Удмурты, как марийцы и мордва, принадлежат к финно-угорским народам, поэтому в их мифах много общего.
О сотворении мира в удмуртском мифе рассказывается:
В давние времена не было еще земной тверди, а было только бескрайнее море и плавал по морю на лодке великий бог Инмар. Задумал Инмар сотворить земную твердь, позвал своего брата Керемета и велел ему принести пригоршню земли со дна моря. Нырнул Керемет в воду, опустился на самое дно. Набрал в рот донной земли и вернулся к Инмару. Отдал ему землю, да только не всю — немного оставил за щекой: вдруг пригодится? Положил Инмар землю себе на ладонь и сдул на воду. Земля разрослась во все стороны, образовалась из нее земная твердь. Но стала расти земля и у Керемета во рту. Раздуло ему щеку на одну сторону. Заметил это Инмар, сразу все понял, рассердился. Приказал он брату выплюнуть утаенную землю — и образовались из нее горы и овраги, рытвины и ухабы. А если бы не обманул Керемет Инмара, была бы земля ровной и гладкой.
В другом удмуртском мифе появление неровностей рельефа объясняется иначе.
Поспорили дождь и ветер, кто из них сильнее. Говорит дождь: «Я изрою земную твердь так, что ни один кусочек на ней не останется ровным». А ветер отвечает: «Я соберу весь песок, камни и глину в одно место так, что вздыбится земная твердь высокой горой». Принялись они за работу. Поднялся страшный ураган, хлынул ливень. Закружило ветром камни, песок и глину, начала посреди земной тверди громоздиться высокая гора. Понеслись по земле дождевые потоки, оставляя за собой глубокие овраги. Подмыло водой основание горы, рухнула она, рассыпалась на множество холмов. Дождь и ветер в конце концов помирились и решили, что силы их равны. Но земная твердь так и осталась изрезанной оврагами и покрытой холмами.
Муравьева Т. В. «Инмар и Керемет»
Театральные куклы Татьяны Муравьевой
Первого человека Инмар слепил из глины, и звали того человека Сэйтэг. Стал Сэйтэг охотиться в лесу, ставить силки на птиц, ловушки на зайцев. Однажды попалась в его силок невиданная дичь — красивая женщина, которая сказала, что зовут ее Дзумья и она будет ему женой. А затем велела трижды ударить топором по земле. Послушался Сэйтэг — и тут же появились перед ним изба со всей домашней утварью, одежда, хлев со скотиной и все, что нужно для жизни. Хорошо зажили Сэйтэг с Дзумьей, родилось у них много детей, и от них пошел весь человеческий род.
Инмар сотворил человека сильным и могучим. Встал человек посреди поля, и вдруг окружили его дикие звери и хищные птицы. Сказал Инмар: «Если сумеешь от них отбиться, сделаю тебя бессмертным, не будет в твоей жизни ни ежедневного труда ради куска хлеба, ни бед, ни болезней. Но если прольется хоть одна капля твоей крови, твоя жизнь не будет вечной, ты станешь постоянно трудиться и страдать от разных недугов». Отбился человек и от волков, и от медведей, и от орлов, и от ястребов, но в последнюю минуту сел ему на голову воробей и до крови клюнул в макушку.
Поэтому люди смертны, часто болеют, и жизнь их полна страданий и тяжкого труда.
Так же, как и марийцы, удмурты считали, что древнейшими обитателями их земли были великаны, которых южные удмурты называют алангасарами, а северные — зэрпалами.
Великаны обладали таким огромным ростом, что самые высокие деревья были им по колено, и они ходили по дремучим лесам, как по зарослям крапивы. Под стать великанскому росту была и их сила: для забавы перебрасывались они гранитными скалами, а сосновые стволы скручивали в веревку. Но при этом великаны были неразумными и ленивыми, жили как придется, ничего не умели и ничему не хотели учиться. Поэтому, когда на Удмуртской земле появились люди и начали пахать землю, строить жилища, разводить домашний скот, великаны испугались и покинули родные места.
По пути несколько великанов остановились отдохнуть. Развели костер, сели вокруг. Разгорелся костер — стало великанам жарко. Но по своему неразумию они не догадались отодвинуться подальше, а стали обмазывать себя глиной. Глина от жара затвердела, и превратились великаны в каменные глыбы. А остальные их сородичи то ли ушли далеко на север и живут там до сих пор, то ли скрылись под землей, но так или иначе эпоха великанов сменилась эпохой людей.
Как и большинство народов мира, удмурты представляли себе Вселенную состоящей из верхнего — небесного, срединного — земного и нижнего — подземного миров, нанизанных на Мировую ось, в качестве которой выступали высокая гора или дерево.
В одном из удмуртских преданий об изначальных временах рассказывается: когда люди только появились на земле, они жили между собой в мире и согласии, не знали ни бед, ни забот, чтили добро и справедливость. Небо тогда было чистым, как снег, белым, как кора молодой березы, и так близко к земле, что боги часто спускались к людям и жили вместе с ними. Но прошло время, и люди перестали жить по совести и разуму, начали враждовать и воевать между собой. Потемнели тогда небеса, поднялись высоко-высоко. Закончилась беззаботная жизнь на земле, ушло от удмуртов счастье. Но если народ когда-нибудь обретет былую чистоту, небо вновь приблизится к земле.
В сказках часто встречаются сюжеты, в которых угадывается мифологическая основа — мотив проникновения человека из земного в верхний или нижний миры. Причем иногда мотив этот приобретает пародийный, сниженный характер.
Статуэтка «Лопшо Педунь», 1992 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Жил некогда богатый и жадный купец. Было у него много батраков, которых он заставлял трудиться от зари до зари, но ему все казалось, что они мало работают, и он постоянно сетовал, что дни слишком коротки.
Однажды пришел к нему Лопшо Педунь[19] и сказал: «Если дашь мне десять пудов муки, научу тебя, как можно удлинить день». Купец согласился. Лопшо Педунь велел ему с утра пораньше одеться потеплее — надеть зимний тулуп, валенки, меховую шапку, взять вилы, залезть на высокую березу и подпирать вилами солнце, чтобы не могло оно опуститься к горизонту.
Сделал купец все, как велел Лопшо Педунь. Утром задал батракам работу на целый день и полез на березу. Сидит, подпирает вилами солнце. Не прошло и часа, взопрел он в зимней одежде, затекли у него руки, и стало ему казаться, что сидит он так уже очень давно. К полудню силы купца совсем иссякли. Кое-как слез он с березы и закричал работникам: «Кончай работу! Уже вечер!» Те удивились, но возражать не стали и пошли отдыхать. Не хотелось купцу отдавать Лопшо Педуню десять пудов муки, но пришлось. Ведь день-то для него и правда оказался длиннее, чем обычно.
О языческих верованиях удмуртов известно довольно много. Во главе удмуртского пантеона стоят три великих бога: Инмар — бог неба, сотворивший мир и населивший его людьми; Кылдысин — бог земли, научивший людей жить и работать, и Куазь — бог, ведающий пространством между небом и землей.
К Инмару удмурты обращались как ко всеобъемлющей, великой силе, которой подвластны все области человеческой жизни:
О, великий, светлый Инмар! Я приношу тебе в дар большой каравай и много всякой другой еды, а ты сохрани, защити меня от всех бед и несчастий!
