Глава 19

Удивительно, но всё то время, пока Паша пытался вытащить меня с фабрики, девочка тихо и мирно, никому не мешая, молча сидела в машине. Неведомый подчинённый Джона, когда переставлял машину, очень удачно выбрал место, и таким образом рипперы, напав на фабрику, шли с противоположной стороны, через ту самую дыру в заборе. Мы же спокойно выехали через оставленные широко открытыми парадные ворота.

— И куда её девать? — спросил Паша, глядя на девочку на заднем сидении.

Я пожал плечами:

— Давай пока ко мне, а там посмотрим.

— Было бы неплохо узнать её имя, попробовать найти родителей.

— Согласен.

Действие RD в моей крови быстро ослабевало, похоже, его продолжительность была тесно связана с тем, как активно я пользуюсь способностями. В прошлый раз он действовал несколько дольше, но так активно телекинезом я тогда не пользовался. Хотя, быть может, это из-за того, что в прошлый раз я вообще не знал, как им пользоваться, а теперь ко мне приходит умение?

Я поморщился — от сильнейшей мигрени меня тошнило, и неровные российские дороги с их кочками и ямами только усугубляли дело.

— Веди аккуратнее, — попросил я Пашу, прикрыв глаза и откинув голову на подголовник. — А то я тебе салон попачкаю.

— Так плохо? — мрачно спросил он.

Я не ответил, посчитав, что моё состояние можно оценить и извне, без дополнительных комментариев с моей стороны. Ко всему перечисленному, у меня болела спина сразу от двух вещей — я её сорвал, когда пытался поднять тот чёртов комод, потом аукнувшийся мне, и от падения на меня комплекта на целую квартиру деревянных дверей. Хорошо хоть ручек у них пока не было. Вот бы сейчас прийти домой, напиться и залечь в спячку на недельку, а ещё лучше где-нибудь до середины весны.

— А ты не можешь применить свои штучки на неё? — спросил Паша. — Чтобы узнать всё, что нам необходимо. Имя, адрес, телефоны родителей и так далее.

— Могу, — нехотя проговорил я. Язык еле ворочался. — Но умоляю, только не сейчас, дай передохнуть.

Он был прав. Кем бы ни были её родители, они, должно быть, волнуются о ней, ведь они же не последние сволочи, сплавившие больного ребёнка в специальную клинику и забившие на неё? Хотя, всякое бывает. В любом случае, даже если с родителями ничего не выйдет, наверняка в той же клинике кто-нибудь будет интересоваться, куда же она подевалась. Кто-то же должен быть у неё, не может быть такого, чтобы ребёнок был сам по себе, свой собственный, как в мультфильме. Даже там всё обошлось. Во всех фильмах и книгах дети всегда находили тех, кто о них беспокоился или заботился — родителей, братьев, сестёр, родственников, знакомых или просто хороших людей.

Но в жизни всё по-другому, Ник, ты же знаешь. Ты можешь надеяться на хэппи-энд, но вовсе не обязательно, что он настанет, здесь всё развивается по своим собственным законам, и не важно, чего хочешь ты. Жизнь или, если тебе так угодно, судьба имеет на тебя свои собственные планы, и когда они выполнятся, ты умрёшь — это неизбежно. Ты можешь либо смириться с этим, либо же попытаться противостоять этому, но финал всё равно будет один, ты просто придёшь к нему другой дорогой. Все рано или поздно умирают.

Вскоре мы подъехали к моему дому. Уже стемнело, и один из самых длинных дней в моей жизни подходил к концу. Усталые люди приходили с работы домой и зажигали в квартирах свет, их встречали их дети, собаки или кошки, искренне радуясь возвращению домой дорогого им человека, а так же в надежде, что тот принёс с собой что-нибудь вкусненькое. У меня это тоже когда-то было, но с каждым новым днём воспоминания блекнут, стираются, и мне всё больше кажется, что это всё было не со мной, а с кем-то другим, кто умер три месяца назад вместе со своим братом. А я всего лишь занимаю его квартиру и ношу его одежду.

