Милый мой Игнатиус

Глава третья, частично раскрывающая сущность пожилых женщин

Внутри нас встретили по-доброму. Миловидная девица в славянской форме одежды привстала над стойкой ресепшен и поклонилась.

– О, Дмитрий Анатольевич! Проходите, прошу вас.

Я покосился на жабоида.

– Ты Дмитрий Анатольевич?

– А что тебя удивляет? В жизни я обычный человек, как все – Дмитрий Анатольевич Жабин. Имеешь что-то против?

– Нисколько, просто я уже привык к зеленокожему бородавчатому жабоиду, и другое имя вряд ли смогу воспринимать.

Дмитрий Анатольевич отмахнулся.

– Я тоже уже привык.

Девица выбралась из-за стойки, подошла к нам и снова поклонилась. Я поклонился в ответ, но жабоид дёрнул меня за рукав и прошипел:

– Ей кланяться не надо. Не по статусу.

Девица продолжила перед нами рассыпаться.

– Вы к хозяйке? О, у неё сейчас как раз никого нет. А если б кто и был, так она бы от него отделалась. Вы же знаете, Дмитрий Анатольевич, как вас здесь. Присядьте пока на диванчик, а я сообщу хозяйке о вашем приходе, – и упорхнула за тяжёлую портьеру, скрывающую вход в соседнее помещение.

– Любят и ждут! – повторил я слова девицы, присаживаясь на диван. – А ты боялся.

– Я даже знаю, с каким соусом они меня любят, – ответил жабоид. – Ты особо не доверяй этим улыбочкам. Знаешь, какие там зубы кроются?

Судя по девчушке, зубы там могли быть перламутровые, а за ними язычок шаловливый. Я представил, на что она им способна – и мне стало жарко; я снял шапку, расстегнул куртку. От примятых волос поднялся пар.

Из-под дивана выбралась кошка – вся чёрная, только глаза холодные. Она вальяжно прошествовала к стойке, задрав хвост кверху, и вдруг обернулась на полушаге. Глаза её вспыхнули, и, клянусь, она мгновенно прочла все мои грязные мысли. Мордочка её презрительно исказилась, а мне стало настолько стыдно, что я покраснел.

Портьера отодвинулась, и в приёмную вернулась девица.

– Проходите, – улыбнулась она. – Хозяйка очень ждёт вас.

За порогом нас встретил узкий коридор, задрапированный по стенам и потолку тёмно-бордовым бархатом. Словно гроб изнутри. Где-то на уровне плинтуса тянулась цепь мутных светильников, которые в купе с запахом ладана и, кажется, можжевельника, создавали угрюмую обстановку опасно-магического места. Плюс к тому, россказни проклятого жабоида о бабе Яге добрались-таки до воображения и нагнали на него страху. Может, вернуться, пока ещё не поздно, пока ещё есть шанс на возвращение? Но жабоид вдруг схватил меня за руку, и сжал так, что не вырваться. Аж больно стало! Однако это не была попытка удержать меня, это была попытка удержаться самому.

Открылась вторая дверь, и мы оказались в комнатке ничуть не светлее коридора. По центру стоял круглый стол, на столе шар, внутри шара светилось изумрудным светом нечто непонятное. За столом сидела старуха. На голове чёрная бандана, только повязанная узлом вперёд, по бокам седые спутанные пряди. Нос длинный крючковатый, зубы жёлтые со щербинкой, кожа морщинистая. Бр-р-р-р… Ужас. Один в один как в сказках написано. Прав жабоид, с такой старушкой лучше не ссориться. Мы одновременно поклонились в пояс и застыли изваяниями, ожидая, что бабушка скажет.

А бабушка провела ладонью по лицу и мгновенно преобразилась в женщину лет… Я не смог определить возраст, может быть, сорок, может быть, пятьдесят. Да и неважно сколько, главное… Тонкие благородные черты, тёмно-рыжие волосы, глаза с задумчивым прищуром. Женщина-вамп! От такого перевоплощения я малость присел и открыл рот.

