К тому времени, как я проснулась этим утром, Михаила уже не было. Он оставил сообщение, в котором говорилось, что вернется к 10 утра и мы встретимся в кафе за завтраком. Наш рейс запланирован на полдень, и хотя у нас еще есть два часа, я не могу избавиться от чувства беспокойства. У меня в груди тяжесть, с которой ничего не могу поделать, но, вероятно, это потому, что он не ответил ни на один из моих звонков или сообщений.
Детка, где ты?
Я снова набираю номер его мобильного, и на этот раз он переходит сразу на голосовую почту. Начинается паника.
Я вскакиваю на ноги, не уверенная, куда, черт возьми, иду, но мне нужно двигаться. Мне нужно чувствовать, что я что-то делаю…что угодно, чтобы сжечь этот адреналин.
Михаил здесь никого не знает. Я не могу придумать ни одной вещи, которую он мог бы сделать, которая удерживала бы его подальше от телефона, не говоря уже о том, чтобы выключить его.
Что-то не так.
Когда разворачиваюсь, то натыкаюсь на то, что кажется кирпичной стеной. Чьи-то руки сжимают мои плечи до боли.
Черт. Один из мужчин прошлой ночи нашел меня?
Когда я тянусь за своим огнестрельным оружием, вижу знакомое лицо, смотрящее на меня сверху вниз. Темные брови раздраженно сдвинуты.
— Карло?
Карло — правая рука моего отца. Он был его партнером-телохранителем в течение многих лет. Но какого хрена он здесь делает?
Очередной прилив крови приливает к пальцам ног, когда я оглядываюсь вокруг массивного тела, держащего меня в плену.
Папа.
— Что…что ты здесь делаешь? — заикаюсь я, переводя взгляд с одного на другого, не веря своим глазам.
— Думаю, мне следует спросить тебя о том же, не так ли?
Взгляд отца пригвождает меня к месту. И я внезапно чувствую, что мне снова шестнадцать. Бессильная и полностью в его власти.
— Ты хоть представляешь, в какое дерьмо мне пришлось вляпаться, чтобы найти тебя?
Карло отходит в сторону, чтобы отец мог приблизиться ко мне, наконец разжимая мертвую хватку на моих руках. Однако я не уверена, кто из двух хуже.
— Почему ты здесь?
— Повторяю, это мой вопрос к тебе.
Взгляд отца опускается на мою шею, ноздри раздуваются при виде характерного покраснения на моей коже. Он качает головой и прищуривает свой стальной взгляд, глядя на меня так, словно я самое большое разочарование в его жизни.
— Ты только и делала, что саботировала себя на каждом шагу, — стиснув зубы, он понижает голос: — Ты знаешь, как трудно будет найти достойного мужчину, за которого ты могла бы выйти замуж в твоем возрасте, когда ты уже была запятнана Бог знает сколькими. А теперь еще этот гребаный русский ублюдок, Петров. Я знал, что должен был позаботиться об этой проблеме много лет назад, в тот момент, когда он положил на тебя глаз.
Отец хватает меня за руку, в то же больное место, что и Карло, и я шиплю от боли.
— Но я слушал твоего брата как дурак. Я не повторю эту ошибку дважды.
Когда он начинает тащить меня, приходит осознание, разбудившее меня, как ведро ледяной воды. С учащенным пульсом от боли вырываю свою руку из его хватки и отступаю назад.
— Что ты с ним сделал?
Я ненавижу, как дрожит мой голос, но это не от страха. Это гнев и приторные волны горя, которые тяжелым грузом давят мне на грудь из-за возможности того, что Михаилу причинят боль… или что похуже.
— Тащи свою задницу в машину. И если ты посмеешь устроить сцену…
— Нет! Я больше не чертов ребенок. Ты не будешь диктовать мне как жить.
Глаза отца расширяются от шока и негодования.
— Теперь скажи мне. Где он? Что ты сделал?
Меня не волнует, что люди пялятся и шепчутся. Не тогда, когда я умираю внутри и увядаю в неизвестности.
— Папа, пожалуйста.
Ради Михаила я готова только умолять.
