Мегрэ и его мертвец

Глава вторая

Когда же именно в управлении уголовной полиции Нининого мужа стали называть «мертвецом комиссара Мегрэ»? Пожалуй, с первой же их встречи в ту ночь на площади Согласия, если только это можно назвать встречей. Инспектора Лекё поразило необычное отношение комиссара к убитому. Трудно сказать определенно, почему оно было необычным, это отношение. Насильственная смерть, самые неестественные позы трупов — для полицейских зрелище привычное. Все это воспринимается ими с профессиональным равнодушием, если не сказать цинизмом. Так ведут себя студенты-медики, очутившись в больничной палате. Более того, Мегрэ, похоже, не был поражен в обычном смысле слова.

Почему он, против обыкновения, не начал с осмотра трупа? Комиссар, стоявший среди полицейских в форме, сперва сделал насколько затяжек. Разговаривая с Лекё, он время от времени поглядывал на молодую даму в мохеровом платье и норковой шубке, вышедшую из автомобиля в сопровождении двух мужчин. Вцепившись в руку одного из спутников, дама словно чего-то ждала.

Лишь спустя некоторое время комиссар медленно подошел к распростертому телу в плаще, так же медленно склонился над ним. Словно то был его друг или родственник, рассказывал позднее Лекё.

Когда Мегрэ выпрямился, лицо у него было хмурое, сердитое. Словно обвиняя в чем-то присутствующих, он произнес:

— Кто это сделал?

Определить, чем были нанесены удары — кулаками или ногами, — было невозможно. Однако не то до того, как несчастный был заколот, не то после его жестоко избили: губа рассечена, лицо распухло, став почти неузнаваемым.

— Жду труповозную машину, — объяснил Лекё.

До того как беднягу изувечили, лицо его было вполне обыкновенным, моложавым и, вероятно, довольно жизнерадостным. Даже мертвое, оно сохранило выражение какой-то наивной простоватости.

Почему же женщину в норковом манто особенно потрясло зрелище ноги в сиреневом носке? Рядом с другой ногой в черной замшевой туфле нога выглядела нелепой, точно голой. В зрелище было что-то интимное, как бы принадлежавшее вовсе не мертвецу. В шести-семи метрах Мегрэ нашел и вторую туфлю.

После этого он не проронил больше ни слова. Лишь ждал и курил. Шепотом переговариваясь, подошло еще несколько любопытных. Потом у тротуара остановился труповозный фургон, двое работников погрузили тело убитого. На мостовой не оказалось ни единого пятна крови.

— Пришлите мне протокол осмотра, Лекё.

Тогда-то, верно, Мегрэ, забравшийся на переднее сиденье фургона, и решил заняться трупом.

Работа продолжалась всю ночь и все утро. Можно было подумать, что тело было его собственностью, что убитый принадлежал лишь одному комиссару.

Мерсу, одному из специалистов технического отдела, Мегрэ велел приехать в институт судебно-медицинской экспертизы. Мерс был молод, худощав, высок и неулыбчив. Под толстыми стеклами очков прятались застенчивые глаза.

— За работу, мой мальчик…

Послали и за доктором Полем. Его приезда ждали с минуты на минуту. Если не считать сторожа и замороженных трупов неизвестных, обнаруженных в Париже за последние несколько дней, они тут были одни.

При свете дня все казалось кричаще грубым. Работали без лишних слов и движений, похожие на прилежных рабочих из ночной смены, занятых особенно сложным делом.

В карманах обнаружили лишь пачку крепкого табака, папиросную бумагу, коробок спичек, дешевый перочинный нож, допотопный ключ, карандаш, платок без инициалов. В кармане брюк немного мелочи. Ни бумажника, ни удостоверения личности.

Предметы одежды — сорочку, а потом туфли, носки — Мерс аккуратно сложил в пакет из пергаментной бумаги. Вещи среднего качества. На пиджаке этикетка магазина готового платья, что на Севастопольском бульваре. Брюки поновее и другого цвета.

Когда появился доктор Поль — борода аккуратно расчесана, глаза ясные, хотя его среди ночи подняли с постели, — труп был раздет донага.

— Ну, Мегрэ, что-то расскажет нам этот бедолага?

