Медный лук

Глава 1

На горной тропинке, откуда хорошо видно огромное озеро далеко внизу, стоит юноша. Ему всего восемнадцать, но высокий, поджарый и жилистый, он кажется старше своих лет. У Даниила бен Иамина — уроженца Галилеи[1] — типичные черты его народа: отважное лицо, густой загар, блестящие черные глаза то вспыхивают грозным патриотическим огнем, то еще больше темнеют в порыве внезапного гнева. Галилеяне — гордые, неистовые и неугомонные — не в силах примириться с захватом Палестины и отказываются признать своим господином Тиверия[2], императора далекого Рима.

Юноша всматривается в террасы на склоне горы, засаженные рядами серебристо-серых оливковых деревьев, среди них кое-где проглядывают заросли олеандров — бутоны только-только распускаются. В селении внизу дома с глинобитными крышами, и по весне каждый комок земли, каждая трещина в каменной стене вдруг выпускает из себя цветы. Погруженный в воспоминания, он сердито жмурится в ярких лучах жаркого полуденного солнца.

Даниил ждет, покуда две фигурки снова появятся из-за огромных валунов, беспорядочно наваленных по обеим сторонам тропинки чуть выше того места, где притаился он сам. Удивленный, настороженный, он не знает что и думать — кто эти незнакомцы, зачем так решительно карабкаются в гору? Напоминание о родном селении не радует, юноша боится — стоит им оглянуться, и они его обнаружат. В то же время ужасно не хочется упускать их из виду. Но к чему тратить столько сил и выслеживать этих двоих, когда все пять лет жизни в горах только и стараешься, что позабыть тот, оставшийся в долине, мир?

Он снова заметил мальчишку — теперь совсем неподалеку. Вот показалась и девочка. Даниилу вдруг что-то припомнилось. Брат и сестра, сомнений нет. Даже двигаются одинаково, небрежной, плавной, словно танцующей походкой. У обоих загорелые лица, высокие скулы, пышущие здоровьем щеки. Голоса звенят в чистом горном воздухе. Теперь легко разглядеть и девчонку. Она остановилась нарвать букет розоватых цветов, пробует удержать равновесие на большом камне, глаза горят, желтая головная повязка почти соскользнула с темных волос.

— Посмотри, Иоиль, — кричит она, Даниилу все прекрасно слышно, — озеро такое синее. И дворец тетрарха в Тивериаде[3] виден.

Юноша хмурит темные брови. Как же он сразу не узнал мальчишку! Иоиль бен Есром, розовощекий мальчуган, ходил в школу при синагоге. Сын книжника[4], и равви всегда его ставил в пример. Иоиля еще дразнили немилосердно, сестра-близнец каждый день встречала брата у дверей, а потом вместе с ним шла домой. И имя такое странное — Мальтака. Пять лет миновало, а он все помнит, как тяжко ему было — она ждет брата после школы, а его, Даниила, сестренка…

— Мы почти дошли, — раздался голос мальчика. Девочка спрыгнула с камня. Оба скрылись из виду, только камешки посыпались вниз по тропинке. Даниил осторожно, как хищник, выслеживающий добычу, пробирался за ними.

Юноша достиг вершины в тот миг, когда девчонка, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, бросилась на траву — маленькая прогалинка, где уже сидел Иоиль. Стащила с головы повязку, ветер треплет густую гриву волос. Брат с сестрой наперебой показывают друг другу разные ориентиры внизу в долине.

Даниил скорчился за камнем, долина отсюда не видна, но он и так помнит открывающийся вид наизусть. Сколько раз сидел он на том же самом месте, где сейчас устроились эти двое, глядел вниз на селение — Кетца когда-то была ему родным домом. Последние годы не так часто, а раньше, пока не привык к жизни в пещере… Вскарабкается на вершину и сидит до темноты, напрягает глаза, старается разглядеть огоньки внизу, воображает Лию и бабушку за вечерней трапезой. Доведется ли когда-нибудь вернуться к родным? Он так их и не видел с тех пор и даже вспоминать перестал — до сегодняшнего дня.

Теперь, когда брат с сестрой больше не перекрикиваются друг с другом, ветер относит их голоса в сторону. Раздосадованному Даниилу страшно хочется услышать разговор. И не только услышать — поговорить. Из родного селенья — после пяти лет! Он глянул на свои босые, заскорузлые ноги, короткую тунику из козьей шкуры, вместо пряжки — колючка с кустарника. Что они о нем подумают — у них-то одежда чистая, на ногах — кожаные сандалии. Рисковать свободой — ради чего? Но ждать больше нет сил. Как зверь, которого выманили из укрытия, Даниил медленно поднялся и вышел из-за валуна.

