Милосердные сестры

Глава XIX

В темноте тихая гавань внушала еще больший страх. Оглядываясь на ходу и прислушиваясь к звуку собственных шагов, Джон Докерти всматривался в ночную мглу. Вскоре ему удалось разобраться в случайных звуках, раздававшихся со всех сторон. Позвякивание швартовых цепей... Пронзительно кричащие чайки, пирующие в полуночное время... Волны, ударяющие в мощные сваи гавани... Вселяющие уверенность звуки горнов в тумане...

Постепенно мускулы его шеи расслабились. На пирсе он был один.

В серебристо-черном тумане можно было различить контуры пакгаузов и часовых, охраняющих подступы к гавани. Он пересек узкую полосу тротуара и нырнул в боковую аллею. В дальнем конце находился неприметный склад, из-под двери которого пробивалась полоска света. Докерти тихо постучал.

– Входи, Док, открыто, – разорвал тишину сочный бас Улански.

Докерти вошел и быстро закрыл за собой тяжелую металлическую дверь.

– Господи, Тед, – сказал он, – я потратил двадцать минут, чтобы убедиться, что за мной нет "хвоста", а ты ревешь, как катер в тумане.

– Это доказывает, как я тебе доверяю, Док. Проходи и садись вон туда. – Улански энергично пожал ему руку, указывая на дубовый стул с высокой спинкой. Это был экспансивный мужчина, отдаленно напоминавший габаритами того защитника в американском футболе, который двадцать пять лет назад защищал честь бостонского колледжа.

– Отличное место, – с сарказмом заметил Докерти, оглядывая большой, плохо освещенный офис. – Твой?

– Это так, – с деланной гордостью ответил Улански. – Штаб-квартира легендарного отдела по борьбе с наркотиками штата Массачусетс. Не желаете совершить обход?

– Нет, спасибо. Все, что нужно, я пойму, сидя здесь.

Этот отряд, работая тихо и незаметно, прославился тем, что к его арестам невозможно было придраться. Улански, как глава отдела, постепенно приобрел репутацию сверхчеловека. Офис, однако, мало увязывался с местом, о котором можно слагать легенды. В нем было неуютно и холодно. Вдоль голых цементных стен вытянулись дюжины две шкафов с картотекой; все коричневато-зеленого цвета, как положено в государственных учреждениях. Внутри металлических ящичков, а Докерти знал это, была сосредоточена вся информация, относящаяся к нелегальной торговле наркотиками в штате.

В углу комнаты, небрежно прикрытый плащом Улански, стоял компьютер, который через Вашингтон был связан с федеральными и полицейскими агентствами всей страны.

Улански сел за стол и предложил:

– Выпьешь? Кофе? – Докерти покачал головой. – Должно быть у тебя важное дело, если ты пришел в такую собачью погоду, да еще отказываешься от угощения.

– Ты прав, – рассеянно подтвердил Докерти, возобновляя поединок с непокорными волосами, спадающими на глаза. – Я рад, что ты не отказался помочь.

Улански одним махом опрокинул рюмку "Грэнддэд".

– Поверь мне, ты – единственный парень в нашем округе, кто в состоянии вытащить меня из дома в такой вечер, когда живьем транслируют бой с участием Черневица. Джеки Черневица, польской кувалды. Ты следишь за боксом?

– Мне это очень напоминает день, проведенный на работе.

– Скажи мне в таком случае, – улыбнулся Улански, – чем я обязан этому визиту к скромному стражу правопорядка?

– Я расследую очень странное дело, – ответил Докерти, потирая кончик носа. – Убита старая леди, которая лежала в Бостонской больнице. Морфин. В настоящий момент мне удалось сузить число подозреваемых до тридцати. Даже произвел один арест.

– Я читал об этом, – сказал Улански. – Какой-то доктор, так?

– Так. Масса косвенных улик против него, но уж слишком все гладко, если ты понимаешь, что я имею в виду. На капитана, этакого столпа правосудия, кто-то с мохнатой рукой надавил, и он приказал взять этого доктора. Что я и сделал, хотя у меня были сомнения. Потом был убит адвокат этого парня, Бен Гласс. Тебе он знаком? – Улански поморщился и утвердительно кивнул. – Его зарезали. Ни где-нибудь, а в квартире этого самого доктора. Входная дверь изрешечена пулями и выбита. В коридоре и на стене нашли полно крови. – А совсем недавно нашего доктора доставили в больницу, совершенно промокшего и полуживого. Самое интересное то, что, не дожидаясь никакого лечения, он сбежал оттуда с каким-то малым. К тому времени, когда я узнал об этом и примчался, его и след простыл. Нет даже записи, что он находился в больнице. Возможно, что его уже нет в живых. Я проверил обычные каналы – ничего. В общем, уперся в каменную стену. У меня такое ощущение, что я наломал немало дров, поддавшись уговорам капитана и арестовав его.

