Место под солнцем

Булат Окуджава…

Глядит имярек

С воздушного шара

На пушкинский век.

А там — юной девы

Мальчишеский стан.

— Лавиния, где вы?

Я ждать вас устал!..

Осушена чара.

Исхожен Арбат.

Перо и гитара.

Да горестный взгляд.

— Что взгляд этот значит?

Белы вы как мел.

— …Девочка плачет.

Шарик улетел…

Мне кажется порою, что Ян Френкель

(Огромности и скромности пример) —

Идущий через горы, через реки

За Музыкой волшебной Гулливер.

Идет по миру, статный и усатый,

И смотрит в ожиданье нужных слов

На небо, что воспел Расул Гамзатов,

На поле, где гуляла Инна Гофф.

Потом рояль достанет из котомки,

Вздохнет устало, сядет на пенек,

И огласит окрестность голос томный,

Дрожащий, словно тонкий колосок.

И вепрь, и лань, и мишка из берлоги

Придут к нему в те светлые часы,

И каждому захочется потрогать

Его невероятные усы.

Калягин.

Он может сыграть что угодно.

Актер у Театра в чести.

Герой.

Резонер.

Плут.

И муж благородный.

Вдова.

Инженю.

Травести.

Трагичен.

Комичен.

Лиричен.

Пластичен

И полифоничен всегда.

Он так необычен.

И нам симпатичен.

Мгновенья,

Недели,

Года.

В полете.

В почете.

В заботе.

В работе.

Отелло.

Фальстаф.

Чайльд Гарольд.

Прощайте

И здравствуйте!

Вы — наша тетя.

Давайте дружить,

Леопольд!!!

О, как читаем он!

Как почитаем!

Мир книг его необозрим,

Неповторим.

Айтматов входит в дом.

И мы мечтаем,

Чтоб дольше века длился день

свиданья с ним.

Мелькают кадры… части… ленты…

ЧП… Любимый класс… Ростова…

Агенты… Явки… Резиденты…

Бородино… Берлин… Пеньково…

Кино — искусство миллионов.

Их глас звучит как голос свыше:

— Когда же Юлиан Семенов

Второго Штирлица напишет?!

Вулкан

Страстей.

«Капакабана».

Влюбленный

Юноша.

Гигант.

У пульта

Юрий

Темирканов.

Полуинфант,

Полуатлант.

Тайфун,

Самум.

Пожар.

Фиеста

Души,

Ушей,

А также

Глаз.

Он

Дирижирует

Оркестром.

Им

Дирижирует

Кавказ.

Лермонтовед и пушкинист,

Артист, историк, публицист,

Нас покорил — не так ли?—

Андроников Ираклий.

Собрав характеры друзей

В филармонический музей,

Нас удивил — не так ли?—

Андроников Ираклий.

Искусствовед, библиофил,

Он тайну «Н. Ф. И.» открыл,

И нас потряс — не так ли?—

Андроников Ираклий.

Читатель мой, бросай дела—

Решай загадку «И. Л. А.».

Андроников Ираклий—

Ответ ее. Не так ли?!

Рассвет. Стою я у порога.

За ним — Театра вечный храм.

А там — Георгий Товстоногов,

Властитель дум, создатель драм.

А там, с ним рядом, недалече,

В сиянье всех прожекторов—

Всепобеждающий Стржельчик,

Все понимающий Лавров,

Алисы Фрейндлих добрый гений,

Басилашвили — гранд-премьер,

Столикий Лебедев Евгений—

Он — и Яга, и Холстомер.

Там ахи, охи и восторги,

Любовный лепет, трепет крыл,

И духи, что святой Георгий

На выход в свет благословил.

В час, когда замирает квартира

В ожиданье вестей о кино,

Тихий ангел — хранитель эфира

Заплывает к нам в телеокно.

Он склоняет могучие плечи,

Руки-крылья кладет на живот

И прекрасные умные речи

Не спеша говорит, как поет.

Вновь картина сменяет картину,

И с ведущим поют в унисон

Куравлев и Джульетта Мазина,

Ширвиндт, Дуров, Кайат и Брессон.

Дарованьем своим уникален,

Сценарист, юморист, полиглот,

Поэтичен он и музыкален

(И, по-моему, чуточку шьет.)

Под рыданья цыганской гитары

Нам с Рязановым вместе страдать.

С новым фильмом, Эльдар,

с легким паром!

Будем ждать лент нетленных опять.

Ставьте, славьте, пишите и пойте

Так, чтоб в душах звенел резонанс!

…И на этом закончить позвольте

В вашу честь мой служебный романс.