Мальчик мгновенно вскочил на ноги, заслонил собой девочку. Надо было догадаться — один его вид чего стоит. Нет, они не убегают, продолжают стоять. Иоиль сжал кулаки, видно, мальчишка — не трус. Даниил ступил на тропинку, сердце так и колотится. Невыносимо — вдруг бросятся бежать. Он открыл рот, пытаясь вспомнить положенное приветствие:

— Мир вам.

— Мир, — коротко бросил Иоиль, но кулаков не разжал. — Чего тебе надо?

— Не тревожься, Иоиль бен Есром, — ответил Даниил.

— Откуда ты меня знаешь?

— Слышал, как сестра окликала. Я Даниил бен Иамин.

Иоиль удивленно уставился на юношу, по лицу видно — вспомнил:

— Ученик, сбежавший от кузнеца?

Даниил нахмурился.

— Тебя никто не винит, — быстро поправился Иоиль. — Все знают, как Амалик обращается с подручными.

— Какое мне дело до Амалика! Расскажешь про бабушку и сестру?

Иоиль только головой покачал:

— Боюсь, мне нечего сказать. А ты что-нибудь знаешь, Така?

Девочка явно перепугана и все никак не может успокоиться — дышит тяжело, но смотрит прямо в глаза, как брат:

— Та старая женщина, что приходит к колодцу по утрам? Живет в маленьком домике за улицей сыроделов?

— Да-да, — Даниилу не терпится услышать ответ.

— Говорят, маленькая девочка никогда не выходит из дому, — протянула Така.

Все так и сидит дома? Он-то надеялся — после стольких лет…

— Это моя сестра Лия, — лучше бы ему не спрашивать.

— Никто ее не видит, — продолжала девочка. — Но уверена — она там. Прости, больше я ничего не знаю.

В смущении Даниил не может придумать, какой еще задать вопрос, но так не хочется прерывать разговор.

— А тот парень, Симон? Лет на шесть-семь старше. Тоже у Амалика работал.

— Симон Зилот?[5] — переспросил Иоиль.

— Ты его знаешь?

— Слышал о нем. У него теперь своя мастерская. И заказов больше, чем у Амалика.

— Он мне всегда старался помочь.

— Говорят, хороший человек и настоящий патриот.

— Поговоришь с ним? Расскажешь, что я тут? Мне хочется, чтобы он знал.

— А ты здесь живешь? — удивился Иоиль.

— Да.

— Один? Тут не опасно? Горы, по слухам, полны разбойников.

Даниил ничего не ответил.

— И тебе не одиноко?

— Я не один живу.

— Ага, — недоуменно кивнул Иоиль. — И никогда в деревню не спускаешься?

— Тогда меня обратно Амалику отдадут, вот и все.

— Да, верно. Хорошо, расскажу Симону. Сколько времени ты уже в бегах?

— Пять лет, не меньше. Но думаю, Симон меня не забыл.

Тут заговорила девочка, голос звонкий и ясный, взгляд прямой и открытый:

— Пять лет! И бабушка все эти годы ничего о тебе не знает?

Даниил опустил глаза, крепко сжал губы.

— Завтра, когда пойду к колодцу, расскажу ей.

Даниилу даже обидно стало. Долгие годы пытаешься усыпить свою совесть, а тут все сначала…

— Как тебе угодно… — пробормотал он. Юноша злился на самого себя, столько времени прошло — и так глупо себя выдать. Чего он ждал? Пока кончать этот разговор.

— Вам лучше вернуться домой. Незачем было сюда приходить.

— Почему? — Иоиль как будто даже не обеспокоился.

— Я вас предупредил. Ваше место в деревне, — Даниил повернулся, чтобы уйти.

— Подожди, — окликнул его мальчик, вопросительно взглянул на сестру, та кивнула. — У нас с собой немного еды. Поешь с нами?

Кровь бросилась Даниилу в лицо. Он не какой-нибудь попрошайка.

— Совсем немного, — продолжал Иоиль. — Но нам хочется с тобой подольше поговорить.

