Между-Мир

Глава 3

Они достигли барьера задолго до темноты. В их глазах гайлиэ было одним большим деревом — Деревом-Домом. Еще выше были только деревья-Колонны, хотя Дерево-Дом поистине было чудовищно огромным.

Широкие переплетающиеся ветки и длинные вьющиеся стебли торчали во все стороны. Внутри, среди его ветвей и листьев, росли висящие деревья, корни и лианы. Борна радовало, что на Дереве-Доме росли или совершенно безвредные или даже полезные для человека растения. Его народ хорошо заботился о Дереве-Доме, а оно, в свою очередь, заботилось о людях.

Лозы были покрыты ярко-розовыми цветами, внутри каждого из них сидел стручок с цветочной пыльцой. Стручки эти были сродни желтым коробочкам с семенами, благодаря которым духовые ружья превращались в грозное оружие, и отличались еще большей чувствительностью. От малейшего прикосновения к розовой поверхности тонкая, как бумага, кожица разрывалась и испускала облако пыли, смертельное для любого животного, вдохнувшего его через нос, поры или иным способом. Эти лозы обвивали дерево на середине Третьего Уровня — уровня поселка, образуя вокруг него защитную сеть.

Борн подошел к ближайшей лозе, нагнулся и плюнул прямо в середину одного из цветов, стараясь не попасть в стручок с пыльцой. Цветок зашевелился, но стручок не взорвался. Розовые лепестки сложились внутрь. Пауза. Затем лоза начала извиваться и сжиматься, как это делают ползающие лозы в поисках добычи. Когда лоза сжалась, открылась тропа, по которой легко прошли Борн и Руума-Хум. Сразу за Руума-Хумом внешние дальние лозы сошлись вместе и закрыли собой тропу. Цветок, в который плюнул Борн, снова раскрылся и продолжал пить слабый вечерний свет.

Случайный наблюдатель отметил бы, что слюна Борна исчезла. Химик сказал бы, что ее абсорбировал цветок. А если бы это был блестящий ученый, то он мог бы открыть, что слюна не только была абсорбирована цветком, но еще подвергнута анализу и идентификации. Борн же знал только то, что если осторожно плюнуть в цветок, тогда Дерево-Дом узнает, кто он такой.

Приближаясь к поселку, Борн попытался весело насвистывать. Но мелодия не получалась. Из головы не выходило таинственное происшествие с загадочной синей штуковиной, которая упала в лес, круша все на своем пути. Иногда, хотя и очень редко, какое-нибудь висячее дерево перерастало свои корни или то, к чему оно прикреплялось, и падало, увлекая за собой лианы и более мелкие растения. Но никогда еще Борн не слышал, чтобы так ломались и крушились деревья. Эта штука должна быть во много раз тяжелее любого висячего дерева. Он понял это по тому, с какой скоростью оно падало. Да еще этот что-то напоминающий металлический блеск.

Когда Борн вступил в центр поселения, он совсем не думал о предстоящей триумфальной встрече. Здесь огромный ствол Дерева-Дома расщеплялся на множество стволов поменьше, образующих густой лес вокруг центрального открытого пространства. Где-то высоко эти стволы соединялись вновь в один ствол, сужающийся конусом и поднимающийся в небо еще на шестьдесят метров. С помощью листьев, растительных волокон и звериных шкур жители закрыли пространства между переплетенными стволами, сделав себе жилища, недоступные для ветра и дождя. Для питания использовались похожие на цветную капусту, но имеющие форму тыквы фрукты. У них был вкус клюквы и иногда эти фрукты росли прямо внутри закрытых жилищ.

Внутри каждого жилища были обгоревшие места, как и под пологом над центральной площадью. Эти мелкие ожоги не вредили огромному растению.

В каждом жилище имелось также небольшое углубление, сделанное в самом Дереве. Сюда обитатели Дерева несколько раз в день приносили ему свои подношения в благодарность за кров и защиту. Эти пожертвования смешивались с толченой мякотью мертвых растений, собранных специально для этой цели. Мякоть использовалась также для того, чтобы убивать сильные запахи. Когда углубления наполнялись, их чистили, сухие остатки выбрасывались за Дерево-Дом в зеленую бездну, а углубления снова использовались. Дерево принимало и поглощало приношения очень быстро и эффективно.

Дерево-Дом было самым великим открытием, сделанным предками Борна.

О его уникальных качествах узнали тогда, когда казалось, что вся колония до последнего человека погибнет. В то время никто не задумался над тем, почему растение, бесполезное в родной среде, здесь оказалось таким удобным. Вскоре люди послали разведчиков на поиски других Деревьев-Домов, и были основаны новые поселения. Но за годы, прошедшие с тех пор, как пра-пра-пра-пра-пра-прадедушка Борна поселился на этом Дереве, контакты с другими поселениями постепенно стали слабеть, а потом и вовсе прекратились. Никто не позаботился возобновить связь с ними, да и не хотел. У них было все необходимое для выживания в мире, который кишел кошмарными созданиями, несущими смерть и разрушения.

— Борн вернулся… Смотрите, Борн вернулся… Борн, Борн!

Вокруг Борна собралась небольшая толпа и радостно приветствовала его. Но в ней были одни только дети. Один из мальчишек, забыв о том, что встречать охотника надо с почестями, имел дерзость дернуть его за плащ. Борн посмотрел вниз и узнал сироту по имени Дин, которого воспитывали все жители сообща.