Дай посеянному мною зерну созреть и налиться, будто ягоде-землянике! Пусть поднимутся в моем поле колосья о тридцати корнях, о двенадцати стеблях, о тысяче зерен! Пусть стебли их будут серебряными, а зерно — золотым!
Когда я пойду на охоту, пригони мне навстречу зверей с пушистыми хвостами, как гонит ветер по воде лодку! Пусть мой охотничий пес сможет дотянуться до зверя лапой, дотронуться до него носом!
Пусть по всей земле от восхода и до заката разойдется обо мне добрая слава! Пусть слышащие — обо мне услышат, пусть видящие — меня заметят!
Ефимов И. С. «Общественное моление на яровом поле», 1930 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Второй великий бог, Кылдысин, обладает не меньшей, а может быть, и большей силой, нежели Инмар. Существует поверье, что именно Кылдысин защищает Инмара от всякого зла, и если бы не он, то мировое зло давно бы уже победило доброго бога.
Имя Кылдысин означает «являющийся с неба в человеческом обличье». В одном из мифов рассказывается, что когда-то Кылдысин обитал на земле среди людей, учил их правильно жить и работать. Он ходил по полевым межам в образе старика в белой одежде и поправлял поникшие колоски. Но со временем люди запахали межи — и Кылдысину стало негде ходить. К тому же они перестали носить белую одежду, подобную одежде Кылдысина, а начали красить ее в синий цвет. Обиженный Кылдысин удалился на небо. Люди, спохватившись, собрались у священной березы и стали молить его вернуться или хотя бы дать посмотреть на него в последний раз. Кылдысин показался на вершине березы в образе рыжей белки. Удмурты-охотники хотели подстрелить белку, надеясь, что это заставит бога принять свой истинный облик и остаться на земле, но белка превратилась в рябчика, рябчик — в тетерева, а тетерев — в окуня, который скрылся в воде. С тех пор удмурты стали хранить у себя дома в качестве священных предметов березовую щепку, шкурку белки, крыло рябчика, перья тетерева и вяленую рыбу.
В другом варианте мифа Кылдысин уходит не на небо, а под землю и становится божеством земли и подземного мира. В подвластном ему подземном мире обитает могучий бык, который стоит на огромной рыбе, плавающей в мировых водах, и держит на рогах землю.
Но даже уйдя от людей, Кылдысин не оставляет их своей заботой: время от времени появляется на земле в облике нищего, ходит под окнами, смотрит, кто как живет. Зная об этом, удмурты всегда помогают нищим. Иногда Кылдысин, став невидимым, усаживается на пороге какого-нибудь дома или на подоконнике, поэтому удмуртские женщины, убирая в доме, первой, еще чистой, водой моют порог и подоконник.
Третье верховное божество, Куазь, — повелитель пространства между небом и землей, божество, ведающее погодой и атмосферными явлениями.
В одном из мифов рассказывается о крестьянине-удмурте, который чаще других приносил жертвы Куазю, за что тот особенно отличал его среди других людей. Однажды Куазь рассердился на удмуртов и за все лето не послал на землю ни одного дождя. Наступила засуха, хлеб в полях погибал на корню. Сколько ни молили люди Куазя послать дождь, на небе не появилось ни облачка.
И тогда крестьянин, зная особое расположение к себе Куазя, решил попросить того послать дождь хотя бы на его полосы. Поздним вечером отправился он в священную рощу, принес Куазю в жертву гуся и утку и стал горячо молить его спасти урожай. Проснувшись на следующее утро, он увидел, что его полосы обильно политы, а у его соседей — по-прежнему сухи.
Пожалел крестьянин односельчан и решил им помочь. Он снова принес в жертву Куазю гуся и утку, поблагодарил за исполнение просьбы, но заметил, что, кроме тех полос, которые были политы, ему принадлежат и другие — и указал на те, что в действительности принадлежали его односельчанам. Куазь поверил и полил все деревенское поле.
Но теперь крестьянину стало жалко уже всех удмуртов, он в третий раз принес жертву Куазю, посетовал, что тот пропустил несколько полос, которые остались неполитыми, и попросил на всякий случай полить всю землю. Куазь разгадал хитрость крестьянина, но ему понравилось, что тот заботится не только о себе, и щедро полил всю землю.
Ефимов И. С. Оттиск «Священная роща “Гучин”», 1930 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Лесным божеством, хозяином леса почитался Нюлэсмурт — лесной человек. Он бережет лес, ему подвластны все лесные звери. Именно Нюлэсмурт определяет, когда осенью наступает время медведям забираться в свои берлоги и засыпать на всю зиму, и он же будит их весной.
В одной из быличек рассказывается, что однажды осенью охотник заблудился в лесу и набрел на избушку Нюлэсмурта. Тот принял его ласково, накормил, напоил, уложил спать на полатях. Ночью в избушке собрались медведи и стали спрашивать лесного хозяина, где им предстоит проспать эту зиму. Нюлэсмурт указал каждому место для берлоги и отпустил. Охотник вернулся домой, «и в наступившую зиму охотился чрезвычайно удачно, наперед зная, где медведь лежит».
Время от времени Нюлэсмурт перегоняет звериные стада из одного леса в другой. Многие охотники рассказывали, что были свидетелями, как белки, зайцы, волки, лисицы и прочие звери куда-то дружно бежали все вместе, как будто подгоняемые пастухом, причем охотничьи собаки даже не пытались их преследовать, а, поджав хвосты, отходили в сторону.
Нюлэсмурт может быть враждебен человеку, но только в том случае, если тот вредит лесу или проявляет неуважение к самому Нюлэсмурту, поэтому в лесу старались не шуметь, не ломать ветви деревьев, благодарили лесного хозяина за дары и в свою очередь приносили ему подарки — оставляли на пеньке хлеб и соль.
Считалось, что Нюлэсмурт бережет домашнюю скотину, пасущуюся летом в лесу, поэтому осенью, после того как скотину загоняли в стойло, Нюлэсмурту приносили благодарственную жертву — гуся или тетерева, краюху хлеба, горшок каши и деревянную ложку. Все это складывали в берестяной короб и оставляли под деревом.
В мифологических сказках у Нюлэсмурта может быть семья, жена и дети:
У одного Нюлэсмурта было трое сыновей. Двое старших послушные и работящие, а младший — бездельник. Рассердился Нюлэсмурт на младшего сына и отправил его к людям. Велел поселиться у бездетных старика и старухи и помогать им по хозяйству до конца их жизни.
Не посмел ослушаться молодой Нюлэсмурт, стал жить в деревне. Починил старикам избу, вспахал поле. А поскольку силой он превосходил простых людей, то работал один за троих. Заметили это односельчане — стали звать его на помочь[20]. Нюлэсмурт никому не отказывал, в деревне его полюбили.
Через несколько лет старики умерли. Пришло время Нюлэсмурту возвращаться к отцу. Односельчане на прощание устроили для него угощение. Захмелел молодой Нюлэсмурт и воскликнул: «Много я на вас работал, можно мне теперь потешиться?» Односельчане ответили: «Отчего ж не потешиться такому хорошему работнику!»
Вихрем пролетел молодой Нюлэсмурт по деревне, раскатал по бревнышку все избы, только ту, в которой жил со стариками, не тронул — и убежал в лес.
