Между нами и горизонтом

Эпилог

При личной встрече доктор Филдинг оказался намного выше, чем я предполагала. В его кабинете пахнет потертой кожей, но не мужественно. Точно так же пахло бы потертой кожей, если бы он пошел в магазин дизайна интерьера и купил свечу под названием «потертая кожа», которую сжег бы на полке, пока анализировал проблемных детей и их одинаково проблемных родителей.

Коннор сидит на самом краешке стула, прижимая два лего друг к другу и разделяя их снова и снова. Эми весело развлекается на полу в другом конце комнаты с другой маленькой девочкой, которая, кажется, озадачена отсутствием интереса Эми к ее коллекции Барби.

Филдинг, ростом по меньшей мере шесть футов четыре дюйма, отказался сесть и стоит у книжного шкафа, рассеянно пробегая пальцами по корешкам книг, выставленных там: «Доктор Сьюз» вперемешку с «От детства до юности» и «Кембриджской антологией детской психиатрии».

— Итак, Коннор. Скажи мне. Ты счастлив, что вернулась в город? — спрашивает он.

Коннор перестает теребить лего.

— Да. Мне здесь очень нравится.

— А тебе нравится твой новый дом? Тебе было грустно, что ты не возвращаешься в свою старую квартиру? Ту, в которой жил с мамой и папой?

Коннор откладывает конструктор и поднимает голову, глядя Филдингу прямо в глаза.

— Нет, мне не грустно. Мне нравится новая квартира. Из окна моей спальни виден парк. И река тоже.

Многое произошло после того, как мы с Салли покинули Кэмп-Хаан. Ресторан был безопасным, и мама твердо решила быть независимой. Я боялась сказать ей, что собираюсь навсегда переехать в Нью-Йорк, но когда набралась храбрости и выпалила это, она была очень рада за меня. Тетя Симона переехала в дом через пару домов вниз по улице, и собиралась помогать маме управлять рестораном. С дополнительными деньгами, оставшимися от выплаты, которую Линнеман положил на мой банковский счет, было достаточно наличных, чтобы ребрендировать место и действительно дать ему новый старт. Теперь «Дом Умберто» был «Домом Джорджа», и я не могла быть счастливее.

Когда вышла из самолета в аэропорту Кеннеди, Салли стоял рядом со мной, мягко улыбаясь. На мой взгляд, в тот момент он совсем не был похож на своего брата. Он был Салли — новый человек. Высокий, темноволосый, потрясающе красивый, и весь мой. Он поднял меня и заключил в свои объятия, держа так, словно боялся, что я была каким-то миражом и могла исчезнуть в любую секунду, и крепко поцеловал меня. Мир остановился. Аэропорта не было. Как и вещающих по громкоговорителю дикторов. Не было толп людей, ожидающих своих близких или спешащих на свои рейсы. Были только я и он, и наше будущее, лежащее перед нами, и это был самый прекрасный момент.

— Готова идти домой? — спросил он.

— Боже, да. Готова.

И вот мы сели в такси и ехали сквозь пробки и суматоху Нью-Йорка, пока не добрались до нашего нового многоквартирного дома в Нижнем Манхэттене. После того, как он запихнул меня в лифт, продолжал щипать и катать мои соски под свитером и целовать мою шею, пока мне не пришлось шлепнуть его и заставить остановиться.

Наша квартира безупречная: высокие потолки и красивый интерьер. Паркетные полы и солнце на южной стороне в течение всего дня. У нас было всего две спальни, но и этого было достаточно. Более чем достаточно. Неожиданно Роуз решила переехать вместе с нами. Она записалась на вечерние курсы в Колумбийском университете и заканчивала бакалавриат по английской литературе, что означало, что днем она поднимала детей и отвозила их обоих в школу. Позже я забирала их и однажды привела в наш дом, но вместо того, чтобы отвести в квартиру, которую делила с Салли, поднялась еще на один этаж, в гораздо более просторное помещение, которое «Флетчер Корпорэйшн» купила для Коннора и Эми: четыре спальни и вид, за который можно было умереть.

Все были счастливы. Всем понравилась эта договоренность. Мы все еще чувствовали себя семьей, все жили вместе, разделяя обязанности и повседневные радости совместного проживания, но Салли и я получали уединение, когда нам это было нужно, и Роуз тоже.

— Ты скучаешь по острову? — спрашивает Филдинг, снимая с полки книгу.