– Прошу прощения за рабочий вид, – бабушка, или теперь уже женщина, кивнула в ответ на наш поклон, – но людины естественному образу не доверяют, приходится оборачиваться старухой. Зарабатывать как-то надо. Ну а вы, родимые, по какому делу ко мне? – и будто только сейчас узнала жабоида. – А, Дмитрий Анатольевич, душенька мой. Давно не виделись. Что мимо ходил? Что не заглядывал?

– Давно, Ядвига Златозаровна, ох, давно, – подобострастно улыбаясь, заюлил жабоид. – Всё как-то времени не доставало, знаете ли. То, сё. А нынче вот нашлось, и первым делом к вам.

Ядвига Златозаровна выпрямилась и начала отбивать по столу лакированными коготками марш советских танкистов. Получалось у неё неплохо, я даже стал подтоптывать в унисон и подпел мысленно: «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны…».

– Врёшь ты всё, Димка, – вздохнула женщина. – Как был мелким врунишкой, так им и остался. Постыдился бы хоть для разнообразия. Поди, прижгло одно место, вот и засуетился, – и перевела взгляд на меня.

Я перестал подтоптывать, и отвесил ей низкий поклон, а потом ещё раз, на всякий случай.

– А чего это друг у тебя беспрестанно кланяется? Больной?

– Нет, что вы. Уважает вас очень.

– Вот как? – и уже мне. – Имя у тебя, милок, есть?

– Игнатиус, – представился я.

– Игнатиус, – повторила она задумчиво. – Редкое имя. Весьма… Скажи, а Игнатий Лопес де Лойола тебе кем доводится?

– Кто это?

– Стало быть, никем. Ладно, а злыдню с собой зачем таскаешь?

Я кивнул на жабоида.

– Вы о нём?

Женщина сделала пасс рукой, и у меня в кармане что-то зашевелилось и полезло наружу. Я увидел противную серую мордочку. Рогатую.

– Чёрт! – брезгливо выругался я.

– Злыдня, – поправила женщина, и засюсюкала. – Иди ко мне мой хороший, я тебя покормлю.

Чертёныш радостно заворковал и потянулся к ней мохнатыми лапками. Я едва не взвыл: Гос-с-с… в смысле, прости меня грешного! И это мохнатое чудо всё время сидело у меня в кармане? Я посмотрел на Дмитрия Анатольевича, ты что ли, паразит зелёный, мне его подсунул? Тот пожал плечами, дескать, я и сам не знал.

Ядвига Златозаровна взяла чертёныша в руки, почесала пальчиком горлышко, тот закатил глазки, замурлыкал, а она проговорила довольным голосом:

– Молодец, Дмитрий Анатольевич, порадовал женщину. Хвалю. Давно я такую злыдню заполучить мечтала. Теперь говори, чего просишь.

Жабоид облизнул губы.

– Видите ли, Ядвига Златозаровна… Василису похитили.

Женщина с размаху ударила ладонью по столу. Шар подскочил, чертёныш испуганно взвизгнул и заплакал.

– Предупреждала же её, а? – женщина резко встала, прошлась в раздражении по комнате и вернулась к столу. – Предупреждала: допрыгаешься! Нет, по-своему всё, – и к жабоиду. – А ты, бес зелёный, куда смотрел? Ты для чего возле неё тёрся?

Жабоид рухнул на колени и молитвенно сложил руки.

– Ядвига Златозаровна, Великим Бояном клянусь, нет в том моей вины! Уж как я Василисушке свет Константиновне говорил, что не стоит так далеко заходить! Но вы же знаете, как с ней спорить. Не послушала, и вот, разбудила лихо.

Женщина смотрела на Дмитрия Анатольевича голодной гадюкой, и в какой-то момент мне начало казаться, что самые худшие его опасения сейчас оправдаются: меня превратят в жабу, а его приготовят с укропом и подливой из чесночного соуса. Интересно, мне как жабе дадут его попробовать?