— Поднимайся, — я протянул ключи Пашке. — А я пока в магазин схожу, а то у меня холодильник почти пуст. И это… ты не мог бы дать мне взаймы?

Паша сунул руку в карман и достал оттуда несколько купюр, а затем отдал их мне.

— Это не взаймы, — сказал он, впихивая купюры мне в руку. — Ты сегодня спас мне жизнь несколько раз, так что обратно я их не приму.

— Ты меня сегодня тоже спас, — возмутился я. — Даже несколько раз, если считать особняк!

— Фабрика всё перекрывает, — заметил он. — Тем более, я считал. Это я тебе должен. Так что дуй в магазин, а я пока с девчонкой разберусь. И никаких возражений!

Когда он отвернулся, я молча покривлялся ему в спину, передразнивая его, затем показал язык, а когда он обернулся, я сделал вид, что я ничего не делал.

— Иди уже! — рявкнул он.

В магазине особых приключений не было, так что описывать я свой набег на прилавки не буду, упомяну лишь, что я закупился на эти деньги так, как долго не затаривался. Я купил мяса, фруктов, сока, зелени, готовых салатов, картошки, моркови, хлеба, а так же пива Паше, а мне бутылку дешёвого ликёра на оставшиеся деньги. Домой шёл осторожно, стараясь не порвать лопавшиеся от избытка продуктов пакеты неосторожным движением или зацепом за что-нибудь вроде заборов, веток кустов и прочего, пробираясь сквозь снежные завалы. Снова начал сыпать проклятый снег, но в этот раз он оказался мелким и жалким, видно, даже небу он надоел вусмерть. В подъезде тоже было всё спокойно, в лифте воняло не мочой, как обычно, а хлоркой, да и добрая соседка, которая, кажется, круглыми сутками дежурит возле двери, чтобы снова наехать на меня, повстречалась мне у почтовых ящиков, а не возле самой квартиры. Мы вежливо и сдержанно поприветствовали друг друга, её взгляд скользнул по пакетам у меня в руках и, заметив, чего я понапокупал, стал чуть теплее обычного. А потом она увидела пиво и бутылку ликёра, и её настроение мгновенно сменилось на взрывоопасное, но я уже успел к тому времени покинуть зону поражения, скрывшись за дверями лифта.

В квартире тоже было всё спокойно. Паша уже химичил на кухне, а девочка смирно сидела перед работающим лучшим другом детей — телевизором, хотя, судя по её реакции на происходящее на экране, ей было всё равно, что смотреть, будь там мультфильм про говорящую жёлтую губку или же треш-фильм Роберта Родригеса. Я выгрузил содержимое пакетов на стол, Паша скептически оценил его как «не густо, но чего-нибудь съедобного сварганить можно».

— Всё нормально? — спросил я Пашу.

— Да, — ответил тот, не отрываясь от плиты.

— Я имел в виду другое, — объяснил я. — В смысле, я привык к таким вещам, которые творились с нами сегодня. Не в том смысле, что они со мной творятся каждый день, но я имею в виду, что…

— Ради бога, не лезь мне в душу, — не сдержался Паша, и я послушно заткнулся, а затем, постояв в неловком молчании около полминуты, поспешил и вовсе убраться из комнаты.

«Ничего», — успокаивал я себя. Ничего, ему просто требуется немного времени, чтобы всё осознать. То же самое творилось и с Ромой, когда он узнал о существовании подобных вещей. Хотя, у Паши ситуация чуть-чуть отличалась — ведь он видел мой отчёт, который я составил по событиям в плену у Наумова, и тогда же он сказал мне, что он верит мне. Но одно дело говорить, что Вы во что-то верите, другое — полагать, что Вы в это верите, и третье дело — сталкиваться с ними нос к носу. Всё-таки, чтобы действительно поверить в, казалось бы, невозможные вещи, нужно всего-навсего их увидеть. И он увидел, хотя, надо сказать, держится он молодцом.