И действительно, задача заключалась в том, чтобы заставить мертвеца заговорить. Такова обычная процедура. Комиссару можно было бы поехать домой и лечь спать: результаты всевозможных анализов доставят ему утром в кабинет.

Однако он остался наблюдать за работой эксперта, с задумчивым видом посасывая трубку и засунув руки в карманы.

Доктору пришлось ждать: фотографы мешкали. Воспользовавшись паузой, Мерс занялся ногтями убитого — на руках и на ногах. Материал для исследования он складывал в два мешочка, на которых начертал какие-то кабаллистические знаки.

— Не так-то просто будет навести на него марафет, — рассмотрев лицо убитого, заключил фотограф.

По инструкции полагалось сделать сначала снимки тела и раны. Затем — лица: надо раздать фотографии представителям прессы с целью опознания личности. Надо добиться того, чтобы лицо убитого как можно точнее походило на лицо живого человека. Вот почему технический эксперт гримировал труп, в холодном свете ламп казавшийся особенно бледным, зато щеки и губы были раскрашены словно у уличной женщины.

— Теперь дело за вами, доктор.

— Вы останетесь, Мегрэ?

Комиссар остался. До самого конца. А затем вместе с доктором Полем отправился выпить кофе с ликером в небольшом бистро, только что распахнувшем ставни.

— Вы, верно, не захотите ждать, пока я напишу свое заключение? Скажите, дело важное?

— Пока не знаю…

Рядом ели свои круассаны рабочие. Глаза у них были еще сонные. На пальто осели капельки утреннего тумана. Было свежо, у прохожих изо ртов вырывались облачка пара. Одно за другим на разных этажах освещались окна домов.

— Для начала скажу, что человек этот скромного достатка. Судя по костяку и состоянию зубов, детство его прошло в бедности, заботились о нем плохо. Руки не указывают на принадлежность к какой-либо определенной профессии… Сильные, но довольно холеные… Рабочим он быть не мог. Служащим тоже: на пальцах отсутствуют характерные деформации от продолжительного письма или работы на машинке… У него налицо плоскостопие — им страдают люди, привыкшие весь день стоять на ногах…

Записей Мегрэ не делал: услышанное врезалось ему в память.

— Теперь важный вопрос: время совершения преступления… Могу с уверенностью сказать, что убийство случилось между восемью и десятью часами вечера…

Мегрэ уже сообщили о показаниях ночных гуляк и о желтом «ситроэне», замеченном на площади Согласия сразу после часа ночи.

— Послушайте, доктор, неужели вы ничего больше не заметили?

— Что вы имеете в виду?

Доктор Поль, обладатель знаменитой бороды, тридцать пять лет работал медицинским экспертом и в уголовных делах разбирался лучше многих полицейских.

— Убийство не было совершено на площади Согласия.

— Очевидно.

— Вероятно, это произошло в каком-нибудь закоулке.

— Возможно.

— Когда в таком городе, как Париж, идут на риск и тело убитого перевозят с одного места в другое, делают это обычно с целью скрыть его, чтобы труп обнаружили как можно позднее.

— Вы совершенно правы, Мегрэ. Об этом я не подумал.

— На этот раз мы имеем дело с лицами, которые рискуют. Их могут схватить. Во всяком случае, они могут навести на свой след. Ведь делается это в самом сердце Парижа, в людном месте, где даже глубокой ночью труп и десяти минут не пролежал бы незамеченным…

— Иными словами, убийцы хотели, чтобы тело обнаружили. Так я вас понимаю?

— Не вполне. Да и не в этом дело.

— И все-таки они постарались, чтобы труп нелегко было опознать. Удары по лицу наносились не голыми кулаками, а каким-то тяжелым предметом… Каким именно, сказать затрудняюсь…

— До смерти?

— После. Спустя несколько минут…

— Вы уверены, что это произошло всего несколько минут спустя?

— Пожалуй, не позднее чем через полчаса… Потом, Мегрэ, есть еще одна деталь. По-видимому, я опущу ее в своем заключении, поскольку не уверен в ней. Кроме того, не хочу, чтоб мои выводы оспаривал адвокат, когда дойдет до суда… Я тщательно обследовал рану, сами видели. За свою практику мне довелось видеть сотни ножевых ран. Готов поклясться, что этот удар нанесен чересчур уж расчетливо.

