Месть профессора Мориарти

Глава первая

Я не люблю зиму. Во-первых, холодно и я почти всегда мерзну, а во-вторых, снег. Хорошо, если его бывает мало, но если вдруг навалит… При моих кривоватых лапках бегать по нему крайне неприятно. Шерсть у нас, у такс, очень короткая, почти не греет, а животик — так вообще голый. Ну и сами понимаете…

В этом плане я завидую собакам других пород, особенно терьерам. Вот у них «одежка» что надо: густая и теплая, спасает от любых холодов. Однако в такой «шубе» летом бывает очень жарко, и тогда преимущество уже у нас, у короткошерстных собак. К тому же по традиции все полицейские собаки, будь то доберман, пинчер или бульдог, бегают налегке — так удобнее и легче гоняться за преступником.

Хотя, строго говоря, таксы к четвероногим стражам порядка никакого отношения не имеют: мы охотничьи собаки, а я еще к тому же — частный детектив, то есть как бы конкурент полицейским псам. Хотя, с другой стороны, делить нам нечего: делаем, по сути, одно и то же дело: боремся за торжество закона и ловим тех, кто его нарушает.

Это совершено особый род занятий, где главное — не острота зубов, сила мышц или выносливость (хотя они тоже очень важны), а острый нюх, хорошая наблюдательность, внимательность и сообразительность. Нам чаще приходится думать, чем просто кого-либо догонять и хватать. Или же с кем-то драться.

Я иногда сама провожу расследования — как правило, по просьбе своих друзей-собак, и хотя эти дела не так известны и значимы, как преступления, раскрываемые моим другом Шерлоком Холмсом, но они тоже подчас бывают весьма интересными и захватывающими. А еще опасными: мне приходится рисковать своей замечательной черной шкуркой. Тем не менее я вполне довольна своей жизнью и беру пример с великого сыщика, который первым у нас в Англии стал частным детективом-консультантом.

«Ум мой требует постоянной напряженной деятельности, — нередко говорит Шерлок, — поэтому я выбрал для себя такую уникальную специальность, точнее, сам создал ее. И второго Шерлока Холмса нет на свете». В этом он абсолютно прав: второго такого человека, как наш великий детектив, вы не найдете во всей Британии. Да что там — даже, полагаю, во всем мире! Острый ум, логика и дедукция помогают ему раскрывать самые сложные, запутанные дела. Ну и немалые знания по целому ряду наук — химии, физике, биологии, анатомии, физиологии и другим. Плюс выдающиеся аналитические способности и умение четко сортировать и упорядочивать факты, а после этого — делать правильные логические выводы, которые практически всегда приводят к быстрому раскрытию любого дела.

Кстати, сложность своих расследований Холмс обычно классифицирует по количеству трубок, которые ему приходится выкуривать во время своих долгих обдумываний и размышлений. Самые легкие он называет «дело на одну трубку», и это понятно почему.

Но, при всей кажущейся быстроте и простоте, такие расследования тоже могут быть весьма необычными и сложными. Вот об одном из них, как нельзя более ярко и выпукло демонстрирующем выдающие качества нашего великого детектива, мне и хотелось бы вам рассказать. Я назвала его «Дело на одну трубку».

История эта началась в сочельник 1883 года. Зиму, как уже говорилось, я очень не люблю, но вот Рождество — обожаю. Ведь это, как правило, самое мирное, самое спокойное время года. И самое вкусное тоже: миссис Хадсон всегда готовит для нас праздничного гуся — обжаривает его на медленном огне в старой чугунной духовке, а затем мы дружно его едим: моя хозяйка, я — такса Альма, а еще Холмс и доктор Ватсон.

Мирные, тихие рождественские ужины стали для нас своеобразной традицией, и я всегда с нетерпением их жду. И надеюсь, что не только сама наемся до отвала, но и притащу парочку вкусных, аппетитных гусиных кусочков своему лучшему другу, уличному коту Барти.

Нет, вы не подумайте: кормят меня очень даже хорошо, миссис Хадсон обо мне заботится, но иногда, знаете, хочется чего-то такого, особенного… помимо привычной овсяной каши на завтрак и овощного супа (обычно с кусочком баранины) на обед.

Да и Барти нужно зимой обязательно подкармливать: трудно ему в это суровое время, очень холодно и голодно. О том, как мы познакомились с ним, я рассказывать сейчас не буду, чтобы не отвлекать вас от главного повествования, замечу лишь, что этот серый котяра мне лично очень дорог — и как друг, и как надежный помощник во всех моих расследованиях.

Теперь, когда я так все подробно объяснила, вам, надеюсь, стало понятно, почему я с таким нетерпением ждала наступления очередного Рождества. Погода стояла самая, что называется, зимняя, предпраздничная: на улице шел редкий снег, не сильный, но чрезвычайно красивый — легкий, пушистый. Снежинки медленно танцевали в холодном воздухе и плавно опускались на замерзшую булыжную мостовую улиц, а еще на деревья и крыши соседних зданий, укутывая их легким белым покрывалом.

Небо над Лондоном было на удивление чистое — светло-синее днем и черное-пречерное ночью, даже дым из печных труб почти не закрывал звезды, а легкий морозец приятно бодрил тело во время моих прогулок, и я даже почти не мерзла во время необходимых визитов во двор. В общем, это было очень приятное, спокойное, тихое время — ожидание праздника.