Долго отстраивали потом деревню заново, а пока не отстроили, хлеб пекли в стариковской избе.
Шкрабик И. А. Кукла театральная «Нюлэсмурт», 1997 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Кроме Нюлэсмурта, с которым у человека, в общем-то, неплохие отношения, в лесу обитает гораздо более злобное существо — Палэсмурт, который пугает людей, то появляясь у них на пути, то исчезая. Его имя означает «половина человека». У Палэсмурта одна нога, одна рука, половина туловища и половина головы, однако он ловко прыгает на своей одной ноге, а зимой ходит на одной лыже. Многие уверяют, что видели в лесу лыжню Палэсмурта. Он предстает то карликом, то великаном, говорить по-человечески не умеет и испускает страшные вопли, которые можно услышать в лесу. Встреча с Палэсмуртом опасна для человека: он может защекотать до смерти или заставить плясать до изнеможения. Спрятаться от Палэсмурта можно за рябиной — в таком случае он человека не видит; а чтобы убежать от него, нужно переобуть лапоть с правой ноги на левую и наоборот или перелезть через изгородь, поскольку за ней начинается пространство, обжитое человеком, и власть Палэсмурта заканчивается. Убить его невозможно, потому что из каждой капли его крови появляется новый Палэсмурт. Впрочем, некоторые утверждают, что убить Палэсмурта все-таки можно, но вместо пули ружье следует зарядить липовой щепкой.
Палэсмурт глуп, и во многих сказках и быличках человеку легко удается его обмануть:
Пошел один крестьянин-удмурт в лес за дровами. Выбрал пять сосен, подрубил четыре из них, но так, чтобы они не упали, а уперлись в пятую. Тут вышел из лесу Палэсмурт. Испугался человек, но вида не подал. Говорит: «Вот ты хвастаешься своей силой, а можешь одним ударом пять сосен свалить?» «Нет, — отвечает Палэсмурт, — этого даже я не могу». А крестьянин подрубил пятую сосну — и она рухнула вместе с четырьмя другими. Подумал Палэсмурт: «Этот человек сильнее меня, надо его погубить, пока он меня не погубил». Позвал он крестьянина к себе в гости. Сели они обедать. Крестьянин взял в одну руку камень, а в другую — комок масла и спрашивает Палэсмурта: «А ты можешь выжать масло из камня?» Палэсмурт даже рассмеялся: «Это никому не под силу». Человек незаметно поменял местами камень и масло, сжал кулак — потекло масло между пальцев.
Наступила ночь, улеглись они спать. Когда Палэсмурт уснул, человек потихоньку встал, положил на свое место деревянный чурбак, а сам спрятался за печкой. В полночь Палэсмурт проснулся, взял тяжелую дубину и что есть силы ударил по чурбаку. Отскочила дубина от чурбака, ударила Палэсмурта по лбу. Испугался он и убежал из своей избушки в лес. А человек благополучно вернулся домой.
В воде обитает Вукузё — злое божество, хозяин воды. Он представлялся в виде старика с длинной бородой и косматыми волосами. Иногда Вукузё вместо Керемета или шайтана выступает в качестве помощника-антагониста Инмара, портящего и искажающего творения Бога.
Гарипов М. Г. Офорт «Вукузё» (Хозяин воды). Иллюстрация к сказке, 1985 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Позавидовав Инмару, сотворившему людей, Вукузё сотворил вумуртов — злокозненных водяных духов. Вумурты обитают на дне глубоких рек и озер, очень любят омуты и мельничные плотины и, как правило, враждебны человеку: топят купальщиков, разрушают плотины, насылают на людей болезни. Особенно опасны они в полдень — в это время нельзя ни брать воду из водоемов, ни купаться.
Впрочем, в одной сказке человек, утопленный вумуртами, гибнет по своей вине:
Человек подружился с вумуртом, и они пошли вместе гулять по берегу реки. Попался им по дороге мельничный жернов. Спрашивает вумурт: «Что это такое, человек земли?» Отвечает человек: «Пряслице моей матушки. Если хочешь, подарю его тебе». Обрадовался вумурт, привязал жернов на веревку, взвалил на спину. Идут дальше. Попалась им борона. Спрашивает вумурт: «Что это такое, человек земли?» Отвечает человек: «Гребень моей старшей сестры. Если хочешь, и его тебе подарю». Привязал вумурт борону на ту же веревку. Пришло время возвращаться ему в омут. Попрощался он с человеком и прыгнул в воду. Потянул каменный жернов его на дно, а деревянная борона не пускает, всплывает на поверхность. Застрял вумурт, не может сдвинуться с места. Стал он громко проклинать человека, а тот только смеется. Но тут, услышав шум, собрались другие вумурты, освободили своего собрата, а человека утопили.
Ночью вумурт часто поднимается на поверхность воды, приняв облик щуки.
Иногда вумурт принимает облик обычного человека, но его можно распознать по мокрой левой поле кафтана.
Вумурты живут семьями, у них есть жены и дети, причем вумуртихи и вумуртовы дочери очень хороши собой — с белоснежной кожей и длинными темными волосами. Сыновья вумуртов женятся, а дочери выходят замуж за вумуртов из других водоемов. Свои свадьбы они справляют весной или осенью, свадебный поезд несется по воде, вздымая волны и разрушая мельничные плотины, отчего происходят разливы рек.
Удмурты одушевляли и сами водоемы. Весной было принято приносить жертву вскрывающимся ото льда рекам. Один из календарных праздников удмуртов так и называется: Йокелян — «проводы льда». Люди выходили на берег и лили в воду кумышку — традиционный удмуртский хмельной напиток, имевший ритуальное значение.
Довольно часто в удмуртском фольклоре встречаются истории о перемещающихся с места на место озерах. Так, о Лызенском озере, расположенном неподалеку от деревни Большая Лызя, местные жители рассказывали, что раньше оно находилось в другом месте. Но тамошние женщины стали стирать в нем грязное белье, и озеро, обидевшись, решило уйти: из его глубин поднялось водяное войско, которое отправилось на разведку — искать новое место, а когда нашли и рассказали об этом озеру, ночью из воды вышло стадо огромных быков — и озеро с шумом стронулось с места. В сопровождении воинов и громко ревущих быков двинулось оно в путь. Когда подошли к реке, ее воды расступились, и озеро, воины и быки прошли по сухому дну, так, что воды озера не смешались с речной водой. Озеро благополучно добралось до нового места и обосновалось там навсегда.
Как и у всех других народов, большое место в мифологии удмуртов принадлежит духам-матерям различных природных явлений. Хотя духов-матерей принято причислять к представителям так называемой низшей мифологии, они могут быть связаны с самыми высокими сферами, не уступая по своей значительности богам. Так, Ин-мумы — мать неба, иногда называется матерью самого Инмара.
Шунды-мумы — мать Солнца. Согласно одному из мифов, когда-то легкомысленное солнце гуляло по небу, как ему вздумается, то приближаясь к земле — и тогда наступала страшная жара, то удаляясь — из-за чего все живое замерзало. Наконец земля взмолилась матери Солнца, чтобы она урезонила своего сына, и с тех пор Шунды-мумы следит за тем, чтобы солнце вовремя восходило на небо, вовремя опускалось за горизонт и не сбивалось со своего пути в течение дня. Главное моление в честь Шунды-мумы устраивалось весной в поле, на лугу или на лесной поляне на рассвете. В жертву ей приносили пшеничный хлеб и ячменную кашу и, обернувшись лицом к восходящему солнцу, просили даровать здоровье и благополучие.
