Маркиз выбрался из грязи, присел на край канавы и, подняв голову к небу, разразился потоком брани, благо никто не мог слышать его в этой глуши. Рядом крутилось колесо опрокинувшейся коляски. Испуганные лошади били копытами и встре-воженно ржали. Он вскочил на ноги, как мог успокоил лошадей и пошарил глазами, отыскивая проклятый камень. Полускрытый выступ, из-за которого лопнула ось, притаился как раз перед въездом на заставу, совсем недалеко от Хэтфилда. Лишившись средства передвижения, маркиз невольно сравнивал себя, правда, без особого веселья в душе, с барахтающимся в кювете героем-неудачником из второразрядной пьески.
Но это было только начало. Гнедую верховую лошадь, которую ему удалось с большим трудом нанять в Хэтфилде, угораздило сломать подкову всего в нескольких милях от того места, где валялся его сломанный экипаж. Пройдя пешком вместе с лошадью еще миль пять до деревни Дэвондейл, ему ничего не оставалось, как укротить свой гнев. Для этого ему понадобилось выпить три кружки эля в ближайшей таверне. Тогда он осмыслил итоги трехдневного путешествия не без юмора.
К тому времени когда маркиз поднимался по ступенькам старой трухлявой лестницы на постоялом дворе «Серый гусь», его лицо было покрыто бурыми пятнами. Он рухнул, как сноп, на короткую шаткую кровать с сомнительной чистоты простынями. Нужно было заставить себя избавиться от мыслей, питавших его дурное настроение. Самые невероятные представления о Хэтти и мелкие дорожные неполадки довели его до колик в животе. Часы с кукушкой прокуковали час ночи, и вскоре после их неприятного пронзительного звука он сумел подавить навязчивые образы и, наконец, угомонился в своей продавленной постели.
Наутро, проглотив несъедобный завтрак, состоявший из водянистой овсяной каши и каменного хлеба, он торопливо вышел из гостиницы. Он мрачно поглядел на свою понурую кобылу, окинул глазами серое небо и понял, что еще до конца дня успеет продрогнуть до костей. «Черт побери, не хватает только простудиться после всех этих передряг. Тогда Генриетте придется ждать лет пять, пока я притащусь к ней». Он улыбнулся при мысли о том, что он заставит ее делать, когда доберется до нее. И улыбнулся еще шире, представив, что он сам будет делать с ней. Он добьется, что она придет к согласию с самой собой и с ним.
Незадолго до полудня следующего дня маркиз остановил свою загнанную лошадь вблизи главной дороги, недалеко от Брайердона, перед ржавыми железными воротами с выгравированной надписью «Белшир-Манор». Он был совершенно уверен, что Хэтти раньше него доберется до своих родных мест, потому что чего-чего, а расторопности и смекалки ей не занимать. Он уже предвкушал их предстоящую встречу. Удивится ли она его появлению? Что она скажет? Он не мог дождаться минуты, когда увидит ее. Однако его беспокоили прежние мысли: как, должно быть, глубока ее боль, если он не мог охладить ее пыл и предотвратить это бегство. Ах, эта проклятая боль! Он не знал, что с ней делать, но понимал, что должен что-то предпринять. Он все еще не мог поверить, что отец искал смерти для собственного сына. И все из-за политики, из-за убежденности сэра Арчибальда в том, что Дэмиан предал не только семью, но и Англию. От этих мыслей голова шла кругом. Он не мог себе представить, как Хэтти жила рядом с таким человеком.
Маркиз провел лошадь через скрипучие ворота и оказался перед розовым трехэтажным кирпичным зданием, возведенным, судя по фасаду, во времена Стюартов. Дом располагался посреди небольшого парка. Земля в усадьбе сохранила лишь слабые следы былого ухода. Создавалось впечатление, что жизнь здесь приостановилась из-за долгого отсутствия хозяина и работящей прислуги. Натянув поводья лошади возле осевших плит лестницы, маркиз оглянулся по сторонам, надеясь увидеть мальчика, помощника конюха. «Нет, похоже, на такую роскошь рассчитывать не приходится», — подумал он и привязал лошадь к забрызганному грязью тисовому дереву.
