Место преступления

Майкл Коннелли и Деннис Лихейн Без сна в Бостоне Рассказ Перевод Павла Зайкова

Гарри Босх давно взял за правило во что бы то ни стало избегать туннелей, но из аэропорта Логан иначе не проедешь: либо туннель Тэда Уильямса, либо Самнеровский — выбирай на вкус. Навигатор взятой на прокат машины выбрал туннель Уильямса, и Гарри поехал вниз на дно Бостонской бухты. На самом глубоком участке образовался затор, а потом движение окончательно встало, и Босх понял, что, выгадав время благодаря ночному рейсу из Лос-Анджелеса, он угодил в самую гущу утреннего часа пик.

Конечно, здешний туннель был гораздо больше, шире и светлее, чем туннели из его прошлого, которые снятся ему до сих пор. К тому же в этой переделке он был не одинок. Пространство от стены до стены было сплошь заполнено легковыми машинами и грузовиками — река из стали под рекой из воды, и сейчас текла только одна из них. Но туннель есть туннель, и вскоре тревога, предвестник приступа клаустрофобии, сдавила Босху грудь. Он взмок и в бессильном протесте стал нетерпеливо жать на клаксон арендованной машины. Судя по всему, это лишь выдало в нем приезжего. Местные не сигналили — что толку роптать, если ничего не можешь изменить.

Постепенно очередь машин сдвинулась с места. Босх наконец вынырнул на поверхность и опустил стекло, чтобы проветрить салон. Он дал себе слово раздобыть карту и проложить маршрут до аэропорта в объезд туннелей. Жаль, что в навигаторе нет такой функции. Придется самому искать дорогу назад.

В соответствии с положением о командировках сотрудник отдела нераскрытых преступлений Департамента полиции Лос-Анджелеса обязан немедленно по прибытии в другой город явиться с рапортом к местным властям. В его случае — в отделение полицейского округа Е-13 Департамента полиции Бостона в районе Ямайка-плейн. Именно в этом округе числился адрес Эдварда Пейсли, человека, образец ДНК которого Босх намеревался заполучить — по возможности официально.

Босх, однако, часто пренебрегал служебными инструкциями по расследованию «висяков». Обычно он следовал собственным правилам: сначала осмотреться на местности и, может быть, установить наблюдение за объектом, а уж потом раскланиваться с местными полицейскими чинами.

Босх планировал проверить адрес Пейсли и, если повезет, впервые увидеть его самого, а уж потом поселиться в гостинице «Кортъярд Мариотт», которую он забронировал на сайте Expédia Возможно, он даже вздремнет немного, когда доберется до номера, чтобы компенсировать недосып во время ночного рейса. После обеда он поедет в окружное отделение Е-13 и скажет начальнику (капитану или майору), что прибыл из Лос-Анджелеса расследовать нераскрытое убийство пятнадцатилетней давности. Потом к нему, скорее всего, приставят участкового инспектора, который чем-нибудь не угодил начальству. Сопровождать заезжего детектива, расследующего «висяк» девяностого года, — не самое почетное задание.

Два дня назад в баре на Уоррен-стрит в Роксбери[34] Донтел Хоу спросил Патрика Кензи:

— У тебя дети есть?

Патрик как-то неуверенно кивнул, чуть замявшись с ответом:

— Один на подходе.

— Когда?

— Теперь уже со дня на день.

Донтел Хоу улыбнулся. Это был подтянутый чернокожий мужчина лет тридцати с небольшим, с короткими дредами и в настолько свежей рубашке, что от него издалека пахло крахмалом.

— Первый?

Патрик кивнул.

— А не староват ли ты? — Донтел, растягивая удовольствие, сделал небольшой глоток бренди — на неделе он позволял себе не больше стаканчика за вечер. По субботам — уверял он Патрика — он может ведрами пить в «Хенни», но по будням и в воскресенье свою норму знает, ведь каждое утро он возит сорок пять детишек через весь город от дома до Дирборнской средней школы, той, что в паре кварталов от бара, где они с Патриком встретились сегодня вечером.

— Староват? — Патрик осмотрел себя в зеркале бара: седины многовато, это да, чуть тяжеловат, пожалуй, и волосы на макушке чуть реже, чем хотелось бы, это правда, но для сорока лет вроде неплохо сохранился. Учитывая то, как он прожил эти годы. Может, оно и так, а может, он сам себя разводит, что тоже вполне вероятно. — Да и ты, Донтел, вряд ли сгодишься для команды юниоров.

— Но мои-то двое уже в школу ходят. Не успеешь оглянуться, в колледж пойдут, а мы с супружницей будем прохлаждаться где-нибудь во Флориде. Мне тогда будет, сколько тебе сейчас.

Патрик усмехнулся и отхлебнул пива.

Голос Донтела Хоу посерьезнел, стал мрачнее:

— Так никто ее и не ищет? До сих пор?

Патрик сделал рукой неопределенный жест:

— В полиции думают, это дела семейные. Отец — та еще скотина, и найти его не могут. Ее тоже не могут найти. В общем, они думают, что все сходится один к одному, и она скоро объявится.

— Черт, но ей же всего двенадцать.

Речь шла о Шифон Хендерсон, семикласснице, которую Донтел Хоу каждое утро подбирал в социальном микрорайоне Бромли-Хит в Ямайка-плейн и там же высаживал девять часов спустя. Три дня назад Шифон пропала из своей спальни, выходящей окнами на задний двор. В квартире она жила с двумя сестрами и матерью. Факт исчезновения был несомненным, вопрос заключался в том, по своей ли воле она ушла. Комнату девочка покинула через окно. Никаких следов борьбы или взлома… впрочем, мать сообщила полиции, что дочь часто оставляла окно открытым в теплые ночи, хотя ей тысячу раз говорили этого не делать. Под подозрение полиции попал отец Шифон, Лонни Каллен, непутевый папаша, задолжавший алименты аж четырем семьям. На прошлых выходных он не отметился у инспектора по надзору за условно осужденными и отсутствовал по своему последнему месту жительства. Кроме того, поговаривали, будто Шифон начала встречаться с мальчиком, который жил в том же социальном микрорайоне, хотя ни как его зовут, ни что это за мальчик толком никто не знал.

