственная польза – это, кажется, он уговорил Алену заняться'всерьез английским. Мне это оказалось не под силу. Сейчас она болтает уже получше их „тичера“ – очкастой мымры, лет сто назад окончившей вечернее отделение пединститута».

«Валера!» – Алла хмыкнула. Хорошо еще, что дочь не влюблена в этого мальчишку. По всему видно, не влюблена. Мелковат. Девочка красавицей растет и умницей. У неё должна быть другая дорога. Вот только гимнастика… Ну да утрясется.