– Чем мы можем помочь?

– У меня остается единственная надежда – расколоть фармацевта по имени Квигг. Маркус Квигг. У него небольшая аптека на Уэст-Роксбери. Он клянется, что этот доктор Шелтон выписал рецепт в тот день, когда эта женщина была отравлена лошадиной дозой морфина.

Круглое лицо Улански покрылось сетью морщин.

– Кажется, за ним что-то числится, – задумчиво проговорил он. – Я почти уверен в этом. А что с формой С2-22?

– У Квигга она имелась. Доктор же утверждает, что ее выкрали из его офиса и что он никогда никому не прописывал морфин.

– Подпись?

– В лаборатории сказали – все возможно, поскольку вместо подписи Шелтон ставит загогулину, которую легко подделать.

– Но это может быть и его загогулина, – сказал Улански.

– Может, – согласился Докерти. – Я и раньше ошибался.

– Да... с частотой солнечных затмений.

Докерти воспринял комплимент с усталой усмешкой.

– Мне надо прижать фармацевта, Тед, – сказал он. – Этот тип юлит, не говорит начистоту. Мне кажется, предложи ему хорошие деньги, и он раскроет все шлюзы.

– В таком случае можно посмотреть картотеку и справиться у компьютера, – предложил Улански. – По-моему, на нем что-то висит. – Он помолчал и продолжал доверительно. – Док, знаешь, если мы ничего не найдем на него, можно еще кое-что придумать, и это отлично сработает. Еще лучше. Не хочешь?

Докерти сжался, „затем встал и медленно отошел в дальний конец комнаты. Улански хотел было что-то добавить, но решил смолчать. Докерти, положив руку на шкаф, с минуту молчал, глядя на стену, затем резко сказал: – Знаешь, Тед, за все годы работы в органах я ни разу никого умышленно не подставил. Если я пойду на это сейчас, то лишь для того, чтобы оправдать ошибки, которые я уже совершил. – Он встряхнул головой и повернулся к Улански. – Я не хочу идти на это, Тед. Пускай я запутался и из-за меня этот доктор натерпелся невесть чего, но я не пойду на это. – Улански кивнул в знак согласия. – Послушай, – продолжал Докерти, – проверь все, что может иметь хоть малейшее отношение к Квиггу. Завтра утром первым делом позвони мне. Если я ничего не разузнаю и ты ничего не разузнаешь, мы обменяемся впечатлениями.

– Не беспокойся, Док, – озлобленно произнес Улански. – Если Маркус Квигг всего лишь облил сиденье в общественном туалете, я достану его. И выкинь на время его из своей башки.

– Это был выход на нужную нам улицу. Я сказал – Дом номер сто двадцать семь, – произнес Дэвид, который сидел, закутавшись в армейское одеяло и прислонившись к двери, на переднем сиденье. Он недовольно посмотрел на Кристину и быстро отвернулся, чтобы та не заметила.

– Извините, – сухо ответила она. – Моя голова забита посторонними вещами. – На следующем повороте Кристина развернулась и поехала обратно. Машин почти не было видно, но она настолько была поглощена собственными мыслями, что стрелка спидометра замерла на отметке "пятьдесят миль в час". Какое-то время они ехали молча, и каждый ощущал возрастающее напряжение.

В конце концов первой не выдержала Кристина. Она въехала на грязную стоянку около заколоченного досками ресторана-закусочной и резко повернула голову, глядя ему прямо в глаза.

– Послушайте, может, это не очень хорошая идея? Не лучше ли нам вернуться?

Дэвид уставился в окно, стараясь вникнуть во все то, что рассказала ему Кристина о существовании "Союза ради жизни". Невероятно!.. Она только в общих чертах обрисовала движение, пообещав сообщить подробности утром. Но и от того, что она поведала, захватывало дух. Тысячи медицинских сестер! Одна из них Дороти Дельримпл! Дэвид слушал, закрыв глаза, и его голова раскалывалась от этого странного и спокойного голоса, раскрывающего тайны, не оставлявшие камня на камне от той больничной системы, которой отданы многие годы его жизни.

Он опять почувствовал себя плохо – давали о себе знать проклятая усталость и злость.

