«Но сначала теория…»
Анаак Древний.
Ничего не предвещало беды. И, по традиции, это уже звучало для меня тревожно.
Я просто наслаждался ощущениями от вновь обретенного тела, без сожалений оставив принадлежащее начинающему вивисектору и тощему мозгляку, Илиасу. Как говорится, не по мехам вино; или не по мощам елей, хе-хе. И вдруг, как гром среди ясного неба…
— Щупальца убери, — с нескрываемой угрозой в голосе и зверским выражением на лице, произнес Анаак, — Вообще их убери, к Бездне.
Сначала я даже не сразу понял, что он обращается ко мне. Я стоял, как говорится, и починял примус. Однако маг смотрел именно на меня. И с каждой секундой после того, как за выходящим из особняка Илиасом захлопнулась дверь, он все меньше и меньше напоминал мне гостеприимного старого дедушку. Нора забилась куда-то на задворки сознания и не отсвечивала. Что делать со внезапно взбеленившимся сумасбродным магом, она тоже не посоветовала. Предательница!
— Да я же ничего ими не делаю! — вскинулся я, удивленно уставившись на старого мага. Я даже на всякий случай, спрятал их себе за спину, чтобы не провоцировать маразматика лишний раз. Кто его, блин, знает? Может быть, у него от щупалец идиосинкразия?
Ведь если это идиосинкразия, то как психолог я тут бессилен, с лицензией или без.
Судя по виду старого колдуна, ему сейчас было показано медикаментозное лечение — то самое, что как на трех китах, стояло на трех буквах «Э»: электрошок, эвтаназия, электрофорез. Первый же стольким людям кардинально жизнь поменял! На многие вещи после него, пациенты начинают смотреть совсем по-другому. Верно я говорю, да?
Так же внезапно, как рассвирепел, Анаак Древний успокоился. Уже спустя секунду, он смотрел на меня уже куда более вменяемым взглядом обсидианово-черных глаз. На мгновение мне почудилось, будто их черный цвет был куда более насыщенным, чем всё, что я когда-либо видел. Как некий искусственный материал из лаборатории, специально созданный чтобы без остатка поглощать солнечный свет. Искусственный, хм.
Прямо как «черное тело» из углеродных нанотрубок, которое я видел в какой-то передаче. Вряд ли естественный оттенок может быть таким насыщенным.
— Что же, поясню, — терпеливо, словно какому-то несмышленышу, произнес Анаак, отведя от меня взгляд, — Мы только что провели инсценировку твоей безвременной кончины, прямо на руках у безутешно рыдающего от горя, Эбетта Роволло. Он известен как знатный вивисектор, так что есть только один способ заставить заинтересованных лиц не поверить в такой исход дела.
— Какой способ? — удивился я.
— Если ты станешь расхаживать по Нианатай, живее всех живых! — взорвался маг, — И с этими щупальцами, которыми ты примелькался даже последнему портовому бродяге. Сюнру!
— Я! — подскочила невесть как прокравшаяся в гостиную, синеволосая девушка. Преданно уставившись на старого мага своими золотистыми глазами, она замерла с трогательно поднятыми, как у суслика, лапками у груди.
— Закрой все окна, занавесь шторы по всему дому, — свирепо зыркнул на неё Анаак.
— Да! — только и воскликнула Сюнру, стремглав умчавшись исполнять поручение.
— А теперь, Виктор, — вздохнул старый маг, вновь повернувшись ко мне, — Когда все любопытные ушки поблизости при деле… пойдем удалять тебе щупальца. Не бойся, у меня немалый опыт в ампутации лишних органов.
Только сейчас Нора соизволила показаться из облюбованного ей угла, и тихо рассмеялась у меня в сознании.
— Не надо, я сам! — поспешил отозваться я, отмерев от непроизвольного оцепенения, — Не дурак.
— Это хорошо, — пробормотал маг, пока мои щупальца соревновались, которое быстрее других втянется мне обратно в тело. Спустя каких-то несколько секунд всем, что о них напоминало, остались лишь небольшие бугорки в верхней части спины. Я же чувствовал внутри себя некоторый сумбур, как будто меня встряхнули, как термосок с домашним супом. Всю втянутую массу надо было как-то уложить, чтобы она не болталась.
