Меридианы штурмана Барка

В кабинете снова наступила тишина, которую нарушал лишь скрип стульев под мощными задами бригадного начальства.

- Иван Иванович, ты у нас главный стратег, что думаешь? – Обратился комбриг к начальнику штаба. Каравайко почесал лысину.

- Думаю, думаю, Олег Иванович. Плесни-ка мне тоже из бутылки грамм пятьдесят.

Выпив, два Ивана (так называли НШ в народе) долго жевал хвост таранки. Все терпеливо ждали. Наконец он закончил жевать.

- Что тут долго думать, нужно идти в море. Во время войны не с такими проблемами справлялись. Старшим на сто сорок пятой пойду я. С собой возьму помфлагмеха и зам. начПО. Район патрулирования за Курилами, легкий, вдали от морских путей. Продержимся. Глядишь, еще кое-что и отремонтируем. … Да, совсем забыл про историю с крысами. Кто у нас на бригаде лучший крысолов? Правильно, мичман Лунев. Пусть берет свои снасти и бегом на лодку. Поймает за ночь пару крыс и покажет матросам. Это их успокоит. Мол, свои крысы на месте, а по трапу бегали береговые гости.

- Есть другие предложения? – Спросил комбриг, заметно повеселевший. – Нет? Ну, так на том и порешили.

После чего начальство приняло по сто грамм и разошлось по домам.

* * *

Шли четвертые сутки нахождения сто сорок пятой в море. Постепенно начали приводить лодку в порядок. Недаром в бригаде помфлагмеха капитана 2 ранга Тимофеева

называли «профессором». Подшипник на гребном электромоторе «обстучали», поджали, и он перестал греться. Перебрали помпу, подварили воздуховод правого дизеля. Аккумуляторную батарею протерли спиртом, нашли треснувшую аккумуляторную банку, залепили эпоксидкой. И только с ремонтом штурманской техники дела обстояли не лучшим образом. Положение спасало то, что шли к проливу Лаперуза в прямой видимости берегов, это позволяло местоположение лодки удерживать достаточно точно. Начальник штаба бригады, в прошлом из штурманов, оказался большим любителем астрономии. По утрам и вечерам беспощадно гонял командира, старпома и минера с секстанами на мостик. И как они не упирались, все же заставил их освоить премудрости определения места по звездам.

Имея несколько точных определений, Сергей рассчитал поправки лага. Они были велики, но все же это позволяло уточнять пройденный путь. Все равно точность счисления оставляла желать лучшего, и это действовало ему на нервы. Он к этому не привык. С досады сочинил шуточное стихотворение и прикрепил изнутри на дверь рубки.

Хоть мне «штурманить» не привыкать,

Но здесь тяжело – впору стонать.

Кампас не исправен, хромает лаг

И думал, потерпим мы с другом крах.

Но мы упрямы и черт нам не брат,

И пусть в Пентагоне снова не спят.

Уже позади острова Авильон,

Упрямо лодка входит в район.

И пусть не в строю каждый прибор,

На этом не кончен наш с морем спор.

Хоть долог поход – каждый день как век,

Всегда стихию ломал человек.

Теперь по звездам лодку ведем,

По вкусу воды широту узнаем.

Появятся чайки – близки берега.

Мы их опознаем родною сторонкой,

Коль ветер оттуда пахнет самогонкой.

Два Ивана прочитал стихотворение, ухмыльнулся в бороду, которую начал отпускать.

- Ты последний куплет отправь в «Морской сборник» как рационализаторское предложение. Глядишь, и на орехи получишь.

* * *

Когда прошли пролив Лаперуза, и вышли в Охотское море, сработала аварийная сигнализация гирокомпаса. Одновременно рулевой доложил, что курс меняется вправо, хоть вертикальный руль находиться в положении «прямо». Сергей как раз находился в рубке, это была его вахта.

- Держать курс по магнитному! – скомандовал он рулевому и вылетел в четвертый отсек разбираться с гирокомпасом. Тут же в отсек прибежал Рубцов. Оба уставились на компас, следящая система которого вращалась как волчок. Температура поддерживающей жидкости поднялась выше нормы. Сергей открыл регулировочный клапан помпы охлаждения на максимум, но это не помогло.

- Кранты гирокомпасу, думаю, сгорел правый гиромотор.

- Почему правый? – Спросил Рубцов, хотя сейчас было не важно, какой из них сгорел.

- Потому, что следящая вращается вправо. – Ответил Сергей и выключил гирокомпас.

Рулевые по магнитному компасу управлять не привыкли. К тому же, магнитный изменение курса показывал не сразу, а с замедлением. В результате лодка рыскала, и курс удерживала не точно.

Перед погружением, определить свое место астрономическим способом не представилось возможным, ввиду сплошной облачности. Радиомаяки были на предельной дистанции, и стрелка радиопеленгатора колебалась в разные стороны градусов на двадцать. Приходилось брать осредненное значение, но это был не пеленг, а направление, и напоминало гадание на кофейной гуще. На вторые сутки, хоть небо и было затянуто облаками, но в них иногда появлялись просветы. Сергею удалось, улучив момент, взять

высоты двух звезд. Когда нанес место лодки на карту, оно отличалось от счислимого (то есть от того, где себя считали) на шестнадцать миль.

«Два Ивана» раздвинув животом Барка и Рубцова, протиснулся в рубку и взглянул на карту.

- Ого! Шестнадцать миль за сутки, не многовато ли?! А если трое суток без определения места? Так мы в Курильские проливы не попадем.

После погружения, начальник штаба собрал в кают-компании командира и обоих штурманов. Приглашенные сидели в позе провинившихся школьников. Выдержав паузу, Коровайко начал «снимать стружку».

- Командир, твой «Сусанин», - указал пальцем на Рубцова, - умудрился за сутки накопить ошибку места в шестнадцать миль.

- Не он один, там была и моя вахта. – Попытался вступиться за напарника Сергей.

- Прикомандированным слова не давали. За эти вещи отвечает командир БЧ-1 и командир лодки…. Ну и как мы без гирокомпаса будем выкручиваться горе-штурман?!

- Вы же знаете, что по специальности я минер. Когда снимали с должности старпома, не надо было назначать командиром БЧ-1.

- Тю, тю, тю! Назначает отдел кадров флота. Значит, вакансий командира БЧ-3 не было. А ты закончил командирские высшие офицерские классы. А как в военно-морском уставе сказано?! А сказано так – «командир – первый штурман». А ты Рубцов, если так пойдет дальше, можешь войти в книгу «рекордов» флота, как худший штурман.

- Худший штурман уже есть, - попытался снять напряжение момента Сергей.

- Интересно, кто же?

- Матрос партизан Железняк. Он шел на Одессу, а вышел к Херсону. Ошибка в месте – 90 миль.

- Молчать! Не до шуток.

Все молчали. Тишину нарушало только тиканье морских часов на переборке второго отсека.

- Ну, и что молчим? – После чересчур затянувшейся паузы, спросил Каравайко. – Может шутник Барк скажет что-нибудь толковое?

- Я думаю, сгорел гиромотор. Нужно заменить чувствительный элемент и попытаться ввести гирокомпас в строй.

- Я против, - испугался Рубцов, - эту операцию производят специалисты гидроотдела. Я этого никогда не делал….

- Я тоже этого не делал, но теперь придется. Будем все делать строго по инструкции, не боги горшки обжигают. И потом, мы ничего не теряем….

- Вот это правильное предложение, - оживился «Два Ивана». – Утверждаю!

- Чувствительный элемент стоит десять тысяч. Если что не так, кто будет отвечать? – не сдавался Рубцов.

- Что не так?

- А, если и этот сгорит?

- Ну, какая теперь тебе разница, один сгорел или два, - мудро резюмировал Каравайко.

* * *

…. В четвертом отсеке Барк «разделывал» гирокомпас. Уже пол часа штурманский электрик Скляров крутил болты, которые крепили «стол» компаса к нактоузу. А болтиков этих было шестьдесят четыре штуки, некоторые так закисли и прикипели, что откручиваться не желали…. Сергей держал перед носом инструкцию и готовил «суп» - поддерживающую жидкость для ЧЭ (чувствительного элемента)».

- Так, тринадцать литров дистиллированной воды – есть. Глицерина, два с половиной литра – есть. Формалина, сто миллилитра – есть. Буры, двадцать три грамма – есть. Смешиваем, подогреваем, заливаем. Стоп. Котел компаса спиртом протерли? Хорошо. Заливаем, загружаем ЧЭ. Стол на место. Скляров, прикручивай болты…. Готово?

…. Ну, господи помоги, запускаю….

Сергей включил питание. Гиромоторы завыли, набирая обороты, и, когда их набрали, шумы стихли. Компас тихонько урчал, как сытый кот, когда его чесали за ухом. Следящая система установилась на ноль и отклонялась от этого положения влево и вправо градусов на двадцать. Начали привычную процедуру ускоренного приведения в меридиан. Все получилось. Утром Сергей по Полярной звезде определил поправку компаса, она составила пять градусов. На эту величину развернули корпус нактоуза….

В дальнейшем точность плавания удерживалась не ниже оценки «хорошо», согласно «Правилам штурманской службы».

«Два Ивана» успокоился, перестал сам бегать с секстаном на мостик и реже стал гонять туда минера и командира со старпомом, которые, кстати, были тоже из минеров.

На седьмые сутки, курильским проливом «Диана», сто сорок пятая вышла в океан, а на десятые заняла назначенный ей район патрулирования. В дальнейшем плавание проходило относительно спокойно. Донимали только зимние шторма, изматывающие, в надводном положении, личный состав дикой качкой. Температура воздуха понизилась до минус двадцати. Дизеля, закачивающие воздух через верхний рубочный люк, за ночь основательно выстуживали лодку, до минусовых температур в отсеках. Спасаясь от качки и морозов, решили всплывать раз в трое суток. Качка ощущалась даже на глубине пятьдесят метров, и только на стометровой отметке было относительно спокойно.

Где-то, через месяц произошел весьма забавный случай, изрядно перепугавший Сергея и командира. После очередного всплытия для зарядки аккумуляторной батареи, с мостика прозвучал доклад вахтенного сигнальщика.

- Вижу маяк, слева тридцать градусов.

Сергей взглянул на карту. – Какой маяк?! До ближайшего берега сотни миль. – Выскочил на мостик – действительно маяк…. Правда, вспышки неравномерные, как по силе света, так и по продолжительности.

Начальник штаба протиснулся в рубку, куда уже набились командир и старпом.

- Что за маяк, штурман?

- Нет здесь никакого маяка, товарищ капитан 1 ранга. Чертовщина какая-то…. Может судно какое-то терпит аварию?

- Ладно, крутаните локатором один оборот. Посмотрим.

Крутанули – никого нет. Взяли курс на огонь, дали полный ход. Шли два часа, снова мазнули локатором – никого. А маяк светит. Начали считать вспышки, ни один маяк с такими характеристиками работать не может…. Ну, полная ерунда. Под утро получили радиограмму, нам сообщали, что на одном из Курильских островов началось извержение вулкана. Стало понятно – его то мы и наблюдали за сотни миль….

Все бы ничего, но вот с отдыхом у Сергея были проблемы. Так как на лодке было семь человек сверх штата, спальных мест не хватало. Начальство расположилось в каютах, вытеснив оттуда хозяев. Те переместились на другие койки – рангом ниже. Приходилось занимать лежаки тех, кто был на вахте. Но это только четыре часа, потом приходил хозяин и с койки сгонял. Приходилось идти в первый отсек и там занимать свободную матросскую койку. Спать там было неудобно. Койки располагались между запасными торпедами, расположенными по бортам. Внешне это выглядело как бутерброд, койка – торпеда, койка – торпеда и так в три яруса. Лежать на такой койке можно только на животе или на спине. На боку не получиться, так как плечо упирается в торпеду, а она железная и холодная.

* * *

После вечернего чая, свободные от вахты офицеры, расходится из-за стола, как всегда не спешили. Ведь кают-компания не только место приема пищи офицеров, это единственное место на лодке для общения. Своеобразный клуб, где можно поговорить на отвлеченные темы, дабы совсем не одичать. Вот и сейчас «Два Ивана» рассказывал очередную историю:

- …. обеспечивали мы учения морской авиации. Лодка, кажется тридцать шестая, под водой, я – посредник на эсминце сверху, авиация, понятное дело, в воздухе. На лодке посредник от авиаторов – какой-то майор. Учения как обычно. Вертолеты опускают свою гидроакустику в воду, чего-то там слушают. Потом наводят самолеты и те бомбят глубинными бомбами, понятно имитаторами. После учений, разбор в штабе авиации флота во Владивостоке. До начала мероприятия оставалось минут сорок, летчики собрались в курилке, курят, обсуждают перипетия на учениях. Я тоже сижу, курю. Меня не знают и внимания не обращают. Заходит майор, который был посредником на лодке. Все внимание к нему. Забросали вопросами, как там, на лодке, расскажи. Тот начал рассказывать, вот его повествование дословно:

- …. Приехал в бригаду, когда уже стемнело. Повели на лодку. Лодка черная, мокрая и скользкая. Обходили рубку, я поскользнулся – едва в воду не упал. Хорошо офицер, который шел сзади, удержал. Завели в рубку, теснотища – ползешь ужом по проходу. Потом трап наверх, начал подниматься набил шишку на лбу – вокруг одно железо. В рубке колодец, как в канализационном коллекторе, это и есть вход в лодку. Вокруг темень и только внизу свет горит. Начал спускаться. Трап вертикальный, метров восемь или все десять, лаз узкий. Пока спускался, еще шишку набил. Спустился вниз – центральный пост называется. Вокруг десятки маховиков, клапана, трубопроводы, манометры, всякие циферблаты. Напоминает нашу бойлерную в котельной. Дайте говорю в перископ посмотреть. Офицер, который в отсеке находился, дает команду матросу – поднять перископ. Что-то зашипело, снизу поползла железная труба толщиной с телеграфный столб – перископ. Посмотрел в окуляр, темно, ничего не видно….Как же вы плаваете, спрашиваю, ничего же не видно. Вот так и плаваем – отвечают. Стал перебираться во второй отсек. Вместо нормальной двери – люк, диаметром около шестидесяти сантиметров. Как туда пролезть взрослому мужчине – непонятно. Согнулся пополам, сначала ногу перенес, затем голову просунул, еще шишку набил…. Очутился во втором отсеке. Помещение вроде гардеробной, посредине узкий проход, слева и справа шкафы. Только двери в шкафах не открываются, а сдвигаются в сторону, как в вагоне. Думаю, посмотрю, что там. Открываю один шкаф – командир сидит, открываю второй – замполит сидит…. Перебрался в первый отсек, говорят он у них самый большой и свободный. Какой там свободный! Шесть торпед на специальных полках, три слева, три справа. Торпеды не такие как у нас в авиации – в два раза больше. Длинна ее метров семь и диаметр полметра. Между торпедами спят матросы. Зад у них лежит на торпеде, которая снизу, а нос упирается в торпеду, которая сверху. Но самое страшное у них это туалет. Если ты туда сходил и неправильно набрал комбинацию клапанов или перепутал последовательность, то тебя собственным дерьмом всего и обкидает….

