Меридианы штурмана Барка

-Товарищ капитан 2 ранга, нельзя на палубу сейчас выходить. Опасно.

- Ладно. Не надо меня учить. Сам знаю кому чего нельзя, а кому можно.

Только, что Рашидов закрыл за собой дверь, ударил залп трех орудий третьей башни. Корпус крейсера содрогнулся, с подволока посыпалась пробка, в двух плафонах рассыпались лампочки. Через несколько секунд, ударил второй залп, четвертой башни. После чего, курсанты услыхали слабый стук в дверь. Когда ее отдраили, увидели незабываемую картину. Через комингс вполз на четвереньках капитан 2 ранга Рашидов. Был он без фуражки, волосы торчком, лицо в саже, на котором белели только выпученные

от ужаса глаза. Китель расстегнут, все пуговицы оторваны. Левое ухо и пальцы правой руки в крови. Заикаясь, он только и сказал:

- Вот, братцы. Едва за борт не сдуло. Хорошо успел за леер уцепиться. Фуражку жалко, совсем ведь новая была…

* * *

На второй день проходили район банки Ямато. Сотни японских сейнеров растянулись по всему горизонту морем огней. Было впечатление, что впереди целый город.

- Как они умудряются при такой погоде работать? Тут нас качает по черному, а каково им на таких мелких посудинах? – удивлялся Сергей на перекуре с командиром.

- Рыбак дважды моряк, - заметил Левченко, - к тому же человек как собака, ко всему привыкает.

На третий день корабль, с завидным постоянством, стал посещать противолодочный самолет ВМС США «Орион». Внешне он походил на наш гражданский самолет «ИЛ-18». «Орион» с ревом пролетал над мачтами, казалось едва, не задевая их, и сделав круг, улетал дальше по своим делам. В один из своих пролетов над кораблем, он вдруг сделал крутой вираж в сторону, с большим креном едва не коснувшись крылом воды.

- С чего бы ему делать такие опасные выкрутасы, сказал командир, - ведь едва не утоп.

Все на мостике посмотрели в сторону кормы, куда улетал самолет, и всем все стало понятно. На кормовой надстройке 37 миллиметровая спаренная зенитная установка хищно водила стволами, сопровождая улетающий самолет. Командира едва удар не хватил.

- Сейчас американцы состряпают ноту и два балла за боевую службу нам обеспечено. Ну-ка ко мне этого зенитчика я ему яйца оторву!

Виновником оказался кок. По боевому расписанию он числился подносчиком снарядов на левом зенитном автомате. Освободившись после обеда от своей работы, влез он на сию артустановку и начал играться, вращая попеременно маховики вертикальной и горизонтальной наводки. А тут, кстати, и цель появилась….

На четвертый день прошли остров Уллындо и заняли свой район патрулирования, который был нарезан между островами Оки и скалами Лианкур. Задача патрулирования – наблюдение за Корейским проливом (раньше он назывался Цусимским), При прохождении отряда военных кораблей в Японское море, осуществлять разведку, слежение и сопровождение.

Здесь уже было тепло, воздух плюс шестнадцать ночью, днем на солнце больше двадцати. Приятно из зимы за три дня вернуться в лето. На пятый день в назначенную точку рандеву подошел танкер «Дунай», забункеровал нас топливом. Теперь этот танкер постоянно находился неподалеку, так как топлива у нас хватало на 5 суток хода. Иногда бункеровку растягивали на 8 суток за счет движения малыми ходами. Так и ходили. В море никого, изредка пройдет стайка рыбацких сейнеров и снова пусто.

В одно из воскресений, со стороны японской базы Майдзуру прилетел американский вертолет. Бортовая дверь у него была распахнута, на пороге кабины сидел негр, свесив ноги вниз, и приветственно махал нам рукой. Вертолет снизился на минимальную высоту и сбросил какую-то коробку с буйком впереди по курсу, метрах в двухстах. Корабль отработал машинами назад, и боцман багром вытащил ее на палубу. На мостике командир коробку вскрыл. В ней оказалась большая открытка, где на русском языке было написано:

- Поздравляем командира корабля капитана 3 ранга Левченко Николая Семеновича с днем рождения! А так же особо поздравляем с днем рождения дочери.

Кроме открытки, в коробке была литровая бутылка шотландского виски и большая кукла, вероятно предназначавшаяся для родившейся дочери. Рождение дочери для командира было приятной новостью. Его едва слеза не прошибла.

Тут же, прибежавший на мостик особист, выхватил коробку и заявил, что согласно инструкции, ее нужно опечатать и сдать, по приходу в базу, в особый отдел флота.

- Ладно, - сказал командир, - пойдем-ка, зайдем ко мне в каюту.

В каюте Левченко нарисовал особисту следующую ситуацию:

- Ты, конечно, можешь сделать, как сказал. Виски выпьют в особом отделе, да и куклу моей дочери не увидеть. Но теперь до конца похода сто грамм, которые я тебе ежедневно

наливаю перед обедом тебе не видать. После того как я расскажу об этом случае другим командирам, ни на одном корабле тебе тоже не нальют.

Это был удар ниже пояса. Особист настолько привык к ежедневным наркомовским, что жить без этого уже не мог.

- Хорошо, забирайте коробку. Ваша взяла.

Вечером в сеанс связи, радисты приняли радиограмму, где командиру сообщали о рождении дочери. Сообщали, что роды прошли без осложнений, мать и дочь здоровы.

Один за другим проходили дни и недели. Корабль утюжил свой квадрат вдоль и поперек, денно и нощно. Вокруг ни души. Как в той песне «только небо и море вокруг». Скучно и однообразно.

Ночью командиру принесли шифровку, только-что принятую радистами. Предписывалось спуститься к югу от Цусимского пролива, где в районе острова Чечжудо, по донесению нашего рыбака, замечен отряд кораблей. Определить состав, сфотографировать, наблюдать за действиями. Это уже было конкретное дело. Дали самый полный ход – 28 узлов и понеслись на Юг. Для сухопутного автолюбителя 28 узлов ( это 52 км/час) вроде не так уж быстро, но кто ходил в море знает, что это значит. Снова заштормило и весьма сильно. По трансляции дали команду: - По верхней палубе не ходить. Это, чтобы никого не смыло или сдуло за борт. Содрогаясь всем корпусом от

работы турбин на максимальных оборотах, корабль врезался форштевнем в волну, подымая тучу брызг, которые накрывали даже мостик. По палубам текут реки воды. Нос корабля всплывает на гребень волны и через несколько секунд буквально падает вниз с высоты в восемь метров. Дальше следует удар о воду, все содрогается, падает и разбивается все, что плохо лежит…. Готовить пищу на камбузе стало проблематично, решили выдать сухой паек. Правда и едоков поубавилось, на обед явилось меньше половины личного состава. Когда вошли в пролив, прижались к левому берегу, качать стало немного меньше.

В штурманскую рубку вошел командир, положил на карту линейку и провел линию от корейского порта Мокпхо до японского Нагасаки. – Когда пересечем эту линию, запишешь в навигационный журнал координаты и фразу: «пересекли линию Мокпхо – Нагасаки»

- А это еще зачем?

- Затем, что теперь, до возвращения в базу, будем получать вместо 30 процентов морских, 50 процентов океанских.

- Вот не знал. Оно конечно пустячок, но приятно.

У острова Чечжудо никого не обнаружили и легли на обратный курс. Ход сбавили до среднего. За бортом стало еще теплее. Температура воздуха поднялась до 24 градусов, качка уменьшилась до терпимых размеров. На другой день выглянуло солнце. На мостике натянули широкий брезент. На этот импровизированный гамак улеглись валетом оба командира принимать солнечные ванны.

Пусть не подумает читатель, что поход проходил как эдакое круизное, приятное плавание и только шторма нарушали его безмятежность. Вовсе нет. Ежесуточно проигрывались учебные боевые тревоги, в том числе и ночные. Тушили «пожары», искали подводные лодки, обнаружив на радаре крупные цели, неслись на опознание…

Истекал второй месяц этой боевой службы, которая заканчивалась для корабля и его экипажа, как все в нашей жизни имеет начало и конец. Возвращаться из лета в зиму было неприятно, и только понимание того, что идем домой, согревало душу.

Когда пересекли сороковую параллель, корабль настиг шторм в 9 баллов. Температура воздуха понизилась до минусовых значений, заканчивалось топливо. Подошел танкер «Дунай». Дважды пытались подать шланги для дозаправки и оба раза шланги рвались. Теперь танкер шел рядом в ожидании улучшения погоды. Для экономии топлива остановили один котел и сбавили ход до самого малого. Так шли два дня. Котельные

машинисты собирали топливо ведрами и таскали в расходный ящик, так как насос его уже не забирал. Ввиду малого хода, корабль нещадно мотало. Командир сказал, что за 8 лет

службы ничего подобного не испытывал. Половина экипажа укачалась до такой степени, что ни нести вахту, ни выполнять какую либо работу не могли. К утру, температура воздуха упала до 20 градусов, началось обмерзание. Набегающие волны накрывали корму, и она была чистой, а вот носовая часть начала интенсивно обрастать коркой льда. Скоро нос корабля превратился в сплошную глыбу льда, который вскоре покрыл и обе орудийные башни и продолжал нарастать. Корабль получил солидный дифферент на нос. Набегающие волны подбрасывали корму вверх, оголяя винты, которые, освободившись из воды, набирали бешеные обороты и издавали совершенно нетерпимый человеческим ухом визг. Словно водили ножом по стеклу, усилив этот звук в десятки раз.

Лед пытались скалывать, но оставалось слишком мало людей способных выполнять какую либо работу. К тому же лед нарастал быстрее, чем его скалывали. Невольно Сергею вспомнилась одна из лекций в училище об опасности обледенений. И примеры, как в Баренцевом море от обледенения перевернулся и погиб эсминец, а в Охотском три рыболовецких траулера.

Вскоре закончилось последнее топливо. Без хода корабль развернуло бортом к волне. Теперь его ложило на левый борт, с креном до 50 градусов. С каждым разом он клонился влево все больше и больше. Причем кренился он быстро, а выпрямлялся очень медленно. Последний раз, казалось, корабль совсем лег на борт и минуту оставался в таком положении, словно раздумывая вставать или нет. Эта минута всем показалась вечностью. Медленно, словно нехотя, корабль все же выпрямился. Командир включил общекорабельную трансляцию и произнес слова, запомнившиеся Сергею на всю жизнь:

- Экипажу переодеться в форму три первого срока. Думаю, это конец. Прощайте.

Дошло до всех. На палубу начали выползать люди, скалывали лед кто, чем может, обдирая кожу на руках, ломая ногти… Командир решил применить довольно рискованный прием, терять ведь все равно уже было нечего. Артиллеристы вылили на казенную часть носового орудия несколько ведер кипятка. Оголился замок. Вставили холостой снаряд и произвели выстрел. К счастью орудие не развалилось, но от содрогания корпуса с бака отвалился большой кусок льда и упал за борт. Остальной монолит льда получил трещины, что позволило его дробить на более мелкие фракции. Кусок льда, отвалившийся с бака, упал с наветренной стороны. Теперь волны подымали эту глыбу, весом в несколько тонн, и обрушивали о борт. Эти удары сотрясали корпус, громом отдаваясь во всех помещениях, словно рассерженный бог океана Посейдон ударял в гневе своим трезубцем по беспомощному кораблю, оставшемуся без хода в бушующем море.

Ветер снова поменял направление, чем начал сбивать волну. Обрастание льдом несколько замедлилось. Подошел танкер и подал шланги, начали принимать топливо. Через час шланги снова порвало. Больше на танкере целых шлангов не осталось, но на корабле уже заполнили несколько танков и, наконец, можно было дать ход. Дали малый ход, затем средний. Качать стало меньше. И хотя обледенение продолжалось, критическая ситуация уже оставалась позади. Командир включил трансляцию:

- Всем мои поздравления! Будем жить!

На мостик, пошатываясь, поднялись доктор с особистом. Оба «благоухали» мощным перегаром, с которым не справлялся даже свежий ветер. Командир смерил взглядом парочку:

- С первого раза угадаю, что неприкосновенный запас медицинского спирта в лазарете уничтожен штормом.

- Ну, так думали конец. Чего же добру пропадать.

На следующий день шторм начал стихать до вполне терпимых значений. За завтраком в кают-компании все обратили внимание на седину, появившуюся на висках командира.

Встречать нас вышло 5 кораблей во главе с комбригом. Видно, танкер донес в штаб флота о критическом положении «Гепарда». Как потом рассказывал комбриг, корабль он не узнал, принял за кусок льда. Входить в базу в таком виде командир не решился, зачем пугать людей. Встали на якорь у острова Аскольд, где сутки обкалывали лед. Затем проследовали в залив Стрелок и к обеду встали на свое штатное место. Отобедав, Сергей с лейтенантом Судаковым сошли на пирс размять ноги. С непривычки, твердая земля ходуном ходила под ногами. Ботинки скользили по заиндевевшему бетону. Со стороны могло показаться, что лейтенанты выпили, а закусить забыли. Поднялись на бугор, возле КПП, отсюда хорошо было видно причалы и корабли. На «Гепард» было больно смотреть. Краска, ободранная льдом и волнами, обнажила борта, зияющие суриком и ржавчиной. Эти пятна, словно кровоточащие раны, покрывали корпус. Часть борта, куда ударяла пресловутая глыба, деформировалась. Листы обшивки прогнулись внутрь, и лишь шпангоуты торчали наружу, словно ребра свалившейся от голода лошади. Надстройки обросли солью, которая белела полосами, словно бинты на израненном теле корабля.

После похода, концовка которого едва не закончилась трагически, прошло два месяца. Весна уже полностью вступила в свои права и сопки вокруг бухты, где стояли корабли, стали ярко розовыми. Это расцвел багульник.