Решено, буду чуть более мускулистым, — мысленно вздохнул я. Щупальца у меня без костей, зато с шипами. Их тоже можно оперативно переработать в лишние пару сантиметров роста…
— Отлично, — удовлетворенно подытожил Анаак, когда я стал внешне неотличим от обычного человека, — Сейчас тебе бы ещё приметную физиономию поменять, для полного счастья. Странно, что ты, метаморф, нуждаешься в подсказке. Стесняешься зрителей?
Я кивнул, признавая его правоту. Было бы, действительно, очень глупо спалиться на этом после того, как убийцу Велериса Роволло посчитают погибшим. Разборки с его родней были последним, чего мне не хватало.
Изменить лицо, слегка вытянув нос и подтянув череп там и сям было делом нескольких секунд. В любом случае, у меня ещё оставались вопросы по поводу сохранения моего инкогнито.
— Почему ты думаешь, что Илиас не растрезвонит своему учителю обо мне и моих возможностях? — задал я напрашивающийся вопрос, — Он же знает, что на самом деле я жив.
— Не думай об этом, — по загорелому лицу древнего чародея скользнула легкая усмешка.
Чуть ранее. Ученик мага.
— Итак, — потирая руки, подытожил мастер Эбетт, — Что ты можешь сказать в своё оправдание, ученик? Каким это, бездна побери, образом ты оказался у Анаака раньше меня? И кто тебя просил трепать лишнее?!
Молодой маг понуро опустил голову. И без недовольства наставника, от последних событий было впору поседеть. Как назло, у него даже не вышло поговорить с Эбеттом сразу по освобождении, из-за чего у последнего возникло отчетливое впечатление, будто ученик от него скрывается. Всё из-за проклятых духов. Оказывается, они были без понятия, как именно переселяться обратно в своё старое тело!
Казалось, всё необходимое было в наличии: их старое тело извлекли из защитного купола и под присмотром Анаака доставили в особняк, причём совершенно неповрежденным. Ну, кхм. Почти неповрежденным.
В итоге, весь вечер и часть ночи, Илиас провел, запертый в уголке разума, пока духи на повышенных тонах выясняли, как именно им удалось переселиться в другое тело в прошлый раз. Надежда, что Анаак Древний предложит какой-то волшебный рецепт, тоже оказалась тщетной.
Вспыхнувший было у него огонек надежды угас, когда древний маг ничтоже сумляшесь, предложил «избавить» духов от тела Илиаса, как очевидной помехи для переселения. И то, что он потом признался, что пошутил, нисколько Илиаса не успокаивало. Ведь духи об этом тогда, действительно, задумались.
И будь оно всё проклято. Если бы у них ничего не получилось, они бы вернулись к этой идее. Илиас был в этом уверен.
Бездна знает, сколько седьмых потов с него сошло, когда контроль над собственным телом к нему, всё-таки, вернулся. Ликовать тогда он, впрочем, поспешил. Анаак Древний, как оказалось, маячил все это время там неспроста.
— Ну!? — между тем, наставник навис прямо над Илиасом, в ожидании оправданий, — Рассказывай, в чем дело!
Молодой маг открыл рот, и тут же поперхнулся ещё не произнесенной фразой. Любая попытка хоть как-то рассказать о том, что с ним происходило, заканчивалась одинаково. Нёбо парализовало, а язык отказывался шевелиться. Что ещё хуже, Анаак позаботился и о возможных лазейках. Писать записку Илиас уже пробовал. Говорить об этом наедине с собой в расчете на то, что его подслушают, тоже.
Похоже, Анаак предусмотрел всё. И ничего лишнего Илиас сболтнуть теперь, действительно, не мог. Вопрос, что и как объяснять наставнику оставался открытым. И пока он оставался таковым, лицо Эбетта становилось всё более и более недовольным с каждой секундой.
Илиас нервно сглотнул. Наставник, очевидно, выдумывал способ, как сделать жизнь ученика действительно невыносимой. И молодой маг был уверен, что в силу немалого опыта, у того это получится.
Метаморф.
— Почему не расскажет? Потому что не успеет? — предположил я. Анаак производил достаточно кровожадное впечатление, и я бы не удивился тому, что Илиас уже помирает за углом от каких-то чар отложенного действия.