Толэзь-мумы — мать Луны. Как и у большинства народов мира, у удмуртов луна олицетворяет женское начало, она покровительница женщин. Один из основных элементов удмуртской традиционной вышивки — красный шестигранный крест, который символизирует луну. По-удмуртски он называется «толэзь кукъёз» — «лунные лучи». Узор из толэзь кукъёз обязательно вышивался на особом нагруднике, украшавшем костюм невесты, и служил оберегом.
Инву-мумы — мать небесной воды, повелительница живительной влаги, дождем проливающейся на землю. Дождевые струи соединяют землю и небеса, и земля дает богатый урожай. Согласно поверью, попасть под дождь — добрый знак, такому человеку Инву-мумы дарует силу и здоровье. Во время моления Инву-мумы исполнялась особая священная мелодия — Мелодия поисков небесной воды. Исполнять ее могли только женщины на священном музыкальном инструменте Великих Гуслях, по-удмуртски — Быдзым Крезь.
Ешмеметьева А. Н. Вышивка нарукавная к женской рубахе, 1910 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
В легенде о Великих Гуслях рассказывается, что в изначальные времена в лесу росла могучая ель. Вершиной упиралась она в небо, так что солнце отдыхало на ее ветвях, а из-под корней ели бил светлый родник. Но однажды во время грозы молния ударила в вершину ели, и, опаленная ее огнем, ель погибла. Прошло время, и в лес пришел человек. Он взял еловую древесину и сделал из нее Быдзым Крезь — Великие Гусли, в которых ожила душа ели. Солнце спускалось с неба, чтобы послушать голос Великих Гуслей, а когда играли они Мелодию поисков небесной воды, на землю нисходил благодатный дождь.
Удмуртские гусли действительно изготавливались из еловой древесины, которую полагалось выдерживать не менее трех лет, чтобы звук был более звонким. У Быдзым Крезя внутри корпуса были дополнительные резонирующие струны, которые придавали инструменту совершенно особое звучание, оказывающее магическое воздействие на слушателей. Поскольку Быдзым Крезь — Великие Гусли — был ритуальным инструментом, их хранили в родовом святилище — куале — и аккомпанировали на них только священным напевам.
Ефимов И. С. Рисунок «Моление в семейной куале», 1930 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
В небесах обитает еще один небесный дух — Гудыри-мумы, мать грома. Она разъезжает по облакам на огненной колеснице, грохот колес которой на земле слышен как гром, а Инмар дает ей молнии, которыми она поражает злых духов. Примечательно, что Гудыри-мумы по сути выполняет функции бога-громовника.
Матерью земли почиталась Музъем-мумы, от которой зависел урожай. В жертву ей приносили быков и овец темной масти — цвета земли. Зимой Музъем-мумы спит внутри холма и просыпается весной, когда наступает время полевых работ. Однако если начать пахать слишком рано, она может разгневаться из-за того, что ее разбудили раньше времени. Не разрешалось устраивать моления в ее честь и после сбора урожая, поскольку в это время она уже укладывалась спать до весны.
Божеством, олицетворяющим злые силы у удмуртов (так же, как у марийцев, татар и чувашей), был Керемет, насылающий на людей болезни и различные бедствия. В удмуртской и марийской мифологии Керемет выступает как брат-антагонист Бога-творца. Вместе с ним он принимает участие в сотворении мира, но лишь наносит вред совершенному замыслу своего мудрого брата.
Керемета почитали и боялись. Его культ существовал отдельно от культа всех остальных богов, моления в его честь проводились в особо отведенных местах — Кереметовых рощах, в жертву ему приносили животных только черной масти. Особенно усердно молились Керемету в случае больших несчастий — стихийных бедствий, эпидемий и т. п. Священные рощи, посвященные Керемету, также называли «кереметами», что породило путаницу в понятиях и дало основание некоторым исследователям отрицать существование Керемета как самостоятельного божества.
Согласно народному поверью, во время грозы Инмар мечет молнии в Керемета, а тот норовит спрятаться в какой-нибудь пустой емкости. Поэтому, если в грозу у человека окажется с собой пустая корзина, ведро или пестерь[21], туда надо обязательно положить хотя бы щепку.
Один человек возвращался домой, и застала его по пути гроза. А на поясе у него висел пустой чехол от ножа. Смотрит — а из чехла торчит рыбий хвост. Схватил человек эту рыбу за хвост и отбросил подальше от себя. И тут же рыбу поразила молния. Понял он, что это был Керемет, превратившийся в рыбу. А если бы человек этого не заметил, молния поразила бы и его самого.
В мифологических сказках и быличках образ Керемета часто предстает в сниженном варианте, иногда под влиянием соседей-татар мусульман его называют шайтаном, а под влиянием русских православных — чертом.
В одном из преданий о Керемете-шайтане прослеживается влияние христианства и даже присутствует библейский персонаж — премудрый царь Соломон:
Однажды пришел к Инмару шайтан и попросил: «Отдай мне души людей, живущих на земле», — но Инмар ему отказал. Тогда попросил шайтан души людей, которые уже умерли. «Ладно, — сказал Инмар, — бери». Забрал шайтан души умерших людей, и была среди них душа премудрого царя Соломона. Унес шайтан отданные ему души в свои владения и стал их мучить.
Прошла тысяча лет. Стало Инмару жалко души, терпящие злые мучения. Послал он к шайтану Кылдысина и приказал забрать у него души. Отобрал Кылдысин все души, кроме души царя Соломона: он ведь премудрый, сам решит, как освободиться. Стал царь Соломон думать и придумал. Взял сажень и стал мерить ею землю. Спрашивает шайтан: «Что ты делаешь?». «Да вот, — отвечает премудрый царь Соломон, — хочу поставить здесь Божию церковь». Испугался шайтан и прогнал царя Соломона из своих владений.
К представителям низшей мифологии принадлежали духи домашнего хозяйства, тесно связанные с повседневным бытом людей.
Коркамурт — дух дома, домовой, обитающий в подполе, куда хозяин и хозяйка приносили ему угощение — миску с блинами и чарку кумышки. Коркамурт заботился о мире и благополучии в доме, охранял оставленных без присмотра детей. Чтобы не напугать его, в доме запрещалось шуметь и особенно свистеть. Переезжая в новый дом, Коркамурта звали с собой, а если хозяева умирали и дом сносили, старались оставить нижний венец, чтобы осиротевшему духу все-таки было где жить.
Причем, по удмуртским поверьям, домашний дух мог быть не только мужчиной-домовым, но и женщиной-домовихой. Если в доме жил домовой, то время от времени слышался стук топора или звуки как при плетении лаптей, а если домовиха — жужжание веретена. Правда, считалось, что домовой-мужчина предпочтительнее домовихи.
Гидмурт — хозяин хлева, который заботился о домашней скотине. Он мог показываться в виде непонятного маленького зверька или змеи. В дар ему приносили каравай хлеба с маслом, который ставили на столб в конюшне, а также рыбу — чтобы шерсть у коров и лошадей лоснилась, как рыбья чешуя.