Рассказ Каравайко прервал сигнал боевой тревоги, все разбежались по своим местам. Старпом уже принимал доклады командиров боевых частей о готовности к бою, когда НШ появился в центральном.

- В чем дело, командир?

- Обнаружили шум винтов по пеленгу двести десять. Шум с характерным посвистыванием, похоже, атомная лодка.

- Наших здесь нет, нас бы предупредили. Значит американцы. Штурман, определил ЭДЦ (элементы движения цели)?

- По характеру изменения пеленга, скорость цели около девяти узлов. Курс 300 – 310.

- Что-то не то. Атомные лодки на таких скоростях не ходят

- Центральный – акустики. По шумам вроде лодка, но число оборотов винта не соответствует данным таблиц.

Около часа «сто сорок пятая» сопровождала таинственную цель, но классифицировать, что это такое так и не удалось. Каравайко почесал лысину.

- Твое решение командир?

- Думаю нужно всплыть, посмотреть. Может, кто сверху шлепает?

- Не возражаю. Действуй.

- Боцман, всплывать на глубину десять метров. Оба мотора средний вперед.

Через семь минут боцман доложил.

- Товарищ командир, глубина десять метров. Крен ноль, дифферент ноль.

- Есть, боцман. Поднять перископ.

Заработали насосы гидравлики, и труба перископа медленно поползла вверх. Командир откинул рукоятки и прильнул к окуляру.

- Ну, вот картина маслом. Наш советский траулер во всей своей ржавой красе. Отбой боевой тревоги. Боцман, погружайся на глубину пятьдесят метров…. Все же Иван Иванович не понятно, откуда у траулера посвистывание винта как у атомохода?

- Что ж тут не понятного. Видать винт погнул или кусок сети намотал – вот тебе и посвистывание.

* * *

Все свободное от вахты время Сергей посвящал изучению корабля и, пользуясь тем, что на борту находились НШ и пом. флагмеха, бегал к ним сдавать зачеты на «право самостоятельного управления подводной лодкой». Зачетный лист состоял из девятнадцати пунктов и после того как в нем распишутся все флагманские специалисты, НШ и комбриг, приказом по флоту офицер получал допуск и заветную лодочку на китель.

Ввиду того, что на лодке находился зам. нач. ПО, замполит из кожи лез показать свою работу лучшим образом. Выдумывал различные конкурсы, соревнования и даже организовал выпуск стенгазеты. Людей это раздражало. Все изрядно устали и часть свободного времени, которого и так практически не было, приходилось уделять забавкам замполита. Ведь кроме его задумок и несения вахт, регулярно проигрывались учебные аварийные тревоги, проводились занятия по специальности и святое – политзанятия.

Барк был прикомандированным, поэтому, по началу, его не трогали. Но подошла очередь и к нему. Замполит нашел какой-то рисунок, где Сергей изобразил дружеский шарж на боцмана и теперь регулярно заставлял его рисовать в газету и оформлять различные листовки. Перед возвращением вынуждал написать стихотворение в финальный номер. Сергей знал, что замполит не отступит, пришлось срифмовать очередной опус:

Прощай глубина океана,

Где тысячи миль за кормой.

Курильским проливом «Диана»

Уйдем на рассвете домой.

Мы, правда, живем не в столице

Поселок на крае земли.

На пирсе знакомые лица

Друзей, что нас встретить пришли.

Нетрудно понять нашу радость,

Мы любим нелегкий свой труд,

Но все же, хоть самую малость,

Нам право пора отдохнуть.

Мы снимем рабочее платье,

Отмоем приставшую соль….

Имеем мы право на счастье

И каждого ждет нас «Ассоль».

* * *

Подойдя к южной оконечности Сахалина, у мыса Анива, сто сорок пятая всплыла на сеанс связи. Получили распоряжение флота – дальше следовать в надводном положении. Обрадовались, дали полный ход и через трое суток уже входили в залив Владимира.

Встреча лодки из похода всегда выполнялась одинаково. На причале комбриг, рядом с ним командир береговой базы с жареным поросенком на подносе. Выстроены экипажи подводных лодок, на правом фланге оркестр. Во время швартовки оркестр играет что-то торжественное….

Тут, как по заказу, происходит мелкая неприятность. Швартовка подводной лодки дело не простое. Это не надводный корабль, где винты широко разнесены на корме. Пустил двигатели «враздрай» (левый малый вперед, правый малый назад) и крутись на месте как тебе надо. Тут иначе. Лодка длинная и узкая как иголка, радиус циркуляции у нее большой, здесь навык нужен….

Командир подводил лодку очень осторожно, у него уже был печальный опыт взятия плавпирса на таран. Поэтому к причалу подошли не вплотную, метров за пятнадцать. Тут еще сильный ветер отжимной. Матросы швартовной команды начали подавать бросательные концы. Те, против ветра, до пирса не долетали, плюхались в воду….

Бравурная музыка оркестра начала стихать, затем, как в испорченном патефоне, захрипела и смолкла. Это у музыкантов застыли на морозе губы. В наступившей тишине стали слышны команды на руль и на моторы, это уже сам Андриенко начал швартовать лодку. Наконец «привязались» к пирсу. Командир сделал доклад комбригу, снова заиграл оркестр, и экипаж строевым шагом убыл в казарму.

Барк обратил внимание на то, что среди встречавших не было экипажа его лодки. Выяснил – пока был в море, триста тридцать шестая ушла на ремонт в Советскую Гавань. Сергея это огорчило, нужно ехать туда, снова отрыв от семьи, разлука с женой….

Через три дня экипаж сто сорок пятой убывал в санаторий на реабилитацию. В те годы это было непреложным правилом – после автономки 18-20 суток санатория. Утром Барк изловил командира:

- Андрей Сергеевич, разрешите мне в санаторий не ехать, я лучше дома отдохну.

- Ты же знаешь, что я не могу это сделать. После похода все должны ехать в санаторий.

- Что и начальник штаба едет и зам. нач. ПО?

- Зам. нач. ПО едет, начальник штаба нет.

- Ну, вот! НШ не едет!

- Вот и ступай к начальству, отпрашивайся у них.

После обеда (сытый начальник всегда добрее), Сергей постучался в кабинет НШ. «Два Ивана» сидел за столом, заваленным бумагами.

- Разрешите товарищ капитан 1 ранга?

- Чего тебе? Снова зачеты сдавать? Видишь, некогда мне.

- Да, нет. Я по личному.

- С личными вопросами к командиру.

- Так нет моего командира, лодка в ремонт ушла…

- А, ну да…. Ладно, давай после ужина.

С трудом дождавшись «после ужина», Барк снова топтался у кабинета Андриенка. Тот еще не пришел. Минут через десять, на трапе послышались шаги и характерное покашливание.

- Заходи, давай. Что там у тебя стряслось?

- Просьба у меня. Разрешите в санаторий не ехать.

- Это, с какого рожна? Что-то новое, не припомню, чтобы от санатория отказывались.

- Вы же знаете, я жену привез, завел в квартиру и ушел на два месяца – обживайся, как хочешь. Теперь в санаторий, снова отрыв от дома….

- Какой отрыв? Берешь жену в санаторий, за ее путевку доплатишь, так многие офицеры делают.

- Жена в санаторий ехать не хочет. Стесняется, она же в положении…. Да и тошнит ее часто…. Вот, Вы же тоже не едете….

- А ты откуда знаешь? Я может, с радостью бы поехал, «да грехи не пускают». Тут столько дел и бумаг накопилось….

- Вот я Вам и с бумагами помогу. Буду три часа в день работать у Вас писарем.

После этих слов, Андриенко рассмеялся и закашлялся. Откашлявшись, махнул рукой.

- Ладно, отдыхай дома, разрешаю. А писарей у меня хватает, чего бы хорошего….

Отдыхать – это всегда приятно. Чтобы Лиза чаще бывала на воздухе, Сергей регулярно водил ее в лес и катал на санках. Временами брал у соседа ружье, своего у него тогда еще не было, и уходил в тайгу. Иногда удавалось подстрелить пару рябчиков. Это такая птичка, чуть больше голубя. На вкус как обычный цыпленок, только мясо темное. Не понятно, почему эту дичь так ценили буржуи. Помните у Маяковского, «ешь ананасы, рябчиков жуй….».

Однажды, Сергей отошел от поселка километров за пять и в распадке у ручья подстрелил кабанчика, килограмм на двадцать. Еле дотащил. Отнес соседу ружье и похвалился добычей.

- Петрович, я тут подсвинка завалил, поможешь разделать?

Тот согласился, потом, взглянув на добычу, ошарашил Сергея.

- Это с нашего подсобного хозяйства кабанчик. Шерсть у него покороче и посветлее, у дикого она более темная и, смотри, пятачок розоватый.

Заметив, что его слова Барка смутили и расстроили, Петрович рассмеялся.

- Да, ты не тушуйся. Кабанчик сам виноват, что отбился от коллектива и ушел в самоволку. А жаркое из него будет еще и лучше.

Двадцать дней пролетели как один день. Барк собрался ехать в Совгавань к себе на лодку. Лиза просилась ехать с ним, Сергей не соглашался.

- Ты обожди, пока я хоть квартиру сниму, разберусь, что как. Там говорят морозы по сорок градусов, не то, что у нас два-три, изредка десять.

В канцелярии Сергею выписали командировочное предписание и проездные документы, с которыми он отправился к комбригу.

- Разрешите, товарищ капитан 1 ранга? – Камов кивнул головой, что могло означать разрешение. – Вот проездные и командировочное подписать.

Комбриг придирчиво посмотрел на Сергея.

- Хвалил тебя начальник штаба. Говорил, что гирокомпас наладил, лодку изучал, зачеты сдавал…. А у нашего НШ похвалы дождаться дорогого стоит, скуп он на похвалу. Доволен?! что молчишь?

- А, что говорить? Спасибо ему за доброе слово.

- Спасибо. «Спасибо», как-то не по военному звучит.

- Рад стараться, Ваше высокоблагородие!

- Вот это уже лучше, хоть и не по уставу, - Улыбнулся Камов. – Командировочное предписание нужно переписать. Сначала заедешь во Владивосток в штаб эскадры. Там возьмешь молодое пополнение на вашу лодку – 9 человек. Вот список – 2 рулевых-сигнальщика, 2 моториста, штурманский электрик, радист, акустик, кок и химик. Все ясно?

- Ясно. Я, вообще-то просил оставить меня в бригаде. Что штурману в заводе делать?

- Это не получается. У вас и так с лодки всех людей разобрали. Осталась едва ли половина экипажа. И всего два офицера, командир БЧ-5 – он же ВРИО командира и с ним лейтенант. Тот вообще гражданское училище закончил в этом году. Так, что ты будешь ВРИО старпома и ВРИО всех остальных офицеров. К моменту выхода из ремонта мы лодку, конечно, укомплектуем, а пока придется покрутиться. Вот такой расклад.

* * *

Во Владивосток Сергей добрался уже ближе к вечеру. Выйдя из автобуса на привокзальной площади, изловил первого встречного.

- Простите, не подскажете, как мне добраться до бухты Малый Улисс?

- Это где база подводников? Добраться туда очень просто. Садитесь на трамвай №2, едете до конечной. Дальше на автобусе, который идет на улицу Окатовая, а там пересаживаетесь на автобус, который идет до бухты Тихая. После….

Спасибо, достаточно.

Покинув своего словоохотливого гида, Барк направился к стоянке такси.

Такси долго кружило по городу, объезжая залив Золотой Рог, преодолевала крутые подъемы и такие же крутые спуски и, наконец, вышла к морю уже с другой стороны города.

- Вам в Улиссе, где катерники стоят или подводники? – спросил таксист.

- Где подводники.

Машина остановилась у проходной КПП. Сергей предъявил дежурному мичману предписание и спросил, как пройти к штабу эскадры.

- Да, вот прямо по этой аллее. Метров за триста будет лестница вверх. Вроде Потемкинской в Одессе, только много меньше. Наверху трехэтажное здание это и есть штаб. На втором этаже штаб 19 бригады, а на третьем штаб эскадры.

В коридоре третьего этажа, за столиком сидел мичман с повязкой дежурного на рукаве.

- Вы к кому, товарищ старший лейтенант?

Барк объяснил причину своего визита.

- Зайдите к помощнику НШ, это третья дверь справа по коридору.

В указанном кабинете сидел капитан 3 ранга в очках и что-то искал в ворохе бумаг на своем столе. Персонаж вызвал улыбку у Сергея, морских офицеров в очках видеть ему еще не приходилось. Не поднимая глаз от бумаг, офицер слушал его и, прервав на полуслове, сказал.

- Спускайтесь на второй этаж к начальнику штаба бригады, молодым пополнением он занимается.