Его отца и мать кто-то похитил, когда они были в экспедиции по сбору фруктов. Они исчезли в лесу вслед за раздавшимся страшным звуком. Остальные члены группы в панике разбежались, а когда вернулись на прежнее место, от супружеской пары остались одни орудия труда. С тех пор о них никто никогда не слышал. Поэтому мальчика растили в поселке сообща. По непонятным причинам паренек больше всех привязался к Борну. Охотник не мог отмахнуться от подростка. Это был закон — и очень необходимый для выживания, закон, по которому ребенок, лишившийся родителей, мог сам по своему желанию выбирать себе новых.

Но почему именно безумного Борна, вот вопрос…

— Нет, я тебе не дам шкуру грейзера, — возразил Борн и мягко отстранил мальчика. Тринадцатилетний Дин уже не считался ребенком. Его уже нельзя толкать.

По пятам за сиротой катился толстый меховой шар, почти такой же большой, как и подросток. Детеныш-фуркот по имени Маф через каждые три шага спотыкался на своих толстых неуклюжих лапах. Споткнувшись в третий раз, Маф разлегся посреди поселка и уснул, найдя таким образом подходящее решение своей проблемы. Руума-Хум при виде детеныша ворчливо заурчал. Но он не мог не сочувствовать ему. Он и сам был не прочь как следует поспать.

Борн не пошел к себе домой, он отправился на другой конец поселка.

— Брайтли Гоу!

В ответ сверкнули зеленые глаза, не уступающие яркостью самой густой листве, а затем показалось лицо и фигура лесной нимфы, грациозной как лань. Она вышла навстречу и взяла Борна за руки.

— Как хорошо, что ты вернулся, Борн. Все беспокоились. Я… очень беспокоилась.

— Беспокоилась? — восторженно изумился охотник. — О ком? О маленьком грейзере? — Величественным жестом он показал в сторону туши.

Ее тяжесть вывела из себя Руума-Хума. В его голове появились неприятные мысли о некоторых людях, которые вместо того, чтобы позаботиться о своем фуркоте, кокетничают с девушками.

Брайтли Гоу уставилась на грейзера, и ее глаза стали большими, как цветы рубинового дерева. Потом она неуверенно нахмурила брови.

— Но как я съем все это, Борн?

В ответ Борн скованно рассмеялся.

— Возьми себе мяса столько, сколько надо тебе и твоим родителям, конечно. А вот шкура — это только для тебя.

Брайтли Гоу была самой красивой девушкой в поселке, но других достоинств Борн в ней что-то не замечал. И иногда в сомнениях задумывался над этим. Стоило ему посмотреть на девушку в тонкой одежде из кожицы листьев, как Борн забывал обо всем на свете.

— Ты смеешься надо мной, — рассердилась Брайтли Гоу. — Не смейся!

Естественно, после этого Борн стал смеяться еще громче.

— А вот Лостинг, — сказала девушка с достоинством, — никогда не смеется надо мной.

Это быстро отрезвило Борна.

— Какое имеет значение, что делает Лостинг? — с вызовом бросил он.

— Это имеет значение для меня.

— Гм… ладно. — Где-то что-то опять не сработало. Борн совсем не так представлял их встречу. Всегда получалось не так, как он хотел.

Отважный охотник оглядел притихший поселок. Кое-кто из стариков выглядывал из домов, когда он только вошел в него. Но теперь, когда жители уже знали о том, что Борн жив и здоров, они вернулись к своим домашним занятиям. Большинство взрослых, естественно, были или на охоте, или собирали еду, или чистили Дом от паразитов. Мечты о восторгах по поводу его возвращения никогда не становились явью.

Значит он рисковал своей жизнью только для того, чтобы его встретила компания детей и Брайтли Гоу. От прежней эйфории не осталось и следа.

— Все равно, я обработаю для тебя шкуру, — проворчал Борн. — Пошли Руума-Хум. — Он повернулся и сердито зашагал прочь. Он не видел, как на лице Брайтли Гоу отразилась целая гамма разнообразных чувств. Потом она повернулась и вошла внутрь своего жилища.

Когда тушу, наконец, отвязали и Руума-Хум сбросил ее со своей спины, он издал вздох облегчения. После этого он пошел прямо в отведенную ему большую отдельную комнату, улегся и предался любимому занятию всех фуркотов.

Бормоча что-то про себя, Борн развязал свой охотничий пояс, снял плащ и приступил к разделке грейзера. Он так сердито махал костяным ножом, что в нескольких местах чуть не испортил шкуру. Под шкурой лежал слой жира. Поворачивать тушу было нелегкой работой, но Борн справился с ней сам. Ему не пришлось будить Руума-Хума. Жир он побросал в деревянное корыто. Позднее его перетопят и сделают из него свечи. Затем Борн принялся разделывать мясо. Он отрубал огромные куски, которые затем высушит для лучшей сохранности. Внутренние органы и другие несъедобные части отправлялись в углубление в дальней стене комнаты. Борн прикрыл их измельченной растительной смесью и добавил воды из деревянного бака. Дом будет доволен.

