Месть профессора Мориарти

Глава первая

Мой друг Шерлок Холмс часто говорит: «Для раскрытия преступления нужны всего две вещи: доказательства и голова. Если у вас есть улики, то, тщательно проанализировав их и применив мой метод дедукции, можно без труда вычислить любого преступника». Свое утверждение он не раз уже доказал на практике: благодаря невероятному умению анализировать факты и способности находить незаметные, казалось бы, зацепки ему практически всегда удается найти того, кто преступил закон. А затем и передать его в руки полиции.

Но тут я должна от себя добавить: помимо всего этого, на мой взгляд, настоящему сыщику необходимы еще выдержка, хладнокровие и изрядная смелость, ведь часто приходится иметь дело с весьма коварными и крайне опасными людьми, для которых человеческая жизнь ничего не значит. Мне, например, храбрости и отваги не занимать (как и готовности в любой момент не раздумывая броситься в бой) — наша порода, таксы, выведена для охоты на барсуков, а это животные не только крупные и сильные, но и весьма агрессивные. К тому же они вооружены длинными когтями и острыми зубами. Между прочим, название нашей породы по-немецки звучит Dachshund, что буквально означает «барсучья собака». Вот и делайте выводы. А еще у нас отменный нюх, звонкий голос и яркий охотничий азарт, позволяющий упорно преследовать зверя в норе, а потом и выгонять его на человека. Мы всегда готовы к встрече с опасным противником, причем, что называется, лицом к лицу (то есть морда к морде, конечно же). Про наш природный ум и сообразительность я скромно умолчу — это и так, я думаю, всем понятно.

И еще пара слов (просто в качестве вступления к очередному рассказу о великом сыщике): Шерлок лично мне напоминает английскую королевскую борзую: такой же сухой, подтянутый, с тонкими, острыми чертами породистого лица, но в то же время он чрезвычайно крепкий, энергичный и выносливый. А решительности и настойчивости у него предостаточно! И если, говоря по-нашему, по-собачьи, он учует зверя (преступника), то будет гнать его до тех пор, пока не загонит в угол. В этом плане мы с Шерлоком чрезвычайно похожи. Но в остальном у нас, конечно же, много отличий — как и у любой собаки с человеком. Тем не менее, несмотря на это, мы с Холмсом давно дружим и, главное, делаем одно дело: ловим преступников. Это нас объединяет и сближает. И Шерлок для меня — самый близкий человек во всей Англии, после моей любимой хозяйки миссис Хадсон, конечно.

А вот доктор Ватсон, постоянный спутник и официальный биограф нашего великого детектива, по моему мнению, больше похож на бассет-хаунда: очень спокойный и уверенный, но в то же время он умный и активный, а главное — легок на подъем (что в нашем деле тоже немаловажно). Он всегда готов сопровождать Шерлока в самых сложных и опасных расследованиях. О миссис же Хадсон я скромно умолчу — не хочу ее с кем-либо сравнивать. Она моя любимая хозяйка, и этим все сказано.

А теперь, после столь затянувшегося вступления, позвольте перейти к нашей истории. Она, как мне кажется, наилучшим образом покажет выдающиеся качества Холмса, а также наглядно продемонстрирует, как работает его знаменитый дедуктивный метод.

Итак, дело происходило в начале сентября 1883 года. Это был короткий период начала осени, когда на дворе еще стояла теплая, сухая погода, солнце все еще ярко светило, а на деревьях почти не наблюдалось желтых и красных листьев. А до долгих, тоскливых, серых дней октября и ноября было очень и очень далеко. До зимы же с ее ужасно неприятным холодным снегом и противным морозом — еще дальше.

Мы с Холмсом были дома: он, как всегда, сидел в гостиной на втором этаже и пролистывал лондонские газеты, я же дремала после сытного обеда в комнате миссис Хадсон. Доктор Ватсон отсутствовал — он еще не вернулся после посещения своих пациентов. В это время внизу раздался звонок колокольчика, а затем, когда миссис Хадсон открыла дверь, мы услышали громкий голос инспектора Лестрейда:

— Мистер Холмс дома?

— Да-да, я здесь, заходите, инспектор! — крикнул сверху Шерлок.

Он явно обрадовался визиту Лестрейда — это сулило новое дело и новое интересное расследование. Инспектор часто пользовался услугами нашего сыщика, чтобы раскрыть очередное сложное преступление. Выгода тут была очевидная: он получал благодарность от начальства за поимку преступника, а Холмсу было просто интересно.

Лестрейд поднялся в гостиную, а я тут же метнулась под лестницу — чтобы услышать все, что делалось наверху. Мне, честно говоря, трудно взбираться по крутым ступенькам на второй этаж, поэтому я пользуюсь таким способом, чтобы оказаться в курсе дела. Но это ни в коем случае нельзя считать праздным любопытством — я экономлю Шерлоку время. Все равно он мне расскажет и почти наверняка возьмет с собой на место преступления, поэтому я избавляла его от лишнего пересказа обстоятельств.

Лестрейд, насколько я могла судить, был сегодня чем-то особенно озабочен: его живое, подвижное лицо выражало крайнюю степень волнения (что, кстати, делало его еще более похожим на хорька). Он, казалось, не мог найти себе места, поэтому, как я поняла по звукам, доносившимся сверху, проигнорировал предложение Холмса занять кресло для посетителей и принялся нервно ходить по комнате. Шерлок терпеливо ждал.

— Я в замешательстве, — наконец произнес Лестрейд, — не знаю, что делать!

Шерлок хмыкнул и закурил трубку — он уже предвкушал очередное интересное расследование.

— Вы уже знаете о странном происшествии в доме лорда Гилфорда? — спросил инспектор.

— Да, что-то такое читал в газетах, — неопределенно ответил Шерлок. — Кажется, произошло ограбление?

— Верно, но весьма и весьма странное! — взволнованно произнес инспектор. — Вор ночью проник в усадьбу и вынес три дорогостоящие старинные картины. Вы в курсе, что у сэра Гилфорда прекрасная коллекция старинной итальянской живописи, самая полная у нас в Англии? Говорят, одна из лучших даже во всей Европе, в ней собраны настоящие шедевры мастеров Кватроченто!

И инспектор, вероятно заметив недоумение на лице Холмса, тут же добавил:

— Так историки называют период Раннего Возрождения в Италии…

Здесь нужно пояснить: Шерлок, обладая поистине самыми широкими и глубокими знаниями по целому ряду естественных наук (физике, химии, биологии, физиологии, анатомии и другими), почти не знаком с такими важными областями человеческой жизни, как искусство и литература. Нет, конечно, в частной школе, которую он когда-то окончил, ему преподавали это, в том числе и историю, литературу и остальное, но почти все полученные знания Шерлок потом, что называется, просто выкинул из своей головы — посчитал их совершенно лишними. Объяснил он это так: «Память человек похожа на чердак, и если забивать его всякими ненужными вещами, то скоро в нем не останется места для чего-то по-настоящему важного и нужного». А таковыми знаниями он, разумеется, считал лишь то, что помогало успешно расследовать преступления.

Поэтому, избрав себе профессию частного сыщика, он мгновенно забыл все то, что когда-то помнил о периоде Возрождения и выдающихся итальянских художниках. В этом была своя логика: эти знания никак не помогут ему в детективном деле.

Однако для меня стало крайне неожиданным и даже удивительным, что об этих весьма специфических вещах знает Лестрейд! Вот уж никогда бы не подумала, что полицейский инспектор из Скотленд-Ярда может быть увлечен искусством итальянского Возрождения!

На лице Шерлока, по-видимому, тоже отразилось искреннее удивление, поэтому наш гость сказал:

— Мне пришлось погрузиться в эту тему, Холмс, поскольку того потребовало расследование, которым я сейчас занимаюсь. И кое-что я уже узнал — спасибо Лондонской королевской библиотеке и «Большой британской энциклопедии»! Если коротко, Раннее Возрождение — это пятнадцатый век, когда в Италии и вообще в Европе возродился интерес к античной литературе, архитектуре, философии, живописи и искусству. В этот период жили и творили такие знаменитые итальянские художники, как Якобо, Донателло, Перуджино, Боттичелли… Затем, в шестнадцатом веке, там же, в Италии, появились самые известные и великие мастера, живописцы и скульпторы: Рафаэль Санти, Леонардо да Винчи и Микеланджело. Неужели вы о них ничего не слышали?

