Мелвилл Г. Белый бушлат

XXXVII Высшего сорта выдержанный портвейн из подвалов самого Нептуна

Только что мы, приближаясь к тропикам, выбрались в зону хорошей погоды, как вся команда наша приведена была в необыкновенное возбуждение событием, взволновавшим немало любителей возлияний.

Матрос на фор-марса-рее громко доложил, что видит восемь или десять темных предметов в трех румбах на скуле под ветром.

— Под ветер на три румба! — крикнул капитан Кларет старшине-рулевому у штурвала.

И вот, по простому повороту колеса из красного дерева наш боевой ковчег со всеми своими батареями, кладовыми и пятьюстами людей с их чемоданами, койками и провизией направился к неизвестным предметам с такой же легкостью, как мальчик кидается направо или налево, гоняясь за какой-нибудь бабочкой на лужайке.

Затем матрос на фор-марса-рее объявил, что темные предметы не что иное, как большие бочки. В ту же минуту все марсовые напрягли свое зрение в безумной надежде, что их продолжительный гроговый пост наконец окончился и благодаря тому, что казалось чуть ли не чудом. Любопытно было то, что хотя содержимое бочек было неизвестно, все, по-видимому, были убеждены, что в них содержится предмет их вожделений.

Убавили паруса, фрегат остановился, спустили катер с приказом отбуксировать флотилию бочек к борту. Вскоре пять приятного вида бочек покачивалось прямо под грот-русленем. За борт был спущен строп, и бочки подняли на борт.

Это было зрелище, достойное Вакха и его поклонников. Каждая бочка была глубокого зеленого цвета и до того усеяна мелкими ракушками и уточками [183] и опутана водорослями, что потребовалось немало времени, прежде чем было обнаружено, где находится ее втулка; выглядели бочки почтенными морскими черепахами. Как долго они носились по волнам и подкидывались ими для умножения вкусовых достоинств их содержимого, сказать было трудно. Вернее всего их унесло в море в то время, когда их переправляли на берег или поднимали на борт какого-либо купеческого судна. К такому выводу мы пришли, увидев, что все они соединены между собой тросом, что издали придавало им сходство с длинным морским змеем. Они были спущены на батарейную палубу, куда призвали купора с его инструментом, между тем как толпу любопытных оттесняли часовые.

— Втулками вверх и на лежнях! — воскликнул он в полном восторге, размахивая молотком и забойником.

Когда бочку очистили от водорослей и ракушек, обнаружили, что к одной из втулок присосался какой-то плоский моллюск вроде калифорнийской ракушки [184]. Нет сомнения, слизняк этот избрал себе эту квартиру и заткнул своим телом щель лишь для того, чтобы лучше сохранить драгоценное содержимое бочки. У присутствующих перехватило дыхание, когда наконец бочку наклонили и подставили оловянную кружку под отверстие. Что потечет, соленая вода или вино? Но недоумение было вскоре разрешено благородной красной струей, наполнившей кружку. Лейтенант, назначенный снять пробу, громко и смачно чмокнул, объявив:

— Портвейн!

— Портвейн! — воскликнул Шалый Джек, — и никаких сомнений! — Но к удивлению, горю и ужасу матросов, со шканцев поступило приказание опустить незнакомцев в грот-люк. Распоряжение это вызвало, разумеется, всяческие нелестные замечания по адресу капитана, с благословения которого это было сделано.

Следует здесь упомянуть, что на пути из Нью-Йорка «Неверсинк» заходил на Мадеру и там, как это часто бывает на военных кораблях, коммодор и командир корабля запаслись изрядным количеством вина для своего личного потребления и угощения иностранных гостей. И хотя коммодор был маленький сухонький человечек, опоражнивавший, надо думать, не так уж много стаканов, однако капитан Кларет был мужчина осанистый, с красным лицом. Его отец принимал участие в сражении под Брэндивайном [185], а брат командовал знаменитым фрегатом, названным «Брэндивайн» в память этого боя. Как бы то ни было, но наружность капитана Кларета красноречиво свидетельствовала о том, что и ему пришлось в честь памяти родителя одержать немало побед на всяких брэндивайнских полях сражений и участвовать во многих бескровных брэндивайнских схватках на море.

Поэтому не без некоторого основания матросы распространялись о неблагородном поведении капитана Кларета, воспрепятствовавшего выполнению замыслов провидения, которое, если судить по этой счастливой случайности, склонно было разрешить их винный пост, в то время как он, капитан Кларет, пользуясь неистощимыми своими запасами, мог спокойно потягивать мадеру из графинчика.

Впрочем, на следующий день все матросы были наэлектризованы, когда снова после столь долгого перерыва раздался знакомый раскат барабана, призывающий их опрокинуть чарку.

С этого дня портвейн выдавался дважды в день, пока запасы его не иссякли.