Прошло несколько минут, прежде чем на его громкий стук вышел пожилой угрюмый человек, сгорбившийся под тяжестью лет. Он был в засаленном черном сюртуке с подозрительной формы лацканами, напомнившими маркизу о его собственном управляющем Спайверсоне. Поджатые губы дворецкого были вытянуты в тонкую линию, пока он с ног до головы оглядывал незнакомого гостя. «Как будто перед ним разносчик или коробейник», — подумал маркиз, не понимая, что в своей запыленной дорожной одежде его едва ли можно было принять за того, кем он был на самом деле.
— Я приехал повидать вашу госпожу, — сказал он без обиняков. — Передайте мисс Генриетте Ролланд, что маркиз де Оберлон желает немедленно видеть ее.
Несмотря на то, что Доули — так звали дворецкого — не вылезал из этого захолустья более двадцати лет, он был способен по голосу отличить знатного человека от простолюдина. Подозрение на его лице сменилось замешательством. «Мисс Генриетта?» Конечно, он не мог проглядеть ее присутствие в поместье. Однако на мгновение он все же засомневался: уж очень уверенно звучали слова его светлости.
Слуга откашлялся:
— Простите меня, ваша светлость, но мисс Генриетта не была здесь почти семь месяцев. Я думаю, она в Лондоне, ваша светлость. Вместе с сэром Арчибальдом.
Маркиз нахмурился. Дворецкий, несомненно, говорил правду. С другой стороны, невозможно, чтобы он прибыл сюда раньше Хэтти. Внезапно его охватил озноб. Такое невезение после стольких неудач!
— Вероятно, мисс Ролланд скоро приедет из Лондона. Я полагаю, что не доставлю вам большого неудобства, если переночую здесь. У меня к ней срочное дело. Я должен видеть ее.
Доули подумал, что присутствие маркиза в доме сильно рассердит миссис Доули, но, естественно, не смел поделиться своими соображениями с его светлостью. Он низко поклонился маркизу, моля Бога о том, чтобы к обеду у супруги оказалось что-нибудь, кроме свиной щеки.
Позже, однако, на стол была подана не только свиная щека, но и несколько кусков солонины, которую перепуганная миссис Доули отыскала в кладовке. После портвейна маркиз почувствовал блаженную лень. Он протянул ноги к теплому камину в гостиной и сосредоточенно забарабанил пальцами, пытаясь вычислить маршрут передвижения Хэтти с момента ее исчезновения из Лондона и думая о том, как ее разыскать. Но он тотчас очутился в тупике, не зная, поехала ли она верхом или в карете, оделась ли она в женское платье или в костюм лорда Гарри. Он почувствовал себя совершенно беспомощным, чего всегда терпеть не мог. К сожалению, он был вынужден признать, что в последнее время его жизнь слишком часто оказывалась неподвластной его воле.
Он поднялся и рассеянно ткнул потрескивающую чурку носком измазанного грязью сапога. «Куда ее еще могло занести?» Ведь он отсрочил свое путешествие до утра, что давало ей возможность намного раньше его достичь места назначения. Но сейчас у него не было большого выбора. Лучше остаться в Белшир-Манор до середины завтрашнего дня, решил он. Если к этому времени Хэтти не появится, то либо что-то ее задержало, либо она с самого начала не собиралась ехать сюда. Он вспомнил о Джеке и Луизе, их доме в Херефордшире. Может быть, то обстоятельство, что они находились в Париже, могло подтолкнуть ее к мысли отправиться туда, так как там она могла побыть в одиночестве.
Маркиз не нашел Хэтти в доме сэра Джона в Херефордшире. Эта поездка окончательно измотала его.
Через шесть дней сумасшедшей езды и бесплодных поисков с переполненной тревогой душой он появился в Торстон-Холле, таща на поводу еще одну нанятую лошадь. Не было ни одной большой дороги или деревни, мимо которых он проезжал, где бы он не останавливался и не расспрашивал людей. В конце концов он решил, что не может больше теряться в догадках. Он просто не знал, что думать. У него не было сил возвращаться обратно в свой дом в Лондоне. Он не сомневался, что в любом случае для него не будет новостей — он не услышит о том, что Хэтти вернулась и ждет его.
Он поднялся по ступенькам и, не желая вызывать слуг, без стука распахнул настежь большую парадную дверь. Прихожая показалась ему холодной и темной, такой же, как этот серый и хмурый день. «Что погода, что дом — одинаковы», — подумал он, впадая в полное уныние.
При виде явно подвыпившего Крофта он плотно сжал губы от злости. От неожиданности дворецкий чуть не бухнулся ему в ноги. Появление маркиза согнало краску с его лица.
