Менделеев-рок

2 [инкубационный период]

– Знаешь, Плакса, у меня до сих пор валяется статья из «Вечернего Нефтехимика» про ваш концерт в «Звезде». Ты, кстати, читал ее? – спросила Аня, когда мы выбрались на улицу. Настроение мое действительно повысилось – незнакомец в электричке не соврал. Спасибо еще раз, дружище!

– Читал ли? Я ее и написал. Под псевдонимом.

Статейка, кстати, вышла небольшая – ее изрядно порезал редактор. Настолько маленькая, что я смог бы процитировать ее по памяти.

Звезды местного разлива

Что объединяет всех немногочисленных фанатов рок-музыки нашего города? Если спросить любого из них о любимой группе, то он, кроме «Арии», «Кино», «Короля и шута», «Нирваны» и «Земфиры», непременно назовет популярный в Нефтехимике молодежный ансамбль «Аденома».

Особенно известен этот коллектив стал после сыгранного в ДК «Звезда» концерта, на основе которого был записан мини-альбом «Пентаграмма». Запись сделал для своей передачи радиоведущий Константин Трепов, после чего отредактировал ее на компьютере. Результатом стало пусть не вполне профессиональное, но приемлемое качество звука.

Название «Пентаграмма» указывает не только на пятерых участников коллектива – Смурф (клавишные, вокал), Плакса (гитара, вокал), Хорек (бас-гитара), Эйнджи (подпевки) и Будда (ударные), но и на пять интересных музыкальных номеров.

Начинается выступление «Аденомы» с агрессивной зубодробилки под названием «Менделеев-рок» в исполнении Плаксы. Следующую песню, не менее энергичную, поет Смурф. Она носит название «Разноцветные шары».

В третьей композиции – «Хочу убить твою любовь» – на смену панк-року приходит психоделика. Вокал Плаксы из жесткого делается меланхоличным и потусторонним, но длится это настроение недолго и внезапно разбивается, когда третья песня переходит в четвертую, которая называется «Последний день» и несется быстрее скоростного поезда. Завершается выступление плавной балладой «Блонди» – дуэтом Смурфа и Эйнджи.

Участники молодого коллектива полны творческих замыслов. Им предстоят новые концерты, а значит, сказка о пятерке мечтателей продолжается!

Дебильную концовку, кстати, придумал не я. Хорошо хоть удалось отстоять название группы: его хотели выкинуть за излишнюю, по мнению редактора, эпатажность. Не знаю, что в нем эпатажного, – болезнь как болезнь. Возможно, у Егора Филипповича с этим словом какие-то собственные неприятные ассоциации. Старость не радость!

– Так где же все твои?

– Илья, который Смурф, закончил школу и укатил в Москву учиться. Я ему завидую: вырвался из этого сраного притона наркоманов и олигофренов. Иногда пишет мне по e-mail. А без него «Аденома» – уже не «Аденома».

– А как ваша очаровашка – бэк-вокалистка?

– Эйнджи? Она оставила музыку по объективным причинам. Встретила смазливого мальчика, залетела. Сейчас живет одна и ребенка растит. Еще работать умудряется. Я бывал у нее, заходил всего на полчасика: времени у нее ни на что не хватает, даже убраться некогда. На плите куски подгоревшей каши присохшие, величиной с мой кулак… Что характерно, она абсолютно счастлива. Даже завидую…

В этот момент в наш разговор встряли.

– Пошли тебе Господь платье, срамница, и забери у тебя штаны! – солидно выдал батюшка с коробкой для подаяний на животе, когда мы проходили мимо ворот рынка.

– Пошли и вам Господь штаны вместо вашего платьица! – пожелала Аня в ответ не моргнув глазом.

Аня в платье? И не мечтайте! Платья и юбки, как известно, придуманы мужчинами для того, чтобы унижать женщин.

Выцветший нестираный батюшка сливался с общим фоном. Как насчет серого цвета? Другого в Нефтехимике нет. Зимой это неопрятный снег, весной и осенью – лужи жидкой грязи, летом – изношенный асфальт. Независимо от времени года – едкий дым из заводских труб, броня облаков, бастионы многоэтажек, а также запаршивевшие от грязи автобусы и грузовики, выцветшие под тяжелым дождем куртки и пальто.

Все, что появляется цветного, будь то рекламные щиты, вывески или афиши, вскоре тускнеет и покрывается серым налетом. Господство серого цвета не может поколебать даже весна. Городские деревья давно убиты заводскими выбросами, а трава сквозь асфальт и утрамбованную землю не пробивается.