Он отделил пустотелый прозрачный столб и огромные конусообразные круглые ребра, вымыл, зачистил их и вынес наружу для просушки. Из толстой кости сделают орудия труда и украшения. Зубы не годились ни на что, их не стоило даже носить, как, например, зубы плотоядного бридера, которого убил Лостинг. Борн не станет делать ожерелье для торжественных церемоний из этих плоских зубов. Но поест хорошо.

Разделав грейзера, Борн вымыл руки. Откинув занавес из сплетенных растительных волокон, стал рыться в углу и нашел запасное духовое ружье — снаффлер. Надо бы сделать еще одно такое же. Он внимательно осмотрел ружье, обдумывая эту проблему. Придется просить Джелума сделать новое ружье. Он работал с зеленой древесиной куда лучше, чем Борн, его пальцы были искуснее, ловчее. Борн печально улыбнулся. За новое духовое ружье придется отдать почти всего грейзера, но все равно на какое-то время он обеспечил себя хорошей едой. Джелум не был охотником, и он будет рад мясу, ведь на его руках двое детей и жена.

— Руума-Хум, я пошел к Джелуму, резчику. Я…

Из угла, где спал фуркот, донесся долгий низкий свист. Борн сердито выругался. Похоже на то, что всем все равно, жив он или мертв. Он резко отодвинул занавес из кожицы листьев и направился к дому Джелума.

Остаток дня в основном прошел в выработке условий сделки. В конце концов Джелум согласился сделать новое духовое ружье в обмен на три четверти мяса грейзера и на его целый скелет. Обычно Борн никогда не соглашался на такие условия. Для того чтобы добыть этого грейзера, он потратил целую неделю, а его доставка связана с повышенным риском. Но Борн устал, его огорчил равнодушный прием и разочаровала Брайтли Гоу.

Да еще Джелум показал ему великолепный экземпляр трубки из зеленого дерева, местами почти синей, из которой получится прекрасный снаффлер, просто замечательный. Обмануть его не удастся, но все-таки это была неравноценная сделка.

Борн полез один в верхнюю часть поселка, где мелкие стволы начинали соединяться в один большой ствол. Отсюда был виден весь поселок и лесная стена.

Центр поселка представлял собой самое большое открытое пространство, какое только Борну довелось видеть в своей жизни, за исключением, естественно, Верхнего Ада. Здесь можно было расслабиться и изучать окружающий мир, не боясь нападения. Пока он смотрел, стеклянный крылан коснулся розового цветка лозы. Красные и синие крылья лениво подрагивали, лучи солнца пронизывали прозрачные органические плоскости.

Это была еще одна особенность Борна, из-за которой некоторые жители поселка считали его немного сумасшедшим. Только он один сидел и тратил зря время, глядя на такие существа, как крыланы и цветы, которые не годились в пищу и не представляли собой никакой опасности. Борн и сам не мог объяснить, почему он так поступал, но что-то внутри него, когда он так сидел, начинало радостно шевелиться. Радовалось и теплело. Он познает все, что можно познать об этом мире.

Ридер, шаман, много раз пытался изгнать демона, который побуждал Борна бесполезно тратить время, но все было напрасно. Борн соглашался на эту процедуру только под влиянием уговоров обеспокоенной четы вождей, Сэнда и Джойлы. В конце концов Ридер смирился, объявив заблуждения Борна неизлечимыми. Поскольку от этого никому не было вреда, все согласились оставить Борна в покое. Все желали ему только добра.

Все, кроме Лостинга, естественно. Но неприязнь Лостинга объяснялась не заблуждениями Борна, а проистекала из зависти к отважному охотнику.

Капля теплого дождя упала на лоб Борна, покатилась по его лицу. За ней еще одна и еще. Настало время идти на совет.

Пробираясь между стволами, Борн вернулся в поселок. В центре площади был зажжен огонь. Это место уже почернело и выгорело от многих подобных костров. От дождя защищал широкий навес из сотканной кожицы листьев, под ним нашлось место для всех жителей поселка. Их уже собралось там много, и прежде всего Сэнд, Джойла и Ридер.

Ускорив шаг под уже сильным дождем, Борн разглядел Лостинга. Войдя в круг, Борн, занял место среди мужчин напротив своего соперника.

Очевидно, Лостинг уже прослышал о возвращении Борна и его подношении в виде кожи грейзера, потому что он с большей, чем обычно злобой, бросал на него взгляды с другой стороны костра. В ответ Борн лишь приветливо улыбался.

Мерный шум теплого дождя, падающего на кожицу листьев и стекающего на деревянную землю, аккомпанировал шуму голосов собравшихся людей.

Иногда раздавался детский смех, шиканье взрослых.

Сэнд поднял руку, призывая к молчанию. Джойла сделала то же самое.

Люди умолкли. Сэнд, который никогда не отличался высоким ростом — он был примерно с Борна — теперь, усохший и согнутый временем, казался еще меньше. Тем не менее он производил должное впечатление. Он напоминал старые, изношенные часы, которые все время еле-еле тикали, но в нужный момент били на удивление громко и чисто.

— Охота была хороша, — сказал кто-то.

— Охота была хороша, — одобрительно повторили собравшиеся.

— Сбор еды удачный, — в тон произнес Сэнд.

— Сбор удачный, — с готовностью подтвердил хор.