— О Господи! Наш дорогой хозяин! Вы ли это, ваша светлость?
— Несчастная скотина! Подите прочь, Крофт! Немедленно. Я не могу видеть ваш лиловый нос. И не появляйтесь, пока не проспитесь. Опять вы пили мой портвейн.
— Э-э, нет, ваша светлость. Это был херес. Портвейна у нас почти нет. Ваш покойный батюшка, как вы знаете, предпочитал портвейну херес.
— Идите к черту! Я сейчас же вас уволю. И это еще мягкое наказание по сравнению с тем, что вы заслуживаете.
— Но, ваша светлость… — Крофт понизил голос и попытался изобразить на лице чувство собственного достоинства.
— Долой с моих глаз! — оборвал его маркиз. — У меня иссякло терпение, Крофт. Боже, как от вас разит! — Он повернулся и направился в сторону библиотеки, намереваясь побыть в тишине. — Пришлите ко мне кого-нибудь из слуг. Пусть подадут бренди. Только не вздумайте прикасаться к нему.
Крофт неистово замахал рукой ему вслед, но он не видел этого. Маркиз распахнул дверь и сердито закрыл ее сапогом. Он направился прямо к камину, почему-то не задумавшись, отчего в нем так сильно полыхал огонь, и протянул руки к теплу.
— Ты вовремя возвратился, Джейсон. Я должна сказать тебе, что, пока тебя не было пять дней, слуги начали сомневаться в моих словах. И Крофт снова запил. Это говорит о том, что он тоже принял меня за обманщицу.
От звуков знакомого голоса маркиз повернулся так резко, что пришлось ухватиться за край каминной полки, чтобы не потерять равновесия. Целую минуту он молча глядел на Хэтти — не в состоянии вымолвить ни единого слова.
Она стояла не двигаясь, положив руки на спинку кресла. В модном палевом платье и с желтой бархатной лентой в светлых волосах она выглядела очень красивой, только слишком бледной и серьезной.
— Ты? Это ты, Хэтти? Ты здесь! Я не верю своим глазам. И ты все это время была в Торстон-Холле?
— Да, — сказала она, медленно приближаясь к нему. — Я заставила тебя беспокоиться. Если хочешь, отругай меня. Я не буду останавливать тебя, Джейсон. Прости меня, пожалуйста.
— Да, я собирался накричать на тебя, вытрясти из тебя душу и потом зацеловать до бесчувствия. Черт знает что! Я думал, что с ума сойду от тревоги. С самого начала у меня все не клеилось. Приехал в Белшир-Манор — тебя там нет, поехал в дом Джека в Херефордшире — то же самое. Сколько молитв я прочитал за эту неделю! Я, наверное, теперь вполне сойду за методиста.
Он распахнул ей свои объятия, прижал к сердцу и зарылся лицом в дурман ее волос, крепко обнимая, словно боясь, что она опять исчезнет.
— Право, Джейсон, мне очень жаль, — прошептала она, отнимая голову с его плеча и виновато заглядывая ему в глаза. — Потсон сказал мне, куда ты уехал. Лорд Гарри не долго думая хотел броситься за тобой вдогонку, но я его остановила. Я подумала, что будет неразумно, что мы оба начнем колесить по дорогам Англии. Пожалуйста, прости меня за то, что я поступила так глупо. Я просто не знала, что мне делать. На меня сразу свалилось столько всего, что я ничего не соображала. Первое, что мне пришло в голову, — это Торстон-Холл. Твой дом и ты. Больше я ни о чем не думала.
Он хотел было, между прочим, спросить ее, какого дьявола ей нужно было разговаривать с Потсоном, но ему безумно хотелось целовать ее. Он хотел целовать ее рот, упрямый подбородок, кончик носа и душистые волосы. Он хотел вдыхать ее запах и ласкать ее грудь. «Боже, если бы с ней что-то случилось…»
— Ты простишь меня, Джейсон? — спросила она и, не дав ему ответить, привстала на цыпочки и закрыла ему рот своими губами.
Она чувствовала легкие, как перышко, прикосновения его губ. Одновременно его руки гладили ее и настойчиво притягивали к себе. Ей было приятно прижиматься к нему, ощущать его тепло и необычные изменения, происходившие в его теле. Они изумляли ее и доставляли ей удовольствие.