В сочельник миссис Хадсон, как всегда, занялась приготовлением гуся, и я решила ей не мешать. Холмс находился наверху, в гостиной, — читал лондонские газеты и журналы. Совсем недавно он закончил одно весьма сложное дело, а нового пока не предвиделось. Доктор Ватсон тоже был с нами — отдыхал после дневных визитов к своим пациентам. Почему-то перед Рождеством их обычно становится особенно много…

Звонок дверного колокольчика прервал мою легкую дремоту — к нам кто-то пожаловал. Миссис Хадсон пошла открывать, а я соскочила с кресла и побежала в коридор — узнавать, кто пришел. Я очень любопытная — что поделать, это главный мой недостаток. По дороге подумала: интересно, кому понадобился частный детектив буквально за несколько часов до наступления Рождества? Понятно, что пришел наш клиент: на курьера или рассыльного это не было похоже — те звонят в колокольчик совсем иначе: громко, требовательно, настойчиво, чтобы им поскорее открыли; они люди занятые и хотят как можно скорее выполнить свои обязанности. Сейчас же колокольчик тренькал очень робко, еле слышно — человек явно стеснялся того, что беспокоит нас в такое неурочное время. И скорее всего, это была женщина — так мне сразу показалось.

И я не ошиблась: в коридор вошла немолодая худощавая дама, одетая в длинное темно-синее зимнее пальто. Она вежливо поздоровалась с миссис Хадсон и спросила, можно ли видеть мистера Шерлока Холмса. После утвердительного ответа дама оставила свое пальто и шляпу на вешалке в прихожей, оставшись в сером шерстяном платье — скромном, но весьма опрятном. Судя по внешнему виду, наша гостья имела довольно скромный достаток, однако тщательно следила за собой и за своей одеждой. Миссис Хадсон проводила ее на второй этаж, в гостиную, где Холмс всегда принимал своих гостей, а я побежала под лестницу: оттуда можно было прекрасно услышать все, что делается наверху.

Глава вторая

— Извините, что беспокою вас в такое время, — начала наша гостья, — но дело, из-за которого я вынуждена была прийти к вам, увы, не терпит отлагательств. Не знаю, мистер Холмс, помните ли вы меня…

— Исчезнувшая бриллиантовая диадема, — тут же произнес Шерлок. — Вы экономка мистера Питера Стэнфорда…

— Верно, — ответила женщина, — Меня зовут Линда Эйхенбаум.

— Хм, я прекрасно помню это дело, — обратился Шерлок к доктору Ватсону. — Оно одно из тех немногих, где я, к сожалению, потерпел обидное поражение: не смог убедительно доказать вину подозреваемого. Хотя был абсолютно уверен, что именно он — преступник. И человека отпустили. После чего он, разумеется, мгновенно скрылся.

— Вы потерпели поражение? — крайне удивился доктор Ватсон. — Но вы мне ничего такого никогда не рассказывали!

— Не люблю говорить о своих неудачах, — поморщился Холмс. — Если кратко, то история это такая: примерно три с половиной года назад ко мне обратился инспектор Лестрейд и попросил помочь в раскрытии одного непростого дела. Речь шла о похищенных драгоценностях сэра Питера Стэнфорда, пэра Англии, чрезвычайно влиятельного и богатого человека. Отец Питера служил в свое время на Цейлоне, занимал весьма высокую должность при генерал-губернаторе острова и привез оттуда немало ценных вещей, в том числе и женских украшений. Среди них особое место занимала чудесная золотая диадема с двадцатью тремя драгоценными камнями, а самыми редкими и дорогими среди них являлись пять чистейших индийских алмазов. Диадема была подлинным шедевром ювелирного искусства (не говоря уже о ее немалой цене!), и, само собой, в семье ее тщательно берегли: доставали из сейфа только в самых важных, торжественных случаях, а затем убирали обратно в специальный стальной ящик, стоящий в кабинете хозяина.

В этом сейфе, помимо драгоценностей, хранились разные важные бумаги и акции — в общем, почти все состояние семьи. Считалось, что вскрыть его практически невозможно: толстые стальные стены и сложный шестизначный шифр на двери, однако его все-таки открыли и опустошили. Расследование преступления, по словам Лестрейда, обещало быть очень громким — ограбили не кого-то, а одного из главных людей Англии, известного и влиятельного человека, поэтому начальство Скотленд-Ярда потребовало раскрыть дело в самое короткое время. Причем следовало не только поймать преступника, что само собой, но и — главное! — вернуть украденные ценности хозяину, прежде всего — уникальную диадему.

Лестрейд съездил на место преступления, посмотрел, подумал и решил позвать меня — почувствовал, что сам вряд ли сумеет справиться с этой задачей. Я согласился помочь: мы вместе прибыли в Сэнптон-холл, поместье сэра Питера, и я тут же приступил к осмотру места преступления. И практически сразу обратил внимание на одну особенность: было большое количество улик, оставленных вором. Среди них — четкие мужские следы в саду, разбитое оконное стекло и отпечатки грязных ботинок на ковре в кабинете хозяина. Казалось бы, это хорошо: чем больше улик, тем обычно быстрее раскрывается дело, однако… слишком уж много их оказалось! У меня возникло подозрение, что здесь что-то не так. На первый взгляд картина преступления была совершенно ясна: вор ночью незаметно перелез через ограду, выбил окно на первом этаже дома и проник в кабинет. Затем каким-то образом открыл стальной сейф, опустошил его и спокойно ушел тем же путем. Никто из обитателей особняка: ни слуги, ни хозяева — ничего не слышали и не видели.

