Между нами и горизонтом

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Солнечный омлет

— Ты готов? Уверен, что не хочешь подождать до Рождества, как мы планировали?

Коннор засовывает тетрадки и пачку карандашей в темно-синий рюкзак, который купила для него в магазине. Выбор канцелярских принадлежностей на острове довольно скудный, но я сделала все что смогла. В результате у Коннора было все, что нужно для его первого дня в школе, но он вряд ли будет крутым парнем в своем классе. Если бы мы вернулись в Нью-Йорк, я могла бы возить его по всему городу, покупая лучшую обувь, лучшую одежду, гору разных тетрадей, ручек, клеящих карандашей и всего остального. Но его, похоже, не волнует, что он не разодет в известные бренды. Кажется, он просто счастлив выбраться из дома.

— Да, все в порядке. Я хочу пойти. Правда.

Накануне после работы в доме появилась Роуз и сказала, что было бы здорово, если бы дети смогли завести друзей до праздников, чтобы у них были люди, которых можно было бы навестить. Она уже поговорила с директором начальной школы, который согласился досрочно принять Коннора. Я вообще не принимала особого участия в принятии этого решения, и меня это вполне устраивало, потому что Коннор на этот раз действительно казался взволнованным, и это само по себе было удивительно.

— Ты хочешь, чтобы я отвезла тебя или Роуз? — спрашиваю его.

Коннор закусив губу, смотрит в пол. Секунду спустя, прищурившись, он поднимает взгляд и говорит:

— Ты, пожалуйста.

Так я и сделала. Когда прощаюсь с ним у ворот, где другие дети шумно входят в маленькое, похожее на коробку здание, Коннор повернулся и обнял меня, прижав голову к моему животу, руки едва сомкнулись вокруг талии, и меня пронзает чувство беспокойства. С ним все будет в порядке? Что, если он споткнется и упадет? А что, если он ударится головой? Что, если кто-то из других ребят начнет издеваться над ним без всякой причины? Было бесконечное количество вещей, которые могли пойти не так, как надо в первый день в новой школе, и мне кажется неправильным, что я стою за пределами школьной территории, наблюдая, как он бежит внутрь, с рюкзаком подпрыгивающим вверх и вниз на его спине, и не могу пойти с ним внутрь, чтобы защитить его. Наверное, то же самое чувствовали и родители, которые обычно высаживали своих детей у школы Сент-Августина, когда я тоже входила внутрь, готовая преподавать.

Снова пришло на ум предложение, сделанное Майклом на вечеринке у Роуз. В школе была открыта вакансия учителя на полный рабочий день. И к тому же хорошо оплачиваемая. Как только эти шесть месяцев с детьми закончатся, что бы ни случилось, я могла найти другую работу, здесь на острове. Будет ли это так уж плохо? Если дети тоже каким-то образом останутся здесь? Я не могу себе представить, что сейчас брошу их или просто отдам Шерил, чтобы их бросили в какой-нибудь ужасный приемный дом. И это после того, как месяцами просидели бы в приюте, надеясь, что кто-то согласится их принять. Эта мысль просто убивает меня.

Дома мы с Эми сделали сверкающих динозавров, чтобы прикрепить их на холодильник, а потом сидели и вместе читали книгу. В какой-то момент мой сотовый телефон зажужжал на подлокотнике дивана.

Салли: макароны с сыром? Стейк? 😉

В конце сообщения он добавил подмигивающий смайлик и я, улыбаясь, качаю головой.

— Почему ты улыбаешься, Фелия? — спрашивает Эми, глядя на меня снизу вверх.

Ее лицо такое прекрасное. Такое милое и невинное. Волосы торчат спереди, колышутся от статического электричества между ними.

— Ничему особенному, маленький монстр. Один мой знакомый только что пошутил в сообщении.

— Это была смешная шутка?

—Не совсем. Он просто вел себя нахально.

Она откидывается назад, положив голову на сгиб моей руки, хихикая, показывая зубы, и мне хочется обнять ее и крепко прижать к себе. Она самое очаровательное создание. У нее такой же подбородок, такой же высокий лоб и такие же ямочки на щеках, как у отца и дяди. Точно такой же цвет волос. Та же улыбка и тот же озорной блеск в глазах.