Шерлок неопределенно хмыкнул: это, инспектор, к делу не относится, рассказывайте, пожалуйста, дальше!

— Картины итальянских художников Раннего Возрождения сейчас очень ценятся, — продолжил Лестрейд, — по понятным причинам их осталось крайне мало, и стоят они, соответственно, весьма и весьма дорого. Некоторые — даже целое состояние. И не одно! Так вот, перехожу к делу: дед лорда Гилфорда, сэр Сайлес Дадли, некогда служил нашим послом в Риме, много путешествовал по Апеннинам и вывез потом на родину немало настоящих шедевров итальянской школы живописи. Эти полотна сегодня — гордость частной коллекции Гилфордов. После смерти сэра Сайлеса традицию собирать полотна художников Кватроченто продолжил его сын Джойс. Он значительно пополнил это собрание и завещал его своему старшему сыну, нынешнему лорду Гилфорду, Эдуарду.

Тот тоже потратил немало денег и сил, чтобы сделать коллекцию еще больше — самой полной и значительной в Европе. Почти все полотна, собранные тремя поколениями Гилфордов, хранились в их поместье Дадли Сент-Трей, что в графстве Суррей.

Глава вторая

— Дадли… — задумчиво произнес Шерлок. — Это имя кажется мне знакомым! Оно как-то связано с историей Англии?

— Еще бы! — воскликнул Лестрейд. — Лорд Дадли был мужем леди Джейн Грей, несчастной кузины короля Эдуарда Шестого. В тысяча пятьсот пятьдесят третьем году она десять дней правила Англией, а потом в результате дворцового переворота ее сместили с престола и казнили в Тауэре. А вместе с ней — и ее честолюбивого супруга, который мечтал стать английским королем…

— Ага, вспомнил! — радостно произнес Шерлок. — Эту историю нам как-то рассказал лорд Уинстон Хэрриш, главный смотритель Тауэра и хранитель королевских регалий! Призрак леди Грей, по его словам, до сих пор обитает в Белой башне замка и является по ночам стражникам, охраняющим крепость. Довольно интересное суеверие! Однако продолжайте, инспектор, извините, что перебил вас.

— Нынешний лорд Гилфорд — дальний потомок того самого Дадли, это одна из боковых ветвей рода. И он чрезвычайно гордится своей длинной и знатной родословной. И еще — своей совершенно уникальной коллекцией. Действительно, как мне удалось узнать, в поместье собраны поистине чудесные произведения итальянского искусства! Бесценные с точки зрения любителей живописи и весьма дорогие с точки зрения рынка. А потому очень привлекательные для грабителей всех мастей. Так вот, примерно неделю назад в имении случилось странное происшествие: ночью некто проник в дом и украл три особо ценных полотна.

— Что тут странного? — удивился Шерлок. — Вы же сами только что сказали, инспектор, что они стоят больших денег… Никто не стал бы красть то, что ничего не стоит, это же элементарно! И наоборот: чем выше цена вещи, тем больше охотников похитить ее. Все, как видите, абсолютно логично!

— Да, — согласился Лестрейд, — в самом преступлении нет ничего удивительного, да и совершено оно было примитивно. У меня создалось впечатление, что это работал обыкновенный вор-домушник. Он, полагаю, был хорошо знаком с распорядком жизни обитателей особняка, а потому ему удалось провернуть все очень тихо и незаметно. Под прикрытием ночи преступник подобрался к зданию, аккуратно вскрыл окно на первом этаже, проник в картинную галерею и вынес оттуда три небольшие полотна, в том числе — знаменитый «Римский пейзаж с девушкой» самого великого Боттичелли. Эта картина была главной жемчужиной в коллекции сэра Эдварда и, пожалуй, самым ценным ее экспонатом.

Самого хозяина дома в тот момент не было: большую часть года он проводит с семьей в Лондоне, а слуги, как почти всегда, ничего не видели и не слышали. В общем, никаких свидетелей! За поместьем в отсутствие сэра Эдуарда присматривают три человека: старый сторож, садовник и молодой помощник садовника, остальная прислуга в начале осени обычно переезжает вместе с семьей лорда Гилфорда в городской особняк на Харли-стрит. Так было и на этот раз. Эти трое слуг, как я без труда выяснил, вместо того чтобы положенным образом охранять усадьбу, в тот злополучный вечер легли пораньше спать и продрыхли до самого утра. Что, впрочем, было неудивительно: перед этим они весь вечер провели в соседнем деревенском трактире и как следует напились… Вор, в принципе, мог вынести из дома все что угодно, в том числе и все полотна, но почему-то ограничился лишь этими тремя картинами.

— Ну да, нет хозяев — слуги чувствуют себе вольготно, — философски заметил великий сыщик.

— Вроде того, — согласился инспектор. — Разумеется, утром, когда обнаружилась пропажа, они тут же вызвали местную полицию, а уже она отправила телеграмму в Скотленд-Ярд. Я немедленно выехал на место преступления: все-таки кража в усадьбе одного из самых известных и влиятельных людей нашего общества… к тому же, как мне неофициально сообщили, близкого друга нынешнего премьер-министра. Нужно было принять срочные меры к поимке преступника и поиску похищенного. С собой я на всякий случай взял нашего полицейского пса, добермана Гилмора. Словно предчувствовал, что тот мне понадобится…

«Моего коллегу и друга», — добавила я про себя.

Гилмор — отличный полицейский пес, умный, смелый и решительный, может обезвредить практически любого преступника. У него отличный нюх и чрезвычайно крепкие зубы, уйти от Гилмора почти невозможно. Мы с ним дружим, поскольку вместе боремся с преступностью. Только я, как Холмс, делаю это по большей части из чистого интереса (иногда даже — из любопытства), а Гилмор, как и инспектор Лестрейд, ловит преступников по своим прямым служебным обязанностям. Впрочем, неважно, кто и как служит закону, главное, чтобы он всегда торжествовал. А зло было наказано.

— После осмотра места преступления, — продолжил инспектор, — я начал обследовать обширный сад, прилегающий к особняку. Гилмор тут же взял след и потащил меня за собой. Мы пробежали всего две сотни ярдов, и он привел меня к небольшой деревянной постройке, сарайчику, где, как сказал садовник, хранился разный инвентарь, необходимый для ухода за цветами и деревьями. Замок на двери был кем-то сорван, а внутри мы с большим удивлением обнаружили те самые три похищенные картины. Представьте себе, Холмс, они были целые и почти что в полной сохранности!

— Почти что? — уточнил Шерлок.

— Вот тут и начинаются странности, — задумчиво произнес Лестрейд. — Полотна были без своих золоченых рам, одни только холсты. Мы с особой осторожностью (все-таки столько лет!) принесли их в особняк, и я вызвал телеграммой сэра Эдуарда. Он скоро прибыл в усадьбу, осмотрел полотна и тоже был крайне удивлен: зачем вору понадобились рамы? Они, конечно же, тоже старые и стоят немалых денег, но их цена несравнима с ценой самих этих полотен! Совершенно непонятный и необъяснимый факт — вор, получается, украл только картинные рамы! Впрочем, лорд Гилфорд ломать голову над этим не стал — был несказанно рад, что удалось вернуть полотна, причем без всяких видимых повреждений. А рамы он решил заказать новые.

— Вы сказали, Лестрейд, — уточнил Шерлок, — что вор взял три полотна, хотя спокойно мог вынести всю галерею. Как вы думаете, с чем это связано?

— Не знаю, — честно признался инспектор, — могу лишь предположить. Может, ему было тяжело нести их? Три похищенных пейзажа — небольшие по размеру полотна, а вот другие картины… Я их видел, среди них есть просто огромные, на полстены! Одному никак не утащить! Но с другой стороны, поскольку слуги крепко спали, вор вполне мог проделать за ночь несколько ходок. Однако меня волнует другое: почему вор снимал рамы в том сарайчике? Да еще ночью… Мог бы взять картины целиком, а потом в спокойном, тихом месте сделать свое черное дело. Если уж так хотел получить эти золоченые деревяшки… Я этого просто не понимаю! Абсурд, нонсенс, полная ерунда! И это не дает мне покоя уже неделю. Вы не поверите, но я буквально не нахожу себе места — все думаю и думаю об этом деле. Ну не понимаю я логики преступника! А раз так, я не сумею поймать его. И это лишает меня сна и покоя! Помогите мне, Холмс, закончить это дело! Я чувствую, что в нем что-то не так, что я что-то упускаю, что-то не заметил, недосмотрел, но не могу понять, что именно…

— Хм, занятная история, — протянул Шерлок, — в ней и правда есть над чем подумать.