Начальник штаба 19 бригады подводных лодок капитан 2 ранга Семенцов разговаривал по телефону, когда Барк, постучавшись, заглянул в кабинет. Тот, не прерывая разговора, сделал приглашающий жест рукой и указал пальцем на стул напротив. Закончив разговор, он положил трубку телефона на рычаг, и повернулся к Сергею. Снова зазвонил телефон, и телефонный разговор продолжался еще минут пять. Наконец Семенцов, отчаявшись усмирить, сей надоедливый аппарат, просто положил трубку на стол.

- Из Ракушки?

- Так точно.

- Вот ты как раз мне и нужен. У нас тут запарка, ждем комиссию министерства обороны, все офицеры нарасхват. Сейчас отправляйся в учебный отряд. Это недалеко – полтора километра. Сразу за КПП железнодорожные пути, вот по шпалам выйдешь прямо к отряду. Заберешь молодое пополнение на две бригады – 97 человек. Там мичман Одинцов уже ждет. Людей разместите в третьей казарме на третьем этаже. У нас одна лодка ушла в док, вторая в автономке. В их спальных помещениях и перекантуетесь. Койки там уже заправлены и все приготовлено. Все ясно?! Идем дальше. Сегодня пятница. Субботу и воскресенье пасешь молодежь. В понедельник до обеда политзанятия – это святое. Значит, людей разберут по командам только после обеда. Вопросы?

- 97 человек! Это же целая рота! И как я один буду с этой толпой три дня управляться?! На роту, согласно уставу, мне положено три командира взвода и четыре старшины.

- Ничего, справишься. Они только из учебного отряда – смирные. Наш учебный отряд, что твой дисциплинарный батальон. Они еще не скоро отойдут. И еще мичман Одинцов у тебя…. Ладно дам еще одного мичмана. А тебе за труды бонус – право выбора. Отберешь себе на лодку, кого хочешь. Это большого стоит.

Когда людей привели в казарму, Барк с мичманами осмотрел спальные помещения. В одном стояло пятьдесят заправленных коек, во втором шестьдесят.

- Сейчас распределим их на три взвода. Взвод №1 возьму я, в помещение, где меньше коек. Остальных разместим во втором.

Две унылые шеренги стояли в коридоре с вещевыми мешками за спиной, где хранился их, положенный по вещевому довольствию, скарб. Сергей прошелся вдоль строя.

- Внимание молодежь. В течение трех дней я ваш царь, бог и воинский начальник. Учитывая вашу тяжелую жизнь в учебном отряде, где вы недоедали, недосыпали и вас пинали, предоставляю вам королевский отдых. Отбой в 21 час. Учитывая, что кормить нас будут во вторую очередь, спать можно до 7 часов утра. После обеда можно спать еще один час. От физзарядки я вас освобождаю. Единственно, от чего нельзя освободить – от приборки. Приборку будете делать, как положено, два раза в сутки. Вот такой санаторий будет у вас до понедельника. В понедельник после обеда вас разберут по экипажам и начнутся ваши не легкие будни подводника. Сейчас мы вас распределим на три взвода….

Кто призывался с Украины, выйти из строя на три шага! – Таких набралось 29 человек. – Так, это и будет первый взвод. Остальных разделите пополам, это ваши,- обратился Барк к мичманам.

- А почему в свой взвод вы отобрали призывавшихся с Украины? – поинтересовался Одинцов.

- Так я сам с Украины. Мне с земляками интереснее общаться. А то я уже и родной язык стал забывать.

В кубрике Сергей велел перетащить 9 коек в дальний угол.

- Эти койки не занимать. Сюда я буду отбирать людей в свой экипаж.

Расположившись в комнате старпома, Барк разложил на письменном столе личные дела молодых матросов и начал их просматривать. Нужно начинать отбирать своих. Начал с рулевых-сигнальщиков, таких в роте было девять человек. Характеристики на всех были написаны словно под копирку, оценки тоже разнообразием не отличались. Ну и как тут разобраться, кто лучший. Внимание Сергея привлекло личное дело матроса Мигули. Характеризовался он посредственно, отличником тоже не был. В анкете значилось, что родом он из городка Новая Каховка, закончил два курса Одесского высшего мореходного училища, откуда был отчислен. Причина отчисления не указана….

Он механически поднял трубку телефона и набрал единицу – вызов дневального. Потом вспомнил, что он не у себя в бригаде, и трубку хотел положить. Но послышался гудок, а затем последовал доклад: - Дневальный по роте матрос Тарасов слушает.

- Молодец Одинцов, уже и службу наладил, - отметил про себя Сергей, а в трубку сказал: - Вызови-ка мне Тарасов матроса Мигулю из первого взвода.

Через минуту в кабинет вошел рослый плечистый матрос.

- Товарищ старший лейтенант, матрос Мигуля по Вашему приказанию прибыл.

- Садись Семен на стул, в ногах правды нет. Ты, оказывается, два курса Одесской мореходки закончил. Как тебе удалось поступить, там, я знаю, конкурс 10-12 человек на место?

- Я школу с медалью закончил, правда, с серебряной, поэтому экзамены сдавал как все….Поступил легко….

- А исключили за что? Экзамен завалил?

- Экзамены я сдал, а исключили за драку.

- Дрался по пьяни или по делу.

- По делу.

- А подробнее?

- Ну, был там один подленький хитренький одессит. Да и не драка это была – так, дал ему одну оплеуху….

- И за одну оплеуху исключили?

- Ну, да. Попал неудачно по уху, у него барабанная перепонка лопнула. Отец его в райкоме партии работал…. Ладно, хоть не посадили.

- Понятно. А почему у тебя оценки и характеристики слабоваты?

- Так инструктора кому пятерки ставят, кто им ботинки чистит и робу стирает. А у самих знаний – кот наплакал.

- Постой, постой! Но преподаватели в учебном отряде офицеры.

- Преподаватели лекции читают, а практические занятия проводят инструктора, они и оценки ставят…. Еще меня хотели инструктором в отряде оставить, а я на лодку хочу.

- Понятно. Ну, раз ты два курса мореходки закончил, значит на тридцать процентов готовый штурман. Будем служить вместе, занимай койку из тех девяти, что в углу. И будешь у меня со временем, видать по всему, командиром отделения.

Теперь ответь мне на такой вопрос. Представь, что ты уже командир отделения, из тех девяти рулевых-сигнальщиков, что у нас в роте, кого бы ты взял себе в команду? Чтобы положиться на него мог, и краснеть за него не пришлось.

- Так, Кочергина бы взял. Он старательный и не ленивый, тоже в мореходку поступал – по конкурсу не прошел. После службы, говорил, снова поступать будет. Только он не в нашем взводе, а в третьем.

- Значит, Кочергина тоже берем, тащи его в наш кубрик. Теперь свободен.

Выпроводив Мигулю, Барк зашел в комнату к мичманам. Те поселились вместе, так, мол, веселее. Одинцов вытащил из кейса фляжку.

- Примете сто грамм, Сергей Николаевич, чтоб спалось крепче?

- Спасибо. Что-то нет настроения. Матросам дайте команду, чтобы переоделись в рабочее платье, форма №3 им теперь не скоро понадобиться.

Сергей вышел в коридор, когда поравнялся с дневальным, который стоял у тумбочки с телефоном, тот вытянулся по стойке смирно и заорал:

- Дневальный по роте матрос Тарасов.

- Вольно, матрос Тарасов! Расслабься, ты уже не в учебном отряде. Кричать тоже не надо, я не глухой, и вообще на лодках принято разговаривать тихо, в пол голоса. Ясно?

- Так точно, товарищ старший лейтенант, - шепотом ответил Тарасов.

- Ты у нас, кто по специальности?

- Так, моторист я.

- И сколько у нас в роте мотористов?

- Так, одиннадцать человек.

- А скажи-ка мне Тарасов, кто у вас из мотористов Кулибин?

- Так нет у нас моториста с такой фамилией.

Сергей улыбнулся, - Кулибин это был такой изобретатель-самоучка, вы в школе проходили. Меня интересует, кто из мотористов мастер на все руки?

- Так это Марчук из первого взвода. Он до службы мини-трактор из старья соорудил, и огород на нем пахал….

- Отлично! Тащи этого Кулибина, то бишь Марчука, ко мне в каюту.

Когда вошел Марчук, Сергей невольно обратил внимание на его руки. Они чернели следами въевшегося в кожу машинного масла.

- Что-то ты Марчук руки плохо моешь?

- Не отмываются больше, товарищ старший лейтенант, работа такая….

- Ладно, коли так. Говорят, ты какой-то малый трактор на гражданке построил?

- У соседа в сарае старый немецкий мотоцикл валялся, трофейный. Он его выбросить хотел. Я движок перебрал, передние колеса от мотороллера «Тула», остальные железки со свалки….

- Отец у тебя кто?

- Отец трактористом в колхозе, ну и комбайнером тоже….

- Наверно, мини-трактор отец делал, а ты ему ключи подавал?

- Обижаете, товарищ старший лейтенант. Сам все делал. Отец на работе целый день….

- Ладно, верю. А скажи-ка мне, Марчук, если бы тебе дали задание ремонтировать дизель, кого бы ты взял в помощники из наших мотористов?

- Двоих бы взял, Суслова и Парасюка.

- Нет, только одного.

- Тогда Парасюка.

- Вот ты и Парасюк пойдете в мой экипаж. Занимайте койки в углу.

На следующий день, а это была суббота – день больших приборок, Сергей собрал радистов (их было 6 человек) и отвел в учебный кабинет радиотелеграфистов. В каждой бригаде были такие кабинеты по основным специальностям, там подводники отрабатывали нормативы и сдавали экзамены на классность. Находившийся в кабинете мичман представился:

- Заведующий кабинетом радиотелеграфистов мичман Стрельников.

- Вот, товарищ мичман, привел Вам молодежь помогать делать большую приборку.

Мичман вышел за Сергеем в коридор и прикрыл дверь в кабинет.

- Спасибо за помощь, только спирта у меня нет. Ну, разве грамм сто пятьдесят наскребу…

- Ничего не надо, оставьте свой спирт на протирку аппаратуры. У меня к Вам всего одна просьба – погоняйте их на тренажере, определите, кто самый толковый.

- Сделаю, товарищ старший лейтенант.

Подобным же образом, Барк отобрал в свой экипаж метриста и акустика. Штурманских электриков протестировал сам. Труднее всего было выбрать кока. Как его проверишь? Кого-то из них насильно отправили учиться поварскому искусству, кто-то пошел в коки потому как поесть любил…. В воскресенье он собрал в «ленинской комнате» всех семерых. Начал опрашивать, какие блюда кто может приготовить, кроме тех, которые входили в программу их обучения. У матроса Соловьева, как оказалось, мать работала шеф-поваром в ресторане. Он сыпанул названиями блюд, многие из которых Сергею и слышать то не приходилось. Выбор был сделан.

В понедельник матросов разобрали по экипажам и в кубрике остались только те, которых отобрал себе Барк. Ближе к вечеру он подловил в коридоре НШ Семенова, когда тот выходил из кабинета комбрига.

- Товарищ капитан 2 ранга, людей разобрали, прикажите выписывать проездные и убыть к себе на лодку.

- Зайди ко мне, разговор есть.

Сергей нутром почувствовал нехорошее, и предчувствие его не обмануло. В кабинете Семенов устало опустился на стул, сунул в сейф папку с какими-то бумагами.

- Отправить тебя с людьми в Совгавань пока не получается.

- А, что случилось?

- Совгавань отрезана от большой земли.

- ? ? ?

- Да, да. Туда ходит единственный поезд «Хабаровск - Советская Гавань», в районе Комсомольска на Амуре пересекает Амур. В летнее время состав переправляют на железнодорожном пароме. Зимой рельсы со шпалами укладывают прямо на лед, и поезд следует дальше. Сейчас Амур замерз только частично – рельсы не проложить и паром уже не ходит.

- Что же делать?

- Ждать. Как только восстановиться железнодорожное сообщение, я вас отправлю. Думаю, за неделю Амур встанет.

- За неделю, без дела, матросы совсем испортятся. Разрешите мне их хоть на УТС водить и в кабинетах тренировать.

- Хорошо. Я отдам распоряжение.

И потянулись дни, каждый из которых казался Сергею вечностью. Хуже не бывает, чем ждать и догонять. Он водил матросов на УТС, где они тренировались заделывать пробоины и тушить пожары. В учебных кабинетах отрабатывали нормативы на действующей аппаратуре. По вечерам водил их в спортзал таскать гири. В углу спортзала был даже боксерский ринг, где он обучал моряков азам боксерской науки.

До поступления в училище, Сергей серьезно занимался боксом. У него хорошо получалось, он уже дошел до первого юношеского разряда и рассчитывал в училище продолжить спортивную карьеру. Но вышло не так. В училище старались поддерживать хорошую спортивную форму курсантов. Многие выполняли спортивные разряды, но выращивать мастеров спорта, в отличие от гражданских вузов, было не принято. Это даже пресекалось. Командование училища, в прошлом корабельные офицеры, рассуждали так: «Лучше иметь на корабле двух пьяниц, чем одного мастера спорта. Пьяница проспится, и

будет стоять вахту, а мастер спорта будет часто отсутствовать на борту. То он на сборах, то на соревнованиях, а его обязанности вынуждены тянуть другие»

Свободного времени у Сергея практически не было. Приходилось постоянно опекать молодежь, уподобившись наседке с цыплятами. Зная, что предстоит поездка в Советскую гавань, матросы донимали вопросами.

- Товарищ старший лейтенант, матрос Парасюк, можно вопрос?

- Изволь.

- У меня отец служил срочную в Совгавани, страшные вещи рассказывал. Говорил там рядом поселки Мангохто, Ванино – сплошные лагеря и зеки. Расскажите как там сейчас?

- Что рассказать, я сам там никогда не был. Знаю, там есть бригада надводных кораблей и бригада подводных лодок. Значит, служат люди и там. Это ты расскажи, что там еще тебе отец говорил?