Как-то, стоя в наряде дежурным по кораблю, Сергей заполнял журнал, готовясь к сдаче дежурства. Раздались два звонка. Это означало вызов дежурного офицера. По пирсу проходил начальник штаба бригады. Он встал рядом с вахтенным у трапа «приложив лапу к уху». Начальник штаба «откозырял» и прошел дальше. Но козырять ему пришлось еще

долго, так как на юте всех кораблей стояли дежурные офицеры с рукой под козырек. Только Сергей сел дописывать злополучный журнал, как раздались три звонка. Это означало, что к трапу вызывался не только дежурный офицер, но и командир корабля. По спардеку уже бежал командир, на ходу застегивая китель. По пирсу проходил командир бригады. Теперь уже Левченко и Сергей стояли у трапа «приложив лапу к уху». Поравнявшись с кораблем, комбриг остановился и спросил у Сергея:

- Ну, что лейтенант не передумал переводиться на лодки?

- Никак нет, товарищ комбриг, не передумал.

А международная обстановка в мире и в частности на тихоокеанском театре оставалась напряженной. Продолжалась война во Вьетнаме, не прекращались провокации на советско-китайской границе, очередной очаг напряженности возник в Северной Корее. Когда корейцы захватили американский корабль-разведчик «Пуэбло», якобы тот зашел в территориальные воды. США, в ультимативной форме, потребовали корабль вернуть, корейцы пошли в отказ. Американцы подтянули в район несколько авианосцев и группу десантных кораблей с морской пехотой на борту. Назревал вооруженный конфликт. Советский Союз был связан с Северной Кореей договором о взаимопомощи, но ввязываться в очередную драчку руководству не хотелось. Кремль настойчиво уговаривал корейцев корабль отдать, те упирались.

Было принято решение отправить в Корею, мастера по утрясанию конфликтов, министра иностранных дел Андрея Громыко. Почему-то решили отправить его на корабле. На флот пришел приказ подготовить корабль для перевозки столь важного переговорщика. Причем

не какой-то там ракетный крейсер, а скромный эсминец. Возможно, такое решение было принято из тактических соображений – не давить на собеседников демонстрацией военного могущества.

В бригаде к миссии в Корею начали готовить эсминец «Бурливый». Корабль срочно выкрасили от киля до клотика, и он сверкал как новая копейка. Всем матросам выдали новые тельняшки и рабочее платье. Покрасили даже пирс, к которому был ошвартован корабль.

За три дня до предполагаемого выхода, у штурмана эсминца случился приступ острого аппендицита и его увезли в госпиталь. Штурманом на переход прикомандировали Сергея. В течении двух часов начальник политотдела дивизии инструктировал его о чем можно говорить с Громыко, а о чем нельзя, если высокое лицо зайдет в штурманскую рубку.

В ночь перед днем «Ч», к противоположной стороне пирса, где стоял «Бурливый», подошел танкер и начал заправлять эсминец топливом. И тут сработал закон бутерброда, который, как известно, всегда падает маслом вниз. Лопнул шланг, через который закачивали мазут в топливные цистерны эсминца. Пока останавливали насосы на танкере, мазут основательно испачкал свежеокрашенный борт «Бурливого» и образовал лужу на пирсе площадью около десяти квадратных метров.

Работы хватило на всю ночь. Мазут собрали с пирса, затем мыли борт и пирс горячей водой со стиральным порошком, протирали спиртом, снова все перекрашивали… Но на следующий день Громыко и сопровождающие лица на корабле не появились. В кремле передумали и отправили делегацию самолетом. Матросам велели новую робу сдать на склад. Сергей собрал вещи и вернулся на свой корабль…

Спустя несколько дней, после отбоя, в каюту к Сергею вошел Судаков, он дежурил по кораблю:

- Рано ты спать улегся. Ступай на «Бурливый», комбриг вызывает.

Постучав в каюту, на двери которой висела бронзовая табличка с надписью «флагман», Сергей переступил высокий комингс:

- Товарищ капитан 1 ранга лейтенант Барк по Вашему приказанию прибыл.

- Вот, хорошо. Садись, сегодня будешь пить чай с комбригом. Ты мне сына напоминаешь, такой же ершистый. Кстати, он курсант второго курса штурманского факультета. Да ты садись на диван не стесняйся. Бери вот печенье, сахар, лимон.

Комбриг налил в свободный стакан черного чаю, подвинул Сергею. Тот сел на краешек дивана, отхлебнул из стакана, обжегся и поставил его на стол.

- Что обжегся? Да, чаек горячий. А ты положи в стакан варенье, будет в самый раз. Да ты пей, пей. Я то уж стакана три выпил.

Наконец капитан 1 ранга закончил чаепитие и пересел к Сергею на диван.

- Давно хотел с тобой поговорить. Вот не могу понять, что у тебя за тяга такая на лодки? Что может прельщать молодого не глупого офицера служба в этой консервной банке?! Что напердели тем и дышат! Карьера? Перспектива роста? Так и у нас она не хуже. Нравишься ты мне. Я вот что тебе предлагаю. На соседнем сторожевике освобождается

место помощника командира. На эту должность будешь назначен ты. Через два месяца, отправляю тебя в Питер на высшие офицерские классы. По возвращению назначаю старпомом на эсминец. Через год – командир эсминца, еще через год – командир БПК.

Потом академия. Ты знаешь, у нас ведь уже авианосцы строятся…. Как тебе такая перспектива? Пока я комбриг, я тебе это обеспечу. Ну, чего ты молчишь?

- Да, товарищ комбриг, заманчиво.

- Вот. А на лодку уйдешь неизвестно, как там обернется. Здесь ты уже себя зарекомендовал, квартиру тебе дали….

- Не квартиру, а комнату, товарищ комбриг.

- Приедешь с классов, получишь отдельную квартиру, Не все сразу.

- Я подумаю, товарищ комбриг.

- Вот, думай. На то у тебя и голова, на мой взгляд, не глупая. Ну, давай, включи чайничек, выпьем еще по стаканчику.

И продолжились рассказы о разных курьезных случаях, которых у комбрига было не мало за годы службы на флоте. К часу ночи Сергею пришлось напрягать всю силу воли, чтобы не уснуть здесь прямо на диване. Часа в два, наконец, отпустили его восвояси.

На следующий день Сергей рассказал командиру, какие перспективы рисовал ему комбриг, если он согласится не уходить на лодки.

- Вот и оставайся. Комбриг хоть и самодур, но слово держит. А лодки он правильно назвал консервными банками. Ты хоть мне толком то объясни, чего ты туда так рвешься?

- Понимаете, Николай Семенович, я два раза по два месяца проходил практику на подводных лодках. Там совсем другая атмосфера, семейная что ли. Командир как отец, а экипаж – семья. Может специфика службы этому содействует или традиции, ведь жизнь всех зависит от любого члена экипажа. Как говорил Гаджиев: - Нигде нет такого равенства…. как среди экипажа подводной лодки. Где все либо побеждают, либо умирают.

А здесь на кораблях я уже насмотрелся, живут как пауки в банке. Крики, ругань. Каждый норовит поиздеваться над младшим, по званию. Или наказать, или на берег не пустить. Вот Вы не такой, поэтому и считаетесь на бригаде «белой вороной» и хода Вам не дают….

Левченко нахмурился, достал из кармана портсигар, выудив оттуда сигарету, закурил. Оба молчали, какое то время. Наконец командир, вдавив окурок в пепельницу, сказал:

- Не знаю во всем ли ты прав. Слишком резок в суждениях и оценках. Нельзя все делить на черное и белое. Палитра, как известно, имеет семь цветов, но определенная логика в твоих словах есть.

На этом чаепития не закончились. В течении месяца, два три раза в неделю, с завидным постоянством, комбриг приглашал Сергея в свои апартаменты. Эти посиделки Барк переносил с трудом. Он был «жаворонком», то есть легко мог вставать в 4 или 5 утра. Комбриг, как, оказалось, был «сова» и спать ложился далеко за полночь. В связи с этим, Сергею сложно было сохранять бодрость и свежий вид.

За чаями, комбриг вспоминал всякие случаи своей корабельной жизни. Время от времени он прерывал свои повествования вопросом:

- Ты согласен?

- Да, товарищ комбриг, естественно!

Через какое то время, комбриг решил, что в достаточной мере «обработал» Сергея. И тот, что называется «дозрел». Проводив его к дверям флагманской каюты, сказал:

- Завтра ты мне скажешь свое окончательное решение. Какое бы оно не было, я его поддержу. Надеюсь, оно будет единственно правильным. Ты же не дурак и не враг себе.

Придя в каюту, Сергей достал лист бумаги и написал рапорт на имя комбрига:

- Прошу Вашего ходатайства перед вышестоящим командованием о переводе меня на подводную лодку….

Затем сходил к командиру. Внизу рапорта Левченко дописал: - Ходатайствую по существу рапорта.

Утром, проходя ют «Гепарда» комбриг, заметив Сергея, заулыбался и спросил:

- Ну, решился? Где служить будем.

- Так точно товарищ капитан 1 ранга, решил.

- Вот и хорошо. Давай свою бумагу.

Комбриг взял рапорт, начал читать. Улыбка сползла с его лица, ее сменили меняющиеся гримасы гнева, возмущения и досады. Видать, ему было жаль вечеров чаепития, которые

прошли впустую, и собственного красноречия, которое так и не достигло цели. Ни слова не говоря, он повернулся на каблуках и ушел.

- Вот сейчас ты и получишь на орехи: - сказал Сергею Левченко и, как всегда, оказался прав. На завтра на корабль с проверкой пожаловал флагманский штурман. Накопал кучу замечаний. По мелочам, но крику было много. Теперь на всех занятиях, которые проводил флагштур, он начинал фамилией Барка и заканчивал ею. Естественно в негативном свете.

В клубе содрали фотографию Сергея со стены почета. А вскоре комбриг, придравшись к какой то ерунде, объявил ему строгий выговор в приказе. Вскоре два лейтенанта с

«Гепарда», прослужившие свой положенный год, получили очередное звание – старших лейтенантов. Сергей не получил. Левченко, как бы оправдываясь, говорил:

- Ты же знаешь, я бы тебя в первую очередь представил, но ведь строгий выговор. Комбриг все равно бы задробил…

Рапорт Сергея о переводе командир бригады все же подписал. Сдержал слово. Вскоре в часть пришла депеша из штаба флота, где предписывалось лейтенанта Барка рассчитать и направить в отдел кадров флота за получением нового назначения. На этом закончилась его служба на надводных кораблях «дикой дивизии». Уходил радостный и довольный как слон. И даже нехватка кой-какого имущества при сдаче дел, за что пришлось выложить пол оклада, его не огорчила.

Спустя несколько дней, Сергей уже входил в здание отдела кадров флота. Вот и знакомый кабинет №7. За тем же столом сидел тот же кап три.

- Здравия желаю товарищ капитан 3 ранга.

- Привет, привет. Давно не виделись.

- Вот, прибыл за новым назначением.

- Да, да. Ступай к начальнику отдела кадров. Ты у нас такой важный гусь, что начальник желает лично вручить тебе предписание.

Сердце у Сергея екнуло, что-то здесь было не так. По злорадной ухмылке кадровика было видно, что очередную гадость ему уже приготовили. Выйдя из кабинета №7, Сергей достал сигарету. Сделав несколько затяжек, бросил ее в урну для окурков и готовый ко всему, постучал в дверь кабинета №1. Кроме Овчинникова, там сидел еще какой-то кап два.

- Разрешите, товарищ капитан 1 ранга?

- А, вот и наш альпинист. Заходи, заходи. Прибыл за предписанием?

- Так точно.

- Вот, изволь получить. Назначаешься штурманом на подводную лодку С-336, 26 бригады подводных лодок. Место базирования – залив Владимира, поселок Ракушка. Не приходилось бывать?

Это был удар ниже пояса. Еще в училище Сергей слыхал поговорку: - «Если у Земли есть задница, то это Ракушка». Замешательство, отразившееся на лице Сергея, не прошло незамеченным, и развеселило Овчинникова. Он явно наслаждался моментом.

- А, что с лицом? Чего ожидал, скажи, пожалуйста?

- Но в заливе Стрелок базируется бригада лодок в бухте Конюшкова и дивизия в бухте Павловского…. Я ведь и жилье уже получил в Тихоокеанске и переезжать никуда не надо…. Думал….

- Вот думать тебе как раз и не надо. Мы за тебя уже подумали. Будь благодарен за то, что переводишься на лодку. Командующий как сказал: - «Если отлично прослужишь год».

- Так я и служил отлично! В партию приняли, на боевую службу сходил старшим штурманом – оценка отлично. В клубе на доске лучших специалистов висел….

- Знаем, знаем. Но, кроме этого, на гауптвахте успел посидеть и строгий выговор получить.

- Вы и это знаете!

- А как ты думал? Это отдел кадров флота, мы тут все знаем. Так, что были все основания в переводе тебе отказать и, если бы комбриг твой рапорт не подписал, так бы и сделали.

Когда Сергей вернулся домой, Лиза по его лицу сразу все поняла.

- Ну, что получил назначение?

- Получил. – буркнул Сергей.

- Неужто в Ракушку, - всплеснула руками Лиза.

- В ее родную.

За ужином Лиза, как могла, утешала мужа:

- Да не расстраивайся ты так, и там люди живут. Худа без добра не бывает, все наладится.

Меридиан третий.

Ракушка

Через два дня, Сергей уже грузился в самолет, вылетающий по маршруту Владивосток – Ольга. Это был районный центр, от которого до Ракушки было, около 30 километров и раз в день туда ходил автобус. Авиарейс выполнялся самолетом АН-2, который в народе назывался «кукурузник». В кабине (салоном это не назовешь) вместо кресел, вдоль бортов

располагались узкие откидные сиденья. Пассажиры сидели на них плотно, как шпроты в банке, касаясь друг друга плечами. Сверху свисали аллюминивые ручки на тросике, за них следовало держаться для сохранения равновесия. Впереди, у кабины пилотов, сидел какой-то бородатый мужчина, остальные были женщины.