Шерлок закурил свою трубку, затем задал нашему гостю очередной вопрос:

— Скажите, Лестрейд, вы уверены, что кражу совершил один человек? Что действовал без сообщников?

— Да, абсолютно уверен, — твердо ответил инспектор. — Я тщательно изучил следы в саду и могу совершенно определенно утверждать: он был один. Судя по отпечаткам ботинок, вор — мужчина примерно пяти с половиной футов ростом и весом девять — девять с половиной стоунов…

— То есть он среднего роста и среднего же веса, — сделал вывод великий сыщик. — Нашли ли вы, инспектор, хоть что-то, что указывало бы на его особые приметы? Может, он хромал или же был левшой? Это бы нам очень помогло!

— Нет, ничего такого, — подумав, ответил инспектор. — Недостаточно улик! Местная полиция уже успела все изрядно там истоптать еще до моего появления. Лишь у сарая мне повезло — нашел три четких отпечатка. И то благодаря Гилмору — это он меня привел к ним.

— Но кое-что у нас все-таки имеется, — сказал Шерлок, — те самые три картины, которые преступник оставил в сарайчике. Скажите, с ними точно все в порядке?

— Да, — кивнул Лестрейд. — Лорд Гилфорд их очень внимательно осмотрел и сказал, что они, к счастью, совершенно не пострадали. Даже красочный слой не осыпался, хотя преступник, судя по всему, обращался с ними довольно грубо — просто бросил в хибарке на землю. Чудо, что он не повредил их, когда снимал рамы…

— Полотна были вынуты? — удивился Шерлок. — Не вырезаны ножом, как это обычно бывает при краже картин?

— Вынуты, — подтвердил Лестрейд. — Хотя, конечно, гораздо проще было бы их вырезать. Это заняло бы намного меньше времени и потребовало существенно меньших усилий. Но вор почему-то поступил именно так. Я этого тоже понять никак не могу… Говорю же: совершенно абсурдное, нелогичное преступление!

— Я хотел бы увидеть эти полотна, — немного подумав, произнес великий сыщик, — и лично осмотреть их. Лестрейд, вы можете устроить мне визит в поместье Сент-Трей?

— В этом нет необходимости, — ответил инспектор, — после кражи сэр Эдуард распорядился перевезти наиболее ценные картины, в том числе и эти три пейзажа, в свой лондонский особняк. Мы можем навестить его хоть сейчас. Полагаю, он не откажется принять нас.

— Отлично! — обрадовался Шерлок. — Так и сделаем, но завтра, сегодня мне нужно еще подумать. Жду вас утром, чтобы нанести визит лорду Гилфорду. Надо поговорить с ним и посмотреть его знаменитую коллекцию. Хотя я и не разбираюсь в живописи, особенно итальянской, но для дела это может оказаться очень полезным…

Глава третья

На следующий день мы втроем: Холмс, Лестрейд и я — поехали к сэру Гилфорду. Я буквально напросилась в напарницы к Шерлоку — все утро вертелась у него под ногами, намекая всем своим видом, что тоже хочу принять участие в этом деле, и он меня понял правильно.

День был чудесный: в меру теплый, без летней жары и духоты, светлый и сухой. Эх, если бы такой была бы вся осень! Но нет — пройдет одна-две недели, и небо закроют свинцовые тучи, пойдет мелкий противный дождик, а потом город накроет туман — тяжелый и плотный, как ватное одеяло. И еще — холодный и влажный, заползающий, кажется, в каждую щелочку дома. Бр-р-р, даже думать об этом не хочется.

Кеб легко, весело бежал по центральным улицам Лондона, и я с удовольствием смотрела по сторонам. Высокие четырех-пятиэтажные каменные здания чередовались с уютными городскими усадьбами, утопающими в зелени садов. У одного из таких частных особняков на Харли-стрит мы и остановились. Это было красивое, солидное здание, всем своим видом показывающее (и даже, я бы сказала, подчеркивающее!), что здесь живут очень обеспеченные и влиятельные люди.

Дом окружала старомодная черная чугунная решетка, а дубовая двустворчатая дверь с натертыми до блеска медными ручками усиливала впечатление богатства и солидности — как самого особняка, так и тех, кто в нем обитает. Появившийся на пороге чрезвычайно важный, напыщенный дворецкий (темно-зеленая ливрея с золотым позументом, густые седые бакенбарды, строгий надменный взгляд из-под кустистых бровей) полностью соответствовал общему впечатлению, производимому зданием.

Мы прошли по короткой садовой дорожке, усыпанной гравием, и поднялись на невысокое крыльцо.

— Здравствуйте, инспектор, — вежливо поздоровался с Лестрейдом дворецкий и вопросительно посмотрел на Холмса.

Тот протянул свою визитную карточку. Дворецкий принял ее, затем опустил взгляд вниз, на меня.

— Это со мной, — сказал Шерлок, — сыскная собака Альма, помогает мне в раскрытии дел.

Дворецкий молча на меня уставился — видимо, решал, можно ли впускать собаку (пусть даже сыскную) в такой дорогой, величественный особняк, но Холмс решительно шагнул внутрь и потащил меня следом (я, как и надо, была на поводке). За нами вошел Лестрейд.

— Сообщите сэру Эдуарду, — попросил инспектор, — что мы хотели бы еще раз поговорить с ним по делу о краже картин.

Дворецкий важно кивнул и исчез в глубине дома. Я осмотрелась: мы оказались в небольшом круглом холле с колоннами. Все стены были увешаны картинами — очевидно, из собрания хозяина. Я, как и Холмс, мало разбираюсь в живописи (если честно — вообще не разбираюсь), но по тому внимательному взгляду, который бросал на эти полотна Шерлок, поняла, что его очень заинтересовали окружающие нас портреты и пейзажи. Он даже подошел поближе к одной картине, вынул из кармана лупу и стал что-то тщательно рассматривать.

— Вы тоже увлекаетесь живописью, мистер Холмс? — раздался в холле уверенный, властный голос.

К нам подошел лорд Гилфорд. Это был высокий, сухой, подтянутый и очень чопорный мужчина с пышными седыми усами, на вид ему было около пятидесяти пяти — шестидесяти лет. Одет он был в отличный темно-серый твидовый костюм, на ногах — черные лакированные ботинки.

— Нет, сэр Эдуард, — ответил Холмс, — живопись не входит в число моих увлечений. Мое внимание привлекла поверхность картины: я вижу, что она как будто вся в мельчайших трещинках…

— Это называется кракелюры, — улыбнулся хозяин дома, — разрушения красочного слоя. Они образуются со временем естественным образом. Их наличие — верный признак того, что вы имеете дело с достаточно старым произведением искусства, а не с каким-то дешевым новоделом. Ну и еще кое-какие другие признаки… Это целая наука, мистер Холмс, как определить время создания того или иного полотна! И в ней надо быть настоящим специалистом, чтобы тебя не обманули и не подсунули какую-нибудь подделку! Однако вы пришли сюда, я полагаю, не для того, чтобы обсуждать со мной тонкости создания живописного полотна, правда ведь? Могу ли я спросить, что привело вас, джентльмены, в мой дом? Я думал, дело о краже моих полотен давно уже закрыто… Конечно, крайне жаль утраченных старинных рам, они придавали моим картинам особую выразительность, да и цену имели немалую, но тут уж ничего не поделаешь! Я уже заказал новые, и они скоро будут готовы. Впрочем, я все равно рад, что вы, инспектор, так быстро и уверенно провели расследование и нашли украденные шедевры. Теперь они снова в моей коллекции, и им уже ничто не угрожает.

— Однако преступник не пойман, — возразил Лестрейд.

— Бог с ним, — царственно махнул рукой сэр Эдуард. — Я верю, что он так или иначе, но понесет наказание. Или при жизни, или же сразу после ее завершения. Ни одно доброе или злое дело не остается без последствий, и в итоге каждый получит по своим делам…

Лестрейд скептически посмотрел на лорда Гилфорда — очевидно, у него имелось свое мнение на этот счет, — однако благоразумно промолчал. Шерлок же попросил:

— Могу ли я увидеть те полотна, которые пытались украсть? Надеюсь, что мне удастся обнаружить хоть какие-то зацепки или улики, которые помогут нам все-таки найти вора… Этого требуют интересы правосудия.