К счастью, баба Яга сдержалась. Взгляд её успокоился, она села на стул, поцеловала чертёныша и сказала уже без прежнего напора:

– Это ваши проблемы, меня они не касаются. Я говорила Василисе – не лезь, по рукам получишь, она не послушала. Теперь пускай расплачивается.

– Да мы, – жабоид подполз к столу на коленях, – мы и не хотим втягивать вас в эту беду. Прекрасная наша, добрая. Всё понимаем, всё знаем. Нам бы только совет, иного не просим.

Голос его походил на скулёж облажавшегося пса; по шее он получил, теперь выпрашивал косточку.

– Совета? Ну, и какого совета ты хочешь?

– Видите ли, Ядвига Златозаровна…

– Да встань ты, противно смотреть на тебя такого.

Жабоид встал, но спины до конца не разогнул.

– Видите ли, Ядвига Златозаровна, уважаемая и самая лучшая. Лаборатория наша разрушена, все артефакты и раритеты либо захвачены, либо разбежались. А спасать Василису Константиновну как-то надо…

– Спасать? Что ты мелешь? О себе печёшься, жабоид проклятый. А вот он, – она посмотрела на меня, и в глазах её засветилось понимание, – он не просто здесь отирается. Влюбился в неё, да?

Я сглотнул. Вопрос заставил меня стушеваться. Не то что бы я скрывал свои чувства или стеснялся их, вовсе нет, но ввиду последних событий я уж и не знал, что для меня лучше, сознаться или затаиться.

– Ну, в принципе… знаете ли… а вообще… если вы позволите… то я… как бы это…

– Влюбился, – усмехнулась Ядвига Златозаровна и резюмировала. – Тебе верю. Ты до конца за неё пойдёшь. А этого, – она ткнула в жабоида, – берегись. Тот ещё подлец. Юлой прокрутиться, а выгоду свою заполучит. Ну так чего просите?

– Конька Горбунка! – выпалил жабоид.

– Ох! – Ядвига Златозаровна подалась вперёд. – А что не Змея Горыныча? Он сейчас как раз без дела мается.

– Не осилим мы его, – вздохнул Дмитрий Анатольевич. – Не потянем. Я не смогу, не обучен, а Игнатиус новичок совсем. Не справимся.

– А с Горбунком справитесь? А может вам Сивку-Бурку, братца его родного? – в тоне её прозвучало ехидство.

– Ядвига Златозаровна, ну что вы, – жабоид премиленько улыбнулся. – Что вы, солнечная наша. Мы же знаем, у кого он в стойле стоит, не посмеем.

– Сюда заявиться посмел.

– Это исключительно ради дружбы и огромного уважения. Люблю я вас, мамой второй считаю.

– Юла! – женщина наградила Дмитрия Анатольевича таким взглядом, как будто проткнуть хотела. – Ох, юла. Ладно, Горбунка так Горбунка. Слушай: точно не ведаю, но сорока на хвосте принесла, что нынче он возле Песочной ямы пасётся. Кто там живёт, знаешь сам. А моей помощи больше не жди.

Жабоид поскучнел. Он явно надеялся на что-то более доступное, может быть даже думал, что Ядвига Златозаровна выведет Горбунка ему пред светлы очи. Не вывела.

– И на том спасибо. Век вашей доброты не забуду.

– Да уж постарайся, – кивнула женщина, и вновь обратилась ко мне. – А ты, богатырь, подойди сюда. Одарить тебя хочу.

Как она меня – богатырь. Я, конечно, не хиляк какой, и боксом занимался, но богатырь – это чересчур. Хотя приятно.

В комнату вбежала девица с ресепшен и подала хозяйке свёрток. По доступным очертаниям я посмел предположить, что это дубинка сантиметров тридцать-сорок длиной и весом килограмма полтора. Такой если по лбу кого приветить, так сразу тхе енд гейм овер.

