Месть зэка

Глава 2

Которую уже ночь Виктор никак не мог заснуть. В погруженном в сон бараке, где рядом в одном неприспособленном для жизни помещении спят двести здоровых, а наполовину и больных мужиков, нежное лицо Ольги все время плыло у него перед глазами. Кругом раздавался чей-то храп, бормотание, всхлипы, кто-то кричал, кто-то читал при свете никогда не гаснущего ночника. Кто-то подошел, осторожно протянул руку, дотронулся до плеча. Друзья так не крадутся. Виктор взлетел с койки вместе с одеялом и выкрутил тени руку. Подошедший негромко ойкнул, поднял голову, и Виктор узнал Хохла.

— Не могу уснуть, — пожаловался Хохол. — Пойдем ко мне в комнату, чифирнем.

Хохол встал. Виктор, на ходу одеваясь, пошел за ним. Они зашли в маленькую чистую комнату — каптерку. Сели за стол. Хохол разлил чай.

— Как ночь — тоска берет, — пробормотал Хохол, зевая. — И осталось всего-ничего, а душа рвется. Да ты ешь, не стесняйся. Таких конфет и на воле не найдешь. Я иногда думаю, мне это все снится. Не может быть, что это я дежурю в столовой, чтобы голодным и нищим лишний кусок не перепал. Скажи мне честно, ты слыхал, что меня хотят зарезать?

— Я тебя резать не буду. Ты мне скажи, это правда, что ты жену убил?

— Случайно. По пьянке ножом ударил. Из ревности.

— А дети у тебя были?

— Один пацан. Восемь ему было. Сейчас уже восемнадцать. Десять лет я в зоне. Поди, и не узнает меня.

Хохол отставил стакан, задумался. Обвел взглядом комнату, в которой прожил столько лет.

«Может и к лучшему, если не узнает, — подумал Виктор, памятуя о словах Шакуры. Он не удержался, вынул из красной коробки шоколадную конфету в красном фантике, развернул ее. — Черт его знает, говорить или нет Хохлу о предостережении. С одной стороны, сидеть за одним столом с человеком, над которым висит топор, и не предупредить… С другой, — если он раз продаст чужой секрет, потом второй, то каким именем он должен называться? Нет, в зоне свои законы, и рот лишний раз открывать нельзя», — окончательно решил Виктор.

— Словно кто-то проклял меня, — жаловался тем временем Хохол, которому ни крепко заваренный «купеческий» чай, ни конфеты не шли в горло. — Ты в Бога не веруешь? Если он есть, зачем нас на муки обрек?

— К Богу через страдания, — задумчиво протянул Виктор. — Ты с Трифоном поговори — он бывший богослов. За что и сел.

— У Трифона в мозгах все перепутано, — не глядя на Виктора, буркнул Хохол и поднялся. — Его хотят в психушку отправить, так что предупреди, чтобы много не болтал. Да, кстати, к тебе тут одна юбка повадилась. Ты с ней поаккуратнее. Девица эта может на тебя большие неприятности навлечь. Может, выйдем во двор? Душно.

По длинному коридору, увешанному газетами, плакатами, списками и лозунгами, молниями и стендами, так что живого места не найдешь. Хохол с Виктором прошли к выходу. На табуретке у телефона спал дежурный с повязкой на руке. Через узкий тамбур они вышли на обнесенный высокой проволочной сеткой двор. Светила луна, тускло озаряя вышку, ряды колючей проволоки, забор. Виктор и Хохол присели на скамейку, окруженную торчащими свежесрубленными пнями. С каждым днем все меньше и меньше зелени оставалось на территории зоны. Далеко за локальной зоной, «локалкой», от штаба засветил фонарь, свет приблизился, заплясал на лицах Виктора и Хохла и исчез.

— Опер с подручными шляется, — буркнул Хохол. — Криминал ищет. Даже по ночам, ему, суке, не спится. Странно, как нас не зацепил. За нарушение режима.

— Плевать, усмехнулся Виктор. — Устал я всего бояться. И на комиссию больше кланяться не пойду. Лучше здесь загнусь, чем ментам буду жопу лизать.

Весь следующий день Виктору не работалось. Чуял он, что должна прийти Ольга, но минуты складывались в пустые бессмысленные часы какого-то нечеловеческого времени, а учетчица так и не появлялась. Два раза он спускался в цех, подходил к узкому коридорчику, где располагался кабинет Хацкова. Когда он подошел в третий раз, дверь кабинета внезапно открылась и оттуда вышел художник, беспокойно озираясь по сторонам. Увидев Виктора, он остановился, блудливо отвел глаза, а потом набрался храбрости и сказал:

— Ты, это, зайди к мастеру, он тебя звал. По-моему, ты уже не бригадир.

Когда Виктор вышел от Хацкова, на его рукаве уже не было бригадирской повязки, той самой, которая помогает выжить в зоне, давая весьма ощутимые преимущества ее обладателю. И уже не он, а Вова, заслуживший бригадирство своими доносами, строил бригаду на обед и равнял пятерки зэков. На обед Виктор не пошел. Сел бесцельно у зарешеченного окна, открыл книгу, припасенную с вечера, но ему не читалось. Пустой цех навевал тоску, он закрыл глаза, думая вздремнуть четверть часа, а когда открыл их, перед ним стояла Ольга.

Она села на стул рядом с ним, помолчала, а потом раскрыла сумочку и вытащила из нее кипу накладных.

— Я раскопала всю эту грязь, — сказала она подавленно. — Делайте с ней все, что хотите. — И сверток бумаг лег в боковой карман робы Виктора.

Виктор молчал, ошеломленный, и тогда Ольга протянула ему руку, словно прося прощения за неверие.

— Бог с ними со всеми, — сказал Виктор, не в силах преодолеть желание сжать эту хрупкую ладонь в своих сильных лапах, — я вам сейчас погадаю.

Он приблизил ладонь к своим глазам, пока она не заполнила все пространство перед глазами. Линия жизни голубой дугой пересекла ручейки пульсирующей крови и оборвалась. Виктор прижал ладонь к своим губам, и она бессильно легла ему на колено.

— Но почему вы это сделали? — спросил Виктор.

Ольга, грустно улыбнувшись, прошептала:

— Предположим… из неприязни, — и продолжила: — Там все. Приход. Расход. Разница в сотни тысяч рублей.

— За такие деньги убивают. И там и здесь. Как мне вас благодарить?

— Быть поумнее и не лезть на рожон.

Виктор взял ее за плечи и прижался губами к плечу. Ольга гневно поднялась, но Виктор встал вместе с ней, преодолевая сопротивление, обнял и поцеловал в губы. Ольга вырвалась, недоумевающе посмотрела на него и убежала. Разгоряченный Виктор бросился за Ольгой, но тут же осадил себя.