— Что он сказал? — спрашивает она, все еще смеясь.

— Он сейчас болеет, поэтому я приготовила ему обед и отнесла к нему домой на другой стороне острова. А теперь он хочет стейк с макаронами и сыром на ужин, что очень неприлично, потому что его не так легко приготовить.

Ее глаза расширились.

— Я люблю стейк с макаронами и сыром.

— Ммм, знаю. Я тоже.

— А можно и нам тоже на ужин?

— О боже.

И вот так мы с Эми быстро сходили в магазин, а затем были на кухне с необходимыми ингредиентами, готовя ужин, который заказал Салли: стейк с макаронами и сыром а-ля Эми.

Позже, когда я привезла его еду, Салли поднял крышку со своего ужина и выгнул бровь, так напоминая Ронана, что у меня перехватило дыхание.

— А почему, позволь спросить, макароны с сыром зеленые? И почему стейк… в форме кролика?

— Это не кролик. Это велоцираптор. Ты не угадал, потому что он еще не приготовлен. Я не хотела, чтобы он остыл по дороге сюда.

Салли снова хмурится, уставившись на еду.

— Я чувствую, что тебе помогли приготовить эту еду.

— Конечно. У меня превосходный су-шеф. Пять лет. Любит зеленый цвет и динозавров. Ей очень жаль, что ты заболел, и она надеется, что ты скоро поправишься.

Салли прислоняется к стойке и тяжело вздыхает, скрестив руки на груди.

— Это какая-то дешевая уловка, чтобы заставить меня полюбить племянницу и племянника через еду? Потому что этого не произойдет. Я на это не куплюсь.

— Я в этом даже не сомневаюсь, приятель.

В течение следующей недели это не помешало мне заручиться помощью Эми в приготовлении остальных блюд для Салли. Мозги чудовища (похлебка из моллюсков с печеньем), мерзкий пирог (индейка и сладкая кукуруза — Эми не любит кукурузу). Морская болезнь, которое, по словам Эми, должно было выглядеть как рвота, но к счастью, это больше походило на очередную куриную запеканку, но Салли все равно рассмеялся.

Мои двух-трехчасовые визиты к нему по вечерам с каждым днем становились все менее напряженными и все более приятными. Чудо за чудом, но острые углы Салли постепенно стирались. На это было интересно смотреть. Он флиртовал, как дьявол, и все еще был резок, как хлыст, в своих ответных выпадах, но враждебность исчезла. Он писал мне один или два раза в день, и удивительно, что я редко хотела убить его из-за содержания. Но иногда были еще времена, когда он посылал что-то настолько варварское и чрезмерное, что я хотела сказать ему, чтобы он шел к черту, но по большей части он вел себя хорошо.

В пятницу, через семь дней после того, как он вернулся домой из медицинского центра, я вошла на маяк, и Салли протянула мне кружку кофе.

— Большой и черный, как ты любишь, — сказал он, ухмыляясь.

— Глазам своим не верю, — говорю я ему улыбаясь, беря кофе и делая большой глоток.

Салли ухмыляется, засовывая руки в карманы джинсов.

— Уж поверь. И какое же ужасное творение ты принесла сегодня? — спрашивает он, удивленно глядя на контейнер, который я поставила на кофейный столик.

— Почему бы тебе не пойти посмотреть? — Я снова беру контейнер и иду на кухню, ища тарелки.

Салли ковыляет за мной, все еще напрягаясь, изо всех сил стараясь уменьшить боль в ребрах, которая все еще мучала его.

— Черт возьми, женщина. У меня уже была дневная тренировка. Знаешь, мне не нужно гоняться за тобой по всему дому.

— Ты называешь душ и одевание тренировкой?

— Конечно. И вытирание собственной задницы. Ты хоть представляешь, как это больно-скручиваться и вытирать? — Он демонстрирует движение, крутя туловищем, а затем взвизгивает, когда его сломанные ребра дают о себе знать.