– А басист?

– Хорек здесь, в Химике. Учится в Строительном техникуме. Откровенно говоря, у меня с ним не очень хорошие отношения.

– Почему?

– Потому что урод он. Будда тоже в Химике, но этот в музыку уже никогда не вернется. Его после нашего последнего концерта поймали и переломали руки. Он с тех пор нас избегал, даже за ударной установкой не приходил.

– Руки переломали? – ахнула Аня. – Кто посмел?

– «Доктора».

– Кто?!

– Одна новая молодежная группировка, отморозки типа скинхэдов. Только похуже. Они без всяких идеологических заморочек калечат всех, кто чем-то от них отличается. Допустим, поймают парня с серьгой в ухе и вырвут серьгу вместе с ухом.

– А если с длинными волосами, то голову отрывают?

– Отрывать не отрывают, а пробить могут. По их мнению, они оздоровляют наш город, поэтому и называют себя «доктора». Они до сих пор орудуют, то и дело кого-нибудь избивают. Менты одного-двух задержат, а еще сорок по улицам разгуливает.

– А Будда им чем не угодил?

– Им весь наш ансамбль не угодил самим фактом своего существования. Они против всей неформальной культуры.

– Ага, якобы в Химике есть неформальная культура! – Аня махнула рукой. – Здесь одна грязь и больше ничего!

– Просто есть такие люди, которым во что бы то ни стало надо кого-нибудь бить.

Следующим, кого мы повстречали, был Быстрая Походка – одна из трех главных достопримечательностей нашего города. Проще говоря, один из трех знаменитых городских сумасшедших.

Живое воплощение китайской философской притчи – «человек, идущий вперед, с головой, обращенной назад» (Быстрая Походка никогда не смотрит в ту сторону, в которую идет), – пролетело мимо нас, с чрезвычайно занятым видом размахивая руками-жердями. Едва мы с Аней свернули в короткий неширокий проулок и вышли на проспект Мира к остановке, как увидели и второго из троицы – Человека-Загадку. Невысокий смуглый старик, испугом в огромных глазах напоминавший пристыженную собаку, как обычно в это время выгуливал сам себя и, как всегда, топтался на одном месте, затравленно озираясь.

«Что-то психи разбегались, – подумал я. – К дождю, что ли?»

– Плакса, тебе развеяться бы, – предложила Аня. – Сходить куда-нибудь.

– Мы с Кристиной часто выбираемся…

– Да ты не понял, – бесцеремонно оборвала Аня. – Без Кристины. Кстати, где она сейчас, почему ты не с ней?

– Она уехала к бабке с дедкой на выходные.

– Вот и прекрасно! Сходи, оттянись.

– Да с чего ты взяла, что мне это нужно?

– С того, что на тебя смотреть жалко. Ты замордованный весь, как колхозная лошадь.

– Это все? – Я чуял подвох.

– Нет, если честно. Меня одна девчонка, моя бывшая соседка Настя, сегодня к себе на день рождения зовет, а я там кроме нее никого не знаю.

– Можешь не продолжать. Я с тобой. Только если Кристинка узнает, она с меня шкуру спустит.

Собственно, Кристина спустила бы с меня шкуру, и если б увидела нас с Аней сейчас. Легко могу представить эту сцену. Первым делом она отзывает меня в сторонку и ядовито спрашивает: «Что это за кадр?!» Я начинаю ей объяснять, что Аня – моя подруга, Кристина тут же заявляет: «Твоя подруга – Я!» Я пытаюсь возразить, Кристина перебивает меня громким взвизгом: «А, ты не согласен! Ну и иди к ней!» После чего гордо разворачивается и пылит вдоль по тротуару. Мне приходится бежать за ней и в течение получаса вымаливать прощение.

Так бы все и произошло. А поскольку Аня, изуродованная фашистским прикидом и куцей стрижкой, скорее всего жутко не понравилась бы Кристине, то моя персональная диктаторша еще очень долго высмеивала бы меня: «Ну и уродину ты себе нашел!»

Хотя не костюм и не прическа делали Аню пугающей. Ее лицо стало каким-то… поношенным, что ли. Будто она сняла его, как резиновую маску, потом неаккуратно натянула обратно, и на нем появились еле заметные складки: под глазами, в уголках губ, на подбородке… Что же случилось с тобой, Аня?