— Пожалуйста. — Хозяин особняка пожал плечами и пригласил нас в свой кабинет.

Мы миновали несколько комнат и два коротких коридора, и везде я видела старинные полотна. Да, коллекция сэра Гилфорда была велика, разнообразна и содержалась, насколько я поняла, в образцовом порядке. Я обратила внимание, что для каждой картины тщательно подбирали место, где ее повесить, чтобы смотрелась наилучшим образом.

Наконец мы пришли в большую, красиво обставленную комнату: высокие дубовые шкафы со старинными фолиантами в черных кожаных переплетах, широкий письменный стол, чудесные пейзажи и семейные портреты на стенах… В центре кабинета, на трех небольших столиках, лежали старинные полотна. Это были те самые украденные шедевры, но все еще без рам.

— Вот они, — показал сэр Эдуард. — Я пока что держу их здесь, жду, когда доставят новые рамы. И потом уже найду им подобающее место в своей галерее… Обратите внимание, в центре — знаменитая работа Боттичелли «Римский пейзаж с девушкой».

Мне снизу ничего не было видно, поэтому Холмс вполголоса попросил инспектора:

— Лестрейд, если вам не трудно, возьмите Альму на руки.

Инспектор без возражения выполнил просьбу великого сыщика — привык, что Шерлок просто так ничего не делает. Раз попросил взять меня на руки — значит, это для чего-то нужно. Теперь и я смогла как следует рассмотреть шедевр Боттичелли.

Картина оказалась совсем небольшой — примерно два фута в длину и полтора в ширину. На ней были изображены какие-то весьма живописные развалины (очевидно, Рима): остатки древнего храма, круглые мраморные колонны, часть полуразрушенной стены, нагромождение каменных плит, покрытых зеленоватым мхом…

На руинах сидела очень молодая девушка, почти девочка, в простом белом платье. В руках она держала большой глиняный кувшин с водой (художник весьма достоверно изобразил капли влаги на его темных боках). Девушка выглядела совсем как живая: казалось, только на минутку здесь присела, чтобы отдохнуть в жаркий итальянский полдень, а сейчас вскочит и побежит дальше по своим делам…

В этой достоверности, как я поняла, и заключался особый талант мастера — изобразить все так, как было на самом деле, запечатлеть мгновение жизни. При этом прославленному художнику удалось с помощью красок весьма реалистично передать всю прелесть юной римлянки. А также какое-то особое очарование старинных развалин… Картина, как я поняла, была создана более пятисот лет назад, однако и сама девушка, и окружающие ее руины (все, что осталось от Древнего Рима) смотрелись просто великолепно: выпукло, красочно, чрезвычайно живописно. Да, похоже, не зря это полотно Боттичелли считают настоящим шедевром итальянской (и не только) живописи! Для вора, как я поняла, именно этот пейзаж представлял главный интерес, а два других, скорее всего, были украдены, что называется, за компанию: они тоже достаточно старые и весьма дорогие.

Шерлок снова вынул лупу и склонился над шедевром Боттичелли, тщательно исследуя каждый его дюйм. Через пять минут он произнес задумчиво:

— Холст не был вырезан из рамы, это сразу же видно, он целый и без малейших повреждений. Кракелюры тоже имеются… Красочный слой, что удивительно, нигде не нарушен, а сам холст — не порван…

— Картины, к счастью, недолго побыли на земле, — пояснил лорд Гилфорд, — вода не успела их испортить. К тому же они находились под крышей, а погода, к счастью, стояла сухая.

Холмс еще раз внимательно осмотрел «Римский пейзаж», потом — те две картины, что лежали рядом. И обратился к хозяину особняка:

— Сэр, похититель, как сообщил мне инспектор Лестрейд, по всей видимости, хорошо знал расположение комнат в вашем особняке, он точно представлял, куда нужно идти. Кроме того, ему было прекрасно известно, что именно хранится в вашей коллекции и где висят самые ценные и дорогие полотна. Выходит, он какое-то время жил у вас… Нет ли у вас каких-то мыслей на этот счет? Кто бы это мог быть?

— Ну, это не мои домашние и не слуги, — подумав, ответил сэр Гилфорд. — Первые никогда бы не пошли на такое преступление, а вторые совсем ничего не понимают в искусстве, не отличат шедевр Боттичелли от произведений других итальянских мастеров. Значит…

Старый джентльмен на минуту задумался, потом произнес:

— Остается только один вариант — мистер Марбелл.

— Кто? — тут же оживился Лестрейд. — Вы мне про него не говорили! Даже не упоминали!

— Просто вылетело из головы! — беспечно махнул рукой хозяин дома. — Примерно месяц назад ко мне обратился очень приятный, прекрасно воспитанный молодой человек. Назвался Алексом Марбеллом и попросил разрешения сделать копию с одного из моих полотен. Объяснил тем, что учится в Лондонской школе ваяния и зодчества и им, студентам, дали задание скопировать какое-нибудь известное произведение искусства, желательно — эпохи Возрождения, что, по его словам, необходимо для лучшего понимания и освоения техники старинной масляной живописи. В его словах был известный смысл: если уж учиться живописи, то только на лучших образцах искусства, а не на тех ужасных картинах, что малюют современные художники! Мастера прошлого, как известно, обладали поистине потрясающей техникой письма и умели создавать настоящие шедевры! Такие, к примеру, как этот пейзаж Боттичелли…

И сэр Эдуард еще раз с гордостью указал на знаменитую картину.

— Я не удивился просьбе молодого человека, — продолжил через мгновение хозяин, — и не увидел в ней ничего странного: моя коллекция известна уникальными полотнами эпохи Возрождения, в ней находится немало прекрасных образцов для копирования и подражания… К тому же мистер Марбелл, как я сказал, произвел на меня чрезвычайно приятное впечатление: хорошо, хотя и довольно скромно, одет, вежлив, внимателен, обладает отличными манерами, неплохо образован и, как стало понятно из разговора, великолепно разбирается в живописи. Я показал ему свою коллекцию, и он помог более точно определить период создания двух спорных полотен, что существенно повысило их стоимость. Поэтому я без колебания разрешил ему, такому приятному молодому человеку, поработать в моем поместье — тем более что я уже собирался уезжать с семьей в Лондон и дом все равно стоял полупустой.

Сторож Роджер Кроул, присматривающий за домом в мое отсутствие, позже сообщил мне, что мистер Марбелл пробыл в поместье примерно две с половиной недели. Он ежедневно по несколько часов трудился в галерее, копируя картину Боттичелли, а затем, закончив работу, покинул мой дом И больше я о нем ничего не слышал. Я вообще мало что могу о нем рассказать — видел всего один раз в жизни, да и то — не слишком долго.

— Может, вы вспомните что-то еще, какие-то особые его приметы? — с надеждой спросил Лестрейд.

— Пожалуй, только одно: мистер Марбелл говорил с едва заметным акцентом, думаю, он иностранец, откуда-то с континента. И еще он случайно обмолвился, что зарабатывает на жизнь частными уроками — учит детей из состоятельных семей рисунку и живописи. Это, с моей точки зрения, только самым положительным образом характеризует его: значит, он не только талантливый художник, но еще и вызывает у людей доверие. Согласитесь, не каждого человека впустят в дом! Вы полагаете, инспектор, что мистер Марбелл причастен к этой краже? Очень не хотелось бы в это верить!

Лестрейд пожал плечами:

— Выясним, когда найдем. И допросим.

— Ну что ж, спасибо, — поблагодарил Шерлок сэра Эдуарда, — теперь, по крайней мере, мы знаем, кого нам нужно искать. Начнем с мистера Марбелла.

— Мне очень хочется задать ему пару вопросов.

Лестрейд кивнул:

— Мне тоже!

Глава четвертая

Мы покинули дом лорда Гилфорда и вернулись в нашу уютную квартиру на Бейкер-стрит. Холмс был доволен: съездили не зря, у нас появился подозреваемый. Который, скорее всего, и является вором… Осталось только найти его. А вот с этим имелись проблемы: где искать этого мистера Марбелла?