Мать Шифон, Элла Хендерсон, работала на двух работах. Днем — в регистратуре частной гинекологической клиники при медицинском центре Бет-Израэл, а по вечерам убирала офисы. Типичный пример измотанной работой и бедностью женщины: с утра до вечера гнешь спину, чтобы прокормить детей и хоть как-то свести концы с концами, так что времени на самих детей совсем не остается, пока в один прекрасный день они не скажут тебе, что поезд ушел…

Два дня назад она записывала жену Патрика, Энджи, на последний прием перед родами — их ребенок должен был появиться на свет через неделю. Элла Хендерсон перепроверяла данные страховки и даты рождения родителей и вдруг расплакалась. Она плакала тихо, без драматических всхлипываний, слезы просто текли по щекам, тогда как лицо не покидала вежливая улыбка, а глаза неотрывно смотрели на монитор компьютера.

Полчаса спустя Патрик согласился навести справки о ее дочери. Следствие вела детектив Эмили Зебровски, у которой в разработке было целых двенадцать дел. Она сказала, что благодарна Патрику за помощь, но никаких признаков похищения не видит. Впрочем, она признала, что если похищение все-таки было, то спальня Шифон подошла бы для этого как нельзя лучше: высокий вяз заслонял ее окно и окна этажа над ним; дом стоял в дальнем конце жилого комплекса на Хит-стрит, а коммунальщики на пять месяцев запаздывали с заменой ламп в фонарях, которые неустановленные пьяные личности в Новый год разнесли выстрелами. В то же время, Эмили Зебровски сказала Патрику, что из спальни Шифон Хендерсон той ночью никто не слышал ни звука. Люди редко исчезают не по своей воле, сказала детектив, по телевизору может часто так и бывает, но не в реальной жизни.

— Итак, ваша рабочая версия? — спросил он.

— Ее отец, — сказала Зебровски. — У него судимостей — мало не покажется.

— С какой целью?

— Прошу прощения?

— Он ублюдок, — сказал Патрик, — спору нет. Но ублюдок вполне разумный, так? Значит, есть мотив. Он похищает одну из своих дочерей — хочет, чтобы ему заплатили или чтобы мать отвязалась от него с претензиями. Но денег-то у матери нет, она никогда не подавала в суд на алименты, да и разве парень с его психологией захочет привести двенадцатилетнюю дочку в свою берлогу, чтобы она доставала его день и ночь?

Зебровски пожала плечами:

— Считаете, отморозки вроде Лонни Каллена думают, перед тем как что-то сделать? Да они вам номер на тюремной робе назовут, если спросите у них дату рождения! Он подонок и идиот, который делает то, что его левая нога захочет.

— А что по линии бойфренда?

— Работаем над этим.

Два дня назад Донтел спросил Патрика:

— А сам-то ты в это веришь?

Патрик пожал плечами.

— Должники-алиментщики обычно шарахаются от своих детей, а не похищают их — по крайней мере такие, как Лонни. Да и вон уж сколько времени прошло, с тех пор как его след простыл. А насчет версии с бойфрендом, так они, что, трое суток сидят безвылазно в своем гнездышке, даже перекусить не выходят, друзьям не звонят?

— Не знаю, — сказал Донтел, — но мне эта девчушка нравилась. Не то, что другие девчонки из неблагополучных районов, эти вечно выделываются, хамят. Она была тихая, но… добрая, понимаешь?

Патрик отхлебнул еще пива:

— Нет. Расскажи.

— Ну смотри, когда устраиваешься на работу вроде моей, у тебя испытательный срок — три месяца, в течение которых тебе могут дать под зад коленом без всяких объяснений. А как срок истечет, ты в штате, и тут уж надо облажать по полной или Бен Ладеном назваться, чтобы тебя выперли. Пару недель назад мои три месяца истекли, так Шифон не только меня поздравила, а еще и пирожком угостила.

— Да ладно? — улыбнулся Патрик.

— Магазинным, правда, — сказал Донтел, — но все равно. Как тебе это?

— Впечатляет, — кивнул Патрик.

— Сам увидишь, лет через двенадцать, по своему мелкому, в этом возрасте они не сильно о других думают. Больше заняты тем, что здесь происходит, — он постучал по голове, — и там внизу, — он показал между ног.

С минуту они молча пили пиво.

— Больше ничего не помнишь про тот день? Ничего необычного?

Донтел покачал головой:

— Самый что ни на есть обычный день: «Увидимся завтра, Шифон». — «Увидимся завтра, Донтел» — и пошла.

Патрик поблагодарил его и заплатил по счету. Сгребая мелочь со стойки, он спросил:

— Так у тебя был испытательный срок?

Донтел кивнул:

— Да, стандартная процедура.

— Знаю, но я подумал… меня удивило, что ты начал так поздно, посреди учебного года. Я имею в виду, сейчас — май. Значит ты начал… когда? В феврале?

Донтел снова кивнул.

— Да, в конце января.

— А до этого что делал?

— Водил туристический автобус. Отсюда во Флориду, в Монреаль, в Провинстаун, в зависимости от сезона. Адова работенка. То в ночь, то в день. Все время в дороге. Как это место освободилось, так я и соскочил.

— А почему освободилось-то?

— Пейсли проштрафился.

— Пейсли?