Я тщательно изучил улики и понял, что они были оставлены специально, на самом деле кража из сейфа произошла совсем не так! Никакого проникновения из сада в кабинет не было, вор вошел в дом совсем иначе. Почему я сделал такие выводы, спросите вы? Элементарно: во-первых, мужские следы в саду вели лишь в одном направлении — от особняка к ограде, во-вторых, осколки стекла ясно говорили о том, что окно было выбито изнутри, а не снаружи. Я немедленно сообщил о своих подозрениях Лестрейду и посоветовал поискать преступника (или, по крайней мере, его соучастника) среди обитателей дома. Мы с инспектором перебрали всех, кто жил в особняке, и наше подозрение пало на Рудольфа Лина, помощника сэра Питера. Он был ученым-естествоиспытателем, специалистом по тропической флоре и фауне.

Дело в том, что у хозяина дома имелась одна весьма необычная страсть — он коллекционировал обитателей джунглей, причем ядовитых, смертельно опасных: змей, пауков, ящериц и прочих… Все правое крыло особняка было отдано под террариумы и аквариумы… Столь странное увлечение досталось сэру Питеру, можно сказать, по наследству от отца: тот первым начал заниматься этим своеобразным хобби, и большинство… хм… его экспонатов были им лично привезены с Цейлона и из Центральной Индии.

Разумеется, за обитателями необычного зверинца требовался особый и очень тщательный уход, и этим долгое время занимался известный ученый-натуралист Джон Джеральд. Но затем он вышел в отставку (увы, возраст!), и его сменил Рудольф Лин, молодой, но, как меня заверили, образованный и отлично разбирающийся в своем деле биолог.

Мистер Лин уже имел опыт обращения с такими крайне опасными животными: участвовал в двух научных экспедициях по Индии и прекрасно знал, как с кем следует обращаться. По крайней мере, сэр Питер был им вполне доволен и никаких претензий не предъявлял, наоборот, всегда хвалил Лина. Живая коллекция регулярно пополнялась, редких обитателей в ней становилось все больше и больше, значит, чаще можно было похвастаться каким-нибудь особо диковинным и опасным «экспонатом» перед друзьями, чтобы вызвать у них немалое удивление и определенную зависть. Ни у кого во всем графстве (да, пожалуй, во всей Англии) подобной коллекции не было.

— Одни собирают фарфоровые фигурки, другие — античные монеты, третьи — ядовитых обитателей тропических джунглей, — философски заметил доктор Ватсон. — Коллекционировать что-либо стало у нас чрезвычайно модно. Просто какое-то всеобщее увлечение!

Я тут же вспомнила дорогую миссис Хадсон, которая в последнее время сильно увлеклась собиранием китайского фарфора. Она активно покупает в городских лавках забавные вазочки и статуэтки из Поднебесной и размещает их на шкафах, буфетах, этажерках, горках, полочках во всех комнатах квартиры и даже на кухне. Из-за этого наше жилище с каждым днем все больше и больше напоминает какую-то фарфоровую лавку где-нибудь в Бомбее или Шанхае. А свободного места для меня, таксы, наоборот, остается все меньше и меньше. Через год-другой мне, пожалуй, вообще негде будет поставить четыре лапки! И что тогда? Это же просто кошмар! И что мы будем делать, когда коллекция заполнит всю квартиру? Но ладно, давайте вернемся к нашему рассказу…

Глава третья

— Почему, Холмс, вы решили, что преступником был Рудольф Лин? — спросил доктор Ватсон. — Молодой ученый, увлеченный своим делом, и вдруг — такое банальное ограбление! Это выглядит несколько странно, вам не кажется? В доме ведь были и другие люди — слуги и помощники сэра Питера?

— Верно, — согласился Холмс, — но все они служили у Стэнфордов уже не первый год, даже не одно десятилетие, и в их честности сэр Питер был абсолютно уверен. Рудольф же являлся относительно новым человеком, никому, по сути, не известным, к тому же он вел себя довольно странно: ни с кем из обитателей дома особо не дружил, держался как бы сам по себе. И всегда подчеркивал свое особое положение, в первую очередь перед прислугой: я, мол, не просто помощник сэра Питера, а смотритель его «живой» коллекции, ученый, занимающийся серьезными исследованиями…

Конечно, Рудольфа допросили, но он ожидаемо все отрицал. Говорил: я вчера крепко спал, ничего не видел и не слышал. Однако я ему не поверил и попросил у сэра Питера разрешения обыскать дом — был уверен, что мы сможем найти улику или же зацепку, изобличающую вора. Лестрейд вызвал своих коллег из Скотленд-Ярда, и они более шести часов лазили по всем углам и закоулкам этого довольно немаленького здания.

Разумеется, в первую очередь тщательно осмотрели комнату мистера Лина, обыскали его самого (под громкие возмущенные крики), перевернули вверх дном ряд помещений, но, к сожалению, ничего не нашли. Абсолютно никаких улик! Однако я чувствовал, что Рудольф что-то скрывает. Тем не менее все мои попытки поговорить с ним, убедить вернуть украденное (в этом случае сэр Питер обещал не выдвигать против него обвинений) оказались бесплодными: Лин начисто все отрицал и гневно отвергал все обвинения в свой адрес. При этом он держался весьма уверенно, я бы даже сказал, нагло, как бы говоря: как ни старайтесь, но вы, полицейские ищейки, ничего не найдете, я вам не по зубам!

— В конце концов вам с Лестрейдом пришлось его отпустить, — понимающе протянул Ватсон.

— Да, — вздохнул Холмс, — но только потому, что уже стал возмущаться сам сэр Питер: решил, что мы попусту теряем время, обыскивая особняк и допрашивая мистера Лина. Вместо того, чтобы ловить настоящего вора…

— Но на этом история с диадемой не кончилась, я правильно понимаю? — проявил чудеса догадливости доктор.