Через несколько минут после взлета, самолет начало трясти и бросать из стороны в сторону с неимоверной силой. Это были пресловутые «воздушные ямы», сказывалась близость моря и полет над сопками, что способствовало завихрениям и нестабильности воздушных потоков. Пассажирам раздали специальные пакеты, которые они тут же начали заполнять содержимым своих желудков. Через час полета Сергей ощутил, что предательская тошнота подкатывает и ему к горлу. Крепился, как мог. Не хватало еще, чтобы он, военный моряк при форме, схватился за пакет. Вообще то Сергей хорошо переносил качку. В его аттестациях была даже фраза: «Морской болезни не подвержен.». Но здесь было иначе. На корабле качка была равномерной. Можно было предугадать, сейчас качнет вправо, затем влево, потом вниз. Это помогало держаться. Здесь же швыряло хаотично. Ни с того ни с сего, самолет буквально падал вниз, затем, словно ударившись обо что-то, замирал. Ревя мотором, подымался вверх и снова падал. Кренился то вправо то влево, и так все два часа полета…

Наконец «кукурузник» ударился колесами о землю, подрулил к какому-то сараю и остановился. Пассажиры вышли. Аэродром представлял собой поляну, окруженную сопками, поросшими кедровым лесом. Посредине поляна была покрыта ржавыми металлическими перфорированными лентами. Это была взлетная полоса – все, что осталось со времен войны от полевого аэродрома авиационного полка.

Пассажиров уже поджидал автобус, на котором все отправились в райцентр – 7 километров в сторону моря. Поселок Ольга располагался на берегу одноименной бухты, состоял из причала и нескольких десятков, в основном, деревянных домов. И только в центре находилось несколько кирпичных административных зданий. На Украине любое село было много больше этого райцентра. Послонявшись по поселку, Сергей пришел на остановку, откуда должен отправляться автобус на Ракушку. К своему удивлению, обнаружил здесь почти всех пассажиров, с кем летел из Владивостока. Не было только бородатого мужчины. Подали автобус. Это было старинное изделие отечественного автопрома на базе грузовика ГАЗ-53. Автобус тронулся, громыхая ржавым железом и подпрыгивая на ухабах с крейсерской скоростью не более 30 км. в час.

Первая остановка была в поселке Тимофеевка, это была бухта Южная залива Владимира. Здесь базировался дивизион противолодочных кораблей. На остановке сошли почти все пассажиры. В автобусе остались, кроме Сергея, три молодых женщины. Увидев, что Сергей не вышел в Тимофеевке, заулыбались.

- Вы верно штурман на триста тридцать шестую.

Сергей кивнул, удивившись про себя такой осведомленности. Словно, прочитав его мысли, женщины смеясь, пояснили:

- Не удивляйтесь. Здесь все обо всех все знают, помогаем друг дружке. Жителей, едва ли сотня наберется. И вообще у нас в Ракушке давно построен коммунизм.

- А что ж слава такая, что едва ли это не место ссылки?

- Ну, кто мог такое сказать?! Может только коренные москвички или ленинградки, которые без своих мегаполисов-муравейников жить не могут. Да, театров и ресторанов

здесь нет, зато есть свои прелести. Особый микроклимат, более трехсот солнечных дней в году. Купаемся в море с мая по октябрь. Судите сами, сейчас середина октября, а тепло как летом. Вокруг нетронутая тайга. Такой охоты и рыбалки как здесь, Вы нигде не

найдете. Грибы можно косой косить, у каждой хозяйки в холодильнике кастрюля красной икры…. Да Вы сами все увидите….

Перевалив очередной пригорок, автобус покатил вдоль небольшой бухты. Сергей невольно залюбовался открывшейся панорамой. Девственно чистый песок окаймлял бухту

широким пляжем. Посредине возвышался островок из нагромождения камней. Бухта сужалась к выходу и там небольшие сопки, заросшие дубовым подлеском, спускались в воде, заканчиваясь невысокими скалами.

- Это бухта Средняя, сюда мы по выходным ездим купаться и отдыхать. До ракушки 4 километра, – поясняли женщины.

Въехав на очередной пригорок, где у обочины был вкопан невысокий столб с надписью «селение Ракушка» на поперечно прибитой доске, автобус зачихал мотором и остановился. Водитель вылез, открыл капот и полез разбираться. Сергей тоже вышел из салона, закурил и начал осматриваться. Внизу дорога упиралась в широкую площадь, сбоку ее стоял длинный двухэтажный дом. Слева сопка окаймлялась двумя неширокими террасами, на которых стояло семь двухэтажных домиков. Справа за металлическим забором из сетки-рабицы, видимо, располагалась сама часть. В центре угадывалось здание клуба, справа от него два трехэтажных корпуса. Повидемому это были казармы личного состава. На берегу просматривались три узких пирса, у которых стояло семь подводных лодок. Справа от них еще один пирс, у которого стояла плавбаза. На крайнем пирсе два пацана лет семи-восьми сидели с удочками и ловили рыбу.

- Очень демократично, - подумал Сергей. – В дивизии за это уже бы сняли дежурного по КПП и дежурного по бригаде.

Женщины не стали дожидаться, пока наладят автобус и пошли пешком. До остановки оставалось каких-то двести метров. Прихватив свой чемодан, отправился за ними и Сергей. Подойдя к дому на площади, одна из женщин остановилась, поджидая его.

- Здесь у нас на первом этаже магазин и почта, на втором офицерское общежитие. Заходите и устраивайтесь. В часть идти не надо, все равно до обеда у них политзанятия. Обед в 13 часов. Офицерская столовая слева за КПП, там увидите. В зале столик с зеленой скатертью, это для гостей. Там Вас накормят. Не стесняйтесь. После обеда пойдете в свой экипаж, он размещается во втором корпусе на третьем этаже, слева. Ну вот, вроде все сказала. Удачи.

- Спасибо за исчерпывающую информацию. Я Сергей, а Вас как зовут?

- Вера, я жена стармеха вашей лодки.

* * *

В 13 часов 07 минут Сергей вошел в офицерскую столовую. Зал был небольшой, стояло всего 6 столов, каждый на четыре персоны и заполнен он был едва ли наполовину. В зале работали две официантки, одна из них тут же подошла к нему.

- Здравствуйте, меня зовут Оля. Вы у нас гость или член экипажа?

- Член, - отшутился Сергей.

- Все ясно. Садитесь за любой свободный столик. Или нет, вон ваши сидят за вторым столом. Туда и садитесь.

За указанным столом обедали два офицера, лейтенант и старший лейтенант медицинской службы. Сергей поздоровался и уселся на свободное место.

- Оля сказала, что я ваш. Сергей Барк – штурман.

- Андрей Петрович – минер.

- Юрий Константинович – врач, для своих просто «док».

Сергея несколько удивило, что молодые люди представились по имени отчеству, но он промолчал. Подошла Оля, положила перед ним приборы.

- Что будете, суп или борщ? На второе рыба в кляре или шницель?

- Борщ и шницель.

- На гарнир гречка или жареная картошка?

- Картошка.

После обеда вышли на перекур. Не курящий «док» откланялся и ушел в санчасть. Сергей похвалил столовую:

- Кучеряво живете, у вас даже меню на выбор, как в ресторане, и вкусно.

- Наш повар – Вера Петровна раньше и работала в ресторане и готовит отменно, это все приезжие отмечают.

- А столовая маленькая и едоков что-то мало. Где все офицеры?

- Так у нас все дома питаются. В столовой только холостяки да дежурная служба. Я, правда, временный холостяк, жена уехала рожать к теще в Европу.

Это сообщение приятно поразило Сергея.

- Неужели на завтрак, обед и ужин можно ходить домой?!

- Да, да. И ночевать, кстати, тоже. Это Ракушка, такие у нас льготы за отдаленность от цивилизации. Боеготовность не страдает, бежать от дома до лодки пять минут и в каждой квартире есть телефон.

- А в городе пугают Ракушкой, я даже в Питере слыхал поговорку «Если у Земли есть задница, то это Ракушка».

- Не знаю, кто это сочинил. Думаю тот, кто здесь никогда не жил. Посуди сам. Да у нас не берет телевизор, нет ресторанов, театров, музеев и библиотек. Холостякам, согласен, скучновато. А вот женатикам здесь просто рай. Я уже говорил – питаться дома, ночевать дома, квартиры все с удобствами и их хватает всем. Все получают паек, что упрощает вопросы с продуктовым обеспечением. Фильмы в клубе три раза в неделю. Картины все свежие их привозят из Владика. А охота и рыбалка, какие! Сам увидишь. Природа здесь человеком еще не испорчена, чистый воздух и вода. Чай мы пьем с лимонником и элеутеракоком - это растения сродни женьшеню, поэтому у нас никто не болеет ни взрослые, ни дети. Здесь считается дурным тоном обматерить подчиненного и вообще повышать голос. Все друг друга знают и живут дружно. Ну и все такое…Ладно, пошли в экипаж. Из столовой рядового состава толпами выходили матросы. Старшины строили их по экипажно и строем уводили в казармы….

Поднявшись на третий этаж здания, в правом крыле которого размещался экипаж подводной лодки «С-336», Андрей завел Сергея в крайнюю от входа комнату:

- Это комната офицерского состава, вот это твой стол у окна. В соседней комнате располагаются зам и старпом, а комната напротив – кабинет командира. Дальше по коридору кубрик личного состава и бытовые помещения. Теперь сходи представься командиру и пойдем на лодку.

Сергей подошел к комнате, дверь которой украшала эмалированная табличка с надписью «Командир ПЛ», постучал и, просунув голову внутрь помещения, спросил:

- разрешите войти?

Разрешения не последовало, но и запрета тоже. Сергей вошел в кабинет. За письменным столом два капитана 3 ранга играли в нарды и были полностью захвачены игрой. Офицеры одинаковы по возрасту и по званию и как тут вычислить кто из них командир. Пока он раздумывал, один из играющих бросил кости на доску и обрадовано произнес:

- А вот и кош! Теперь марсы, сто пудов! – выигравший повернулся лицом к Сергею и тот увидел у него на погонах инженерные молотки, значит, командиром был второй офицер. Сергей взял под козырек:

- Товарищ капитан 3 ранга, лейтенант Барк, назначен командиром БЧ-1-4 в Ваш экипаж.

- Это приятная новость, а то без штурмана как без рук. А имя отчество у лейтенанта Барка есть?

- Так точно. Сергей Николаевич.

- Очень приятно. Я Васечкин Олег Иванович. В неофициальной обстановке и в кают-компании офицеры у нас обращаются друг к другу по имени отчеству. На лодке по

должности, без званий, так короче. Это наш стармех, - командир указал на выигрвшего в нарды офицера, - Синицын Юрий Сергеевич.

В дверь вошел высокий старший лейтенант:

- Олег Иванович, экипаж построен для перехода на лодку.

- Есть, принято, - обращаясь к Сергею, - а это наш старпом, Кучко Семен Александрович. Пойдемте, представлю вас экипажу.

Все прошли в спальное помещение, где в широком проходе между рядов двухъярусных коек был построен экипаж.

- Смирно! – скомандовал старпом. – Товарищ командир, экипаж построен для перехода на подводную лодку.

- Вольно! Товарищи подводники, представляю Вам нового члена экипажа. Лейтенант Барк Сергей Николаевич, приказом командующего флотом назначен командиром БЧ-1-4 нашей подводной лодки. Старший помощник, ведите экипаж на лодку, я подойду позднее.

Когда экипаж ушел, командир пригласил Сергея в кабинет:

- Завтра у нас выход в море надвое суток. Будем обеспечивать дивизион противолодочных кораблей, наших соседей. Они базируются в бухте Южной. Вы, Сергей Николаевич, пока обустраивайтесь в гостинице-общежитии, встаньте на все виды довольствия. Думаю, два дня вам хватит.

- А как Вы в море без штурмана?!

- На этот выход с нами пойдет флагманский штурман.

- Нет, так не годиться. Я штурман этой лодки и должен идти в море. В гостинице я уже устроился, остальное потом.

- Ваше желание весьма похвально, - улыбнулся Васечкин, - только сначала нужно ознакомиться с лодкой, изучить ее, сдать положенные зачеты флагманскому штурману.

- Вот на выходе и сдам эти зачеты. Я ведь не совсем зеленый лейтенант после училища, уже год был штурманом сторожевого корабля.

- Гм, но у нас подводная лодка. Здесь своя специфика.

- После третьего курса я два месяца проходил практику на аналогичном проекте. Лодка отрабатывала задачу №2 и постоянно ходила в море. К концу практики я уже стоял самостоятельную вахту. Преддипломную стажировку проходил на атомной лодке, это еще три месяца…

- Интересно. А как же вы попали на надводный корабль, если отрабатывались на лодках?

- Ну, это долгая история, Олег Иванович, как нибудь расскажу.

- Стоп, стоп. Я что-то слышал. Это не Вы к командующему в окно лазили?!

- О, боже мой, уже и здесь об этом знают!

- Так эта история уже обрела на флоте форму анекдота. И вот передо мной сам фигурант. Ну-ка, теперь по порядку и поподробней, очень интересно.

Когда Сергей закончил свой рассказ, командир рассмеялся:

- Да, задатки корсара и авантюриста налицо. Вам бы лет триста назад родиться. Ладно, отход завтра в 8.00. Пока можете быть свободны.

Утром, когда швартовные команды уже стояли на носовой и кормовой надстройках, в рубку поднялся флагманский штурман капитан 3 ранга Валтушкас Влад Раймондович. Это был улыбчивый прибалт, невысокого роста (что не типично для прибалта). По его лицу можно было предположить, что человек он незлобивый и вполне кампанейский. Васечкин тут же сыпанул командами:

- Сходню на пирс. Отдать швартовы. Флаг перенести. Руль лево десять. Правый мотор малый назад.

Корма лодки медленно, словно нехотя, покатилась влево, оставляя между пирсом и корпусом узкую полосу чистой воды.

- Прямо руль. Оба мотора средний назад. – продолжал командовать Васечкин.