— За кого ты меня принимаешь? — усмешка собеседника стала шире, — Нет, просто у него будет случаться приступ легкой аллергии при мысли о тебе и всем, с тобою связанным. Если же он решит сосредоточиться на том, чтобы обсудить тебя с кем-то ещё… Тогда аллергия станет сильнее. Гораздо сильнее.
— Понял, принял, — покивал я головой. Кто знает, что может этот старый хрен? Может, он и правда способен на нечто подобное? Хотя механизм таких чар являлся для меня тайной за семью печатями.
— Не думай о нём, — предложил Анаак, вытягивая руку в сторону массивного деревянного кресла в углу гостиной, возле камина. Правда, ничего подобного дровам или иного материала для растопки, я там не видел, — Присаживайся. Теперь, когда основные трудности с твоим устройством у меня дома разрешены, всем остальным вопросам можно уделить столько времени, сколько нужно.
Я зверски хотел сразу же взять быка за рога, и спросить у Анаака, способен ли он открыть межмировой портал. Однако именно в этот момент в ноздри попал слабоуловимый оттенок чужого запаха. Некая неопределенная нервозность, аромат свежести и чего-то родственного… Несколько часов назад в этом самом кресле сидела Ная, и я до сих пор не имел возможности обсудить кое-какие её метаморфозы. Назовем это так.
— Щупальца, ты имеешь в виду? — хихикнула Нора, — Может, скажешь детенышу, чтобы не шалил, а то ата-та?
— У Наи точно такие же щупальца, как были у меня, — проигнорировав замечание Норы, напомнил я собеседнику, — Не станет ли она таким же объектом опытов, каким был я?
— Законный вопрос, — по лицу Анаака промелькнуло странное выражение, — Если ты про посторонних, то я наложил на неё непробиваемую комбинацию оптических чар. Наличие подобных вещей у девушки не вызовет удивления. Если ты про меня, то всё нужное я уже выяснил.
— Что?! — опешил я. Вот так запросто признаваться, что он уже проводил над ней какие-то опыты? Он, часом, не обурел?
— Девушка, определенно, не является метаморфом, — задумчиво подперев подбородок рукой, заметил мне Анаак, — Вместе с тем, она проявляет способности схожего порядка, пусть их и не контролирует. И тут, появляется известный нам обоим, маг по имени Илиас с тем же диагнозом. Как думаешь, на что я намекаю?
— Что внутри неё, кхм, прячется другой метаморф? — осторожно предположил я.
— Сам же, взял и выложил всё как на духу, — возмутилась Нора, — Можно было обойтись и без этого. Подозрения к делу не пришьешь, а этому магу доверия нет. Слишком он старый, чтобы не стать изощренным интриганом, попомни моё слово.
— Не вполне прячется, хе-хе. Скорее тут нечто иное, о чём ты тоже уже догадался, — усмешка на лице мага стала немного шире, — Общедоступные знания о метаморфах в Союзе миров всегда зияли обширными провалами. Многие вещи нельзя объяснить иначе, кроме как вашим существованием в виде энергетической формы жизни. Впрочем, меня удивляет сейчас иное: все известные метаморфы при контактах с остальными упорно принимали женский облик. Почему же облик мужчины принимаешь ты?
— Наверное, потому что я — мужчина, а не женщина, — произнес я, казавшееся мне совершенно естественным объяснение.
— Занятно, — неизвестно чему покивал Анаак, — Уж не знаю, что там произошло, когда открывали родной мир метаморфов, но ваши трансформации требуют наличия маны. В её отсутствие, вы рождались и проживали жизнь обычного представителя человеческой расы. Должны были, по крайней мере.
— Почему обязательно человеческой? — отчего-то решил я заспорить, и тут же выболтал очередную свою тайну, заставив Нору страдальчески застонать, — Даже в отсутствие маны, её можно вырабатывать за счет уничтожения клеток собственного тела. Мало, но на кое-чего хватает.
— Если только её запасы изначально были строго больше нуля, — на лице мага появилась скептическая усмешка, — Иначе это невозможно. Теперь же, возвращаясь к твоему первому вопросу… почему человек, спрашиваешь?