Дрожащий огонек горящей спички освещал темную площадку, где трудились жулики, взламывая дверь Дмитрия Дмитриевича, пока он мирно спал. В тот момент, когда Валерий Иванович со своими помощниками добрались до четырнадцатого этажа, бригада в самом деле орудовала фомками, но это была только подготовительная операция. По команде главаря был развязан принесенный с собой мешок и собран уложенный в нем трамвайный домкрат. Там же оказались и три аккуратных полешка. Составленные вместе, они образовали упор в стенку противоположной двери. Медленно закрутился домкратный винт, с каждым своим вращением приближая расплату для Дмитрия Дмитриевича. Под многотонным усилием дверь напряглась, заскрипела и подалась. Оба патентованных финских замка выдавились из нее и упали на коврик под дверью.

— Ну, с Богом, — сказал главарь, приоткрывая искалеченную дверь и вошел в прихожую. Его подручные осторожно, стараясь не брякнуть, разобрали домкрат, уложили его обратно в мешок и, крадучись, проникли в квартиру. Несколько секунд они стояли, прислушиваясь. Сквозь шум льющийся где-то воды иногда раздавались басовитые гудящие звуки — хозяин мирно храпел во сне, не ведая, что судьба уже добралась до него.

— Кто-то в ванной, — хриплым шепотом цыркнул главарь прямо в ухо своего товарища, который был на голову выше его. Иди на кухню, посмотри.

Длинный охотно его послушался. Он вошел в кухню, которая сообщалась застекленным окном с ванной, аккуратно нашарил в темноте табуретку, приставил ее к стенке и влез наверх. Прильнув к затуманенному стеклу, он разглядел в мыльной воде контуры обнаженного женского тела и замер. Несколько секунд он, не отрываясь, смотрел как плещется в ванной молодая полная женщина. При этом она еще умудрялась держать в руке книжку. Опомнившись, Длинный быстро слез со скамейки. Тотчас жесткая рука взяла его под локоть.

— Что, не спит? — спросил главарь, уводя Длинного подальше от кухонной двери и светящегося окна ванной.

— Жена там, — шепотом ответил Длинный, — лакомый кусочек у этого хмыря.

— Что она, с приветом? Время уже пятый час. — Главарь выругался. — Что ж, в ванную рваться не будем. Как бы с дуру кричать не стала. Сторожи ее под дверью, да халатик подай. И не вздумай что-нибудь!

Дмитрий Дмитриевич проснулся оттого, что кто-то аккуратно зажимал ему нос. Он повернулся, не понимая, откуда это странное ощущение: во сне или наяву, и проснулся. Сначала ему показалось, что перед ним продолжение сна, так сверхъестественно было появление в квартире промелькнувшего как дурной сон посередине вечера человека. Он вскочил, хотел закричать, но кляп, сооруженный из его же собственной майки, тотчас был забит ему в рот. Когда его связывали. Дмитрий Дмитриевич отчаянно боролся, нелепо махая руками и ногами, пока короткий удар ножом в предплечье не заставил его содрогнуться от невыносимой боли и скорчиться на полу.

В это время в коридоре раздался короткий придушенный крик и возня. Длинный подстерег жену хозяина, как только она вышла в коридор, и, схватив в охапку, приволок в спальню. Молодая женщина была так напугана, что не заметила, как из халата, одетого на голос тело, вывалились большие круглые груди. Сначала она не увидела мужа и только переводила взгляд с одного прокопченного лица на другое. Потом увидела лежащего на ковре Дмитрия Дмитриевича и упала ничком, обхватив его двумя руками.

— Дима, — зарыдала женщина, пытаясь поднять мужа. — Дима, что они сделали с тобой?

Главарь рывком поднял ее с пола.

— Заткнись! — приказал он и стукнул женщину ладонью по щеке. Она охнула и закрыла лицо.

— Скажи своему мужу, — зашипел ей в ухо главарь, — что надо делиться. Пока он жив-здоров, но если мы не получим свое, ни он, ни ты живыми не останетесь! Где деньги прячете?

Дмитрий Дмитриевич приподнялся с пола, зажимая кровоточащую рану, медленно встал:

— Берите все, что есть, с трудом разлепив сведенные болью губы, произнес он, — только ее не трогайте.

А в каменном бараке, где размешался пятый отряд, было прохладно и сумрачно, несмотря на жаркий июльский день. Какой-то петух мел в углу, постоянно останавливаясь и поправляя спадающие штаны. На полу, прислонившись к спинке кровати, на корточках, словно зэк, сидел Медведь. Он курил, с силой выдувая клубы дыма вверх. Со стороны входа опер был не виден, и Хохол, который обежал в поисках его уже ползоны, только своей дьявольской интуицией уловил его присутствие. Хохол обошел барак по периметру и подошел к оперу.

— Гражданин начальник!

Медведь медленно повернул голову, встал:

— Ты чего так официально, мы же вдвоем?

— Новый этап пришел. С Сызрани, — в голосе Хохла прозвучало отчаяние.

— Да хоть с Новой Земли, — улыбнулся Медведь и стряхнул пепел на пол. — Тебе какая разница? Иди-ка чайку завари. Хорошо испить чайку в тишине.

«Ухмыляешься, паскуда!» — в бешенстве подумал про себя Хохол, а вслух проговорил:

— Мне ксива пришла с Сызранской зоны. С этапом парнишка один пришел. Его нельзя в зону поднимать.

— Знакомый твой, что ли?

— Хороший знакомый, — горько улыбнулся Хохол. — Старые счеты. Еще до посадки.

Медведь прошел вдоль стены, потом вернулся:

— Что-то ты в последнее время совсем мой кабинет забыл. А чуть жареный петух в жопу клюнул, «гражданин начальник, спаси!» Так что чернуху мне не гони. У пацана твоя фамилия. Спецчасть все знает! Давай договоримся так: завтра придешь ко мне в кабинет и досконально расскажешь, что делается в отряде, а главное, чем дышит Светлов, про его дела с учетчицей, понял?

Хохол стиснул зубы так, что только желваки вздулись под кожей.

— Хватит, находился! Под нож меня подставляете за верную службу? Спасибо, начальник! Я заявление напишу прокурору, что вы свою работу не выполняете. А между прочим, ваша оперативная работа в том и состоит, чтобы врагов разводить по разным зонам. И если со мной что случиться… — Хохол хотел перейти к угрозам, но Медведь, очень довольный, надел фуражку, лежащую на шконке, затянулся и пустил Хохлу дым в лицо:

— Угрожаешь мне?

— Предупреждаю!

Медведь обошел Хохла кругом, потом вплотную навис над ним и толкнул на кровать.