— Иногда да, — отвечает Коннор, и это меня удивляет. Он был совершенно счастлив вернуться в Нью-Йорк — это было все, что он когда-либо знал, прежде чем Ронан выкорчевал его и поместил на крошечный остров у побережья штата Мэн. — Иногда мне не хватает шума океана, — продолжает он. — И тишины тоже. Здесь довольно шумно.

Филдинг улыбается.

— Это точно. Но думаю, что ты снова привыкнешь к этому. Тогда тебе будет казаться, что вы вообще никуда не уезжали.

— Наверное.

— А как насчет того, чтобы проводить время с Офелией? И Салли, и Роуз? Тебе нравится проводить время со всеми ними дома?

—Да. Нравится. Мне они все очень нравятся. И Эми тоже, — выпаливает он быстро, как будто слегка запаниковав.

Служба защиты детей провела очень тщательное, ужасающее интервью со всеми нами, когда мы объяснили, что планируем, и с тех пор Коннор беспокоился, что ему и Эми придется уехать. По мере того, как проходили дни, он становится все более и более уверенным, проявляя больше индивидуальности и больше эмоций, чем когда-либо прежде. Тем не менее, он знает, что у Филдинга есть сила, чтобы вернуть соцзащиту в нашу жизнь, и он действительно не хочет этого.

Филдинг кивает, успокаивающе улыбаясь, что, кажется, успокоило Коннора.

— Это действительно замечательная новость. Я очень рад это слышать. Есть что-нибудь, о чем бы ты хотел поговорить со мной сегодня? Тебя кто-то беспокоит? Может быть, ты хочешь поговорить со мной наедине? — говоря это, Филдинг бросил небрежный взгляд, почти не обращая на меня внимания, и мне захотелось врезать этому человеку. Но я все понимаю — безопасность Коннора была его главным приоритетом. Если Коннору нужно поговорить с Филдингом наедине, то он, конечно, может это сделать. Но намек на то, что я, или Салли, или Роуз могли сделать что-то не так, был довольно раздражающим.

Коннор отклоняет его предложение.

— Нет, спасибо. Завтра мы идем в Музей Естественной истории, чтобы показать Эми скелеты динозавров. Настоящие! А потом мы поедим блинчиков на обед. Сегодня день рождения Эми.

— Похоже, это будет особенный день, Коннор. Надеюсь, вам понравится.

Позже, держа Коннора одной рукой, а Эми — другой, я ловлю такси и мы едем на Трайбек, на склад Салли. Он открыл магазин, производящий уникальные предметы мебели ручной работы для нью-йоркской элиты. Он мог бы легко жить на деньги, которые Ронан отложил для него, чтобы заботиться о детях, но Салли отказался прикоснуться хоть к центу из них. Он сказал, что деньги принадлежат детям. Что несмотря на своего брата, он прекрасно продвигался в этом мире и не планировал, что-то менять в ближайшее время.

Мы находим Салли, покрытого опилками и пахнущего свежесрубленной сосной, в задней части его студии. Коннор и Эми закричали, побежали к нему и бросились его обнимать. Он поднял руки, глядя на двух маленьких человечков, цепляющихся за него, и засмеялся.

— Вау. Можно подумать, что вы рады меня видеть, — говорит он, ухмыляясь.

— Мы рады! Мы рады! — кричит ему Эми, хихикая. — Пора домой ужинать!

— Тогда идем домой.

Салли посмотрел на меня, и его улыбка стала мягче. Его лицо наполнено светом там, где когда-то была только тьма и гнев. Как будто он стал совершенно другим человеком. Он был все так же игриво высокомерен, как и всегда, и его ответные реплики были такими же резкими и едкими, как и тогда, когда я впервые встретила его. Но теперь в нем было такое тихое спокойствие, что я влюбилась в него еще сильнее.

Мы поехали домой, Салли на переднем сиденье с водителем такси, а я на заднем с детьми. Все шесть миль от склада до квартиры Салли держал руку за спиной, просунув ее в щель между сиденьем и дверью, нежно поглаживая мою ногу, касаясь пальцами моей лодыжки.

Мы поужинали с Роуз и детьми, а потом остались купать детей и укладывать их спать.

— Расскажешь нам историю, дядя Салли? — просит Эми. — Историю о том, как вы с папой были маленькими, как мы с Коннором? — Салли на секунду смутился, а потом сел на край кровати Эми, скрестив руки на груди.

— Ладно. Мы с вашим папой часто попадали в разные неприятности вместе, так что вы должны пообещать, что не будете брать с нас пример, хорошо?