Может, мальчик предлагает еду по-дружески? Медленно, как осторожный зверь, Даниил сделал несколько шагов и опустился на траву. Из сумки, подвешенной к широкому кушаку, девочка достала небольшой, аккуратно перевязанный сверток. Иоиль вытащил маленькую фляжку, передал сестре, устроился поудобнее на траве, протянул вперед сложенные ладони. Даниил с нескрываемым изумлением наблюдал за ними — тоненькая струйка воды полилась брату на руки. Омовение рук перед едой — сколько лет уже Даниил ни о чем подобном и не вспоминал. Ему бы и в голову не пришло, будь ты хоть трижды сын книжника, но тащить с собой в гору воду только для того, чтобы соблюсти Закон? Тут девочка повернулась к нему — в глазах вопрос. Внезапно в нем поднялась забытая гордость — разве и он не иудей? Юноша подставил руки с почерневшими костяшками пальцев под капельки воды и смущенно подумал о товарищах по пещере, вот бы они хохотали, увидев это зрелище.

Девочка развязала сверток, разложила еду на три равные кучки. Она не положила себе меньше, как когда-то делала его мать. Иоиль произнес благословение и протянул Даниилу треть — пару оливок, плоскую пшеничную лепешку, маленький медовый пирожок — вкус на языке внезапно напомнил ему детство. В первый раз мышцы юноши немного расслабились. Глаза молодых людей встретились, они изучали друг друга, но уже без враждебности.

— Как тебе в голову пришло бежать в горы? — спросил Иоиль, стряхивая крошки с подбородка.

Разговаривать за едой как-то легче.

— Я знал, тут есть пещеры. Просто хотел спрятаться, думал — здесь меня Амалику не поймать. Но пещер не нашел, бродил три дня, а потом меня обнаружил один человек…

Он вспомнил, как Рош набрел на него — мальчик лежал, уткнув лицо в землю, умирающий от голода, замерзший, спину все еще саднило после побоев в мастерской. Как им объяснить про ту ночь? Ужас, охвативший его, когда он увидел склонившегося над ним мужчину — Рош протянул руку, но не ударил, а помог встать на ноги. Мальчик снова осел на землю, пришлось подхватить его и, как младенца, нести в пещеру.

— Разбойник? — спросил Иоиль.

— Нет, добрый человек, — сердито ответил Даниил. — Он взял меня к себе.

— И каково здесь, наверху? Что вы тут делаете?

— Охотимся. Волки и шакалы, бывают и рыси. Иногда доходим до Мерома[6], это далеко. Но я и ремеслом занимаюсь, смастерил себе кузнечный горн.

Иоиль глядел уважительно. У девочки темные глаза горели тем же огнем, что и у брата. Даниил разглядывал Иоиля, пытаясь вообразить себе его занятия.

— А у тебя какое ремесло?

— Я все еще в школе, — ответил Иоиль. — Наверно, стану раввином. А еще учусь плести сандалии. Могу заработать себе на пропитание, но не завидую тому, кому придется мои сандалии носить.

Даниил кивнул. Конечно, Иоиль будет раввином. Он всегда учился лучше всех в школе. Но даже раввину пристало знать какое-нибудь ремесло.

— А зачем вы пришли сюда? — спросил Даниил. — Никто из селения на гору не подымается.

Девочка рассмеялась:

— С нас три шкуры сдерут, если узнают, где мы были.

— Мы всегда об этом мечтали, — объяснил мальчик. — С самого раннего детства. Нам не разрешают, конечно. Считается, тут опасно. А сегодня праздник, вот мы и убежали, никого не спросясь. В другой раз уже не получится. Мы переезжаем в Капернаум.

Сестра нахмурилась:

— Откуда такое уныние в голосе, чуть зайдет речь о Капернауме? Не сомневаюсь, тебе понравится в городе.

Лицо Иоиля помрачнело. Пальцы один за другим обрывают красные цветочные лепестки. Даниилу ясно — брат с сестрой спорят уже не в первый раз.

— Чего тебе еще надо? — настойчиво спрашивала девочка, совсем забыв о Данииле. — У нас будет большой дом, кругом лавки, люди, школа с самыми лучшими учителями в Галилее!

Брат продолжал безжалостно обрывать цветочные лепестки:

— Отец тоже не хочет переезжать. Он согласился только в угоду маме.

— Конечно, мама когда-то тоже все бросила в угоду ему. Ей нелегко дается жизнь в Кетце. Почему бы не вернуться обратно, если дедушка оставил в наследство такой большой дом? Право, отцу все равно, где жить, лишь бы только у него были книги.

Даниил слушал их разговор — снова он третий лишний, ему нет места в их чистеньком, безопасном мире. В эту минуту юноша заметил что-то необычное. Далеко внизу, у подножья горы вилась дорога — там посверкивали на солнце красноватые отблески металла.

Легионеры[7]. Один их вид снова и снова вызывает бешеную ярость. По давней привычке он резко сплюнул на землю. Брат и сестра немедленно обернулись к нему и, следуя за полным ненависти взглядом, уставились на ползущую колонну солдат.