Сергей представился флагштуру и спустился вниз. Когда лодка погрузилась для дифферентовки, Влад Раймондович зашел в штурманскую рубку, чтобы сделать положенные записи в навигационном журнале. Но там уже было записано следующее:

- 08.00 14 октября 1968 года, залив Владимира. Стоим у пирса №3 правым бортом, первым корпусом. Осадка: форштевень – 4,3 м., ахтерштевень – 4,5 м. Поправка гирокомпаса ГК=0, определена по трем пеленгам. М-к Балюзек – 142,5, огонь Ракушка – 237,0, первый створный знак залива Владимира – 357,0. Поправка магнитного компаса МК= +2,0.

- 08.05 Отошли от пирса №3, следуем в район дифферентовки. Хода и курсы переменные.

Внимательно перечитав запись, флагштур сказал:

- Исполнено, верно, но не следовало этого делать, ведь Вы еще не допущены к самостоятельному управлению боевой частью.

- Простите, не подумал. Сделал автоматически, по привычке.

- Откуда «по привычке»? Вы ведь только из училища.

- Нет. Я уже год служил командиром БЧ-1 сторожевого корабля

- А, ну тогда быстро войдете в курс дела.

- Мне уже приходилось нести самостоятельную вахту на этом проекте во время практики…

- Да, а где?

- В Балдерае, под Ригой. «С-111» как раз отрабатывала задачу №2 после ремонта.

- Весьма хорошо. Ну, продолжайте «рулить», я буду на контроле.

По общекорабельной трансляции раздалась очередная команда командира:

- Закончена дифферентовка. Продуть среднюю. Приготовить правый дизель для продувания балласта.

Теперь необходимо объяснить читателю далекому от теории живучести корабля, что такое дифферентовка. А означает это следующее. В подводном положении, путем закачивания воды в одни цистерны и откачивая ее же из других, добиваются положения, чтобы лодка имела нулевую плавучесть. То есть была бы, в идеале, не тяжелее воды и не легче. Тогда находится она, как бы во взвешенном состоянии, и перемещается в горизонтальной и вертикальной плоскостях только при помощи хода и рулей. На таком же принципе плавает под водой акула, у которой, как известно, нет пузыря, в отличие от других рыб.

Пузырь у рыбы придает ей положительную плавучесть, и если ее (рыбу) оглушить и обездвижить, она всплывет на поверхность. Акула же в этой ситуации пойдет ко дну. Тем не менее, лодка все же в лучшей ситуации, чем акула. Оставшись без хода, она может откачать насосами часть воды из цистерны за борт, таким образом обретет положительную плавучесть и начнет всплывать.

Выйдя из залива Владимира, триста тридцать шестая вошла в район, где уже находились три малых противолодочных корабля. Лодка погрузилась, и корабли приступили к тренировкам. Им было необходимо отработать практические навыки гидроакустиков по использованию сонаров в активном и пассивном режимах, а также тренировки по выходу в атаку на подводную лодку. Вместо глубинных бомб у них имелись специальные шумовые гранаты. Лодка не уклонялась, давая возможность кораблям спокойно отрабатывать свои противолодочные расчеты. Сергею впервые

пришлось услыхать, как проходит над головой надводный корабль. Это напоминало знакомый с детства шум проходящего курьерского поезда, когда были в ходу паровозы. Они шумели по особенному. Эдакое – чух, чух, чух. Также воспринималось прохождение корабля над лодкой. Шум появлялся где-то далеко, постепенно нарастал до максимального значения, и вот уже грохотал над головой, что заставляло инстинктивно втягивать голову в плечи. Неприятные ощущения появлялись и при работе акустики надводных кораблей в активном режиме. Посылка гидролокатора, ударяясь о корпус лодки, издавала неповторимый звук. Словно вы сидите в стеклянной бочке, и кто-то ударяет по ней молотком. Дзынь, а затем эхо реверберации – буль, буль, буль. Снова – дзынь – буль, буль, буль, буль. Звуки эти каждый подводник ощущает кожей, и означают они: « Вот вы ребята и попались». Затем сыпятся на голову шумовые гранаты. Умом понимаешь, что все это только игра, но неприятно. Какой-то страх остается, где-то на генном уровне.

По приходу в базу, Валтушкас передал командиру заполненный зачетный лист:

- Вот, можешь писать приказ о допуске штурмана к самостоятельному управлению, зачеты я ему проставил.

- Новость приятная, но удивительная, - отреагировал Васечкин.

- Ничего удивительного, корабельная выучка. Корабли ходят на скоростях вдвое и втрое быстрее нас, штурману там нужно крутиться. На лодке, в этом отношении, легче и проще. Так, что со штурманом тебе, кажется, повезло.

Вернувшись с моря, Сергей принялся отрабатывать подчиненный личный состав, который отдельные нормативы с трудом вытягивал на тройку. За неделю напряженных тренировок этот пробел удалось устранить. Постепенно он перезнакомился, а с некоторыми подружился, с жителями городка и ознакомился с прилегающими окрестностями. В трех километрах к северу от Ракушки протекала речушка Халуай, впадающая в залив. Через речку переброшен мост. В районе моста, речка казалась достаточно широкой и полноводной. Но если подняться метров на пятьсот вверх по течению, то на перекатах ее и курица вброд перейдет. Сразу за мостом гражданское село с жизнерадостным названием «Веселый ЯР. В селе одна улица на несколько десятков домов, но есть школа, почта и магазин. Была там еще одна достопримечательность – агар агаровый завод. Вряд ли уместен здесь термин – завод. Предприятие представляло собой небольшое одноэтажное строение, из которого торчала высокая труба. Едва ли на нем работало больше десяти человек. Жители Веселого яра, в основном, рабочие местного зверосовхоза. Зверосовхоз представлял собой огороженный изгородью участок тайги площадью около 10 квадратных километров, где свободно проживали вполне дикие олени. Каждую весну у них срезают молодые рога – панты, из которых производят лекарство пантокрин. Еще в селе находилась погранзастава. Возглавлял ее лейтенант. Был у него помощник – старшина сверхсрочной службы и десяток солдат срочников. На заставе были четыре лошади и две служебные собаки. Каждое утро наряд из двух человек на лошадях объезжал побережье, исследуя прибрежные пляжи. Не оставили ли на

девственно чистом песке следы своих кованых ботинок или ласт проклятые американские диверсанты.

Лес, окружавший Ракушку со всех сторон, был вполне девственный. Многие деревья и кусты были Сергею совершенно не знакомы. Потом от старожилов узнал их названия – багульник, элеутеракок, можжевельник, лианы китайского лимонника, пробковое дерево. Но основную массу составлял дубовый подлесок, поэтому почва была буквально усыпана желудями.

Углубившись в лес для пополнения своих ботанических знаний, Сергей вышел на небольшую поляну. Внимание его привлек нарастающий необычный шум. Словно кто-то

на вездеходе продирался сквозь кусты, но звука мотора слышно не было. Источник шума скоро объявился. Через поляну неслось стадо диких свиней. Было их несколько сотен. Впереди бежал красавец-кабан с закрученными вверх клыками с шерстью дыбом торчащую на загривке. За ним несколько самцов, затем крупные свиноматки и пидсвинки, замыкало группу с полсотни поросят. Стадо неслось строем клина, сгибая на своем пути кусты и мелкие деревья, ломая сухие ветки. Стадо пробежало вниз, в сторону части и в лесу снова наступила тишина. Сергей даже не успел испугаться. Хоть на кабана ему охотиться не приходилось, от бывалых охотников он слыхал, что дикий кабан страшный зверь. Коварный и беспощадный, его даже медведь боится.

Спустившись с сопки, Барк зашел на КПП. Дежурил пожилой мичман Андроников Петр Анисимович. Был он из старожилов и в народе называли его Анисыч. Ему он и излил душу:

- Безобразие Анисыч! Стадо диких свиней, едва ли не по поселку промчалось. Здесь же женщины, дети. Запросто могут, если не затоптать, то искалечить запросто.

Выслушав его страхи, Анисыч рассмеялся:

- Не боись Серега, это свиньи нашего подсобного хозяйства, они людей не обижают.

- Ага, Вы считаете, что я дикого кабана от домашней свиньи отличить не могу?! Если я в лесу с кабанами и не встречался, то в зоопарках Ленинграда и Киева бывать приходилось.

- Да ты не горячись, тут дело в другом. В нашем подсобном хозяйстве есть дырки в ограждении, сколько их не заделывай, свиньи новые делают. Потом махнули на это рукой. Стадо свободно ходит в лес лакомиться грибами и желудями. Видел, какие они у нас упитанные? Заходят они в лес иногда километров за пять, там встречают своих диких сородичей. Возникает любовь и все такое….Лет за десять в хозяйстве белых свиней уже не осталось, теперь все коричневые и в шерсти, новая порода вывелась. А так они вполне домашние, людей не трогают и главное – ночевать домой приходят.

- Но я же видел секача вот с такими клыками!

- А это вожак. Кличка его Поль Робсон. Но он тоже еще никого не обидел.

- Ну и сколько таких свиней в подсобном хозяйстве?

- Этого никто не знает. По бумагам должно быть двести голов, но фактически их много больше. Они приходят, уходят. Иногда придешь – их там не больше сотни, через пару дней смотришь – штук триста в загородке.

Сергею ничего не оставалось, как отправиться в общежитие, где вечером должен был состояться турнир в кашу и где у него были серьезные шансы на выход в финал…

В офицерском общежитии проживало всего девять лейтенантов – холостяков. Размещались они в комнатах по два человека. Но в одной из комнат проживал один жилец – старый капитан-лейтенант Жеребцов Юрий Павлович. Было ему почти 35 лет, по флотским меркам в таком возрасте ходят уже в капитанах второго ранга. Неизвестно за какие грехи он так отстал. Возможно, хотел дотянуть до сорока и уйти на пенсию. Лейтенанты относились к Жеребцову с сочувствием и уважительно именовали его

Палычем. В воскресенье был у Палыча день рождения, исполнялось 35 лет, и экипаж общежития решил отпраздновать его с выдумкой, весело и необычно. Все знали, что к водке Палыч был равнодушен, а вот пиво любил чрезвычайно. Пива в Ракушке отродясь не бывало, как никак продукт скоропортящийся. Но все решилось. Один из лейтенантов выпросил у мичмана Харина мотоцикл и смотался за 100 км. в ближайший город Кавалерово, где и купил ящик пива. В селе Веселый Яр арендовали лошадь. Всю субботу, что-то клеили, рисовали. Наконец все было готово.

В воскресенье, в восемь утра, лейтенанты в тельняшках, в черных повязках на голове, разукрашенных черепами и скрещенными костями, при кортиках и с лошадью впереди, выстроились у дверей комнаты Жеребцова.

Хор из девяти глоток грянул: «Боже царя храни»…. Когда сонный Палыч открыл дверь, глаза его округлились, а рот открылся. В дверь просунулась лошадиная морда, на шее у лошади висели две здоровенные авоськи, в каждой находилось по 10 бутылок пива. На груди красовался плакат, на котором изображена подводная лодка. Вместо форштевня у нее была лошадиная голова, верхом на корпусе в позе наездника сидел капитан-лейтенант с приклеенной головой вырезанной из фотографии Жеребцова. Внизу поздравления на русском, украинском, английском, литовском и грузинском языках. Хор продолжил здравицу в честь юбиляра и начал вручать подарки. Было весело.

Отсмеявшись, начали накрывать на стол исключительно лодочные деликатесы. Банки осетрины, гусиного паштета, шпротов, печени трески, ветчины, всяких сыров, компотов из персиков и ананасов. Само собой всякие вина и спирт. Пока трое вскрывали банки, остальные решили вывести лошадь наружу – она свою роль уже отыграла.

Но не тут-то было. Развернуться в узком коридоре мордой к выходу лошадь не могла по причине своих габаритов. Начали ее выводить задним ходом, то есть хвостом вперед. Лошадь спокойно допятилась до лестницы, но дольше ни шагу. Ее тащили за хвост и за гриву, толкали в грудь, но она стояла как партизан. Спускаться задом по лестнице лошадь не желала, видно боялась упасть или что-то еще там у нее было на уме – не известно. Решили временно оставить животное в покое, перекусить и заодно подумать, как решить этот ребус. Компания отправилась в комнату к Палычу, а лошадь осталась стоять в коридоре. Чтоб она не скучала, дали ей пару буханок хлеба.

Вскоре, общее внимание привлек посторонний звук. Вроде как прорвало водопроводную трубу, и на палубу хлестала вода. Выскочив в коридор, поняли, в чем дело и ужаснулись от увиденного. Задрав хвост, дабы не обрызгать его, лошадь справляла малую нужду. Писала она долго. Кобылья жидкость постепенно залила весь коридор второго этажа, затем протекла по лестнице и залила коридор на первом.

- Это ж, сколько из нее вылилось, не меньше ведра?! – Восхитился Сергей.

- Ничего удивительного, если она за раз выпивает полтора ведра, - со знанием дела резюмировал Палыч.

Но как бы там не было, дело пахло скандалом. И не только скандалом, но и лошадиной мочой. Наконец общий мозговой штурм решил задачу, как развернуть лошадь. Спешно освободили от вещей две комнаты, двери которых были напротив друг друга. Лошадь на полкорпуса завели в одну из них, затем дали задний ход и завели задом на полкорпуса во вторую. После этого развернули ее головой вперед. Передом лошадь легко спустилась по лестнице и ее вывели наружу. Наверное, она тоже получила легкий стресс, потому как, очутившись на свободе, издала громкое ИГО – ГО и, задрав хвост, галопом помчала в село. Дорогу она знала.

Лейтенанты сходили за уборщицей, бабой Клавой, и она за червонец пришла мыть полы. А праздник продолжался до вечера, и Палыч признал, что это было одно из лучших его именин.