— Сядь! Ты, подлый зэк, убийца, угрожаешь офицеру! Тем более свое получишь. К тебе в отряд твой сын пойдет, рядом с тобой на шконку положу, чтобы дрожал, пока не околеешь. А заявлению твоему одна дорога — в сортир!

Хохол встал как подброшенный, оглядел пустой барак, нагло усмехнулся Медведю и бросился в последнюю атаку.

— Ошибаешься, начальник, и другие дороги есть. И не только мое заявление по тем дорогам пошло. Есть и покруче…

И вновь Хохол застыл на полуслове, недоуменно глядя на Медведя, которым вдруг начал хохотать. Смех его, раскатистый и басистый, разнесся по всему бараку, так что петух испуганно пригнул голову и начал быстрее грести метлой. Отсмеявшись, Медведь дружески улыбнулся Хохлу:

— Ну что? Не хотел, а сдал! Где это сказано… «один раз продавший»… Колись, пока я добрый. Кому Светлов послал заявление — раз. Какие документы переслал — два. Ты мне честную информацию — я твоего сынка в другую зону. Как заново родишься, бедолага!

Хохол затравленно посмотрел на него, помедлил, будто что-то для себя взвешивая, и заговорил с трудом, как бы против воли:

— Когда Виктора из бугров сняли, начали на него воры наезжать. Насколько я знаю, не хотел он через них ничего на волю передавать.

Но пришлось. Бумаги он передавал через Хмеля. Я эту кипу даже сам у него видел. Правда, мельком. Приличной толщины документик.

— Что это было? Письма, документы? Чем быстрее доложишь, тем больше тебе доверия. Чего молчишь?

Хохол отодвинулся в сторону, покачал головой и проговорил с вернувшейся решимостью:

— Хватит с вас и этого. Больше от меня никогда ничего не услышите.

— Ну твоей жизни эта информация явно не стоит. Иди, прикинь, поразмысли. А утром ко мне.

Когда Хохол понуро вышел из барака, Медведь медленно прошел в коридор, где под яркими плакатами стояла серая тумбочка и местный телефон на ней. Он поднял трубку, долго слушал, потом проговорил:

— Дежурного ко мне. Это ты, Васин? Переписал новый этап?

Ну и молодец. Выпускай их я зону, пусть остудятся на холодке. Да, всех, без исключения.

Закончив разговор, он подошел к окну, выходящему на плац. Плац был пуст. Только одинокая фигура Хохла пересекла его и скрылась за забором.

Снизу Валерий Иванович и Вадик видели, как зажегся свет во всех окнах квартиры Дмитрия Дмитриевича, как заметались по комнатам шальные тени.

— Брать только золото и деньги, — скомандовал главарь и словно вихрь закрутился в аккуратной квартирке. Обыск бандиты вели бесшумно, но со смаком. Тем временем главарь переставил Дмитрия Дмитриевича поближе к жене, а сам сел на кровать, с которой только что раздавался беззаботный храп хозяина.

— Пусть ребята потешаться, — сказал он Дмитрию Дмитриевичу. — Мы-то с тобой знаем, что тайников твоих им все равно не найти. А может, найдут с твоей помощью?

Левое плечо и рука главы семьи полыхали огнем. Он с трудом мог собраться с мыслями, не зная, что отвечать и отвечать ли вообще.

— Так где денежки храним, наличка где? Смотри, будешь молчать, твою бабу на кукан посадим.

Главарь дернул за воротник халата и разорвал его надвое. Женщина пыталась крикнуть и осеклась. Прямо перед ее глазами блеснуло лезвие.

— Один звук издашь — сразу порешу.

— Чего хочешь? — спросил Дмитрий Дмитриевич. — Я же тебе деньги и так хотел отдать.

— Ты кого лечишь? — Главарь ударил допрашиваемого ножом в лицо, но в последнее мгновение перевернул клинок рукоятью вниз.

Дмитрий Дмитриевич закрыл лицо руками.

— Ты же под нас своих людей хотел поставить, да не на тех напал. Где теперь твои люди, поди, десятый сон досматривают. А ты, если хочешь жить, отдавай все деньги. Кстати, невредно тебе перед смертью кое на что взглянуть. Брат, иди сюда, — позвал он второго своего подручного, который только что оторвался от холодильника, что было видно по стекающим ему на усы каплям томатного соуса. — Так-то, сука, ищешь, — мягко укорил его главарь. — Где у тебя документы, что кентуха прислал из зоны.

Человек послушно вытащил засаленными руками пачку накладных и передал главарю.

— Ползи сюда, — приказал он хозяину, — да смотри, с колен не поднимайся. Сразу порешу! А бабки из твоей вытрясем. Так и стой на четырех костях.

Истекая кровью, стоя на коленях перед главарем, Дмитрий Дмитриевич кроме страха почувствовал дикую нечеловеческую злобу. Вцепиться зубами в это склоненное над ним ненавистное лицо, рвать и душить его! Даже боль в плече куда-то отошла перед этой всеобъемлющей ненавистью. Затуманенными страданием глазами смотрел он на накладные, которые главарь развертывал у него перед глазами одну за другой.

— Всего пятьдесят накладных, — говорил главарь, заботливо расправляя тонкую бумагу, — за каждую по штуке и расчет. И нам хорошо, и тебе спокойно. Правильно я говорю? — обернулся он, но ребят его уже и след простыл. Только легкий треск стоял по квартире, это подельники главаря вскрывали ящики письменного стола, простукивали стенки, поднимали подозрительные планки паркета в поисках тайника.

— Короче, давай, браток, деньги, и мы ушли, — почти ласково попросил главарь, свернув пачку документов и кладя их на туалетный столик у кровати. — Не тяни, доиграешься.

— Можно, я сяду, — попросил Дмитрий Дмитриевич, с трудом разлепляя пересохшие губы. — Мне плохо.

— Садись, — миролюбиво разрешил главарь, — люблю мирный разговор. Ты же, браток, сам виноват, что стал кочевряжиться, никто тебя подкалывать не хотел, да и баба твоя сидит целая и невредимая. Короче, давай деньги и расстанемся корешами.

— Деньги в банке, — с трудом произнес Дмитрий Дмитриевич. — Как вы не понимаете. Сейчас никто рубли в мешках дома не держит. Я спокойно могу получить их со своего счета. Почему вы не дождались до завтра. Я не понимаю.

В дверь протиснулся Длинный с норковой шубой в руках.

— Берем, — возбужденно спросил он, теребя мех длинными красными пальцами, — в магазине двадцать тысяч стоит!

Главарь, не поднимаясь, рванул у него из рук шубу только для того, чтобы сразу отбросить ее в сторону.

— Ты еще ковер со стены сдери! Чего там Мишка делает?