— Совершенно верно, — подтвердил Холмс. — Через два месяца на черном рынке в Лондоне начали всплывать драгоценные камни, очень похожие на те, что были украдены у сэра Питера. И тут наша доблестная полиция (и лично инспектор Лестрейд) проявили чудеса усердия и служебного рвения: под каким-то формальным предлогом арестовали несколько недобросовестных ювелиров, не брезгающих, как было известно, приобретением драгоценностей с весьма неясной, темной, а то и просто криминальной историей, и тщательно их допросили. Ювелиры в один голос показали, что подозрительные камни приносил им на продажу некий молодой человек. И скорее всего, он придет еще…

Полицейские устроили засаду в одной ювелирной лавке, чей хозяин был известен как скупщик краденого, и стали терпеливо ждать. И через две недели взяли молодого человека! Но к большому нашему сожалению, во время ареста полицейские проявили излишнее рвение, возникла перестрелка, и в ходе нее подозреваемый был смертельно ранен. Ниточка, за которую следовало осторожно потянуть, чтобы выйти на главного организатора преступления, таким образом, оборвалась. Полицейские выяснили, что убитого звали Джон Лин, он являлся младшим братом Рудольфа. Что, скажу я вам, лично для меня неожиданностью не стало — давно подозревал нечто подобное. В комнате Джона, в тщательно замаскированном тайнике, полицейские нашли украденную диадему — правда, уже без части камней. Ее, само собой, вернули хозяину. Сэр Питер был безмерно рад, буквально весь светился от счастья, горячо благодарил нашу доблестную полицию и лично инспектора Лестрейда, но его радость омрачалась тем, что найти проданные Джоном Лином камни уже не представлялось возможным — они бесследно растворились где-то в Европе…

Однако самой главной неприятностью для сэра Питера стала потеря пяти индийских бриллиантов, основной достопримечательности и ценности диадемы. Полицейские очень усердно их искали (сэр Питер пообещал за находку большую награду), еще раз тщательно допросили всех подпольных ювелиров и выяснили, что Джон Лин эти бриллианты на продажу не приносил. Никто из скупщиков их, что называется, и в глаза не видел. Они тоже бесследно исчезли. Объявили, само собой, в розыск Рудольфа Лина, но его следы затерялись где-то на востоке Англии…

— Получается, Холмс, вы все-таки были правы насчет преступника, — произнес доктор Ватсон. — Вором оказался Рудольф Лин. Ваша интуиция в очередной раз не подвела вас!

— Да, — подтвердил Шерлок, — именно Рудольф, я считаю, и задумал эту кражу. И он же привлек к ней младшего брата. Старший Лин придумал, как пустить полицию по ложному следу, чтобы все подумали на какого-то вора-домушника… Между тем, полагаю, деле обстояло так: глубокой ночью, когда все уже крепко спали, Рудольф впустил своего младшего брата в дом, каким-то образом отпер сейф и вытащил драгоценности, в том числе диадему. Потом заставил Джона оставить следы в кабинете сэра Питера и под окнами — чтобы все решили, что вор проник в дом снаружи через окно и ушел тем же путем.

Диадему Рудольф отдал брату, но перед этим, очевидно, извлек из нее бриллианты и где-то их спрятал. Он прекрасно понимал, что начнется следствие и что он непременно попадет под подозрение, а потому ничего из украденного у себя не оставил. Расчет Лина был простой: нет улик — нет обвинения! И действительно, Лестрейд был вынужден его отпустить. Рудольф праздновал победу, а инспектор, как я помню, выглядел крайне разочарованным. Он ведь не дурак, прекрасно понимал, что преступник — это Лин, однако арестовать его не мог. А я, к большому моему сожалению, не смог ничего доказать — никаких прямых улик против Рудольфа не было. И он ушел из наших рук. Увы, это была очень обидная неудача — и для Лестрейда, и для меня.

И Холмс тяжело вздохнул…

Глава четвертая

— Но как мистер Лин узнал шифр от сейфа? — удивился доктор Ватсон. — Комбинацию на замке невозможно подобрать простым перебором цифр, слишком много вариантов!

— Думаю, в этом виноват сам сэр Питер, — ответил Холмс, — вернее, его рассеянность. В сейфе, помимо драгоценностей и акций, лежали разные документы, которыми мистер Стэнфорд время от времени пользовался. Он их доставал и читал, но при этом, очевидно, забывал, что потом, когда бумаги снова окажутся в сейфе, нужно будет обязательно прокрутить колесики на внешней стороне замка и поменять цифры. Типичная ошибка многих людей!

Рудольф же, пользуясь своим особым положением, мог в любой момент зайти в кабинет сэра Питера, скажем, по поводу новой редкой змеи или тропической лягушки, которую надо было купить для пополнения коллекции, и ему не составляло никакого труда подсмотреть цифры. Увы, забывчивость и невнимательность сэра Питера сыграли на руку преступнику! А уж умом и сообразительностью он точно не был обделен, будьте уверены! Он даже по-своему талантлив… К тому же Лин отличался хорошей наблюдательностью, хладнокровием и завидной выдержкой.