Разумеется, инспектор Лестрейд в тот же день посетил Лондонскую школу ваяния и живописи и без труда выяснил, что никакой Алекс Марбелл в этом учебном заведении не числится и никогда не числился. Описание его внешности (сэр Эдуард довольно точно назвал приметы молодого человека) тоже ничего не дало: никто из профессоров не припомнил такого или хотя бы похожего студента. Как же нам его найти? Лондон большой, а есть еще окрестности и ближайшие города… Лестрейд предположил, что преступник мог уже покинуть Англию и скрыться где-то в Европе, но Шерлок отрицательно покачал головой:

— Мистер Марбелл (давайте называть его пока что так) — одаренный молодой человек, он прекрасный актер и отличный психолог: легко завоевал доверие лорда Гилфорда. И еще, бесспорно, он обладает изощренным умом: в одиночку задумал и провернул такое оригинальное преступление. Несомненно, он также великолепно разбирается в старинной итальянской живописи и знает, что сколько стоит. И еще — талантливейший художник! Можно сказать, даже гениальный. Инспектор, вы уже, надеюсь, поняли, в чем заключалась суть этой странной кражи?

Лестрейд покачал головой:

— Нет, это для меня все еще загадка.

— Замысел преступника прост и гениален, — начал объяснять Шерлок. — Смотрите, в сущности, все элементарно, это как бы спектакль в нескольких действиях. Акт первый: мистер Марбелл наносит визит лорду Гилфорду и, выдав себя за начинающего художника, получает разрешение скопировать одну из картин его коллекции. Ему удается очаровать сэра Эдуарда и заручиться доверием хозяина дома. Это завязка пьесы, которую наш мистер Марбелл очень талантливо разыгрывал. Акт второй: он появляется в поместье и живет больше трех недель. За это время успевает сделать копии не одной, а трех дорогих и известных полотен, в том числе — и знаменитого «Римского пейзажа с девушкой». Закончив их, мистер Марбелл спокойно покидает поместье, но только затем, чтобы вскоре вновь появиться в нем — но уже в качестве вора. За время пребывания в доме он, разумеется, подробно изучил расположение комнат и узнал привычки обитателей. В частности, понял, что слуги в отсутствие хозяев практически не охраняют дом и проникнуть в него не составит никакого труда. Это развитие сюжета.

Затем наступает третий акт: мистер Марбелл осуществляет кражу. Ночью он вскрывает окно на первом этаже, проникает в дом и похищает полотна. Приносит их в сарайчик и…

— …вынимает холсты из рам, — кивнул Лестрейд. — Пока что ничего нового я не услышал, Холмс, мы все это уже знаем!

— А вот и нет, инспектор! — воскликнул Шерлок. — В том-то все и дело, что мистер Марбелл даже не планировал вынимать полотна! Ему это совершенно не было нужно! С собой он принес копии картин, и именно их он и оставляет в хибарке. На самом видном месте. А подлинники, разумеется, забрал и где-то спрятал. Как видите, все было просто и гениально!

После этого начинается четвертый акт пьесы, ее кульминация: «похищенные» полотна находят и возвращают законному владельцу. Сэр Эдуард несказанно рад: его бесценные полотна не пострадали и вернулись на свои места в галерее. А рамы — это не проблема, закажет другие… В общем, убытки не такие и большие, можно сказать, он отделался малой кровью. Да, кража весьма странная, но хорошо то, что хорошо кончается! Так ведь?

— Однако лорд Гилфорд крайне внимательно осмотрел полотна после возвращения, — возразил Лестрейд, — и у него не возникло ни малейшего сомнения в их подлинности!

— Верно, — согласился великий сыщик, — тут может быть только одно объяснение: мистеру Марбеллу каким-то образом удалось искусственно состарить свои копии и, таким образом, сделать их почти что неотличимыми от оригинала. Я же сказал, что он весьма талантливый человек! Причем не только в живописи… Вероятно, он открыл какой-то химический способ, позволяющий воздействовать на красочный слой и делать его похожим на очень старый. Мне, как человеку, увлекающемуся химией, было бы крайне интересно узнать, как ему это удалось. Чисто профессиональный интерес, разумеется!

— Значит, в галерее сейчас висят не сами шедевры, а лишь их копии, — произнес Лестрейд. — И сэр Эдуард даже не подозревает об этом! Вообще никто не догадывается! Ну, кроме вас, Холмс… А настоящие шедевры — у преступника…

— Именно так! — кивнул Шерлок. — Причем у мистера Марбелла они даже в оригинальных рамах, что делает их еще более уникальными и, соответственно, дорогими. Поистине гениальное преступление!

— Получается, — протянул инспектор, — вор своего добился? Теперь его цель — как можно скорее продать украденные полотна?

— Да, это будет пятый и последний акт спектакля, — сказал Шерлок. — Но есть одно но: с продажей у мистера Марбелла могут возникнуть кое-какие проблемы. Картины из собрания сэра Эдуарда хорошо известны как у нас, в Англии, так и в Европе, серьезные коллекционеры знают, кому они принадлежат, поэтому никто покупать полотна у какого-то молодого человека, разумеется, не станет. Какой смысл вкладывать деньги (причем весьма солидные!) в старинные полотна, если их нельзя ни показать, ни перепродать при случае? Как только эти шедевры появятся на аукционе, о них сразу же сообщат сэру Эдуарду и они в итоге вернутся к владельцу.

У мистера Марбелла есть только один выход: увезти картины как можно дальше — скажем, в Южную Америку, Бразилию или Аргентину. За океаном коллекционеры не столь щепетильны, как у нас, и наверняка согласятся приобрести настоящие европейские шедевры, пусть даже и с довольно сомнительной историей, по сходной цене. Главное для них — подлинность картины, а не то, откуда она взялась. Причем купят, что называется, для капитала, для вложения денег, а не чтобы где-то выставлять. И разумеется, не лично, а через посредников, поэтому сделка будет считаться законной и даже при судебном разбирательстве картины останутся у нового владельца. Никто никогда не докажет, что покупатель знал, что шедевры украдены у лорда Гилфорда… Да и кто их будет искать в какой-нибудь далекой южноамериканской стране?

— Да, старинные полотна — прекрасное вложение денег! — со вздохом произнес инспектор. — Если, конечно, у вас есть что вкладывать… С каждым годом они будут только дорожать!

— Опять-таки верно, — согласился Шерлок, — поэтому мистер Марбелл, полагаю, рассчитывает выгодно продать их где-то очень далеко. Там, где не задают лишних вопросов… Эта сделка выгодна для всех (кроме лорда Гилфорда, само собой): похититель получит весьма приличную сумму, заморские коллекционеры — настоящие шедевры итальянского Возрождения, а посредники — свои проценты. К сожалению, при этом развитии событий (согласитесь, вполне возможном!) эти картины навсегда осядут в частных заокеанских коллекциях и вряд ли когда-либо вернутся к нам в Лондон.

— Как мы поймаем преступника? — спросил инспектор. — Наверняка он уже сел на пароход и сейчас находится на полпути в Южную Америку!

— Полагаю, он еще в Англии, — уверенно произнес великий сыщик. — Билет на пароход до Буэнос-Айреса или Рио-де-Жанейро стоит дорого, а мистер Марбелл, как мы знаем, человек крайне небогатый. И ему нужно еще найти деньги. Да и жить первое время в чужой стране на что-то надо. Поэтому у нас, Лестрейд, полагаю, есть шансы поймать его и вернуть украденные полотна. Таким образом, мы с вами переиграем финальный акт и изменим концовку пьесы! Нужно лишь придумать, как это сделать, ведь мистер Марбелл — не только крайне одаренный, но и, как я сказал, весьма умный молодой человек. Он наверняка понимает, что его уже ищут…

Глава пятая

Холмс ломал голову над этой непростой задачей целых три дня: почти непрерывно ходил по гостиной и курил, курил, курил… Впрочем, иногда для разнообразия он брал в руки скрипку и что-то такое играл, какие-то скучные, длинные пьесы. И тогда мне приходилось на время покидать нашу квартиру — я не могла слышать эти тоскливые, воющие звуки. Ужасная мука для моего тонкого собачьего слуха!

Однако Шерлок утверждал, что скрипка в особо трудных случаях помогает ему лучше сосредоточиться и быстрее найти верное решение, поэтому ради дела мне приходилось терпеть — сколько могла. А затем я все-таки убегала во двор и сидела там. Благо, погода была хорошая, и я делала вид, что просто гуляю.

Но все когда-либо кончается, и после одного из таких особо утомительных, нудных и однообразных музыкальных упражнений Шерлок вдруг посмотрел на меня (я была в гостиной) и сказал:

— Кажется, я нашел решение. Но мне понадобится твоя помощь, Альма. Ты видела полотна, которые нам показывал лорд Гилфорд? И наверняка запомнила, как они пахнут, верно? На них должен был остаться запах их создателя, мистера Марбелла. Значит, ты сможешь его учуять. Сделаешь это?

