Когда Брунетти вышел из кабинета Патты, синьорина Элеттра надевала пиджак. Сумочка и пакет стояли бок о бок на столе, плащ лежал рядом.
— Как же бюджет? — спросил Брунетти.
— А, это… — произнесла она, кажется, презрительно фыркнув. — Я каждый месяц подаю один и тот же документ. Уходит пять минут на распечатку. Единственное, что я делаю, — меняю название месяца.
— И никто никогда не задавал вопросов? — поинтересовался Брунетти, представив себе, во что, должно быть, обходятся им одни только свежие цветы.
— Вице-квесторе однажды задал, — ответила она, потянувшись за плащом.
Брунетти взял его со стола и помог ей. Ни один из них не счел уместным вспомнить, что контора, на которую она работает, будет открыта еще три часа.
— И что он сказал?
— Он хотел знать, почему мы каждый месяц тратим на цветы больше, чем на офисные принадлежности.
— Как вы это ему объяснили?
— Извинилась, сославшись на то, что перепутала цифры в колонках, и пообещала, что такое больше не повторится. — Она протянула руку, взяла сумочку и перекинула длинный ремень через плечо.
— И чем все закончилось? — Брунетти был заинтригован.
— Больше такое не повторилось. Это первое, что я делаю, перед тем как распечатать ежемесячный отчет. Меняю местами суммы, потраченные на цветы и офисные принадлежности. Теперь он счастлив. — Она взяла пакет, на котором Брунетти успел заметить надпись «Боттега Венета», и устремилась к двери кабинета.
— Синьорина, — окликнул он, чувствуя себя неловко от необходимости напоминать. — А моя просьба?
— Утром, комиссар. Процесс идет, — проговорив это, она кивнула в сторону компьютера, так как одна рука ее была занята сумкой, а вторая поправляла прядь волос.
— Но он же выключен, — удивился Брунетти.
Она прикрыла глаза всего на долю секунды, но он все равно это заметил.
— Поверьте мне, комиссар. Утром. — Ее слова его не убедили, потому она добавила: — Помните: я — ваши глаза и нос, комиссар. Завтра утром вы первым делом получите всю информацию, какую только можно найти.
Хотя дверь ее кабинета и была открыта, Брунетти все-таки подошел к ней, словно желая проследить, что синьорина Элеттра благополучно пройдет через нее.
— Arrivederci, Signorina. Е grazie.[23]
Она улыбнулась и упорхнула.
Брунетти постоял немного, спрашивая себя, на что употребить оставшуюся часть дня. Ему не хватало энергии и напористости синьорины Элеттры; пожалев об этом, он отправился в свой кабинет. На столе он обнаружил записку, в которой сообщалось, что звонил граф Орацио Фальер.
— Это Гвидо, — произнес комиссар, когда тесть подошел к телефону.
— Рад тебя слышать. Мы можем поговорить?
— Насчет Паолы?
— Нет, по поводу другого дела, о котором ты просил меня навести справки. Я поговорил с человеком, с которым у нас общие банковские дела, и он сказал мне, что на один из зарубежных счетов Митри постоянно поступали крупные суммы денег, а потом снимались оттуда, и так продолжалось примерно до прошлого года. — И, не дав Брунетти перебить себя, граф уточнил: — Речь шла о цифре в пять миллионов франков.
— Франков? — переспросил Брунетти. — Швейцарских?
— Ну уж во всяком случае не французских, — произнес граф таким тоном, словно французский франк — то же, что латвийский лат.
Брунетти понимал, что не следует пытаться узнать у тестя, откуда и каким образом он получил эту информацию: ей и без того можно было доверять безоговорочно.
— Это единственный счет?
— Единственный, о котором мне стало известно, — ответил граф. — Но я еще кое-кого поспрашивал и, возможно, сообщу тебе что-нибудь позже на неделе.
— Он не сказал, откуда поступали деньги?
— Из нескольких стран. Погоди-ка, сейчас посмотрю, у меня где-то записано. — Граф положил трубку на стол, а Брунетти придвинул к себе лист бумаги. Он услышал на том конце провода удаляющиеся, потом приближающиеся шаги. — Ну вот, — начал граф. — Нигерия, Египет, Кения, Бангладеш, Шри-Ланка и Кот-д'Ивуар. — Последовала долгая пауза, затем граф произнес: — Я пытался по-разному объяснить источник этих начислений: наркотики, оружие, женщины. Но здесь кое-что не сходится.
— Прежде всего, эти страны слишком бедны, — задумчиво сказал Брунетти.
— Вот именно. Но ведь деньги шли именно оттуда. Были еще кое-какие суммы, значительно меньше, из европейских стран и Бразилии. Деньги всегда поступали на счет в местной валюте, а потом часть отсылалась обратно, но в долларах — непременно в долларах.
— В те же самые страны?
— Да.
— И сколько?
— Я не знаю, больше он не пожелал ничего рассказывать. Этим ограничивался размер его обязательств передо мной.
Брунетти понял: это все и продолжать расспросы смысла нет.
— Спасибо, — поблагодарил он.
— Как ты думаешь, что это значит?
— Пока не знаю. Я должен подумать. — Он решил попросить графа еще об одной услуге. — Мне нужно кое-кого найти.
— Кого?
— Человека по имени Палмьери, наемного убийцу, во всяком случае, он явно занимается подобными делами.