Однако бывали случаи, когда Гидмурт причинял домашней скотине вред. Так, он невзлюбил лошадь у одного хозяина и гонял на ней по ночам так, что к утру она бывала едва жива. Думал-думал хозяин, как изловить Гидмурта, и придумал: вечером намазал спину и бока лошади смолой. Гидмурт уселся на нее и прилип. Утром пошел хозяин посмотреть на лошадь, видит — сидит у нее на спине маленький старикашка ростом в пол-аршина. Снял его хозяин с лошади, принес домой и бросил в печку. Сгореть Гидмурт не сгорел, но лошадей того хозяина больше не трогал.
Во дворе жил Зырткузё — дворовой, который обычно принимал облик змеи или ужа. Хозяину нужно было быть очень внимательным, чтобы ненароком не убить Зырткузё. Если такое случалось, хозяйство приходило в упадок, а затем и вовсе разваливалось.
Минчокузё — банник, то есть дух, живущий в бане за печкой-каменкой. Баня считалась опасным местом, а Минчокузё — злокозненным духом. Пока люди мылись, он мог спрятать их одежду или вывернуть ее наизнанку и завязать рукава. Поскольку баня связана с водой, банник находился в приятельских отношениях с водяными и, случалось, помогал им похитить человека из бани. Особенно опасно было заходить в баню после полуночи, поскольку в это время Минчокузё приглашает мыться вредоносных духов. Но если кто-нибудь все-таки заходил туда в это время, то должен был громко сказать: «Семьдесят и семь человек заходим», полагая, что такую большую толпу духи не тронут.
Значок нагрудный на сказочно-мифологическую тему, кон. 1960 — нач. 1970-х гг.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Вредоносные духи делились на несколько категорий. Сиись-юись — духи болезней, для защиты от которых над дверью втыкали рябиновые, еловые или можжевеловые ветки. Духи эрышись вредили путешественникам: если они увязывались за отъезжающими, лошадь быстро уставала, а повозка могла опрокинуться или потерять колесо. Поэтому, выезжая со двора, полагалось ударить по столбам ворот кнутом или разбросать по земле кусочки хлеба и сказать: «Ешьте, нечистые, за мной не ходите, ни меня, ни лошади не тяготите».
К числу опасных злых духов принадлежал Толпери — дух ветра, являющийся в образе разрушительного смерча. В мифологических сказках Толпери живет в подземном дворце, похищает девушек, которые становятся его женами. Встреча с ним всегда вредоносна. Считалось дурным предзнаменованием, если у человека ветром сдует шапку — в таком случае ожидали болезни или какого-нибудь несчастья. И если человек действительно заболевал, для его скорейшего выздоровления нужно было на том месте, где он столкнулся с Толпери, в течение семи дней пускать по ветру соль.
Толпери боится острых железных предметов, и, чтобы защититься от него, можно бросить такой предмет в середину смерчевой воронки или хотя бы произнести заклинание: «Топор и нож в руке, сабля на боку».
Иногда Толпери предстает в образе двенадцатикрылого существа:
Однажды вумурт решил похитить у одного крестьянина детей. Позвал он на помощь двенадцатикрылого Толпери. В один миг сорвал тот запертые ворота и унес детей. Три дня и три ночи летел он по воздуху, устал, опустился на землю, чтобы отдохнуть, лег и заснул. Голодные и напуганные дети громко плакали, и на их плач пришел бык с белым полотенцем на рогах. Посадил он детей к себе на спину и понес обратно домой. По пути преградила им дорогу река. Скинул бык полотенце с рогов — превратилось оно в крепкий мост. Пробежал бык по мосту, и мост снова стал полотенцем. Тем временем проснулся Толпери и пустился в погоню. Над рекой потерял он двенадцать перьев со своих двенадцати крыльев и не смог дальше лететь. А бык благополучно доставил детей родителям.
Особую категорию духов составляли вожо — духи переходного времени: зимнего и летнего солнцестояния, вечерних и утренних сумерек и т. д., которые представлялись в виде маленьких косматых и бородатых существ с черной или белой шерстью. Сказки и былички о встречах человека с вожо имеют очень широкое распространение. Обычно вожо творили человеку всякие пакости, хотя иногда в сказках могли и помочь герою:
Один парень, возвращаясь вечером с посиделок, каждый раз натыкался в потемках на угол заброшенной избы. И вот однажды из избы выскочили вожо, окружили парня и стали бранить его за то, что он каждый вечер стучит в стену, причиняя тем самым им всем большое беспокойство, а особенно одной из их девушек, и потребовали, чтобы он на ней женился, пригрозив, что иначе они его погубят. Парню пришлось согласиться. Тут же накрыли свадебный стол, сыграли свадьбу. В приданое за невестой вожо дали сундук серебра. Парень был крещеный и утром повез невесту в село, чтобы обвенчаться с ней как положено. Поп стал расспрашивать парня, откуда взялась его невеста, тот рассказал все без утайки. Тогда поп сказал: «Вожо отвели тебе глаза и подсунули вместо невесты деревянный чурбак». Посмотрел парень — и правда, чурбак. Сбросил он чурбак в реку и женился на поповой дочке.
С вожо был связан один из главных календарных праздников удмуртов Вожодыр, который приходился на зимнее солнцестояние — время перелома, когда заканчивается самое темное время года, день начинает прибывать и, несмотря на зимние морозы, чувствуется приближение весны. Вожодыр совпадает с христианскими Святками и продолжается от Рождества до Крещения.
В старину в эти дни по деревне ходили ряженые, которые олицетворяли силы, способствующие плодородию в будущем году. Обязательными персонажами в процессии ряженых были медведь, конь и корова. Человек, представлявший медведя, надевал на себя две вывороченные мехом наружу шубы: одну — как обычно, а другую — продев в рукава ноги и закрепив полы вокруг пояса цепью, конец которой держал поводырь. Человек, изображавший коня, накрывался пологом, а в руке держал длинную палку, на которую была надета конская голова, сделанная из соломы. Корову изображали сразу двое. Пригнувшись, они вставали друг за другом, их накрывали одеялом, и тот, кто находился впереди, вытягивал вперед руки подобно коровьим рогам. Шумная толпа ряженых шла по деревне, заходя в дома. Ряженые исполняли для хозяев особые ритуальные песни, преимущественно скабрезного содержания. В обычное время такие песни осуждались, но во время Вожодыра они приобретали ритуальное значение и должны были способствовать пробуждению производительных сил природы. Хозяева щедро угощали ряженых и старались к ним прикоснуться, что считалось добрым знаком.
В Вожодыр строго запрещалось стирать белье, женщины могли заниматься рукоделием только до наступления сумерек, а выливать во двор грязную воду можно было, лишь когда стемнеет, причем место, куда ее вылили, нужно было обязательно засыпать чистым снегом, иначе вожо могут обидеться.
Ритуальным угощением во время праздника были пельмени и пресные лепешки, муку для которых должен был заранее принести каждый из приглашенных гостей.
Вожодыр был также временем поминовения предков. Поскольку вожо — духи переходных состояний, считалось, что в эти дни умершие предки могли покидать мир мертвых и навещать живых.