Представьте себе: стоя лицом друг к другу, ссорятся два человека. Один из них наносит удар… Так вот, рану, которую я осматривал, никак нельзя было нанести таким вот образом. На удар сзади тоже не похоже.

Но представьте, человек садится или даже встает, поглощенный каким-то делом. Убийца подкрадывается сзади, обхватывает жертву рукой и наносит сильный точный удар. Более того, у меня такое впечатление, будто жертву во время убийства связали или держали за руки и буквально прооперировали. Улавливаете?

— Улавливаю…

Однако Мегрэ хорошо знал: мужа Нины не могли застать врасплох, ведь все последние сутки он бегал от своих убийц.

Вопрос, который для доктора Поля представлял чисто теоретический интерес, по-человечески волновал Мегрэ.

Комиссар слышал голос этого человека. Следуя за ним шаг за шагом из одного бистро в другое во время его лихорадочного бега по улицам все одних и тех же кварталов района Шатле-Бастилия, Мегрэ почти видел его наяву.

Оба шли по набережной. Мегрэ сосал свою трубку, доктор Поль выкуривал сигарету за сигаретой. Во время вскрытий он тоже безостановочно курил, утверждая, что табак — лучшее антисептическое средство. Забрезжил рассвет. Одно за другим плыли по Сене суда. С трудом передвигая окоченевшие ноги, вылезали на свет божий бродяги, проведшие ночь под мостами.

— Человека этого убили вскоре после последней его трапезы, возможно, даже тотчас же.

— А что он ел, не скажете?

— Гороховый суп, соленую треску с кремом и яблоко. Выпил белого вина. В желудке у него я также обнаружил остатки водки.

В этот момент оба проходили мимо кафе «Подвалы Божоле», только что открывшего деревянные ставни. Внутри, откуда доносился запах дешевого вина, царил полумрак.

— Вы домой? — спросил доктор, намереваясь остановить такси.

— Зайду в научно-технический отдел.

В массивном здании на набережной Орфевр почти никого не было, если не считать уборщиков, работавших в коридорах и на лестницах, еще отдающих зимней сыростью.

Войдя в кабинет, Мегрэ увидел Люка, задремавшего у него в кресле.

— Что новенького?

— Редакции уже получили фотографии, но поместят в утренний выпуск лишь некоторые газеты: снимок поздно размножили.

— А автомобиль?

— Обнаружен уже третий желтый «ситроэн», но пока не тот.

— Жанвье ты звонил?

— В восемь он меня сменит.

— Если кто-нибудь спросит, буду наверху… Пусть диспетчер соединит.

Спать Мегрэ не хотелось, но он чувствовал себя отяжелевшим, движения стали замедленными. По узкой лестнице поднялся на чердачный этаж Дворца правосудия, куда публику не пускали. Приоткрыв дверь с матовым стеклом, увидел Мерса, склонившегося над каким-то прибором, пошел дальше и добрался до дактилоскопической картотеки.

Не успел он и рта раскрыть, как эксперт-дактилоскопист покачал головой:

— Ничего не обнаружено, господин комиссар.

Иными словами, «Нинин муж» ни разу не преступал французских законов.

Выйдя из помещения, Метра направился к Мерсу. Сняв пальто, после некоторого колебания развязал душивший его галстук.

Мертвеца здесь не было, но он, казалось, находится тут, а не в секции, куда поместил его сторож института судебной медицины.

Говорили мало. Оба продолжали работать, не заметив, что в окно мансарды проник солнечный луч. Стоявший в углу манекен на шарнирах пригодился Мегрэ и на этот раз.

Выколотив одежду убитого, Мерс исследовал пыль.

Теперь этой одеждой занялся Мегрэ. Осторожно, словно художник-декоратор, принялся надевать на манекен (он был примерно того же роста, что и убитый) сорочку и брюки.

Едва комиссар успел надеть на манекен пиджак, вошел Жанвье, бодрый и веселый: ведь он спал в собственной постели и поднялся с рассветом.

— Они-таки замочили его, а, шеф?

Взглянув на Мерса, Жанвье подмигнул: шеф, видно, сегодня не расположен к разговорам.