— Все, кто присутствовал на последнем собрании, и сейчас находятся здесь, — отметил Сэнд, обводя глазами круг. — Живительные соки в Доме сильны.

— Стручок готов к пище, — провозгласила одна из женщин в круге. — Семя Моранна и Ога зреет. Оно созреет через месяц. — Сэнд и все остальные закивали головами и пробормотали что-то одобрительное.

Где-то далеко наверху раздались раскаты грома, они эхом отозвались в целлюлозных каньонах, прокатились по хлорофилловым холмам. Вечерний разговор продолжался: сколько и каких собрано фруктов и орехов; сколько и какого мяса высушено; какие у кого были приключения, достижения и ошибки за этот уже прошедший день.

Когда Борн объявил о том, что он убил грейзера, в толпе одобрительно зашумели, но не с таким воодушевлением, как хотелось бы Борну. Он не знал того, что умы всех занимало нечто гораздо более важное. Сообщить об этом взялся Ридер.

— Сегодня вечером, — начал он, подняв свой тотем — священный топор, — в мир что-то упало из Верхнего Ада. Что-то гигантское, не поддающееся воображению.

— Нет, оно поддается воображению, — перебила его Джойла. — Мы считаем, что Колонны еще больше.

Собравшиеся одобрительно зашумели.

— Справедливое замечание, Джойла, — признал Ридер. — Что-то такого же размера, но невообразимо тяжелое, — он победно посмотрел на Джойлу, которая на этот раз промолчала. — Оно вошло в мир с северо-запада от грозового дерева и упало в Нижний Ад. Возможно, это был обитатель этого Ада, навестивший своих родственников в Верхнем и возвратившийся домой.

— А не можем ли мы ошибиться насчет Верхнего Ада? — спросил кто-то из толпы. — Правда ли то, что они такие же огромные, как и те, которые внизу? Мы знаем очень мало и о том и о другом Аде.

— А я к примеру, — вставил кто-то, — и не имею ни малейшего желания знать больше! — Раздался понимающий смех.

— Тем не менее, — стоял на своем шаман, указывая своим топором на жителя, который предпочитал оставаться в приятном неведении, — именно этот демон сегодня спускался очень близко к нам. Что, если он не вернулся в свой дом в бездне? С тех пор, как он прошел мимо, не было слышно больше ни звука, ни движения. Если он притаился где-то рядом с нами, кто знает, как мы должны поступить? — По собравшимся прошла нервная дрожь. — Существует вероятность того, что он мертв. Не говоря уже о том, что было бы интересно посмотреть на мертвого демона; такое количество мяса нам бы тоже не помешало.

— Если только его родичи не заявят свои права на труп, — выкрикнул кто-то, — а если они это сделают, то я в таком случае не хотел бы здесь оставаться! — Раздались голоса одобрения.

Где-то высоко сверкнула молния и до поселка донеслись раскаты грома. К своему удивлению, Борн вдруг вскочил на ноги и стал говорить.

— Я думаю, что это не демон. — Толпа зашевелилась, все глаза устремились к нему. Оказавшись в центре внимания, Борн почувствовал себя крайне неловко, но сумел сдержать свое волнение.

— Откуда ты знаешь? Ты это видел? — наконец спросил Ридер, обретя после неожиданного заявления Борна дар речи. — Ты никому ничего не говорил.

Борн пожал плечами и сказал, стараясь придать своему тону равнодушие.

— А меня никто ни о чем не спрашивал.

— Если то, что ты видел, не демон, тогда что? — подозрительно спросил Лостинг.

Борн задумался.

— Я не знаю. Я только на мгновение увидел это, когда оно падало в мир — но все-таки я это видел!

Лостинг сел на свое место, его мускулы так и играли в отблесках огня, и улыбнулся сидевшим рядом с ним.

— Ну говори, Борн, — подсказала Джойла. — Ты видел это или нет?

— Я и сам хочу рассказать, — возразил Борн. — В этот момент я падал вниз. Я и видел и не видел это. Когда сокрушительные удары и сотрясение мира достигли наивысшей точки, я увидел сквозь деревья, как там промелькнуло что-то ярко-синее. Ярко-синее и блестящее, как асанис.

— Может, это и был падающий цветок асаниса, — сказал Лостинг, самодовольно ухмыльнувшись.

— Нет! — Борн сердито повернулся и с яростью посмотрел на своего соперника. — Это было такого же цвета, но блестящее, яркое и слишком… слишком резкое. От него отражался свет.

— Отражался свет? — удивился Ридер. — Разве такое возможно?

Возможно ли? Они все не сводили глаз с Борна, в глубине души желая верить, что то, что он видел, не демон. Он силился вспомнить момент падения, этот проблеск чуждого синего цвета среди веток. Он притягивал к себе свет, как лист асаниса — нет, больше это было похоже на то, как сверкает нож, когда его натачивают. Борн рассеянно поводил глазами, мучительно стараясь найти сравнение.

— Как топор! — выкрикнул он, указав рукой на оружие шамана. — Это было похоже на топор.

Все глаза машинально остановились на священном оружии и на самом Ридере. Раздался насмешливый шепот. Ничто не могло походить на топор.

— Может, ты ошибся, Борн, — мягко заметил Сэнд. — Это произошло, как ты говоришь, очень быстро. И ты видел это, когда падал сам.