— Вы уверены, Холмс, что бриллианты до сих пор находятся в доме? — спросил Ватсон. — Ведь Рудольф мог давно их продать…

— Полагаю, камни до сих пор лежат где-то в тайнике, — ответил Шерлок. — Насколько мне известно, алмазы такой величины и чистоты пока нигде у нас и в Европе не всплывали. Об исчезновении пяти крупных бриллиантов наши власти известили всех известных ювелиров и торговцев драгоценностями, способных заплатить соответствующую сумму, и никто из них связываться с преступником, рискуя своим благополучием и положением в обществе, не станет — себе дороже.

— Но может, их уже распилили на более мелкие? — задал вопрос Ватсон. — И продали, что называется, по частям?

— Вряд ли, — покачал головой великий сыщик. — Рудольф — очень ловкий и крайне амбициозный человек, он определенно считает себя умнее всех остальных. Поэтому абсолютно уверен, что «глупые полицейские» ни за что не догадаются, где он спрятал добычу. Ему нет никакого смысла отдавать алмазы на распилку, потеряв при этом половину (а то и больше!) их реальной стоимости. Нет, его план, как мне кажется, заключался в другом: дождаться, когда все более-менее успокоится, выбрать удобный момент, проникнуть в особняк (ключи, полагаю, у него давно имеются), забрать камни из тайника, а затем покинуть Британию. В Голландии, к примеру, за эти великолепные бриллианты он сможет получить целое состояние и, таким образом, обеспечить себя до конца жизни.

— Но это сразу же привлечет к нему внимание, — возразил доктор Ватсон, — чего, полагаю, мистеру Лину совсем не нужно.

— Не обязательно, — ответил Шерлок, — в том же Антверпене, к примеру, достаточно ювелирных мастерских, чьи хозяева не боятся иметь дело с подозрительными личностями. И брать у них даже краденые камни… Они их потом так обработают, поменяв огранку, что их невозможно будет узнать. После чего со спокойной душой выставят на продажу — как совершенно другие камни. Узнать их и что-то доказать будет невозможно. Это вполне реальный план для мистера Лина! А за полученные деньги он легко купит себе новые документы и будет вести спокойную и обеспеченную жизнь. И наше правосудие, к сожалению, уже ничего не сможет с ним поделать.

Трудно было не согласиться с такими аргументами Шерлока — мне лично они показались достаточно убедительными.

— Но за этими нашими воспоминаниями мы совсем забыли о миссис Эйхенбаум! — внезапно воскликнул Холмс. — Что вы хотели нам сообщить? — повернулся он к экономке. — Это как-то связано с нашим прошлым делом, верно?

— Да, — кивнула женщина. — Причем самым непосредственным и прямым образом. Я, как и вы, мистер Холмс, тоже считаю, что преступник — мистер Лин, и очень сожалею, что вам в тот раз не удалось посадить его за решетку. А теперь, похоже, он заявился за своей добычей…

— Правда? — В голосе сыщика послышалась заинтересованность.

— Видите ли, мистер Холмс, — продолжила экономка, — сэр Питер со всей своей семьей уехал на Рождество в Швейцарию, чтобы навестить свою младшую дочь, воспитанницу одного из частных пансионов, и я, по сути, осталась в доме совсем одна. Наш садовник, Джек Пенсон, живет в небольшом флигеле на участке и, если что, не всегда имеет возможность вовремя прийти ко мне на помощь…

Миссис Эйхенбаум тяжело вздохнула: видимо, перспектива ночевать одной в большом пустом доме ее крайне тревожила.

— Так вот, прошлой ночью, — продолжила женщина, — мне почему-то не спалось, и я стала читать. Думала, что постепенно усну: эти современные романы действуют на меня как снотворное! Однако долго не удавалось… И вот примерно через полчаса после полуночи я услышала странный шум — словно кто-то ходил внизу. Моя комната — на втором этаже дома, но у меня очень хороший слух, мистер Холмс! Я сначала решила, что к нам опять забрались воры, поэтому быстро накинула на себя халат, осторожно спустилась по лестнице и увидела слабый отблеск света — кто-то шел по комнатам с маленькой керосиновой лампой. Я очень испугалась! И как есть, прямо в халате и тапочках, выскочила через заднюю дверь (она, кстати, оказалась открытой, хотя я точно помню, что вечером сама закрыла ее на ключ) и помчалась к Джеку, нашему садовнику. Разбудила его, рассказала, что происходит, и он, слава богу, согласился пойти со мной. Взял свое ружье и пошел в дом. Мы вернулись, прошли по всем комнатам, заглянули во все помещения, но никого не нашли. Видимо, вор услышал, как мы входим в прихожую, испугался и убежал. Но мне почему-то показалось, мистер Холмс, что это был мистер Лин. Он узнал, что хозяева уехали на все праздники, и решил вернуться за украденными камнями. А сегодня ночью я вообще останусь в поместье одна — Джек уходит вечером к своим родным, чтобы с ними встретить Рождество… А вдруг мистер Лин снова появится? Что тогда? Рудольф ведь, как помню, человек весьма решительный, легко может убить меня… Я ужасно, ужасно боюсь!

— Хм, — задумчиво произнес Холмс, — ваши опасения, миссис Эйхенбаум, вполне оправданы: для Рудольфа это действительно отличный шанс, чтоб забрать алмазы. И полагаю, он им воспользуется — и так уже ждал слишком долго, целых три с половиной года! Ну что же, полагаю, пришла пора завершить это дело! Ватсон, вы со мной?

— Разумеется, — тихо вздохнул доктор, — это моя прямая обязанность как вашего биографа!

Но по интонации доктора я поняла, что ему совсем не хочется покидать нашу уютную, теплую квартиру на Бейкер-стрит и ехать куда-то темной, холодной ночью (к тому же за несколько часов до Рождества!). Все скоро сядут за накрытые столы, будут поздравлять друг друга с праздником, откроют вино, будут пить и есть… А из нашей кухни уже так ароматно пахнет жареным гусем! Но как говорится, долг превыше всего!