— Нам только что сообщили еще об одном желтом автомобиле. Люка его осмотрел. Это не тот, что нам нужен. И потом, номер оканчивается на девятку, а не на восьмерку.

Мегрэ отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.

— Ничего не замечаешь? — спросил он детектива.

— Минутку. Нет. Никак не пойму… Тот человек был не такой высокий. Пиджак вроде коротковат…

— Это все?

— Разрез от удара ножа не широк…

— Больше ничего?

— На нем жилета не было.

— Что меня поражает, так это то, что пиджак из иного материала, чем брюки. И иного цвета.

— Бывает и так.

— Одну минуту… Хорошенько взгляни на брюки. Они почти новые. А пиджак от другого костюма и куплен года два назад, не позже.

— Похоже, так оно и есть.

— А ведь человек этот, судя по носкам, сорочке и галстуку, очень заботился о своей внешности. Свяжись с «Подвалами Божоле» и другими бистро… Попробуй выяснить, были ли на нем пиджак и брюки разного цвета.

Пристроясь в уголке, Жанвье принялся обзванивать все кафе по порядку. Голос его создавал в комнате как бы фоновый шум.

— Говорят из уголовной полиции, — монотонно повторял он. — Я инспектор, с которым вы вчера разговаривали… Не могли бы вы сказать…

К сожалению, тот человек нигде не снимал пальто. Возможно, он его расстегивал, но никто не заметил, каков был цвет его пиджака.

— Что ты делаешь, когда приходишь домой?

Жанвье, женатый всего год, улыбнулся.

— Жену целую…

— А потом?

— Усаживаюсь, она мне домашние туфли несет.

— Потом?

Поразмыслив немного, сыщик хлопнул себя по лбу.

— Понял! Пиджак снимаю…

— Дома ты носишь какой-то особенный пиджак?

— Да нет… Просто надеваю какой-нибудь старый, в нем как-то удобнее себя чувствуешь.

После этих слов убитый незнакомец стал им вроде бы ближе. Вот он пришел домой, возможно, поцеловал жену, как Жанвье. Снял новый пиджак и надел поношенный… Закусил.

— Какой сегодня день?

— Четверг.

— Выходит, вчера была среда. Ты часто ешь в ресторанах? В дешевых ресторанах, вроде тех, где наш знакомый был, видно, завсегдатаем?

С этими словами Мегрэ натянул бежевый плат плечи манекена. Накануне, примерно в то же время или чуть позже, когда владелец его вошел в «Подвалы Божоле», вон там, чуть не на глазах у них, стоило лишь посмотреть в слуховое окно на противоположный берег Сены, плащ этот был на плечах живого человека.

И человек этот обратился к Мегрэ. Не просто комиссару или детективу или же, наподобие тех людей, что считают свое дело особо важным, к самому начальнику уголовной полиции.

Ему нужен был именно Мегрэ.

«Вы меня не знаете», — признался он, правда, прибавив: — «Вы встречали мою жену Нину…»

Жанвье никак не мог взять в толк, к чему клонит комиссар, толкуя насчет ресторанов.

— Ты любишь «брандад»?

— Обожаю. Блюдо это тяжеловато для пищеварения, но все равно ем его, как только представляется такая возможность…

— Вот-вот!.. И часто жена готовит его тебе?

— Нет. Возни слишком много. Такое кушанье дома не часто отведаешь.

— Выходит, ты ешь его в ресторане, когда оно имеется в меню?

— Да.

— И часто его подают?

— Не знаю. Дайте подумать. Иногда по пятницам…

— А вчера была среда… Позвони доктору Полю и передай мне трубку. — Доктор, составлявший протокол вскрытия, не удивился вопросу Мегрэ.

— Скажите, не было ли в треске трюфелей?

— Конечно, нет… Иначе бы я обнаружил.

— Спасибо… Вот так-то, Жанвье! В блюде этом трюфелей не было. Их обычно кладут в дорогих ресторанах. Выходит, дорогие отпадают. Сходи к детективам. Пусть Торранс и еще двое-трое парней помогут тебе. На коммутаторе не будут в восторге: на некоторое время тебе придется занять все линии связи. Обзвони один за другим все рестораны, начиная с района, где ты вчера работал. Выясни, не было ли у них вечером в меню соленой трески с кремом… Погоди минуту… Начни с заведений, носящих южные названия. Именно там тебе скорее всего может повезти.