— Кольца ищет. Уже нашел две обручалки и перстень какой-то, — с готовностью ответил Длинный и жадно посмотрел на лежащую на полу голую женщину. — Давай я ей займусь!

— Наличку нашли? — спросил главарь, не спуская строго взгляда с Дмитрия Дмитриевича, который сидел на полу рядом с женой, безнадежно опустив руки на пол и закрыв глаза.

— Где тайник? — нетерпеливо спросил главарь. — Отдай деньги и расход. Разбежимся в разные стороны как будто не знаем друг друга. А то я твою бабу ребятам отдам!

Нина вскочила и запахнулась, как могла, в разорванный халат.

— Дима, отдай им все. Пожалей меня, Дима!

Услышав слова жены, хозяин квартиры слабо привстал и показал рукой на стоящее у стены кресло.

— Там, в обивке, — глухо проговорил он, — все, что есть.

Длинный рванулся к креслу и разрезал ножом сиденье. Затем засунул руку в разрез и стал судорожно шарить внутри, пока, наконец, не нащупал что-то.

— Вот они, — сказал он с ухмылкой. — Считай! — И стал выбрасывать на пол пачки денег.

Главарь одновременно считал и складывал деньги в аккуратные столбики. Дмитрий Дмитриевич отвернулся, чтобы не смотреть.

— Оденься, — приказал он жене, но Длинный угрожающе вытянул вперед руку с ножом.

— Команды не было, — прошипел он. — Сидите тихо.

— Маловато, — с сожалением проговорил главарь, закончив считать деньги и ссыпая их в полиэтиленовый мешок. — Ну-ка, еще подумай: где другой тайник? До пятидесяти тысяч еще очень далеко.

Прищурившись, Медведь острым взглядом, словно прицеливаясь, посмотрел Хохлу в спину. Он, не оборачиваясь, прошел в цех. Поднялся по железной лестнице в раздевалку, где за бригадирским столом, развалясь, сидел Вова. Больше в раздевалке никого не было.

— Ты Виктора не видел? — спросил Хохол, обводя Вову безразличным взглядом.

— В гробу я его видал, — грубо бросил Вова и встал к Хохлу так, чтобы была видна его бригадирская повязка.

— Еще слово скажешь, придушу козла! Ты с кем разговариваешь? Давно по шее не получал, сейчас накостыляю! — Хохол резко надвинулся на Вову. Тот в страхе отскочил.

— Только что в столовую пошел. Ты чего как бешеный? — На всякий случай Вова бочком обошел Хохла и выскочил из раздевалки. Хохол выглянул в открытое окно и сразу заметил Виктора. В окружении Хмеля и Питера тот шел к цеху. Хмель жестикулировал, приседал, размахивал руками, бил себя в грудь. Виктор что-то коротко и зло ему сказал, сбросил его руку с плеча и ушел в сторону. Хохол выбежал из цеха за Виктором, потом остановился и, в сердцах махнув рукой, пошел в жилзону.

Среди еще неспиленных кустов мелькнула чья-то тень, и на дорогу за Хохлом вышел маленький щуплый мальчик. Он казался совсем ребенком по сравнению с кряжистым могучим Хохлом. Мальчик преследовал Хохла, держась на расстоянии, каждый раз, когда тот оборачивался, скрывался или за кустом, или просто падал навзничь, прижимаясь к забору. Хохол миновал вахту, отделяющую жилую зону от производственных помещений. Обошел «дежурку», где вечно кемарят два-три солдата контролера, и приблизился к мрачному каменному зданию с надписью: «Изолятор». Мальчик, которому вход через калитку был запрещен, нашел укромное местечко и, перемахнув забор, приземлился уже в жилой зоне рядом с изолятором. Хохол приоткрыл дверь в изолятор, но внутрь заходить не стал, приветствуя выходящего дневального.

— Что тебе? — спросил дневальный и сделал приглашающий жест. — Пойдем чифирнем.

— Да нет, не хочется. Где у тебя новый этап?

Дневальный не успел ответить. Потому что за спиной Хохла оказался щупленький паренек. Он вытянул руки из длинных карманов куртки, и в обоих кулаках у него оказались два до блеска наточенных напильника. Кажется, он только коснулся руками спины Хохла и тотчас отдернул руки. Хохол сделал неуверенный шаг вперед, потом обернулся лицом к пареньку. Тот медленно отступал, держа в руках уже ненужные напильники.

— Сынок… я к тебе… шел… — прошептал Хохол и упал лицом вниз. Паренек разжал руки, и напильники тоненько бренча упали на асфальт.

Виктору сообщили о смерти Хохла через несколько минут, но когда он подбежал к изолятору, тело, с головой укутанное в простыню, уже грузили на колесную тачку для перевозки мусора. Со всех сторон мальчишку-отцеубийцу окружили солдаты, офицеры, вольные санитары в белых халатах, подошел опер, пряча довольную улыбку в складках губ, посмотрел на отъезжающую тачку, потом на мальчика, которому уже кто-то успел в кровь разбить лицо.

— Никак опоздал, — вслух проговорил Медведь. — Ни на минуту без пригляда нельзя оставить, что за народ! Этого в изолятор, — скомандовал он, кивая на мальчика. — До приезда следователя.

С этими словами он ушел, а за ним потянулись и остальные. Через несколько минут на месте гибели Хохла осталась только черная струйка крови, полузатоптанная солдатскими сапогами.

— Не любил его никто, — говорил Трифон, а вернее, размышлял вслух, прогуливаясь с Виктором по дорожке перед бараком вечером того же дня. — Только теперь узналось. Перестал Хохол стучать — и умер. Хорошо ему заплатили за службу.

— Какой в этом всем смысл? — недоумевал Виктор. — Отсидеть почти десять лет. И когда до свободы полшага — погибнуть. Зачем твой Бог играет такие шутки?

— Хохол кровь пролил. Родную. И кровь бунтовала. Требовала мести. Меня больше волнует участь его сына. С чего жизнь начал? Я посмотрел в его глаза, когда его уводили. В них было одно слепое отчаяние. И не легче от того, что суд ему много не даст. Кстати, Виктор, до меня тут слухи дошли, что ты сам на рожон полез. Побереги свою голову. Эти враз оттяпают. Только высунешься.

— А надоело бояться. Что воров, что ментов. То, что меня сейчас повязка не защищает, еще и лучше. Пусть они все берегутся. Вот этот, например, — показал он на подбегающего к ним Юрка. — Чего ему надо? Сам напрашивается на больницу.

Юрок подбежал довольно близко, но вплотную подходить не стал.

— Эй, — крикнул он Виктору. — Слышишь? Тебе говорю. Быстро дуй во второй отряд, тебя Хмель зовет.

— Видишь, я с человеком разговариваю, — показал Виктор на Трифона. — Пусть сам приходит, не развалится.