— Потому что дитя любого вида склонно к подражательству? — вопреки моим ожиданиям, маг всерьез попытался найти ответ, — Опросив твою женщину, а теперь и тебя, я абсолютно убежден, что её тело является носителем похожей на тебя сущности. Размножение энергетических форм жизни — предельно экзотическая область магии, и я в ней не разбираюсь, но постфактум ясно: метаморф должен сделать носителем своей копии живое, и обязательно разумное создание. Ваш человеческий разум есть механическое подражание своему носителю, или одному из родителей. Своего рода, инстинктивная мимикрия.
— И что же? — спросил я, отчего-то обидевшись. Маг рассмеялся, словно услышал хорошую шутку.
— Метаморфы, — хмыкнул он, — Невесть сколько времени жили, упорно воспроизводя человеческое тело и его побуждения. Понятно теперь, почему все метаморфы были женского пола. Они предельно прямолинейно, копировали устройство своего носителя, которым по очевидным причинам являлась женщина. После появления у них маны, они продолжали принимать женский облик в силу самого могущественного побуждения на свете — привычки к этому. Возможно, что-то происходит и на энергетическом уровне, из-за чего они не могут менять свой пол впоследствии.
— Откуда тогда мог взяться метаморф мужского пола? — задал я вопрос.
— А ты уникален, — признал маг, — Судя по тому, что оценочная численность метаморфов все время нашей с ними войны не увеличивалась, у вас были явные проблемы с размножением, хе-хе.
— О какой войне ты говоришь? — зацепился я за оброненную фразу.
— Как только Союз миров достиг последовательных успехов в уничтожении отдельных метаморфов, — проигнорировав мой вопрос, Анаак продолжил, — Вы как сквозь землю провалились. Как раз в тот момент, к сожалению, этот гребаный водный мир закрыли, так что я не знаю, что было дальше. Но тут к гадалке не ходи. У оставшихся метаморфов возникло жгучее желание схорониться поглубже и побезопаснее. Именно поэтому, ты родился не где-нибудь, а в ещё не открытом мире. Магов Союза миров там по определению быть не могло. Просочиться в самое труднодоступное место — ваш почерк.
— Ты предполагаешь, что я — потомок кого-то из тех метаморфов? — задумался я. Версия мага казалась мне весьма вероятной, хотя по очевидным причинам я не мог поручиться за её достоверность. И потом, кто из моих предков мог быть настоящим, древним метаморфом?
Мама? Даже не смешно. Отец, который утонул на зимней рыбалке с водкой? Или, о Боже, бабуля!?
— Судя по всему, твоя бабуля должна быть весьма колоритной женщиной, Виктор, — вежливо заметила мне Нора.
— Чудовищем, — содрогнулся я, — У меня всегда возникало ощущение, словно она издевается над окружающими. Клянусь, она только прикидывалась глухой. Знаешь, что произошло, когда я поступил в институт в Прасковске?
— Хмм?
— Она тоже туда переехала, внезапно купив по квартире себе и мне, — буркнул я, — Всё она отлично слышала. Впрочем, тогда нас больше изумляло, откуда у неё деньги. Её избирательная глухота, конечно, быстро отбила всё желание расспрашивать. Она же всегда отвечала так, словно бредогенератор включала. Знаешь, как меня иногда рубило у неё в гостях?! Еле ноги уносил.
— Как от укола убойным транквилизатором, — сочувственно поддакнула Нора.
— Не то слово, — мысленно кивнул я.
— Предполагаю именно это, — Анаак ответил на мой вопрос, и спустя короткую паузу, продолжил, — Заполучив в своё распоряжение время и свободу действий, метаморфы неизбежно должны были вернуться к вопросу собственного размножения. И тут в дело вступило то, что в твоём мире не было маны.
— Ты думаешь, с этим как-то связано то, что я родился мужчиной? — сделал я попытку угадать, куда дальше завернут рассуждения мага.
— И это тоже, — усмехнулся Анаак, — Но больше всего с этим связано то, что ты ущербен, как для метаморфа.
— Мне кажется, или он нам хамит, Виктор? — враждебно осведомилась Нора. Я и сам уставился на собеседника, в некотором удивлении.
— Обрати внимание на своё дитя, — предложил мне маг, — Судя по всему, мера его власти над живой материей уже приближается к твоей, и продолжает расти.