Не слишком польщенный или обрадованный возложенным на него поручением, Жанвье вышел.

— Мерс, нож у тебя есть?

Близилось к полудню, а Мегрэ все еще возился со своим мертвецом

— Вставь кончик в разрез на плаще. Хорошо. Теперь не шевелись…

Слегка приподняв ткань, он посмотрел на пиджак, находившийся под ней.

— Разрезы на плаще и пиджаке не совпадают. Теперь ударь иначе. Встань слева. Справа. Ударь сверху. Снизу.

— Понимаю…

Эксперты и ассистенты, работавшие в огромном помещении лаборатории, искоса посматривали на обоих, насмешливо переглядываясь.

— И опять не совпадают. Между отверстиями в плаще и пиджаке целых пять сантиметров. Принеси стул. Помоги…

Оба с чрезвычайной осторожностью усадили манекен.

— Хорошо. Когда человек садится, к примеру, за стол, пальто у него может задраться. Попробуй…

Напрасно пытались они совместить оба разреза, которые по логике должны были очутиться один поверх другого.

— Так вот в чем дело! — воскликнул Мегрэ, словно решив трудное уравнение.

— Хотите сказать, что в момент убийства он был без плаща?

— Почти наверняка.

— Однако в верхней одежде есть разрез от удара ножом…

— Разрез был сделан позднее, чтоб создалось такое впечатление. Ведь в помещении — дома или в ресторане — человек плащ не надевает. Когда эти люди решили испортить плащ, они хотели внушить нам, будто убийство произошло на улице. И раз они не поленились это сделать…

— …то выходит, что преступление было совершено в помещении, — закончил Мерс.

— По той же самой причине они не побоялись доставить труп на площадь Согласия, туда, где никакого убийства и не происходило.

Выколотив о каблук трубку, Мегрэ надел галстук. Еще раз взглянул на манекен: тот теперь еще больше походил на живого человека. Если же смотреть сбоку, когда не видно было лишенное черт лицо, сходство становилось особенно разительным.

— За что-нибудь зацепился?

— Да зацепки-то нет никакой. Правда, в углублении подошвы обнаружил следы довольно специфической грязи. Земля, пропитанная вином. Как в деревенском подвале, где только что раскупорили бочонок.

— Продолжай работать. Позвони, я буду у себя в кабинете.

Когда комиссар вошел в кабинет начальника уголовной полиции, тот встретил его словами:

— Ну, что известно о вашем мертвеце, Мегрэ?

Так впервые была произнесена эта сакраментальная фраза. Кто-то, видно, известил начальника о том, что с двух часов утра комиссар Мегрэ пытается выяснить личность незнакомца.

— Все-таки они его прикончили? Должен признаться, вчера я был склонен полагать, что вы имеете дело с шутником иди сумасшедшим.

— Я так не думал. Я поверил ему, после первого же его звонка…

Почему? Он бы и сам не сумел объяснить. Но уж наверняка не потому, что человек этот обратился к нему лично. Разговаривая с шефом, Мегрэ невольно поглядывал на залитую светом набережную на противоположном берегу Сены.

— Руководить расследованием прокурор поручил судебному следователю Комелио. Утром они отправляются в институт судебной медицины. Не хотите составить им компанию?

— Какой смысл?

— Вам все же надо бы повидаться с Комелио. Или позвонить. Он довольно обидчив.

Мегрэ это знал.

— Не кажется ли вам, что с убитым свела счеты какая-то банда?

— Не могу сказать. Проработаю эту версию, хотя такого впечатления у меня и не складывается.

В преступном мире не принято выставлять напоказ свои жертвы на площади Согласия.

— Что ж, делайте, что считаете необходимым. Наверняка кто-нибудь скоро опознает его…

— Это бы меня удивило…

Мегрэ испытывал какое-то странное чувство, которое вряд ли бы сумел объяснить. Все как-то увязывалось одно к одному, но стоило попытаться четко сформулировать свои предположения, получалась путаница.