Но я ошибся. Ядвига Златозаровна развернула свёрток, и взгляду моему предстал обрез. Я прищурился. Старенький, двуствольный, с пистолетной рукоятью, похож на лупару4.

– Возьми, – молвила колдунья. – Меч слишком громоздким будет, да и устарел уже. А это всяко лучше. Владей.

Я принял дробовик на ладони: совсем не тяжёлый и такой… Ощущение, что мы с ним из одного роддома вышли. Понять бы только на что он мне нужен. Стрелок я никудышный, разве что на коротких дистанциях, хотя в этом случае в самый раз подойдёт, гномов буду мочить. Я прижал его к груди и поклонился.

– Благодарю вас, Ядвига Златозаровна. Не знаю, смогу ли отплатить вам когда-либо за добро такое.

– Сможешь. И отплатишь. А теперь ступай. Оба ступайте. Алёнушка, проводи гостей.

Девица открыла дверь, и мы по коридору вернулись в приёмную.

– Выбрались… – с жабоида катился пот. Он похлопал себя по карманам, достал носовой платок, утёрся. – Живы, и ладно, – пробормотал он в ответ на собственные мысли. – А ты, Игнатиус, как?

Я был в приподнятом настроении. Меня назвали богатырём, подарили дробовик и почти что по щеке потрепали. И кто? Сама баба Яга! Кому расскажешь, сразу психушку вызовут.

Девелопер зачесался.

Получен предмет

Наименование: не определён

Статус: не определён

Вид: огнестрельное оружие

Подвид: боевое оружие

Форма: устойчивая

Тип: обрез двуствольного охотничьего ружья с горизонтальным расположением стволов

Калибр: переменчивый, 8 – 16

Дальность стрельбы: 15 шагов

Убойная сила: рассчётная, 80 грамм на 950 м/с

Я усмехнулся, такая убойная сила у обычного обреза в принципе невозможна, девелопер здесь что-то мудрит.

– Куда теперь? – спросил я, когда мы вышли на улицу.

На улице царил вечер. Горели фонари, сияли лампочки в окнах. В витринах магазинов подмигивали разноцветьем новогодние гирлянды – примета не так давно закончившихся праздников. В морозном воздухе поскрипывал снег под чужими шагами, играли мелодии телефонных звонков. Где-то совсем рядом открылась дверь кафе, и на волю вырвались слова популярной некогда песенки:

Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам.

Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам.

По хрустящему морозу поспешим на край земли

И среди сугробов дымных затеряемся…

Дверь закрылась, и снова только скрип снега под чужими шагами и телефонные трели.

– Едем к тебе, – сказал жабоид.

– Ко мне? – удивился я. – А гномы нас у подъезда не ждут?

– Сомневаюсь. Их целью была Василиса, а мы всего лишь сопутствующее неудобство. Пока мы не начнём проявлять себя и путаться под ногами, никто за нами охотиться не станет.

Что ж, логика в этом была, и я внёс некоторое уточнение:

– Хорошо, только не едем, а идём. Деньги у меня закончились.

Возле подъезда нас действительно никто не ждал. Время подходило часам к одиннадцати, народ с улицы давно разбежался по тёплым квартирам, и никаких посторонних движений я, как не вглядывался в расцвеченную снегом темноту, не заметил. И в самом деле, на кой ляд мы сдались этим гномам, была бы печаль из-за двоих неудачников мёрзнуть на таком страшном холоде.

Мы вошли в подъезд. Слева узкая лесенка вела вниз в дворницкую. Из-под хлипкой двери сочилась жёлтая полоса света, Фархунд ждал меня на чай. Я так и представил, как он засыпает заварку в чайник, укутывает его полотенцем, а потом накрывает подушкой, чтоб не единая крупинка тепла не пропала понапрасну. Увы, сегодня он меня не дождётся, и уж не знаю, дождётся ли когда-нибудь в ближайшем будущем.