Эми и Коннор торжественно кивнули.

— Ладно. Что ж. Был один раз, когда мы с Ронаном были, может быть, немного старше, чем Коннор сейчас, может быть, лет десять, и мы сделали что-то очень плохое. Мы сожгли магазин кормов МакИннеса…

Я попятилась из комнаты, съежившись от того, что доверила Салли рассказать им что-то совершенно неуместное вроде этого. Хотя он так хорошо относился к детям. Ему нравилось быть их дядей. Узнал бы он их когда-нибудь, если бы Ронан и Магда были еще живы? Сомнительно. Скорее всего, они бы повзрослели и ни разу не встретились с ним. Теперь, несмотря на то, что их родители умерли, у Коннора и Эми были любящие дядя и любящая тетя, которые заботились о них, а также была я. Возможно, у меня и не было фамильного титула, чтобы они называли меня так, но то, как они произносили мое имя — с любовью и нежностью — было достаточно.

Час спустя Салли спустился в нашу квартиру, раскрасневшийся и выглядящий очень смущенным.

— Роуз сказала, что с этого момента ей нужно проверять мои сказки на ночь, — сказал он, пыхтя и опускаясь на диван рядом со мной.

— Меня это не удивляет.

Салли показывает мне язык и проводит указательным пальцем по моему виску, щеке и подбородку.

— Ты сейчас очень красива, мисс Офелия Лэнг из Калифорнии. Ты это знаешь?

Сдерживаю улыбку. Было бы нехорошо, если бы он знал, как я счастлива от его комплиментов. Он бы безжалостно дразнил меня из-за этого.

— Конечно, знаю, — беззаботно отвечаю я. — Ты и сам неплохо выглядишь.

Салли рассмеялся, закатив глаза.

— Да ладно. Мы оба знаем, что я самый привлекательный мужчина на планете. — Он шутил, но и говорит правду — для меня он действительно самый красивый парень на планете.

Я наклоняюсь к нему и целую прямо между бровей, а Салли тихо стонет себе под нос.

— Для тебя пришло письмо, — шепчу я ему, все еще находясь в дюйме от его лица. — Это с Козуэй.

— Наверное, из медицинского центра Гейл, гадает, когда я оставлю тебя и вернусь к ней, — говорит он мне, подмигнув.

Он встает, берет со стола свою почту, открывает и внимательно смотрит на письмо, которое держит в руках. В конверте два листка бумаги. Салли молча прочел сначала одно, потом другое, а потом просто стоит в оцепенении и смотрит на оба.

— В чем дело, Салли?

Он даже не шевелится.

— Салли?

Он складывает бумаги вместе и медленно возвращается к дивану, где вручает мне оба листка бумаги.

— Голос из могилы, — тихо произносит он.

Первое письмо от Линнемана. Оно краткое и по существу:

Дорогой Салли,

Перед смертью твой брат пришел ко мне и внес существенные изменения в свое последнее завещание. Как ты знаешь, он предоставил тебе значительную сумму денег, а также дом вашего детства, чтобы ты мог делать с ним все, что пожелаешь. Он также позаботился о том, чтобы дети были финансово обеспечены на всю оставшуюся жизнь, благодаря их контрольному пакету акций в «Флетчер Корпорэйшн». Кроме того, Ронан также оставил мне письмо, адресованное тебе, которое должно быть отправлено тебе, где бы ты ни жил на сегодняшний день, 19 октября. Таким образом, прикладываю его корреспонденцию в соответствии с его инструкциями.

Я желаю тебе всего самого лучшего в твоей новой жизни с Офелией и детьми в Нью-Йорке, Салли. Не могу сказать, что когда-нибудь забуду драму и хаос, которые произошли с семьей Флетчеров, но опять же я не могу сказать, что хотел бы этого.

Может быть, мы и не смогли спасти моего дорогого шурина в ту ночь, когда вместе сели в лодку и отправились в неизвестность, мой дорогой друг, но я считаю себя счастливчиком, что мне выпала возможность пережить бурю рядом с таким человеком, как ты.

С наилучшими пожеланиями,

Роберт Клайд Линнеман.

Разворачиваю второй листок бумаги, затаив дыхание, не зная, стоит ли вообще смотреть на Салли, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

Брат,

Для меня было величайшей честью называть тебя так в течение тридцати одного года, даже если для тебя было величайшим позором назвать меня так же.