- Говорил, один солдат из их части пошел в увольнение, так его зеки зарезали.

Все разом заговорили, что место там гиблое и в увольнение лучше не ходить, тем более по одному… Панические настроения нужно было пресекать, и Барк, как мог, пытался это делать.

- Зря вы принимаете рассказы Парасюка близко к сердцу. Зеки обычные люди, при этом люди гражданские, а вы люди военные, стало быть – воины. И не просто воины, вы – моряки! И не просто моряки, вы – подводники! Элита вооруженных сил, впереди вас только космонавты. Так, что зек, обессиленный тяжелым трудом и плохим питанием, никакой угрозы для вас представлять не может….

- Ага, у них заточки - ножи такие, а мы безоружные…. У вас хоть кортик есть.

- В умелых руках любой предмет оружие. Дай-ка мне, Мигуля, твой ремень. Вот смотрите, короткий конец ремня к ладони, перехлестываете его длинным концом, вот так. Теперь вырвать ремень у вас из рук невозможно. Удар бляхой плашмя равносилен удару кастетом. А удар бляхой ребром расколет голову врага как гнилой арбуз. Так, что ваш ремень с бляхой – серьезное оружие. И потом, кому суждено застрелиться, тот не утонет.

Так прошло еще восемь дней. Наконец сообщили, что Амур стал и можно ехать. Получили сухой паек на трое суток, погрузились в общий вагон, поехали. Путешествие до Хабаровска заняло сутки, и приятного в этом было мало, вагон был переполнен. Душно, тесно, противно. В Хабаровске пересадка в поезд до Совгавани. Ждать восемь часов. Когда подали состав «Хабаровск – Советская Гавань», это уже был совсем другой комфорт. Вагон, как впрочем, и весь состав, был практически пустой. Под утро прибыли в Комсомольск на Амуре. Не город, а сплошной завод. Здесь строились атомные подводные лодки. Сергей вышел на перрон покурить. Возле тепловоза спорили какие-то железнодорожные начальники. Из их разговора он понял главное, одни утверждали, что отправлять состав дальше, смысла нет, другие возражали. Простояли около часа, затем все же поехали. Проехали километров десять до станции Комсомольск- пристань, дальше был Амур. Проводник объявил, что это конечная станция, и велел освободить вагон. Перешли в зал ожидания, если так можно назвать старый пакгауз. Барк назначил Мигулю старшим и отправился к начальнику станции за разъяснениями.

В комнатке, на дверях которой висела эмалированная табличка с надписью «Начальник станции», сидел пожилой дядечка в красной фуражке и пил чай. Сергей поздоровался и пояснил, что с литерной воинской командой следует в Советскую Гавань. Начальник кивнул головой, и отодвинул на край стола стакан в металлическом подстаканнике.

- Не повезло тебе, мил человек. Несколько дней назад Амур замерз, но толщина льда была еще недостаточная, чтобы проложить железнодорожный путь. Редкие пассажиры, которым ехать дальше, переходили Амур пешком. На той стороне, напротив, станция

Пивань, до нее два километра…. Два дня назад пришло потепление, течение в Амуре мощное, образовалась промоина шириной метров тридцать. Так, что на тот берег никак не попасть. Придется здесь ждать, пока Амур станет.

- И сколько ждать?

- А это как господь бог распорядится. Может, два дня, может, пять….Могу отправить вас в Комсомольск на Амуре, там вас пристроят в какую нибудь воинскую часть, там и перекантуетесь…. Чаю хотите?

- Нет, спасибо. А с Пивани поезд ходит в Совгавань?

- Да, через четыре часа такой поезд отправится.

Барк вышел на улицу - градусник, висевший на столбе у станции, показывал минус десять, но при полном безветрии мороз практически не ощущался. Через тридцать метров уже начинался лед, присыпанный тонким слоем снега. На противоположной стороне Амура виднелись какие-то строения. Наверное, это и была станция Пивань. От берега в сторону Пивани виднелась протоптанная тропа, чистой воды видно не было и создавалось впечатление, что перейти реку можно. Он ступил на лед и пошел по тропе. Прошел около километра и вынужден был остановиться. Путь преграждала полоса воды шириной метров двадцать. Над протокой клубился легкий пар, вода казалась черной и неслась с большой скоростью. Сергей решил пройтись вдоль потока. Пройдя вниз по течению с пол километра, увидел на берегу два барака, обрывки сетей на кольях и три перевернутые вверх дном лодки. Вероятно, это была какая-то рыболовецкая артель. Он вышел на берег, бараки были закрыты, на дверях висели ржавые амбарные замки. Лодки большие, много больше шестивесельных ялов. По типу тех шаланд, которые полные кефали приводил в Одессу Костя. В голове медленно вырисовывался дерзкий план. Дело было рискованным, но попробовать стоило. Вернувшись на станцию, обнаружил свою команду, столпившуюся на берегу. Они уже были в курсе создавшейся ситуации.

- Есть два варианта наших дальнейших действий. Возвращаемся в Комсомольск и ждем, возможно, неделю, либо попытаемся форсировать Амур.

- Вплавь, что ли? – С мрачной улыбкой предположил Марчук.

- Зачем вплавь, на лодке. Если возражений нет, за мной бегом марш!

Одну из рыбацких лодок перевернули на киль и потащили по льду к воде. Выломали из забора четыре доски, которые были должны заменить весла. Сергей опасался, что у воды лед будет тонкий, и может проломиться. Поэтому шел впереди и стучал по кромке толстым дрючком, испытывая лед на прочность. Лодку наполовину вытолкнули в воду, запрыгнули внутрь и оттолкнулись досками. Ее сразу подхватило и завертело мощное течение. К тому же она начала течь как решето. Возможно, пока тащили ее по льду, ободрали смолу, которая предохраняла днище. За пару минут достигли противоположной кромки льда, но лодку несло течение, и выбраться не было никакой возможности. В лодке уже было по колено воды. Сергей увидел на кромке мощный торос и велел Мигуле выпрыгнуть на него и придержать лодку за веревку. По очереди все выбрались на лед и вытащили лодку. Ее оттащили от воды метров на сорок.

- На берег не потащим, - решил Сергей, - через пару дней Амур станет, и рыбаки ее заберут.

У пяти человек ноги были мокрыми едва ли не до колена, кто сидел на банках, ноги сохранил сухими.

- Для полного счастья не хватает только, чтобы половина команды подхватила воспаление легких, - подумал Барк и скомандовал. – На станцию бегом марш!

Станция Пивань состояла из двух строений. Маленькое кирпичное здание, где размещались касса и кабинет начальника. И длинный деревянный барак, служивший залом ожидания. У входа в барак лежала на снегу огромная овчарка величиной с теленка, все остановились, опасаясь, не сожрет ли кого эта зверюга. Но собака никакого интереса к ним не проявила. В зале на деревянных лавках сидело человек двадцать мужиков. Все они были в черных ватниках, на груди нашиты белые полоски материи с номерами.

- А вот и расконвоированная публика, с которой вы мечтали встретиться, - обернувшись к матросам, с улыбкой прокомментировал ситуацию Сергей.

В помещение было тепло, можно сказать даже жарко. Посредине стояла печка-буржуйка, рядом гора дров. Печка источала тропическое тепло и была раскалена до красна. У печки на табуретке сидел мужик в тельняшке. В метре, позади него, сидело на лавке еще трое. Остальные сидели поодаль, в глубине зала.

- Моряки, при форсировании Амура, промочили ноги, нужно обсушиться. Освободите место у печки, - обратился Барк к мужчине в тельняшке, сразу распознав в нем старшего.

Тот ничего не ответил и снял тельняшку, видно хотел продемонстрировать свой статус. Картина действительно была впечатляющей. Вся спина мужика была татуирована, какими то церквями, могилами с крестами, на плечах восьмиконечные звезды….

- Красиво. – Резюмировал со смехом Сергей, - и судя по звездам, перед нами явно контр-адмирал.

Нагнувшись к мужику, продолжил: - Господин адмирал, извольте убраться от печки, у матросов ноги мерзнут.

Тот вроде, как и не слышит, тогда Сергей взялся за табуретку и вместе с мужиком перенес ее в сторону. Затем бросил ему ватник:

- Одевайтесь адмирал, не то простынете, ваши картины мы уже посмотрели. Так, моряки, адъютантов перенести к адмиралу.

Матросы схватили лавку с зеками и потащили в сторону. При транспортировке один из них с лавки свалился. Вся ситуация выглядела несколько комично и сидевшие в зале мужики захихикали. Татуированный зыркнул на них и смех тут же оборвался.

Пока матросы обсыхали, Сергей решил узнать насчет поезда и закомпасировать места. В крохотном кабинетике начальника станции было тесно. Кроме самого начальника, там сидел лейтенант внутренних войск и два сержанта. Их белые полушубки лежали на лавке, а в углу стояли два автомата ППШ. Судя по сивушному запаху в помещении, присутствующие пили явно не чай. Сергей поздоровался.

- Мне бы закомпостировать места.

- Да тебе и одного места хватит, - хихикнул уже основательно подвыпивший начальник станции. – Где захочешь, там и сядешь.

- Со мной еще девять человек….

- А где они? – Сразу посерьезнев, спросил лейтенант.

- Да, в зале ожидания, вместе с вашими расконвоированными.

- Какие же они расконвоированные, если мы и есть конвой.

- А, что ж они у вас без присмотра? Вдруг сбегут.

- Здесь бежать некуда, Амур еще не замерз. Мы привезли их путь укладывать, на путях вагончик стоит, там их и держим. Сюда привели погреться. А еще собака у нас, видел какая? Никого из барака не выпустит.

- А я свободно вышел, она даже голову не повернула.

- Она только на зеков реагирует, так обучена.

- Никак по форме одежды различает?

- Зачем по форме одежды, по запаху. Они карболовым мылом одежду стирают, собака этот запах знает. Если карболкой пахнет – значит, враг. Сейчас мы их назад в теплушку загоним.

Вернувшись в барак, Сергей увидел странную картину. Матросы стояли у печки шеренгой с ремнями в руках. Напротив стояло с десяток зеков некоторые с палками,

вероятно, отломали от скамеек. Остальные зеки оставались на лавках и по всему участвовать в конфликте не собирались. Прыгнув к печке, он занял место в строю.

- Дай-ка мне, Мигуля, твой ремень, а себе возьми вон то полено. Господа заключенные, удар бляхой равносилен удару лошадиным копытом. Не советую испробовать – будете долго лечиться. Успокойтесь и сядьте на лавки.

Возникла минутная пауза, показавшаяся Сергею часом. На улице залаяла собака, дверь отворилась, и в клубах морозного воздуха возник сержант в полушубке. Он, моментально оценив ситуацию, сорвал автомат с плеча.

- Бузить решили, мать вашу! Выходи строиться, теперь в холодном вагоне погреетесь.

Зеки поспешно вышли и сопровождаемые лаем собаки, которая остервенело рвалась с поводка конвоира, поплелись к вагону.

- Что тут у вас произошло? Мигуля, я тебя старшим оставил, докладывай.

- Да, кто-то кого-то из наших козлом обозвал, их главарь, видно, на свой счет принял. Ну и слово за слово….

- Понятно.

Дальше доехали без приключений. К счастью, никто из промочивших ноги так и не заболел….

* * *

По прибытии в Советскую Гавань Сергей попал в непростую ситуацию. Когда лодка уходила в ремонт из нее повыдергивали половину экипажа. Понятно – лучших специалистов. Вместо них прикомандировали тех от которых хотели избавиться на бригаде. Офицеров, учитывая прибывшего Барка, на борту оставалось четверо. Но можно сказать, что практически их оставалось двое. Командир БЧ-5 капитан 3 ранга Синицын или стармех, как его называют между собой офицеры, являлся еще и врио командира. Командир группы БЧ-5 лейтенант Леша Слепцов, окончил гражданское мореходное училище и его прислали отслужить год. Как механик он еще что-то мог, но как офицер был никакой. Лодочный доктор уехал в центральный госпиталь на повышение квалификации, вместо него прикомандировали капитана медицинской службы из резерва. Прикомандированный доктор постоянно находился в состоянии глубокого запоя, и толку от него не было никакого. Поговаривали, что документы на его увольнение где-то бродили в штабах. Синицын пригласил Сергея в каюту и объяснил ситуацию:

- Обстановка на лодке тяжелая, народ разболтался. Днем еще работают, ремонт идет, а вот вечерами и выпивки и самоволки… Ну, да сам увидишь. Договоримся так – функции командира, механика, все бумаги и ремонт я беру на себя. Функции старпома и всех остальных офицеров, а главное – весь личный состав, это все твоя епархия. На лодку можешь вообще не ходить, наводи порядок в экипаже.

Расхлябанный экипаж пришлось приводить в меридиан личным примером. В шесть утра Сергей объявлял подъем и собственноручно сбрасывал с коек зазевавшихся. Затем выгонял на снег на физзарядку Форма одежды – брюки голый торс. В Совгавани уже были морозы и десять градусов и больше, но при абсолютном безветрии они практически не ощущались. После физзарядки делалась пробежка от плавбазы, где жил экипаж, до старой паровозной колонки на водные процедуры. Паровоза на судоремонтном заводе уже давно не было, но колонка сохранилась и при том еще и работала. Понятно, что струя из паровозной колонки была несравнима со струей из крана в умывальнике. Обливаться Сергей никого не заставлял, делал это сам и, своим примером, как бы приглашая желающих. Сначала процедуру осмеливались повторить человека три, но со временем их становилось все больше. К удивлению доктора, никто не заболевал.

- И как это ваша колонка при таких морозах не перемерзла? – c ехидцей спросит критически настроенный читатель. Но на то она и паровозная, паровозы ведь и зимой заправляли. Видать существовало какое-то приспособление, возможно электрическое, не позволяющее колонке перемерзать.