— Раньше у меня тоже получалось хуже, чем сейчас, — признался я, — Гораздо хуже.
— Подумай вот над чем, — сказал Анаак, — У всех метаморфов, кроме тебя, были какие-то серьезные проблемы с размножением. Очевидно, это как-то связано с механизмом передачи копии носителю.
— Как женщина-метаморф будет передавать свою копию другому носителю? — удивился я, — Она же, наоборот, должна принимать. Кхм.
— Должна принимать, она же женщина, — рассмеялся Анаак, — Но ты же знаешь, должна — не значит, что будет.
— Ты решил разбавить научную беседу шуткой? — судя по тону, Нора меня всецело поддерживала, — Она настолько плоская, что даже хорошая! Молодец, Виктор.
— На самом деле, — вскоре посерьезнел маг, — Есть некоторые причины, по которым даже нематериальные признаки нуждаются для своего переноса во вполне себе плотских вещах. В частности, телепатия является наследуемым признаком, но нигде в генах она не записана. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что твоё семя — это, в некотором роде, метафизическое продолжение тебя самого?
— Думаю об этом каждую минуту, — хотел было, ляпнуть я, но вместо этого просто кивнул.
— Так вот, — продолжил маг, — Женщина-метаморф неизбежно должна решить несколько проблем. Во-первых, как-то суметь не подавить энергетику собственной копии, которой является её яйцеклетка.
— Мы подавляем друг друга? — я вдруг вспомнил, как осторожничал в присутствии собственного детеныша, когда укреплял тело Наи по усвоенному шаблону. Похоже, утверждение Анаака имело все основания, чтобы быть истиной. Однако откуда он может столько знать и понимать?!
— Это не есть подавление, — поправил меня маг, — Скорее, поглощение. Для женщины это означает, что она должна отделить свою яйцеклетку от тела и следить, чтобы ни в коем случае не произошла синхронизация энергетических полей. Как она будет проводить дальнейшую инкубацию в таких условиях, я представления не имею. Чтобы ты знал, магический фон служит мощным проводником энергетического поля. Смекаешь, к чему я веду?
— То есть, — задумался я, — Если женщина-метаморф попытается сделать это в магическом мире, то…
— Верно, — кивнул Анаак, — Она просто абсорбирует энергетическое поле детеныша прежде, чем тот успеет развиться достаточно, чтобы поддерживать себя в целостности. Она даже не успеет уловить тот момент, когда он станет отдельной от неё сущностью.
— Звучит жутко, — содрогнулся я, — Значит, им для размножения требуется место без маны. А как же я?
— А ты ещё дохляк, — широко осклабился маг, — У тебя ограниченная область влияния, уж поверь мне на слово. Твоя «копия» может чувствовать себя в безопасности, едва выстрелив куда надо.
— Мда, — мрачно пробормотал я.
— Тебе нужно срочно оплодотворить как можно больше женщин, прежде чем мы наберем силу, — по-своему всполошилась от тревожных вестей Нора, — Иначе потом для этого придется искать мир без маны, а как мы это сделаем? Мы и отсюда-то выбраться пока не можем. Кстати, не забудь поднять этот вопрос, как закончите обсуждать тычинки-пестики.
— Возвращаясь к вопросу о твоей слабости, — продолжил лить мне соль на рану старик, — Представь себе, что женщина-метаморф каким-то чудом исполнила всё в точности. В безмагическом пространстве, дитя метаморфа будет рожден незрячим в абсолютной, кромешной тьме. Что у него будет, чтобы узнать даже о такой малости, как собственное существование? Собственные мысли или желания? — вопросил он у меня, и тут же возразил, — Но у него их не будет, поскольку ему будет не от чего отталкиваться. Неоткуда их подсмотреть.
— И что же произойдет дальше? — казалось, что маг уже не может сделать атмосферу ещё более гнетущей, но у него это успешно получалось. Я ощущал тревожную дрожь, пробегавшую по моему телу. Я чувствовал, что все рассказываемое Анааком имеет ко мне самое прямое отношение. По сути, он сейчас описывал мой путь с момента рождения на Земле, до появления энтропии.