Я утвердительно гавкнула: да, но мне нужно будет внимательно обнюхивать каждого, кого мы будем подозревать. Запах на картинах очень слабый, а ошибиться не хочется, ведь от этого, как понимаю, будет зависеть судьба человека. Как известно, лучше уж отпустить виновного, чем посадить за решетку безвинного…

— Отлично! — обрадовался Шерлок. — Тогда приступаем к делу! Я верю в тебя!

Он спустился вниз, на первый этаж, и обратился к моей хозяйке:

— Миссис Хадсон, могу ли я одолжить у вас на несколько дней Альму? Она нужна для расследования одного весьма интересного дела.

— Конечно, мистер Холмс, — ответила моя хозяйка, — только очень прошу вас — берегите ее! Альма дорога мне!

Шерлок, разумеется, заверил миссис Хадсон, что со мной ничего не случится и ни один волосок не упадет с моей драгоценной черной шкурки. После чего взял меня на поводок и направился в отель «Калькутта», расположенный в двух кварталах от нашей квартиры. Там он снял небольшой номер на втором этаже. Мне было очень интересно, что задумал наш великий сыщик, но Шерлок хранил молчание. Ладно, подождем: все равно он мне все расскажет — иначе как я могу помочь ему? Я должна знать, что мне нужно делать!

Вечером Шерлок рассказал историю странного похищения картин доктору Ватсону и посвятил его в свой план (я, разумеется, тоже при этом присутствовала).

— Будем исходить из того, что преступник, а я считаю, что это мистер Марбелл, все еще находится в Британии. И сейчас наверняка ищет способ покинуть ее, но для этого ему нужны деньги, причем значительная сумма, ведь билет на пароход (предположительно в Южную Америку) стоит довольно прилично. Найти их ему будет непросто, ведь он, как мы знаем, довольно беден, живет за счет частных уроков рисования и живописи, а за это у нас платят не так и много. Сколько времени у него уйдет на то, чтобы накопить нужную сумму? Прилично, а ведь ему еще нужно на что-то жить, покупать одежду и следить за собой, ибо от этого напрямую зависит его доход… Он должен выглядеть хорошо и производить самое благоприятное впечатление, иначе родители не доверят ему обучение своих детей. Бедного, оборванного, голодного художника просто не пустят на порог, как бы талантлив он ни был. Увы, таковы наши реалии, и с этим ничего не поделать!

Я тихо вздохнула: это верно — приличный вид у нас важнее личных качеств и достоинств человека, бедняка в плохой одежде сразу же прогонят, а не выслушают или чем-то помогут.

— Однако учителей живописи в Лондоне много, — заметил доктор Ватсон, — как мы найдем этого мистера Марбелла?

— Он сам придет к нам! — торжественно заявил Шерлок. — Я сегодня отправил в лондонские газеты объявления такого содержания: «Требуется художник, чтобы срочно нарисовать портрет черной таксы (холст, масло). Гонорар — десять гиней. Обращаться в гостиницу „Калькутта“, номер 212, с десяти часов утра до трех пополудни».

— Десять гиней — это хорошая сумма! — удивился доктор Ватсон. — Вы собираетесь потратить ее на поимку мистера Марбелла?

— Во-первых, полагаю, расходы окажутся гораздо меньшими, — уверенно произнес Шерлок, — примерно один-два фунта, ну а во-вторых, я надеюсь, что лорд Гилфорд возместит мне расходы — после того, как мы вернем ему украденные подлинники и объясним, в чем суть этого странного преступления. Я рассчитываю на его благодарность: ведь он не только получит обратно настоящие шедевры, но и избежит возможного скандала. А это неминуемо, если кто-то вдруг что-то заподозрит. Вероятность, конечно, небольшая, согласен, но все-таки есть. Вдруг какой-нибудь специалист более подробно и тщательно, чем сэр Эдуард, изучит полотна и поймет, что это копии? Для настоящего коллекционера нет ничего более ужасного, чем узнать, что картины, которыми он гордился и которые считал жемчужиной своего собрания, на самом же деле лишь искусная подделка! И это известие, несомненно, станет страшным ударом по репутации и самолюбию лорда Гилфорда! Вот мы и поможем ему — найдем и вернем подлинники.

— Но как? — выразил сомнение доктор Ватсон. — Каким образом мы отыщем вора и заставим его вернуть полотна?

— Устроим для него спектакль, — улыбнулся Шерлок. — Отплатим, так сказать, ему той же монетой!

— А в чем будет заключаться моя роль в этом… э… представлении? — спросил доктор Ватсон.

— Вы поможете мне задержать преступника, — ответил Холмс, — в самом конце пьесы, в последнем, так сказать, финальном акте. А ты, Альма, станешь позировать для художников, которые придут по объявлению. И тщательно обнюхивать их. И когда по запаху поймешь, что этот человек касался украденных картин, радостно завиляешь хвостом и заскулишь. Это будет сигналом для нас: это вор. Во всех же остальных случаях ты просто станешь рычать и скалить зубы, якобы выражая свое недовольство. Понятно?

Я удивленно гавкнула: вот уж никогда не думала, что кто-нибудь будет рисовать мой портрет! Но чего только в жизни не бывает! Особенно в работе частного сыщика.

— Объявление выйдет завтра в нескольких лондонских газетах, «Дейли кроникл», «Дейли телеграф» и других, — сказал Шерлок, — поэтому мы с тобой, Альма, с самого утра приступим к работе, а вы, мой дорогой друг, присоединитесь к нам на последнем этапе нашего спектакля, когда потребуется задержать преступника. Я хочу задать ему несколько вопросов перед тем, как передам его в руки инспектора Лестрейда! Меня, в частности, крайне интересует придуманный им способ быстрого состаривания картин, это пригодится при расследовании других дел.

На следующий день мы с Шерлоком с самого утра заняли номер в гостинице и стали ждать. Холмс был одет в свой лучший выходной костюм — изображал богатого джентльмена, решившего сделать своей дорогой тетушке неожиданный, но очень приятный сюрприз — преподнести портрет любимой таксы. Этим и объяснялся тот факт, что он принимает художников не у себя дома, а в гостинице: родственница не должна ничего знать о подарке до самого своего дня рождения — чтобы эффект получился больше и лучше. Тетушка, мол, очень богатая, но крайне привередливая женщина, угодить ей чрезвычайно трудно, но она души не чает в своей таксе, и он, таким образом, сумеет угодить ей. Уж такой-то подарок она точно оценит!

Не могу сказать, что замысел Холмса мне понравился (на мой взгляд, это была скорее импровизация, чем хорошо продуманный план), однако он был прост и по-своему оригинален — как и само преступление, которым мы занимались. И главное, мог сработать: многие состоятельные леди обожают своих домашних питомцев, поэтому желание племянника подарить богатой и капризной тетушке портрет любимой собачки никого не удивит.

При этом от художника требовалось проявить мастерство, чтобы такса (то есть я) на картине выглядела совсем как живая. Собственно, за это и полагался такой немалый гонорар — целых десять гиней.

Первый посетитель появился у нас примерно в одиннадцать часов. Это был бедно, неряшливо одетый мужчина средних лет, от которого пахло табаком и алкоголем. Он назвался Роджером Роквеллом и сказал, что в свое время окончил Лондонскую школу ваяния и живописи, а теперь работает свободным художником — продает свои картины всем желающим. И в качестве доказательств (или же образцов), раскрыв принесенную с собой большую папку, показал несколько своих работ. На мой взгляд, очень даже неплохих: романтические акварельные пейзажи и довольно милые, живые изображения кошек и котов. Наш гость, как выяснилось, уже имел опыт выполнения подобных заказов — рисовал домашних любимцев для богатых дам, обожавших кошек.

— Мистер Роквелл, — вежливо произнес Шерлок, — мне лично очень нравятся ваши рисунки, но художника, как это ни покажется вам странным, будет выбирать Альма. — (Кивок на меня.) — Если вы ей понравитесь, получите этот заказ, если нет — увы! Погладьте ее!

