Меня зовут Бёрди

4

В 7.25 он припарковал мотоцикл на площади Бастилии и направился по улице Рокетт к дому 8. Греческая забегаловка еще не открылась, он зашел в бар чуть подальше и заказал кофе.

Виноваль смотрит на новобранца, облокотившегося на стойку, и говорит себе, что Паоло очень недурен. Ничего общего с записными сердцеедами из парижских сливок. Среднего роста, довольно худенький, он окружен аурой осознанной беспечности, свойственной людям, всегда пребывающим в движении. У этого парня с черными напомаженными волосами, почти такими же черными глазами и впалыми щеками есть в глазах что-то женственное, взгляд удивительно насыщен, будто бы задумчив, и это выражение борется с грубоватой мордашкой пазолиниевской шпаны. Да, верное слово, мордашка. Ни красивая, ни уродливая, но достаточно своеобразная, чтобы задержать внимание.

– Люблю пунктуальных людей.

Паоло обернулся и узнал детектива поодаль у стойки.

– Самое главное в нашем деле – точность и незаметность. С точностью все как будто неплохо, а вот над незаметностью придется еще поработать. Забудь про мотоциклетные сапожки и яркий рокерский прикид. Я принес тебе ветровку на всякий случай, а завтра надень кроссовки, возможно, придется много ходить.

– ОК.

– Малышка обычно не выходит раньше десяти, но я предпочитаю ничего не оставлять на волю случая. Принцип – ты идешь за ней следом, всегда, куда бы она ни пошла. Если войдет в дом, постарайся узнать, в какую квартиру она поднялась и кто в ней живет. Никогда не смотри ей в глаза и фотографируй всех, с кем она заговорит, даже контролера в метро. Ее мать думает, что она, возможно, приторговывает наркотой. Выясни, чем она промышляет, и постарайся сразу не спалиться. Возьми ветровку, сможешь быстро изменить вид. Грек открывается через тридцать минут.

– Хорошо.

– Справишься?

– Да.

– И последнее. Будешь пить, обедать или еще что – всегда плати сразу, как сделаешь заказ.

– Почему это?

– Поверь, так лучше. Ладно, отчет по телефону каждый час, если будут сдвиги, а если нет, звони в конце дня. Заканчиваешь в семь, – заключает Виноваль и, одним глотком допив кофе, прощается.

Паоло смотрит на ветровку в своей руке.

– Блин, надеюсь, никто не увидит меня в ней.

На улице он надевает куртку, глядя сквозь витрину перекусочной, как суетятся официанты, готовясь к открытию. Войдя – первый клиент дня, – устраивается на банкетке точно напротив дома 8. Продавцы действительно в курсе, принимают его, очевидно, за легавого в засаде. Это фишка недели. А забегаловка-то скорее турецкая, а не греческая. Двое за стойкой то и дело поглядывают в его сторону. Взгляды одновременно доверчивые и подозрительные. С одной стороны, рады помочь стражам порядка, с другой, говорит подспудная тревога тех, кто знает, что полиция не всегда ведет себя героически. Он быстро понимает, что в его интересах оставить их в подвешенном состоянии и старательно молчать.

Первые два часа – нескончаемая череда трудового люда, заказывающего кебаб с жареной картошкой, шашлык с жареной картошкой, мясо-гриль с салатом и жареной картошкой, курицу-гриль с салатом и помидорами без лука… Какой соус? Он уже знает их наперечет: майонез, острый, горчица, белый, барбекю, кетчуп, самурайский… Напротив него висит над кассой постер с изображением какого-то средиземноморского пляжа на засаленной глянцевой бумаге.

