Милосердие спецназа

Глава восьмая

Вот чего не отнять у командира, так это таланта портить настроение от пусть и маленькой, но победы. Мы в заданное время уложились? Уложились. Подъёмник не сломали? Нет. Молодцы? Ну, а кто спорит? Никто. Рогожин нас даже похвалил. Коротко разбежавшись, перепрыгнул этот разлом в преисподнюю, все восемь метров, и говорит:

— Молодцы! Успокоили мои расшатанные нервы, убедили, что степень дурости у вас в норме, — и, обернувшись на Степаныча, который как раз собирался пробежаться по натянутому шпагату на нашу сторону, рявкнул: — Стоять? Ты что бессмертный? А ну обвязался верёвкой и метнул сюда конец.

— Ой, да я по такому широкому мосту, — прапор машет рукой на верёвку, перекинутую через пропасть, — могу с завязанными глазами и с самоваром в руках пройти.

— Ты что совсем страх потерял? — начал заводиться капитан. — Ты чему молодёжь учишь? — и зло, сверкнув глазами, замолчал, чтоб не мешать Степанычу, который быстро и ловко заскользил по верёвке. А когда Дед спрыгнув на землю раскинул руки и, улыбаясь во все зубы, крикнул:

— Алле ап…

То Рогожин просто подошёл к нему и незамысловато врезал в глаз. Облегчённо вздохнул и радостно поведал:

— Аж легче стало, — и, глянув на то, как прапор, обиженно сопя, прижимает руку к пострадавшему глазу, резюмировал: — Ох, не там я дурость искал.

— А сам-то? — возмущается Дед.

— А что со мной не так? — удивляется Рогожин.

— Ты вообще пропасть перепрыгнул, — машет правой рукой прапор, левой прикрывая пострадавший орган зрения.

— Так это же в обучающих целях, — Рогожин укоризненно уставился на Степаныча. — Показать, что это возможно. Сейчас будем тренироваться, — и обернувшись к нам, спросил: — Эй? А куда все подевались?

— Ну вот, — задумчиво протянул Степаныч, — а ты говоришь, угробятся. Всё нормально у них с инстинктом самосохранения. Так что зря ты боялся.

— Да я теперь не за них, я за тебя боюсь, — капитан навис над прапорщиком, — ты чего без страховки попёрся?

— Да отстань ты от меня, — Степаныч недовольно отпихнул Рогожина, убрав руку от абсолютно не пострадавшего глаза, — нет никого, попрятались. Это тебе не по снегу бегать, дураков нет, через эту дырку сигать, — опасливо заглядывает в пропасть. И главное, чего ты добиться хотел?

— Показать, что они молодцы, так как обвязались страховкой.

— А просто сказать? — и, не ожидаясь ответа, уточнил: — Ты что реально хочешь заставить их прыгать?

— Да, — Рогожин кивает и тут же добавляет открывшему рот Степанычу, — но не через пропасть. Что я дурак, что ли? Так… в длину. Просто посмотреть, кто что может. Да заодно научить, как правильно приземляться.

— Тогда нахрена, мы этот цирк устроили? — раскидывает руками Степаныч.

— Так ведь нет никого! — в тон ему радостно оскалился капитан. — Если бы я на тебя не отвлёкся, никто бы не свинтил, зато теперь точно знаю, что даже отморозки хотят жить. А сейчас готовь блокнот.

— Зачем?

— О-о-о… — Рогожин закатил глаза, — будешь записывать холодящие кровь подробности того, как наши героические парни спасали мир, пока мы тут лясы точили.

— Ты их для начала найди.

— Да куда они денутся? — усмехнулся Рогожин.

— Да куда они делись? — этот вопрос был задан через два часа бесплодных поисков.

— Пошли в лагерь, жрать захотят, сами придут, — предложил Степаныч.

— Да вы охренели? — ещё через двадцать минут выдал капитан, обнаружив нас… в столовой. Ну, право слово, чего валяться на холодных камнях, если можно этого не делать. Поэтому Рогожин нас и не нашёл — мы не прятались. Просто обошли пропасть с краю и свинтили в лагерь. Всё равно получать, так какая разница за что?