Я прошёл в зал, пару минут понаблюдал за девочкой, пытаясь понять, смотрит она телевизор или же нет, затем подошёл к шкафу, открыл медицинский ящик, достал оттуда пару таблеток обезболивающего и выпил их. Затем я на всякий случай попробовал обыскать девочку — а вдруг у неё в одном из карманов паспорт лежит? Хотя, какой паспорт, ей же даже четырнадцати нету. Девочке, похоже, было всё равно, сидит она спокойно, или же кто-то шарится по её карманам. Её это нисколько не волновало. В общем, я не нашёл у неё ровным счётом ничего, что могло бы помочь хоть как-то установить её личность, поэтому я решил позвонить в полицейский участок и узнать, не давал ли кто каких объявлений о её пропаже.

— Добрый вечер, — сказал я в трубку, поморщившись от болетворных звуков собственного голоса, эхом отразившимся внутри моей черепной коробки. — Это следователь Николай Айдарин.

— Назовите ваш номер, — попросила операторша.

Я назвал.

— Добрый вечер, — только теперь она в ответ поздоровалась со мной. — Чем могу быть полезна? Только побыстрее, у меня смена через пять минут заканчивается.

Проклятье! Все готовы помогать только тогда, когда им это удобно.

— Это не займёт много времени, — сказал я.

Я решил не возмущаться, не хватало только разжечь ещё один скандал, тем более что моя бедная головушка, боюсь, этого не выдержит, равно как и совесть препирательства ещё с одним человеком. К тому же, она пока ещё готова помочь.

— Хочу узнать, не подавал ли кто объявлений о пропаже девочки. Где-то одиннадцать-двенадцать лет на вид, тёмные волосы, серые глаза.

— Минуточку, — оператор быстро что-то оттарабанила по клавишам. — Да, есть шесть объявлений с подходящим описанием. Вам зачитать все?

— Нет, — я нахмурился.

Целых шесть объявлений! Какого чёрта творится в моей стране, если у нас столько детей пропадает?

— Сколько из них были поданы не раньше прошлого года? — спросил я. Смысла искать среди объявлений десятилетней давности не было.

— Два, — через небольшую паузу ответила оператор.

— Да, я забыл уточнить, — я хлопнул себя по лбу. — У девочки наблюдается психическое заболевание, и довольно серьёзное. Там что-нибудь такое указано?

— Да, есть одно, — ответила она.

— Отлично! — обрадовался я. — Можете зачитать?

— Минуточку. Значит, слушайте…

Внезапно в трубке раздался какой-то странный треск, довольно громкий. Похоже, что где-то на одной из телефонных станций что-то сломалось.

— Алло? — спросил я у трещавшей трубки. — Алло? Меня слышно? Вы там?

Треск прекратился, и оператор поспешно ответила:

— Да, я здесь. Вы тоже слышали треск? Похоже, какие-то неполадки на линии.

— Вроде всё нормализовалось, — неуверенно сказал я. — А не могли бы Вы ещё раз зачитать объявление, а то из-за этих шумов я всё прослушал.

— Ой, извините, но вот прям только что объявление стало неактуальным, — виноватым тоном внезапно сказала оператор.

— В смысле? — я в изумлении выгнул бровь.

— Дело закрыли, — пояснила она. — Вот прям в эту минуту.

— Да? Чёрт. Похоже, это не оно было, а я уже обрадовался.

Тут сработала моя параноидальная подозрительность. Как-то уж больно лихо два события наложились друг на друга — странный треск и внезапное закрытие дела. Может, здесь не всё чисто?

— И всё-таки, — продолжил я. — Не могли бы Вы хотя бы озвучить, какое психическое заболевание было у девочки?

— Ну, мне как бы не положено, товарищ следователь, — неуверенно протянула оператор.