Он едва не пропустил ее. Это было скорее впечатление, чем что-либо другое. Он увидел, как вышел панк с собакой, серой блохастой помесью. Его взгляд вернулся к постеру, потом, инстинктивно, снова к панку, остановившемуся, чтобы свернуть сигарету. Соня Креманс стояла прямо за ним. Глаза Паоло слегка сощурились при виде этой своеобразной девушки. Она выглядит старше, чем на фотографии, на улице год идет за два. Метр семьдесят, подвижная, цвет лица оливковый, черты резкие. Он наводит зум, чтобы разглядеть ее поближе, и снимает. У нее шрам под левым глазом, под углом к ее впалым щекам, и это придает ей несговорчивый вид, далекий от ангельского взгляда на фотографии в его кармане. Джинсы, кроссовки, куртка от адидасовского костюма, белая с красными полосами, и стрижка chelsea haircut[11], усиливающая странность ее облика. Он не мог бы сказать, красивая она или просто необычная. Есть какая-то архаическая сила в ее манере двигаться, спокойно окидывая взглядом улицу, ничего примитивного, скорее что-то древнее.

Они идут вверх по улице к Опера-Бастий. Вот тут-то Паоло понял, почему следовало заплатить за чай с мятой сразу. Он кидается к кассе, где четверо рабочих в синих спецовках расплачиваются за сэндвичи и шутят с кассиром. Чувствуя спешку и нетерпение за своей спиной, они оборачиваются, вскинув четыре пары бровей домиком. Расслабившись, Паоло ждет своей очереди.

Он почти бежит по улице, молясь, чтобы они не сели в метро. Мелочи у него нет, билета тоже, а станция «Бастилия», он знает, узловая, где пересекаются как минимум три линии. Он видит их у входа в метро, где они побираются. Соня пристает к ранним туристам и торопящимся на работу служащим без особого успеха. Она неплохо смотрится, девушка из хорошей семьи в роли панкушки-сквотерши, поверить легко. Панк рядом с ней самый что ни на есть натуральный. Выбритый с одной стороны череп, засаленная парка французской армии, вся в анархистских наклейках и рисунках маркером, татуировки на руках и грязная кожа. Вид у него не злобный, просто безразличный ко всему окружающему. Паоло устраивается на углу переулка напротив и начинает щелкать фотоаппаратом.

Они проторчали там все утро и изрядную часть дня, по очереди сторожа собаку. Чтобы не рисковать потерять их еще раз, Паоло не решился отлучиться купить поесть и теперь умирает с голоду; время, кажется ему, совсем остановилось. Уже девять часов он торчит на этом углу. Ему осталось потерпеть два часа, и тут к ним подходит молодая женщина. Маленькая, темноволосая, округлости скрыты под темным пальто, черно-фиолетовый макияж, дырявые джинсы и поношенные кроссовки. Она выглядит моложе, чем Соня «Челси-герл», ее взгляд неуловим, скользит с одного на другое, ни на чем не задерживаясь. С полчаса они пьют пиво, которое принесла малютка, и курят сигареты, потом начинают собираться. Соня идет во главе группки в сторону улицы Риволи. Он следует за ними, и ему кажется, что она, на миг обернувшись, посмотрела на него. Метнувшись вправо, он отстает, ничего страшного, нагонит их позже, лишь бы не засекли с первой же слежки. Он отправляет Виновалю фотографии, отчитывается в последний раз за день и уходит, как и было условлено, в 19 часов.

Он так и ходит по кругу всю неделю с небольшими вариациями. Иногда они идут к станции метро «Вольтер» и побираются у карусели. В хорошую погоду отправляются еще дальше, к кладбищу Пер-Лашез, и устраиваются у входа, ближайшего к могиле Джима Моррисона, где больше всего туристов. Малютка, как называет ее Паоло, приходит к ним не каждый день. Иногда присоединяется четвертый, молодой парень с африканской стрижкой, в синтетических футболках в обтяг. Он никогда не остается с ними больше часа и всегда под вечер. Из чего Паоло заключил, что у него, в отличие от остальных, должно быть, есть постоянная работа.

Сегодня пятница, и программа, похоже, изменилась. Девушки вышли из подъезда одни ровно в 18 часов. Они оставили дома парку и дырявые кроссовки, определенно решив одеться более изысканно. Наблюдая за ними, он понимает, что этот вечер не похож на другие; не сказать, что они элегантны, но явно оделись «на выход». Он поспешно звонит Виновалю спросить, уходить ли ему или последовать за ними, тот просит продолжать слежку.