Я подошла к художнику и понюхала его руки — запах совсем не тот. Да, я лично была совсем не против, чтобы мистер Роквелл нарисовал мой портрет, однако мы с Холмсом сидели здесь совсем не для этого. Нам нужен наш вор. Я вдохнула и, как мы договорились с Шерлоком, оскалила зубы и грозно зарычала. Художник побледнел и попятился — видимо, изрядно испугался. Да, некоторые люди очень боятся собак — даже таких маленьких и симпатичных, как я.

— Увы, вы нам не подходите, — с сожалением в голосе произнес Шерлок, — вот вам шиллинг за беспокойство.

И протянул художнику серебряную монетку. Тот с радостью схватил ее и пулей вылетел из номера. Я даже удивилась: неужели я выгляжу так грозно? Всегда считала себя доброй и милой собачкой, которая нравится буквально всем…

— Молодец, Альма, — похвалил меня Холмс, — ты все сделала правильно. Только не переигрывай, ты должна выразить свое некоторое неудовольствие, а не пугать наших посетителей до полусмерти. Это совершенно ни к чему.

Я виновато опустила голову — извините, сэр, увлеклась! В течение следующих четырех часов мы приняли еще несколько человек, однако все они оказались не теми, за кем мы охотились. Вора среди них не было.

Глава шестая

Мы честно просидели в номере до трех часов пополудни, а затем вернулись на Бейкер-стрит. Пора было обедать, а у Холмса, как я поняла, к тому же имелись еще и какие-то свои дела.

— Ладно, сегодня нам не повезло, — сказал великий сыщик, — посмотрим, что принесет нам завтра.

На следующий день мы продолжили осуществлять хитроумный план Холмса. Пришли еще шесть художников, среди них — даже одна девушка, но тот, кого мы так ждали, к сожалению, опять не появился. Шерлок после моего рычания исправно давал каждому претенденту один шиллинг, извинялся за беспокойство и выпроваживал из номера. Кто-то уходил молча, а кто-то — с явным неудовольствием и даже со злобой.

Та же история продолжилась и на третий день нашего дежурства (шли все не те), но потом я наконец учуяла знакомый запах. Несомненно, это был тот, кого мы ждали, ошибиться невозможно. И внешность посетителя тоже полностью соответствовала описанию, предоставленному нам лордом Гилфордом: молодой человек примерно двадцати пяти лет, брюнет среднего роста с умными и живыми карими глазами. Улыбчивый, обходительный и весьма приятный в общении — сразу же подкупал нас своей вежливостью и хорошими манерами. Одет гость был довольно скромно, однако аккуратно и с большим вкусом: чувствовалось, что он весьма ограничен в средствах, но старается поддерживать свой гардероб в хорошем состоянии.

Художник представился как Франсуа Гилонье: по происхождению — француз, но уже несколько лет живет в Англии, зарабатывая на жизнь частными уроками живописи. Говорил молодой человек действительно с едва заметным акцентом, но весьма бегло и грамотно. Я подошла к «месье Гилонье», понюхала его руку и сразу приветливо завиляла хвостом — этот тот, кого мы ждали! Шерлок правильно понял мой сигнал.

— Отлично, месье Гилонье, — весело произнес он, — вы понравились Альме, значит, получите этот заказ. Приходите завтра в это же время и приступайте к работе. Писать портрет надо будет здесь, в этом номере, но не беспокойтесь: никто вас не станет отвлекать от работы. Нескольких дней для создания картины вам хватит, правда? Мне хотелось бы получить потрет Альмы ко дню рождения любимой тетушки — он станет приятным сюрпризом для нее! Оплата — сразу после окончания.

«Месье Гилонье» кивнул: да, трех-четырех дней будет вполне остаточно. На этом мы с ним расстались — художник покинул гостиничный номер, а мы с Шерлоком вернулись в нашу квартиру.

Вечером Холмс сказал доктору Ватсону:

— Ну что же, мой дорогой друг, спектакль подходит к заключительной сцене — завтра мы должны задержать преступника. Надеюсь, все пройдет гладко, но на всякий случай не забудьте свой револьвер.

Доктор кивнул — разумеется.

На следующий день мы с нетерпением ждали нашего вора в номере: я и Холмс находились, как и в прошлый раз, у стола, а доктор Ватсон сидел в кресле у двери, чтобы сразу же перекрыть преступнику путь к отступлению.

Молодой человек появился ровно в одиннадцать часов: в руках он держал мольберт и натянутый на подрамник чистый холст, а в сумке на плече, как я поняла, у него лежали кисти, краски и прочее, что могло понадобиться для создания картины. Вошел в номер, вежливо поздоровался с Холмсом, но затем увидел доктора Ватсона и нахмурился: видимо, что-то почувствовал. Доктор немедленно встал у дверей — путь для отхода вору был окончательно отрезан.

— Месье Гилонье, — торжественно произнес Шерлок, — нам пора раскрыть карты. Я — Шерлок Холмс, частный детектив, это мой друг доктор Ватсон, а Альма — это просто Альма. Разговор наш, как вы, наверное, уже догадываетесь, пойдет о трех картинах, которые вы украли из поместья лорда Гилфорда. Да, мне известно, как вы провернули это дело и смогли обмануть всех, подсунув вместо подлинников свои копии, поэтому отрицать что-то бесполезно. Сэр Эдуард легко опознает вас (как и его слуги), а хороший эксперт без труда определит, что оставленные вами в хибарке полотна — лишь искусно выполненные подделки.

Молодой человек заметно побледнел и бросил взгляд назад, на дверь, — получится ли сбежать? Я подошла поближе и грозно зарычала: даже и думать не смей! А Шерлок демонстративно достал из кармана револьвер — более чем понятное предупреждение. Но даже в такой безнадежной ситуации молодой художник, надо отдать ему должное, постарался сохранить лицо. Он не спеша поставил мольберт на пол, снял с плеча сумку и слегка улыбнулся.

— Эксперты, вы говорите? Сомневаюсь! Лорд Гилфорд, например, до сих пор абсолютно уверен, что у него подлинники. А ведь он очень неплохо разбирается в итальянской живописи…

— Верно, — кивнул Холмс, — вы замечательно поработали над полотнами, сделали их почти неотличимыми от оригинала. Не говоря уже о том, что вам удалось великолепно скопировать саму манеру старых итальянских мастеров — у вас, несомненно, большой талант! Однако я, в отличие от лорда Гилфорда и других любителей искусства, по образованию химик и, проведя несколько опытов, смогу доказать, что картины, оставленные вами в сарайчике, были написаны совсем недавно. Анализ масляных красок, думаю, подтвердит мою догадку… Что вы на это скажете?

— Что честному художнику крайне трудно заработать на жизнь! — тяжело вздохнул похититель полотен. — Вы сказали, что у меня большой талант? Да, это так, все говорят! Но он приносит мне одно разочарование. Что толку быть гениальным художником, если твои картины никому не нужны, если их никто не покупает, а на тебя смотрят как на пустое место? Или же сверху вниз…

Молодой человек говорил громко, уверенно, страстно — видимо, ему очень захотелось выговориться.

— Позвольте представиться: мое настоящее имя — Джованни Марбелли, я родился на севере Италии в небольшом городке Пьярни. С детства мечтал стать художником, учился живописи сначала во Флоренции, а потом — в Риме. Думал создавать произведения искусства, но… У нас в Италии, мистер Холмс, каждый второй — или художник, или певец, или, на крайний случай, актер. Талантливых людей очень много, а вот денег — крайне мало. У меня, к сожалению, не было ни достаточных средств, чтобы пробиться в качестве живописца, ни богатых родственников, которые бы меня поддерживали, мне с ранней юности пришлось самому заботиться о себе. Искать себе жилье, пропитание, одежду… Да, я хорошо умею рисовать, это правда, но мои работы на родине покупали крайне плохо, и мне часто приходилось голодать… В восемнадцать лет в поисках лучшей жизни я покинул Италию и перебрался в Англию. Очень надеялся, что здесь смогу проявить свой талант в полной мере. Но увы, живопись по-прежнему не приносила мне достаточно денег, я еле-еле сводил концы с концами! Пришлось забыть о собственном творчестве, о своих планах и амбициях и начать зарабатывать на жизнь частными уроками, учить искусству рисования богатых детишек — как правило, глупых, ленивых, ни к чему не способных. И не имеющих никакого таланта…

— Быть учителем — достойная профессия, — веско заметил Холмс. — К тому же это верный кусок хлеба.