— А дальше, — хмыкнул Анаак, — Плод начнет развиваться сам, по заложенной в него программе. И если это будет программа человеческого тела, то она известна. От плода к младенцу. От младенца к ребенку. От ребенка… к взрослому человеку.
— Виктор, — заметила мне Нора, — Это означает, что тело метаморфа получит свой собственный разум. Человеческий разум, существующий одновременно с непробужденным сознанием метаморфа.
— В иных условиях, — продолжил Анаак, — Сознание метаморфа пробуждается много раньше, чем у человеческого эмбриона развивается мозг. Тогда это тело становится чистым сосудом, и дальше всё идет хорошо. В твоём же случае, всё пошло наперекосяк…
— Как? — чувствуя, как по спине пробегают мурашки, спросил я.
— Когда в твой родной мир пришла энтропия, — спокойно сообщил мне маг, — Дитя метаморфа впервые увидело что-либо ещё, кроме бесконечной, кромешной тьмы. И этим что-то, оказалось чужое сознание, уже существующее в их общем теле. Человеческое сознание, — повторил Анаак, — Твоё сознание, Виктор.
— Но, — пробормотал я, чувствуя, как мир уходит из-под ног, — Ведь это же означает, что я…
— Легко спутать свои мысли с чужими, — перебил меня Анаак, — Особенно когда собственных мыслей ещё нет, зато есть чужие, в одном теле на двоих. Которые только и остается, что повторять синхронно, считая их за свои собственные.
— Это означает, что я… — пробормотал я, чувствуя охватывающую всё моё тело слабость. Мне показалось, будто оно вздрогнуло, само по себе.
— Точнее, кто — ты? — вновь перебил меня маг, — Именно этот вопрос я хочу, чтобы ты задал себе, и нашел на него ответ. Кто ты на самом деле, Виктор?
— Метаморф? — спросил Анаак Древний, — Или всё же, человек — за которым повторяет его действия некий… невидимый друг?
Моё зрение почему-то стало сбоить. В ушах появился шум, по мере того, как мир перед глазами стал всё больше от меня отдаляться. Вскоре я уже не видел и не ощущал ничего, кроме бесконечной черной пустоты.
В сознании продолжал пульсировать последний вопрос, который задал мне маг — кто я?
Человек или метаморф? Теперь я и сам не был уверен в ответе. И что гораздо хуже, я боялся его услышать.
— Ты хочешь знать ответ, Виктор? — закружившееся вокруг меня эхо могло принадлежать одному-единственному существу на свете. Норе.
Но откуда она взялась у меня в голове? Впрочем, глупый вопрос. Если кто-то и мог пробраться ко мне внутрь сознания, то только она. Я уже и забыл то время, когда её там не было.
— У меня он есть, и не он один, если ты готов выслушать, — произнесла она. Или не она?
Повернувшись на звук, неведомым образом распространившийся в пустоте, я увидел незнакомку, стоящую прямо передо мной. Её черты сменяли друг друга так, что мне с трудом удавалось зафиксировать какой-либо образ. Её лицо чем-то неуловимо копировало образ оставшейся на Земле Шуры, но в её глазах проглядывало выражение, которое у настоящей Шуры я никогда не встречал. Наконец, они меняли цвет. Светлые, ярко-зеленые глаза становились сапфирово-синими, как были у Ионы. Спустя некоторое время, передо мной промелькнули лица всех тех, кто был чем-то мне дорог. Все эти образы при всем своём разнообразии, одновременно были частью чего-то целого. Единого и неделимого.
Нора остановилась на слегка смещенном в сторону рафинированной красоты, облике Шуры. Все те неизбежные для живого человека, малозаметные изъяны на её лице отсутствовали. Она была чуть ниже ростом, чем я сам — примерно так, чтобы успешно вписываться в мои представления об идеале женской красоты. Похоже, она как-то считывала мои реакции и постепенно под них подстраивалась.
— А кто ты, Нора? — неожиданно даже для самого себя, задал я встречный вопрос, — Мне тоже хотелось бы это знать. И, вообще, ты — это ты? Я имею сейчас в виду Ноосферу.
— Ты получишь ответы на всё, — произнесла она с улыбкой.
Я выдохнул воздух через напряженно сжатые зубы, обдумывая свой самый первый, самый важный для меня вопрос.