— Да кто ты такой, чтобы к тебе Хмель приходил! — Юрок от возмущения чуть не подавился сигаретой, которую не закуривая держал во рту. — Он зону держит, а ты… был козел с большими рогами, а теперь никто. И звать тебя никак.

Трифон внезапно остановился и бросился между Юрком и Виктором. Ему показалось, что Виктор сейчас набросится на приближенного главного жулика зоны. Но Виктор только рассмеялся, сдержанно говоря Юрку:

— Кто бы я ни был, с рогами или без рогов, не твоя забота. Но еще раз что-нибудь такое ляпнешь… Так что иди, дружок, и передай своему пахану, чтобы ко мне больше своих шестерок не подсылал. Если я ему нужен, найдет в бараке. И канай отсюда, пока я тебе ускорение не придал.

— Хорошо, — сказал Юрок, чуть подаваясь назад. — Я все передам, кому надо, а ты хороший совет послушай: ночью, когда спать будешь, слишком не засыпай. Можешь не проснуться.

— Пугают, — улыбнулся Виктор, когда Юрок скрылся за стеной барака. — С одной стороны эти, с другой — оперчасть достает. Надоели они мне все.

— Держись, — сказал Трифон с тревогой. — Держись, бродяга!

Дмитрий Дмитриевич уже не понимал, что с ним происходит. От боли он впал в полубессознательное состояние. Ему казалось, что эта пытка продолжается бесконечно. Он чувствовал невозможность доказать этим людям свою полную готовность отдать все, что у него есть лишь бы они ушли и не мучили его.

— Может, твоя баба сговорчивее будет. Поди, не скрываешь от жены, куда денежки прячешь? — вновь заговорил главарь.

Дмитрий Дмитриевич молчал, огнем полыхало предплечье, он только смог приподняться и снова рухнул на пол, когда Длинный поволок Нину на кухню.

Вошел третий, показал в горсти несколько золотых колец и сережек.

— Смотри, вона чего нашел, — похвастался он. — Всей пятерке хватило бы зубы делать. Где-то у них тут кубышка, прямо животом чувствую. Надо ему спину погладить утюгом, быстро заговорит.

Дмитрий Дмитриевич с трудом приподнял набрякшие веки.

— Идиоты, — прошептал он. — Что в доме было, я отдал. Все, что есть в банке, все сниму, только жену не трогайте.

— Сейчас мы ее поспрошаем с усердием. А ты, барыга, смотри! Даю тебе на все про все пять минут. А там поджаривать начнем.

Главарь, слушая Мишкины угрозы, отвернул голову к стене, соображал, где могут быть спрятаны деньги. На мгновение его внимание привлекла картина. Он осторожно снял ее, опустил на пол, постучал по стенке, в том месте, где торчал гвоздь.

Лениво, ботинком, отпихнул картину к голове допрашиваемого.

— Дорогая, поди? — И, не слыша ответа, вдруг стукнул его острым носком в плечо. — Отвечай, тварь!

Удар пришелся в раненое предплечье. На мгновение Дмитрий Дмитриевич потерял сознание от боли, а потом вскочил и бросился на главаря. Он неожиданным наскоком повалил его на пол, кусал и рвал до тех пор, пока выскочивший на шум Длинный не угомонил его ударом ножа под лопатку.

Главарь скинул с себе обмякшее тело, размазывая по лицу черную кровь, встал на колени над неподвижным хозяином квартиры, расстегнул ему рубаху, прижал ухо к груди.

— Быстро мотаем, — крикнул он, вставая. — На глушняк! Надо и с бабой кончать, она нас подведет под зеленку.

Длинный отшатнулся, замотал головой.

— Стой здесь, сопля! — оттолкнул его главарь и бросился в кухню.

Очнулись они в машине, перевязанные словно фокусники в цирке, только без шансов освободиться.

Главарь открыл глаза, откинулся на сиденье, соображая, что, собственно, произошло. Он увидел на переднем сиденье машины двух незнакомых людей, перебиравших пачки только что бывших в его собственности денег.

Одни из впереди сидящих обернулся. Его широкоскулое с острыми монгольскими глазами лицо откровенно улыбнулось.

— Что-то мало ты взял, — по-дружески сказал он главарю. — Поди, сильно торопился.

Главарь застонал, хотел приподнять связанные руки и не смог.

— Кто же тебя так расцарапал? — внимательно разглядывал его Валерий Иванович. — С бабами, что ли, воевал? А шубу зачем забрал? Я думал, ты умнее.

«Мент или не мент? — думал главарь. — Если менты повязали, то все, вышка, а если ворье, надо выпросить денег, без них не уйти.»

— Слышь, ты молчи, сколько хочешь, но если через тридцать секунд я не буду знать, где документы, до конца дней своих будешь жить на таблетках. Понял?

— А денег дашь? — спросил главарь глухо. — Нам на дно надо ложиться. Поделимся?

— Поделимся, — холодно сказал допрашивающий. — Как не поделиться. Так, где?

— Там остались. На столике. Иди и возьми. В большой комнате. А теперь развяжи, — попросил он. — Мы уйдем без шухера.

— Подожди, — отвернулся от него Валерий Иванович. Он высунул голову в окно и что-то сказал ставшему рядом с машиной человеку.

Когда Валерий Иванович услышал от Вадика, что тот нашел в квартире, его передернуло. По команде шефа из машины выкинули всю шайку, осторожно перерезали веревки и набили их карманы деньгами, не оставив себе ни пачки денег, ни колечка.

— Желаю, чтобы тебя менты скорее схавали, — сказал на прощанье Валерий Иванович главарю. — Ты не человек, кусок параши.

Машины рванулись прочь, оставив главаря и его людей с добычей у дома Дмитрия Дмитриевича. О документах Валерий Иванович даже не вспомнил, не то чтобы их брать.

Поздно ночью начальник оперчасти Медведь сидел еще у себя в кабинете под мягко светящейся люстрой. Неожиданно дверь отворилась без стука и вошел «хозяин» зоны полковник Томялин. Не часто он баловал своим посещением оперчасть. и Медведь, не зная, радоваться ему или печалиться, вскочил с места, приветствуя начальство.

— Медведь, у тебя когда аттестация, — спросил полковник, усаживаясь на стул и вытягивая ноги.

— Через полгода должен получить следующее звание, — бойко ответил Медведь.

— А может, наоборот! Может, с тебя офицерские погоны снять, — зарычал Томилин. — Идиоты, мать вашу! Слушай сюда. Вчера ко мне домой, понимаешь, домой, в приватном порядке заезжал новый прокурор Москвы. Убит управляющий трестом, бывший директор мебельной фабрики. Преступники еще не пойманы. Они скрылись незамеченными из квартиры. Но второпях кое-что забыли. Или бросили как ненужный хлам. И это «кое-что» — накладные с печатью нашей фабрики. Те самые накладные, понимаешь?