Бороться с самоволками Сергей придумал следующим образом. В 4 утра он приходил в кубрик, обнаруживал там две – три пустые койки и играл экипажу «боевую тревогу. Выстроенному личному составу делалось объявление о том, экипаж идет на поиски отсутствующих самовольщиков. Дескать гадости какой могут выпить, либо замерзнуть… Полтора часа добросовестно он водил людей по снегу и морозу, якобы осуществляя поиск. В половину шестого экипаж возвращался в кубрик, и Сергей объявлял «отбой». В шесть часов, как и положено, по распорядку, Сергей уже стоял в кубрике организовывая подъем. Несколько раз он устраивал подобные «поиски», после чего самоволки прекратились. Злые и не выспавшиеся матросы сами «объяснили» самовольщикам, что дисциплину нарушать не стоит. Опорой Барка в экипаже были те одиннадцать человек, которых он вывозил из Владивостока. Которые вместе с ним форсировали Амур и выдержали стычку с зеками на станции Пивань. Эта группа являлась его глазами, ушами и всеми остальными органами чувств. Они относились к нему как цыплята к наседке, готовые следовать за ним куда угодно, выполнить любой приказ, угадывать его малейшее желание. Это смахивало на какое-то идолопоклонство и этим идолом, несомненно, был он. Сергей делал вид, что не замечает этого, но в душе гордился и испытывал к этой группе взаимную привязанность. Как бы там не было, порядок в экипаже наладился. Спустя время, на лодку прислали еще одного офицера – минера и с ним двух сверхсрочников. Держать людей в рамках корабельного устава стало легче, и у Сергея появилась возможность устраивать себе «полу выходные» и изредка выходить в город для ознакомления.

Город Советская Гавань состоял как бы из двух частей. Та часть его, где находился военный судоремонтный завод, считалась центральной и называлась – «город». Фактически это был небольшой городишко, состоявший из десятка коротких улиц с двух и трехэтажными домами и деревянными тротуарами. В центре небольшая площадь упиралась в здание, где размещались городские власти. В городке был аэропорт, кинотеатр и ресторан с экзотическим названием «Сайгон». Вторая часть города называлась поселком «Заветы Ильича», он находился в бухте Постовая в 70 километрах от «города». Здесь, в бухте, размещалась бригада надводных кораблей и девяностая бригада подводных лодок. Поселок представлял собой не столько населенный пункт, а скорее гарнизон. Все дома здесь назывались ДОСами (дом офицерского состава). Присутствовали и все остальные атрибуты военного городка – штабы бригад, склады, комендатура, гауптвахта и прочее. Исключением в этом перечне являлся лишь ресторан «Таежный». Эти две части одного города жили каждый своей жизнью и практически не пересекались. Один раз в сутки ходил автобус, который соединял эти два чужеродных друг другу района одного города. Снежные бураны зимой и тающие снега весной неделями делали дорогу между ними непроходимой. В сорока километрах от поселка «Заветы Ильича» находился знаменитый город-порт Ванино – столица заключенных, окруженная многочисленными лагерями строгого режима. В «городе» на окраине находился, так называемый, «пятый квартал». Он состоял из четырех трехэтажных зданий, в которых проживали выселенные из Москвы молодые женщины. Так как проституток в Советском Союзе не было, и быть не могло, назовем их «девушками легкого поведения». Они были красивые и приветливые. Наши моряки в увольнении любили захаживать к ним в гости. Спустя неделю, семь человек в экипаже подхватили венерическую болезнь, именуемую в народе – триппером. Возникла дилемма: положить их в госпиталь – возникнет нехватка рабочих рук… Но главная неприятность – дурная слава на экипаж. Весь дивизион ремонтирующихся кораблей будет подначивать, насмехаться и показывать пальцем. Однако, выход был найден. Случайно вышедший на короткое время из запоя, доктор пообещал вылечить всех за три дня совершенно инкогнито. Каждому следовало получать три укола в день с лошадиной дозой бициллина. Но уколы у доктора не получались – дрожали руки. После того как он сломал две иголки в заднице у пациентов, а три иголки погнул, пришлось Сергею эту манипуляции взять на себя. Прикомандированный доктор хоть и был запойным алкоголиком, но дело свое знал. Действительно, через три дня «позорная болезнь» экипаж покинула, и сей случай огласки не получил.

Местные власти придумали в «городе» оригинальный «сухой закон». Ввиду того, что местное население состояло сплошь из пьяниц и алкоголиков, спиртное сюда не завозили. Исключением являлось алжирское вино «Солнцедар». Летом в Совгавань пригоняли целый танкер с этим вином, и целый год это был единственный, доступный населению, веселящий напиток. Вино это было очень дешевым и отвратительным на вкус. Продавали его в разлив. Крепость этого вина была всего семь градусов и, чтобы захмелеть, выпить было необходимо, как минимум, полведра. Понятно, что спирт в городке заменял валюту.

По воскресеньям офицеры триста тридцать шестой повадились ходить обедать в «Сайгон». На удивление, кухня здесь оказалась очень даже не плохой. Они занимали отдельный столик под «пальмой», которую изображал здоровенный фикус. Посетители ресторана были публикой постоянной – местной алкогольной интеллигенцией. На каждом столе этого заведения стояли стеклянные четырехлитровые кувшины с «Солнцедаром». Посетители пили его стаканами, а официантки бродили между столами и активно меняли пустые кувшины на наполненные. Удивительное действие оказывало это вино на местных выпивох. Употребив от трех до пяти литров этого пойла, они становились похожими на зомби. Глаза мутные, движения как у роботов, но на ногах держались и даже членораздельно могли выговорить несколько слов. Подводники «Солнцедар» не употребляли. Зная это, официантки тут же убирали со стола кувшин и стаканы. Вместо них приносили пару бутылок «Боржоми», фужеры и маленькие рюмочки. Синицын открывал принесенный с собой портфель, доставал оттуда флягу со спиртом. Заказывали, как правило, украинский борщ жаркое по кавказски, красную икру, пирожки с грибами, мороженное. Некоторые местные завсегдатаи подходили к морякам выразить любовь и уважение. Им наливали. Выпив маленькую рюмку, они возвращались к своему столу запить и через пару минут замертво валились на пол. Удивительно работала смесь «Солцедара» и спирта.

Нужно отдать должное, эти местные выпивохи оказались неплохими психологами. Они быстро придумали способ получить угощение. Когда Синицын со товарищи входил в зал, оркестр делал паузу в игре, а один из оркестрантов кричал в микрофон – «Слава советским подводникам!». 3 -4 человека штатных завсегдатаев вставали. Остальная публика, не поняв в чем дело, но подчиняясь «стадному инстинкту», тоже вставала. Аплодисменты… Ну и как после такого приема не налить.

Как то в один из своих «полу выходных» поужинав в «Сайгоне», и сходив на вечерний сеанс в кино, Барк возвращался в «родные пенаты» на плавбазу. Впереди, в том же направлении, семенил какой-то старичок. Обгоняя его, Сергей поскользнулся на льду и едва не упал, слегка задев рукой старика. Он принес извинения и, ускорив шаг, продолжил свой путь. К его удивлению, старичок тоже ускорил шаг и, приблизившись к Сергею начал задавать вопросы – кто такой, да с какого корабля. Не получив ответа начал произносить какие-то нравоучения. Тут же старик признался, что цитировал ему положения из «Кодекса строителя коммунизма». Скоро Барку все это надоело, к тому же он был еще и в состоянии легкого подпития.

- Дедушка, - обратился он к попутчику, - отстань, ради бога. А «Кодекс строителя коммунизма» засунь себе в жопу. - После этих слов попутчик отстал.

На следующий день выяснилось, что «старичок» был не кто иной, как капитан 2 ранга Молоканов, в народе имевший кличку «Полкан», начальник политотдела дивизиона. Он был в двухмесячном отпуске, поэтому Сергей его никогда не видел и не знал. Как бы там не было, Барку в лупили 10 суток гауптвахты «за дерзость и грубость по отношению к вышестоящему начальнику». Синицын пытался достучаться до командира дивизиона, объясняя, что при нехватке офицеров, 10 суток без старпома смерти подобно. Но все было тщетно. Тут еще некстати в Совгавань прилетела Лиза. Известие о том, что только что приехавшую к мужу жену, ждет расставание на 10 суток, ее огорчило и расстроило. Тем не менее, Сергей начал готовиться к «посадке».

Гарнизонная гауптвахта находилась в поселке «Заветы Ильича» и в городке ходили о ней зловещие слухи. Начальником «Губы» был какой-то старший лейтенант, он являлся дальним родственником коменданту гарнизона и постоянно находился при комендатуре, как бы в качестве адъютанта коменданта. Гауптвахтой же фактически и бессменно руководил старшина сверхсрочной службы Давлетов, в народе получивший кличку – «Джага». Возможно, получил он ее в честь известного отрицательного персонажа популярного индийского фильма «Бродяга». Говорили, он и впрямь был похож на Джагу, вернее на артиста, который его играл. Жил Джага при гауптвахте. Рядом находились его дом, сарай и огород. В сарае он держал поросят и курей, а арестованных матросов использовал в качестве бесплатной рабочей силы. Давлетов по натуре был садист, поэтому постоянно придумывал разные способы издевательств над арестованными матросами. Сам же он и откровенничал по этому поводу:

- А это, чтобы пребывание под арестом - медом не казалось. Кроме того, к каждому, сидящему на губе, старшина старался придраться и за малейшее нарушение продлял срок отсидки, как минимум вдвое. Конечно, прав у него таких не было, поэтому все оформлялось от имени коменданта гарнизона. Такие действия старшины объяснить трудно. Возможно, повлияло прежнее место службы – поговаривали, что раньше старшина служил в охране лагерей строгого режима. Особенный «ЗУБ» имел Джага на офицеров с подводных лодок. Рассказывали как в прошлом году, около полуночи, вывалилась из ресторана «Таежный» толпа подвыпивших офицеров из подплава. Так случилось, что мимо проходил Джага. Несмотря на то, что было темно, его узнали. Старшину изрядно побили, два месяца в госпитале он лечил сломанную челюсть и другие повреждения. Другой бы после этого сделал правильные выводы, но не такой человек был Джага. Он еще больше ужесточил отношения с арестованными. Правда, в поселок больше не ходил. В магазин отправлял жену, а во дворе дома завел двух громадных овчарок. Случай получил огласку, оброс анекдотами, и командование базы приняло соломоново решение – на «губу» почти перестали сажать провинившихся. Сергея предупредили о необходимости взять с собой простыни и подушку. Однако постельное белье он принципиально не взял, так как в уставе черным по белому написано, что обеспечение постельными принадлежностями на гауптвахте предусмотрено…

Приехав на гауптвахту, Барк обнаружил на дверях здания замок, по видимому арестованных в наличии не было. Старшина Давлетов находился в своем дома и был несколько удивлен появлением Сергея. Он, шевеля губами, медленно читал «записку об арестовании».

- Что это за «грубость по отношению к начальнику»? Ты, что ему по морде съездил?

- Да, нет в словесной форме.

- А, что за начальник?

- Начальник политотдела.

- Ну, тогда понятно. Ладно, пошли.

Давлетов, он же Джага , открыл ключом висячий замок на здании гауптвахты и проводил Сергея в офицерскую камеру. Сие помещение было рассчитано на двух персон и по размерам было немного больше купе поезда. Окно отсутствовало, с потолка свисала лампочка без абажура, тускло освещавшая комнату. Посредине стоял привинченный к полу стол и рядом две табуретки. Слева и справа от стола к стенам крепились две деревянные полки. Днем они пристегивались замком к стене и откидывались для сна только с 22 до 6 часов. На голой стене сиротливо торчала книжная полка с уставами вооруженных сил, а под ней едва теплая батарея водяного отопления. Стены, потолок, и пол камеры выкрашены черной краской. Уже сам антураж помещения вызывал минорное настроение. Сергей вспомнил гауптвахту в Тихоокеанске, где ему пришлось отсидеть трое суток. Та «губа» по сравнению с этой походила на рай, данная же камера смахивала на ад, как и сам Джага на дьявола. В камере было довольно холодно и Джага, не без злорадства, сообщил, что отопление центральное и от него не зависит. Поэтому, мол, шинель можно не снимать и время от времени согреваться физзарядкой.

Вечером Джага принес ужин – перловая каша с кусочком рыбы, два кусочка черного хлеба и чай. Ужинать Сергей не стал. Так как еда, которую принес старшина, имела неприятный запах, миска была грязная, а хлеб черствый. Позднее, старшина «отстегнул» полку, принес ватный матрас и тонкое байковое одеяло и только сейчас заметил отсутствие постельного белья.

- Тебе, что не говорили взять простыни и подушку?

Сергей взял с полки дисциплинарный устав, - читаю специально для Вас товарищ старшина. Содержащиеся на гауптвахте военнослужащие обеспечиваются постельными принадлежностями. Куда входят: матрас, одеяло, две простыни, подушка, полотенце… Читать дальше?

- Ты бы не умничал. Потом как бы плакать не пришлось. Мы тут не таких обламывали.

- А, что это Вы мне все время «тыкаете». В уставе сказано, что обращаться необходимо на Вы, тем более со старшим по званию. Вы старшина – я старший лейтенант.

- Ну, ты сынок меня достал. Считай, что свой срок ты уже удвоил. – Давлетов сходил домой и принес простыни и подушку, видимо свои личные. Затем бормоча угрозы, ушел. Всю ночь, лежа на продавленном матрасе, кутаясь в тонкое одеяло, накрывшись дополнительно еще и шинелью и стуча зубами от холода, Сергей обдумывал положение, в котором очутился. Видимо, не зря об этом месте ходили страшные слухи. Тем не менее, нужно что-то придумать и как-то выбираться. Досрочное освобождение из под ареста возможно только в двух случаях. Когда корабль надолго уходит в море, либо по болезни…

Утром Джага зашел в камеру и обнаружил лежавшего на полке Сергея.

- Ты почему не встал, хочешь перевода в одиночную камеру?

