Метка Каина

43

Саймон нервно шагал по булыжной улице с крутым уклоном. Осень в Баварских Альпах была тихой. Лавочки с товарами для горнолыжников были закрыты; туристов было мало, и в основном только любители пеших прогулок топтались возле больших карт, трепетавших на ветру. День стоял холодный, серый, и крикливо-яркие, раззолоченные улицы были в основном пусты.

Но Саймон все равно нервничал. Он бы предпочел оказаться в большом городе, в крупном отеле, где никто никого не замечает; вот только он не осмеливался воспользоваться своей кредитной картой или показать паспорт; поэтому предпочел в качестве компромисса забраться сюда, в Гармиш-Партенкирхен. Они с Сьюзи отдыхали здесь несколько лет назад.

Сьюзи.

Сьюзи и Коннор.

Сьюзи, и Коннор, и Тим.

Куинн поселился в холодном строгом коттедже, в уродливом районе новой застройки, в тишине Альп, как раз над маленьким городком. Но постоянно, в течение всего дня, каждую минуту он ощущал потребность в информации. Отчаянную потребность.

А потому Саймон половину времени проводил в городке, звоня из телефонов-автоматов Сандерсону или Сьюзи, или сидя в интернет-кафе, где над входной дверью звякал колокольчик, а на стене висели красные флажки какой-то футбольной команды.

Саймон здоровался с девушкой, сидевшей у кассы; она улыбалась, вежливо кивала, узнавая постоянного посетителя, и тут же возвращалась к своему журналу. Выбрав терминал среди других пыльных, неиспользуемых терминалов, Саймон открывал свою электронную почту. Он сам ощущал собственную нервозность, как дурной привкус во рту. Есть ли какие-нибудь новости о Тиме? От Тима? О Дэвиде и Эми? А что там происходит с его женой и сыном?

Интересное сообщение в почте было только одно. То есть непрочитанных писем было два, но только одно, которое Саймон действительно хотел прочитать. А другое ему открывать не хотелось. Потому что он знал — это сообщение о Тиме, от тех, кто похитил его. То самое, о чем предостерегал его Сандерсон.

«Не смотри это, Саймон. Правда. Не смотри».

Поэтому вместо того журналист щелкнул мышкой по значку второго неоткрытого письма. Оно оказалось от Дэвида Мартинеса. Саймон прочел его дважды, усваивая весьма важные сведения, записывая кое-что в свой блокнот. Потом встал и подошел к девушке у кассы. Та разменяла ему деньги, он немного доплатил.

Дверь на улицу распахнулась во всю ширь. Саймон вышел и уставился на магазинчики и домики, за которыми высились серые Альпы. У них были снежные лица, белые и торжественные; горы походили на старых присяжных, оценивавших степень его вины.

Тим. То сообщение насчет Тима…

Электронное письмо о Тиме…

Это уже становилось невыносимым. Саймон целых три дня удерживался от того, чтобы открыть сообщение, и каждый раз это становилось все труднее и труднее; он сопротивлялся желанию открыть письмо и посмотреть, сопротивлялся ужасному искушению — его терзало желание знать, вынести даже самое худшее.

И больше сопротивляться он не мог.

Развернувшись на пятках, журналист вернулся в кафе и, смущенно кивнув девушке, подошел к терминалу, уселся поудобнее и открыл свою почту. И щелкнул мышкой по значку того самого письма.

«Тема: Твой брат».

Саймон собрался с силами. Во рту у него пересохло.

В сообщении от Сандерсона не было ничего, кроме маленькой иконки. Картинка была связана с коротким видео. Сначала изображение было неустойчивым, потом прояснилось, и Саймон увидел Тима, сидевшего на стуле. На его полном лице блуждала осторожная улыбка. Нервная.

Это была видеосъемка Тима…

Рядом с братом Саймона стоял человек в маске.

И он заговорил:

— Все правильно, Тим, смотри в камеру. Поздоровайся со своим братом.

— Привет!

Тим помахал рукой. С волнением.