— Так тебе и надо.

— Просто открой эту чертову еду, Лэнг, — ворчит он, прижимая руку к груди, как будто это могло остановить боль.

Я открываю контейнер и показал ему, что мы с Эми приготовили перед самым моим уходом из дома.

— Это ее любимое блюдо, — поясняю я ему. — Эми сказала, что хочет сделать это для тебя, чтобы ты наконец поправился. Я объяснила, что сломанные ребра заживают чуть дольше, чем за неделю, но она, похоже, была совершенно уверена, что это поможет.

Салли, задумавшись уставился на еду: блины, утопающие в кленовом сиропе; куриные колбаски; яичница-болтунья, еще горячая со сковороды. Он вздохнул, прислонившись спиной к кухонному столу.

— Наша мама делала это для меня и Ронана почти каждый день, когда мы были на каникулах, — тихо говорит он. — Она назвала его «солнечный омлет».

Я прикусываю губу, не зная, стоит ли что-то говорить. Впрочем, какого черта. Не повредит сказать ему правду.

— Эми тоже так это называет. Ронан обычно делал его для нее.

Салли снова уставился на еду, ерзая и подергиваясь, как будто ему очень неуютно.

— Вот, черт. — Он проводит рукой по волосам и оставляет ее там, у основания шеи, сжав губы в тонкую линию.

— Давай просто поедим, Салли. Это не должно быть чем-то особенным.

— Да, ты права. — Однако он все еще выглядит так, словно из него вышибли дух.

Мы уселись за стол и ели молча. А когда закончили, Салли сделал то, что чертовски меня удивило. Он встал, а потом потянулся и взял меня за руку, заставляя тоже встать. Я подумала, что он собирается вывести меня из дома или что-то в этом роде, ведь он был задумчив и молчалив с тех пор, как я показала ему еду, но вместо этого он поднял правую руку и убрал мои волосы за ухо, одарив меня хитрой улыбкой.

— Я никогда не целовал девушку в первый раз, не будучи пьяным, — говорит он.

— Что? И сейчас не нужно. — Я пытаюсь отступить назад, смущенная, слишком потрясенная, чтобы даже на секунду поверить, что он говорит серьезно. Салли обнимает меня за талию и останавливает.

— Боже, Лэнг. Не так уж много в моей жизни легких вещей. Просто встать с постели в данный момент — это чертовски тяжелая борьба. Дыхание гораздо более утомительно, чем должно быть в большинстве дней. Не делай это слишком сложным. — Он улыбается своей дерзкой улыбкой, и у меня в груди что-то сжимается от вида его ямочек на щеках. Салли сейчас совершенно серьезен, и я понятия не имею, как реагировать. Просто застыла, встревоженная и безоружная, застигнутая врасплох.

— Я…

— Ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Я медленно киваю головой.

— Хочу. По крайней мере, я так думаю…

— Хватит думать.

Наклонившись, Салли набрасывается на мой рот, крадя то немногое дыхание, что у меня было. Если бы я хотела как-то отреагировать, оттолкнуть его или возразить, у меня не было бы времени. Он притягивает меня к себе, осторожно прижимая к своему телу, его грудь прижимается к моей, пряжка его ремня на одном уровне с моим животом. Его руки твердые и уверенные, он словно хочет дотронуться до меня везде, почувствовать текстуру моей кожи под кончиками пальцев, насладиться ощущением наших тел, так идеально расположенных друг против друга. Поцелуй из тех, что заставляют людей на улице свистеть от восхищения. Поцелуй, от которого у тебя кружится голова и подкашиваются колени. И что мне делать? У меня два варианта: я могла бы оттолкнуть его и влепить пощечину достаточно сильную, чтобы сбить его с ног, или могла бы поцеловать его в ответ.

Хочется сделать и то, и другое, он не имел права ни с того ни с сего целовать меня, швыряя мое здравомыслие в открытый космос, но с другой стороны, это действительно невероятный поцелуй.

И я целую его в ответ.