Квартира встретила нас гнетущей тишиной. Раньше она всегда была наполнена звуками: лёгкое жужжание системного блока, болтовня телевизора, шелест мягких тапочек по ламинату. Но после ухода Ольги вся надобность в звуках исчезла, и теперь квартира жила пустой и тихой жизнью, потихонечку превращаясь в монастырскую келью.

Жабоид, едва вошёл, поменял всё кардинально. Он сразу направился на кухню и принялся хлопать дверками холодильника и кухонных ящиков. Потом долго гремел посудой, уронил что-то, выругался, снова уронил. Я прошёл в комнату, лёг, не раздеваясь, на диван. Попробовал дотянуться до телевизионного пульта, не дотянулся и зевнул. Спать… Может Василисушка приснится, расскажет, где её прячут, как обращаются. Если хоть пальцем её тронут, хоть слезинка из её глаз выкатится, я приду и всех покалечу…

Над ухом заиграла противная мелодия по типу: дом-ти-ли-дом-тили-дом-дом-дом. Фу, какая безвкусица. Откуда это взялось?

– Девелопер, – выглянул из кухни Дмитрий Анатольевич. – Посмотри, чего там пришло.

Опаньки, а я и забыл про него. Я быстро закатал рукав и приник глазами к экрану.

Изменение базовых параметров

Здоровье: 0 + 1, конечный показатель равен 1

Выносливость: 0 + 1 = 1

Рукопашный бой: 0 + 1 = 1

Дипломатия: 0 + 1 = 1

Не совсем понятно, за что я всё это получил, но приятно. Расту. Знать бы ещё, что мне это даёт.

– Что значит «здоровье ноль плюс один»?

Жабоид задумался на мгновенье.

– Ну, скажем, теперь ты зимой без шапки можешь ходить. Иногда.

– Зачем?

– Не зачем. Это я в качестве примера привёл. Организм у тебя стал более устойчив к болезням и ранам. Уши, конечно, отмёрзнут, но менингитом, может быть, не заболеешь.

– Понятно. А у тебя сколько добавочных единиц?

– Совать свой нос в чужие параметры – дурной тон. Ужинать иди.

Ладно, с остальным потом разберусь, а пока и в самом деле следует перекусить. Я прошёл на кухню. На столе стояла сковорода с яичницей, хлеб, масло, на плите пыхтел чайник. Я взял вилку, поддел кусочек яичницы, съел.

– А ничего, вкусно. Готовить ты умеешь.

– Поживёшь с Василисой…

Я потянулся за ножом.

– Э-э-э, – жабоид затряс пальцем, – я хотел сказать, что мы часто ездили в командировки в глухие деревни, приходилось жить в различных избушках, а из Василисы повар никакой… Великий Боян, я только это имел ввиду!

Я взял нож, стал намазывать масло на хлеб.

– Я так и подумал. Ты чего нервничаешь? Кушай.

С яичницей мы справились минуты за три. После этого жабоид разлил кипяток по чашкам, бросил в них чайные пакетики.

– Дмитрий Анатольевич, а про какого Игнатия Лойолу Ядвига Златозаровна спрашивала?

– Ерунда, забудь, – отмахнулся жабоид.

– Я настаиваю.

Мне действительно было интересно. Судя по имени, это был какой-то не русский дворянин, и если я вдруг прихожусь ему родственником, то можно будет как минимум хвастать своим дворянскими происхождением.

– Никем он тебе не приходится, – пробурчал жабоид, – имя просто схоже. Слышал про орден иезуитов?

– Проходили что-то в школе. Или не в школе. Читал где-то.

– Он его основатель. Великий, так сказать, Инквизитор. Как наш Боян. Только наш хороший, а этот плохой.

Я надкусил бутерброд. Сыру бы ещё сверху и лучку зелёного. Да чего стесняться, можно и колбасы.

– А Песочная яма где? – спросил я.

– Недалеко, три остановки на электричке.

– Предупреждаю, денег у меня нет, – напомнил я.

Жабоида это не смутило.

– Утро вечера мудренее. Решим проблему, не ссы.