— Парень, вместо которого меня взяли. Мне другие водилы говорили: тот еще кадр. Везет сорок человек детей, а глаза стеклянные. Даже профсоюз ему не помог после того случая. Улетел в кювет на Лиджен-хайвей, прикинь? — Донтел усмехнулся. — Мыслимое ли дело? Чуть не перевернулся, блин, и выходит отлить. В полседьмого утра, врубаешься? Возвращается в автобус, начинает выруливать с обочины, и что ты думаешь — переворачивается! А это уж дело подсудное. Сам понимаешь — ни в какие ворота.

— Пейсли, — повторил Патрик.

— Эдвард Пейсли, — сказал Донтел, — галстуки такие есть.

Пейсли жил на Вайман-стрит в сером таунхаусе с потускневшим белым декором. На крыльце стоял старый диван. Босх проехал мимо, потом сделал круг по кварталу и снова проехал мимо, перед тем как припарковаться у тротуара за полквартала от дома. Отрегулировав боковое зеркало, он поймал в нем входную дверь и крыльцо. Он часто так делал, когда работал один на наружном наблюдении. Тот, кто опасается слежки, скорее станет смотреть на машины спереди. Припарковавшись спиной к объекту, привлекаешь меньше внимания. Возможно, Эдвард Пейсли не имел никакого отношения к убийству Летиции Вильямс пятнадцать лет назад. Но если имел, то давно попался бы, не будь он все время настороже и не присматривайся к припаркованным автомобилям.

Босх надеялся увидеть хоть какое-нибудь движение в доме, чтобы удостовериться, что Пейсли живет по этому адресу; на большее он не рассчитывал. Если повезет, Пейсли выйдет в обеденное время за кофе или перекусить. Чтобы взять образец ДНК, достаточно выброшенного стаканчика или корочки от пиццы. Может быть, Пейсли курит. Окурок тоже сгодится.

Гарри вытащил из портфеля папку и открыл ее на странице с увеличенной фотографией, которую он скачал накануне из Массачусетского реестра транспортных средств. Она была трехлетней давности. Пейсли — белому лысеющему мужчине — на снимке пятьдесят три года. Сейчас у него нет водительского удостоверения — его лишили прав шесть месяцев назад за вождение в нетрезвом виде. Пейсли чуть не перевернулся на школьном автобусе, алкотестер показал два промилле, так что, дунув в трубочку, он профукал свою работу, а возможно, и свободу. В связи с арестом его отпечатки пальцев попали в систему, где они дожидались Босха. Тут Гарри повезло. Если бы он поднял дело Летиции Уильямс на одиннадцать месяцев раньше и сверил отпечатки пальцев с места преступления с электронной базой данных, это не дало бы никаких результатов. Но Босх взялся за это дело четыре месяца назад, и теперь он был в Бостоне.

Прошло уже два часа, но никаких признаков жизни в доме не обнаружилось, и Босх забеспокоился. Возможно, Пейсли ушел из дома с утра, до того, как Босх начал наблюдение. Может статься, он зря теряет время, следя за пустым домом. Надо выйти из машины и пройтись вдоль здания. За квартал от объекта Босх приметил продуктовый магазинчик. Прогуливаясь, он рассмотрит дом как следует, а потом возьмет газету и галлон молока. Вернувшись к машине, выльет молоко в водосток; бутыль будет кстати, если приспичит в туалет. Наблюдение за домом может затянуться.

Газета тоже будет кстати. Он сможет посмотреть результаты поздних бейсбольных матчей. Накануне в игре между «Доджерс» и ненавистными «Джайентс» назначили дополнительный период, но тут объявили посадку на его рейс, и Босх так и не дождался развязки.

Однако в последний момент Босх решил остаться на месте. Помятый джип-«чероки» припарковался в кармане у тротуара на другой стороне улице, прямо напротив него. Мужчина за рулем был один, и Босха заинтересовало, почему он не выходит из машины. Он сидел, чуть откинувшись в кресле, и, похоже, следил за тем же домом, что и Босх.

Босх видел, что мужчина говорил по мобильному телефону, когда приехал, но потом целый час просто сидел за рулем своего джипа, наблюдая за происходящим на улице. Для Пейсли он был слишком молод. Чуть моложе, а может, чуть постарше сорока, в бейсбольной кепке и серой тонкой кенгурухе поверх футболки с принтом. Что-то смутило Босха в его бейсболке, а потом он сообразил: здесь полгорода в таких ходит, но эта — первая без буквы «Б». Зато на ней было что-то вроде рожицы с кривой улыбкой, хотя через улицу толком не разглядишь. Казалось, парень кого-то ждет, может быть, того же, кого и Босх.

В конце концов Босх понял, что тоже вызывает любопытство у человека в джипе: парень украдкой поглядывал в его сторону, так же как Босх украдкой поглядывал на него.

Эта осторожная взаимная слежка продолжалась до тех пор, пока тишину не разорвал рев сирены и между ними, тарахтя, не проехала пожарная машина. Босх проводил машину взглядом в боковом зеркале, а когда снова посмотрел через улицу, увидел, что джип пуст. Малый либо воспользовался моментом и выскользнул наружу, либо залег внутри.

«Скорее первое», — подумал Босх. Он выпрямился на сиденье и осмотрел улицу и тротуар напротив. Пешеходов — ни души. Повернулся посмотреть на тротуар со своей стороны и… на тебе: этот в бейсболке стоял у пассажирского окна. Кепку он развернул козырьком назад, как делают «охотники за гангстерами» — парни из спецподразделения по борьбе с ОПГ, — когда начинается заваруха. Босх заметил серебряную цепочку у него на шее — похоже, под футболкой висел полицейский жетон. Справа из-под пояса явно выпирал пистолет: нечто увесистое, по виду больше, чем «глок». Малый в бейсболке нагнулся и заглянул в машину. Покрутил пальцем — открой, мол, окно.