— Я совершенно уверен в этом. Точно, как топор. — Борн старался говорить как можно увереннее, он уже не мог отступить от своей позиции, не показавшись полным дураком.

— Во всяком случае, — произнес Борн к своему ужасу, — это очень просто доказать. Надо только пойти и посмотреть.

Ропот толпы усилился; сейчас никто не насмешничал, все были потрясены.

— Борн, — терпеливо начал вождь, — мы ведь не знаем, что это такое и куда оно делось. Вполне возможно, что оно уже вернулось в бездну, из которой, наверное, и вышло. Пусть оно там и пребывает.

— Но мы же не знаем, — возразил Борн, вставая со своею места и передвигаясь ближе к огню. — Может, оно и не вернулось. Может, оно осталось на уровне ниже, спит, ждет, пока не учует запах Дома, а потом придет сюда и будет таскать нас одного за другим. Если это такое чудовище, тогда не лучше ли нам самим отыскать его и зарезать, пока оно спит.

Сэнд медленно кивнул головой, обведя взглядом людей.

— Прекрасно. Кто желает пойти с Борном по следу этого демона?

Борн обернулся к своим товарищам-охотникам, мысленно умоляя их.

Затянувшаяся тишина, дерзкие взгляды. И вдруг ответ прозвучал оттуда, откуда его никто не ждал.

— Я пойду, — заявил Лостинг. Он встал и самоуверенно глядел на Борна, как бы говоря: «если ты не боишься этой твари, то здесь вообще бояться нечего». Борн отвел взгляд от глаз этого человека.

Нехотя согласились идти с ним охотник Дрон и близнецы Толтри и Тейллинг. За ними и другие охотники дали свое согласие из опасения показаться трусами, но Ридер поднял топор.

— Этого достаточно. Я тоже пойду, хотя не убежден, что вообще надо идти. Просто не следует людям идти к проклятой твари без сопровождения авторитета по проклятиям.

— Это точно, — пробормотал кто-то. Смех, вызванный этим замечанием, разрядил торжественность происходящего.

Сэнд прикрыл рукой рот, чтобы спрятать усмешку, не приличествующую вождю.

— А сейчас воздадим молитвы, — воззвал он мощно, — чтобы те, кто идет на поиски демона, нашли бы его больным и слабым или не нашли его вовсе и вернулись бы к нам живыми и здоровыми. — Он поднял обе руки вверх, опустил голову, и молитва началась.

Эту молитву не узнал бы ни один из земных авторитетов по теологии.

Источник, вдохновляющий ее, не определил бы ни один священник, аббат или раввин, ни один колдун, но которую мог вполне определить специалист по биоэнергетике. Но никто бы из них не смог объяснить, почему эта молитва имела такое эффективное действие здесь, под плачущим ночным небом и пологом из конницы листьев.

Три зрачка горели как угольки, отражая пляшущий огонь далекого костра. Руума-Хум лежал в сплетении веток и скептически смотрел вниз на собравшихся людей. Свою морду он положил на скрещенные передние лапы. На ветке, ближайшей к месту его отдыха, послышалось неловкое царапанье когтями. Через минуту рядом шлепнулось сорок килограммов меховой массы. Он раздраженно заворчал и обернулся. Это был детеныш, который состоял при молодом сироте, человеке Дине.

— Дедушка, — робко спросил Маф, — почему ты не отдыхаешь, как остальные наши братья?

Руума-Хум обратил свой взор на отдаленный полог и распевающих под ним людей.

— Я изучаю человека, — пробормотал он. — Иди спать, детеныш.

Маф поразмыслил, затем подполз ближе к мощному взрослому и так же, как он, стал смотреть вниз на костер. Помолчав минуту, он взглянул на него вопросительно.

— Что они там делают?

— Я еще точно не знаю, — ответил Руума-Хум. — Мне кажется, что они пытаются стать такими же, как мы.

— Как мы? Как мы? — Маф смешно закашлялся дождем и уселся на свои несколько ног. — А я думал, что это мы пытаемся стать похожими на людей.

— Да, так считается. А теперь отправляйся спать, живей!

— Дедушка, пожалуйста, объясни, я совсем запутался. Если человек хочет быть таким, как мы, а мы хотим быть, как человек, — тогда кто из нас прав?

— Ты задаешь слишком много вопросов, детеныш, ты еще не все понимаешь. Поймешь ли ты ответ? А ответ такой… То, К-Чему-Мы-Стремимся — это встреча, соединение, взаимное сцепление, переплетенная сеть.

— Понял, — прошептал Маф, хотя ничего не понял. — А что будет, когда это будет достигнуто?

— Я не знаю, — ответил Руума-Хум, снова глядя на огонь. — Этого не знает никто из наших братьев, но мы к этому стремимся. Кроме того, человек считает нас занятными, полезными и думает, что он хозяин.

Братья же считают человека полезным, занятным и им все равно кто хозяин. Человек думает, будто такие отношения ему понятны. И мы завидуем такому наивному поведению. — Старый фуркот кивнул головой в сторону собравшихся внизу. — Возможно, что мы никогда не поймем этого.

Открытия не обещают, на них надеются.

— Понимаю, — пробормотал детеныш, который не понял ровным счетом ничего. Он неловко поднялся на лапы и собрался было идти, но помедлил.

— Дедушка, можно еще один вопрос?