И доктор, вздохнув еще раз, поднялся с кресла. Я тут же выскочила из-под лестницы и понеслась в коридор — не забудьте про меня! Я тоже с вами! Шерлок меня заметил и представил миссис Эйхенбаум:

— Знакомьтесь, это Альма, моя верная помощница. Что, тоже хочешь поехать с нами?

Я уверенно гавкнула: да!

— Ну ладно, — кивнул Шерлок, — раз тебе в Рождество тоже не сидится дома… Поехали!

Мы вышли на Бейкер-стрит: снегопад за последний час усилился, снег валил уже большими тяжелыми хлопьями. С кебом вышла некоторая задержка — праздничные улицы были уже почти пустыми, не видно ни прохожих, ни извозчиков, видимо, все уже разбежались по своим домам и готовятся к встрече Рождества. Но нам повезло — всего через четверть часа Шерлок заметил экипаж. Мы уселись в коляску вчетвером: Холмс, доктор Ватсон, миссис Эйхенбаум и я. Ехать предстояло за город — туда, где находилось поместье сэра Питера.

Глава пятая

Через час мы подъехали к Сэнптон-холлу. Дорожки, ведущие к дому, разумеется, не были расчищены (хозяев нет, зачем стараться?), поэтому я сразу же провалилась в глубокий сугроб. Что называется, по самые уши. Ненавижу холод и снег! Холмс нагнулся и взял меня на руки — вот что значит настоящий джентльмен! Понимает, как следует обращаться с дамой!

Особняк сэра Питера был весьма внушительным, с треугольным портиком над входом и полукруглыми крыльями по обе стороны здания. Может быть, при свете дня он и выглядит вполне ничего себе, но сейчас, ночью, весь занесенный снегом и с черными, неосвещенными окнами, смотрелся довольно угрюмо и даже, я бы сказала, мрачно.

Мы вошли в дом через дверь для прислуги (главный вход был закрыт на два замка и засов) и осмотрелись: длинная анфилада просторных комнат, заставленных массивной мебелью начала прошлого века, тяжелые портьеры на окнах, картины в позолоченных рамах, персидские ковры на полу… Все говорило о богатстве и высоком положении хозяев.

— Это главный зал, — сказала миссис Эйхенбаум (для доктора Ватсона, Холмс особняк уже видел), — дальше — столовая, библиотека и кабинет. Жилые комнаты, в том числе и моя, находятся на втором этаже.

— А где зверинец? — поинтересовался доктор.

— Дальше, за кабинетом сэра Питера, в правом крыле здания, — пояснила экономка. — Он очень любит в минуты отдыха посещать своих питомцев и наблюдать за их жизнью…

— А кто сейчас за ними ухаживает? — спросил Холмс.

— Мистер Йозеф Границки, студент Лондонского университета. Он иностранец, кажется, из какого-то там Кракова, и в Англии изучает естественные науки. Йозеф несколько раз в неделю бывает у нас в доме, делает все необходимое, а в остальное время за ними присматривает сам сэр Питер — он в этом деле давно стал настоящим специалистом и неплохо разбирается в жизни этих змей, ящериц, лягушек, пауков и прочих… Причем это увлечение, как мне кажется, с каждым годом занимает его все больше и больше. Даже больше, чем обязанности пэра Англии и хозяина большого поместья! Настоящая страсть!

Холмс хмыкнул, вспомнив, очевидно, об увлечении моей дорогой миссис Хадсон. Пока ему удавалось отбиваться от ее попыток подарить ему очередную китайскую вазу или фигурку (якобы для украшения комнаты), но он знал, что миссис Хадсон рано или поздно своего добьется. И тогда фарфоровые слоники и тарелочки появятся и у него тоже… Доктор Ватсон, к слову, давно уже сдался и теперь лишь страдальчески вздыхает, когда моя хозяйка просит его поставить у себя какую-нибудь очередную забавную китайскую вещицу.

— А где сейчас мистер Границки? — спросил доктор.

— Рождество, насколько мне известно, он решил встретить в Лондоне, у каких-то своих родственников, здесь он будет только послезавтра, — ответила миссис Эйхенбаум.

— Значит, в доме никого, кроме вас, этой ночью быть не должно, — задумчиво произнес Шерлок. — И Рудольф это, очевидно, знает… Что же, для него это и впрямь будет верный шанс, чтобы достать бриллианты. Когда еще ему представится такая возможность! Ключи от дверей у него есть — если судить по вчерашнему визиту, скоро, полагаю, он появится здесь. Нам остается лишь дождаться его и, что называется, взять с поличным, с украденными бриллиантами в руках — чтобы больше не мог отвертеться.

— Но нас же всего двое, — заметил Ватсон. — Вдруг мы упустим Рудольфа? Он лучше нас знает дом и может этим воспользоваться…

Я тихонько гавкнула: трое!

— Да, трое, — поправился доктор, — но не лучше ли на всякий случай заранее вызвать полицию? Их помощь нам не помешает!

— Ни в коем случае! — решительно возразил Холмс. — Полицейские только наделают шуму и наверняка спугнут преступника. Нет, мы должны действовать сами, чтобы Рудольф ничего не заподозрил. А полицию мы вызовем после того, как схватим его. Когда у нас будут неопровержимые доказательства…

— Как мы это сделаем? — вздохнул доктор.

