Меня звали Рони

34 дня

Моим родителям в тот день сначала никто не звонил, а потом никто не отвечал. Другим родителям тоже. Если бы я выжила, я бы после этого решила никогда не иметь детей. Такой черный, тяжелый, свинцовый страх похож на дементора — он навсегда высасывает из тебя даже не жизнь, а тебя самого. Высасывает, пока не остается одна только оболочка. Не надо таращиться, прежде чем стать свифти я любила "Гарри Поттера". Your typical Basic White Girl. Насчет "белой" я, возможно, погорячилась, но я считаю свои вкусы совершенно типичными. Жаль, что на базе их разделяла только Прайс.

Про Нахаль-Оз в тот день совсем не говорили. Говорили много про кибуцы, потому что люди из своих убежищ от отчаяния звонили журналистам и их мольбы о помощи все слышали в прямом эфире. Про "Нову" сначала никто ничего не понимал. А про нас, кажется, не говорили вообще. Или почти. Все наши родители обезумели от беспокойства, кто-то из них уже днем пытался прорваться на базу, но его перехватила армия. Папа с мамой звонили всем подряд, но никто ничего не знал. И тогда Саша Ариев, старшая сестра Карины, открыла группу в Вотсапе для семей всех наблюдательниц из Нахаль-Оз. Я даже не знала, что у Карины такая крутая сестра. Смотрите, что она написала: "Всем привет, это Александра Ариев, сестра Карины. Это группа для родителей и других родственников наблюдательниц Нахаль-Оз. Я прошу вас не присылать сюда непроверенную информацию и указывать свои источники. Если кто-то из девочек выйдет на связь, сразу спросите у нее про всех. Один за все и все за одного. Даже если я пойду долиной смертной тени, не убоюсь я зла". Потрясающая.

Проверенной информации не было, зато непроверенных сообщений были десятки. Все время поступали сведения о наблюдательницах с других баз. Кто-то сообщал, что раненых из Нахаль-Оз везут на вертолете на базу Джулис. Потом говорили про больницы. Одну, вторую, третью. Потом говорили, что на заставе есть бункер, где нет сигнала сотовой связи, и девочки все еще там. Чего только не выдумывали.

В каждом доме, на каждой кухне сидели родственники и друзья, пытаясь найти хоть какие-то зацепки. А уже к вечеру в сети стали появляться ролики ХАМАСа. И было решено, что в каждой семье будет кто-то, кто будет просматривать паблики террористов. В большинстве семей эту роль отвели братьям или сестрам. У Марциано это делал дядя Ноы, брат ее отца. Меня искал папин брат и мамины двоюродные братья и сестры. Сестра Карины нарисовала жуткую таблицу про тех, кто был в убежище. Имена, во что была одета и в каком канале видели ролик.

Папа весь день звонил всем подряд. Знакомым, незнакомым, в армию. Телефоны не отвечали. Уже совсем поздно вечером ему ответили в штабе какого-то города и посоветовали поехать в Лод, там в "ЛАХАВ-433" открыли пункт заявок о пропавших и сбор ДНК. Мама с папой сразу туда и поехали. Там была очередь из тысяч, наверное, человек. Люди ждали с зубными щетками и расческами своих детей, братьев и сестер, родителей, друзей, соседей. В этой очереди мама с папой прождали до утра. Тысячи людей, и полная тишина. Только плач слышно. Зашли в кабинет, дали мои данные. Им сказали ехать в "Сороку", где много раненых и убитых, в том числе неопознанных. Из Лода они сразу поехали в Беэр-Шеву. Там уже были семьи других девочек.

Там, в "Сороке", папа и написал тот самый пост в Фейсбуке, с которого все и началось: "Пожалуйста, я прошу вашей помощи в поисках нашей Рони, военнослужащей с базы Нахаль-Оз. Мы сейчас в "Сороке", ищем среди неопознанных раненых. 23 наблюдательницы бесследно исчезли. Вдруг у кого-то есть связи в ЦАХАЛе или в других службах безопасности? Это молчание невыносимо". И добавил свой номер телефона. Пост расшерили сначала человек 500. И пошли звонки. Папа все записывал в отдельную тетрадь. И когда я говорю "все", я имею в виду вообще все. Если к нему кто-то приходил, он даже записывал время прихода и ухода человека. В нем проснулась ищейка. Точнее, помесь ищейки с бульдогом. Бульдогом-то папа всегда был — как вцепится "Рони, вынеси мусор", так зубы не расцепит, пока не вынесу. Теперь он впивался зубами в любого, у кого могли быть хотя бы обрывки какой-то информации. Тетрадка была исписана деталями, которые постепенно складывались в картину, которой папа отказывался верить. Они с мамой долго надеялись, что я среди похищенных, что я просто не попала на видео, что я где-то в Газе, живая. Но почти все это время я была в "Абу-Кабире".

Мы с Ям, Яэль Лейбошор, Ади, Майкой Виалобо Поло, Шир, Широй и Ширель задохнулись в штабе. Собственно, я потеряла сознание и задохнулась. А тела уничтожил огонь. Девочек, которые погибли в убежище, опознали быстрее.