Несмотря на девять часов утомительного ожидания, он рад встряхнуться. Эта игра его забавляет. Они идут по улице Рокетт к площади Вольтера; он держится на почтительном расстоянии, лавируя между прохожими и стараясь никому не смотреть в глаза. Идет и улыбается.

– Блин, в кино ходить не надо с такой работенкой!

Террасы переполнены. На столиках кружки пива сменили кофе, уже слышится смех, разговоры все громче. Именно этот час выбрал мусоровоз, чтобы выехать на улицу, разом остановив все движение. Воцаряется веселый кавардак Бастилии by night, пахнет панини и пиццей «Четыре сыра». Компания готов побирается у магазина «Naturalia», видно, что делают они это скорее для проформы, не обращая никакого внимания на вереницу прохожих.

Он идет за девушками до улицы Фоли-Реньо. Они остановились у дома 52, набрали код, который явно знают наизусть, и вошли в подъезд. Начинается дождь. Паоло укрылся под козырьком бара напротив.

Он ждет, когда кто-нибудь войдет в подъезд, чтобы последовать за ним, но никого нет. Через час, не меньше, девушки выходят, смеясь, садятся в ожидающее у подъезда такси и исчезают. Паоло не успел сориентироваться и смотрел на эту сцену, как в кино, пассивно, словно загипнотизированный этой дверью, с которой так долго не сводил глаз, боясь их упустить.

Припарковавшись возле дома, он почувствовал, что на тротуаре кто-то есть и быстро приближается к нему. От первого удара уклонился инстинктивно, это умение отточено долгими часами тренировок. Почти десять лет он занимается китайским боксом в спортзале на улице Фонтен, где тренируется большинство вышибал с Пигаль. Он не показывался там уже несколько недель, но рефлекс сработал. Второго и третьего, однако, избежать не удалось, и вот он лежит, сбитый с ног. Над ним навис склонившийся к нему Фарид Мусауи: есть разговор. Паоло запросто мог бы врезать ему, но он знает, что от этого будет только хуже.

– Паоло, ты оборзел, парень, ты же нас знаешь. Ты к кому пришел бабок клянчить, а? Мы тебе Почта-банк или что? Вчера мы тебя ждали, и позавчера, и третьего дня. Ты же знаешь, как мы тяжелы на подъем, просто звереем…

– Я знаю, я сглупил. Мне нечего сказать. Если я скажу, что собирался зайти завтра, вы мне не поверите, но это правда.

– А почему бы нам тебе не поверить? – фыркает Карим Мусауи, улыбаясь брату. – Мы должны сомневаться в твоем слове?

– Я нашел работу, и платят мне раз в неделю, зарплата завтра, и я принесу вам часть долга вечерком. Думаю, смогу выплатить все в две, максимум три недели.

– Ты должен нам уже не 5000 евро, а 5100, с процентами, и это мы еще добрые. Если через две недели не расплатишься, придется тебе потратиться на дантиста. А пока мне нужна гарантия, что ты не смоешься до завтра.

Фарид Мусауи поворачивается к мотоциклу, ищет ключ зажигания и понимает, что у этой модели его нет. Есть только «гвоздь» от фары, как называют его байкеры. Металлический стержень длиной три-четыре сантиметра с черным пластмассовым колпачком, который включает контакт, если воткнуть его в гнездо над фарой.

Он вытаскивает гвоздь за колпачок и кладет его в карман.

– Если не явишься завтра, заберу его.

Братья медленно удаляются в сторону бульвара Орнано, уже говоря о своем.

Паоло познакомился с Мусауи через их кузена Ахмеда, друга детства, это плюс. Все четверо долго занимались боксом в одном клубе, но потом братья бросили тренировки, предпочитая заниматься «делами» – их слова. А Ахмед и Паоло и сейчас, десять лет спустя, надевают перчатки вечером по понедельникам и четвергам.

Дождавшись, когда они скроются за углом улицы, он сходил за вторым гвоздем, который держит дома – они стандартные, – и перегнал мотоцикл. К счастью, братьям не пришло в голову забрать ключи от замка блокировки руля.