— Понимаю, — кивнул я чисто машинально. — Персональные данные, и так далее. Но, однако, Вы же не назовёте мне её имени, ведь так? Тогда какая разница, ведь я её найти не смогу же?

— Ну хорошо. Так. Маниакальные депрессии. Но я Вам ничего не говорила! А то если об этом узнают, мне голову открутят. Всё, всего доброго, товарищ следователь!

И она повесила трубку, надо сказать, достаточно поспешно. Я даже не успел ей сказать, что наш разговор в любом случае записывается, хотя я точно знаю, что записи никто не проверяет — ни у кого нет ни времени, ни сил, хотя кто-то, вроде бы, должен это делать.

Нет, у этой девочки определённо не маниакальные депрессии. Вообще не похоже, чтобы с ней случались депрессии. Аутизм? А как вообще выглядит аутизм в этом возрасте? Эх, говорила мне мама — иди в медицинский, станешь доктором, будешь людей лечить! Нет, меня понесло в уголовку, да ещё и в бригаду только что созданных следователей, которые даже не были полицейскими.

Значит, завтра же с утра надо будет сходить в полицию и составить заявление о том, что я нашёл ребёнка. И она тогда некоторое время поживёт у меня, я вызову доктора, и он сообщит мне её диагноз и сведения по уходу за ней — мало ли, вдруг надо какие лекарства ей колоть, ещё проснётся в ней какой-нибудь зелёный и очень злой бугай посреди ночи. Нет, за себя я не боюсь — после сегодняшней драки у меня спина вообще ничего не чувствует, самая натуральная отбивная. Я за неё боюсь, вдруг она себя поранит? О таких вещах знать просто необходимо. Пару дней перекантуется у меня, а там придёт специальная комиссия, которая уже решит, что с ней делать дальше и куда направить, если, конечно же, никто не объявится.

Чёрт, Ник, о чём ты толкуешь?! Да за ней целая армия одержимых охотится! Что Инессе стоит замаскироваться под того же доктора и тихо и мирно увести девочку у тебя из-под носа? Никому нельзя доверять!

С кухни внезапно донёсся болезненный возглас Паши — закипевшее масло брызнуло со сковородки. Я с закравшимся в душу подозрением посмотрел на кухню.

Паша. Он уже дважды сталкивался с Инессой, а я — четырежды. Так почему никто из нас двоих до сих по не стал одержимым? Чего она ждёт? Восьмого марта, чтобы преподнести нас как желанный подарок самой себе? Ничего не понимаю, так же всё гораздо проще для неё станет — вселилась в любого из нас, а то и сразу в двоих, и всё, все проблемы исчезли. Девочка будет у неё, никто больше не мешается под ногами. Кстати, интересно — когда она вселится в меня, то она получит мои способности, или нет? Если так подумать, то да, поскольку я знаю, что способности завязаны на генетике. Но если подумать немного лучше, то дело здесь не только в генетике. Одним (ну или не одним) редким геном не заставишь человека работать в режиме антенны для чужих мыслей, здесь должно быть что-то ещё. Способности Алексея в управлении молниями я при своих скудных знаниях ещё могу попытаться объяснить с точки зрения биологии и физики, но вот Инесса… Инесса всё меняет. Она не просто приказывает своим куклам, она ими управляет. И чем больше она затрачивает на них времени, тем глубже и тоньше становятся процессы управления. Но по поводу того, передадутся ли ей мои способности, когда она вселится в меня — я здесь могу только развести руками. Не знаю, случиться может абсолютно всё, но я очень надеюсь, что закон Мёрфи здесь работать не будет, иначе мир заполучит бесноватого телепата-телекинетика.

От этих мыслей у меня пробежали мурашки по коже. Я поёжился словно от холода, после чего неожиданно обнаружил, что головная боль начинает потихоньку отступать, уступая место обычно усталости и ощущению, будто я весь день работал в боксёрском зале грушей. Обожаю такие моменты, самое приятное в них — это понимать, что самое плохое уже позади, и дальше будет только лучше. На какое-то время.