— Римляне! — фыркнул Иоиль. Даниилу понравилось, как мальчик произнес это слово. Он снова сердито плюнул.

— Ты их тоже ненавидишь, — проговорил Иоиль тихим голосом.

Даниил стиснул зубы, с языка сорвалось привычное:

— Да будет проклят воздух, которым они дышат.

— Завидую я тебе, — продолжал Иоиль. — Здесь ты свободен.

— Никто не свободен, — отвечал Даниил, — пока эта земля опоганена римлянами.

— Конечно. Но по крайней мере тебе не надо все время на них глядеть. А в Капернауме у них гарнизон. Мне каждый день придется любоваться на солдат, с важным видом разгуливающих по улицам.

— Иоиль, — воскликнула девочка, — какое нам до них дело!

— Какое нам дело! Какое… — мальчик не мог продолжать. — Сдается мне, даже девчонке следует понимать…

— Я все понимаю, — у нее слезы чуть не выступили на глазах от обидных слов брата. — Что толку все время быть несчастным? Римляне тут не навечно. Мы знаем, освобождение придет.

— Ты говоришь прямо как отец!

— Но он прав! Раньше евреям приходилось еще хуже. Всегда были завоеватели — и всегда приходило освобождение.

Брат не слушал. Он поймал взгляд Даниила, и теперь оба пристально глядели друг другу в глаза, будто задавая один и тот же безмолвный вопрос.

Мальтака вскочила на ноги, нахмурилась, теперь она — третий лишний.

— Не позволю каким-то солдатам испортить мне праздник, — недовольно надула губки девочка. — Мы сюда взобрались — на самую вершину, а ты почти ни на что не смотришь.

К Иоилю снова вернулось обычное хорошее расположение духа:

— Зато нас тут поджидал сюрприз — Даниил.

Девочка покачала головой:

— Помнишь, мы обсуждали, что увидим? Ту долину, где Иисус Навин[8] вывел войско против царей языческих?[9]

Иоиль прикрыл козырьком ладони глаза, пытаясь определить нужное направление. Прямо под ними лепилось к склону горы их селение, темные очертания синагоги хорошо видны на фоне теснящихся друг к другу домов с плоскими крышами. Вокруг серо-зеленые оливковые рощи, ослепительно-свежая зелень полей испещрена яркими пятнами лиловых ирисов и золотистых нарциссов. К югу простирается глубокая синева озера. На севере, за грядой невысоких холмов поблескивают неясные очертания зеленеющей долины. Серебряной нитью вьется Иордан — туда, где сверкает крошечная драгоценность — озеро Мером. Даниил, внезапно осмелев, вскочил на ноги:

— Вот там, — указал он, — на равнине. Против него выступили и всадники, и колесницы, и войско, многочисленное, как песок морской. Иисус Навин бился с ними и теснил их до самого Великого моря[10].

Юноша видел, как изумились брат с сестрой. Они-то считают — он дикарь невежественный. Девчонка уж точно так думает. Но он кое-что знает. Пять лет назад, утром, когда мальчик согрелся, наелся и выспался, Рош привел его сюда, положил руки на плечи и указал на далекую равнину. Он поведал ему о храбрых бойцах, не отступивших при виде огромных армий, и о том, как они одержали победу — для Израиля. Именно здесь, на вершине горы, в ослепительных лучах солнца Даниил бен Иамин, сирота и беглый раб, обрел цель, ради которой стоило жить.

— Все великие воины, — Даниил старался поточнее припомнить слова Роша, — Иисус Навин, Гедеон[11], Давид — все они воевали на земле Галилейской. Никто не мог против них устоять. И этот день снова придет.

— Да, — выдохнул Иоиль. — Этот день настанет. Бог пошлет нам нового Давида.

Глаза мальчика сверкают, будто и ему чудятся тени тех огромных армий, когда-то сражавшихся в долине.

— Да, Бог пошлет нам Мессию! — воскликнула Мальтака. — Иоиль, помнишь, мы всегда надеялись встретить его тут, наверху!

— Уверен, так и будет, — продолжал мальчик. — Я знаю, мы снова поднимемся на вершину, и он придет, в этот самый день. Мне кажется, нет, я верю — от меня зависит, чтобы оно поскорее случилось.

— Мне тоже мечталось — мы будем первые, кто сбежит с горы и расскажет о нем. И жители селения побросают свои дела и двинутся за ним. У всех детей такое буйное воображение?