Я больше не могу извиняться. Никогда не мог достаточно серьезно относиться к этому, и поэтому слово потеряло для меня свое значение. Вместо этого пишу тебе это письмо сейчас, зная обстоятельства, при которых ты его получишь, с величайшей благодарностью в моем сердце.

Ты всегда был и всегда будешь лучшим человеком. Я так благодарен тебе за то, что ты будешь отцом для моих детей. Я так благодарен тебе за то, что ты тоже обрел счастье. В тот момент, когда я увидел Офелию, увидел великую и прекрасную историю любви, открывающуюся перед вами. Я знаю это, потому что знаю, что тоже бы влюбился в нее. Разве не в этом всегда была проблема? Мы были обречены любить одних и тех же женщин на протяжении всей нашей жизни. Но не в этот раз. На этот раз счастливое будущее принадлежит тебе, дорогой брат. Во всяком случае я на это надеюсь. Удачи тебе и Офелии.

Прошло уже достаточно времени, и надеюсь, что боль и страдания, которые я причинил тебе, немного притупились, и что по прошествии следующих лет ты даже научишься прощать мои слабости и предательство. Потому что моя любовь к тебе уступает только любви к той женщине, которая умерла у меня на руках в прошлом году. Салли, пожалуйста, знай, что я никогда не рискнул бы драгоценной связью, которую разделял с тобой, ради чего-то меньшего.

Спасибо тебе за то, что ты сделал то, что я не смог, Салли.

Спасибо, что поступил правильно.

Твой брат навсегда,

Ронан.

Складываю листы, долго обдумывая слова Ронана. Он организовал это с самого начала? Он знал, что мы с Салли влюбимся друг в друга? Как он мог знать такое? Но, с другой стороны, возможно, он мог предвидеть это. В конце концов, они оба любили Магду. Возможно, Ронан знал, когда встретил меня, что произойдет между его братом и мной.

— Ты хочешь поговорить об этом? — тихо спрашиваю я.

Салли протягивает руку и берет у меня письмо Ронана. В городе уже холодно — в камине весело потрескивает огонь, и я на мгновение думаю, что он собирается бросить письмо Ронана в огонь. Но он этого не делает. Он кладет его на подлокотник дивана и очень долго смотрит на него, тени играют и мелькают на его лице, пока он думает.

— Нет. Нет, я не хочу об этом говорить, — наконец говорит он, улыбаясь мне. — Я просто хочу почувствовать тебя в своих объятиях, Лэнг. Это нормально?

Придвигаюсь к нему, кладу голову ему на грудь и долго слушаю, как у меня под ухом медленно и ровно бьется его сердце. Салли рассеянно поглаживает меня по руке, потом наклоняется и целует меня.

— Ты счастлива? — тихо спрашивает он меня.

— Да.

— Ты меня любишь?

— Больше, чем когда-либо считала возможным.

Он замолкает на мгновение, затем подносит указательный палец к моему подбородку и поднимает его так, чтобы я смотрела на него снизу вверх.

— Ты хочешь провести со мной остаток своей жизни, Лэнг? — Его глаза изучают мои, ища что-то, что могло быть или не быть там.

Мое сердце замедляется, почти не бьется. Он спрашивает меня… он просит меня выйти за него замуж?

Салли осторожно лезет в карман, что-то выискивая. Когда вынимает руку из кармана, то крепко сжимает что-то в ладони.

— Я собирался сделать это завтра, — говорит он. — Когда бы мы стояли под гигантским скелетом велоцираптора, и оба ребенка смотрели на нас, так что ты не смогла бы сказать «нет». Но теперь понимаю, как это может быть жестоко. Я не хочу, чтобы ты поддалась влиянию Эми или Коннора. Или динозавра возрастом в восемь миллиардов лет. Хочу, чтобы ты приняла решение сама, хорошо? Так скажи мне, Офелия. Мне нужно знать. Ты хочешь быть моей женой?

Я не могу отвести от него взгляд. Столько всего произошло за последний год. Было безумием думать, что Салли так быстро в нас поверил. Но опять же, было ли это на самом деле? Я была уверена в нем. Он был всем, чего я хотела. Всем, о чем когда-либо мечтала.

Кладу свою руку поверх его, улыбаясь.

— Я очень хочу стать твоей женой, Салли Флетчер.

Ослепительная улыбка освещает лицо Салли.

— Правда? — спрашивает он.

Я ухмыляюсь, не в силах скрыть свое счастье.

— Да, Салли. Правда.

Конец