— Ну что еще? — недовольно проворчал Руума-Хум, не отрывая глаз от молитвенного собрания.

— Среди детенышей ходят слухи, будто бы до прихода людей мы не умели ни говорить, ни думать.

— Это не слухи, это правда, малыш. Вместо этого мы спали.

Руума-Хум зевнул и обнажил острые как бритва клыки.

— Но это же относится и к Человеку. Мы проснулись одновременно, так считают.

— Я знаю, — сказал Маф, который ничего не знал. Он повернулся и побрел искать себе удобное место на ночь.

Руума-Хум вновь переключил свое внимание на людей, размышляя о том, как ему повезло, что у него есть такой интересный и непредсказуемый человек, как Борн. Вот завтра они пойдут на поиски этой новой штуковины. Ну что ж, думал фуркот, зевая, если завтра миру суждено измениться, лучше всего перед этим как следует поспать. Он перевернулся на бок, сунул голову между передними и средними лапами и тотчас же мирно отошел в любимую страну.

Борн настаивал на том, чтобы выйти до того, как рассеется утренний туман, но ни Ридер, ни другие охотники и слышать об этом не желали.

Лостинг с жалостью смотрел на того, кто выдвинул такое абсурдное, опасное предложение. Всякий, кому могла прийти в голову мысль о том, чтобы двигаться в тумане, когда человек не в состоянии увидеть подстерегающую его опасность и защититься, по праву заслуживал прозвище сумасшедшего.

В группе их было всего двенадцать — шестеро мужчин и шесть фуркотов. Мужчины шли гуськом по древесной тропе, а фуркоты шли по верху, снизу и по обе стороны, образуя защитный кордон вокруг людей.

Борн и Ридер шли впереди, а Лостинг, по своему собственному желанию, замыкал группу. Этот большой человек с большим сомнением относился ко всей экспедиции и старался быть как можно подальше от ее вдохновителя, Борна. Кроме того, как бы плохо Лостинг ни относился к Борну, ревнуя к нему Брайтли Гоу, он не мог не признать охотничье мастерство Борна. И поэтому Борн по праву шел впереди. Но для собственного успокоения Лостинг повторял услышанное однажды, что храбростью отличаются только безумцы.

Группа продвигалась сквозь солнечные ветви Третьего Уровня быстро и без помех. Только однажды люди услышали отдаленное предупредительное рычание, внизу по левой стороне. Это вынудило их остановиться и приготовить духовые ружья. Через некоторое время появился Таандасон, тот, кто издавал предупредительные звуки. Фуркот бежал по тропе, параллельной той, по которой шли люди. Он задыхался и пыхтел от злости.

— Коричневые многоноги, — доложил фуркот. — Супружеская пара на охоте. Самка заметила меня и плюнула, но самец повернул ее в другую сторону. Сейчас они ушли. — Фуркот повернулся, спрыгнул на нижнюю ветку и исчез в буйной растительности. Ридер довольно кивнул и махнул рукой, давая знак колонне двигаться дальше. Колючки вернулись в колчаны, запасы семян в охотничьи пояса.

Одинокий коричневый многоног, не раздумывая, напал бы на двух-трех человек, подумал Борн. Пара, вышедшая на охоту, не остановилась бы ни перед чем. Но такую большую группу людей и фуркотов даже более крупный хищник не решился бы атаковать. Как отреагирует на них демон, еще предстояло выяснить.

Люди уже почти дошли до тот места. Борн узнал выделяющиеся на фоне других Кровавое дерево. Его листья в форме кувшина были наполнены алой жидкостью, вызванной тем, что растение обильно выделяло танин. Затем они вошли в полосу ровного бриза. Идущие сразу заметили это. В лесном мире ветер редко дул ровно и в одном направлении. Обычно порывы воздуха возникали и пропадали как призраки, нападали, кружились вокруг веток, пней и стволов как живые существа. Но этот воздушный поток был ровным, направленным и теплым. Таким теплым, подумал Борн, что, наверное, исходил из самого Ада.

Ридер принялся угрожающе размахивать топором, отгоняя злых духов.

Остальные плотнее завернулись в свои зеленые плащи.

Борн сделал знак замедлить шаг и растянуться. Перспектива, открывающаяся перед его глазами, резко изменилась. Он сделал еще два шага по ветке, отодвинул свисающий лист, судорожно вцепившись в крепкую лиану одной рукой, и вскрикнул при виде того, что открылось его взору. Такие же восклицания раздались рядом с ним, но Борн уже был настолько заворожен, что забыл о своих товарищах.

На расстоянии не больше ладони от того места, где он стоял, толстая ветка была обломлена, как гнилой стебель. Поломаны были и другие растения вокруг. В мире открылся огромный колодец. Борн задрал голову вверх и увидел в двухстах метрах над собой кружок странного цвета.

Клочок темно-синего цвета, испещренный белыми облаками — синеву Верхнего Ада.

Внизу — Борн покрепче ухватился за лиану — примерно на таком же расстоянии, если не больше, в глубине, где-то на Пятом Уровне, лежал блестящий синий объект, в котором отражалось солнце, как на поверхности топора. В центре его находилось нечто еще более блестящее, которое даже преломляло солнечные лучи на все цвета радуги, в форме неровного полушария из материала, похожего на прозрачные крылья крылана. Верх этого полушария был разорван и открыт.