Кристина поняла, его состояние, но уже не могла сдержаться.

– Черт возьми, Дэвид, я как могла объяснила вам, что произошло. Я не жду вознаграждения, но и ледяное молчание меня не устраивает.

– А что вас устраивает? – раздраженно спросил Дэвид.

– Понимание, – тихо ответила она.

– Боже мой! Она убила моего пациента, отправила меня самого в тюрьму, из-за нее у меня на руках погиб мой друг, а ей еще нужно понимание! И... в довершение всего этот ваш "Союз"! Какая безумная, самонадеянная...

– Дэвид, я рассказала о "Союзе ради жизни", поскольку решила, что вы заслуживаете того, чтобы знать правду. В моем доме вы слушали внимательно и пытались хотя бы понять. А сейчас заползли в свою скорлупу время от времени вылезаете из нее лишь за тем, чтобы огрызнуться. Говорю вам в последний раз: я не желала вашего ареста. О нем я ничего не знала, пока не прочла газеты. Должно быть, к этому причастен "Союз", и это меня очень печалит. Я вступила в это движение, руководствуясь его призывами к милосердию. Теперь, я вижу, что он причастен к тем ужасным преступлениям... против вас, против Бена и еще одному Богу известно, против кого. Знай все заранее, я ни за что не допустила бы такое. С какой стати, по-вашему, я созналась во всем Бену?

Она замолчала, ожидая его ответа, но Дэвид молча глядел в окно.

– Я рассчитывала на вашу помощь, – продолжала она, – но теперь поняла, как это было глупо. Вы имеете полное право сердиться на меня. Полное право ненавидеть меня. Я отправляюсь домой.

Она отвернулась и включила двигатель. Дэвид протянул руку и выключил его.

– Подождите, пожалуйста. Я... извините меня, – запинаясь, произнес он. – Я вслушивался в собственные горечь и гнев, пытаясь понять, откуда они взялись. Я думаю, во мне заговорила боль, депрессия или даже страх, но я начинаю думать, что здесь нечто другое. Вы мне нравитесь... возможно больше, чем я хотел бы признаться в этом самому себе. Вот, собственно, что стояло за этим. Я не хотел верить, что вы как-то имеете к этому отношение. А теперь вы заявляете, что были частью всего этого, и вместе с тем просите, чтобы я верил, что вы ничего не знали о тайных делах вашего «Союза». Как вам сказать... хочется верить в это. Да. Но... – Он замолчал, подыскивая нужные слова. Сколько из того, что она ему рассказала, осело в его голове? – Послушайте, – продолжал он, – я абсолютно измотан. Я не могу ни на чем сосредоточиться. Давайте заключим на ночь перемирие и доберемся до загородного дома Розетти. Утро вечера мудренее. О'кей?

Кристина вздохнула.

– О'кей, перемирие. – Она нерешительно протянула ему руку. Он сжал ее в ладонях, чувствуя, как от этого теплого прикосновения опять путаются все мысли. Почему вышло так, что это она? Почему? Один и тот же вопрос, как заклинание, вертелся в голове, заставляя сладко закрываться глаза и успокаивая смятение в груди. Он еще успел услышать, как включился двигатель, "мустанг" выехал на шоссе и, не в силах больше сопротивляться крайней усталости, заснул.

– Дэвид?.. Простите, пора просыпаться. – Кристина отдернула одеяло от его лица, дожидаясь, когда он откроет глаза. – Вам лучше?

– По сравнению с покойником – да, – пробормотал он, отбрасывая одеяло и всматриваясь в ветровое стекло. Они стояли на обочине узкой дороги в кромешной тьме. – Где мы?

– Мы заблудились, – просто сказала она.

Ее неожиданный юмор ускользнул от внимания Дэвида. Он сердито взглянул на нее и, заикаясь, ответил.

– Но... нам туда не надо. Я думаю, это следующий поворот направо... или налево?

– Или... – она рассмеялась.

– Который сейчас час?

– Чуть больше двух. Мы были точно в указанном на чертеже месте, но внезапно минут пятнадцать назад ориентиры стали пропадать, – объяснила она, протягивая ему план, нарисованный Джоем.

Дэвид опустил боковое стекло и глубоко вдохнул. Холодный и сладковатый воздух, очищенный четырехдневным ливнем, был напоен осенними запахами. Дорогу впереди окутал сплошной туман. Сделав несколько вдохов, он почувствовал соленый привкус и услыхал отдаленное грохотание, похожее на шум бесконечно мчащегося поезда.