Вскоре мы поели. Паша практически весь вечер молчал, мрачно ковыряясь в своей тарелке, после чего добровольно принялся мыть посуду. Девочка тоже поела, но только после того, как мы сказали ей это. Похоже, она была довольно голодна, так как она съела целую тарелку Пашиной стряпни (кстати, вкусно!), а когда мы решили попробовать наложить ей ещё одну, то она съела и её, но уже не до конца, оставив буквально пару ложек. Сколько мы до этого ни пытались своими расспросами узнать, голодна ли она была или же нет, так и не узнали. Зато после ужина мы впервые услышали её голос:

— Спасибо, — тихо произнесла она, после чего встала столбом и вернулась обратно в свой внутренний мир.

Голос у неё был под стать ей — тонкий, высокий и какой-то бесцветный, словно у забитой всеми мыши.

Через некоторое время после ужина Паша всё-таки позвал меня на приватный разговор.

— Значит так, — Паша важно положил руки на стол, сцепив их в замок. — Ночь мы ночуем здесь. Ты, я и она. Спать предлагаю по очереди, по четыре часа каждый.

— Думаешь, что может что-то случиться? — спросил я его.

— Нет, но не хотелось бы проснуться от того, что один из… рипперов наматывает твои кишки на люстру. Первым спишь ты, потом я. А утром я ухожу в полицейский участок, попытаюсь добыть хоть какие-нибудь сведения о девочке, попробую поднять старые связи, побеседую с психологом.

— А я, так понимаю, буду всё это время стеречь её?

— Да. Тебя это напрягает?

— Нет, что ты! Это куда легче, чем присматривать за молчаливым попугайчиком — нужно только кормить не забывать, а спать она и сама уляжется.

— А туалет?

Я чертыхнулся. Про самое главное я как-то забыл. Ладно, постараюсь водить её почаще в туалет, авось хоть разок повезёт.

— Разберусь, — уже не так радостно сказал я.

— Вот и отлично. Но прежде чем я начну искать, мне нужно знать хоть что-нибудь о ней. Ты должен залезть ей в голову.

Я хмыкнул — «должен». Он меня не просит, не умоляет и не приказывает. Он просто вешает эту часть ответственности на меня, как будто из нас двоих только я умею лазить по чужим мозгам. А, ну да…

— Не раньше утра, — прикинул я. — Иначе тебе нас обоих придётся водить за ручку в туалет.

— Прям совсем никак? Хоть имя её узнай.

Я вздохнул. Ладно, пару секунд я выдержу.

— Хорошо, я попробую, — неуверенно протянул я. — Только я ни разу ещё не залезал в голову к… людям с подобной психикой. Я совершенно не знаю, что я там могу обнаружить.

— Число «сорок два»? — предложил Паша.

— Чего? — не понял я.

Он только махнул на меня рукой.

— Ты пока сходи на балкон и принеси бутылку, которую я зарыл в снег, — велел ему я.

— В снег? — нахмурился Паша.

— Намело, — пояснил я. — Я окно не закрыл, а тут этот проклятый снегопад. Весной у меня на балконе можно будет аквапарк открывать.

И в то время, пока Паша ходил за моим горячительным напитком, я подошёл к девочке и, усевшись на пол напротив неё, посмотрел ей в глаза. Мне было больно до сих пор, виски пульсировали непрерывно, наливаясь кровью, и поэтому, когда я едва нащупал естественную ментальную защиту девочки, боль в голове резко усилилась. Я едва не вскрикнул, но всё-таки сдержался. Ткнулся лбом в плёнку защиты и мысленно пальцем проковырял в ней дыру, достаточную для того, чтобы увидеть, что творится внутри.

— Как тебя зовут? — спросил я у девочки.

Голова у неё изнутри оказалась странной. Не знаю, с чем это можно в точности сравнить, чтобы передать то, что я почувствовал, но наиболее близкой аналогией будет такая: представьте себе большую пустую комнату, которая полностью обклеена белыми и девственно-чистыми листами. Это были её мысли. Они именно были, но там была только пустая оболочка, хотя, быть может, я недостаточно глубоко копнул.