— Но это не совсем то, к чему я стремился! — в отчаянии воскликнул молодой человек. — Точнее, совсем не то! Иметь талант — и тратить его на всякую ерунду! Да и вообще… Мне приходилось постоянно улыбаться, кланяться родителям, откровенно льстить им, хвалить их детей: «Да, миссис, ваша дочь очень талантлива, но ей нужно заниматься усерднее! И тогда она, несомненно, добьется успеха! Я абсолютно уверен, сэр, что великолепные пейзажи вашего сына со временем займут почетное место в какой-нибудь известной галерее…» Знали ли бы вы, мистер Холмс, до чего это было противно и унизительно! Отдавать всего себя и свой талант ни за что, получая всего по три шиллинга за урок! Твердо при этом зная, что ты намного умнее и одареннее тех, кто смотрит на тебя свысока — только потому, что у них есть положение в обществе и солидный счет в банке, а у тебя — почти ничего! Как это горько и несправедливо! Впрочем, чего уж там, вы вряд ли меня поймете! Вы тоже один из этих… Ладно, я проиграл! Зовите полицию!

— Мы всегда успеем это сделать, — задумчиво произнес Холмс. — Вы, мистер Марбелли, кажется, собирались скрыться с украденными картинами? И выбрали, как понимаю, какую-то страну в Южной Америке?

— Это вам тоже известно? — удивился Джованни. — Да, я думал уехать в Аргентину, там очень любят и ценят старинную европейскую живопись. Я мог бы выгодно продать полотна и начать новую жизнь. Думал, что за океаном мне повезет гораздо больше, чем в Старом Свете…

Я заметила, что доктор Ватсон смотрит на Джованни с сочувствием — история молодого человека растрогала его. Да и Шерлок не спешил, вопреки обыкновению, вызывать инспектора Лестрейда. Пауза несколько затянулась, все молчали. Наконец Холмс сказал:

— Давайте договоримся так, молодой человек: во-первых, вы сейчас расскажете, где находятся украденные шедевры, чтобы я смог вернуть их законному владельцу и, таким образом, закрыть дело. Во-вторых, подробно опишете способ, с помощью которого вам удалось добиться такого удивительного эффекта старения картин. Это уже лично мой интерес — как детектива и как ученого. В случае, если эти два условия будут полностью выполнены, я обещаю не вызывать полицию, более того, я дам вам деньги на билет до Буэнос-Айреса, чтобы вы смогли осуществить свою мечту. И мы забудем об этом досадном происшествии…

Мистер Марбелли был чрезвычайно удивлен таким неожиданным и весьма щедрым предложением Холмса (да и я, признаюсь, тоже), однако думал он совсем недолго. Еще бы: вместо тюрьмы оказаться в Аргентине! Начать новую жизнь! Осуществить свою мечту!

— Хорошо, я согласен! — произнес Джованни.

— Тогда давайте так: вы объясните доктору Ватсону, где находятся подлинники, и он привезет их. За это время вы очень подробно, в деталях объясните мне способ, позволивший быстро и качественно состарить полотна. После этого я отдам вам обещанные за портрет Альмы десять гиней — этого вполне хватит на пароходный билет до Буэнос-Айреса. В каюте третьего класса, разумеется. И даже, полагаю, немного останется на первое время и обустройство на месте. Получив деньги, вы немедленно покинете Англию, и мы навсегда забудем об этом деле.

Джованни снова кивнул: согласен! Он подробно объяснил доктору, как найти похищенные полотна. Оказывается, они были спрятаны совсем недалеко от нас, буквально в получасе езды — в одном недорогом пансионе, где он снимал крошечную меблированную комнату.

Доктор Ватсон отправился за полотнами, а мистер Марбелли тем временем стал объяснять Шерлоку свой уникальный метод. Вскоре они оба так углубились в это описание, что можно было подумать, будто передо мной сидят не частный детектив и преступник, а два чрезвычайно увлеченных своим делом химика. Я, если честно, ничего не поняла из их разговора — названия каких-то химических веществ, воздействие на красочный слой и холст… Беседа носила вполне дружеский характер, но я на всякий случай внимательно наблюдала за гостем. Бдительность никогда не помешает!

Через час с четвертью вернулся доктор Ватсон, в руках он держал плотную картонную коробку, в которой и находились полотна. Холмс достал их и внимательно осмотрел: все были, как и положено, в своих позолоченных рамах, никакого сомнения в том, что на этот раз мы имеем дело с подлинниками, ни у кого не возникло. После чего сдержал свое обещание: вручил мистеру Марбелли десять гиней. И тот, еще не веря в свою удачу, тут же покинул нас.

Как сложилась его дальнейшая судьба, попал ли он в Южную Америку, удалось ли ему прославиться и разбогатеть — я не знаю. Меня интересуют лишь преступления и их раскрытие, а не новинки изобразительного искусства. Но я надеюсь, что у него все будет хорошо. На следующий день мы с Холмсом еще раз посетили лорда Гилфорда и вернули ему украденные картины. Пожилой джентльмен был не просто удивлен, а буквально поражен. И тем, как Шерлоку удалось раскрыть это весьма хитро задуманное и ловко исполненное дело, и тем, как он смог так быстро найти настоящие картины.

Разумеется, в знак признательности и безмерной благодарности лорд Гилфорд выписал Холмсу чек на кругленькую сумму — целых тридцать гиней. Это полностью компенсировало все затраты Шерлока и даже с лихвой перекрыло их. Впрочем, сэр Эдуард — богатый человек, а возвращенные шедевры Раннего Возрождения вообще стоят сумасшедших денег. К тому же мы спасли его репутацию, а это тоже кое-чего стоит.

Несмотря на все просьбы инспектора Лестрейда, Шерлок весьма общо, без деталей и подробностей, рассказал, как удалось найти похитителя и убедить его вернуть шедевры. Таким образом, дело было полностью и окончательно закрыто. Правда, на этот раз слава инспектору не досталась: вор официально так и не был найден и арестован. Но ничего, ему, надеюсь, повезет в следующий раз. И еще: лорд Гилфорд на радостях подарил Холмсу те копии, которые нашли в сарайчике. В качестве особой благодарности, но я лично думаю, потому что просто не захотел оставлять их у себя. Это ведь напоминание о том, как он опозорился — принял подделки за оригиналы.

Шерлок заказал для них красивые рамы и повесил картины у нас в гостиной. Они стали подлинным украшением нашей маленькой квартиры! Причем «Римский пейзаж с девушкой» великий сыщик разместил прямо над камином — на самом видном месте. Иногда, глядя на этот пейзаж, он задумчиво произносит:

— Оступиться может каждый, Альма, особенно в молодости. Я лично хорошо понимаю мистера Марбелли: ужасно быть образованным, умным, талантливым человеком, но при этом — таким бедным. И знать, что тебе никогда не преодолеть грань, разделяющую наше общество на социальные группы. И я очень рад, что мне удалось ему помочь. Надеюсь, что в Аргентине он добьется своего и получит заслуженную славу, а также — деньги. Так что я поступил правильно, отпустив его. Да и вообще: один талант всегда должен помогать другому!

По-моему, лучше и не скажешь! Я лично полностью с этим согласна.

И последнее, в качестве постскриптума. Через несколько лет Шерлок, пролистывая очередной номер газеты, увидел такую заметку: «В картинной галерее миссис Пилфорд в Ньюфолке вчера открылась выставка работ молодых современных художников. На ней представлено более ста картин, собранных буквально со всего мира, даже из таких далеких от нас стран, как Аргентина и Бразилия. Среди той мазни, которую принято сейчас называть „новой живописью“, внимание публики привлекла картина под названием „Портрет Альмы“. Молодой и пока малоизвестный художник Хуан Марелло из Аргентины изобразил на ней весьма милую, симпатичную черную таксу в комнатных интерьерах (судя по обстановке — гостиничного номера). Зрителей особенно поразило мастерство, с которым был выполнен этот чудесный портрет — такса на нем выглядит буквально как живая! Вот что значит — настоящий талант, а не то уродство, которое некоторые пытаются выдать за новое искусство!»

— Альма, может, сходим, посмотрим на твой портрет? — спросил меня Шерлок.

Я гавкнула: почему бы нет? Мне это тоже будет интересно.

К сожалению, обстоятельства сложились так, что нам не удалось осуществить свой план. Вскоре после этого разговора Холмс начал новое расследование, крайне сложное и опасное, и нам стало уже не до портрета. А потом выставка закрылась… Увы и ах! Но ничего, может быть, я еще увижу его. Чего только в жизни не бывает!