— Накладные… что-то мне Хохол докладывал. Аккурат в день смерти, — пролепетал одуревший от страха начальник оперчасти.

— И с Хохлом твоим история. В областной надзор поступило заявление, что его специально подставили под нож. Я в ваши грязные дела не лезу. Но если пойдут официальные жалобы, ты у меня под суд первый пойдешь. Чтобы в двадцать четыре часа раскопал историю с накладными. Получишь их под расписку в следственном отделе прокуратуры. Учти, прокурор ведет свое независимое следствие. Хоть он мне сам ничего не говорил, но информация поступила. Хацкова предупредили, чтобы в адрес фабрики ничего не отгружал. Все только по магазинам. Я никуда не ухожу, жду результатов. Понял?

Не успел хозяин выйти, как Медведь сорвал с телефона трубку.

— Дайте второй отряд! — заорал он. — Дневальный? Какого черта спишь? Быстро разыщи мне Светлова и скажи, чтобы явился ко мне. Да, знаю я, что старший дневальный убит. Я ему про Фому, а он мне про Ерему. Чтобы Светлов был у меня через две минуты. Шкуру спущу! Понял?

Виктор, сонный, не зная причины ночного вызова, быстро дошел до штаба. В голове его вертелись недоуменные вопросы, но в принципе он представлял, что дело идет к решительной развязке. Или ему удастся, шантажируя администрацию накладными и разоблачением, заставить их выпустить его из зоны на стройки, или с него башку снимут тут же в зоне.

Немного помедлив, он открыл дверь оперчасти, постучал по второй внутренней двери и вошел в кабинет. Опер что-то писал, не поднимая головы, и на появление Виктора никак поначалу не отреагировал.

— Вызывали, — спросил Виктор, прислонясь к стене, — или это дневальный голову морочит?

— Молчи, пока не спрашивают, — огрызнулся опер, продолжая что-то записывать в журнале.

— Тогда я пошел. — Виктор отодвинулся от стены и положил руку на дверную ручку.

— Если не одумаешься, дорога тебе не в твой барак, а назад в тюрьму, — сурово посмотрел на него Медведь. — За новым сроком. И ты мне дурака не валяй. Только что здесь была Миронова, и сама мне рассказала, что подобрала по твоей просьбе документы. Она человек новый, вот и расстаралась для тебя. Скажешь, не так? — Он перестал писать и подошел ближе к Виктору.

— Зря вы учетчицу впутываете, — невозмутимо сказал Виктор, хотя на душе у него и заскребли кошки. Не думал он, что опер так быстро сможет докопаться до роли Ольги в получении накладных.

— Не жалеешь ты свою кралю, — усмехнулся Медведь. — Все-таки подлый народ зэки. А мы смотрели сквозь пальцы на вас. Вот тебе бумага, ручка, садись спокойно и все напиши.

Виктор упрямо остался стоять на ногах.

— Чего писать-то? Как вы Хохла убили, когда он на вас работать перестал? Я об этом уже написал. Не беспокойтесь.

— Садись, — приказал Медведь. — Ты напишешь, как учетчица тебе документы передавала, как ты на них цифры исправил, чтобы руководство скомпрометировать, кто помог переправить их через пост, как они попали в город и для кого предназначались. Короче, все, что знаешь.

— Ну, начальник, ты меня за лоха держишь, — ухмыльнулся Виктор. — Дай мне для начала очную ставку с учетчицей. А то привыкли заключенным голову дурить…

Медведь стукнул кулаком по столу так. что ручки и карандаши рассыпались по полу.

— Очную ставку тебе! Может, еще и свиданку с ней на ночь дать?

— Припрет, так дашь, — рассмеялся Виктор. — А ведь припрет. Говорят, новый прокурор зоны объезжать будет. Молчать я не стану.

В это время раздался телефонный звонок. Опер взял трубку и невольно вытянулся. Толстый, кургузый, с огромным животом, который он выпятил вперед, Медведь показался Виктору карикатурой на живого человека. Но в руках у этой «карикатуры» была реальная неколебимая сила.

— Да, товарищ полковник. У меня. Конечно, работаем. Все понимаю.

Положив трубку, Медведь обернулся к Виктору:

— Ты особенно не храбрись. Как бы тебе на новый срок не пойти. За организацию убийства.

— Тогда вместе по этапу пойдем, — не отступил Виктор.

Медведь, взбешенный постоянными нагоняями, подскочил к Виктору, ухватил его за руки:

— Сейчас я тебе голову отвинчу!

Виктор изготовился для броска, одна рука его нащупала ручку на столе.

— Давай, гражданин начальник, один на один. Только прядется тебе тогда в отставку подавать.

— Это почему? — опешил Медведь.

— Да потому, что одноглазые офицеры в армии ни к чему.

— Дошутишься, — остывая, бросил ему Медведь. — Ладно, иди.

Завтра решим, что с тобой делать. А насчет ответственности за убийство я не шучу.

Отпустив Виктора, Медведь собрал со стола бумаги и, пройдя длинными штабными коридорами, робко постучался в кабинет Томилина. Полковник, развалясь на диване, сосредоточенно читал статью о мафии в «Литературной газете». Медведь подошел к столу.

— Садись, — бросил ему полковник, переворачивая страницу.

— Это он, — сказал Медведь. — Нет никакого сомнения. Особенно даже и не отпирался, когда я его в тиски взял. По его просьбе учетчица подобрала документы, а он их переправил. Через рецидивиста Хмелева. Как они попали в банду, сказать не могу. Но ниточка есть.

— Нам только не хватало, чтобы за эту ниточку дернуло следствие. Как будем действовать дальше? — спросил Томилин, ничуть не усомнившийся в точности информации подчиненного, своеобразно пересказавшего разговор с Виктором.

— А что, если устроить им встречу? — вдруг брякнул Медведь вспомнив, что действительно говорил ему Виктор. — Пусть поговорят. Что-то вроде свидания. А мы их послушаем.

— Офицеры нас не поймут, — поморщился полковник. — Осужденному свидание с вольной. К тому же говорят, она хорошенькая.

— Так не на ночь, — Медведю все больше нравилась его идея. — В дневное время. Учетчицу я обработаю. Чтобы она на него повлияла.

— Оформляй Светлова в изолятор, пока им встречаться нельзя, — решил полковник. — Поголодает неделю, обломается. За это время картина прояснится.

— Слушаюсь! — Медведь взял под козырек и вышел.

После утренней поверки Виктор, едва подойдя к порогу своего цеха, наткнулся на Хмеля.

Хмель, по всей видимости, обрадовался ему, как родному. Он растопырил руки и, создавая видимость объятий, начал:

— Витек, брат, я тебя с утра ищу. К тебе Юрка подходил.