— Как тебя зовут? — спросил я ещё раз, более настойчиво. — Как твоё имя?

Наконец на одной из бумажек появилось хоть что-то. Слово, одно единственное:

— Маша, — выдохнул я, уже приготовившись выныривать из её разума, как тут произошло нечто непредвиденное.

Девочка тихо выругалась. Тихо, ровно и равнодушно, но такими словами, от которых у меня покраснели уши. И в её голове мгновенно появилась картинка на одном из листов.

— … птица! Какого… — продолжала материться девочка.

Но в её голове эту фразу произносил Паша. Он был у меня на балконе, потирал ушибленный затылок одной рукой, сжимая в другой ту самую бутылку, за которой я его и послал.

— … он её здесь держит?! — тараторила девочка. — Это чучело? Тьфу!

— Ты тут живой? — девочка слегка изменила голос и манеру говорить.

И у неё в голове тут же появился худой парень, выглядевший настолько болезненно, будто его только что прооперировали без наркоза. Бледный, угловатый, весь лоснящийся от пота, будто бы тяжело больной. Я с трудом узнал самого себя.

И вынырнул — девочка замолкла, а картинка из её головы пропала.

Что это было? Сначала я подумал, что это происходит прямо сейчас, но когда я увидел самого себя, то я понял, что сделал неверный вывод. Очень похоже, что это будущее. Возможно ли такое? Если честно, то сил удивляться у меня уже давно нету, но зато тогда этот факт многое объясняет, довольно чётко вписываясь в складывающуюся картинку.

Клуб «Кассандра» был создан для того, чтобы охранять какую-то тайну, и создатели предусмотрели возможность того, что если все члены внезапно и скоропостижно умрут, то кто-нибудь, кому они могут хотя бы немного доверять, получит дальнейшие распоряжения. Найдёт и защитит девочку, которая умеет предсказывать будущее. Да, с такой способностью можно очень далеко пойти, она объясняет, каким образом можно изменить всё вокруг, подстроить мир под себя, сделать себя богаче и куда могущественней. Список можно продолжать до бесконечности. Но встаёт другая проблема — похоже, что видения у Маши возникают спонтанно, и ими нельзя управлять. Нельзя просто взять и попросить её заглянуть на несколько часов вперёд и спросить, не отравился ли я той колбасой, которую съел за ужином. Или можно?

Инесса. Артур. Старушка с фиолетовыми волосами. Мужик, который съел собственную ногу. Кусочки тайны, которые непременно необходимо собрать все вместе, чтобы научиться контролировать видения Маши. Возможно ли это? Звучит чертовски правдоподобно и очень не хорошо.

С балкона до меня донёсся тихий звук удара и несдержанная ругань Паши. Я вскочил с места и, едва не упав от закружившейся неожиданно головы, побежал к балкону, узнать, всё ли в порядке. Паша стоял на балконе, держа одной рукой бутылку ликёра, а другой потирая ушибленный затылок, при этом не сводя глаз с чучела совы.

— Это чучело? — не поверил он. — Тьфу!

— Ты тут живой? — обеспокоенно и чисто машинально спросил я.

Всё повторилось в точности, как увидела Маша, и как увидел я.

Паша зачерпнул пригоршню снега и приложил её к голове.

— Да, — раздражённо ответил он. — Какого хрена ты держишь у себя это пугало?!

— Прислали по почте, — ответил я. — А что? Что произошло?

— Сразу же, как только я достал бутылку, эта сволочь свалилась на меня! Я думал, что мне конец пришёл! Она страшная как… как…

— Ясно, — устало улыбнулся я. — Пойдём, пара рюмок дешёвого ликёра излечит тебя, если не добьёт совсем. Ах, да: девочку зовут Маша, и она умеет предсказывать будущее.

Загрузка...