А потом был госпиталь: заштопали дырки в шкуре, из левого плеча достали пулю, а из правого бедра осколок от гранаты, второй так и остался в ноге. Врачи доставать не рискнули, как-то он там неудачно засел. Но вроде, вынуть будет можно, но не здесь и не сейчас. В общем, легко отделался. Не то, что Балагур…
Вовку до госпиталя довезли. После первой операции ампутировали правую ногу, вторую, вроде, смогли спасти, вырезали что-то в животе, ибо, туда тоже залетело несколько осколков, но в отношении жизни прогнозы давали вполне оптимистические. А нога что? Фигня, я ему такой протез закажу — бегать будет. На третий день Балагур пришёл в себя, и первый его вопрос был:
— Мажор жив?
Оказывается, мы пострадали от одной гранаты, и прежде чем потерять сознание он видел, как я упал.
— Жив, — кивнул Рогожин. Который, вместе с Пеплом, как единственные ходячие, навещали его. Рвались-то, конечно, не только они, но… «Реанимация не проходной двор» — как поведал нам медперсонал.
По поводу ноги, Балагур пошутил в своём стиле, при этом угадав мои мысли:
— Да фигня, у меня кореш — мажор буржуйский, подарит протез навороченный, — попытался улыбнуться, а потом глядя на бегающие глаза гостей, спросил: — Кто ещё?
Переглянувшись, наши не решились скрывать правду:
— Молот…
— Олежка, — на глазах Вовки выступили слёзы, — как же так…
— А ну выходите, выходите, нечего расстраивать больного, — замахала руками медсестра.
А ночью у Вовки открылось внутреннее кровотечение, врачи несколько часов бились за его жизнь, но на этот раз прогнозы были печальными. Шансов на то, что доживёт хотя бы до вечера, практически не было. И тогда Рогожин сбежал из госпиталя, не было его два часа, вернулся он уже на вертолёте, в который, погрузили Балагура:
— В Сибирь летим, — зайдя в общую палату, которую занимали покалеченные Коршуны, пояснил командир. — Молитесь, парни.
Я молился, но так никто и не ответил, а может даже и не слышал. Ещё через три дня приехали Васильев и Степаныч, привезли наши вещи и новости. Из хороших было то, что Степаныч доставил Разиных без происшествий, так что не зря мы бегали, отвлекая внимание. А из плохих… Вовка умер. Не довезли.
Васильев уже на следующий день уехал обратно, а Степаныч принялся нас лечить. Как он уговорил местных эскулапов? Не знаю. У него свои секреты. А Руслан, так и не вернулся. Почему?
Через неделю ожидания не выдержал и устроил засаду на нашего бравого прапора. Несмотря на то, что в подземельях совсем бросил курить, в больничке снова дымить начал. А что тут ещё делать? Скукота смертная, остаётся только скакать на костылях, да дымить. В любом случае польза от этого была. Наконец-то удалось поймать Степаныча одного. Для этого пришлось пропустить процедуры, как и Пеплу, которого поставил на стрёме, чтоб никто своим появлением не дал повода увильнуть от ответа, хитрому прапорщику. А чтоб Андрюха ничего лишнего не услышал, завёл разговор на китайском, не зря же учился у Степаныча, вот и пригодилось. На мой вопрос, тот ответил так:
— Расформировывают нас, Егорка. Решено, что хреновые из вас суперсолдаты.
— В смысле? — обиделся я. — Что значит хреновые солдаты.
— Не солдаты, а суперсолдаты, — усмехается прапор. — Посчитали, сколько стоит вас таких найти, потом подготовить, а в результате, — обводит руками вокруг, — вроде как, овчинка выделки не стоит. Так что по домам.
— Ну со мной понятно, Степаныч. Я на гражданке не пропаду. А как же парни?
— А что парни? — вздыхает. — Тебе поведать, как государство заботится о своих героях?
— Не стоит, — отвожу взгляд. Потом тыкаю пальцем в потолок: — А как же не государство? Это ведь они всё замутили… И вообще, почему бабки не отвечают?
— Бабки твои заняты, — вздыхает. — А про парней не забудут, у нас не принято так. Боевые всем выдадут, семьи погибших пенсии хорошие получат, действительно хорошие, а не те, что может дать наше государство, — грустно вздыхает, — видел я эти подачки. Ну, а остальным, уже дома, по-тихому, ещё денег подкинут. Сам понимаешь…
— Понимаю, — затягиваюсь и сквозь выдыхаемый дым, повторяю вопрос: — Дед, ты не юли, Руслан где?
Хмуро смотрит в окно, дует на тлеющий конец сигареты:
— Егор, если кто узнает, что я проболтался не сносить мне головы. Ты это понимаешь? — киваю, давая понять, что я могила, а он вздыхает и признаётся: — Такие, как Руслан, один на миллион, понимаешь? — тычет меня пальцем в грудь, хорошо хоть в здоровую половину. — Не человек. Скала. И даже если кровью сердце обливается, для него долг превыше всего, — сплёвывает в окно. — Приказали ему остаться. И не думай, что ему плевать на вас, приказ есть приказ.