В последний день праздника всей деревней шли на реку, топором чертили на льду крест и в этом месте пробивали прорубь, поскольку вожо в этот день уходят под воду.
С вожо были связаны также дни летнего солнцестояния — Инвожо. В это время отмечали именины огня, воды и земли. Старики добывали священный огонь древним способом — трением, — причем использовали древесину священных деревьев. Землю и воду в эти дни старались не тревожить, давали им отдохнуть. Воду набирали только ранним утром и поздним вечером, а землю вообще не трогали. Огню, земле и воде приносили жертвы, прося здоровья и благополучия на весь год.
Сохранился текст такой молитвы-заклинания: «Пусть посеянное нами зерно взойдет, словно трава весной, пусть колосья будут высокими, как береза, кустистыми, словно ива. Пусть по их наклонному стеблю сможет проскакать белка, пробежать куница. Пусть всходы будут о тридцати кореньях, о двенадцати коленах, о тысяче зерен. Пусть размножится наша скотина, пусть будет конь, чтобы на нем пахать, корова, чтобы ее доить. Пусть живется нам дружно с родней и соседями, пусть будем мы веселы, как щебечущие ласточки!»
Удмурты были официально крещены в XVI веке, а некоторые стали христианами еще раньше, но при этом большинство из них не отказалось от старой языческой веры, а объединило ее с христианством.
Гарипов М. Г. Офорт «Окончание сева» («Гырон быдтон») из серии «Удмуртские праздники», 1981 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Профессор Казанского университета И. Н. Смирнов (1856–1904) в конце XIX века в монографии «Вотяки»[22] (так называли тогда удмуртов) писал: «Со своими святыми и тремя ипостасями божества христианство показалось вотякам удобным для религиозных компромиссов, которому помогли, между прочим, сами миссионеры. Инмар, Кылдысин и Куазь слились с христианским Богом Отцом, Сыном и Святым Духом; воршуды — с ангелами-хранителями, а отдельные святые — с духами явлений природы». Еще один этнограф приводит такое высказывание старого язычника-удмурта: «Единый лучезарный Инмар, сотворив землю и разные народы, дал последним разные веры. Каждый поэтому народ должен беречь свою веру, если не желает прогневать всемогущего творца».
Удмурты молились своим богам в священных рощах — лудах или особых святилищах — куалах, в которых хранились воршуды — священные изображения божественных предков, покровителей рода. Слово «воршуд» переводится как «рождающий счастье».
Куала представляла собой небольшую срубную постройку с земляным полом. В центре ее находился открытый очаг, над ним подвешивался котел, где варилось мясо для ритуальной трапезы. У восточной стены располагалась священная полка — кан, на которой хранились воршуды.
Н. И. Тезяков (1859–1925), земский врач и этнограф, исследовавший быт и верования удмуртов во второй половине XIX века, дает такое описание воршудов: «Два деревянных кругляшка длиною в пол-аршина, шириною в два-три вершка, на коих небольшая доска, а на ней два-три пучка соломы, прикрытые сверху опять доскою».
Малая, или семейная, куала была при каждом доме, но существовала и большая, родовая, куала, которая стояла на дворе жреца, и в ней происходили торжественные общеродовые моления.
Фотография «Куала — семейное святилище в крестьянском хозяйстве с. Бураново Сарапульского уезда Вятской губернии», 1907 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Жрецы были хранителями древних знаний и традиционных обычаев, которые, как говорят, когда-то записывались в особой берестяной книге. В предании сообщается, что в давние времена народу на земле было немного и все удмурты жили вместе — в одном селении. Люди тогда были мудрыми, знали ответы на все вопросы. Деды рассказывали внукам древние предания, учили молиться богам и жить по справедливости.
Но шло время, удмуртов рождалось все больше и больше, им стало тесно в одном селении, и они разошлись по разным местам. Теперь весь народ собирался только по особым дням — для того чтобы приносить жертвы богам или разрешать споры и вершить суд. Потом удмуртов стало так много и они расселились так далеко друг от друга, что уже вовсе не могли собраться вместе. И древние знания, когда-то общие для всего народа, постепенно начали забываться.
Тогда старики, которые еще помнили рассказы своих дедов, решили записать все, о чем знают. Набрали белой бересты, сшили большую книгу. Особыми знаками — тамгами[23] — заполнили ее от начала до конца и положили на большом белом камне в самой середине Удмуртских земель. Теперь, если какой-нибудь вождь или жрец не знал, как ему поступить, он шел к белому камню, читал берестяную книгу и находил в ней ответы на все вопросы.
Но с тех пор люди реже стали молиться богам. Раньше они боялись, что если не будут часто повторять молитвы, то вовсе их позабудут, а теперь знали, что все молитвы записаны в книге. Рассердился великий бог Инмар и послал на землю большую белую корову. Подошла корова к белому камню и стала жевать берестяную книгу. Так и сжевала ее всю без остатка. А чтобы удмурты не написали новой книги, Инмар сделал так, чтобы они позабыли разные тамги. С тех пор каждый удмурт знает только одну тамгу — своего рода.
Должность жреца у удмуртов обычно была наследственной и переходила от отца к сыну, однако известны случаи, когда жрец получал должность не по наследству, а избирался шаманом — туно, посредником между людьми и богами.
Туно играл чрезвычайно важную роль в удмуртском обществе. Он мог лечить и насылать болезни, отыскивать потерянное, определять место будущего поселения, усмирять при помощи заговоров диких зверей и ядовитых змей, предсказывать будущее, указывать жертвы, угодные божеству, объяснять, за что предки гневаются на потомков. Туно выбирал место для священной рощи. Для этого он садился на необъезженную лошадь и позволял ей идти, куда она хочет. Там, где лошадь останавливалась, устраивалось место для молений.
Ефимов И. С. Рисунок «Жертвенное место моления удмуртов», 1930 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Во время обряда избрания жреца туно, одетый в белые одежды и подпоясанный белым полотенцем, с мечом и плетью в руках, чтобы отогнать злых духов, начинал священную пляску под звуки крезя. Во время пляски он приходил в исступление и выкрикивал имя того, кто должен стать жрецом.
Самого же туно мог избрать только Инмар. Удмурты верили, что Великий бог является ночью к тому, кому суждено стать туно, и ведет его в дремучий лес к оврагу глубиной в семьдесят семь сажен, на краю которого растут семьдесят семь елей. Через овраг протянуты струны, подобные струнам крезя, и будущий туно должен сплясать на этих струнах, не упав в пропасть, и одновременно сосчитать все хвоинки на семидесяти семи елях. Если ему это удастся — он обретет шаманскую силу.
Однако туно в большей степени был связан не со светлыми, а с темными силами. Именно туно, а не жрец руководил молениями Керемету в священных рощах, а приносить жертвы воршуду в куале ему не разрешалось.
Наряду с туно почтение и страх внушали удмуртам злые колдуны — тушмоны. Колдун мог навредить человеку, прикоснувшись к нему или нашептав злые слова на ветер, а мог навести порчу, превратив старую метлу или стоптанный лапоть в сороку, которая садилась на крышу избы — и у хозяина тут же начинались разные неприятности. Распознать колдуна можно было по тому, что его зрачки ничего не отражают, он не отбрасывает тени и никогда не ест хлебных горбушек. Из рук колдуна нельзя ничего принимать, а общаться с ним следует с кукишем в кармане. Колдун не может войти в дом, если в дверной косяк воткнуты иголка или нож, и не может выйти, если в углу стоит перевернутый веник или над дверью подвешен крест из рябиновых прутьев.