Иоиль вдруг посерьезнел:

— Мессия — не наше воображение. Это правда. Он нам обещан.

— Но пристально вглядываться в каждое облако, мечтать оказаться первыми, кто заметит…

— Я все равно надеюсь быть первым! — Иоиль говорил так страстно, что двое других не могли отвести от него глаз. — Назови это ребячеством, если тебе угодно. Поэтому и не хочу переезжать в Капернаум.

— Неизвестно, сколько еще лет пройдет!

— Нет, это случится скоро. Не так, как мы представляли, Така. Я раньше думал — он появится в сонме ангельского войска. Нет, теперь понял — он придет с настоящими воинами — мужами, обученными, вооруженными, готовыми… — он оборвал сам себя на полуслове.

— Такие люди уже есть, — Даниил снова взглянул на далекие холмы. Даже не оборачиваясь, почувствовал — у мальчишки напряглись все мышцы.

— Я знаю, — отвечал Иоиль, оба не скрывают своего восторга — ответ на невысказанный вопрос получен.

Мальтака недоуменно уставилась на брата, никак в толк не возьмет, о чем разговор.

— Пора идти. А то к ужину не успеем.

— Я провожу вас немного, — предложил Даниил. Надо убедиться, что они без помех добрались до дороги.

Все трое начали спуск по крутому склону горы. Как только вершина осталась позади, легкий ветерок угас — солнце палит немилосердно, ни один листик не шевельнется. Они больше не разговаривают. Даниил видит — Иоиля по-прежнему не отпускает какая-то мысль. Девчонка, наверно, расстраивается — вот, праздник не удался, все не так, как задумывали. Ему вдруг пришло на ум — лучше бы им вовсе сюда не приходить. Здесь и без них хорошо, главное, ни о чем не думать, ни о чем не вспоминать — работать для Роша и ждать. Лелеять ненависть в ожидании грядущего часа.

У него никогда не было друзей, никогда даже не мечталось о друге. И одному совсем неплохо.

Теперь Мальтака торопится. Наверно, совесть мучает. Но Иоиль все медлит, нарочно отстает. Стоило сестре отвлечься — сорвать пучок цветов мирта, он чуть слышно прошептал:

— А я-то надеялся еще кое-кого увидеть тут, наверху. Я наслышан о Роше, объявленном вне закона, знаю — он живет здесь, в горах. Надеялся, может, повезет, и я его встречу.

— Зачем он тебе?

— Рош — герой всех мальчишек в школе. Но никто его не видел. А ты?

Даниил помедлил, а потом кивнул:

— Я видел.

Иоиль внезапно остановился, позабыв всякую осторожность.

— Я бы все отдал за… Это правда, что про него рассказывают?

— А что про него рассказывают?

— Говорят, сражался вместе с великим вождем — Иудой[12], когда тот бился против римлян при Сепфорисе[13]. Всех остальных распяли, а он бежал и нашел убежище в горах. Другие считают — Рош просто разбойник и грабит своих — израильтян. Еще говорят — он отбирает деньги у богатых и раздает бедным. Ты его знаешь? Какой он на самом деле?

Никакой осторожности не скрыть той неистовой гордости, что так и распирает Даниила:

— Он самый храбрый человек на свете! Пусть болтают, если хотят. Придет день — и всякий в Израиле узнает его имя!

— Значит, правда! — Иоиль чуть не кричит от восторга. — Он собирает армию — сражаться с римлянами! Ты об этом говорил — там, наверху? Ты, ты — один из них. Я знал! Я знал!

— Рош — тот, о ком я тебе рассказывал. Он меня нашел и спас. С тех пор я с ним.

— Завидую тебе! Вот бы мне пристать к Рошу.

— Тогда приходи. Здесь тебя никому не отыскать.

Мальтака остановилась, поджидая остальных. Иоиль посмотрел на сестру и беспомощно развел руками:

— Все не так просто. Мой отец…

— Иоиль, а побыстрее нельзя? О чем вы там болтаете? — девочка стояла на тропинке, в руках букет алых цветов, волосы все еще не покрыты, рассыпались по плечам темной волной, щеки раскраснелись от солнца.

Будь он Иоиль — убежал ли бы он? Даниил сам не знал. Если бы его отец с матерью ждали — светильник зажжен, стол накрыт к ужину? Будь у него сестра, которая может добежать до вершины горы почти не запыхавшись?

Его мысли внезапно оборвались. Прямо рядом с Мальтакой мелькнула другая фигура. Посреди тропы, закрывая проход, стоял Эбол, один из часовых Роша, и ждал, пока они спустятся.