— Я люблю его. И если бы ты любил меня, ты бы понял. Ты знаешь, что я чувствовала это долгое время.
Слезы текут по моим щекам, но он молчит, морщины на его лице не сходят с места. Ему наплевать на меня или мое счастье. Для него все сводится к деньгам, власти, территории…в его глазах я едва ли даже человек.
Я просто ходячая сделка.
— Я ненавижу тебя, — произношу сквозь зубы.
Рот моего отца сжимается, его челюсть напрягается.
— Что, черт возьми, ты мне только что сказала?
— Ты слышал меня. Я ненавижу тебя. И не притворяйся удивленным или как будто тебе не все равно, потому что мы оба знаем правду.
— Лия, пойдем со мной прямо сейчас.
Я качаю головой и отступаю назад.
— Нет. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. И когда Николай узнает, что ты сделал… — мой голос срывается, и я прерывисто вдыхаю. — Ты заслуживаешь всего, что с тобой произойдет.
— Ты неблагодарная маленькая шлюха. Если ты думаешь, что можешь проявлять ко мне неуважение без последствий… — он кивает Карло. И хотя я пытаюсь вырваться из его хватки, он настигает меня прежде, чем успеваю моргнуть. — Сейчас ты узнаешь, на что я действительно способен. Ты будешь подчиняться.
Большие руки залезают мне под куртку, затем прижимают мои руки к бокам, лишая меня возможности отбиваться от него.
— Я не буду! Отпусти меня! Я убью тебя.
Мои мольбы о помощи и попытки освободиться не заставляют ни одного человека вмешиваться.
Гребаные трусы.
Карло тащит меня на улицу, и ведет к черному внедорожнику.
— Ты не можешь этого сделать. Пожалуйста. Папочка, пожалуйста! Не делай этого.
Я пинаю толстые ноги Карло, но мужчина даже не дрогнул.
— Стой! Отпусти меня. Papá, te lo ruego. Porfavor. (с итал. Отец, пожалуйста. Я умоляю тебя.)
Он даже не оборачивается, а просто отмахивается от меня рукой, как будто я ничего не значу.
— Я должен был сломать тебя давным-давно.
Слова моего отца не доходят до меня, потому что в следующее мгновение возле моего уха раздается хлопок, и я падаю на холодный тротуар. Хотя хватка Карло на мне ослабевает, этого недостаточно, чтобы высвободиться, прежде чем он утащит меня за собой. Я достаточно сильно бьюсь головой о землю, чтобы почувствовать себя слегка дезориентированной.
— Черт, — выдыхаю я, держась за висок. Мое оцепенение длится недолго, когда оказываюсь лицом к лицу с безжизненными глазами Карло. Сторона его головы залита кровью, в центре — пулевое ранение.
Задыхаясь, я пытаюсь отползти, но другая пара крепких рук поднимает меня на ноги. Михаил толкает меня за спину, продолжая целиться в моего отца.
— Лия, — рычит он, мышцы его так напряжены, что он почти дрожит. Я знаю, о чем он просит. Он ждет разрешения лишить жизни моего отца.
Я закрываю глаза и утыкаюсь лбом ему в спину. Как бы сильно ни презирала своего отца и его намерения в отношении меня…Я не могу заставить себя сделать это.
— Поехали. Он не стоит такой вины.
Михаил переводит взгляд в мою сторону и сжимает челюсть, шея подрагивает, когда он тяжело сглатывает. Ему требуется еще целых пять секунд, чтобы опустить прицел.
— Если ты когда-нибудь прикоснешься к ней, будешь искать ее — хотя бы подумаешь о ней, я оторву тебе голову.
Поднимая оружие во второй раз, Михаил приказывает ему раздеться до нижнего белья. Мой отец не сводит своего грозного взгляда с Михаила, пока тот снимает костюм.
— Похоже, мне нужно позвонить Николаю, — насмехается он. Его ухмылка растягивается. — Или, скорее, Юрию Косковичу.
— Не искушай меня, потому что ты уже использовал свой единственный спасательный круг.
Я беру его под руку: — Пожалуйста.
Это все, что ему нужно услышать. Его тело заметно расслабляется, и он касается моей щеки.
— Ты в порядке?
— Я буду.