Вновь и вновь мысли его возвращались к жуткой находке на площади Согласия. Выходит, кто-то хотел, чтобы труп обнаружили, причем обнаружили быстро. Гораздо проще и менее опасно было бы, к примеру, бросить тело в Сену, где его смогли бы отыскать лишь спустя несколько дней, а то и недель.

Убитый не был ни богачом и ни общественным деятелем. Заурядный обыватель.

Но если кто-то хотел, чтобы полиция заинтересовалась жертвой, почему он изувечил ей лицо и вынул из карманов все, что могло бы способствовать опознанию?

А этикетку с пиджака не сняли. Очевидно, по той причине, что пиджак из магазина готового платья, такие носят тысячи.

— У вас озабоченный вид, Мегрэ.

— Все как-то не увязывается между собой, — единственное, что мог ответить Мегрэ.

Слишком много деталей противоречило друг другу. И еще одно обстоятельство озадачивало Мегрэ, если не сказать, досаждало. По существу, последней весточкой от него была записка, оставленная в почтовой конторе предместья Сен-Дени. В этой записке бедняк настойчивее всего взывал о помощи. Даже просил Мегрэ предупредить дежурных полицейских, чтобы любой из них смог прийти ему на выручку.

И вот в промежуток от восьми до десяти вечера его убили.

Что же он делал с четырех до восьми? Данными на этот счет комиссар не располагал. Он вспомнил историю с потерпевшей аварию подводной лодкой. Благодаря радио свидетелем ее оказался целый мир. Все явственно слышали сигналы, подаваемые людьми, очутившимися в западне. Перед мысленным взором у всех возникали спасательные суда, снующие взад-вперед над местом трагедии. Затем сигналы стали слышаться все реже и реже. И неожиданно воцарилась тишина.

У неизвестного не было уважительных причин молчать. На многолюдных улицах Парижа, средь бела дня, похитить его не могли. Ранее восьми часов его не убили.

Все указывало на то, что человек этот сходил домой, тем более что надел другой пиджак. Пообедал дома или в ресторане. Причем не торопясь, спокойно, раз успел съесть суп, блюдо из трески и яблоко. Яблоко — оно-то и указывало на то, что он был тогда спокоен!

— Но почему он не меньше четырех часов не давал о себе знать?

Не колеблясь, неоднократно обращался к комиссару за помощью, умолял немедленно пустить в ход полицейский аппарат. Но после четырех часов словно бы изменил свои намерения, решив, видно, не связываться с полицией.

Это встревожило Мегрэ. Его мертвец словно бы оказался не верен ему.

— Ну как, Жанвье?

В дежурке было накурено. Четверо детективов е унылым видом сидели у телефонов.

— Блюда из трески не обнаружено, шеф! — комически вздохнул Жанвье. — Мы обследовали этот район. Осталось еше связаться с Монмартром. Торранс занимается площадью Клиши…

Мегрэ тоже позвонил из своего кабинета, но его объектом был небольшой трактир на улице Лепик.

— Да, на такси. Сию же минуту…

На письменном столе лежали фотографии убитого, сделанные ночью. Утренние газеты, отчеты, записка от судебного следователя Комелио.

— Это ты, мадам Мегрэ? Не так чтоб очень плохо. Успею ли домой к обеду, не знаю. Нет, побриться даже некогда было. Попробую сходить к парикмахеру. Да, поел.

Попросив курьера, старого Жозефа, задержать возможного посетителя, Мегрэ все-таки сходил побриться. Следовало лишь мост перейти. Зайдя в первую же парикмахерскую на бульваре Сен-Мишель, с недовольным видом посмотрел в зеркало на мешки под глазами.

Уходя из кабинета, Мегрэ знал, что не устоит перед искушением заглянуть в «Подвалы Божоле» пропустить стаканчик. Во-первых, потому, что ему нравилась атмосфера таких вот бистро, где никогда не бывает много народу и где владелец беседует с вами, как со старым знакомым. Кроме того, нравилось божоле, особенно когда его, как здесь, подают в глиняных кувшинчиках. Была и еще одна причина. Он искал следы своего мертвеца.