Кстати, получать не пришлось. И, знаете, кто нас отмазал? Не за что не поверите. Балагур. Да я сам в шоке!

— Командир, ты же сам сказал, что будем тренироваться, вот мы быстренько и рванули тренироваться на полигон наш. Ещё и думали чего ты так долго?

— И к какому выводу пришли? — с сарказмом уточнил капитан.

—Решили проверить, может, ты в столовке нас ждёшь? — и такой правдивый взгляд был в тот момент у Вовки, что даже я поверил. Тем более, что такой взгляд был у всех. Но самый главный аргумент прозвучал в конце: — И ещё мы пирожки с печёнкой отжали у этих, — Вовка махнул рукой в сторону толпы учёных и их подручных, голов в тридцать, во главе с давешним полканом, которые время от времени зло зыркали в нашу сторону.

— Кхм… С печёнкой? — Рогожин подобрел прямо на глазах, выхватывая пирожок прямо с одного из двух огромных тазиков, которые стояли на столе. — С капустой, — обиженно протянул Руслан, недовольно пережёвывая.

— Так это, — вмешиваюсь, — эти «упыри голодные» налетели откуда-то и давай всё сгребать, что было. Ну, думаю, всё, останемся голодными. Но когда вопрос стоит о еде, Молоту нет равных, он два тазика ухватил, на что рук хватило. Можно сказать, из под носа увели.

Джинн, ты бы слышал, как они возмущались, мол, они работают. А мы тут только под ногами путаемся, ничего нормально сделать не можем. И вообще охрана должна есть во вторую очередь! Прикинь?

— Мы не охрана, — прочавкал Рогожин, всё-таки нашедший себе уже три пирожка с печенью, просто разламывая их. Остальные тут же расходились по рукам, мы не привередливые. Командира задобрили, а там хоть с мясом, хоть с картошкой.

— Вот-вот! — воздел вверх палец Балагур. — Поэтому Мажор и предложил купить пирожки.

— Кхм… — поперхнулся Степаныч, — они же бесплатные. Не пугай меня так, Мажор.

— Ну не бить же их, — пожимаю плечами.

— Даже не знаю уже, — как-то задумчиво протянул капитан, сверля взглядом учёную братию.

— Ну и что ты им предложил? — уставился на меня товарищ старший прапорщик.

— Чеку.

— Какую? — не въехал Степаныч.

— От гранаты.

— Зачем она им? — удивлённо машет головой прапор.

— Чтоб в гранату вставить, — поясняю, вгрызаясь в пирожок наполненный яйцом и луком.

— Он же им перед этим гранату подарил, — не выдержал паузы Балагур. — Подошёл к этому орущему полкану и сунул в руку гранату. На, говорит, подарок. А это моё и выдернул чеку…

— А потом предложил купить? — заржал Степаныч. — Отличный бизнес!

— А если бы у него рука разжалась? — недовольно буркнул капитан.

Перекатываю через стол ту самую гранату, капитан выкручивает взрыватель, улыбается:

— Ну вот, такую хорошую вещь сломал.

— Командир, прости, — опускаю голову, — я в курсе, что сегодня накосячил, когда сцепился с этим недополканом. Но ты бы знал, как он мне майора Крымова напомнил — замполита незабвенного. Стоит, орёт, а мне ему шею свернуть охота. И сейчас… — сглатываю, — вчера пацана из охраны, с седьмого поста, мышь едва не насмерть погрызла, увезли в больничку, надеюсь, выживет. А три дня назад парню руку отъели, по локоть. А почему? Потому что, два учёных утырка забили на сирену. Теперь хороший мужик, инвалид на всю жизнь. А эта мразь, про то, что они должны после них жрать, что останется…

Повисла напряжённая тишина. Парни сосредоточенно молчали, пережёвывая пирожки.

— Спасибо, Мажор, — неожиданно выдал Молот.