— Какое отношение это имеет к Паоле? — поинтересовался граф.
— Вероятно, он причастен к убийству Митри.
— Палмьери?
— Да. Зовут его Руджеро. Думаю, он родом из Портогруаро. Но в последний раз он заявил о себе в Падуе.
— Я знаком со многими людьми, Гвидо. Посмотрю, может, что-нибудь удастся выяснить.
Брунетти очень хотелось попросить тестя быть осторожнее, но он подумал: граф не был бы тем, кем стал, если б осторожность не вошла у него в привычку на всю жизнь.
— Вчера я разговаривал с Паолой, — произнес Фальер. — Кажется, она в порядке.
— Да. — И, осознав скупость своего ответа, Брунетти добавил: — Если мои подозрения верны, она непричастна к смерти Митри.
— Конечно нет, — немедленно отозвался граф. — Она ведь была с тобой в тот вечер.
Брунетти заставил себя проглотить первый вариант ответа и пояснил спокойно:
— Я имею в виду не тот смысл, какой вкладываем в слово «причастна» мы, а тот, какой подразумевает она: что ее действия спровоцировали это убийство.
— Даже если это правда… — начал граф, но, внезапно утратив интерес к гипотетическим построениям, сказал обычным голосом: — Я бы на твоем месте попробовал выяснить, чем он занимался в тех странах.
— Я так и поступлю. — Брунетти учтиво попрощался и повесил трубку.
Кения, Египет и Шри-Ланка — все эти государства страдали от насилия и убийств, но из тех газет, что читал Брунетти, он вынес убеждение, что никаких общих оснований в этой агрессии не прослеживалось и группировки, бравшие на себя ответственность за теракты и преступления, ставили перед собой совершенно разные цели. Сырье? Брунетти был недостаточно силен в вопросах мировой экономики, чтобы судить, что именно могло потребоваться от этих стран ненасытному Западу.
Он взглянул на часы: начало седьмого. Комиссар полиции, особенно если он все еще официально находится в так называемом административном отпуске, несомненно, может отправляться домой.
По дороге он продолжал обдумывать полученную информацию, в какой-то момент даже остановился, достал список стран и еще раз его просмотрел. Заглянув в «Антико Доло», он заказал стакан белого вина и тушеных каракатиц, но, поглощенный своими мыслями, едва к ним притронулся.
К себе он вернулся еще до семи, дом был пуст. Брунетти отправился в кабинет Паолы, снял с полки атлас мира, сел на потертый старый диван, раскрыв книгу на коленях, и стал разглядывать разноцветные карты. Потом сполз немного вниз, оперся головой на спинку.
Паола обнаружила его там через полчаса: он спал глубоким сном. Она окликнула его раз, второй, но очнулся он, только когда она подошла и села рядом.
Брунетти, если спал днем, всегда чувствовал себя после этого осоловелым и отупевшим, во рту возникал странный привкус.
— Зачем тебе это? — спросила она, целуя его в ухо и указывая на книгу.
— Шри-Ланка. А это Бангладеш, Египет, Кения, Кот-д'Ивуар и Нигерия, — перечислил он, медленно переворачивая страницы.
— Это что? Маршрут для нашего второго медового месяца по столицам самых бедных стран в мире? — спросила она со смехом. Он улыбнулся в ответ. — Я буду изображать из себя эдакую даму-благотворительницу с карманами, полными мелких монет, чтобы во время осмотра достопримечательностей разбрасывать их представителям местного населения.
— Любопытно, — сказал Брунетти, закрывая атлас, но не убирая его с колен. — И тебе тоже первое, что пришло на ум при упоминании этих стран, — бедность.
— Либо она, либо общественные волнения — в большинстве из названных тобою мест. А, еще дешевый «Имодиум».
— М-м?
— Помнишь, мы покупали «Имодиум», когда были в Египте?
Брунетти представилась поездка в Египет десять лет назад: оба мучились сильной диареей и два дня жили на йогурте, рисе и «Имодиуме».
— Точно.
— Никаких рецептов, никаких вопросов и очень, очень дешево. Если б я могла составить список препаратов, которые принимают мои друзья, чтобы успокоить нервы, можно было бы накупить всем подарков к Рождеству на пять лет вперед. — Заметив, что он не спешит смеяться ее шутке, она снова заинтересовалась атласом. — Так что там с этими странами?
— Митри получал оттуда деньги, крупные суммы. Или его компании получали. Я не знаю, как именно обстояло дело: все средства отправлялись в Швейцарию.
— Все деньги в конце концов оказываются именно там, разве не так? — спросила она его с усталым вздохом.
Брунетти стряхнул с себя мысль о злополучных странах и отложил атлас в сторону, на диван.
— Где дети? — спросил он.
— Ужинают у моих родителей.
— Может, в таком случае сходим куда-нибудь? — предложил он.
— Ты хочешь куда-нибудь меня сводить? Чтобы нас видели вместе? — проговорила она тихонько.
Брунетти точно не знал, какова доля шутки в ее словах, поэтому решительно ответил:
— Да.
— А куда пойдем?
— Куда хочешь.
Она прижалась к его плечу:
— Я не хочу ходить далеко. Как насчет пиццы в «Дуэ Колонне»?
— В котором часу вернутся дети? — спросил Брунетти.
— Думаю, не раньше десяти, — ответила она, глядя на часы.
— Хорошо, — проговорил он, поднося ее руку к губам.