— Ну и горазд, ты врать, Степаныч, — усмехаюсь. — Забыл, что я ложь вижу?
— И что? — прикуривает вторую сигарету от окурка. — За что купил за то и продаю, мне сам Руслан сказал, что ему приказали остаться.
— А вот теперь не врёшь, — киваю. — Вывод: ты не веришь, что он остался, потому, что ему приказали. Ведь так?
— Не место здесь такие вещи обсуждать, — смотрит на дверь в курилку.
— Не боись, Дед, — там Пепел караулит. — Хорош, пургу гнать. Говори, что знаешь!
— А вот хрен тебе, — показывает мне дулю, — кто много знает, долго не живёт. Ещё думаю, молодец какой, совмещает приятное с полезным, и в языке тренируется, и мне мозг выносит. А он конспирацию развёл, — кашлянув, добавил: — Молодец, конечно.
— Дед, хорош пургу гнать.
— Не подскажешь, у кого научился? — хмыкает, криво улыбаясь. — Не знаю я, вот хочешь верь, хочешь нет, не знаю, что происходит, — хлопает себя по бедру, — но ты прав, не поверил я ему. И Васильеву, который, подтвердил, тоже не поверил. Нет, конечно, Руслан мог, запросто, куда-нибудь полезть. Но вот кто бы его еле-еле заштопанного стал бы теребить? У него же швы порасходились все, когда он из больницы сбежал. И заметь, это поступок в духе Руслана…
— Так может, Балагур жив? — в сердце вспыхивает надежда. — Может он с ним?
— Нет, — качает головой, — умер Вовка. Я сам видел. Да и не стал бы Руслан врать.
— Ты труп его видел? — смотрю в глаза.
— Чей? — включает дурачка.
— Ты видел труп, Балагура? — нависаю сверху.
— Не дави, — отодвигает меня, надавив пальцем на грудь, — видел. Его в вертолёте как раз привезли, на котором я улетал.
Степаныч судорожно всхлипнув, ударил кулаком по стене, недокуренная сигарета зажатая между пальцев вспыхнув искрами потухла.
— А чёрт, — ругнулся Степаныч по-русски, — обжёгся.
— На, новую, — подаю пачку. — Странно это всё, Степаныч, очень странно. Ты труп видел, а Васильев нет. Как так-то?
— В смысле? — напрягся прапор.
— Я Васильеву этот же вопрос задал. Видел ли он сам труп Балагура? Знаешь, что он мне сказал?
— Что? Не томи.
— Он ненадолго замешкался, и потом честно сказал, что видел Владимира мёртвым. И добавив, что больше сказать не вправе, свалил.
— Ну вот, видишь, — грустно кивает головой Степаныч.
— Дед, голову включи! Он видел мёртвым Владимира. Не труп даже, а мёртвым. Где гарантия, что в дороге не было клинической смерти? А? Васильев с тобой встречал вертушку или прилетел? И сколько он мёртвых Владимиров видел до этого?
— Да откуда я знаю? — нервно сплёвывает на пол, потом, спохватившись, затирает подошвой. — Но он прилетел с Русланом. А когда я хотел попрощаться, Руслан меня остановил, мол, запомни его живым, не смотри. И ноги подкосились у него, а сам весь в крови, раны разошлись… Но зачем? — в недоумении смотрит на меня.
— Чтоб ты поверил, и я поверил, и парни, — киваю в такт словам.
— Ладно вас? Но меня? — в глазах Степаныча была неподдельная обида.
— А как иначе? — усмехаюсь. — Тебе же со мной общаться.
— Тоже верно, — кивает.
— Ну так, как думаешь, что происходит?
— Не знаю, — качает головой.
— Конечно, но ведь можешь догадываться? Руслан же за своих горы свернёт, если шанс есть. Ведь так?
— Ну-у-у так, — кивает.
— Так что? Из Вовки киборга будут делать или что?
— Чего? — демонстративно смотрит на сигарету, которую взял у меня. — Вроде табак. Мажор, ты что, наркотой баловаться начал?
— Угу, — киваю, — мухоморов в палисаднике насобирал. Ты меня за дурака не держи. Вон из седой бабы Алёны, сделали рыжую супер-тёлку Белку. Где? В Швейцарии? Или из иридия броню для кораблей делать собираются, это, наверное, патрульные катера пограничников будут? Степаныч, не оскорбляй мой мозг.
Оглядывается, сглатывает и, сплюнув, решает слегка расколоться, но, сперва, предупреждает:
— Егор, раз Руслан пошёл на такие хитрости ради обмана, значит, в этом есть смысл. Согласен?
— Да, — киваю.
— Значит, между нами?
— Достал, — прикуриваю сигарету, — интересно, почему я с тобой на китайском треплюсь.
— Э нет, — качает головой, — ты эти штучки брось. Слово дай, что никому из парней ни полслова. Вдруг от этого что-то зависит? Не зря же Руслан и Витя старались обмануть тебя. Даже меня не пожалели. Ну.
— Клясться не буду, но обещаю, что никому ничего не скажу, пока не разберусь.
— Ну тогда и я ничего не скажу, — кивает Степаныч, — в отличии от тебя, я Руслану доверяю. И раз это было так важно, значит важно.