Согласно поверью, некоторые особенно сильные колдуны владели колдовской черной книгой. Страницы ее черны как уголь и на них белыми буквами написаны заклинания. Строчки идут не слева направо, а сверху вниз. Когда колдун читает первую страницу, его охватывает пламя, когда читает вторую — его заливает водой, когда читает третью — являются злые духи и начинают его мучить. И чтобы не замучили до смерти, колдун должен дать им какую-нибудь кропотливую, трудно исполнимую работу: пересчитывать звезды в небе и капли в море или вить веревку из песка.
Как все лесные, охотничьи народы, удмурты особо почитали «лесного хозяина» — медведя, которого считали родственником человека.
Миф относит происхождение медведя к изначальным временам. Инмар сотворил двух человек, но один «перестал его слушаться», и рассерженный бог превратил его в медведя. В более поздних преданиях медведи появляются уже без участия бога.
Жили некогда двое братьев. Дружно жили, во всем друг другу помогали. Позавидовал им зловредный вумурт и решил их рассорить. А была у братьев старинная книга. Читать они не умели, но знали, что заключена в той книге великая мудрость, и очень ею дорожили. Подговорил вумурт младшего брата спрятать книгу, чтобы владеть ею единолично, а потом рассказал об этом старшему. Старший брат так сильно рассердился, что младший испугался и убежал в лес. Погнался за ним старший, почти догнал, но младший залез на высокую ель. Старший брат полез следом. Тогда младший прыгнул. Пока летел, прилипли к его одежде еловые иголки и превратились в медвежью шерсть. А от удара о землю ноги у него стали короткими и косолапыми, спина сгорбилась, и превратился младший брат в медведя.
С тех пор живет он в лесу, но о своем родстве с человеком не забывает.
Согласно народному поверью, медведь понимает человеческую речь, хотя сам говорить не умеет. При встрече с медведем нужно сказать: «У тебя, большой человек в теплой шубе, своя дорога, у меня — своя. Ты иди своей дорогой, а я по своей пойду. Ты меня не трогай — и я тебя не трону». И медведь пройдет мимо.
Медведь — самый распространенный персонаж удмуртских сказок. Подсчитано, что он упоминается в сказках столько же раз, сколько все остальные животные, вместе взятые.
Среди птиц удмурты почитали лебедя, гуся и утку — именно их чаще всего приносили в жертву богам.
Степанов А. П. Свистулька (шулан) «Мифическая птица», 1996 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Из рыб наибольшим почитанием пользовалась щука. Особое отношение было у удмуртов к лягушке. Она была олицетворением женского начала, и бытовало поверье, что если человек причинит вред лягушке, то у него в доме тяжело заболеет кто-то из женщин или погибнет корова.
В ряде мифологических сказок повествуется о приручении диких животных, которые становятся друзьями человека:
Однажды зимой охотник шел по лесу вдоль замерзшего ручья и увидел змею, у которой хвост примерз ко льду. Жалостливый охотник освободил ее, отогрел у себя за пазухой, а змея собралась его ужалить. Стал охотник ее стыдить: «Я тебя от смерти спас, а ты хочешь меня погубить. За добро нужно платить добром». Отвечает змея: «А я всегда плачу за добро злом и ни разу об этом не пожалела». Решили они спросить у разных животных, кто из них прав. Если скажут, что права змея, — она ужалит охотника, а если нет — не станет его губить.
Повстречались им конь и корова, и оба сказали, что они за добро платят добром: человек заботится о них, кормит, поит, за это корова дает ему молоко, а конь помогает землю пахать. Говорит змея: «Конь и корова давно с людьми живут, поэтому и говорят, что прав ты, а не я. Давай лучше спросим у какого-нибудь дикого зверя». И спросили у дикой кошки. Ничего не ответила кошка, прыгнула на змею — и задушила ее.
Человек отплатил кошке за добро добром. Стала она у него в избе жить, на теплой печке спать, густые сливки лакать.
В удмуртском языке есть выражение «кошачья жизнь», то есть жизнь, полная довольства.
Профессор В. В. Напольских (р. 1963) — современный историк, этнограф, один из крупнейших специалистов по финно-угроведению — пишет: «Следует предположить былое существование удмуртской эпической традиции (предания о богатырях) с характерным, оригинальным набором мотивов, некоторые из которых не обнаруживают явных параллелей в фольклоре других народов Евразии»[24].
Однако удмуртские эпические сказания сохранились, к сожалению, в очень небольшом количестве и лишь фрагментарно.
«Война и мир средневековья. Русь дружинная 2019. Удмурт Батыр Удмуртский богатырь». Открытка почтовая художественная немаркированная, 2019 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Классик удмуртской литературы писатель Кедра Митрей (Д. И. Корепанов) записал «Предание о богатыре Эш-Тереке» (см. Приложение), относящееся ко временам татаро-монгольского ига.
Ряд богатырских преданий рассказывает о пограничных столкновениях удмуртов с марийцами — соседями южных удмуртов. В южно-удмуртских сказаниях марийцы называются «народом пор»:
Жил в давние времена славный богатырь Ядыгар. Были у него богатырский меч и два коня — пегий и рыжий. Пегий конь был быстрым, как вихрь, а рыжий — умным и осторожным. Меч Ядыгара был наделен волшебной силой: если богатырь, подняв меч, на двух конях объезжал вражеское войско по кругу, враги не могли из этого круга выйти.
Но однажды отправился Ядыгар в поход против народа пор, а меч свой забыл дома. По пути спохватился, послал гонца к своей жене, велев сказать ей: «Пришли мне горячего хлеба». Жена Ядыгара была умная и знала, что хлебом богатырь называет свой меч. Она отдала гонцу мужнин меч, и Ядыгар победил всех врагов.
Прошло время. Жена Ядыгара умерла. Погоревал-погоревал богатырь и женился во второй раз.
Вскоре снова напал на удмуртов народ пор. Послали удмурты за Ядыгаром. Вскочил он на пегого коня, устремился на помощь. Испугались враги богатырского роста и силы Ядыгара, стали отступать. Тут заметил Ядыгар, что опять забыл свой меч дома. Послал гонца к жене, велев сказать ей: «Пришли мне горячего хлеба!»
Подумала вторая жена: «Верно, муж мой проголодался!» Завернула в полотенце только что испеченный каравай и отдала гонцу.
Привез гонец каравай Ядыгару. Сказал богатырь в сердцах: «Вторая жена — не жена!» — и стал разить врагов голыми руками. Но богатырь без оружия — полбогатыря. Пришлось удмуртам отступить, а затем и вовсе обратиться в бегство.
Коварные враги послали своих лазутчиков, и те подрубили опоры моста, по которому должен был проезжать Ядыгар. Вот подъехал он к мосту. Рыжий конь, почуяв неладное, стал храпеть и упираться, но пегий конь заржал и ринулся вперед. Подломились опоры моста, упал Ядыгар в воду.
Воскликнул богатырь в сердцах: «Пегий конь — не конь!»