И уже лозы, лианы, ползучие стебли и другие растения начали разрушать гладкие стены колодца, расталкивая друг друга в жестокой борьбе за место под непривычным солнцем.

Борн присмотрелся к распространившимся эпифитам[2] и буйным, быстрорастущим стеблям и прикинул, что не пройдет и двух раз по семь дней, как новая растительность полностью закроет колодец. Им придется некоторое время обходить этот район, пока его не заполнят более плотные растения.

— Сюда, Борн! — позвали его.

Он обернулся и увидел, что на сломанной ветке Колонны стоит Ридер, наклоняется вниз на пределе возможностей и машет ему топором, сверкающим как молния в зеленоватом свете. Через несколько минут вся группа собралась на сломанной ветке шириной в несколько метров.

Фуркоты собрались отдельно, сидели в стороне молча и ждали, что предпримут люди.

— Это точно демон, и он спит, — начал один из близнецов. Это был Толтри.

— Я думаю, что это не демон, — твердо возразил Борн. — Мне кажется, это вещь, предмет, который сделан, — он кивнул в сторону Ридера, — как топор.

Это святотатственное мнение Борна было встречено гулом возбужденных голосов. Ридер поднял руку, призывая к тишине.

— Люди, громкие крики здесь неуместны. Это может привлечь демонов Верхнего Ада, и они устремятся сюда через дыру, которую проделал демон, больший, чем они. Мы обсудим это дело, но я приказываю вам делать это тихо. — Разговоры и споры продолжались, но только шепотом.

— А теперь, Борн, — продолжал Ридер, — скажи, почему ты так уверен, что то, что лежит внизу, не демон, а предмет, сделанный наподобие топора?

— Он очень похож на топор, — ответил Борн. — Посмотрите на его прямоугольные очертания, на то, как он отражает свет.

— А разве демон не способен на такое же? Разве шкура орбиоля не отражает свет? Ты не ошибаешься, Борн?

Борн поймал себя на том, что отводит глаза.

— Шаман, нет другого способа выяснить это, как только, — он посмотрел на старшего, — как только спуститься и посмотреть самим.

— А вдруг это демон? — громко спросил Дрон. — Вдруг он спит и мы разбудим его? — Охотник поднялся с корточек, крепко держа в руках свое духовое ружье. — Нет, друг Борн, я уважаю твою догадливость и почитаю твое мастерство, но я не пойду с тобой. У меня дома жена и двое детей, и я не готов к тому, чтобы стучать по черепу демона и спрашивать, кто там есть. Нет, только не я. — Он помолчал, подумал. — Но я прислушаюсь к тому, что скажет шаман и мои братья.

— Так что скажут охотники? — спросил Ридер.

Заговорил второй из близнецов.

— По правде говоря, все может быть так, как думает Борн. Если это сделанная вещь, в которой нет жизни, тогда, как мне кажется, она не может ничем угрожать Дому. Или же это, как говорит Дрон, спящий демон, который только и ждет, когда какой-нибудь неосторожный человек наткнется на него и разбудит. Если мы оставим его в покое, он может спать до конца своих дней или мирно уйти своей дорогой. Что до меня, то я думаю, что это какой-то новый демон, который упал из Верхнего Ада и поранился. Нам надо уйти и не тревожить его, и пусть он умрет в спокойствии, а то в ярости он может уничтожить нас.

Поднялись Тэйлинг и Толтри и высказали свое мнение. Иногда получалось так, что один из близнецов начинал предложение, а другой его заканчивал. При этом они даже не смотрели друг на друга, что было и неудивительно. Разве в лесу одна ветка советовалась с другой, когда нужно распускать листья? Некоторые считали, что близнецы были ближе к лесу, чем к человеку.

— Что бы это ни было, шаман, — заключил Толтри, — нам кажется, что мы ничего не теряем, если оставим его в покое, и даже выиграем, если спокойно вернемся в Дом по той же дороге, какой пришли сюда.

— Неужели вам всем все равно? — открыто спросил Борн. — Неужели вам неинтересно? А вдруг это добрый демон?

— Никогда не слышал о добрых демонах, а интересуюсь я только тем, как выжить, — ответил Дрон. Остальные внимательно слушали. После Борна Дрон был самым умелым охотником в поселке. — Пока это лежит там, — он кивнул в сторону колодца, — оно не угрожает ни нам, ни Дому. Я не думаю, что, если мы пойдем изучать его, это пойдет нам на пользу. Я выступаю за то, чтобы вернуться в Дом.

— Я тоже… и я… и я…

Маленький кружок людей, стоявших среди деревьев, не поддержал Борна. Всегда они против, думал разъяренный Борн.

— Тогда уходите, — воскликнул он с презрением, перебираясь из круга на ветку повыше. — Я спущусь один.

Охотники зароптали. Ридер и Дрон, старейшие из них, смотрели на Борна понимающе, но и они придерживались того мнения, что Борну при всех его достоинствах не хватает осторожности. В поселке будут жалеть о нем, если он не вернется. Если он хочет идти один, пусть идет, но другие пусть сохранят благоразумие.

Итак, Борн скорчился на верхней ветке и дулся, пока его товарищи готовились в обратный путь. Вокруг них собрались их фуркоты, они тоже отправились к Дому.