— А?

— Да я как раз думал, каким тазиком ему двинуть, как Буриданов осёл, не мог решить какими пирожками пожертвовать. И тут ты с подарком. Прям спас ты, братка, половину пирогов. Так что, командир, меня, если что, вместе с Мажором наказывай.

— И меня, — вздохнул Лаки.

— А тебя за что? — усмехнулся Рогожин.

— Так ведь я думал, что Мажор ему всекёт, когда он к нему подходил и разнимать не собирался.

— Если только прихлебателей разогнать, если полезут, — задумчиво протянул Балагур. — Да, Мажор, красиво ты разрулил, — наши парни одобрительно зашумели.

— Вопрос в другом, как этот тип оказался здесь? — задумчиво протянул Руслан. — Одно из двух, либо он тоже чей-то родственник и пора разобраться с этим, либо супер учёный с дурным характером. И возможно это лечится…

— Через печень? — влез Балагур.

— И через почки тоже, — театрально вздохнул Руслан. — Сейчас тренироваться, а вечерком, после работы, проведу-ка я ревизию моральных качеств некоторых полковников.

— Сейчас.

— Что? — приподняв бровь, Рогожин оборачивается ко мне.

— Там в общем-то неплохие люди, — киваю в сторону учёной братии. — И здесь во время нашего… — на мгновение замолкаю, пытаясь подобрать верное слово.

— Мероприятия, — подсказывает Маркони.

— Да, именно мероприятия, — благодарно киваю Димке за подсказку, — здесь были пара ребят из охраны.

— Та-а-ак… — Рогожин трёт подбородок и, цыкнув зубом, признаёт: — Это плохо. Даже просто пренебрежительное отношение к безопасности учёных, может привести к жертвам. Эти-то вообще себя защитить не смогут. Ладно, выбора нет. Тихоня, Маркони со мной поедете, отвезу утырка Васильеву, пусть займётся. Заодно задам пару вопросов Ефиму Петровичу, то у него безопасностью зять заведует, при чём плохо заведует. То учёными руководит тип с манией величия и барскими замашками. Боремся за чистоту кадров, а тут такой гнус. Не пора ли, пора?

— Руслан, Руслан, ты это погоди, не пори горячку, — подал голос Степаныч. — Это же Фима.

— Ой, отстань, — отмахивается Рогожин. — Не может руководить, пусть на пенсию валит. А раз полез в начальники, так будь любезен. Мог бы лабораториями руководить, но ему всю базу подавай. Пусть отвечает. Или считаешь, что неправ?

— Да прав, прав, — отмахивается Степаныч. — Но ты не горячись только, всё-таки это Фима…

— Не трави душу. Без этого тошно.

— Давайте-ка, парни, подробности, что и как случилось, кто виноват в том, что ребята из охраны пострадали, а то мало ли…

А причина одна. Слово дисциплина учёным неизвестно, вроде и звания у них есть поголовно, а толку ноль. Не буду тратить ваше время, рассказывая о том какую речугу толкнул Рогожин, подойдя к столам с учёной братией. Оно вам надо маты слушать?

Короче устроил он им внушение, по поводу того, что не стоит пихать свой нос туда, куда… в общем, накрутил хвосты, а когда полкан, начал вякать, кивнул парням и они его очень не вежливо скрутили.

Потом наорал на появившегося начальника охраны, которого, скорее всего, позвали парни, которые, видели наше «мероприятие» с пирожками, за то, что учёные разболтались и вообще плевать хотели на безопасность. На робкие возражения заявил, что он изволит, увозить арестованного на разборки, забирает с собой Степаныча и Тихоню, а за тем, чтоб больше никто не пострадал, и, самое главное, подтянулась дисциплина, присмотрит самый лучший старшина всех времён и народов. И только тогда соизволил вернуть мне гранату, которую я ему давал посмотреть.

Чего это все резко бледнеть начали? Эх, если бы я знал, с чем вернётся Рогожин через три дня, тоже бы бледнеть начал, заранее.