Прошло несколько секунд, прежде чем он отпустил ее и заглянул ей в глаза. В них было что-то непонятное, чего он раньше никогда не видел, — грустное и мечтательное. Он с нежностью поцеловал ее в кончик носа, потом в подбородок и мягкие завитки у висков. Усталость и тревога, окутывавшие его, точно мантия, исчезли, и у него вырвался ликующий крик.
Она тихо засмеялась:
— Это значит, что ты простил меня?
— Это значит, что я благодарен судьбе за то, что она дарит мне счастье до конца моих дней.
— А вы ничего не хотите пообещать мне, ваша светлость?
— Я, как безумный, кричу от восторга, я рад, что с тобой все в порядке, а ты, бессовестная, смеешь называть меня «ваша светлость»?
— Я думаю о нашей помолвке, Джейсон. Обещай мне, что будешь искренним. Если у тебя есть какие-то сомнения, если тебя угнетает содеянное моим отцом, ты не должен упорствовать. Я не хочу, чтобы ты думал, будто я вцепилась в тебя и хочу насильно женить тебя на себе, как Элизабет.
— Ни слова больше.
Не отрываясь от ее губ, он ласкал ей грудь и живот. Потом остановил руку внизу, ощущая сквозь платье жар ее тела, зная, что до нее тоже доходит тепло его руки.
— Если ты еще раз сравнишь себя с Элизабет, я отшлепаю тебя. Вот увидишь, я сделаю это, Хэтти. Запомни, ты не Элизабет. К тому, что сделал твой отец, мы оба относимся одинаково. Жаль только, что это причиняет тебе такие страдания. Но мы с тобой должны смириться с этим. Очень скоро я получу специальное разрешение, и мы поженимся.
— Хорошо, — сказала она, награждая его обезоруживающей улыбкой и снова подставляя лицо для поцелуев. — Милый, — говорила она, с удовольствием позволяя ему кусать ей ухо, — ты же устал с дороги. Ты, наверное, готов съесть быка от голода и соскучился по горячей ванне. Позвонить Крофту?
— Не надо. Это животное скорее всего в погребе. Пьет мой херес. Я бы давно уже выгнал его, но рука не поднимается. Черт побери, он здесь живет с момента моего рождения.
Она поцеловала его и сказала:
— Пока твой драгоценный Крофт был трезвым, он держался очень настороженно. Клянусь тебе, он принимает меня за одну из твоих любовниц.
— Ах, ему еще, оказывается, и до этого есть дело? Я ему покажу! Я не собираюсь спокойно смотреть, как он будет красть шампанское с нашего свадебного завтрака. Ну его к черту, Хэтти! Скажи мне, прежде чем я выйду из ванной, когда ты видела Потсона? Ведь это он послал меня в Белшир-Манор. Прибежал ко мне и заявил, что ты «собрала вещички» и убежала.
— Я действительно упаковала чемодан и купила билет на дилижанс до Суссекса. Но утром я поняла, что мне нечего делать в Белшир-Маноре. В то же время я не могла заставить себя вернуться в отцовский дом. Поэтому я нанесла прощальный визит лорду Гарри, а потом послала Потсона к отцу с запиской. Я написала ему, что получила новое приглашение от леди Алисии посетить Торстон-Холл. Потсону понравилась эта мысль, хотя он чувствовал себя ужасно виноватым, что отослал тебя в другой конец Англии.
— Тебе придется возместить мне все издержки.
— Звучит забавно. Можно услышать, каким образом?
— А вот таким. — Он наградил ее поцелуем и потом резко отстранился от нее. — А теперь, скажи-ка мне, лорд Гарри наконец согласен вернуться в свою берлогу?
— Похоже, у него нет выбора, — с явной неохотой ответила она. — Он должен исчезнуть. Я отпущу его, Джейсон, хотя мне очень жаль расставаться с ним. Лорд Гарри был свободен. Он мог делать все, что было угодно его душе: стрелял в «Мэнтоне», метал банк и пил вино в «Уайтсе». Он даже захаживал в бордель. Генриетта Ролланд ни за что в жизни не могла бы позволить себе этого.
— Генриетта Кэвендер.
— Никакую женщину, даже с фамилией Кэвендер, никогда бы не приняли ни в «Уайтсе», ни в «Мэнтоне», ни у Джентльмена Джексона, ни в доме у леди Бакстел…
— Хэтти, пожалуйста, уймись. У меня от твоих слов волосы становятся дыбом и появляется седина. Говори, ты согласна на эти жертвы ради меня?