Тела убитых начали привозить на базу "Шура" в Рамле еще в субботу вечером. В "Шуру", потому что в Институте судебной медицины, есть у нас такой в Абу-Кабире, всего 120 мест, а в морге "Шуры" — 300. В субботу еще даже не знали, что и трехсот не хватит, и тысячи. А в воскресенье грузовики с мешками потекли в "Шуру" уже непрерывным потоком, и начался конвейер. Согласно протоколу, телами военных занимаются специалисты ЦАХАЛа, а телами гражданских — судмедэксперты полиции и института судебной медицины. Но сразу стало понятно, что не всех гражданских и военных можно было отличить на глаз. То есть, тех, кому повезло умереть от пули, — было можно. А вот остальных... Дело в том, что сгорели ведь не только мы, из кибуцев тоже везли сгоревшие останки. Там нухбы пытались таким образом выкуривать людей из убежищ внутри домов. В "Заке", конечно, святые люди волонтерят, они собирали останки прямо под огнем, но соображают эти святые не очень. Ну или у них крыша поехала от такого кошмара. Так что в одном мешке потом можно было найти части тел, например, пяти человек. Ну и все эти отрезанные головы и тому подобное ясности в картину не добавляли. Голов было, конечно, сильно меньше, чем рассказывали поехавшие кукухой волонтеры, но и такое было.

Тем, кто на этом конвейере работал, тоже не позавидуешь. Тела, фрагменты тел, сгоревшие трупы — иногда сгоревшие при такой высокой температуре, что даже коронки плавились, но от зубов или пломб чаще всего что-то, все-таки, остается. Но зубные снимки не помогут, если это останки ребенка, который еще у зубного ни разу не был. Тогда извлекают ДНК — из костей, корней зубов, да из всего практически. И сопоставляют все с данными людей, которые числятся пропавшими.

Катастрофы — это как детективы. Есть открытые, а есть герметичные. Лично мне нравятся герметичные. Детективы, не катастрофы. Марциано, правда, считала, что они скучнее, потому что все равно убийцей почему-то будет дворецкий, но мне нравится вычислять злодея наперегонки с сыщиком из известного мне списка. Вот и судмедэкспертам герметичные катастрофы тоже нравятся больше. Если, например, упадет самолет, то у медиков будут списки пассажиров и членов экипажа. А тут не только поименных списков не было, но и числа пропавших долго никто не знал. Сотни человек на фестивале, таиландцы и непальцы в полях, бедуины в коровниках. Один, например, три дня в какой-то канаве сидел, пока не вылез. Таиландца кто сразу хватится, если пропал? Останки террористов зачастую в те же мешки сваливали, не всех ж с зелеными повязками были. Но я увлеклась.

Короче, опознать по отпечаткам пальцев сгоревшее тело, ясное дело, нельзя. Даже по зубам не всегда можно. Извлечь ДНК из мягких тканей, когда они сгорели... В общем, тех, от кого мало что осталось, перевозили в "Абу Кабир", и пытались извлечь ДНК уже там - из остатков костей, зубов, чего угодно. Видимо, мы с Ширель и Ям были в эпицентре горения, поскольку нас опознали позже всех.

9 ноября, когда уже даже Ширель и Ям были похоронены, папе позвонили из ЦАХАЛа и попросили их с мамой оставаться дома. Папа говорит, что они сразу все поняли. Мама — что поняла, только увидев военного раввина.

Оповестители — это вообще отдельная песня. Если бы в ЦАХАЛе к живым относились так же трепетно, как к мертвым, цены бы нам не было. Но нет. В общем, они приходят со всеми своими торжественными аксельбантами и лицами, все про тебя знают, произносят строго один и тот же текст, вставляя разные имена, мол погиб геройски, при исполнении, защищая родину или товарищей, проявив отвагу или мужество, оставив след или отпечаток. Эти люди могут прятаться по кустам, мокнуть под дождем и бегать вверх-вниз по лестницам многоэтажек, пока не убедятся, что точно не ошибутся квартирой. Они готовы полчаса стоять под дверью, если слышат за ней веселый смех, просто чтобы подарить людям еще несколько минут прежней жизни. Они способны сохранять непроницаемое сочувствие, когда на них накидываются с кулаками или с проклятиями. Они супермены, вондервумены и бэтмены. Но боль они снять не могут.

Меня похоронили 12 ноября. Папа сказал, что на похороны съехалась целая страна. Целая не целая, но пара-тройка тысяч человек пришли. Было очень торжественно и трогательно, и Ран Данкер спел "Аллилуйю". При жизни такого удостоиться было бы приятнее, но в целом я довольна. Яэль обещала беречь маму, папу и Алона. Она через год пошла в армию, в один день с Юваль Марциано. Бедная Яэлька, она ведь с пеленок мечтала о боевых войсках и бегать с автоматом, но после моей гибели, думаю, у нее хватило ума даже не заикаться об этом родителям. Непонятно, что будет с Алоном, но ему всего 15, пока можно об этом не думать.

Яэль и Алон в порядке, кстати. Они по мне жутко скучают, конечно, любой бы скучал, но они в порядке.

После похорон папа, лишенный возможности искать меня, стал искать ответы. Мне кажется, он никогда не остановится. Он продолжает свое расследование, ходит по телестудиям, ставит мне памятники и добивается для меня и других правосудия. Иногда мне хочется, чтобы виновных так никогда и не наказали, просто чтобы папа не должен был останавливаться, потому что я боюсь, что тогда он упадет. А иногда я думаю, что пока виновных не накажут, они с мамой так и не смогут прийти в себя. Хотя они, наверное, никогда не смогут. Но я не могу об этом думать.