Обвив руками его шею, приподнимаюсь на цыпочки, чтобы завладеть его ртом так же лихорадочно, как он владеет моим. Салли скользит языком по моему, а затем обхватывает в ладони мое лицо, потирая подушечкой большого пальца распухшую плоть моих губ. Он отстраняется, улыбаясь самым невообразимо гнусным образом, как будто он замышляет мою гибель в своей порочной голове.

— Твой рот... — шепчет он, тихо смеясь себе под нос. — Ты даже не представляешь, сколько времени я провел, фантазируя об этих губах, Лэнг.

— Почему? — Это невероятно наивный вопрос. Я слишком хорошо знаю, почему он мечтал о моем рте. Но Салли, похоже, рад, что я спросила.

— Ну, — говорит он, делая шаг вперед. Мы стоим вплотную друг к другу, так что у меня нет выбора, кроме как сделать маленький шаг назад. — У тебя невероятные губы. Они такие пухлые и розовые. Я много раз представлял себе, как сжимаю их между зубами. Из-за этого злиться на тебя было чертовски сложно. И просто чтобы ты знала, Лэнг, каждый раз, когда ты облизываешь губы, каждый раз, когда твой язык вырывается из твоего идеального рта, мне нравится представлять, каково это, когда твой язык облизывает головку моего члена. Это сводит меня с ума.

Не могу поверить, что Салли так просто взял и вывалил все это. Мы с Уиллом никогда не говорили о сексе. Пару раз пытались говорить друг другу непристойности, но он сказал, что это заставляет его чувствовать себя паршиво. Даже отвратительно. Он чувствовал, будто использует меня.

Уилл был самым ванильным парнем, как в спальне, так и вне ее, и в глубине души я уже знала, что Салли был полной его противоположностью. Он был мятным и клубничным, шоколадным и фисташковым в одном флаконе. Там, где Уилл был холоден как лед, Салли пылал огнем. В то время как Уилл был сдержан, всегда слишком обеспокоен тем, что подумают соседи, Салли был полон решимости заявить права на все, что он хотел, и к черту всех остальных, что бы они ни думали.

Салли запускает пальцы в мои волосы, скрутив их в беспорядочный узел на затылке, затем осторожно тянет за них, откидывая мою голову назад.

— А это? — шепчет он, медленно проводя указательным пальцем свободной руки по линии моего горла. — Твоя шея, Лэнг. Черт. У тебя самая сексуальная шея.

— Шеи не сексуальны, — возражаю я, стараясь не обращать внимания на беспорядочные колебания моего сердца, которое спотыкается в моей груди.

Во мне закипает страх. То, как Салли обращается со мной, более, чем сексуально. Это жизнеутверждающе. Мое тело гудит от его прикосновений, наполненное электричеством, и каждый раз, когда он касается меня губами, я чувствую, что взлетаю все выше и выше над реальностью.

Я хочу его. Он тоже хочет меня — это совершенно очевидно, учитывая твердую как камень эрекцию, упирающуюся мне в живот. Но это плохая идея. Просто ужасная идея.

Салли — дядя Коннора и Эми. Насколько я могу судить, он не стабилен и не хочет иметь ничего общего с детьми своего брата. Я не должна хотеть его. Но ничего не могу с собой поделать. Отстранившись, глубоко вздыхаю, уже ненавидя себя. Я балансирую на острие ножа. Правильный взгляд Салли, правильное слово — и я снова упаду в его объятия. И, как и следовало ожидать, когда я поднимаю взгляд, в его глазах пылает огонь. Делаю три гигантских шага от него, пока не упираюсь спиной в стену позади меня.

— Уф. Это было довольно глупо, — выдыхаю я, нервно смеясь. — Находиться взаперти на этом маяке, должно быть, действительно убивает тебя, Салли. Если ты захотел целоваться со мной, чтобы развеять скуку, тогда нам, вероятно, следует подумать о том, чтобы вытащить тебя из дома как можно скорее.

Салли подходит ближе ко мне, опустив подбородок, глядя на меня из-под своих темных бровей. Так чертовски сексуально. И я ничего не могу поделать. Адреналин пронзает меня, как пуля, вылетевшая из пистолета, разрывая все на своем пути.