— Мы с вами и Альмой спрячемся в кабинете сэра Питера, — сказал Шерлок, — а миссис Эйхенбаум займется своими делами. Якобы она ни о чем не догадывается… Что вы планировали делать сегодня вечером, миссис Эйхенбаум?

— Да ничего особенного, — пожала плечами экономка. — Думала выпить чашечку чая, а потом пораньше лечь спать. Одной, знаете ли, как-то скучно встречать Рождество!

— Вот так и поступайте, — кивнул великий сыщик, — а мы с доктором приготовим для мистера Лина западню.

Я тихо гавкнула: «А что делать мне?»

— Ты, Альма, будешь нашими ушами, — произнес с улыбкой Шерлок, — и предупредишь, когда преступник появится в доме.

— И мы его схватим! — произнес Ватсон.

— Верно, мой дорогой друг, — согласился Шерлок, — но не сразу. Нам непременно нужно дождаться, чтобы он достал бриллианты. Сами мы их, полагаю, не найдем — попытка уже предпринималась…

— Но если все-таки Рудольф… — начал доктор.

— Да, определенный риск есть, — кивнул Шерлок, — но нам придется пойти на него. Брать мистера Лина нужно только на обратном пути! И Альма, если что, поможет нам: у нее отличный слух, острые зубы и прекрасная хватка. А уж храбрости ей точно не занимать!

Я снова тихо гавкнула: конечно помогу, куда я денусь? На этом наше небольшое совещание закончилось, и мы приготовились к ночной засаде. Миссис Эйхенбаум пошла на кухню и занялась своими делами: вскипятила на чугунной плите чайник, выпила чаю, а затем поднялась к себе наверх. И через какое-то время легла спать.

Дом погрузился в полную темноту и тишину, лишь негромко стучали в кабинете сэра Питера, отбивая время, старинные напольные часы. Холмс и доктор Ватсон спрятались в камине — тот оказался достаточно просторным, и они укрылись без труда, я же притаилась под массивным креслом самого хозяина дома. В темноте меня совсем не было видно, я же черная! И мы стали ждать.

Кабинетные часы громко, торжественно пробили сначала одиннадцать раз, потом — двенадцать, наступило Рождество. Я тихо вздохнула: сейчас бы мы сидели у камина в нашей любимой гостиной, ели бы гуся (мне, думаю, достался бы очень хороший кусок), наслаждались отдыхом. А кости и объедки я бы назавтра отнесла своему другу, коту Барти — пусть тоже порадуется. Даже у бездомных бродяг должен быть праздник!

Но вместо этого мне приходилось сидеть под креслом в чужом доме и ждать появления преступника. Но что делать, такова, видно, моя судьба — судьба собаки-детектива!

Глава шестая

Ждать в засаде — очень скучное занятие, это все знают. Нужно сидеть очень тихо, почти не шевелясь, чтобы не спугнуть того, на кого ты охотишься. Иначе добыча может ускользнуть прямо из твоих лап… А это очень обидно: столько усилий, стараний — и все напрасно! Нет, лучше уж посидеть, потерпеть, чем упустить преступника! Я слушала стук старинных часов и по ним отмеряла время.

— С Рождеством, дорогой друг, — еле слышно произнес Холмс, когда часы пробили полночь.

— И вас, Шерлок, — негромко отозвался доктор.

И в кабинете снова воцарилась тишина. Но вскоре я уловила далекий шум — кто-то очень тихо, почти неслышно, отворил заднюю дверь и вошел в особняк. Я негромко гавкнула: приготовьтесь, преступник уже здесь!

Холмс вполголоса напомнил доктору Ватсону (и мне тоже):

— Берем только на возврате!

Через несколько минут в кабинете возникла чья-то темная фигура. Несомненно, это был тот, кого мы с таким нетерпением ждали. Мистер Лин держал в руках маленькую керосиновую лампу и уверенно шел через комнаты — расположение помещений он, несомненно, хорошо знал. Холмс и Ватсон замерли в своем убежище, а я притаилась под тяжелым, массивным креслом. Рудольф, не заметив нас, быстро проследовал через кабинет и удалился в сторону зверинца.

И мы снова стали ждать. Вскоре со стороны зверинца послышался легкий стук, а потом — какая-то приглушенная ругань. Еще минут через пять преступник снова появился в кабинете. Но Холмс уже приготовился к этой встрече и налетел на Рудольфа, сбил его с ног, повалил на пол. К нему тут же присоединился и доктор Ватсон. Вместе они связали мистеру Лину руки его же шарфом, а потом подняли и усадили на стул.

Шерлок попросил Ватсона позвать экономку, чтобы та тоже смогла присутствовать при разговоре, а сам зажег свечи в двух больших старинных канделябрах.

— Вот мы и встретились с вами, мистер Лин, — произнес великий сыщик. — Я ведь обещал вам, что обязательно докопаюсь до сути и найду преступника.

— Вы ничего не докажете! — с ненавистью сверкнул глазами Рудольф. — Бриллиантов у меня нет! И вы опять остались в дураках!

— Посмотрим, — произнес Шерлок.

В кабинет вернулся доктор, и с ним миссис Эйхенбаум. Холмс и Ватсон тщательно обыскали Рудольфа (тот лишь презрительно ухмылялся), проверили всю его одежду, но похищенных бриллиантов не нашли.

— Я же вам говорил! — зло рассмеялся мистер Лин. — Их нет!

— Где же алмазы? — удивленно произнес доктор.