— Так ведь ты уже всё подтвердил, — усмехаюсь.
— А и верно, — легонько хлопает по здоровому плечу, — действительно, иди всем расскажи о своих домыслах. Уверен, парни с радостью ухватятся за эту мысль. Вот только если выяснится, что ты не прав, они второй раз друга потеряют. А может и по настоящему, потому что тайна нарушена. Кто знает?
— Клянусь, — зло сплёвываю, — буду молчать. Только в крайнем случае, расскажу о своих «домыслах», но не о том, что ты мне сейчас скажешь. Так устроит?
— Надо у сестрёнок щипчики поспрашивать, — Степаныч сосредоточенно рассматривает ногти, — отросли, прям жуть. Надо подстричь.
— Хорошо, обещаю, никому не расскажу о своих подозрениях. Если только…
— Мажор!
— Ладно, никому. Рассказывай давай.
— Да нечего рассказывать, — пожимает плечами. И тут же добавляет, увидев, как я открываю рот чтоб сказать всё, что о нём думаю: — Но ты прав, есть места, где Вовку можно спасти.
— На другой планете?
Затягивается, выпускает струйки дыма:
— Я тебе этого не говорил, это всё твои домыслы. Главное тут, что это очень дорого. Я так понимаю, у Вовки половину внутренностей вырезали. Так что мало того, что без ноги, так ещё и в туалет через трубочку всю жизнь ходить. Для такого как он, лучше умереть, — замолкает, смотрит на меня грустным взглядом и тяжело вздохнув, продолжает: — Есть у нас врачи хорошие, могли бы спасти. Вопрос, сказал бы Вовка спасибо за такую жизнь? Ну, что молчишь?
— Да что говорить, — отворачиваюсь. — Я не уверен, что к тому, что с ним тут случилось, он сам руку не приложил. Мутно всё. А ты говоришь через трубочку…
— Ты тоже заподозрил? — Степаныч кивает. — Да уж. Думаю я, что Руслан долги собирать начал. И сам полетел с Вовкой, чтоб надавить, как следует. Есть у него должники там, где могут помочь. Вот и отправился… Не знаю. Это всё предположения, Егор. Больше я тебе не скажу. Меня и за это, могут так по головке погладить, что мало не покажется.
— Да понял я, — смотрю на садящееся за окном солнце, — не дурак, понял. Я даже догадываюсь, зачем весь цирк.
— Зачем? — удивлённо смотрит на меня.
— Нас отправляют на гражданку. А то о чём не знаешь, не расскажешь. Это типа отпуск по ранению, а Степаныч? Или, может, очередное испытание? Как мы гражданскую жизнь перенесём? А?
— Да не знаю я, — вздыхает. — Прапор я, а не майор, хотя бы, — а потом, улыбнувшись, подмигнул: — Спасибо, Егорка. Меня эти непонятки терзали жутко. И за парней не бойся, максимум полгода-год и все будут как новенькие. Ну кроме тебя.
— А что со мной?
— Осколок у тебя в ноге если забыл, надо удалить. Но думаю, этот вопрос отец твой решит.
— А может на базе? Ну в Сибири?
— Да откуда там, такие крутые хирурги? — широко распахивает глаза.
— Так ведь Руслан же Балагура туда спасать вёз? — недоумеваю от такой реакции.
— Точно, — кивает, — там же стазис-капсулы есть, на экстренные случаи. А вот проводить такие операции там некому.
— Стазис-капсулы?
— Забудь, прошу тебя. Если кто-нибудь узнает, что я тебе наговорил, у меня будет куча проблем. И это не метафора.
— Да понял я, — вздыхаю. — Вопрос, чего парням говорить?
— А что ты им уже сказал? — напрягся Степаныч.
— Про Балагура ничего. Только хотел узнать, что с Русланом. А у него оказывается, раны открылись, после беготни, возможно осложнения. Вот его там в больничку и закрыли…
Врать друзьям плохо. Это правда, но и рассказать всё тоже не вариант. Тут прав Степаныч. Думаю, со временем всё и так выяснится. Ведь, как бы это не звучало, но парни продали душу, и отрабатывать это придётся. Главное, чтоб Руслан нашёл тех, кто Вовку починит, даже если это будут длинноухие гномы или бородатые эльфы. А там посмотрим. Но как же парням в глаза смотреть? Саня вон песню уже сочинил… Трогательную. А чёрт с ним, надо верить Руслану. Если не ему, то кому ещё?
В результате, благодаря усилиям Степаныча в госпитале я провалялся всего месяц и отправился домой. На лечении в тот момент оставались только Хан и Листик. Да и тех должны были выписать через неделю.
Ну что ещё сказать, всех нас очень оперативно наградили, уж больно важным оказался тот караван. Боюсь даже предполагать, что там везли. Хотя, зная, наших власть имущих, не удивлюсь если деньги. А ради чего могла ещё собраться такая толпа бандитов? Так что дали по ещё одной «Отважной» медали, в том числе и погибшим, похлопали по плечу и сказали, что Родина гордится нами, попутно поведав, каких же героев они воспитали...