Человек в маске кивнул:

— Ты хочешь что-то ему сказать?

Улыбка Тима дрогнула. Наверное, он снова слышал голоса. Брат говорил сквозь них:

— Извини, Саймон, и привет. Как ты там? Мне очень жаль, что эти люди меня забрали, да, нас забрали. Совсем нехорошо. Что я могу сказать? Привет.

Человек в маске снова подсказал:

— Хорошо. А еще что, Тим? Что еще ты хочешь сказать Саймону?

— Собака. Гасги. Они хотят, чтобы я упомянул об Августусе. Ты помнишь, как мы ходили с Августусом к ручью, и мы ведь тогда были счастливы, да? Конечно же. Потому что я понимаю почему и делаю все вот так.

Тим тяжело сглотнул. Человек в маске ждал. Безумный взгляд старшего брата Саймона смотрел прямо в камеру.

— Саймон, ты можешь сказать маме: мне жаль, что я так сделал, колоть ее ножом было неправильно. Очень плохо, я понимаю. Мамуля?

К глазам Саймона подступили слезы. Он с трудом удержал их.

Лицо его брата было полным и беззащитным.

— Я просто хотел сказать, я помню и футбол тоже, и я уверен, нам было хорошо, когда мы были детьми, а я потом все испортил, ну да, потому что это моя вина моя вина моя вина… и если… жалко маму. Скажи маме, я виноват, Саймон, ладно? Спасибо.

Человек в маске наклонился поближе к Тиму и сказал довольно громко:

— Тим, ты знаешь, почему мы здесь? Почему ты говоришь с Саймоном?

Тим отрицательно покачал головой.

— Я поехал в Оксфорд, а потом все стало по-другому. Поверь мне, я, несомненно… что-то произошло. — Тим повернулся и посмотрел на человека в маске. — Я не хочу больше. Почему мы здесь?

— Мы здесь потому, что твой брат не хочет с нами разговаривать. А мы хотим, чтобы он нам все рассказал. Выдал нам Дэвида Мартинеса и Эми Майерсон. Сказал, где они находятся. Сообщил нам, что именно ему известно. Сдался бы нам… или ему придется страдать так же, как вот-вот начнешь страдать ты.

Тим изо всех сил постарался сделать храброе лицо и улыбнуться. Он пытался улыбаться ради Саймона.

Это было невыносимо.

Еще один человек появился за спиной Тима. У него в руках были веревка и какая-то палка. Веревка с петлей и палка?..

Первый мужчина спокойно заговорил из-под маски… в его речи слышался едва уловимый акцент.

— Итак, Тим, мне очень неприятно, что приходится все это делать, но это все из-за твоего брата, он совсем о тебе не заботится. Так что попрощайся с Саймоном, с твоим братом, которому нет до тебя дела.

Второй мужчина набросил гарроту на шею Тима.

Брат практически сразу же начал задыхаться. Его ноги забили по полу, беспорядочно дергаясь, пятки скребли по доскам. Гаррота все затягивалась, сильнее и сильнее. И лицо Тима стало сначала розовым, потом красным, потом багровым, почти синим…

Бесстрастный палач, стоявший за спиной Тима, продолжал затягивать гарроту, не говоря ни слова. А потом убийца вдруг ослабил веревку, и Тим судорожно вздохнул, еще раз вздохнул… Он был еще жив. Тим был пока еще жив…

Первый мужчина наклонился к объективу камеры.

— В следующий раз мы убьем его.

Экран погас.

Саймон долго смотрел в черноту. Потом отодвинул стул и отвернулся, готовый уйти — уйти куда угодно, лишь бы это было другое место. Он бросил несколько евро озадаченной девушке и вышел на булыжную мостовую. Ему нужен был свежий воздух, чтобы не закричать во все горло.

Тим…

По главной улице неторопливо ползла полицейская машина. Она взбиралась вверх. Вверх, в сторону шале Саймона.

Куинн посмотрел ей вслед. Потом вспомнил то, что сообщил ему Дэвид. И, развернувшись в другую сторону, бросился бежать.