Шерлок задумался, затем достал из кармана трубку, набил табаком и закурил. Экономка хотела о чем-то его спросить, но доктор Ватсон, хорошо знающий привычки великого сыщика, сделал ей знак, чтобы не мешала: не нужно ни о чем спрашивать, Холмс потом сам все объяснит. А сейчас он размышляет над этой загадкой…

Через пять минут (как раз хватило на одну трубку) Шерлок спросил у миссис Эйхенбаум:

— Скажите, не было ли у вас недавно какого-либо происшествия, связанного с животными сэра Питера?

— Вроде бы ничего такого не было, — задумчиво ответила экономка. — Хотя… Примерно с неделю назад, как раз незадолго до отъезда сэра Питера в Швейцарию, умерла Клеопатра…

— Кто? — не понял Ватсон.

— Клеопатра, — пояснила экономка, — королевская кобра. Змея была необычайно красива, вот сэр Питер и назвал ее в честь легендарной египетской царицы. Мистер Стэнфорд очень гордился Клео: действительно, это был великолепный экземпляр! И даже я, хотя терпеть не могу разных змей, ящериц и жаб, иногда приходила полюбоваться ею. Через стекло террариума, разумеется. И вот она умерла… Сэр Питер сначала был очень огорчен, а потом поручил мистеру Границки подготовить место для новой кобры — хотел купить молодую. И даже дал денег на это. Хотел после Рождества увидеть в своей коллекции новую обитательницу…

— Тогда мне все ясно! — торжественно произнес Холмс. — Именно в террариуме Клеопатры мистер Лин и спрятал украденные бриллианты. В самом деле, надежнее места не найти: кто бы полез к ядовитой и крайне опасной кобре? В прошлый раз полиция обыскала особняк, но в зверинец не заглядывала — сэр Питер запретил беспокоить своих любимых тварей. Да и у самих полицейских никакой охоты соваться к ним не было…

Ватсон покачал головой: действительно надежное место! Один вид королевской кобры отобьет всякое желание трогать ее. А уж что-то искать в ее террариуме…

— Теперь понятно, почему вы, Рудольф, в прошлый раз держались с нами так нагло, — обратился сыщик к преступнику, — были совершенно уверены, что бриллианты мы не найдем. И решили спокойно достать их позднее, когда все успокоится. Вы прекрасно умеете обращаться с самыми опасными змеями, для вас это не было проблемой! Ну а дальше просто: мистер Границки стал готовить террариум для новой обитательницы и случайно нашел камни. И тут же сообразил, откуда они. Об ограблении ведь, естественно, было известно, это не являлось секретом. Вот и решил воспользоваться внезапным подарком судьбы. Удача прямо к Рождеству!

Шерлок улыбнулся: вот уж на самом деле повезло, улыбнулась фортуна! Во весь свой рот!

— Значит, камни сейчас у мистера Границки, — сказал Ватсон. — Нужно сообщить полиции…

— Думаю, он уже далеко, — покачал головой Шерлок, — или в Европе, или, что скорее всего, плывет на корабле в Америку. Где скоро станет весьма богатым человеком. А вы, Рудольф, остались ни с чем!

И Холмс холодно, сухо улыбнулся — видимо, ситуация доставляла ему истинное удовольствие: Лин в прошлый раз откровенно посмеялся над ним и Лестрейдом, но в итоге сам остался в дураках.

А я в очередной раз восхитилась дедуктивными способностями нашего гения сыска: сумел раскрыть такое сложное преступление буквально за пять минут, выкурив всего одну трубку.

— Отпустите меня! — потребовал мистер Лин. — У вас против меня нет ничего! Вы ничего не докажете!

— А мы и не будем доказывать, — снова улыбнулся Шерлок, — вас, полагаю, будут судить за незаконное проникновение в особняк сэра Питера. Уж это-то вы не будете отрицать, верно?

На этом дело с диадемой закончилось. Рано утром Холмс через местную полицию вызвал из Скотленд-Ярда инспектора Лестрейда, и тот вскоре прибыл. Узнав обстоятельства дела, он с большим удовольствием арестовал мистера Лина. Теперь-то было что предъявить Рудольфу! Чужая собственность является неприкосновенной, а проникнуть ночью в чужой дом — это очевидное преступление. За это Рудольфу грозило как минимум полгода тюрьмы. Бриллианты же стали официально считаться безвозвратно утраченными — понятно, что их не найти. И сэру Питеру пришлось с этим смириться — как и с потерей ряда камней. Увы, тут ничего не поделаешь!

А еще примерно через неделю после столь памятной для меня рождественской ночи инспектор Лестрейд снова навестил нас на Бейкер-стрит. И сообщил, что мистера Границки не удалось найти: ни у его родственников в Лондоне, ни в университете. Он, похоже, исчез — как и индийские алмазы. Зато в ходе расследования выяснилось, что прямо накануне Рождества на борт одного корабля, уходящего в Новый Свет, поднялся некто Джозеф Гран — хорошо одетый молодой человек. Было заметно, что у него есть деньги. А потом его след где-то затерялся.

И последнее: мы все-таки отметили Рождество за праздничным столом вместе с миссис Хадсон. Сразу, как только вернулись (уже поздним утром) в нашу квартиру. Как говорится, лучше поздно, чем никогда. А потом я отнесла половину доставшейся мне гусиной грудки (немаленький кусок, между прочим) и все косточки коту Барти, живущему на заднем дворе. Пусть и у него будет праздник! В это время все должны быть счастливы и сыты, даже бездомные коты. Делайте добрые дела, трудитесь, помогайте близким (и не близким тоже!), и фортуна, может быть, улыбнется и вам тоже! Во все свои тридцать два зуба.