Меня зовут Бёрди

9

В воскресенье, через восемь дней после обнаружения первых трупов, Ибанез наконец свел воедино и рассортировал все данные, его списки готовы. Он корпел над ними всю неделю, в том числе и в выходные. Осталось только включить последние сведения, только что поступившие из морга в западной части департамента Сена-Сен-Дени.

Итак, семнадцать смертей по неустановленной причине. Гораздо больше, чем он предполагал, начиная обзвон. Многочисленные списки тем временем уже заполнили две стены его кабинета. Приступив к первому отсеву, он заметил, что по сопоставлению критериев возраст/место смерти уже может исключить двух, даже, пожалуй, трех жертв, умерших в забвении или от скуки. Ими он займется в последнюю очередь.

Остаются двое, которые никак не вписываются в его схемы. Стэн Бланш-Тер, пятидесятилетний турист из Канады, найденный в отдельной кабинке одного из секс-шопов на Пигаль, и Симон Лагард, тридцати семи лет, мирный обыватель, о смерти которого заявил его бывший дружок. Остальным от восемнадцати до двадцати восьми, и все они, по первым сведениям, которые ему удалось собрать, провели бурную ночь накануне или за сутки до смерти.

Постановление о вскрытии было вынесено двенадцати потенциальным клиентам. Остается дождаться результатов токсикологической экспертизы и встретиться с родственниками и друзьями, чтобы выяснить передвижения жертв. Ибанез попросил дежурного офицера, чтобы ему позвонили, как только придут первые результаты из лаборатории. Он взял пачку сигарет и кожаную куртку, вытряхнул пепельницу, собрал разбросанные листки и, убрав их в папку, спрятал ее в ящик стола. Посмотревшись в зеркало в туалете, сказал себе, что и выглядит настоящим легавым в кожаном прикиде и с трехдневной щетиной. Он близок к клише, и ему это нравится.

Ибанез решил начать с двух самых сомнительных случаев, хотя бы для того, чтобы сразу вычеркнуть их из списка. Феликс Жосс, который нашел своего бывшего дружка Симона Лагарда, умершего у себя в гостиной, работает в двух шагах от конторы. У него книжный магазин на улице Марии Стюарт, в квартале Монторгей. Стоит заскочить туда, прежде чем ехать на квартиру, где было обнаружено тело.

Он затормозил перед крошечным магазинчиком, приткнувшимся между аргентинским рестораном и театром. Брюнет лет тридцати с короткой бородкой и в очках в черной оправе сидит за кассой. В магазине ни души, и он читает старую книгу в кожаном переплете. Поднимает голову на звук дверного колокольчика.

– Добрый день.

Мужчина за кассой рассматривает вошедшего.

– Вы тот полицейский, что звонил сегодня утром?

– Да, это я, инспектор Ибанез. Спасибо, что согласились встретиться со мной так быстро. Сочувствую вам, тяжело потерять друга.

Мужчина как будто слегка осел, дежурная улыбка исчезла, сменившись глубокой печалью.

– Вы очень любезны.

– Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о Симоне. Я расследую все случаи смертей по неустановленным причинам. Моя задача эти причины установить.

– Чем я могу вам помочь?

– Вы не замечали за ним чего-нибудь необычного, особенного в последние дни?

– Знаете, мы и не виделись больше. Я просто зашел забрать последние коробки с архивами, которые не помещались у меня здесь.

Он долго молчит.

– Уже несколько недель мы с ним почти не разговаривали. Встречались, чтобы оформить бумаги или оплатить счета, но у нас уже давно все разладилось.

– В чем выражался разлад?

– Он всегда был человеком очень рассудочным. Рассудочным и верующим. Обряды не особо соблюдал и в церковь не ходил, но верил. Это было частью его личности. Вроде как маленькая слабость.

– Католик?