В полукилометре от Ракушки располагалось несколько домов на отшибе. Место это называлось «минпартия». Откуда появилось такое название, никто не знал. Возможно, в разрушенном пакгаузе, который находился поблизости, хранились якорные мины во времена русско-японской войны 1905 года. Минпартия состояла из пяти деревянных домиков, где проживало несколько семей. Это были коренные местные жители, в основном пенсионеры, аборигены, как их звали в народе. Некоторые из них работали в

части на подсобном хозяйстве. Здесь же жила баба Клава, работающая уборщицей в гостинице. У бабы Клавы было семь коз и козел по кличке Борис. Это был настоящий

мачо. Прямые витые рога и белая борода украшали его голову, шерсть светло-серая шелковистая и только на спине от головы до хвоста широкая темная полоса. Копытца черные, блестящие, что на фоне белых ног создавало впечатление лаковых туфель. Понятно, что перед таким красавцем не могла устоять ни одна коза. Поэтому козы хорошо доились и молока давали в избытке. Во всяком случае, козьего молока детям хватало, а детишек в Ракушке было много. Коз держали и еще несколько бабок – аборигенов. В общем, было такое себе небольшое козье стадо. Коз никто не привязывал, и они свободно перемещались по пространству. Правда, дисциплину знали и паслись исключительно поблизости от своих домов. В отличие от них, Борис любил прогуливаться по Ракушке. Видать ему нравилось, когда женщины, восхищенно восклицали – «какой красавец!» и спешили показать его детям. Борис смело подходил пообщаться и даже давал себя погладить.

Однако, была у Бориса одна дурная привычка, очень он не любил подвыпивших мужчин и боролся с алкоголизмом по-своему. Сидел он вечерами в кустах, поджидая очередную жертву, возвращавшуюся из гостей. Если шла группа из двух-трех человек, он их пропускал. Но вот появлялся одинокий подгулявший гость, спускающийся под горку, покачиваясь на нетвердых ногах. Борис дожидался пока тот пройдет мимо, затем, совершенно бесшумно, вылезал из кустов и в прыжке ударял лбом прохожего в задницу. Борис весил более сорока килограмм, плюс уклон, понятно, что удержаться на ногах никто не мог. Пока жертва, чертыхаясь и отряхиваясь, подымалась на ноги, Бориса и след простыл.

Понятно, что основными жертвами Бориса были жители гостиницы-общежития, ибо, в основном они ходили вниз из гостей восвояси. Когда терпение холостяцкого общежития лопнуло, было принято решение Бориса проучить. Разработали план. Лейтенант Харитонов – вес 85 килограмм, в прошлом перворазрядник по боксу, был назначен приманкой. Еще 5 человек с тачкой – группа захвата. Харитонову налили пол стакана спирта, коим тот вымыл лицо и руки. Это для запаха, чтобы Борис случайно его не упустил.

И вот «приманка» покачиваясь и благоухая этилом, уже спускается по дороге под горку. Всех беспокоила только одна мысль, не загулял ли козел где нибудь на свидании. Но Борис оказался на месте. Когда он выскочил из кустов на дорогу, Харитонов шелест услыхал, развернулся и принял низкую боксерскую стойку. Для Бориса это оказалось неожиданностью, и он замешкался, видать соображал, что делать дальше. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы накинуть ему на рога веревку. Тут же с криком «банзай» подоспела группа захвата. Бориса спеленали, погрузили на тачку и повезли в общежитие. Там ему надели черные сатиновые трусы и тельняшку, затем четыре человека влезли на крышу и веревками подняли его туда. На крыше Бориса привязали к трубе и отправились праздновать успешное окончание операции.

Утром офицеры шли на службу, увидев на крыше блеющего Бориса в форменном белье, смеялись и говорили ему что-то обидное. Тот переживал…

В обед Бориса на крыше заметил начальник штаба и приказал козла снять. Бориса опустили на землю, и он галопом умчался к себе в минпартию. Больше в Ракушке он не появлялся, о чем сожалели все женщины и дети.

Возле крайнего ДОСа (дом офицерского состава), который значился под номером один, всегда стояла двухсотлитровая бочка полная свежей рыбы. Женщины подходили к бочке, открывали крышку, и брали рыбу кому сколько надо. В основном это были палтус и красноперка, но не та красноперка, которую ловят в Днепре на удочку. Это была рыба крупная килограмма на полтора. Наверняка у нее было какое-то название, но жители

Ракушки этого не знали, и за оранжевые плавники окрестили ее красноперкой. Когда рыба в бочке заканчивалась, женщины звонили командиру бербазы:

- Петрович, бочка пустая.

Командир береговой базы капитан 2 ранга Носенко Николай Петрович тут же давал необходимое распоряжение караульному взводу. Прибегали два матроса, грузили бочку на тачку и увозили на берег, где между вторым и третьим пирсом лежала на песке сеть. Эдакий трал с размахом крыльев метров на сорок и мотней метров на десять. Трал грузили на шлюпку и два матроса отплывали на иней метров на сто от берега. Там сеть сбрасывали в воду, человек двадцать хватались за веревки, оставшиеся на песке, и бегом тащили трал на берег. Крупной рыбой загружали бочку, оставшуюся отвозили в подсобное хозяйство для свиней и собак. Так, что рыба в Ракушке не переводилась. А вот за красной нужно было ехать в Ольгу, где местные, за бутылку спирта, давали ведро красной икры.

Под вечер, офицеры любители рыбной ловли ловили прямо с пирса. Клевала рыба хорошо. Лучшей приманкой считался лодочный баночный сыр, он хорошо держался на крючке и не пачкал рук. Ловилась, в основном, та же красноперка и камбала. Еще окунь-терпуг и бычок. Но здесь бычки вовсе не те, что водятся в Днепре или в Азове. Это были крупные особи более килограмма весом, голова как кочан капусты и пасть в которую свободно можно просунуть кулак. Голова у этих бычков составляла половину рыбы, еще у них были колючки. Эдакий страшненький уродец. В еду, эти бычки не годились, так как какие-то из них были ядовиты, а распознать какие ядовиты какие нет, было сложно.

Как-то в кают-компании, Сергей рассказывал, как ловятся бычки в Бердянске на Азове:

- Только крючок достигает дна, уже поклевка. Бычок крупный до двухсот грамм, местные называют его Бердян…

Стармех Синицын, тоже страстный рыбак, спросил:

- А наживка, какая?

- Да любая пойдет. Тюлька, мясо. Можно на кусочки того же бычка.

- А на пуговицу слабо?

- Не понял, Юрий Сергеевич, Вашей шутки.

- Какая шутка! У нас рыбу можно и на пуговицу ловить. Не веришь? Спорим, что поймаю?

Синицын взял в столе кусок шпагата, привязал вместо грузила гайку, затем крючок и пуговицу от матросского бушлата. Все кто был в кают-компании вышли на пирс смотреть. Юрий Сергеевич бросил свою снасть в воду и начал поддергивать ее рывками вверх. Дергал он уже минут пять и публика начала посмеиваться и подначивать его:

- Фокус не удался – факир был пьян.

- Пуговица медная, для рыбы никакой ценности не имеет. Вот если бы золотая, тогда другое дело.

Синицын невозмутимо продолжал смыкать свою снасть. Вдруг что-то дернуло за веревку, едва не вырвав ее из его рук. Стармех спор выиграл, это был окунь-терпуг килограмма на три.

Еще в Ракушке было много грибов. Собирали, в основном, белые грибы – боровики, подберезовики, подосиновики. Но чтобы набрать корзинку нужно походить часа два-три. Если времени не было, можно набрать гарусовских грибов. Их было множество, и росли они в двух шагах от домов. У этих грибов целая история. Раньше их не ели, считали несъедобными. И жил в Ракушке лет пять назад капитан 3 ранга Гарусов. Как-то выпил он крепко и поругался с женой. Заявил ей, что довела она его до ручки, и решил он покончить с собой. Вышел он за дом, набрал кастрюлю этих грибов и начал жарить. Жена

решила, что он ее разыгрывает, и ушла ночевать к соседке. Утром увидела она, что грибов нет, а на сковородке их жареные остатки. Бросилась она в спальню и увидела там тело своего мужа. В полуобморочном состоянии позвонила в санчасть. Прибежали флагманский врач и дежурный доктор и обнаружили, что Гарусов еще жив. Решили промыть ему желудок, клизму поставить и все такое. Но Гарусов издеваться над собой не позволил, заявив, что чувствует себя прекрасно. В завершение своих слов, отправился на кухню и доел грибы остававшиеся на сковородке. После этого случая, грибы эти стали употреблять в пищу и назывались они теперь гарусовскими.

* * *

Агент КГБ капитан Костин получил специальное секретное задание. Если коротко, оно заключалось в следующем. Необходимо проверить соблюдение режима в ракушанской бригаде подводных лодок. Вернее привезти неопровержимые доказательства, что всякий режим и контроль там напрочь отсутствует. Для этого была сочинена специальная легенда, якобы он племянник своей престарелой тетушки, проживающей в минпартии, и приехал к ней жить и ухаживать за старушкой. Видать бабка Катерина была на крючке госбезопасности еще с довоенных времен, либо в молодые годы тоже была агентом. Иначе как объяснить, что согласилась выдать за родственника постороннего человека.

Костину выдали фальшивый паспорт на имя Иванова Ивана Ивановича. Паспорт был мятый, грязный, побывавший в воде. Фотография наполовину отклеилась, изображение на ней расплылось, но если внимательно приглядеться, можно понять, что лицо там явно женское. Еще ему выдали пять прямоугольных кусков картона, на одной стороне которых типографским шрифтом было напечатано – «ЗАМИНИРОВАНО». На другой стороне изображен циферблат часов. Дату и время Костин должен был вписать от руки.

Костин был прирожденный артист. Приятной наружности, весельчак, балагур, знаток массы анекдотов, приехав в Ракушку, познакомился со многими офицерами, с некоторыми изрядно выпил и в короткий срок стал для многих своим человеком.

На КПП ему выписали разовый пропуск для посещения командира бербазы и начальника штаба бригады, которым он собирался нанести визит, якобы в поисках работы.

Командир бербазы Петрович, как его звали в народе, собирался покинуть свой кабинет и отправиться по делам, когда в дверь постучали. Вошел молодой человек, представился Ивановым. Петрович уже знал, что это какой-то дальний родственник бабы Катерины.

- Если Вы по поводу работы, то вакансий у нас нет, и Вы, наверняка, об этом прекрасно знаете.

- Так может на подсобном хозяйстве или еще где?! Я могу электриком, сантехником или по строительству….Я на стройках работал, вот удостоверения моих рабочих специальностей…

Костин выгреб из кармана ворох мятых засаленных удостоверений, сверху положил свой грязный паспорт и начал двигать все это командиру базы. Петрович вынул карандаш из стоявшей на столе снарядной гильзы, которая служила у него пеналом, и карандашом, дабы не запачкать рук, брезгливо отодвинул от себя бумаги.

- Заберите свое барахло, работы у меня нет…

В это время зазвонил телефон, Петрович отвлекся разговором, стал, что-то записывать в лежавшую на столе тетрадь. Воспользовавшись моментом, Костин сунул одну из картонок в пустую глиняную вазу, которая стояла на книжном шкафу. Судя по слою пыли на вазе, место было надежное.

Выйдя из помещения береговой базы, он прошелся по территории. Перед пирсами, сразу за казармой караульного взвода, стояла караульная вышка. Это был пост №1. На вышке круглосуточно стоял часовой для наблюдения за территорией. Угол казармы и основание вышки сплошь заросло чахлым кустарником, где удалось пристроить вторую картонку.

Подойдя к зданию штаба, Костин предъявил свой разовый пропуск, вошел в подъезд и осмотрелся. На лестничной площадке, между вторым и первым этажом, висел электрический распределительный щит, куда он пристроил третью картонку. Поравнявшись с кабинетом начальника штаба, услыхал за дверью разговор на повышенных тонах. Видать начальник распекал кого-то из незадачливых подчиненных. Он некоторое время постоял в коридоре, но так и не дождался когда посетитель выйдет из кабинета.

Покинув здание штаба, Костин направился в сторону пирсов. У пирса №2, по обе его стороны, стояло по подводной лодке. Возле трапа каждой из них маячили два матроса с карабинами (вооруженный вахтенный у трапа). Он уже прошел метров пять по пирсу, когда один из матросов подал голос:

- Ты куда прешь, дядя?! Давай назад!

- Да я только посмотреть…

- Вот с берега и смотри.- матрос снял с плеча карабин.

- Ладно, ладно. Уже ушел.

Костин развернулся, проходя мимо кнехта, на который были заведены носовые швартовы одной из лодок, спросил:

- Хлопцы, а как эта железяка называется, к которой подводная лодка привязана?

- Это кнехт, дядя. Хиляй отседа, пехотная твоя душа.

Он ушел, но свою картонку под кнехтом оставил. Последнюю картонку он приспособил в офицерском общежитии, опять же сунув ее в электрощит.

Миссия была выполнена и при том в рекордно короткий срок. Можно возвращаться. Костин подумал и решил переждать пару дней. Пусть не считают в отделе, что ему далось все легко и просто. На следующий день он сходил на рыбалку, наловил кучу рыбы, и получил большое удовольствие. Такого клева испытывать ему еще не приходилось. Вечером собственноручно сварил тройную уху и хорошо поужинал с местными стариками. Аборигены принесли спирту, соленых грибочков и кой-какой зелени с огорода, так что ужин получился на славу. Утром он проснулся поздно и с сильной головной болью, все-таки спирт для него был питьем непривычным. Голову нужно было поправить, а «лекарство» можно достать только в магазине Веселого Яра. Прошагав три километра отделявшие Ракушку от села, на свежем воздухе, голову немного отпустило. Он зашел в магазин, где был удивлен большим ассортиментом импортных вин. На отдельной полке стояли особняком бутылки с невзрачной белой наклейкой, где синими буквами читалась надпись «Спирт питьевой». Продавщица объяснила, что местная публика покупает в основном спирт, а вино спросом не пользуется. Костин взял бутылку доброго венгерского токая, шоколад и пару пачек сигарет «ТУ-134».

Расположившись на пустынном берегу бухты, он небольшими глотками отпивал терпкое сладковатое вино, с хрустом разгрызал твердый черный шоколад и предвкушал предстоящие события. Через несколько дней в бригаду пожалует представительная комиссия с проверкой караульной службы, секретности и режима. Сначала они проверят бумаги, и по бумагам все будет выглядеть неплохо. Затем полковник Горин, выходя из штаба, откроет электрощит на лестничной площадке, злорадно улыбаясь, вытащит и покажет всем злополучную картонку:

- Товарищ комбриг, Ваш штаб взорван восемнадцатого числа в 8 часов 30 минут, как раз в то время когда Вы заслушиваете доклады командиров подводных лодок.