— Ты ко мне больше своих шестерок не подсылай, — предупредил Виктор. — Надо чего — сам ищи. Это раз. Когда я тебе адрес давал, мы как договаривались? Никакого криминала. А твои придурки что наделали? Или опер блефует?

Растопыренные руки Хмеля как-то стали сжиматься в кулаки.

Он отступил на шаг. В лице его выявилась досада. Тотчас откуда-то подлетели Юрок и Серый, встали в сторонке, пока не вмешиваясь, многозначительно поглядывая на Виктора.

— Ты что-то очень резко разговариваешь, — очень тихо произнес Хмель. — Повежливее, Витек, повежливее. Бригадирская повязка по старой памяти голову кружит. Да, вышла промашка, завалили мои ребята начальничка. Так туда ему и дорога.

— А документы где?

— Не знаю.

— Да ты просто дебил, — прошептал ему в ухо Виктор, — Пятнадцать лет за убийство — срок? А человеческие души не в счет, да?

Виктор без замаха ударил Хмеля левой рукой в печень. Жулик повалился на порог цеха. Тут же Серый и Юрок бросились на Виктора. Он успел отбить удар Серого, но Юрок ударил его ногой в живот, и Виктор упал. Сразу на него навалилась целая толпа жуликов. Виктор с трудом поднялся на ноги, схватил висящий над порогом обрывок проржавленной цепи, вырвал ее вместе со стальным крюком на котором она висела, и взмахнул над головой. Жулики расступились, Виктор шагнул вперед и… наткнулся на Хмеля, который поднялся с земли и, улыбаясь, бесстрашно подошел к Виктору, Виктор опустил цепь.

— За что люблю — дух есть в человеке. — Хмель протянул Виктору руку. — Держи краба!

И тут же набежал незаметно вызванный Вовой наряд. Солдаты окружили Виктора, Хмеля и путающегося под ногами Трифона и повели в изолятор.

Мало кто из зэков мог похвастаться, что сумел избежать помещения в изолятор. Совершенно неприметное, сложенное из серого кирпича приземистое здание. Тюрьма в тюрьме. В изоляторе своя служба, свои дежурные солдаты. Дежурный провел Виктора и Трифона в камеру, Хмеля поместили отдельно.

Виктор огляделся. Они оказались в узкой, грязной каморке с каменным полом и шконками. Виктор сел на деревянный чурбак посреди комнаты и задумался. Лязгнула толстая стальная дверь, и вошел дежурный солдат.

— На оправку и спать, — скомандовал он.

— С чего оправляться-то, — огрызнулся Трифон. — Мы и поесть не успели.

Дежурный пожал плечами и вышел. Трифон и Виктор отстегнули голые без матрасов шконки, забрались на них. Погас свет. Только рассеянные лучи луны тянулись полосами через окно. Утомленные бурным днем, Виктор и Трифон заснули, не раздеваясь. Прошло около часа. Бесшумно отворилась дверь и в нее проскользнул еле видимый человек. Он долго стоял на пороге, осваиваясь в темноте, потом медленно, бесшумно стал двигаться к кровати Виктора. Полоска света упала на его правую руку и отразилась на блестящем клинке, зажатом у человека в руке. Трифон перестал храпеть и перевернулся на бок. Человек застыл, но видя, что никто не проснулся, продолжил свое осторожное продвижение к спящему Виктору. Он подошел вплотную к его изголовью, сделал резкий замах и… отлетел в сторону. Это Трифон вскочил со шконки и ударил его ногой. Человек с трудом приподнялся, но Трифон успел перехватить его руку, держащую нож. Нож, звеня, полетел на пол. Проснулся Виктор, несколько мгновений вглядывался в пыхтящие у дверей фигуры, потом бросился вперед, схватил одного из дерущихся за полы телогрейки. Тот бросился к двери, ловко увернувшись от Трифона. Телогрейка осталась в руках Виктора, а человек с замотанным полотенцем лицом извернулся, выскользнул за дверь и защелкнул ее снаружи.

— Замри, сука, убью! — закричал Трифон, хватаясь за дверь, но было уже поздно.

Загорелся слабый свет под потолком. Виктор провел по шее рукой и обнаружил на пальцах кровь.

— Все-таки задел, педераст, — скривился он.

— Сейчас узнаем, кто это. — Смотри, и знак с фамилией сорван. — Из внутреннего кармана Трифон достал бутылку водки, пачку сигарет с фильтром.

— Ему уже за тебя и заплатили.

Виктор, не отзываясь, оторвал низ своей рубашки и обернул вокруг шеи. Потом оттянул Трифона от двери.

— Куда он денется. Найдем, зато у нас сегодня праздник неожиданный!

Трифон взял в руки бутылку, покачал головой, обстоятельно, не торопясь, повозился с пробкой, открыл бутылку. Выпил несколько глотков и передал Виктору. Виктор в свою очередь сделал несколько глотков и сорят ил бутылку между ногами.

Щелкнул замок в двери. Вошел дежурный, повел носом, принюхиваясь… Сел на табурет. Взял стакан, стоящий на деревянном столе, понюхал его.

— Никак вода?! — удивился дежурный.

— А ты чего ожидал? — подозрительно спросил его Трифон.

— Я же к вам специально человека пропустил с гревом от Хмеля. Налей грамульку.

— А как звали человека, — осторожно спросил Виктор, доставая бутылку.

— Так твой же бригадир, Вовой, что ль, кличут.

Виктор распахнул куртку, содрал повязку с шеи.

— С гревом, говоришь. Согрел меня Вова. Если бы не Трифон, я бы уже холодный был.

— Давай в санчасть, — вскочил дежурный.

— Ладно, — отмахнулся Виктор, — засохла царапина. Да не суетись ты, Выпей лучше стакан. С нашими врагами мы сами разберемся…

Виктор налил дежурному водку в стакан. Тот ее залпом выпил. За ним выпил Трифон.

— Гуляй, рванина, от рубля и выше, — засмеялся конвойный, видя, что все обошлось. — Ладно, ребята. Давайте спать. А то скоро обход.

Казалось, только-только задремали Виктор с Трифоном, как в камеру вошел дежурный, но уже другой — с лычками сержанта.

— Светлов, быстро на выход!

Едва успев попрощаться с Трифоном, Виктор вышел вслед за дежурным в коридор. Пройдя несколько железных дверей, дежурный остановился. Он открыл дверь, потом железную решетку. В дверном проеме стоял Хмель.

— Ночью кто у тебя был? — спросил он, взмахом руки отослав дежурного подальше от дверей.

— Да один человек с приветом от тебя.

— Вова?

— Да!

— Понятно. Держись, бродяга, — произнес Хмель и отошел в глубь камеры.