Незнакомец в арендованной машине с навигатором Hertz NeverLost, торчащим из приборной панели, долго смотрел на Патрика, но в конце концов опустил стекло. На вид ему было лет пятьдесят пять. В хорошей форме, крепкий. Что-то в его внешности говорило: коп. Настороженность в глазах — вот что; глаза полицейского никогда не дремлют. И потом то, как он держит руку на бедре, чтобы быстро достать из-под спортивного пиджака свой «глок» или «смит», окажись Патрик плохим парнем. Левую руку.

— Хороший ход, — сказал он.

— В смысле? — сказал Патрик.

Тот кивком указал на проезжую часть:

— Пожарная машина. Хороший отвлекающий маневр. Ты из тринадцатого отделения?

Настоящий бостонец всегда говорит так, как будто немного простужен. У этого голос был чистый, не то чтобы высокий, скорее мягкий. Не здешний. Ничего общего с говором жителей Бобового города[35]. Наверное, федерал. Значок получил в Канзасе или еще где-нибудь, потом академия ФБР в Куантико; здесь в командировке. Патрик решил до поры до времени не раскрывать карты. Он потянул за дверь, но она была заперта. Федерал открыл замок, убрал портфель на заднее сиденье, и Патрик сел в машину.

— Далековато ты от Сентр-плаза, не находишь? — сказал Патрик.

— Может быть, — ответил тот. — Знать бы еще, где Сентр-плаза и что это такое.

— Так ты не из ФБР? Тогда откуда?

Приезжий снова замялся, все еще держа левую руку на бедре, а потом кивнул, как будто решил: будь что будет.

— Департамент полиции Лос-Анджелеса, — сказал он. — Собирался заехать к вам сегодня попозже.

— Какими судьбами в Я. П.?

— Я. П.?

— Ямайка-плейн. Можно взглянуть на удостоверение?

Тот вытащил книжечку и распахнул ее, показывая жетон детектива и удостоверение личности. Патрик прочитал имя: Иероним Босх.

— Ну и имечко у тебя. Язык сломаешь.

— Можно просто Гарри.

— Окей. И что ты здесь делаешь, Гарри?

— А как насчет тебя? Эта цепочка у тебя на шее не для жетона.

— Нет?

Босх покачал головой:

— Контур было бы видно через футболку. Крестик?

Патрик пристально посмотрел на него, а потом кивнул.

— Жена просит, чтобы я носил. — Он протянул Босху руку: — Патрик Кензи, я не коп. Частный детектив.

Босх пожал ему руку.

— Любишь бейсбол, Пат?

— Патрик.

— Любишь бейсбол, Патрик?

— Не то слово! А что?

— Да просто ты первый человек в этом городе, у которого нет эмблемы «Ред Сокс» на кепке.

Патрик снял бейсболку, развернул козырьком к себе и уставился на нее, почесывая затылок.

— Ничего себе. Даже не заметил, когда выходил из дома.

— Здесь что, такое правило? Всем ходить с символикой «Ред Сокс», или как?

— Не то чтобы правило, скорее хороший тон.

Босх снова посмотрел на кепку:

— А это что за криворожий смайлик?

— Зубастик, — сказал Патрик. — Ну, это… вроде логотипа, что ли, одного хорошего музыкального магазина.

— До сих пор покупаешь пластинки?

— Компакт-диски. А ты?

— И я. В основном джаз. Говорят, скоро ничего этого не будет. Кассеты, диски… все, на чем мы слушали музыку. Будущее за MP3 и айподами.

— Говорят, — Патрик через плечо посмотрел на улицу. — Мы пасём одного и того же парня, да, Гарри?

— Не знаю, — сказал Босх. — Я ищу подозреваемого в убийстве девяностого года. Мне нужен образец ДНК.

— И кто это?

— Знаешь что, поеду-ка я, пожалуй, в тринадцатое отделение и представлюсь капитану по всей форме, чтобы все было, как положено. Я предъявлю удостоверение, ты предъявишь удостоверение. Коп и частный сыщик, работаем вместе, чтобы облегчить бремя Бостонского полицейского департамента. Я не хочу, чтобы моему капитану в Лос-Анджелесе позвонили из…

— Это Пейсли? Ты следишь за Эдвардом Пейсли?

Босх долго смотрел на Патрика, а потом сказал:

— Кто такой Эдвард Пейсли?

— Прекращай… Расскажи про дело девяностого года.

— Слушай, у тебя частная лавочка, тебе этого знать не положено и никаких «особых причин» я не вижу, а я коп…

— …который нарушил инструкцию и не явился с рапортом в местный полицейский департамент… — Патрик, вытянув шею, огляделся: — Разве что где-то поблизости напарник из тринадцатого отделения, просто он так охренительно прячется. Я ищу пропавшую девочку, а имя Эдварда Пейсли засветилось в связи с ней. Девчонке двенадцать лет, Босх, она исчезла три дня назад. Поэтому я бы с удовольствием послушал, что случилось в девяностом году. Расскажешь, и я твой лучший друг и все такое.

— А почему твою пропавшую девочку никто не ищет?

— Кто сказал, что не ищет?

— Потому, что ищешь ты, а ты частное лицо.

Патрику показалось, что от полицейского из Лос-Анджелеса повеяло грустью. Не то, чтобы его огорчили вчерашние плохие новости, нет — плохие новости градом сыплются почти каждый день. Глаза у него, тем не менее, были не мертвые — в них был азарт, может быть, даже одержимость; Патрик увидел глаза охотника. Этот не из тех, кто просиживает штаны в ожидании дня зарплаты, предпочитает не лезть на рожон и считает дни до пенсии. Такой, если надо, ногой выносит двери, что бы за ними ни скрывалось, и на пенсию не спешит.