— Странное у меня было чувство, господин комиссар, когда газету утром читал. Вы знаете, видел я его мельком. Но он мне понравился. Как сейчас вижу: входит, руками размахивает. Верно, он был расстроен, но лицо у него славное. Готов биться об заклад, когда у него все было в порядке, он был веселым парнем… Вы подымете меня на смех, но вот чем больше я думаю об этом, тем чаще приходит мне в голову: чем-то он смахивает на клоуна. Кого-то мне напоминает. Вот уже несколько часов ломаю голову.

— Кто-то похож на него?

— Да. То есть нет. Все гораздо сложней. Напоминать напоминает, а кого, не скажу. Разве его еще не опознали?

Это тоже было странно (ведь газеты вышли), хотя вряд ли неестественно. Правда, лицо изуродовано, но не настолько, чтобы не мог узнать человек, хорошо знавший убитого, — к примеру, жена или мать.

Был же у него дом, хотя бы номер в дешевой гостинице. И дома он отсутствовал всю ночь.

По логике, за последние несколько часов кто-нибудь должен был узнать фотографию или же известить полицию о его исчезновении.

И все-таки Мегрэ на это не рассчитывал. Очутившись по эту сторону моста, он направился к себе в кабинет, все еще ощущая во рту приятный, чуть терпкий привкус божоле. Поднимаясь по обшарпанной лестнице, комиссар невольно ловил взоры, исполненные почтения и страха.

Взгляд в окно приемной. Человек стоял, непринужденно потягивая сигарету.

— Проходи…

Проведя посетителя в кабинет и усадив его в кресло, снял пальто и шляпу, краешком глаза наблюдая при этом за гостем. Тот издали смотрел на фотографии убитого.

— Ну, Фред…

— Я к вашим услугам, господин комиссар. Не ждал, что вам понадоблюсь.

Посетитель, худой и очень бледный, был одет с женственной элегантностью. Вздрагивающие порой ноздри выдавали в нем наркомана.

— Не знаешь его?

— Когда я увидел снимки, то сразу смекнул, что произошло. Видно, здорово его отделали.

— Никогда его не встречал?

Было ясно: информатор добросовестно старается выполнить свои обязанности. Он внимательно изучил фотографии, подошел даже к окну, чтобы получше разглядеть.

— Нет… И все-таки…

Мегрэ ждал, набивая трубку.

— Нет! Точно, никогда не видел… Но кого-то он мне напоминает… Не могу только понять, кого именно. Во всяком случае, он не из нашего круга… Будь он даже новичком, я б его приметил…

— Кого же он тебе напоминает?

— Сам ломаю голову… Не знаете, чем он занимался? А в каком районе жил?

— Тоже не знаю.

— Он не провинциал, сразу видно.

— Я в этом уверен.

Накануне Мегрэ отметил явно парижское произношение незнакомца — так говорят рабочие, простые люди, каких встречаешь в метро, в бистро на окраинах города, на поднимающихся ярусами скамьях Зимнего велодрома.

В сущности… В голову комиссару пришла идея. Надо будет проработать этот вариант.

— А женщину по имени Нина тоже не знаешь?

— Погодите, погодите. Есть одна в Марселе, вторая заправляет борделем на улице Сен-Ферреоль.

— Это не то, я ее знаю… Ей по крайней мере пятьдесят.

Посмотрев на фотографию убитого, которому можно было дать лет тридцать, Фред изрек:

— Это еще ничего не значит!

— Захвати одну фотографию. Пошарь хорошенько. Показывай повсюду.

— Можете на меня рассчитывать… Думаю, через несколько дней я кое-что разнюхаю. Не насчет жмурика. Я имею в виду одного крупного спекулянта наркотиками. Пока мне только известно, что его зовут мсье Жан. Я его ни разу не видел. Знаю только: он заправляет целой шайкой. Сам у них все время достаю наркотики. Влетает в копеечку… Так что капуста мне б не помешала…

Жанвье, находившийся в соседней комнате, все еще занимался «брандад», блюдом из трески.

— Вы были совершенно правы, шеф. Все отвечают, что подают это блюдо только по пятницам. И то не часто. На Пасху, бывает, готовят и в среду, но ведь до Пасхи еще далеко…

— Пусть этим займется Торранс. Что сегодня на Зимнем велодроме?

— Позвольте, в газету загляну.