После того как дежурный закрыл камеру жуликов, он сопроводил Виктора в барак. Там Виктор снял казенный комбинезон и переоделся в свой щеголеватый по зэковским меркам черный костюм. Затем они прошли через локальные зоны в кабинет Томилина.

Дежурный ввел Виктора в кабинет и сразу вышел.

Томилин сидел за письменным столом и что-то рисовал на листке газеты.

— Осужденный, почему вы не докладываетесь, как положено. — сурово спросил он Виктора.

— Осужденный Светлов, статья девяносто вторая, часть вторая, срок семь лет, по вашему приказанию прибыл.

— Ну, что ж, садясь, пиши заявление прокурору.

— О чем писать-то? — недоуменно спросил Виктор.

— На тебя же напали ночью. Вот и пиши: что и как, — в голосе хозяина определенно звучала насмешка.

«Ловко придумано, — подумал Виктор. — Начнется следствие, заведут новое уголовное дело и меня заберут из зоны в тюрьму. И кончен бал. Пока выяснят, кто прав, кто виноват, уже на эту зону меня не пошлют».

— На вас, что ли, писать? — спросил он дерзко.

Томилин побагровел от неслыханной дерзости зэка.

— Что ты сказал?

— Вы сами дали команду меня убрать или ваши подручные самовольно распорядились?

Полковник набрал номер какого-то телефона, что-то буркнул. Через пару минут напряженного молчания вошли Медведь и начальник отряда.

Полковник пригласил их присесть и начал:

— Осужденный Светлов заявляет, что мы организовали на него покушение, будто мы открыто не можем стереть его в порошок.

«Вот он, решительный момент», — подумал Виктор.

— Да, заявляю. — Голос его прозвучал решительно и веско. — И заявление я напишу не вашему следователю, а самому прокурору Москвы. Человек он новый, и чтобы себя проявить, мое заявление ему ой как подойдет.

— Ты идиот! — крикнул Медведь. — Столичного прокурора заинтересует царапина на шее подлого зэка?

— Нет. — Виктор подошел ближе к столу полковника и смело глянул в его чуть выпученные глаза. — Коррупция в колонии. Левый товар. Левые рубли. Кстати, мочить меня было бесполезно. Все материалы, не копии, подлинники переданы на волю. И если со мной что-нибудь случиться…

— Все встает на место. Картина сама рисуется, — шепнул на ухо оперу начальник отряда.

— Остались последние мазки, — также тихо ответил Медведь.

— И чего ты хочешь от нас? — Как ни удивительно, глаза Томилина смотрели на Виктора без злобы, пожалуй, даже с сочувствием. — Или ты правдолюбец, ни на что не претендуешь?

— Я хочу всего ничего, — выдавил из себя Виктор. — Тихо, мирно уйти на «химию» на ближайшей комиссии и забыть о вас навсегда. Иначе вы все во главе с директором вашей фабрики займете места на соседних шконках.

Томилин улыбнулся, с интересом глядя на Виктора.

— Значит, ультиматум нам ставишь, решительный. Взял ты нас за горло, придется сдаваться.

— Но если дружба, то до конца, — добавил опер, нежно улыбаясь. — Через кого передал документы?

— Я вам говорил, что друзей сдавать не приучен. — Голос Виктора был по-прежнему ровен и спокоен.

— Вот ты в нас все врагов видишь, — сказал полковник почти по-отечески, — а мы для тебя подготовили сюрприз. С завтрашнего дня ты расконвоирован. Будешь жить без охраны, как вольный человек.

Иди в барак, собирай вещи, пока сторожем на железнодорожном складе поработаешь. А подойдет комиссия, постараемся помочь. Иди, иди, собирайся.

Виктор, ошеломленный, вышел на плац. Через все неверие его, что от ментов можно ждать что-то хорошее, пробивалась ликующая радость победителя, «Неужели я их испугал», — думал он и не находил ответа.

Возможно, в последний раз прошел он в промзону колонии. Ему хотелось побыть одному. Он зашел на биржу — цех, где разделывались деревья. Кругом были штабеля леса, досок, хаотически разбросанные стволы деревьев. Виктор сел у штабеля на обрубок дерева и задумался. Расстегнул куртку, опустил голову. Все, что с ним произошло, походило на хорошо разыгранный спектакль, но зачем и кому понадобилось его разыгрывать? Неужели он так опасен для них. А Ольга, она же полностью находится в их власти. Что они могут с ней сделать? И только он подумал о ней, как она словно материализовалась по его желанию, бледная, в какой-то мучительной растерянности.

Виктор поднялся, хотел броситься к ней, но удержал себя.

— Ты прячешься от меня! — поразилась Ольга.

Виктор невольно понизил голос:

— Молчи!

— Не буду. Не хочу я прятаться ото всех, — Ольга тряхнула копной волос и капризно топнула.

— Прошу тебя, чуть подожди.

— Я думала: мы поговорим, наконец. Ты мне расскажешь о себе.

— Подожди. Не сейчас, — тревожно пытался удержать Ольгу, а еще больше самого себя Виктор.

— Ты не хочешь меня слушать, — резко сказала Ольга и повернулась, собираясь уходить.

— Если бы ты могла понять, какое счастье посреди мрака видеть тебя, посреди хриплой брани слышать твой голос…

— Так слушай, — улыбнулась Ольга, обрадованная словами Виктора.

— Не сейчас, — как можно мягче проговорил Виктор.

— Тогда отправляйся к твоим дружкам. И больше никогда ко мне не подходи, — вновь взорвалась Ольга.

Виктор поймал ее за руки, притянул к себе.

— Разве ты можешь представить: каково мне сдерживать себя!

— Получается, я за тобой бегаю, — всхлипнула Ольга.

— Добавь, за зэком, — подтвердил Виктор серьезно.

— Как ты можешь? — вдруг всхлипнула Ольга. — Тебя когда-нибудь выпустят из этого ада? Так же нельзя.

Виктор сам не понял, как Ольга очутилась в его объятиях. Он целовал ее, но зона давила на него, не давая забыться, и Ольга это почувствовала.

— Ты не со мной, — прошептала она, высвободившись. — Где ты?

— Чуть позже, — пообещал Виктор. — Ну совсем чуть-чуть. Ты знаешь, где железнодорожный склад? Меня переводят туда работать. Сторожем. Хотя я не верю им. С какой стати они так расщедрились. Но если это произойдет, мы могли бы видеться. Без тысяч глаз и ушей зоны. А сейчас я пойду. Ты слишком дорога мне, чтобы я допустил оскорбления в твой адрес от какого-нибудь прапора, который нас увидит вместе.

И, прежде чем Ольга успела возразить, он исчез между штабелями окорчеванных деревьев.