Перевод Г. Шарбатова
Хотя немало времени прошло с той поры, когда случилась эта история, я помню ее так отчетливо, словно она произошла только вчера.
Помню, как я неожиданно очутился в кабинете директора школы. На голове у меня, под феской, надетой набекрень, лежали три куриных яйца. Содержимое этих яиц разбрызгалось по всему просторному кабинету.
Много лет тому назад, когда я еще учился в сельской начальной школе, случилось все это. В наших деревнях, где жизнь прекрасна своей простотой, существовал тогда — да и теперь еще существует — обычай, согласно которому при покупке и продаже обменивают товар на товар. Например, можно было в обмен на куриное яйцо получить определенное количество бобов. А для меня не было лучшего лакомства, чем бобы. Я грыз их на переменах, а иногда и во время уроков. Но чтобы доставлять себе такое удовольствие, требовались деньги. И вот я повадился лазить в курятник, который помещался на крыше нашего дома. Бывало, заберусь туда вечером тайком от матери и утащу яиц сколько нужно. Утром отдаю их бакалейщику, чья лавка помещалась рядом со школой, и взамен получаю на весь день запас бобов, конфет и других вкусных вещей.
Замечая пропажу яиц, моя мать стала подозревать, что к нам повадился какой-то зверь или несколько зверей, которые лазают в курятник и поедают яйца. Однако вскоре она начала сомневаться в возможности существования такого зверя, который не оставляет следов, а яйца пожирает вместе со скорлупой. Кроме того, курятник надежно запирался.
— В него может проникнуть только представитель рода человеческого, — говорила моя мать.
Семья наша состояла из трех человек: кроме матери и меня, был еще только мой младший брат, который в то время умел лишь ползать на четвереньках. Поэтому все подозрения матери пали на меня. Она стала громко бранить меня, обвиняя в воровстве яиц. Но я не желал ни в чем сознаваться и усердно твердил, что это не я, что ничего не знаю о пропаже яиц, да и вообще я их в глаза не видел.
Но мать не успокоилась. Слова, которые я говорил в свое оправдание, оказались не в силах рассеять ее подозрения. Она стала следить за мной и за курятником. Но и я был настороже, так что она ни разу не смогла застигнуть меня на месте преступления. Тогда она пригрозила, что пойдет к директору школы и обо всем расскажет ему. На это я ответил так, как отвечают все дети в подобных случаях:
— Подумаешь, директор! А что он мне сделает?!
На следующий день моя утренняя добыча состояла из трех яиц. Я и не думал, что мать собирается выполнить свои угрозы, и потому, положив яйца на голову под феску (более надежного места не найти!), взял книги и отправился в школу, вручив свою судьбу аллаху.
Но не успел я выйти со двора, как заметил, что мать идет за мной. Я не придал этому никакого значения. «Мать хочет просто припугнуть меня», — подумал я и зашагал по направлению к школе. Яйца по-прежнему лежали у меня на голове, под феской. Но вот я уже возле лавки бакалейщика. Здесь я обычно выкладываю свою ношу. Оборачиваюсь назад и вижу, что мать следует за мной по пятам. Заходить в лавку уже немыслимо, и я продолжаю свой путь прямо в школу. А яйца все там же — на голове, под феской.
Первый урок только что начался. Я быстро прошел в класс, а мать засеменила в кабинет директора…
Я уселся на свое место и, поглядывая то и дело на дверь, принялся за чтение корана в надежде на благополучное окончание дня. Но не тут-то было — меня вызвали к директору.
Я тщательно выровнял феску и, призвав на помощь аллаха, шагнул в кабинет директора. Мать все еще сидела там, и, увидев ее, я порядочно струсил.
Усевшись поудобнее в своем кресле, директор смерил меня с головы до ног проницательным взглядом и произнес:
— Что ж это ты, сынок?.. Мать жаловаться на тебя пришла.
Я начал оправдываться. Тогда господин директор, видимо считая, что одного лишь словесного внушения мне мало, решил преподать мне более конкретный урок послушания. Своей благородной рукой он дал мне такую затрещину, что голова моя едва удержалась на плечах, а феска… феска не удержалась у меня на голове, и тут директор обнаружил, что и он и я живописно измазаны яичным желтком и белком. Он застыл от изумления, а когда очнулся, меня в кабинете уже не было. Быстрее птицы я мчался прочь от школы.
С того дня мать больше не жаловалась на пропажу яиц.