Стали враги подбираться к богатырю. Ядыгар, стоя по пояс в воде, начал метать в них бревна от разрушенного моста. Но закончились бревна. Ухватился Ядыгар за опору моста, да тут враги навалились на него все вместе и убили. Так погиб богатырь. С тех пор пошла поговорка: «Пегий конь — не конь, вторая жена — не жена».
В. В. Напольских сделал интересное предположение относительно иносказательного названия меча хлебом: «Это иносказание по всей очевидности описывает клинок, подвергшийся цементации (насыщение поверхностного слоя стали углеродом путем длительного прокаливания изделия в угле): этот процесс в принципе мог проводиться и в печи для выпечки хлеба и выглядел бы в таком случае буквально как «запекание клинка»[25].
С «Преданием о Ядыгаре» отчасти совпадает «Предание о Мардан-батыре». Однако Мардан-батыр в большей степени наделен мифологическими чертами: он не только воин-богатырь, но и колдун, способный превращаться в зверей и птиц.
Мардан-батыр жил в своей крепости на высокой горе. Был он человеком властолюбивым, храбрым и коварным и долгое время враждовал со своим соседом, батыром по имени Бия. Никак не могли они решить, кому из них должны принадлежать покосные луга вдоль реки. Люди Мардана то и дело нападали на земли Бии, угоняли скот, увозили сено. Бия со своими людьми дважды ходил на Мардана, чтобы его убить, но в первый раз Мардан обернулся медведем и обратил всех в бегство, а во второй — превратился в птицу и улетел.
Однажды Мардан-батыр и батыр Бия встретились на берегу реки один на один. Мардан-батыр сказал: «Зачем нам воевать? Давай лучше состязаться в ловкости. Вот на берегу две кочки. Будем их пинать. Чья кочка дальше улетит, тому и принадлежат спорные покосы».
Бия согласился. Но он не знал, что коварный Мардан заранее подрезал свою кочку. Пнул Мардан кочку ногой, перелетела она через реку, упала на другом берегу. Пнул кочку Бия — шлепнулась она в воду посреди реки.
Остались спорные луга за Марданом.
Случалось Мардану воевать и с народом пор. Воины этого народа отличались силой и воинственностью, но не могли одолеть Мардана, потому что были у него чудесный вороной конь и волшебный палаш[26], делавшие его непобедимым. Но однажды Мардан отправился не на войну, а по делам и велел запрячь не вороного коня, а пегого. И к тому же жена забыла положить ему в телегу его палаш.
Прознали про это воины народа пор и подпилили опоры моста, по которому должен был проезжать батыр. Пегий конь не почуял опасности, въехал на мост. Подломились опоры моста, рухнул Мардан-батыр в воду — и утонул.
Несмотря на то что «Предание о Мардане-батыре» содержит в себе ряд бродячих мотивов удмуртского фольклора — о чудесном коне и подрубленных опорах моста рассказывается в «Предании о Ядыгаре», а к хитрости с подрезанной кочкой прибегают персонажи многих удмуртских сказок и исторических преданий, — удмурты считают Мардана реальной личностью, и еще в XIX веке жители двадцати четырех деревень утверждали, что происходят из одного с ним рода. Они почитали Мардан-батыра как своего божественного покровителя, раз в три года устраивали в честь него моления и приносили ему в жертву коня и корову.
Особое место в удмуртском эпосе занимают сказания о богатырях так называемого Дондинского круга. Сказания о богатыре Донды и его сыновьях распространены среди северных удмуртов. В 1880-х годах они были опубликованы Н. Г. Первухиным, а в начале XX века М. Г. Худяков предпринял попытку объединить разрозненные эпические предания удмуртов в единый эпос, наподобие карело-финской «Калевалы», и на основе фольклорного материала составил эпическую поэму «Песнь об удмуртских батырах».
Мельчукова С. В. Рисунок «Смерть Донды Батыра», 2000 г.
Из собрания Национального музея Удмуртской Республики имени Кузебая Герда
Традиция связывает с именами Донды и его родичей остатки нескольких древних поселений в бассейне реки Чепцы: городища Дондыкар, Иднакар, Учкакар, Чибинькар, Зуйкар, Эбгакар, Утэмкар, Весьякар, Гурьякар. «Кар» по-удмуртски означает «гнездо», то есть укрепленное поселение, город. В настоящее время там ведутся археологические раскопки и научные изыскания: были найдены остатки укреплений, следы жилых и хозяйственных построек, бытовые вещи XI–XIII веков. Лучше всего сохранилось городище Иднакар; в 1997 году оно стало историко-культурным музеем-заповедником под открытым небом, и некоторые исследователи считают, что когда-то он был племенным центром северных удмуртов и даже столицей предположительно существовавшего здесь Удмуртского княжества.
В давние времена на берега реки Чепцы пришел со своею дружиной богатырь по имени Донды и основал на высокой горе город. Было у Донды двое сыновей: Идна и Гурья, а уже в новом городе родилось еще двое — Весья и Зуй.
Донды был искусным мастером, владел многими ремеслами и делал разные вещи на продажу. Идна промышлял охотой: в зимнее время уходил на золотых лыжах в лес и никогда не возвращался без добычи. Гурья пахал землю и выращивал хлеб. Младшие сыновья до поры до времени не имели никаких забот.
Но шли годы, Зуй и Весья подросли, и в городе стало тесно. Тогда решил Донды: пусть его старший сын Идна остается на старом месте, а сам он с остальными сыновьями уйдет осваивать новые. С той поры старый город стал называться Иднакар — город Идны. Донды в верховьях реки основал свой город — Дондыкар — и стал жить в нем с младшими сыновьями. Гурья поселился неподалеку от отца в своем городе — Гурьякаре.
Муравьева Т. В. «Эбга»
Иллюстрация Татьяны Муравьевой
Пришло Зую время жениться. Донды сосватал ему невесту-красавицу Эбгу. Да только пришлась ее красота по сердцу самому Донды, и красавица Эбга полюбила свекра больше, чем мужа. Поползли нехорошие слухи, и возмущенные сыновья покинули отца. Уйдя из Дондыкара, они основали свои города — Зуйкар и Весьякар.
Опозоренная красавица Эбга осталась с Донды. Но за позор возненавидела она своего мужа Зуя, да так сильно, что в конце концов подослала к нему убийц. Узнал об этом Донды и в гневе прогнал ее от себя. Основала Эбга свой город — Эбгакар — и родила там сына. По обычаю, имя новорожденному должен был дать старший мужчина в роду. Эбга послала за Донды. Тот явился на ее зов и нарек младенца именем Чибинь, что значит «комар» или же «ничтожный человек», и предоставил ему во владение город Чибинькар.
Эбга почувствовала себя оскорбленной за унижение сына. От ее былой любви к свекру не осталось и следа, и она своей рукой вонзила в сердце Донды нож. Умирая, Донды проклял невестку и повелел ей до скончания веков томиться в недрах горы, на которой был построен ее город. Говорят, проклятие это исполнилось, и лишь раз в год выходит Эбга из своего заточения, садится на камень под старой елью и сушит отсыревшие в холодном подземелье волосы и одежду.
А самого Донды Инмар превратил в белого лебедя. И с той поры удмурты почитают лебедя как защитника своего народа от бед и напастей.