- Я и так в одиночной. А не встал потому, как заболел. У меня поднялась температура, болит горло и голова…

- Ну, эти номера у меня не проходят. На вид ты вполне здоров.

- О том, здоров я или нет, может судить только врач. Я требую врача.

Завтракать Сергей также не стал, сославшись, что болит горло. Через несколько часов, ближе к обеду, во двор въехала госпитальная санитарная машина из которой вышел дежурный врач – лейтенант медицинской службы.

- Хотя бы попался подводник – просил Бога Сергей. По тонкому синему свитеру, который виднелся у доктора в рукаве кителя, он понял, что медик из подплава. Такие свитера выдавали только подводникам. Лейтенант помял Сергею живот, послушал легкие, посмотрел горло, пожал плечами и сунул ему подмышку градусник. Джага сидел тут же в камере и не сводил глаз с Сергея. Поэтому настучать или натереть градусник, на что был расчет, не было ни какой возможности. Минут через пять, лейтенант поднялся с табуретки, на которой сидел.

- Ладно, хватит держать. Давайте. – Сергей вытащил градусник, взглянул на шкалу. Злополучный прибор показывал отсчет 36,6. Ситуация с врачом и болезнью находилась на грани провала. Сергей еще раз взглянул на градусник и протянул его лейтенанту.

- Ну, что я говорил. Температура 39, недаром я так плохо себя чувствую. – Лейтенант взглянул на градусник, затем на «больного», затем снова на градусник. На его лице явно читалось то ли недоумение, то ли размышление. Сергей, глядя ему в глаза, мысленно внушал: - выручай, зараза ты эдакая. Думай! Думай!

До доктора наконец дошло. Он встряхнул градусник, сунул его в футляр и,обращаясь к Давлетову, сказал:

- Пациент болен – очень высокая температура, я забираю его в госпиталь. – Джага скрипнул зубами, выругался вполголоса и вышел. Затем принес «записку об арестовании», поставил штамп гауптвахты и написал: - «освобожден досрочно по болезни».

Приехав на санитарной машине в поселок, Барк с доктором зашли в медсанчасть, где доктор налил по мензурке спирта и они выпили за освобождение арестованного.

Вернувшись в город, Сергей позвонил командиру и доложил, как ему удалось «освободиться по болезни». Синицын, подумав, принял такое решение: - Ступай домой и оставшиеся девять суток сиди дома. На улицу ни шагу, иначе подведешь и себя и меня. А дивизионному начальству скажем, что отсидел весь срок, как положено.

Сухопутная жизнь в Совгавани для Барка продолжалась не долго. Через два месяца выяснилось, что после ремонта триста тридцать шестая идет на консервацию и Сергея назначили на другую ракушанскую лодку. Скоро Лиза улетела рожать к матери в Ровно. Вернулась через восемь месяцев с сыном, которого назвали Петром.

Потом были еще автономки …. Когда Сергей вернулся после очередной, его вызвал к себе начальник штаба.

- Валтушкайтис уезжает учиться в академию, а тебе предлагаются две должности на выбор. Будешь назначен флагманским штурманом вместо него или старпомом на сто сорок пятую. Иди, подумай.

Как когда-то «учил жизни» Пустовойтенко, Сергей решил выслушать мнение жены. Лиза размышляла не долго.

- Ну, конечно флагманским штурманом, он на всю бригаду один, а старпомов по Ракушке целый десяток ходит…. И звучит-то как – Флагманский штурман, не то, что Старпом.

Первое время, после нового назначения, Барк чувствовал себя не уютно. Он – старший лейтенант, остальные флагмана капитаны третьего ранга. В их компании приходилось держаться особняком. Кроме других многочисленных обязанностей, флагманский штурман должен проводить занятия с командирами подводных лодок. Устраивать для них контрольные навигационные прокладки, заставлять решать задачи по астрономии и такое прочее. Командиры все были, в-третьих, и вторых рангах и по возрасту старше его. Ставить двойки, и притирать их, как школьников, было проблематично. Понимая это, на первые занятия приходил начальник штаба. Сергей ставил оценки, а с двоечников, если таковые случались, «стружку» снимал Андриенко. Со временем, Сергей привык к новым обязанностям и справлялся с ними самостоятельно.

В автономках многие офицеры отпускали бороды, по возвращении их сбривали. Если некоторые продолжали щеголять с бородой, командование их нещадно третировало и «не мытьем так катаньем» заставляло бороды сбрить. В очередной автономке отрастил бороду и Сергей. По возвращении бороду не сбрил. Комбриг – основной гонитель бородачей, был

в отпуске. Так удалось проходить в бороде с неделю. Наконец его вызвал «на ковер» начальник штаба.

- Ты когда приведешь свой «фейс» в уставное состояние? Я бороду имею ввиду.

- Так в уставе сказано: «военнослужащий должен иметь короткую, аккуратную прическу». Про усы и бороду там ни слова. К тому же, многие наши вожди носили бороды. Маркс, Энгельс, Ленин, Троцкий, Фрунзе, Дзержинский, Менжинский….

- А Троцкого ты зачем сюда приплел? – хохотнул Андриенко.

- Так он же командовал вооруженными силами. Это потом они с Лениным разругались.

- Ладно, ступай. Можешь еще неделю пофорсить, а вернется из отпуска комбриг, он тебе ее вместе со скальпом обдерет.

Комбриг уравнение с бородой решил очень просто. Он вызвал Сергея в кабинет, достал из стола какую-то бумагу.

- Видишь, это представление на присвоение тебе очередного воинского звания – «капитан-лейтенант». Я кладу его в папку и подпишу, когда ты явишься на мои ясные очи без бороды. Уразумел? Свободен.

Так Барк лишился бороды, но приобрел дополнительные звезды на погоны.

Меридиан четвертый

Автономка

Мы говорим не компас, а кампас.

Мы по морю не плаваем, а ходим.

И смерти мы в лицо глядим не раз.

И спирт, когда мы пьем, водою не разводим.

Проснувшись от стука, Сергей взглянул на часы и поспешно, как будто уличенный в чем-то плохом, спустил ноги с койки. Курсантская привычка оставшаяся на долго. В училище лежать на койке в дневное время, как известно, не принято. Было десять часов двадцать минут.

Стук больше не повторился – наверное, показалось. Перед этим был какой-то приятный сон, который прервался на самом интересном месте. Сергей старался вспомнить его. Если вспомнить, то можно и продолжить, как кинофильм после склеивания ленты. Иногда это ему удавалось. В каюте было тепло и тихо, до обеда можно спать, ибо редко удается отоспаться, компенсируя бессонные ночи.

Плавбазу слегка покачивало – значит, погода не улучшилась. Полежав еще, Сергей понял, что идеальная тишина ему только казалась после двух суток грохота дизелей, ударов волн об обшивку, Теперь он уже явственно различал жужжание электромотора под палубой, где-то капала вода – наверно в соседней каюте неплотно закрыли кран, на верхней палубе изредка хлопал от ветра брезентовый чехол на брашпиле. Все эти звуки доходили до Сергея, как сквозь туман или дрему. Спать вроде бы, и хотелось, в то же время он знал, что уже не уснет.

Наверху стукнула дверь тамбура. Простучали каблуки по трапу – кто-то шел по коридору. Шаги приближались. Наверняка рассыльный и кроме как к нему идти ему некуда. Сергей снова сел не койке и, когда шаги поравнялись с дверью каюты, упреждая стук и доклад, крикнул через дверь: - Войдите!

Рассыльный по плавбазе высокий матрос с яркими веснушками по всему лицу. Казалось, что они у него рассыпаны даже по бескозырке, сливаясь с надписью на ленточке «Тихоокеанский флот».

- Товарищ капитан-лейтенант Вам телефонограмма, - затем, шумно выдохнув, добавил, - с узла связи передали, из Н-ска, от вашего комбрига.

На бланковом листке, рукой дежурной телефонистки было написано:= КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТУ БАРКУ. СРОЧНО. С ПОЛУЧЕНИЕМ НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ КОМАНДИРОВКУ. ПРИБЫТЬ В ШТАБ СОЕДИНЕНИЯ. КАМОВ =

Сергей медленно читал короткий текст. Буквы почему-то не передавали содержание, словно были написаны на незнакомом языке. Нужно было встряхнуться, прогнать остатки сна. Вместо этого, он никак не мог прогнать совершенно неуместную мысль-вопрос. Какой из четырех телефонисток узла связи мог принадлежать почерк на бланке телефонограммы? Так бывало. Иногда он пытался нарисовать себе образ женщины, впервые услышав ее голос по телефону или радио. Обладательницу тихого мелодичного голоса наделял хрупкой фигурой, небольшим ростом и очаровательной внешностью. Владелицу низкого, хриплого или просто громкого представлял с крупным телом, высокую с сигаретой в зубах. Часто эти прогнозы не совпадали с действительностью, что каждый раз его искренне удивляло…

Сергей расписался в журнале и отпустил рассыльного. Затем принял душ, собрал вещи и, сдав каюту дежурному по плавбазе, сошел на пирс. Над городом висели низкие облака, холодный порывистый ветер дул с залива. Погода, как и его настроение, была неважнецкая…

Плохому настроению Сергея было объяснение. Флагманский штурман соединения подводных лодок капитан-лейтенант Сергей Николаевич Барк был направлен во

3

Владивосток на судоремонтный завод, где ремонтировались несколько кораблей их соединения. Одна лодка выходила на ходовые испытания, и нужно было проверить качество ремонта навигационных приборов, на другой монтировался новый астронавигационный комплекс. Это официальная часть и основная сторона командировки, но была и другая неофициальная и, тем не менее, тоже немаловажная. Это возможности большого города, где есть театр, цирк, дом офицеров, наконец, просто

ресторан. Бригада подводных лодок, в которой служил Сергей, базировалась в глубинке, где ничего подобного нет. И вот вместо запланированных мероприятий «вкусить от цивилизации» он спешил в аэропорт, надеясь успеть на послеобеденный рейс. Ведь следующий самолет будет только через двое суток.

По пути его тревожили мысли: Чем вызвана телефонограмма комбрига? Что могло случиться: поломка техники, посадка одной из лодок на камни, какое-то архисложное задание…Сергей мысленно перебирал варианты, но ничего определенного предположить не мог. Вскоре предстояли большие флотские учения, но лодки, которые были назначены для участия в них и уходили в океан, были подготовлены и уже проверены. В них он был уверен. Так что же?!!

Пестрые картины, проносящиеся за окнами автобуса, постепенно отвлекли его и он, непроизвольно, перестал думать на служебные темы. Город действительно был необычным, непохожим на другие портовые города, где приходилось бывать. Длинные языки заливов, многочисленные бухты и проливы охватывают его со всех сторон, создают впечатление, что море здесь присутствует везде…

Когда-то все побережье в этих местах было покрыто дубовым лесом. При строительстве города, он постепенно вырубался. Рос город и лес отступал все дальше и дальше, а жилые

и административные здания росли как грибы, опоясывая ближайшие сопки многорядными ярусами. Спустя время, жители обратили внимание на то, что в городе маловато зелени. Решили разбить скверы, посадить парк. Это оказалось нелегкой задачей. Слой почвы, на котором может, что-то расти, оказался очень тонким. Стройки и порубки нарушили его целостность. Затем дело завершили штормовые ветра, сдувая тонкую пленку ценного перегноя и обнажая темно красную почву, на которой почти ничего не растет.

Современный красивый город с ярусами белоснежных домов, спускающимися к морю. Коробки домов, как бы врезаны в красную почву. Сам цвет земли не привычный для глаза и то, что на ней нет растительности, оказывает психологическое воздействие, особенно на приезжих. К этому нужно привыкнуть. Впрочем, местная публика, занятая своими ежедневными заботами, этого уже не замечает. К тому же в последнее время, у домов стали делать небольшие газончики на привозном черноземе.

Скоро улицы города ушли назад и дорогу обступили невысокие сопки, покрытые дубовым подлеском. Монотонно чередовались пологие, но частые спуски и подъемы, однообразно мелькали за окном деревья, покрытые пыльной листвой бурого цвета. Сергей задремал…

***

Командир бригады, капитан 1 ранга Камов, прохаживался по своему узкому как пенал кабинету. В народе этот кабинет называли «норой».

- Ну что флагштур, просился в поход?!

- Просился, но вы же не разрешили.

- Не разрешил, потому что здесь дел выше головы, и ты это прекрасно знаешь. Но сейчас обстановка изменилась. Во-первых, число лодок участвующих в учениях увеличено, а времени на подготовку практически нет. А во-вторых, командующий снял Петухова. Подвел ты меня с этой кандидатурой. Так что на «двести седьмой» придется идти тебе, ну а о Петухове у нас с тобой разговор впереди… Выйдя от Камова, Сергей остановился на площадке трапа, вытащил сигарету, тщательно размяв ее, закурил. Полученную информацию нужно было обдумать. Лейтенант Никита

4

Петухов с «двести седьмой» был однокашником Сергея по училищу и являл собой типичный пример офицера «неудачника», у которого «служба не пошла». Женился он еще

на третьем курсе на выпускнице театрального училища, женщине броской внешности, супермодной и таких же «современных» взглядов. Окончив училище с отличием, Никита попросил назначения на Тихоокеанский флот. Жена, к тому времени видно подустала от «светской столичной жизни» и из Ленинграда уехала легко. Поселок из нескольких домов, живописная бухта, нетронутая тайга, сопки и вместе с тем почти сплошь ленинградское общество – все это привело ее поначалу в восторг. Она развила бурную деятельность в самодеятельности, женсовете….Отдавая должное, ее внешности, на нее откровенно заглядывались многие молодые офицеры, да и немолодые тоже. Гарнизонных дам это приводило в негодование. Видя все это, и будучи по природе неглупой, она откровенно кокетничала. Никита все видел, ревновал, но внешне держался. Очень любил, ну и, конечно, верил. Детей у них не было, какое-то время так и жили. Потом, вернувшись из очередной автономки, Никита обнаружил в пустой квартире записку и заявление в суд о расторжении брака… Петухов основательно запил. Сначала его жалели и делали вид, что тяги к рюмке не замечают. Затем пришли взыскания по службе, снижение в воинском звании….Около года назад, Никита вроде бы взял себя в руки и служба у него стала налаживаться. Потом была авария, обошлось без жертв, но Никита снова сорвался. Конечно, не будь Петухов первоклассным специалистом, мастером своего дела, его давно бы задвинули заведовать каким-либо «складом грязного белья». От похода Петухова хотели отстранить, но Сергей упросил комбрига, поручился за него. Присутствующий при этом начальник штаба не преминул вставить:

- Барк всегда заступается за Петухова, «гуманист», у нас только комбриг и начальник штаба «бурбоны»…

Тогда Никиту удалось отстоять и вот теперь «снят с должности»…Потушив сигарету и бросив окурок в гильзу от снаряда, стоящую в углу вместо урны, Сергей зашел в рубку оперативного. Обменявшись несколькими, ничего не значившими фразами с дежурным и прочитав разведсводку, Сергей вышел из штаба и направился к пирсам…. На третьем торпедопогрузочном «двести седьмая» грузила торпеды. Их грузили в кормовые аппараты, и лодка стояла с большим дифферентом на нос. Из воды торчала: часть рубки и кормовая часть лодки с обнаженными крышками кормовых торпедных аппаратов. На рубке сиротливо маячила фигура старпома Анохина.