— Мне будет очень трудно, Джейсон.
— Но я же отказался от Мелисанды.
— Спасибо, — передразнила она его притворно-слащавым голосом, какого он еще не слышал, и ткнула его кулаком в живот.
Он крякнул и усмехнулся:
— Бедная Мелисанда. Она потеряла обоих — лорда Оберлона и лорда Гарри.
— Лорд Гарри в действительности не очень-то интересовался ею.
— Я думаю, лорд Гарри не мог на деле оценить ее главных достоинств и вкусить ее лучшие дары.
Он не стал дожидаться ее ответа и закрыл ей рот легким поцелуем.
— Я не хочу ни в чем стеснять твою свободу, Хэтти, — сказал он, отпуская ее. — Что нам с тобой мешает завести свой собственный «Мэнтон» здесь, в Торстон-Холле? Ты так хвасталась своей меткостью, моя малышка, что я думаю, тебе будет приятно состязаться с достойным соперником. А сейчас позволь мне ненадолго покинуть тебя. Мне действительно пора соскрести грязь после путешествий по нашим английским дорогам. Потом мы обсудим с тобой еще многое другое, если ты, конечно, не сбежишь. Ты согласна? Можешь поклясться, что больше не оставишь меня?
— Клянусь. — Она погладила пальцами лицо любимого. — Ты стал моим возлюбленным совсем недавно, но я так верю в искренность твоих чувств. Я хочу, чтобы ты был со мной всегда, Джейсон. Думаю, ты получишь за меня хорошее приданое. Тебе придется самому обсудить этот вопрос с отцом. Извини, Джейсон. Я буду вынуждена терпеть его присутствие во время нашего венчания. Все должно выглядеть как положено, иначе Джек и Луиза будут удивлены.
— Ты не сможешь простить его, Хэтти?
— Нет, Джейсон. Я никогда не прощу его за то, что он сделал, хотя теперь уже ничего нельзя вернуть. Нельзя вернуть прошлого и нельзя повлиять на будущее. Он останется таким, каков есть. У него, лорда Мелбери и других, подобных им, только один смысл жизни. Но я не хочу, чтобы Джек знал о том, что произошло между нами.
— Хэтти, не подумай, что я оправдываю твоего отца. Я веду с тобой этот разговор по другим причинам.
В это время послышалось легкое царапанье в дверь.
— Кого еще несет нелегкая? — с неудовольствием сказал маркиз, отрываясь от Хэтти.
В дверях библиотеки появился Крофт. При свете свечи его массивный нос напоминал красную морковь.
— Ваша светлость! Мисс Ролланд!
Он приблизился к ним, неся в руках поднос с бутылкой шампанского и бокалами.
— Он хочет купаться в шампанском еще до нашего венчания, — сказал маркиз и покачал головой.
Хэтти схватила маркиза за руку и рассмеялась:
— Крофт, как это предусмотрительно с вашей стороны! А вы не думаете, ваша светлость, что сейчас очень подходящий момент для тоста между нами троими? Вы сами сказали мне, что Крофт появился в вашем доме еще до вашего рождения.
Крофт старался не замечать нахмуренного лица маркиза, глядя сияющими глазами на Хэтти.
— Это замечательное событие, — сказал он и быстро наполнил прекрасные хрустальные бокалы. — За маркиза и маркизу де Оберлон, — торжественно добавил он и незамедлительно осушил свой бокал.
— Я безмерно благодарен вам за такое внимание, Крофт, — насмешливо сказал маркиз и повернулся к Хэтти, чокаясь с ней бокалом. — Как вы считаете, Крофт, — продолжил маркиз после маленького глотка, — не лучше ли вам забрать остатки шампанского и уйти? Если нам потребуется ваше присутствие, мы позвоним. В крайнем случае разыщем вас в кладовке и разбудим. Я не сомневаюсь, что вы сейчас же отправитесь туда.
Крофт низко поклонился и, торопливо подхватив поднос, покачиваясь, довольный вышел из библиотеки.
— Чудак, — сказала Хэтти, глядя вслед ему. — Нет, правда, Джексон, он большой оригинал.
— И не он один, между прочим.
— А кто еще?
Он снова чокнулся с ней.
— За лорда Гарри, отважного молодого джентльмена, подарившего мне любовь на всю жизнь!