Помимо своей воли, Борн чуть было не окликнул их, чтобы еще раз попробовать переубедить их. Его охладила только едва скрытая усмешка Лостинга. Этот гнилой фрукт пьюма только и мечтает, чтобы Борн исчез навсегда и открыл ему путь к Брайтли Гоу. Но Борн не собирается исчезать, чтобы доставить ему удовольствие. Он узнает правду о синем чудовище внизу, вернется и всем расскажет о нем. Тем, кто не пошел с ним, будет стыдно, а Брайтли Гоу будет ласково улыбаться ему.

И все же следовало признать, что в маленькой группе все были храбрецы, а мудрый Ридер еще не выжил из ума. Существовала вероятность того, что Борн ошибся, а они были правы. Он отбросил эту неприятную мысль и тихонько один раз свистнул.

Через минуту появился Руума-Хум, и небольшая ветка прогнулась под их тяжестью. Фуркот выжидающе посмотрел на Борна, затем сложил крестом все четыре передние лапы и уснул. Борн некоторое время рассеянно смотрел на массивную тушу, потом повернулся в правую сторону. Там, за несколькими толстыми ветками с листьями и свисающими лозами, была бездна, ведущая в Верхний Ад. На дне этого провала лежала загадка, которую предстояло разгадать ему одному. Впрочем, не совсем одному.

Борн изо всех сил стукнул Руума-Хум по голове, удар такой силы потряс бы рослого человека. Но фуркот только моргнул, зевнул и принялся умываться передней лапой.

— Вставай, — твердо приказал Борн.

Руума-Хум поднял на него заспанные глаза.

— Что делать?

— Пошли, бездельник. Я хочу поближе взглянуть на синюю штуковину.

Руума-Хум фыркнул. Разве у человека нет пары своих собственных отличных глаз? Но потом решил, что Борн прав. Кто-то должен следить за пространством сверху и с разных сторон, пока Борн будет под открытым небом.

Борн полез один, без заряженного ружья и без копья из железного дерева, которые могли бы придать ему больше уверенности в себе, на край провала и посмотрел вниз. Сверкающий синий круг лежал в том же положении. Он не сдвинулся с места и не проявлял никаких признаков жизни. Пока Борн наблюдал, раздался громкий треск, и объект как будто опустился немного ниже. Колодец, проделанный им в толще леса, красноречиво свидетельствовал о его огромном весе, и теперь этот объект опускался все ниже, ломая ветку за веткой. Он мог и дальше так опускаться, до Шестого Уровня и неизбежно до самого Нижнего Ада. А на такую глубину Борн не отважился бы спускаться даже ради всего мяса в лесу, даже ради самой Брайтли Гоу. Ему надо было действовать быстро, чтобы не упустить свой шанс навсегда.

Он еще ниже склонился над пропастью, крепче ухватившись за ближайшую лиану, казавшуюся достаточно прочной. Но его хватка оказалась не такой сильной. Что-то схватило его за пояс и шею и сильно рвануло. Крик, застрявший в горле, сменился гневом, когда он высвобождался из мягких объятий Руума-Хума.

— Что за?..

Руума-Хум многозначительно взглянул вверх и мягко пророкотал:

— Дьявол летит.

Борн всмотрелся в щелку в стене колодца. Сначала он даже не увидел темную точку на небе, но она вскоре показалась и стала быстро расти.

Когда можно было рассмотреть знакомые очертания, Борн отошел на метр в лес и зарядил снаффлер.

У небесного дьявола было длинное обтекаемое тело, поддерживаемое широкими крыльями. Через четыре кожных мешка, по два с каждой стороны, он вдыхал воздух и выпускал его через сопла у хвоста. Он двигался рывками, кругами спускаясь вниз. Длинная вытянутая голова болталась на змеевидной шее.

Два желтых глаза уставились вниз, а острые зубы сверкнули в бледно-зеленом солнечном свете. Небесный дьявол был идеально сложен для бесшумных полетов над верхушками деревьев и для того, чтобы хватать в свои когти беспечных обитателей кроны деревьев. Но теперь он падал вниз. Трехметровые крылья не позволяли ему маневрировать в этом узком колодце, однако ему удалось, извиваясь и крутясь, замедлить свое падение и изучить каждую секцию зеленой стены, вдоль которых он летел.

Борн, одетый в обтягивающую одежду зеленого цвета, едва дыша сидел на своей ветке, спрятавшись за широким листом, и прислушиваясь к каждому шороху. Передвигаясь кругами, дьявол скрылся с глаз. Борн встал и, крепко держась за свою ветку, опять подошел к краю пропасти.

Далеко внизу он увидел переливающуюся на свету чешуйчатую спину и крылья чудовища, спускавшегося к объекту. Наконец оно достигло дна и сложило крылья. Дьявол неуклюже пошел по голубой поверхности к приплюснутой верхушке чудовища. Он с силой ударил ее своим клювом, потом вонзил свои зубы в него. Еще и еще раз…

До Борна доносилось гулкое рычание дьявола, потом он услышал отдаленный треск металла.

Вдруг еще один звук долетел до его уха. Этот звук перекрыл весь обычный шум в кронах деревьев. Это был человеческий вопль, и он раздавался где-то очень близко от голубого объекта, или же из него самого.