– Да. И я не знаю, из-за этого ли, но, хотя мы несколько лет жили вместе, в нашем союзе всегда было что-то, с чем ему трудно было смириться.

– То есть? Я понимаю, что это личное, но, возможно, вы помогли бы мне прояснить обстоятельства его смерти.

– Я не знаю, может ли это вам помочь, но, если говорить откровенно, у меня всегда было чувство, что он живет в борьбе с самим собой. В чем-то он стыдился своей ориентации. Поначалу мы над этим смеялись, но в последние месяцы он стал другим, каким-то жестким, да, жестким и агрессивным. После нескольких лет счастья наши отношения испортились очень быстро и за несколько месяцев охладели до минусовой температуры. Я с ума сходил, видя, как он изменился. Сейчас я уже немного отошел, но мне было очень больно.

– А что произошло?

– Ничего особенного. Ему стало невыносимо, что он хотел меня, хотел заниматься любовью с мужчиной. И все вдруг пошло очень быстро. День ото дня я видел, как он превращается в кого-то другого, и этот другой мне совсем не нравился. Он стал холодным, неуступчивым, с ним было очень тяжело. Невыносимо думать такое о том, кого так любил. Что-то между нами окончательно сломалось, и мы, как многие пары, цеплялись за любовь, которой больше не было.

– В чем же с ним было «очень тяжело»?

– В последнее время он был одержим Новым Заветом и цитировал послания по поводу и без повода. Не расставался с новым переводом, который как раз купил, всегда держал его под рукой. Это что-то вроде нового прочтения Священного Писания, свежий взгляд, как он говорил. Зациклившись на этом, он постепенно превращался в святошу, критиковал наш образ жизни, не хотел больше иметь сексуальных отношений. Видели бы вы, как он смотрел на меня, я чувствовал себя в его глазах нечистым, мерзкой тварью. Это было нестерпимо. Однажды я понял, что сыт по горло, и ушел. Переехал к приятелю.

– Не подскажете название этой книги?

– Она называлась «Скрижаль…», не помню, как дальше… В красном с серебром глянцевом переплете, довольно безвкусном. Ее выпустило маленькое издательство, забыл его название. Он принес ее после одного из своих «моментов слова». Он тогда начал посещать какую-то христианскую группировку фундаменталистского толка, где якобы помогали участникам избавиться от гомосексуальности. Представляете, какая глупость? Я просто из себя выходил.

– Где она собиралась, эта группа слова?

– Толком не знаю, я и слышать о ней не хотел. Кажется, где-то недалеко от площади Тертр на Монмартре.

– Он пил, принимал наркотики?

– Да нет, во всяком случае, не увлекался. Мог выпить немного, но наркотики? Нет, это совсем не в его духе.

– У него появились в последнее время новые друзья?

– Не могу вам сказать, знаю только, что он встречался иногда с какими-то участниками своей группы. Он не хотел больше нигде бывать, во всяком случае, со мной. Я присоединился однажды, когда он ужинал с престарелой хиппи лет шестидесяти и высоким блондином в прикиде по последнему писку моды и очках в металлической оправе. Они говорили о воскресении Христа, так что я не стал задерживаться.

– Вы помните, как их звали?

– Извините, совсем не помню. Я пробыл там всего несколько минут.

– Больше ничего?

– Нет, ничего особенного.

– Вот моя визитка, если что-нибудь вспомните, сразу звоните.

Когда Ибанез уже закрывал за собой дверь, хозяин магазина окликнул его:

– Инспектор, я тут подумал, одна вещь показалась мне странной, зная его. Я помню, что, когда пришел забрать коробки, музыка еще играла. Он поставил диск на repeat. Диск Арво Пярта под названием Tabula rasa. Он только его и слушал уже несколько месяцев. Но меня удивило, что он поставил его на повтор, как будто не собирался спать или кого-то ждал.

Инспектор достал блокнот, записал название диска, еще пару-тройку соображений и попрощался.