– Мы миновали Глочестер? – спросил он.

– Да, как раз перед тем, как заблудиться.

– Вы все сделали прекрасно, Кристина, – улыбаясь, сказал он. – Вон там, за лесом, океан. Судя по всему, мы высоко над ним. Я уверен, мы вблизи Чертовой собаки – места, которое Джой отметил как "скалы".

– Вблизи чего?

– Чертовой собаки. Видите ли, я... впрочем, неважно. Завтра все объясню. Если допустить, что я в состоянии разобрать план, а других дорог между нами и океаном нет, то мы вблизи поворота на Роки-пойнт. Я голосую за то, чтобы ехать вперед.

Она осторожно направила "мустанг" снова на дорогу и в темноту.

Через четверть мили дорога резко свернула вправо, и вскоре они выехали из леса. От открывшейся панорамы захватывало дух. Крутой обрыв, усеянный деревьями и крупными камнями, терялся далеко внизу в черной пучине Атлантики. Прямо над их головами тучи разошлись, и засверкали звезды и желтый полумесяц в виде ятагана. Кристина остановила машину у обочины и выключила двигатель.

– Даже если бы мы не знали, где находимся, нам бы все равно не заблудиться, – мягко проговорил Дэвид. – Видите эту темную массу по другую сторону бухты? Я думаю, что это Роки-пойнт.

Кристина не ответила. Она вышла из машины, подошла к самому краю обрыва и застыла – статуя из черного дерева на фоне иссиня-черного неба. Когда она повернулась, в ее глазах блестели слезы. Остальную часть пути они преодолели, не проронив ни слова.

Укромное местечко, как назвал его Джой, представляло собой великолепное шестигранное здание из стекла и красного дерева, приютившееся на краю скалы.

– Дэвид, как красиво! – прошептала она.

– Входите в дом и располагайтесь, – сказал Дэвид. – Я следом за вами.

– Вам помочь?

Дэвид отрицательно махнул рукой, но потом засомневался, доберется ли он без посторонней помощи до дому. Он вылез из машины и встал на костыли. Сразу все поплыло у него перед глазами. Тем не менее, ему удалось добраться до небольшого крыльца главного входа. В течение многих часов напряжение и нервная энергия помогали ему бороться с болью и последствиями переохлаждения, но и они иссякли. Он попытался ухватиться за поручни, но его развернуло, и он рухнул на землю. Кристина бросилась к нему, помогла встать и пройти в дом.

Огромные окна, из которых открывался красивый вид, и высокие балочные перекрытия слились для Дэвида в туманные размытые очертания, когда Кристина вела его мимо большого камина в спальню. Едва она уложила его, как зазвонил телефон.

– Ответьте, а со мной порядок, – сказал он, закрывая глаза. – Это, вероятно, Джой.

Он еще слышал, как Кристина вышла, и попытался бороться с надвигающейся темнотой, но к тому времени, когда она вернулась, эта битва была им почти проиграна.

– Дэвид, вы не спите? – спросила Кристина и, заметив, как он качнул головой, продолжала. – Вы оказались правы, это Джой. Он проверял, добрались ли мы в целости и сохранности. Пожалуйста, кивните, если вы меня понимаете. Идет? Хорошо. Он звонил своим друзьям из полиции. Никто ничего не слышал об аресте Леонарда Винсента. Все в Бостоне ищут вас, а Винсент, должно быть, сбежал из больницы прежде, чем его хватились. Джой сказал еще, что наведет справки и позвонит нам сегодня вечером или в субботу утром. Пока мы находимся здесь, нам нечего беспокоиться. Но он предупредил, чтобы мы были осторожны на обратном пути... Дэвид?

На этот раз Дэвид ее уже не слышал.

Через два часа Дэвид проснулся, смутно представляя себе, где он находится.

Он был раздет и накрыт одеялом, а распухшая нога покоилась на подушке. Рядом лежал пластиковый мешок с водой, выполнявший роль импровизированного компресса.

Он приподнялся на руке и посмотрел в окно величиною во всю стену. Безбрежное море звезд заполнило чистое ночное небо.

Из соседней комнаты послышался слабый крик. Дэвид схватил костыли и заковылял из спальной. Кристина спала на кушетке в общей комнате. Послышался еще один вскрик. Дэвид шагнул, чтобы разбудить ее, но потом передумал. Ее можно разбудить на минуту, десять минут или даже час, а что толку. От кошмаров, как он знал по собственному опыту, не так-то легко избавиться.