— Цветом кожи она не вышла, и родители не те, — сказал Патрик, — плюс уйма слухов вокруг этого дела; туфта, конечно, но выглядит правдоподобно, так что кто угодно усомнится, было ли и впрямь похищение.

— А ты думаешь, тут замешан Пейсли?

Патрик кивнул.

— Почему?

— У него две судимости за сексуальные домогательства к малолетним.

Босх покачал головой.

— Ничего подобного, я проверял.

— Ты проверял внутри страны. А наследил он на Кубе и в Коста-Рике. И там и там одно и то же: арест, обвинение, огребает по самое не хочу и в итоге откупается. Но аресты остались в базе данных.

— Как ты докопался?

— Не я. Директор Дирнборской школы заподозрила недоброе, Пейсли водил их школьный автобус. Один мальчик пожаловался, потом девочка, потом еще одна. Маловато, чтобы выдвинуть обвинение, но достаточно, чтобы вызвать Пейсли на ковер к директору. — Патрик вытащил из кармана и щелчком раскрыл репортерский блокнот. — Директор сказала мне, что Пейсли прошел бы оба собеседования на ура, если б два раза подряд не упомянул про молоко.

— Молоко?

— Молоко, — Патрик оторвался от своих записей и кивнул. — На первой встрече он ей сказал — к тому времени он уже год там работал, водителей город нанимает, директор вообще не при делах, — так вот, вам, говорит, надо побольше улыбаться, это наводит меня на мысли о молоке. А на второй встрече сказал, что солнце на Кубе белее молока, потому, дескать, ему Куба и нравится, белое сияние повсюду и все такое. Это засело у нее в голове.

— Оно и понятно.

— Но и упоминание о Кубе тоже. На Кубу попасть не просто. Надо лететь в Канаду или на Карибы, якобы поразвлечься, а на самом деле дергать оттуда в Гавану. Так что, когда ее самый нелюбимый водитель попался пьяным за рулем автобуса с учениками, она, недолго думая, вытурила его, но про Кубу не забыла. Подняла его резюме и обнаружила пробелы — непонятное отсутствие в течение шести месяцев в восемьдесят девятом, десятимесячное отсутствие в девяносто шестом. Так что наша любезная директриса — заметь, Босх, директриса не всегда крыса — продолжила копать. И вскоре обнаружила, что шесть месяцев в восемьдесят девятом он провел в костариканской тюрьме, а десять месяцев в девяносто шестом — на нарах в Гаване. Кроме того, он вообще часто переезжал: Финикс, Лос-Анджелес, Чикаго, Филадельфия и, наконец, Бостон. Все время водит автобус, из родственников известна только сестра, Таша. Оба раза, когда он освобождался из тюрьмы за границей, она брала его на поруки. И, готов поспорить, улетала туда с чемоданом наличных, а возвращалась — с пустым. Так вот теперь он здесь, а Шифон Хендерсон пропала. А вам, детектив Босх, известно все, что и мне, чего про себя я сказать не могу.

Босх откинулся в кресле так резко, что кожа сиденья затрещала. И, прощупав внимательным взглядом Патрика Кензи, рассказал историю Летиции Уильямс. Ей было четырнадцать, когда ночью ее похитили из спальни. Никаких зацепок, улик мало. Похититель вырезал противомоскитную сетку на окне ее спальни. Не стал вынимать сетку вместе с рамкой. Вырезал из рамки лезвием и влез в комнату.

Вырезанная сетка сразу навела на мысль о похищении. Дело не положили под сукно, решив, что это побег из дома, как в случае с Шифон Хендерсон пятнадцать лет спустя. Следователи из отдела особо тяжких преступлений прошерстили квартиру в то же утро, когда обнаружилось, что девочка пропала. Но все было чисто. Никаких подозрительных следов в спальне найти не удалось. Предположительно, похититель (может быть, он был не один) быстро проник внутрь, обездвижил девочку и тут же вынес ее через окно.

Один предмет, который мог навести на след, все-таки удалось найти за пределами дома в самое первое утро следствия. В переулке за домом Летиции Уильямс криминалисты нашли фонарик. Логично было предположить, что он принадлежал похитителю и тот нечаянно обронил его, когда тащил жертву к машине. Отпечатков на фонарике не было: судя по всему, преступник был в перчатках. Однако на батарейках внутри фонарика обнаружили слабые, но пригодные для идентификации отпечатки пальцев.

Эта единственная ошибка, как тогда полагали, могла стать для похитителя роковой. Отпечатки большого и указательного пальца искали в городской и федеральной базах данных, но результатов это не дало. Затем отпечатки отправили в ФБР для сопоставления с их обширной картотекой, но вновь безуспешно, так что эта зацепка зачахла на корню.

Тем временем, ровно через неделю после похищения, тело Летиции Уильямс было обнаружено на склоне холма в Гриффит-парке, чуть ниже здания обсерватории. Казалось, убийца выбрал место не случайно: глядя вниз из обсерватории в дневное время, тело было нетрудно заметить.

Вскрытие трупа показало, что жертва многократно подвергалась сексуальному насилию, а потом была задушена. Дело привлекло пристальное внимание прессы и отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями, но в конце концов его положили на полку. Ни свидетелей, ни улик, ни зацепок. В девяносто втором Лос-Анжелес сотрясали беспорядки на расовой почве, и дело Летиции Уильямс выпало из поля зрения общественности. Оно лежало в архиве до тех пор, пока в начале нового века не был сформирован отдел нераскрытых преступлений. Босх добрался до архивных файлов и обнаружил, что отпечатки пальцев насильника совпадают с отпечатками Эдварда Пейсли в Бостоне.

— Вот почему я здесь, — сказал Босх.

— А ордер у тебя есть?