Костин представил, как пойдет пятнами лицо комбрига, как охнет, и схватиться за сердце начальник штаба…

Затем Горин извлечет картонку из под кнехта на пирсе:

- Здесь сработала мина в 8 часов 40 минут, того же дня. Ваша подводная лодка взорвана, а если предположить, что детонировали торпеды в первом отсеке, то уничтожена и вторая лодка, стоящая у пирса с другой стороны.

В кабинете командира береговой базы извлекут «мину» из вазы, стоящей на книжном шкафу, объявят взорванными казарму караульного взвода и офицерское общежитие. И будет разгромный приказ по флоту, и перенакажут кучу начальников…. Так им и надо, этим фраерам и задавакам в черных мундирах с золотыми пуговицами и нашивками. И это он, Костин, один обезглавил и вывел из строя целую бригаду подводных лодок. Теперь повышение по службе ему обеспечено, как и досрочное присвоение очередного воинского звания. Тут и сомневаться не приходиться, можно считать, что погоны майора у него уже на плечах…

Так мечтая о приятном, он допил бутылку и собрался уже уходить. Бросить бутылку на девственно чистом песке, рука не поворачивалась. Бросить ее в море? Волны все равно выбросят ее на берег. Костин осмотрелся. Неподалеку находились заросли каких-то кустов, и он, со снайперской точностью, зашвырнул посудину в самую гущу. Бутылка мягко шмякнулась в заросли и оттуда, к его удивлению, раздался отборный трехэтажный мат. Из кустов вылез пьяный плюгавенький мужичишка и, пошатываясь, направился к Костину выяснять отношения. Мужик был грязный, весь какой-то ободранный и от него неприятно пахло. Костин извинился и пытался уйти, но тот уйти не давал, хватал за одежду и требовал компенсацию за причиненные неудобства. Утверждал, что бутылка попала ему по голове. Костину ничего не оставалось, как применить испытанный прием каратэ. Отлетев метра на полтора, мужичек приземлился задницей в песок и визгливо, бабьим голосом запричитал:

- Леха, Леха! Он меня побил, выручай Леха.

На крики из кустов вылез второй мужик. Он был полной противоположностью первому. Это был настоящий гигант, где-то под метр девяносто ростом и метра полтора в плечах. Пошатываясь и загребая песок ногами, мужик приближался к Костину. Конечно, можно было ускорить ход и уйти. Пьяные мужики вряд ли могли соревноваться с ним в беге. Но это выглядело бы некрасиво. Он, специальный агент и почти майор, убегает от двух пьяных гражданских. Вернее даже от одного, так как первый продолжал сидеть на песке и, видать по всему, драться не собирался.

Когда Леха подошел вплотную, Костин нанес ему серию упреждающих ударов в голову и закончил ударом ноги в живот. От этого противник должен был упасть, получив, если не нокаут, то нокдаун точно. Но тот вроде как и не почувствовал этих ударов. Ладонью, величиной с совковую лопату, влепил Леха Костину мощную оплеуху. Голова агента

съехала к левому плечу, что-то хрустнуло в шейных позвонках, и он бесчувственным мешком рухнул на песок.

- Ой, Леха! Никак ты его пришиб?!

- Да не. Я вполсилы…. Оклемается.

Мужики начали присматриваться к агенту. Леха, будучи профессиональным охотником, сразу заподозрил неладное:

- Он не из Ракушки, я тамошних знаю. И смотри, одежонка дешевая, а руки белые, нежные…

Мелкий вытащил из кармана агента бумажник.

- Смотри, Леха! Тут денег немерено, сотни три с половиной будет. Прописки нету. Смотри, на фотографии морда бабья…. Ой, Леха, видать, мы шпиена изловили. Волоки его на заставу.

Начальник погранзаставы лейтенант Трошин еще вчера, взяв карабин и одного солдата, ушел на охоту. В соседнем распадке местные видели небольшое стадо диких свиней.

Старшим на заставе остался старшина сверхсрочной службы Панфилов. Когда Леха приволок Костина на заставу, старшина уже собирался идти домой. Выслушав мужиков и повертев в руках подозрительный паспорт, заниматься с задержанным не стал. Велел запереть его в кладовку, а про себя, решил:

- Завтра вернется начальник заставы, пусть и разбирается.

Вечером старшина, после баньки, сел ужинать. Но только он поднес стопку ко рту – зазвонил телефон. Звонил дежурный по заставе сержант Копылов. Он доложил, что задержанный вполне очухался, страшно ругается и требует начальство.

- Завтра вернется начальник и с ним разберется. Дайте ему пожрать и на этом точка.

Но точки не получилось. Только старшина умостился под бок жене, снова зазвонил телефон. Дежурный сообщил, что задержанный ругается и буянит, колотит ногами в дверь, и от этого шума спать солдатам совершенно невозможно. Старшина задумался, но думал недолго:

- Бросьте его в силосную яму за конюшней. Она глубокая, не вылезет. Ночью холодно, чтоб не замерз, бросьте туда пару охапок сена…

Утром вернулся лейтенант, злой как черт – завалить кабана ему так и не удалось. Ему доложили о последних событиях, и он велел доставить задержанного. Тот заявил, что он капитан Костин и выполнял спецзадание в бригаде подводных лодок.

- Кроме фальшивого паспорта и его заявлений, доказательств у меня нет. Почему я должен ему верить? – резонно рассуждал про себя лейтенант.

- Дайте телефон Вашего начальства. Это единственный способ решить вопрос. Иначе я вынужден отправить Вас под конвоем во Владивосток.

Возможность ареста и этапирования в город не на шутку испугала Костина, и он дал телефон своего отдела. Телефон был по ВЧ (специальная связь), которого на заставе не было. Трошин сел на мотоцикл и уехал в Ракушку, где зашел на узел связи и, с разрешения флагманского связиста, позвонил по ВЧ на указанный номер. Трубку поднял зам. начальника спецотдела:

- Подполковник Дугаев слушает.

- Говорит начальник погранзаставы № 7 лейтенант Трошин. Товарищ подполковник, служит ли у Вас капитан Костин?

- Минуточку. - Дугаев задумался и начал лихорадочно соображать, просчитывая ситуацию. – Откуда стала известна фамилия агента? Налицо утечка информации. Кто-то в отделе слил? Но на провал операции, вроде не похоже. Ладно, будем разбираться. – а по телефону он ответил, что капитан с такой фамилией ему не известен.

Трошин поднялся на второй этаж и зашел к начальнику штаба поделиться информацией, но тот уже был в курсе ситуации.

А события развивались следующим образом. Прошлым утром капитан-лейтенант Жеребцов, опаздывая на службу, в спешке, забыл в умывальнике на полке свою электробритву. Баба Клава, делала приборку и сослепу бритву не заметила. Протирая полку, смахнула ее тряпкой. Электробритва точно угадала в ведро для мытья полов Охнув, баба Клава вытащила ее из воды, наспех протерла сухой тряпкой и снова положила на прежнее место. На следующее утро Палыч перерыл всю комнату в поисках электробритвы, но так ее и не нашел. Пошел умываться и обнаружил ее в умывальной комнате. Решив побриться, он сунул штепсель в розетку. Раздался характерный треск, из электробритвы пошел дым, а на этаже перегорели пробки. Новых пробок в общежитии на хозяйстве не было, и Палыч принялся мастерить из старых жучки. Когда он вкрутил «отремонтированные» пробки, загорелся свет. Тут то он и обнаружил картонку с надписью «ЗАМИНИРОВАНО»

- Шутят лейтенанты, - подумал Палыч и картонку хотел выбросить, но, перевернув, увидел циферблат, вписанное время и сегодняшнее число.

- Что-то тут не чисто, - решил Палыч и отнес картонку начальнику штаба. Тот вызвал командира береговой базы и ситуация стала понемногу прояснятся.

- Так называемый племянник бабы Катерины, больше некому, - догадался Петрович. Тут и вошел Трошин с фальшивым паспортом Иванова и доложил, что тот сидит у него в КПЗ, куда был доставлен за драку.

- Так, все ясно! Прислали доморощенного диверсанта. Снова на вшивость проверяют, - резюмировал начальник штаба и тут же приказал проверить все электрощитовые ящики. Тут же была найдена картонка в распредщите штаба. С погранзаставы доставили кинолога с собакой. Рексу дали понюхать картонки, и он быстро отыскал рукотворные мины под кнехтом на пирсе №2 и в кустах у караульного помещения. Практиковался Рекс довольно редко, поэтому ищейка из него была посредственная. И только привычка Костина обильно поливать себя одеколоном «Шипр», помогла Рексу решить задачу. Дольше всего искали последнюю «мину». Петрович понимал, что Иванов посещая его кабинет, наверняка напакостил. Он перевернул в кабинете все вверх дном, но так ничего и не нашел. Сел отдохнуть после бесплодных поисков и тут взгляд его остановился на вазе, которую покрывал слой пыли в палец толщиной.

- Нужно отдать вымыть, - решил Петрович и снял вазу со шкафа. Так была найдена последняя мина.

На следующий день «диверсанта» посадили в комбриговский газик, отвезли в Ольгу и посадили в самолет. А в вышестоящий штаб отбили телеграмму, где, в частности, говорилось:

« …спецагент, капитан Костин сразу вызвал подозрение, в результате за ним было установлено негласное наблюдение. «Мины», которые он подбрасывал, сразу изымались….На четвертый день, им была устроена пьянка в минпартии с местными жителями….В поселке Веселый Яр, после употребления спиртных напитков, затеял драку с гражданскими лицами, в результате чего был задержан и доставлен на погранзаставу….После выяснения всех обстоятельств, отправлен в свою часть.

Дальнейшая судьба капитана Костина неизвестна, а вот приказ по флоту был. В нем бригаду хвалили и ставили в пример.

* * *

Спустя несколько дней в бригаду приехала комиссия штаба флота. Одна из подводных лодок уходила в автономку и перед выходом ее положено «проверить на готовность».

Действие это было вполне формальное, так как не бывало случая, чтобы сделали вывод о том, что лодка не готова. Итоговая реляция была всегда одинакова:

- «Материальная часть в строю, экипаж укомплектован полностью, личный состав здоров. Политико-моральное состояние экипажа хорошее, поставленные задачи лодка выполнить способна…»

Если даже были серьезные поломки и неисправности, экипаж старался их скрыть, а комиссия делала вид, что их не замечает.

В комиссии было несколько офицеров штаба флота, остальные – флагманские специалисты штаба эскадры подводных лодок. Проверка заняла несколько часов, вечером комиссию потчевали обильным ужином. На следующий день проверяющие, с чувством хорошо исполненного долга, должны были улетать во Владивосток.

Одним из членов комиссии был начальник политотдела эскадры капитан 1 ранга Максимович. Это была легендарная личность, годков ему было за семьдесят и почему держали его еще на флоте, для всех оставалось загадкой. Вроде начинал он еще в гражданскую войну, одно время служил вместе с нынешним главкомом «Г», которому тоже уже за шестьдесят. Возможно, держал его главком, чтобы не считаться самым старым в военно-морском флоте.

Самолет, на котором убывала комиссия, вылетал в 14 часов, а на 10.30 Максимович назначил в клубе политинформацию для офицеров и сверхсрочников. Делать это он любил и всегда проводил при посещении проверяемых бригад. Это даже были не столько политинформации, а воспоминания разных случаев из его длинной биографии, которые он увязывал с текущим моментом. Заканчивал он критикой существующих «нарушений и безобразий», которые он успевал накопать во время проверки. После его выступлений, его часто цитировали вместо анекдотов во время выпивки. К тому же, говорил он сильным белорусским акцентом. Из родного Могилева уехал он в возрасте 16 лет и в Белоруссию больше не возвращался, но акцент остался при нем. В морских делах разбирался он слабо, поэтому останавливался на вопросах организации быта и досуга, порядка в казармах, в подсобном хозяйстве и на береговой базе.

Вот и сейчас, Максимович встал пораньше и отправился искать «безобразия». На территории бригады он ничего существенного не нашел и от безысходности отправился в городок продолжать поиски «безобразий», которыми можно было «украсить» концовку своего выступления. И он нашел, что искал.

В офицерском общежитии старший лейтенант Харченко проснулся с сильной головной болью. Вчера он с товарищами отмечал свой день рождения, и видать «слегка перебрал». Он умылся, холодная вода помогла, но не надолго. Нужно было принять «лекарство». Он открыл холодильник, но кроме початой банки тресковой печени и банки сгущенного молока, там ничего не было. Случайно зацепил оконную штору и о радость, увидел на подоконнике в углу бутылку пива. Возможно кто-то, или он сам, «заначили» ее за штору, а потом забыли. Харченко сковырнул пробку, сделал большой глоток, и тут же сплюнул. Пиво прокисло, видать стояло на подоконнике несколько дней, а пробка сидела неплотно. С сильного расстройства и огорчения, метнул он бутылку в открытое окно.

Злополучная бутылка шлепнулась в метре от проходившего по аллее Максимовича. Начальник политотдела поднял голову, но определить из какого окна выбросили бутылку не смог. Носком ботинка он пошевелил бутылку, из которой выливалась желтая жидкость.

- Моча, - решил Максимович, - вот безобразники, ну я вас…

В клубе Максимович оглядел зал. Тот был заполнен почти полностью, и он остался доволен. Начальник политотдела бригады, зная характер своего начальника, загнал в клуб всех способных передвигаться.

Максимович долго рассказывал, как трудно было устанавливать советскую власть, как тяжело давалась победа в последней войне и, наконец, перешел к озвучиванию «безобразий», которые он обнаружил в бригаде. Он даже увязал их с текущей военно-политической обстановкой. Тут своими словами не передать, нужно только цитировать:

- « Товарищи офицеры, командиры и политработники! Вы знаете, какая сложная международная обстановка! В Японское море вошел американский авианосец «Интерфрайзер» на ядронном топливе! И в период такой напругы, ваши офицеры в общежитии пьють, в бутылки ссуть и в окна их швыряють…Это ж охренеть!»