— Мне не скучно, — медленно произносит он, понизив голос. — Мне ни на секунду не было скучно в твоем обществе, Лэнг. Ты заинтриговала меня с самого первого дня.

— Я же бесила тебя. Изводила. Ты сам это сказал.

Заглядываю ему через плечо, пытаясь сообразить, как проскользнуть мимо него, пересечь комнату и выскочить через парадную дверь, но Салли словно читает мои мысли. Он отступает в сторону, качая головой и цокая языком.

— Как долго ты пробудешь на острове, Лэнг? — спрашивает он.

— Три с половиной месяца. — Мне следовало бы запнуться. Моя речь всегда подводила меня, когда я нервничала, а сейчас я ошарашена. Я должна была бы спотыкаться о собственный язык на каждом шагу, и все же каким-то образом мне удалось произнесла эти слова на одном дыхании.

— Три с половиной месяца. Правильно. Итак, как ты думаешь, нам действительно стоит тратить впустую время, которое мы могли бы провести вместе?

Шок.

Я в шоке.

Салли выглядит серьезным. Интенсивность, исходящая от него, заставляет меня потянуться к стене позади меня, пытаясь убедиться, что я не соскользну вниз и не растекусь лужицей на полу.

— Ты же знаешь, что проводить время вместе таким образом — не самый умный ход. С моей стороны или с твоей. Да, ты прав. Три с половиной месяца — это такой короткий срок…

— Этого времени достаточно, чтобы узнать друг друга получше.

— Этого времени достаточно, чтобы влюбиться в кого-то. Сильно. И что потом? Я вернусь в Калифорнию, без детей, без работы и с разбитым сердцем? — Отрицательно качаю головой. — Нет, Салли. Это плохо кончается.

— Ты не знаешь, чем это кончится, — возражает он. — И я могу гарантировать тебе, что ты не влюбишься в меня к тому времени, как покинешь остров. Я не позволю этому случиться. Я смогу защитить тебя от этого.

— Как?

Салли снова сокращает расстояние между нами, двигаясь медленно.

— Позволив тебе узнать меня получше. Показав тебе мое истинное лицо. — Он нежно заправляет прядь волос мне за ухо, уставившись на мочку моего уха, как будто хотел полакомится ею. — И я применю свои мудацкие сверхспособности. Это должно сработать.

Я с вызовом смотрю на него, изучая его лицо. Неужели он действительно верит, что его язвительных ответов и острого языка будет достаточно, чтобы сдержать приливы чего-то, что уже кажется неудержимым, как волна цунами, несущаяся к берегу? Я долго изучаю его лицо, стараясь не наклоняться к его руке и не закрывать глаза. Салли ничем не выдает себя. Выражение его лица пустое, глаза, как зеркало, отражают меня в своих темных глубинах, не выдавая его чувств вообще. Его губы плотно сжаты — это единственное, что выдает его. Он затаил дыхание.

Оттолкнувшись от стены, я наклоняюсь и хватаю свою сумочку с пола, затем спешу мимо него, прежде чем он сможет остановить меня.

— Прости, Салли. Я должна идти.

— Лэнг?

Останавливаюсь, но не оборачиваюсь.

— Мы с Ронаном все время ссорились, — выпаливает он. — Мы злились, дрались, вышибали друг из друга все дерьмо, но несмотря на это, мы всегда любили друг друга. Но после того, что он сделал с Магдой... к этому уже не было возврата. Это изменило меня. Признаюсь, я уже не тот человек, каким был раньше. Но ты… Ты заставляешь меня чувствовать... черт. — Он останавливается, рыча себе под нос. — Ты заставляешь меня чувствовать, что я могу снова стать тем человеком, которым был до Магды и до Афганистана, и это пугает меня до чертиков. Я даже не знаю, хочу ли снова быть им. Так что... не уходи навсегда. Я понимаю, если тебе нужно сейчас уйти. Но возвращайся, ладно? Мы не закончили, и ты это знаешь.