- Ну и долго вы вот так народу голую задницу казать собираетесь?

- А, товарищ Барк, мы Вас приветствуем и обнимаем. На Ваш вопрос отвечаем: - одну загрузили, ждем-с, когда подкатят вторую. Личный состав по боевой тревоге, материальная часть в строю. Какие еще вопросы, «ваш бродь»?

- Есть вопросы.

Сергей ловко перемахнул прямо с пирса на скоб трап рубки и вскарабкался на верх.

- Сергей Николаевич, ну как можно?! И это флагманский штурман, любимец публики, но не начальства….Ведь во вред себе. Где пример младшим, где техника безопасности, наконец, где солидность?!

- Ну, заладил. Ты мне лучше про Петухова поподробней.

- Это можно. Значит, дело было так. Приход комфлота не ожидался. Он проходил мимо базы на БПК, но резко усилившийся шторм вынудил завернуть к нам. Дело было к ужину, часть экипажа ушла в казарму. Ну, комбриг встретил, доложил: так, мол, и так, готовимся. Все по плану, все хорошо. Ну, комфлота послушал: - Теперь, - говорит, – пройдемся по лодкам, хочу сам посмотреть.- Первая была наша. Все получилось неожиданно. Командир был в штабе, я в каюте находился, слышу, на пирс вызывают. Выскочил, в чем попало, –

думал кто свой, а тут командующий. –А это, что за тракторист? – спрашивает про меня у комбрига…Дальше все так и пошло наперекосяк…Пока комфлота рубку обходил, я шепнул вахтенному, чтобы предупредил по связи центральный пост. На вахте парень стоял старательный, из молодых. Доложил четко: -Центральный! Внимание, на лодку прибыл командующий флотом. – Получив столь странную информацию, в центральном задумались, но не надолго. Командир БЧ-5, капитан 3 ранга Крамарь, повернулся к боцману и не без сарказма заметил: - Солдатенко, у тебя как Филимонов на вахту заступит, так можно в театр не ходить. На прошлой неделе подводного диверсанта обнаружил – переполох на всю бригаду устроил, сегодня извольте самого командующего встречать. Слава богу, что не самого министра обороны. После этих слов, в центральном весело заржали. Дальше как в известной картине «не ждали». Комфлота явно не привык, чтобы его появление предварялось, дружным хохотом…Я доложил нагрузку, затем пошли по лодке. Начали с первого…

- Слушай, Анохин, я же про Петухова просил…

- И я про Петухова. Петухов в четвертом отсеке, в выгородке, реле на агрегате гирокомпаса откручивал. Доказывал старшине штурманских электриков, что реле можно снять, не демонтируя агрегата. Команду о прибытии начальства, видать, не слышал – в выгородке шум стоял от электромотора воздуходувки. Командующий, по закону бутерброда, возьми и загляни в выгородку, а там из-за агрегата зад Петухова торчит. Сам то он вниз головой туда залез и гайки крутит. Командующий и шлепнул его по заднице: «Вылазь, – говорит – отдохни» Петухов думал кто-то из своих, выразился не литературно…Затем вылез потный, взъерошенный, но быстро сообразил, что к чему, доложил толково…Потом адмирал возьми и спроси, что-то насчет жены, семьи. Петухов ответил резковато, что это, мол, мое личное дело и никого не касается. Зря он так, конечно, командующий ведь не знал его истории. Дальше, больше. Адмирал спросил, когда училище закончил. Петухов ответил. Комфлота спросил, почему еще не старший лейтенант. Петухов говорит, что старшим я уже был. – За что разжаловали? - Пью, говорят много, - отвечает Петухов. Ну, адмиралу видно надоело. Отправьте, - говорит комбригу,- этого молодца в отдел кадров флота, на днях будет приказ о его переводе в береговую часть. С такими настроениями на лодке служить нельзя.

…Домой Сергей пришел только вечером. Жену встретил во дворе, она вешала белье. Раскинув руки, шутливо пропел: - «встречай Лизавета, к тебе я приехал на горячем боевом коне».

Лиза обняла мужа, но Сергей тут же отстранился.

- Объятия дома, негоже на улице театр делать.

- Ужин на столе. Уже дважды подогревала. Сегодня грибы, твои любимые.

- А, что знала что приеду?

- Еще утром.

- Да, в нашем поселке секретов не бывает. Ты и про Никиту, наверно, все знаешь? По больше меня, во всяком случае.

- И про Никиту знаю, Кстати, вместе с командующим был Член Военного Совета. Он ходил по поселку, интересовался, как офицеры живут.

- И к нам заходил?

- К нам нет, а напротив заходил.

- Ну, и ?

- Да, застрял на кухне между плиток и столиков, а девчата говорят, что у нас, мол, эта кухня на три семьи.

- А он?

- Непорядок говорит, будем строить…

- А они ?

- А они говорят, что уже три года обещаете. А он говорит, что теперь уже точно. - - Пословицу знаешь украинскую: «обіцянка цяцянка, а дурневі радість» - Потом, я с Сонею с ним о Петухове поговорили. Рассказали его историю. Просили поговорить с командующим.

- А он ?

- Сказал, что в городе ему будет легче. Смена обстановки и вообще…

- М-да, не лезли бы вы куда не просят. Давай твои грибы, что-ли.

После ужина, Сергей закурил и продолжил розговор с женой.- А, знаешь, почему ЧВС пошел осматривать дома офицерского состава? Ведь по должности обязан был сопровождать командующего и ходить по лодкам.

- Интересно, почему?

- Да, было дело…Прошлой зимой он, в составе комиссии посетил одну из лодок во Владивостоке. Был приличный мороз и ему выдали кожаную меховую канадку максимального размера, которую он умудрился напялить, прямо на шинель. Лодка била зарядку и дизеля работали на просос, т.е. воздух забирали через верхний рубочный люк.

- Ну, и?

- Да застрял ЧВС в люке, заклинил его намертво, ты же видела его габариты и живот. Подача воздуха к дизелям прекратилась, в отсеках создался приличный вакуум. Дизеля моментально высосали воздух из отсеков и заглохли. В результате вакуума, глаза у комиссии полезли из орбит, заложило уши. Из трюма, к изумлению комиссии, выскочили две здоровенные крысы. Не обращая внимания на людей, они уселись на задницу посреди отсека, и начали бить себя лапами по ушам…Потом, когда давление сравняли, ЧВСа пытались втащить за ноги вниз, не получилось. Два человека, находящиеся в рубке наверху, начали тащить его вверх, но там более полутора центнеров веса, не осилили. Механик предложил задраить отсек и дать воздух высокого давления.

- Вышибет как пробку из бутылки шампанского!

Предложение отвергли, ЧВСа могло зашибить. Позвали на подмогу вахту с соседней лодки… Вчетвером выдернули «репку». И смех, и грех, весь подплав неделю смеялся. Теперь ЧВС лодки седьмой дорогой обходит…

***

На другой день, прямо с утра, Сергея закрутила текучка. Выяснилось, что необходимо дополучить в гидрографии навигационные карты для трех лодок. Имеющиеся на борту настолько вытерлись, что Сергей их забраковал.

- Это как же Вы на них плавать собрались, - распекал он незадачливых лейтенантов, - они светятся как рыбацкая сеть, на них уже оцифровки глубин не видно. Что?! Не слышу! Экономить!!! Так Вы скоро экономистами станете. Бумагу в гальюне и мыло в бане не пробовали экономить?...

Лица штурманов удивленно вытянулись, ситуация была нетипичной. Флагштур бригады отличался корректностью, и на вульгаризмы срывался крайне редко… Карты нужно было получит сегодня. Завтра суббота, там воскресенье, все это потеря времени. А к, до понедельника, их можно обработать, нанести полигоны, районы опасные от мин, проложить маршруты. Гидроотдел находился в районном центре, за 30 километров. рейсовый автобус ходил два раза в день и последний рейс уже ушел. Барк поспешил в штаб просить машину.

Начальник штаба, капитан первого ранга Иван Иванович Андриенко – крупный, полный, иногда добродушный, любитель пошутить, но не любил, когда шутили другие. В народе его называли «Два Ивана», сидел в своем кабинете, в народе именуемом «дуплом». Наверное, потому, что круглыми глазами и крючковатым носом «два Ивана» напоминал сову. Здесь же находился сухонький, верткий мичман Харин – начальник секретной части, который принес Андриенко на подпись и ознакомление ряд документов.

- Прошу разрешения, - Сергей просунул голову в дверь, и после утвердительного кивка начальника штаба, вошел и продолжил, - товарищ капитан 1 ранга необходимо дополучить карты в гидрографии, автобус уже ушел, нужна машина.

- А, о чем утром думали?!

- Непригодность части карт я выяснил, после того как автобус ушел. Ждать до понедельника нельзя, Вы же знаете сроки.

- Ну и о какой машине Вы толкуете?

- Как о какой! О машине штаба.

Здесь следует заметить, что для нужд штаба соединения положен газик, и он везде есть. Однако начальники штабов искренне считают его своей кровной служебной машиной и смертельно обижаются, если на нее кто-либо претендует. Барку следовало, в крайнем случае, сказать «Вашу машину». Дразнить начальство для дела всегда вредно… Выслушав аргументы Барка, «Два Ивана» повернулся к Харину и назидательным тоном произнес:

- А, что Архип Константинович, когда мы были такими вот молодыми, я что-то не припомню, чтобы приходили к начальнику штаба, брали за глотку и требовали машину привезти карты.

Харин осуждающе покачал головой, что должно было означать, что такого действительно не бывало. Затем, видно решив, что этого мало, добавил с аффектацией:

- О времена! О нравы!

Это был явно перебор и «Два Ивана», как опытный дирижер, хотел поправить ситуацию, но Сергей снова сорвался, который раз в этот день.

- Вы забыли маленькую деталь. В Ваши времена лодки дальше «Пятого угла» не ходили, а теперь пачками в океан и между делом… После этой тирады, «Два Ивана» сменил тон с благодушного на официальный и, после короткого разноса, выгнал Барка из кабинета, но машину дал.

В суматохе последних приготовлений прошло еще несколько дней. Назначенный срок неумолимо приближался и когда наступил, Сергею казалось, что все-таки времени не хватило. Совсем немного – суток, нескольких часов. Да, еще бы сутки и вот тогда…Но события развивались своим чередом. Прибывшие для проверки готовности офицеры штаба флота заканчивали работу. Штурманскую службу проверял флагштур флота, который хоть и сделал ряд замечаний, но в целом подготовкой кораблей соединения остался доволен. И хоть разбор проверок заместителем командующего флотом был назначен на завтра, Сергей уже знал, что краснеть ему там особенно не придется.

Актовый зал клуба соединения был заполнен почти полностью. Разбор готовности кораблей к выполнению поставленных задач, заместитель командующего и член военного

совета проводили, собрав весь офицерский состав соединения. Несмотря на большое количество людей в зале, напряженная тишина лишь изредка нарушалась осторожным покашливанием да скрипом стульев. Сухо и лаконично звучали доклады офицеров штаба флота. Заместитель командующего проводил разбор в своей обычной манере. Если назывались серьезные замечания, он жестом руки прерывал докладчика. В зале наступала предгрозовая тишина, затем подымали виновников, и адмирал давал конкретную оценку их деятельности. После подобных разборов, таких офицеров мокрых от пота можно было бы выжимать. Нужно заметить, что на этих разборах, многое зависело от умения докладчика «подать материал». Иногда за незначительные промахи, но умело преподнесенные и «приправленные» следовали довольно жесткие выводы, нередко со снятием с должности либо с серьезными взысканиями. Среди проверяющих подобным «мастерством» отличался капитан 1 ранга Казимиров, вот и сейчас он со вкусом распекал очередную жертву. На одной из лодок он обнаружил несколько контрольно-измерительных приборов, у которых заканчивался срок очередного освидетельствования. Само по себе замечание могло быть устранено в короткий срок, но Казимиров, сев на любимого конька, сумел накалить обстановку даже на этом. Уже стояли в проходе, вытирая пот, командир лодки, офицеры электромеханики, начальник лаборатории КИП…Когда их усадили, в зале немного оживились, разбор подходил к концу.

- Федор Ипполитович, что это вы головой покачали. С чем-то не согласны?- спросил член Военного Совета седого капитана 1 ранга заместителя комбрига по электромеханической части Костенко. Тот поднялся, насупив брови, оглядел притихший зал и четко бухнул, как ударил в колокол:

- Да, не согласен!

У члена военного совета удивленно поднялись брови, поднял голову и зам. командующего.

- Поясните пожалуйста.

Костенко, выдержал паузу, как бы собираясь с духом, затем продолжил.