Начальник политотдела бригады, который сидел рядом с Максимовичем за столом на сцене, тронул его за рукав и тихо сказал:

- Товарищ капитан 1 ранга у нас в зале женщины…

В зале действительно было десятка полтора женщин – телефонистки, радистки, шифровальщицы.

Максимович сделал паузу, строго оглядел зал из под очков. Не понимающе взглянул на НачПО бригады и продолжил:

- Вот я и говорю, товарищи женщыны, офицеры ваши пьють и в бутылки ссуть…

В зале захихикали. Сначала тихо, затем весь зал разразился хохотом. Пока НачПО бригады устанавливал тишину и порядок, в зал вошел комбриг и сказал Максимовичу, что

все члены комиссии сидят в автобусе и ждут только его. Тот безнадежно взмахнул рукой, собрал со стола свои листки, и сошел со сцены.

- Товарищи офицеры! – скомандовал НачПО бригады. Все встали и, когда начальство вышло за дверь, продолжили смеяться.

* * *

На следующий день, после ужина, Сергей в общежитие не пошел. Остался заканчивать корректуру навигационных карт и пособий. Работа простая, но занудная. Необходимо просмотреть накопившиеся за месяц НАВИМЫ (навигационные извещения мореплавателям) и НАВИПЫ (навигационные предупреждения). Там сообщалось о навигационных опасностях, закрытых для плавания районах и все такое прочее. Все это нужно прочесть, выудить из толстенной стопки карт нужные, внести красными чернилами корректуру, поставить дату и подпись… Он уже заканчивал возиться с картами, когда в каюту вошел Семен Кучко, крутя на указательном пальце кольцо с ключом:

- Танцуй Сергей Николаевич, я тебе ключик принес!

- Насколько мне известно, танцуют, когда приносят письмо, а тут какой-то ключ. И куда прикажете мне его вставлять?

- Ну, ты чудак. Ты человек женатый, а женатому человеку положена квартира, отсюда и ключ. Айда смотреть.

Квартира оказалась на втором этаже ДОСа №6. Это была двухкомнатная квартира, одну комнату занимал минер с соседней лодки с женой, вторую выделили Сергею. Они постучали, но ответа не дождались. Тогда Семен открыл дверь своим ключом, и они вошли. Комната была абсолютно пустая и изрядно подзапущенная. Старпом поковырял ногтем облупившуюся краску на дверях балкона, оглядел стены в дырках от гвоздей:

- Ладно, завтра пришлю боцмана и пару матросов. Покрасим пол, окна, двери. Потолок побелим, стены подшпаклюем и покрасим. Все будет как в лучших домах ландона. Привози жену и наслаждайся…

Хлопнула входная дверь, вошла молодая женщина.

- Вот, пожалуйста, хозяйки дома нет, а гости уже в доме!

- Здравствуй Вера. Вот Ваш новый сосед по квартире Барк Сергей Николаевич. Прошу любить и жаловать. Ну, я пошел, вы тут сами разберетесь.

Соседка оказалась на удивление хороша собой, это было приятно.

- Меня зовут Вера Ивановна Голубева, можно просто Вера. Муж Аркадий, он сегодня дежурит на лодке. Ну, что же мы стоим в коридоре, пойдемте на кухню чай пить.

Пить чай вдвоем с красивой женщиной Сергею, уже месяц находящемуся без женского общества, было приятно вдвойне. На кухне стояла электрическая плита на четыре конфорки, холодильник и два небольших столика. Пока пили чай с вареньем из лимонника, Вера инструктировала Сергея.

- Теперь Вам необходимо обзавестись мебелью. Магазинов, где продают мебельные гарнитуры, как вы сами знаете, у нас нет. Зато есть КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть). У них там огромный склад забитый старой ломанной ме6елью. Что-нибудь подберете. Кстати, недавно привозили новую партию, может не все разобрали…

На складе удалось взять очень приличный платяной шкаф, стол, стулья и табуретки. С кроватью было хуже. Оставались только односпальные железные койки с продавленными сетками. Словно детишки использовали их в качестве батута.

- Вот, все что есть. – словно оправдывался мичман заведовавший складом. – правда, есть одна полуторная кровать, совсем новая, но без спинок. Спинки где-то потерялись при транспортировке.

Сергей осмотрел кровать без спинок:

- Ладно, беру эту. Поставлю на кирпичи – будет кровать-тахта.

* * *

В квартире старшего механика собрался весь офицерский состав экипажа. Квартира у стармеха была отдельная и трехкомнатная, так как успел он народить уже трех пацанов. Жена его с детьми улетела во Владивосток ухаживать за заболевшей матерью, так, что квартира оказалась очень кстати для предстоящего «сабантуя». Повод для застолья был весьма уважительный. «Доку» присвоили очередное звание капитана медицинской службы, Сергею старшего лейтенанта. После официального поздравления Васечкина и вручения новых погон, когда звездочки из выпитого фужера были выплюнуты в блюдце, продолжилось обычное винопитие. Оно перемежалось анекдотами, разговорами о службе и, само собой, о женщинах.

Скоро доктор попытался уйти, ссылаясь на то, что он завтра уже в отпуске и необходимо собраться.

Тю, тю! Рассмешил, причина неуважительная, - парировал замполит Евдошин. – Что тебе бобылю собираться? Подпоясался и на самолет.

- Кстати, Андрей Владимирович, что-то слабо ты проводишь политико-воспитательную работу с нашим «Доком». – отметил командир. – Смотри, Юрий Константинович уже целый капитан, через три года тридцатник стукнет, а все молодой-холостой. Единственный холостяк в нашем экипаже остался, Непорядок.

Тему поддержали и все разом заговорили, что «Док» вполне созрел для женитьбы.

- Ну, сознайся, есть невеста на примете? Жениться в отпуске собираешься?

Юрий сначала смутился, но, после очередного тоста, признался, что о женитьбе думает, но невестой не обзавелся:

- Вот, накопил отпуск за два года, поеду к родителям в Ригу, и буду искать эту, как ее, ну да, невесту.

Выпили за успешный поиск. После чего, советы опытных женатых мужей посыпались как из рога изобилия, временами перерастая в спор.

- Не вздумай там, на латышке жениться! Эти прибалты шибко эмансипэ. Считают себя европейцами, а нас полуазиатами. Рожать не хотят и букой смотрят…

- Во, во. А поезжай в Иваново. Как там, в песне поется – « А Иваново – город невест».

- Нет, русская женщина не лучший вариант. Все норовит мужа под каблук запихать….Как там говорил поэт – «коня на скаку остановит»….И телесами пышные, а «Док» у нас мужчина миниатюрный.

- Тогда на Украину, там девушки хороши во всех отношениях!

- Ох, не надо! Почти те же русские, только вид сбоку. И мужа под каблук тоже горазды запихнуть. Вспомните Роксолану, если она султана Селима взнуздать сумела…. И потом они хороши до тридцати, а потом руками не обхватишь.

- Надо «Доку» лететь в Узбекистан. Узбечки очень хороши и лицом и фигурой. Они с мужиком спорить не будут, им религия не позволяет… И детей нарожают кучу.

- Кстати, о религии. Узбечки ведь мусульмане, нам славянам это не совсем хорошо.

- Да нам безбожникам это по барабану, какая там у них религия. Вот танец живота как станцует, с голыми животом и в прозрачных шальварах, так будешь готов и обрезание сделать….Га, га, га.

- Ну, если так, то нечего за десять тысяч километров тащиться. У нас под Хабаровском можно присмотреть очень хорошенькую кореянку или китаяночку.

Разговор продолжался допоздна, причем не забывали выпить и за узбечек, и за китаянок, ну и, само собой, за славянских девушек. После очередного тоста «Док» упал лицом в салат, и командир воспринял это как сигнал к окончанию вечера

- Так, по местам стоять, с якоря и швартовов сниматься! Сергей Николаевич, ты у нас мужик крепкий, отнесешь доктора в общежитие. Андрей Петрович и Семен Александрович, поможете хозяину прибраться. Прекратили треп! Все по домам!

После приведения комнаты в порядок, Сергей выбрал момент, когда командир был в хорошем настроении и дышал добротой. Чаще всего это бывало после обеда или после общего построения, когда экипаж хвалил комбриг и ставил лодку в пример остальным.

- Олег Иванович, жилье я привел в порядок, надо бы за женой съездить в Тихоокеанск…

- А, что она сама не может приехать?!

- Может, но… Жена в положении. Багаж, поэтому добираться теплоходом…

- А, ну тогда другое дело. Нужно ехать. – Командир в задумчивости подергал себя за ухо. Он всегда так делал, перед тем как принять решение.

- Если даст три-четыре дня, готов буду его расцеловать, - подумалось Сергею. Но командир своим решением его просто убил.

- Ну, что ж завтра лодка встанет на десять суток на ППР (планово-предупредительный ремонт силами личного состава), думаю, этого времени Вам хватит.

Стармех выделил три бутылки спирта, на всякий случай. На Дальнем Востоке рубли не ценились, а спирт являлся эквивалентом валюте.

На следующий день, с утра, Сергей уже сидел на аэродроме Ольги, поджидая самолет из Владивостока. На этот раз прилетел не «кукурузник», а двухмоторный самолет. Что-то вроде Дугласа. Наверно остался еще с войны по ленд-лизу. Здесь даже была бортпроводница. Владивостокский аэропорт находился в городе Артеме, что в 60 километрах от столицы Приморья. Далее до городка Большой Камень ходил рабочий поезд, а там до Тихоокеанска автобус или попутка. Короче, к вечеру Сергей уже был дома.

Неожиданный приезд мужа Лизу обрадовал и удивил одновременно.

- Вот, приехал за тобой. Поедем к новому месту службы. Жилье получил.

- Очень хорошо, за ночь я соберусь. Ехать завтра?

- Можно так не спешить. На все сборы и переезды у нас десять суток.

- Быть такого не может! Это же почти отпуск! – Радовалась Лиза.

Уплетая украинский борщ, Сергей взахлеб рассказывал о Ракушке.

- Райское место! Не изгаженная людьми природа! Особый микроклимат, более трехсот солнечных дней в году! Пляж с мая по октябрь! Командир как отец, поселок как одна семья!

- Вот видишь, а ты переживал….

- И главное, если не в море, ночевать идешь домой. Не то, что в «дикой дивизии», корабли месяцами стоят у стенки, а офицеры как собаки на привязи, без схода на берег….

* * *

Через неделю семейство Барков созрело к переезду. Весь домашний скарб вместился в три чемодана и фанерный ящик из-под спичек. Пунктом отправления был избран порт Находка. Это на пятьдесят километров ближе, нежели добираться до Владивостока. Многочисленные населенные пункты, рассыпанные по побережью Приморского края, кроме морского транспорта, практически пассажирского сообщения не имели. Из Владивостока до бухты Светлой ходили два теплохода – единственная возможность местного населения добраться до своих, богом забытых, пенатов.

В Находке Сергей сходил в штаб морского погранотряда и по спецсвязи позвонил командиру.

- Барк на связи. Гружусь на пароход в Находке.

- Молодец, что позвонил. У нас тут прошел очередной тайфун и крылом зацепил Ольгу. Ручьи между Ольгой и Тимофеевкой превратились в бурные реки и снесли мосты. Так, что автобусное сообщение прервано. По утрам в Ольгу ходит наш вездеход, вот на него и рассчитывай.

- Все понял, Олег Иванович. Спасибо за информацию. Через двое суток буду на борту.

Вечером погрузились на теплоход и заняли двухместную каюту на верхней палубе. Грузопассажирский теплоход «Тобольск», издалека, выглядел неплохо, при ближайшем рассмотрении стало ясно, что вполне созрел к списанию в металлолом. «Тобольск» дал короткий гудок и медленно выполз из бухты. Миновав мыс Поворотный, вышли в море. Зыбь – остатки прошедшего тайфуна, слегка раскачивала теплоход. От этого он скрипел всеми сочленениями своего старого корпуса. Скрипела и мебель в каюте. По столу и стенам строем ходили тараканы. А, во время прогулки по палубе, Лиза увидела громадную крысу, которая мирно сидела на юте у кормового шпиля. Видно грелась в лучах заходящего солнца. После поворота на новый курс, теплоход лег по волне и скрип почти прекратился. Коронный ход, который мог дать изношенный дизель «Тобольска» составлял восемь узлов. Поэтому, триста километров от Находки до Ольги, мог преодолеть только за двое суток. Кроме того, остановки у населенных пунктов, многие из которых не имели даже причалов. Теплоход вставал на якорь, а пассажиров и груз снимали на подошедшие шаланды или катера.

Вечером Сергей отправился в корабельный буфет выпить пива. Там было пусто, и только за одним столиком сидел один из членов команды. Судя по нашивкам на рукаве, второй помощник капитана. Ромбик на тужурке моряка указал Сергею на выпускника Ленинградского высшего мореходного училища имени Макарова. Барк поставил свою кружку на столик.

- Не возражаете коллега, если я к Вам присоединюсь?

- Возражений не будет, но почему коллега? Как я понимаю, мы с Вами служим по разным ведомствам.

- Все очень просто. Коллега потому, что оба мы пять лет, топтали проспекты Васильевского острова.

- Теперь понятно. Значит, Фрунзе заканчивали.

Помощника звали Владимиром и молодые люди, прихлебывая пиво, предались воспоминаниям о курсантских годах. Выяснилось, что Володя тоже с Украины, мало того, тоже с Полтавщины. Со славного города Миргорода, лужу в центре, которого так красочно описал в свое время Гоголь. Теперь моряки почувствовали себя почти родственниками. Сергей пригласил Владимира в каюту, где Лиза, на скорую руку, состряпала бутерброды и мужчины приняли по сто грамм спирту. Уходя, Владимир сказал:

- Завтра моя вахта с 12 до 16, приходите на мостик, если будет желание. Продолжим общение.