В тот день были велогонки за лидером.

— Возьми с собой фото. Зайди в кассы, потолкуй с разносчиками, которые апельсинами и земляными орехами торгуют. Обойди соседние бистро. Потом можешь обследовать кафе поблизости от Порт-Дофин.

— Думаете, он был болельщиком?

Мегрэ этого не знал. Как и у других — у хозяина кафе, у информатора Фреда, — у него тоже было какое-то странное, смутное чувство.

Не мог он себе представить того человека в конторе или в лавке. По словам Фреда, не принадлежал он и к преступному миру.

Зато как-то вписывался в маленькие кафе, посещаемые рабочим людом. У него была жена по имени Нина. И Мегрэ когда-то знал ее.

В какой связи? Неужели кто-то стал бы хвастаться, если бы комиссару пришлось столкнуться с его женой по профессиональной линии?

— Дюбонне, свяжись с полицией нравов. Просмотри списки зарегистрированных проституток за последние несколько лет. Запиши адреса всех Нин. Повидайся с ними. Смекнул, что от тебя требуется?

Дюбонне, молодой детектив, только что закончивший училище, был несколько чопорен, всегда безупречно одет и изысканно вежлив со всеми, и, возможно, такого рода поручение он воспринял, как щелчок по носу.

Второму детективу комиссар велел побывать во всех бистро вокруг Шатле, площади Вож и Бастилии.

Месье Комелио, руководивший расследованием, не выходя из своего кабинета, в это время нетерпеливо ждал Мегрэ, силясь понять, почему тот до сих пор не удосужился с ним связаться.

— Что с желтыми «ситроэнами»?

— Этим занимается Эрио.

Все шло по заведенному порядку. Даже если бы не дало никаких результатов. На всех дорогах Франции жандармы останавливали желтые «ситроэны».

Надо еще послать кого-то в магазин на Севастопольском бульваре, где куплен пиджак мертвеца, потом еще в один, на бульваре Сен-Мартен, где приобретен плащ.

И все это время приходили и уходили, звонили по телефону, выстукивали на машинке свои рапорты детективы, занятые десятками других расследований. В коридорах ждали посетители. Из отдела, наблюдающего за столами, в полицию нравов, а оттуда в уголовную полицию носились посыльные.

— Послушайте, господин комиссар… — послышался в трубке голос Мерса. — Деталь второстепенная. Возможно, не имеет никакого значения. Я так мало узнал, что решил сообщить вам на всякий случай. Взял, как обычно, волосы на анализ и обнаружил следы губной помады…

Это звучало почти комично, но никто не засмеялся. Какая-то женщина поцеловала в волосы мертвеца комиссара Мегрэ. Женщина, которая красит губы.

— Губная помада дешевого сорта, женщина, скорее всего, брюнетка. Цвет помады темно-красный…

Не вчера ли вечером поцеловала женщина незнакомца? И не дома ли, когда он пришел и сменил пиджак?

А если он не переодевался, то, выходит, и не намеревался снова выходить на улицу. Человек, забежавший домой всего на час, не станет тратить время на переодевание. Значит, его вызвали неожиданно. Но мог ли преследуемый, перепуганный до того, что, размахивая руками, носился по улицам Парижа, то и дело звонил в полицию, мог ли человек этот оставить свое жилище с наступлением темноты?

Женщина поцеловала его в волосы или прижалась лицом к щеке. Разве это не знак привязанности?

Мегрэ вздохнул, снова набивая трубку, и взглянул на циферблат. Шел первый час.

Еще вчера примерно в это же время под журчанье фонтанов его знакомец шел по площади Вож.

Комиссар открыл небольшую дверь, соединявшую полицейское управление с Дворцом правосудия. Похожие на черных птиц, проплывали по коридорам облаченные в мантии адвокаты.

— Сходим навестим старую обезьяну, — вздохнул Мегрэ: Комелио он терпеть не мог.

Представил себе, как тот встретит его, цедя с язвительной укоризной: «Я жду вас, господин комиссар».

Такой вполне способен, уподобляясь Людовику XIV, сказать и почище: «Мне едва не пришлось ждать…»

Но Мегрэ было наплевать.

С двух часов ночи комиссара интересовал лишь его мертвец.