Босх покачал головой:

— Нет, ордера нет. Отпечатков недостаточно. Фонарик нашли в переулке, а не в спальне Летиции. Прямой связи с преступлением нет. Я приехал за ДНК.

Собирался проследить за Пейсли и взять образец. Подождать, пока он выбросит стаканчик из-под кофе или корку от пиццы, или еще что-нибудь. Потом поехал бы обратно и отдал для сравнения ДНК образца и ДНК спермы в теле жертвы. Тогда все было бы тип-топ. Вернулся бы с ордером и взял его за жабры.

Они сидели в машине и наблюдали за улицей. Босх чувствовал, что Патрик прокручивает в уме какую-то мысль. Он был невелик ростом, одет, как многие молодые люди на улице, — простой парень с дружелюбным мальчишеским лицом, из тех, кто разливает пиво в местном баре или чинит вашу машину. С первого взгляда, да и со второго тоже, он выглядел безобидным и покладистым: появись такой кавалер у вашей сестры, вы были бы вполне довольны. Но Босх провел в его обществе достаточно времени и чувствовал, что внутри у парня взведенная мина с растяжкой. Мало кому довелось за нее запнуться. Но этим немногим не позавидуешь.

Правое колено Кензи стало подергиваться, как показалось Босху, непроизвольно. Он повернулся на сиденье, посмотрел на Гарри:

— Так ты говоришь, тело той девочки нашли через неделю после похищения?

— Точно.

— А бросили там, поскольку рассчитывали, что кто-нибудь из обсерватории почти сразу же ее найдет.

— Да, оставили ночью, а обнаружили тело на следующее утро, когда рассвело.

— Как долго она была мертва?

Босх протянул руку на заднее сиденье и открыл портфель. Вытащил оттуда толстую синюю папку с документами по делу и начал говорить, листая страницы. Ответы были у него в голове — он просто искал заключение судмедэксперта, чтобы с ним свериться.

— Когда ее нашли, она была мертва уже семьдесят два часа.

— То есть три дня. Значит, в течение четырех дней она была жива.

— Правильно. Обследование показало, что ее многократно…

— Сегодня четвертый день. Если этот ублюдок придерживается какой-то системы, тогда, черт… Шифон Хендерсон пропала вечером в понедельник! — Патрик ткнул пальцем в сторону серого таунхауза: — Мы должны проникнуть в этот дом.

Патрик пошел к парадной двери, а Босх зашел со двора. Патрик сообщил копу из Лос-Анджелеса, что он большой мастер по части вскрытия замков, но на двери Пейсли красовался замок, какого Патрик никогда раньше не видел. К тому же новехонький. И дорогой, судя по виду, — замок за пятьсот долларов на двери не дороже сорока. Патрик попробовал несколько отмычек — без толку. Все равно что пытаться проткнуть камень соломинкой для коктейля.

Он уже второй раз уронил отмычку, а когда наклонился за ней, дверь перед ним открылась.

Он поднял глаза — Гарри Босх стоял на пороге, покачивая «глоком» в левой руке.

— Ты вроде сказал, что умеешь вскрывать замки.

— Я явно переоценил свои способности. — Патрик выпрямился. — Как ты вошел?

— Он оставил окно открытым, — Босх пожал плечами. — Вот люди, да?

Патрик ожидал увидеть свалку, но дом внутри был довольно чистый и какой-то голый. Современная скандинавская мебель — ярко-белые и еще более яркие желтые тона, диссонирующие со старыми деревянными панелями стен и темными обоями.

Пейсли этот дом снимал; хозяин, вероятно, не подозревал о смене замка.

— Чего-то он здесь прячет от посторонних, — сказал Патрик.

— Если прячет, то в подвале, — сказал Босх и показал большим пальцем через плечо — дом имел сквозную планировку: прихожая, гостиная, потом длинный коридор до кухни в задней части дома, а по сторонам все остальные комнаты. — Этот этаж я проверил.

— Проверил этот этаж? Как долго ты собирался держать меня на крыльце?

— Я прикинул, что ты сломаешься и вынесешь дверь где-то через полчаса. У меня не так много времени.

— Очень остроумно, — сказал Патрик, и они двинулись по коридору. — Кто ж знал?

На полпути в кухню справа была дверь такого же темно-коричневого цвета, что и стеновые панели. Патрик вопросительно посмотрел на Босха и полицейский кивнул: давай.

Патрик вытащил «кольт коммандер» 45-го калибра из кобуры на боку и снял его с предохранителя.

— Ты люк снаружи видел?

— Люк? — недоуменно переспросил Босх.

— Ну, вход в подвал. Двойные двери, ступеньки вниз.

Босх кивнул:

— Заперт изнутри. — А потом, словно бы оправдываясь, добавил: — У нас в Лос-Анджелесе обычно нет подвалов.

— У вас и снега нет, и мороза с ветерком тоже, так что… ну да ладно, хрен с вами, — Патрик послал Босху натянуто бодрую улыбку. — А подвальные окна сзади есть?

Босх снова кивнул:

— Закрыты черными шторами.

— Плохо дело, — сказал Патрик.

— Почему?

— Никому в голову не придет занавешивать подвальные окна, разве что у них там домашний театр или они играют в Ганнибала Лектера[36], — он обвел взглядом квартиру. — Пейсли не похож на любителя театральной самодеятельности.

Босх кивнул. От прилива адреналина зрачки у него расширились.

— Давай выйдем и сообщим кому следует.

— А если он там с ней прямо сейчас?..

Да, это дилемма. Как быть?

Босх медленно выдохнул. Патрик тоже. Взявшись за дверную ручку, Босх сказал:

— На счет три?

Патрик кивнул. Вытер правую ладонь о джинсы и обеими руками поудобнее ухватил рукоять пистолета.