На следующий день погода выдалась как по заказу. Зыбь убилась, море ровное как стол, на небе ни облачка. После обеда, Сергей с Лизой поднялись на мостик. В ходовой рубке было пусто, теплоход шел на авторулевом. И только на крыле мостика маячила одинокая фигура вахтенного помощника капитана. Владимир гостям обрадовался, начал показывать свое хозяйство.

- За этим мы к тебе и пришли, - начал объяснять Сергей. – Понимаешь, моя жена оказалась большой любительницей навигацких наук. За время нашего супружества, изучила клотик, семафор, навигационные карты, лоции, звездное небо, простейшие способы определения места. Нутам по трем пеленгам, по двум углам, крюйс-пеленг. Но все в теории. Практически это делать, сам понимаешь, было негде. Если не возражаешь, мы тут у тебя потренируемся.

- Какие могут быть возражения, буду рад.

Владимир вытащил из ящика секстан и мужчины начали учить Лизу измерять высоту солнца. Затем учили, при помощи секстана, измерять горизонтальные углы между мысами и маяками. Владимир извлек протрактор (угломерный инструмент, фиксирующий два измеренных угла) и Лиза принялась упражняться. Затем Сергей вывел ее на крыло мостика.

- Вот, эта штука репитер гирокомпаса. На репитер надет пеленгатор «ПГК-2». Смотришь в окуляр, совмещаешь визир с маяком, внизу снимаешь отсчет с картушки репитера. Это и есть пеленг. Если плохо видно, этим рычагом можно включить увеличение, пеленгатор совмещает в себе свойства бинокля. Пеленг прокладываешь на карте. Остальное ты знаешь.

Мужчины занялись беседой, а Лиза бегала туда сюда от пеленгатора в рубку и наносила пеленга на карту. Через какое-то время обратилась к Сергею.

- Почему получаются треугольники, в теории пеленга должны пересекаться в одной точке?

- Потому, что ты берешь пеленг медленно. Потом идешь, прокладываешь его на карте, тоже медленно. Бежишь, берешь второй пеленг. Между замерами прошло две минуты, за это время теплоход прошел три кабельтова. Третий пеленг – еще три кабельтова. Поэтому первый пеленг нужно сместить по курсу судна на шесть кабельтов, второй на три кабельтова. Тогда они у тебя и пересекутся в одной точке. Либо делать все быстро, в течение одной минуты, и измерять и прокладывать.

Лиза удалилась и продолжила терзать карту и пеленгатор, а мужчины продолжили прерванный разговор. Минут через двадцать, Лиза подошла к Владимиру и безапелляционно заявила, что судно сбилось с курса и идет на восемь кабельтов ближе к берегу, нежели начерчен рекомендованный курс. Мужчины подошли к карте. Действительно, Лиза нанесла пять определенных мест и они стройно отбивали фактический курс и он был левее, нанесенного на карту, рекомендованного. Владимир смутился и стал объяснять, что здесь не военный корабль и требования к точности другие.

- Видите, рекомендованный курс прочерчен шариковой ручкой. Мы его придерживаемся плюс-минус десять кабельтов…

В каюте Сергей отчитал Лизу.

- Ну, ты мать даешь! Вогнала мужика в краску. Нужно думать, что говоришь.

«Тобольск» медленно продвигался вдоль берега на восток, заходя на короткие остановки в населенные пункты. Все эти поселения еще имели свои китайско-корейские названия. Тетюхэ, Сяухэ, Пфусунг….Вскоре их стали активно переименовывать, давая названия русского звучания. Ночью, кажется в Пфусунге, простояли лишних три часа. У буксира, который должен был снять груз и людей не запускался двигатель. Пришлось ждать, пока его наладят. В результате к Ольге подходили с опозданием более четырех часов. Во время швартовки к причалу, Сергей с Лизой стояли на верхней палубе, готовые сойти на берег. На причале одиноко стоял какой-то грузовик с тентом на кузове и возле него несколько человек. Когда подошли поближе, Сергей, к своему удивлению, распознал в машине бригадный «УАЗ-66», а в стоящем возле него офицере – флагманского штурмана бригады капитана третьего ранга Валтушкайтиса. Раймонд Викторович тоже увидел Барка, помахал рукой и указал на машину.

- Видишь Лиза, как у подводников поставлено дело. Машину прислали и сам флагманский штурман встречает, - не преминул похвастаться Сергей. Однако, на душе стало неспокойно. Что-то здесь было не так….

Когда приехали в Ракушку, Раймонд Викторович отвел Сергея в сторонку.

- Я пока перекурю, отведи жену в квартиру и выходи. Есть разговор.

Матросы быстро внесли ящик и чемоданы в дом. Комната Лизе понравилась, и она повисла у Сергея на шее.

- Ой, как здорово! Все покрашено, вымыто и даже мебель в наличии.

- Ладно, ты пока осматривайся мне нужно переговорить с Раймондом Викторовичем.

Флагштур сидел на лавочке возле дома, машина почему-то не ушла и продолжала стоять у подъезда. Сергей сел рядом, закурил.

- Для беседы прибыл и готов слушать. Предчувствую – разговор не из приятных.

- Ну, где-то так. Идешь в автономку на «С-145» вторым штурманом. Лодка на рейде стоит на якоре. Если бы «Тобольск» опоздал еще на пару часов, на сто сорок пятой пришлось бы идти мне…. На сборы у тебя тридцать минут. Машина отвезет тебя на первый пирс, там ждет катер. Вот такие, брат, дела. И еще, юридически идешь вторым – фактически основным. Штурманом там капитан-лейтенант Рубцов, разжалованный бывший старпом, по специальности минер. В штурманских делах он не силен, так что полагайся во всем на себя.

- Знаю Рубцова. Но, что он был старпомом, не знал. А за что его?

- Во Владивостоке в ресторане напился, драку устроил. Какого-то местного туза поколотил….

- Я понял. Все бы было хорошо, если бы не так неожиданно. Знать бы заранее, не привозил бы жену. В Тихоокеанске она уже обжилась – подруги, знакомые…. А тут привез в незнакомое место и тю-тю на пятьдесят суток.

- Эта автономка не планировалась. К тому же, четыре лодки участвуют в торпедных стрельбах на приз главкома – оттуда штурманов не снять. Две лодки в этом году уже свои автономки отходили. Два штурмана только из училища, еще на допуск не сдали. Вот, один ты остался. А твоя лодка все равно через месяц идет в ремонт в Совгавань…

Вернувшись в дом, Сергей попросил Лизу собрать походный чемоданчик.

- Срочно понадобилось выйти в море, на сборы у меня двадцать минут. Поэтому и встречали с машиной.

- И сколько тебя не будет? Дня два или три?

- Да, нет. Дней пятьдесят, это автономка.

Лиза охнув, села на кровать…. Но овладела собой быстро, собрала необходимые вещи….

* * *

Катер еще только подходил к лодке, как уже дали команду выбирать якорь. Как только Сергей запрыгнул на борт, запустили дизеля и лодка, набирая ход, заскользила из залива в открытое море. Представившись командиру, Барк спустился в штурманскую рубку, поздоровался с Рубцовым.

- Привет Николай Степанович! Вот прибыл на поход вторым штурманом.

- Ну, это просто чудесно. Вроде говорили, что идет флагманский штурман, и я уже начал переживать. Будет клевать весь поход. Давай сразу определимся с вахтой. Как будем нести – шесть через шесть или по двенадцать часов?

- Мы на боевой службе несли вахту по двенадцать. Причем, командир БЧ-1 нес вахту днем, все равно его будут дергать на тренировки с личным составом, на доклады командиру….

- Это логично, полностью согласен. На этом и порешили.

Через тридцать минут после выхода из залива, вахта заступила по-походному, и офицеров пригласили в кают-компанию на вечерний чай. Рубцов сказал, что сделает себе кофе на месте, и идти отказался. В кают-компании за столом, к своему удивлению, Сергей увидел начальника штаба бригады, помощника флагманского механика и заместителя начальника политотдела. Сел за стол, недоумевая, чем вызван десант «генералитета» на эту лодку.

А дело было в следующем. По итогам флотского социалистического соревнования бригада вышла в передовики и ей предоставили право участия в торпедных стрельбах на приз главкома. Такое мероприятие проводилось на флотах ежегодно. Каждый флот выделял на такие стрельбы четыре лодки. Выделялся кусок моря, где бродил отряд кораблей. Как правило – крейсер и четыре эсминца. Задача лодкам – корабли найти и атаковать. Район поиска огромен, корабли обнаружить непросто, еще сложнее выйти в

торпедную атаку. В назначенный период мог разразиться шторм, что осложняло условия учений. Торпедные атаки выполнялись с фактическим выпуском торпед. Специальная комиссия подбивала итоги действий каждого флота и начисляла баллы. Учитывалось –

сколько лодок сумело выйти в атаку, поражена ли главная цель – крейсер, и прочее. Торпеды вещи дорогостоящие, их необходимо после атаки найти и собрать. Если флот терял торпеду – начислялись штрафные баллы. Проанализировав действия всех флотов, Москва называла победителя. На рубках лодок, завоевавших приз главкома, рисовали звезду с буквой «Т» посредине и ниже год, в котором этот приз был завоеван.

Участие в торпедных стрельбах на приз главкома считалось на флоте едва ли не наградой. При этом ответственность была чрезвычайно велика, ведь предстояло защищать честь не только своей бригады, но всего флота.

Понятно, что теперь вся бригада «стояла на ушах», тренировки корабельных расчетов в кабинете торпедной стрельбы проводились ежедневно по несколько раз в день, акустики заучивали шумы крейсеров, минеры проверяли механизмы торпед….

До выхода на ученья оставалось несколько дней, когда комбригу позвонил начальник штаба эскадры капитан 1 ранга Семенов.

- Олег Иванович необходимо отправить лодку в автономку. Я понимаю, что вне плана, но ничем помочь не могу, штаб флота назначил твою бригаду. Готовили лодку из магаданской бригады, но она на контрольном выходе умудрилась повредить винт и согнуть линию вала.

- Но, Виктор Андреевич, это невозможно! У меня четыре лодки идут стрелять на приз главкома, две уже сходили в автономку в этом году. На двух молодые командиры, одна идет в ремонт….

- Вот, заладил. У тебя все лодки первой линии и постоянной готовности. Вот, сто сорок пятая семь месяцев как пришла с ремонта, задачи сдала, в первую линию вошла, вот и посылай.

- Как можно! Лодка больше года простояла в ремонте, экипаж молодым пополнением три раза разбавляли, опыта кот наплакал….

- Ты видно меня разжалобить хочешь. Я тебе все сказал. Свои проблемы решай сам, на то ты и комбриг. И срок тебе пять дней.

- Но пять дней - это смешно!

- Вот и смейся, не я сроки назначаю, а флот.

* * *

Сто сорок пятую начали срочно готовить. Загружали продукты, в носовые торпедные аппараты всунули две ядерные торпеды, пополняли ЗИПы, средства регенерации воздуха, аварийный инструмент. Через три дня лодка пошла на контрольный выход с проверкой штабом бригады. Старшим на борту вышел заместитель командира бригады капитан 1 ранга Одинцов….

С моря лодка вернулась поздно вечером и Одинцов, прямо с пирса, позвонил комбригу домой. Камов поднял трубку и сразу догадался, кто звонит.

- Добрый вечер Игорь Максимович.

- Не очень он добрый, Олег Иванович, этот вечер.

- Что, все так плохо?

- Хуже не придумаешь, полные дрова.

- Так, понятно. Позвони начальнику штаба, начПО, флагмеху. Через двадцать минут соберемся у меня в кабинете, доложишь подробности.

Когда все собрались, Одинцов начал докладывать:

- По БЧ-1, гирокомпас работает неустойчиво. Как удалось выяснить, в заводе, при подключении, перепутали концы на клемной плате. Вместо 24 вольт подсоединили 36. Это сразу обнаружили, но несколько витков в обмотке гиромотора, возможно, подгорело. При заправке дифманометра лага пролили ртуть. Все удалось собрать, но лаг показывает погоду. Магнитный компас не надежен. Что-то сгорело в блоке КПИ….

По БЧ-3, передняя крышка третьего торпедного аппарата не герметична. Аппарат подтекает, приходится постоянно осушать.

По БЧ-4, низкое сопротивление изоляции киловатного передатчика. В результате радиограммы лодки могут не проходить.

По БЧ-5, греется подшипник левого гребного электромотора. На правом дизеле негерметичен трубопровод подачи воздуха. В подводном положении вода поступает в пятый отсек. Приходится откачивать из трюма каждые полчаса. Во второй аккумуляторной яме низкое сопротивление изоляции батареи. В яме ощущается запах хлора….Нужно ремонтировать компрессор ДК-2 и ВЦН-90… Ну, и много еще чего по мелочам.

Моральный дух ниже плинтуса. Матрос, стоящий вахтенным у трапа, ночью видел, как с лодки по трапу бежали крысы. Рассказал об этом другим. Матросы в панике. Вот все.

- Как же получилось, что мы о многих проблемах на этой лодке не знали? – Задал риторический вопрос Камов.

- А то вы не знаете. Молчат же все как партизаны. Комбрига боятся. – Не без ехидства ввернул флагмех.

В кабинете наступила тягостная тишина. Все молчали. Пауза затянулась. Наконец Камов встал, открыл шкафчик, достал бутылку, налил себе треть стакана. Выпил.

- Кто еще будет?

Никто не ответил, и комбриг спрятал бутылку.

- Ну, что будем делать? Доложим на флот, что лодка не готова. И, что в итоге? Что вы все молчите!

- А в итоге будет вот, что. – Подал голос начальник политотдела. – Флот будет вынужден доложить в Москву. Заметьте, что это будет уже вторая лодка на флоте. Дальше главком отматерит по телефону комфлота. Последний, в своем приказе, объявит по строгачу всем сидящим за этим столом. Командиру лодки – неполное служебное соответствие, возможно со снятием с должности. Остальных своим приказом пожалует командир эскадры. И это не все. Бригаду отстранят от стрельб на приз главкома, как не достойную. Из одной из лучших она станет одной из худших. И отмываться от этого дерьма мы будем года два.