- Я не согласен с подобной манерой доклада. Слушая тов. Казимирова, можно подумать, что он служит на другой планете. Что вся его служба заключается в том, чтобы приехать, отыскать замечания и разделать виновника на разборе, как бог черепаху…На практике знаю, что у офицеров, попавших на расправу к Казимирову, несколько дней все валиться из рук. Они не могут в эти дни должным образом править службу. Кстати, по данному случаю. За последние два месяца, мы отправили товарищу Казимирову три телеграммы, чтобы он выслал бригаду наладчиков, т.к. в лаборатории КИП не соответствуют техническим условиям два стенда. Косвенно он тоже виновен в том, что лаборатория не успевает проверять приборы в срок. Уважаемые товарищи проверяющие, наплевательски относятся к чувству собственного достоинства офицеров. Могут нагрубить в присутствии подчиненных, унизить. Позволяют себе фамильярное и нецензурное обращение…

Костенко, кашлянул в кулак, хотел еще что-то добавить, но встретился взглядом с вытаращенными от ужаса глазами комбрига, махнул рукой и сел. В зале прокатился шумок, заерзали на стульях, закашляли. Все чувствовали неловкость момента. Пауза затянулась…

Сергей толкнул локтем в бок, сидевшего рядом флагманского минера Петрова.

- Во, дед дает, молодец!

- Молодец то молодец, но храбрость его объяснить несложно. Выслуга давно есть, на пенсию созрел.

- Всегда ты Петров норовишь найти свою ложку дегтя. Да, если рассуждать по твоему, то, тем более деду должно быть все до печки. Сиди тихо, оформляй документы на пенсию и сохраняй здоровье…

Медленно встав из-за стола, зам. командующего подошел к рампе. Зал притих, превратившись в сплошное внимание.

- Ну, что ж…Что тут сказать, прав Костенко…С каждым годом растет темп службы, зачастую начальнику некогда пригласить офицера в кабинет для разговора. Многие из них делают разносы «на месте», не проследив отсутствия подчиненных данного офицера. Да и условия подводной лодки, вся служба на ней – причина тому, что здесь все на виду. Это, конечно, не оправдывает, но хоть как-то объясняет…Впрочем это не аргумент, у надводников эта проблема еще острее…С хамством будем бороться. Пожалуй, вопрос уже созрел и для особого разговора на Военном Совете.

Затем вице-адмирал подвел итоги проверки. Сказал, что в целом итогами проверки доволен и считает, что лодки задачи выполнят. Здесь впервые и прозвучало название учений – «Океан». Заканчивая выступление, зам. командующего встретился взглядом с Казимировым, который сидел с выражением обиженного ребенка на лице. Вице-адмирал нахмурился и сказал:

- Капитан 1 ранга Казимиров остается в части, я продляю ему командировку на 10 суток. Думаю, ему будет полезно пожить среди подводников, помочь устранить им же сделанные замечания, заодно разобраться с лабораторией КИП.

Казимиров в изумлении приподнялся со стула. Его большие, красивые глаза выражали обиду и недоумение. В отчаянии он протянул руку, выразив этим жестом и просьбу и упрек, но адмирал уже отвернулся и не увидел этого.

Затем, член военного совета зачитал несколько приказов и директив. Несколько человек были награждены грамотами и ценными подарками. Это были новшества новых времен. Закончились те времена, когда после двух автономок, офицер награждался орденом. Старички в Генеральном штабе возмутились: - Скоро эти подводники будут иметь орденов больше чем у нас фронтовиков. И ордена заменили грамотами и «ценными подарками» – электробритвами «Харьков» и будильниками «Слава»…Далее, объявили о присвоении ряду офицеров очередных воинских званий.

***

На «двести седьмую» Сергей прибыл, когда на палубе уже строились швартовые команды. На мостике находились: командир ПЛ – капитан 2 ранга Пустовойтенко, большой оригинал, считавшийся на бригаде остряком и непревзойденным мастером

подначки, уже известный нам, старпом Анохин, штурман – старший лейтенант Никишкин и боцман – мичман Солдатенко. Барк в два прыжка проскочил узкую сходню, отдал честь флагу и поднялся на мостик. Сергей откровенно был рад, что в поход идет именно на «двести седьмой». Он, как и многие в соединении, любил Александра Александровича Пустовойтенко, человека не только оригинального, но интересного. Отличного рассказчика, умеющего в любой обстановке снять напряжение, создать ровную благожелательную атмосферу, что в условиях подводной лодки, особенно важно. Кроме того, Сан Саныч, так его за глаза называли офицеры, был одним из лучших командиров бригады, хотя официально таковым не значился. Виной тому был ряд особенностей его характера. Он презирал медленные, осторожные действия, длительные обдумывания, азбучные типовые решения. Сам решения предпочитал сложные, действия быстрые и дерзкие. Некоторые считали, что Пустовойтенко часто идет на риск, хотя сам он с этим не соглашался.

- Мы очень любим перестраховаться. Как бы чего не вышло. На швартовку самым малым. Торпеды грузить, так чтоб полный штиль. А когда обстановка заставит действовать быстро, окажется, что не умеем. Решительности, быстроте, смелым действиям тоже нужно учиться – это само собой не приходит, - так не раз говорил Пустовойтенко на различных совещаниях в штабе, и многим такая линия была не по душе. Не нравилось, также, что позволял он себе высказываться не «как надо», а как считал нужным, что имел собственное мнение. Все это очень нравилось Сергею, он старался украдкой подражать Сан Санычу, хотя и так в их характерах было много общего. Кроме того, несмотря на разницу в возрасте, они были друзьями.

Пустовойтенко кивнул Сергею и взгромоздившись на ступеньку правого крыла, привычно скомандовал:

- Исполнять приказания машинного телеграфа! Отдать швартовы! Сходню на пирс!

Обычно подается команда: «сходню на борт» и только если лодка уходит далеко и надолго, сходню оставляют на берегу, как лишний и бесполезный в море предмет.

- Руль лево десять! Бортовые средний назад!

«Двести седьмая» отходила от пирса, как всегда, стремительно…

* * *

Сергей вспомнил, как познакомился с Сан Санычем. Он заканчивал 5 курс Ленинградского Высшего Военно-Морского училища имени Фрунзе и проходил преддипломную стажировку в одной из дивизий подводных лодок Северного флота. После стажировки, его и еще человек двадцать таких же мичманов-стажеров собрали в клубе для «прощальных церемоний». Мероприятием руководил начальник политотдела, но его вызвали к оперативному дежурному на «прямой провод» с политуправлением ВМФ. Мичмана откровенно скучали и, лениво переговариваясь, ждали когда, наконец, их отпустят. В зал заглянул незнакомый офицер с пышными пшеничными усами. Что-то мальчишечье озорное в его глазах привлекло к нему внимание. Вошедший, оглядел курсантов и насмешливо, но вполне дружелюбно произнес: « А, стажеры, наша смена и

надежда…» Из дальнейшей беседы выяснилось, что старпом со «сто сорок первой» Александр Пустовойтенко сам оканчивал училище им. Фрунзе, поэтому живо интересовался новостями из «альма-матер». Интересовался, кто из преподавателей ушел на пенсию, кто возглавил кафедры, какие изменения произошли в программах подготовки.

Мичмана попросили Пустовойтенка дать несколько практических советов завтрашним лейтенантам. Кивнув головой, что означало согласие, Александр, покосился на сцену, где за столом сидел пропагандист политотдела дивизии капитан 2 ранга Машкин.

- Ну, если только политотдел не возражает.

Машкин пожал плечами, продолжая что-то писать. Сей, жест можно было понять так: - трави, пока официальная часть не начата.

- И так, господа гардемарины, первым делом выбросьте из головы наивные мысли, что Вас с нетерпением ждут на флотах, что Вы «соль земли», что произведете революцию на флоте, откроете новые острова, изобретете «перпетум мобиле» и т.д. и т. п.

Пустовойтенко сделал паузу и внимательно посмотрел на курсантов. Убедившись, что они заинтересовались и внимательно слушают, продолжил:

- На флоте Вас действительно ждут, но, не воздыхая, как от пасхального кулича, а как ждет пациент своей очереди к стоматологу…Ваш будущий командир, с тоской прикидывает, сколько попортит из-за Вас крови и сколько часов не доспит, пока поставит

Вас на ноги. Флагманский специалист соображает, кого из допущенных офицеров ему придется посылать в море для дублирования Вашей должности, сколько времени Вы будете сдавать зачеты на самостоятельное управление, и как часто ему самому придется делать за Вас многие вещи. Ваши сослуживцы тоже думают, что за «фрукт» появится на лодке, как скоро освоит дежурство по кораблю…Ваши будущие подчиненные, что за «кота в мешке» приготовила им судьба на роль командира. И наконец начальник политотдела с тревогой и тоской, как скоро Вы запросите квартиру и сколь большой выводок привезете с собой…Теперь конкретнее. Если перед назначением у Вас будет возможность выбора места службы, выбирайте его по совету жены. Важность этой рекомендации трудно переоценить. Потом в течение ряда лет у Вас будет возможность упрекать ее в неудачности выбора, в медленном продвижении по службе и т.п. В противном случае, такие упреки будут делаться в Ваш адрес.

В отдел кадров флота не спешите прибыть в первых рядах, полезно даже немного запоздать. В этом заведении сначала раздают места похуже, а лучшие тянут до последнего момента. Мало ли какая поступит команда, и кому могут понадобиться «хорошие места».

В кадрах старайтесь не показать, что Вам хочется попасть в определенное соединение или на лодки определенного проекта. Ибо, если такое желание заметят, то, наверняка, сделают наоборот. Такая уж манера у кадровиков. По этому следует бодро сказать, что готов на любой вариант, либо скромно поинтересуйтесь, что Вам могут предложить.

Наконец, получив назначение, Вы прибываете в пункт базирования Вашей подводной лодки. Не спешите «с корабля на бал» т. е. не следует сразу спешить в часть. Вполне

возможно, что Вы измучены дорогой, мятый, потный, неумытый, в запыленном обмундировании, не свежей рубашке. Представляете собой вид довольно жалкий, если

не сказать больше. На фоне других офицеров, контраст может быть не в Вашу пользу. Вы можете попасться на глаза командиру соединения и таким останетесь в его памяти на довольно длительный период. Да и на своем корабле Ваш командир и сослуживцы непроизвольно запомнят это Ваше первое появление…Поэтому следует отоспаться и привести себя в порядок. Прибыть, первый раз, лучше после обеда. Во-первых, все сытые – значит добрые. Во-вторых, за пол дня многие уже помялись, запылились – а тут Вы, отутюженный, блестящий, как новая копейка. И…скромный. Внимательно осмотрите себя, нет ли у Вас чего-нибудь не стандартного. Снимите с себя вычурные запонки, обуженный галстук, модные туфли. Если у Вас оригинальные баки или усики, их следует

безжалостно сбрить. Все это можно себе позволить потом, но первое появление в части должно быть безукоризненным…

Прибыв в соединение, Вы представляетесь командованию, после чего Вас представят офицерам корабля и личному составу. Разговаривая с командиром и старпомом, будьте кратки и немногословны. Даже видя, что начальники расположены к беседе, не пускайтесь в разглагольствования. Офицеры, основательно послужившие на флоте, любят поговорить сами, но не слушать «чириканье» молодых лейтенантов. Если разговор Вам не интересен или Вы знаете суть вопроса, старайтесь не перебивать, умейте выслушать,

причем делайте вид, что все сказанное является для Вас откровением. Все это расположит к Вам собеседников.

В первые дни, как можно дольше, сохраняйте ленинградскую светскость и вежливость. Встаньте, если встал начальник, спросите разрешения войти и выйти, а, получив таковое,

говорите «есть» и четко поворачивайтесь. Такое поведение приятно шокирует Вашего командира, давно отвыкшего на подводных лодках от всего этого. С сослуживцами разговаривайте с достоинством, но скромно. Не вздумайте хвастать или показывать глубокие знания. Лучше помолчите и дайте возможность Вас поучить. Это настроит всех в Вашу пользу. Придя на корабль, постарайтесь скрыть свое впечатление, если оно будет

отрицательным. Воздержитесь от эпитетов типа «старое корыто» или «дырявая калоша» ибо потом горько пожалеете об этом.

Кто-то из мичманов подал реплику:

- Вы, наверняка, всегда так и поступали ?!

- Нет. Вы не угадали. Я частенько поступал наоборот, поэтому отрицательный опыт получил в полной мере…Но не будем отвлекаться. Со всей серьезностью отнеситесь к приему дел и обязанностей. Как правило, молодой офицер, принимая дела, не замечает солидных недостач и нехватки части приборов и ЗИПов, а потом расплачивается за это наличными. В приемный акт не забывайте включить недостающее обмундирование своих подчиненных и их грубые проступки…

Отдельно и более подробно, я хотел бы остановиться на таком понятии как чувство меры.

О, не улыбайтесь – это целая наука. Это важно во всем. Отклонения нежелательны ни в ту, ни в другую сторону. Вот только, что я говорил о пользе поддержания в порядке внешнего вида и формы одежды. Но, если Вы, к примеру, начнете гладить брюки два раза в день, ежедневно менять рубашки, да еще и крахмалить воротнички, - то это уже будет перебор. И реакция окружающих будет отрицательная. Чувство меры можно и должно выработать у себя каждому. Особенно это важно в вопросах выпивки. Вы можете быть совершенно непьющим, хотя таковых на флоте лично я не встречал. Так вот, о чувстве меры, т. е. каждый должен знать свою норму выпивки. Особенно это важно сейчас, в период антиалкогольных кампаний. Вам я расскажу как ее ( эту норму) вычислить.

В выходной, Вы берете запас водки, десяток крутых яиц, хлеб немного другой закуски.

Одеться нужно по погоде и выехать на природу, в глухое безлюдное место. Облюбовав ровную площадку, располагаетесь и вбиваете в землю колышек. Это отметка «один».