— Раз. Два. Три.

Босх открыл дверь.

Первое, на что они обратили внимание, была мягкая обивка стен — первоклассная кожаная звукоизоляция дюймов шесть толщиной, а то и больше. Как в студиях звукозаписи. И почти полная темнота. Слабый свет, едва освещая лестницу, шел из коридора позади них. В остальной части подвала было не видно ни зги. Патрик показал на выключатель за ухом Босха, вопросительно поднял брови.

Босх пожал плечами.

Патрик пожал плечами.

Ладно, была не была. Босх щелкнул выключателем.

Лестница, как хребет, делила подвал ровно пополам. Они быстро спустились вниз. У подножья лестницы стоял черный бак, довольно старый, с потеками ржавчины на днище.

Не говоря ни слова, Босх двинулся налево, а Патрик — направо.

Элемент неожиданности был упущен.

Ими. Но не им.

В передней части подвала, которую выбрал Патрик, перегородки были старые, многие — недостроенные. В первой «комнате» он обнаружил стиральную машину, сушилку и раковину с прилипшим к ней грязным куском мыла. Следующая комната когда-то служила мастерской. Длинный стол упирался торцом в стену, к нему до сих пор были привинчены тиски. Больше ничего, кроме пыли и мышиного помета. Но последняя комната, расположенная вдоль внешней стены, была в полном порядке. По одну сторону от двери — перегородка из гипсокартона, по другую — кирпичная. Дверь массивная. И толстая. Дверная коробка тоже сделана на совесть. Попробуй выбить такую дверь ногой — перелом лодыжки обеспечен.

Патрик убрал левую руку с рукояти своего «кольта» и вытер ладонь о джинсы. Потом размял пальцы и взялся за дверную ручку, неуклюже держа пистолет в правой примерно на уровне груди. Выглядело это, конечно, не особенно эффектно, но, если понадобится спустить курок, у него был неплохой шанс попасть в грудь любому, кроме, разве что, карлика или гиганта.

Поворачиваясь, ручка двери заскрипела, подтверждая слова, слышанные Патриком много лет назад от одного полицейского: больше всего шумишь, когда пытаешься действовать бесшумно. Он распахнул дверь и молниеносно бросился на колени — левая рука снова на рукояти, ствол, направленный чуть вверх, описал стремительную дугу слева направо, потом справа налево, в то время как мозг обрабатывал картинку перед глазами — логово Эдварда Пейсли.

С опаской шагнув через порог на коврик с логотипом «Аризона Кардиналс», Патрик навел прицел на глубокое кресло с отделкой в цветах команды «Сан Девилз». Флажок с эмблемой «Финикс Санз» соседствовал с вымпелом «Финикс Койотс» — Патрик недоуменно прищурился, а потом сообразил, что «Койотс» играют в НХЛ.

День не прошел зря — по крайней мере, теперь он знал, что в Аризоне есть профессиональная хоккейная команда.

Здесь были бейсбольные биты с автографами Троя Глоса, Карлоса Байэрга и Тони Вомака, бейсбольные мячи с подписями Курта Шиллинга и Рэнди Джонсона, оправленные в рамки фотографии Ларри Фицджеральда и Курта Уорнера, Шона Мэриона и Джо Джонсона, футбольные мячи, баскетбольные мячи, шайбы под колпаками из плексигласа — Патрик снова подумал: «У них есть хоккейная команда?»

Он взял биту с автографом Ши Хилленбранда, который пробился в высшую лигу в составе «Ред Сокс» в 2001-м, но его перекупила «Аризона» до того, как «Сокс» выиграли серию в прошлом году. Интересно, переживал он, что пролетел, или кайфовал, лежа в январе на аризонском солнышке?

Наверное, все-таки переживал.

Он ставил биту на место у стены, когда услышал, что кто-то движется по подвалу. Движется быстро. Даже бежит.

Бежит целенаправленно, а не улепетывает.

Гарри пробрался в заднюю часть подвала и не нашел ничего, кроме стены и обшарпанного неровного пола, пока не добрался до тесного закутка между древним водяным бойлером и доисторическим обогревателем. Оттуда несло соляркой, плесенью и окаменевшими паразитами. Если бы Босх не искал девочку, которой угрожала смертельная опасность, возможно, он не заметил бы прохода позади этой рухляди. Луч его фонарика нащупал отверстие в темноте за переплетением труб и воздуховодов, которые, грозя обрушиться, свисали с потолка.

Босх протиснулся между бойлером и обогревателем и оказался в длинном узком проходе, где и крупной собаке было бы тесно, не говоря уже о взрослом мужчине.

Едва попав в этот туннель, он осознал, что ни вправо, ни влево — вообще никуда — из него не деться. Войдя с одного конца, выйти можно только с другого. И если некто, желающий тебе зла, внезапно появится в начальном пункте А или конечном пункте Б, ты полностью в его власти.

Когда Босх добрался до конца прохода, с него градом катил пот. Он очутился в просторной неосвещенной комнате: стены из темного кирпича, бетонный пол с дренажным отверстием по центру. Посветил фонариком и не увидел ничего, кроме металлической клетки. Такие обычно используют в семейных поездках для перевозки больших собак. Клетка была накрыта синим строительным брезентом и обвязана девятью эластичными шнурами.

И она шевелилась.

Босх опустился на колени и потянул за брезент, но эластичные шнуры — три вдоль клетки и шесть поперек — держали крепко. Они были пристегнуты к основанию клетки и натянуты так туго, что одной рукой не расцепишь. Босх положил «глок» на пол — клетка при этом продолжала раскачиваться — и уловил доносящийся из-под брезента слабый звук: там кто-то отчаянно скулил.

Он отстегнул карабин первой из трех продольных резинок, но все равно не сумел разглядеть, что внутри. Взяв фонарик в рот, принялся за второй, и в этот момент комнату залило белое сияние.

Как будто кто-то подвесил солнце прямо над его головой или направил в лицо стадионный прожектор.

Он ослеп. Рука нащупала «глок», но в глазах была сплошная белизна. Где стена не разобрать. Даже клетки не видно, хотя он перед ней на коленях.

Услышав какую-то возню слева, Босх направил туда пистолет, но звук метнулся вправо — противник понял, что он левша; следуя за своей рукой с «глоком», Босх развернулся; глаза начали привыкать к невыносимому свету и различили тень. Потом он услышал глухой звук — удар чем-то очень твердым по чему-то менее твердому, от чего последнее окончательно обмякло.

Кто-то испустил сдавленный вопль и повалился на пол посреди этой слепящей белизны.

— Босх, — сказал Патрик, — это я. Закрой-ка глаза на пять сек.

Босх закрыл глаза и услышал, как разбивается — нет, скорее, лопается — стекло, а обжигающий лицо жар с каждым хлопком остывает на градус.

— Ну, вроде, все, — сказал Патрик.

Открыв глаза, Босх несколько раз моргнул и увидел светильники под потолком: все лампы — вдребезги. Наверное, ватт по семьсот каждая, если не больше. И за каждой на стене здоровенный черный след. Всего — восемь штук. Патрик откинул занавеску на маленьком окошке, и мягкий послеполуденный свет влился в комнату, как глоток свежего воздуха.

Босх посмотрел на Пейсли — тот лежал на боку справа от него, издавая какое-то бульканье, на затылке у него красовалась свежая рана, розовая кровь капала из носа, красная — текла изо рта, под вздрагивающей правой ладонью лежал разделочный нож.

Патрик поигрывал бейсбольной битой. Повертев, осмотрел ее со всех сторон и удивленно поднял брови:

— С автографом Ши Хилленбранда.

— Понятия не имею, кто это.

— А, ну да, — сказал Патрик, — ты же фанат «Доджерс».

Босх стал снимать резинки, Патрик присоединился к нему, и они откинули брезент. Там была она, Шифон Хендерсон. Скорчившаяся в позе зародыша — в клетке негде было вытянуть ноги. Патрик долго возился с дверцей, пока Босх не догадался снять крышку клетки целиком.

Рот Шифон Хендерсон был заклеен, а лодыжки и запястья связаны изолентой. Было видно, что движения причиняют ей боль — хороший знак, подумал Босх, значит, Пейсли держал девочку в клетке, но, возможно, еще не успел над ней надругаться. Вероятно, он запланировал это на сегодня, в качестве закуски перед основным блюдом — убийством.

Детективы цыкали друг на друга, освобождая рот девочки от изоленты.

— Осторожнее с волосами! — шипел Босх.

— Сам ей сейчас губы оторвешь! — огрызался в ответ Патрик.

Когда лента отклеилась и они принялись разматывать лодыжки, Босх спросил:

— Как тебя зовут?

— Шифон Хендерсон. А вы кто?

— Я — Патрик Кензи. А кто второй парень… Его здесь не было, договорились, Шифон?

Босх недоуменно наморщил лоб.

— Ты полицейский, — сказал Патрик, — к тому же не местный. Я и сам-то не знаю, как буду все это расхлебывать. А у тебя точно жетон отберут. Если только ты не припрятал в кармане ордер на вход без стука.

Босх попытался переварить сказанное.

— Он тебя трогал, Шифон?

Она плакала, тряслась и то ли кивнула, то ли отрицательно качнула головой.

— Немного, но не… ну вы понимаете. Он сказал, что это еще впереди. Он говорил, что много всякого впереди.

Патрик посмотрел на Пейсли, хрипевшего на цементном полу — глаза закатились, кровь начала собираться в лужу.

— Единственное, что у этого выродка впереди, — инсульт и кома.

Освободив девочке руки, Патрик опустился на колени, чтобы размотать ленту на лодыжках, и вдруг, совершенно неожиданно, она обняла Босха, роняя слезы ему на рубашку. А потом он сам себя удивил, поцеловав ее в лоб.

— Больше никаких кошмаров, — сказал он. — На сегодня хватит.

Патрик справился с изолентой. Скомкав, швырнул ее за спину и достал мобильник.

— Надо об этом сообщить. Уж лучше я буду отбрыкиваться от обвинений в покушении на убийство, чем проходить по мокрой статье, если ты понимаешь, о чем я: чего-то он совсем бледный.

Босх посмотрел на лежащего у его ног человека. Похож на стареющего чудика. Или клерка из захудалой конторы по составлению налоговых деклараций. Заурядный человечишка с грязными желаниями и дикими кошмарами. Странно, но эти монстры всегда выглядят как обычные люди. Кстати, Патрик прав — без медицинской помощи он скоро отдаст концы.

Патрик набрал 911, но не нажал на вызов. Вместо этого он протянул Босху руку:

— Если буду в Лос-Анджелесе…

Босх ответил рукопожатием.

— Странно, не могу представить тебя в Лос-Анджелесе.

— А я не могу представить тебя нигде, кроме как там, хоть ты и стоишь здесь передо мной. Удачи, Гарри.

— Тебе тоже. И спасибо, — Босх посмотрел вниз на Пейсли, который скоро отправится в реанимацию, а может, куда подальше, — спасибо за… все.

— Не за что.

Босх двинулся к двери, той, что вела на задний двор, а не вглубь подвала: чертовски приятно выйти через обычную дверь — а не так, как сюда попал. Уже потянувшись к ручке, он вдруг обернулся.

— Последний вопрос.

Патрик прижимал телефон к уху, а свободной рукой крепко обнимал Шифон за плечи.

— Что такое?

— Можно добраться до аэропорта в объезд туннеля?