Милый мой Игнатиус

Глава четвёртая, в которой я начинаю познавать Мир

Утром я спустился на этаж ниже и постучал в обшитую дерматином дверь. Открыл мужик. Мятая морда, мешки под глазами, на голой груди наколка: плохо читаемый портрет лысого дядьки. Воняло от мужика, как от мусорного бака, а уж запахи, исходящие изнутри, я вообще определить не возьмусь.

– Толик, патроны есть? – спросил я и показал бутылку водки.

Толик поскрёб подбородок и кивнул:

– Заходи.

– Я здесь подожду.

Настаивать на приглашении Толик не стал, исчез в квартире и вскоре вернулся с целлофановым пакетом в руках.

– Во, – сунул он мне пакет в нос, – всё, что осталось. Двенадцатого калибру, магнум. Натурально картечь. Хошь на лося, хошь на кабаняру.

– Сколько здесь?

– Десятка два будет.

Я принёс патроны домой, достал обрез, осмотрел его более внимательно. Штука, несомненно, хорошая и нужная, иначе Ядвига Златозаровна его бы мне не подарила. Потрёпан временем, но крепкий, и бескурковый, что важно. На цевье вместо насечки – гравировка в виде лежащего оленя. Рукоять как будто специально под мою ладонь вырезана, и на ощупь шершавая. Единственный недостаток в том, что далеко такой обрез не бьёт, шагов на пятнадцать, но мне далеко и не надо, а на таком расстоянии противника просто разорвёт в клочья. И бронежилет не поможет. Тут главное возможность быстрой перезарядки. Ну да тренировка мать всех достижений.

Я вставил патроны в гнёзда. Оружие должно быть заряжено, иначе это не оружие, а бутафория. Надавил флажок, ствол преломился, патроны наполовину высунулись – эжектор сработал чётко, значит, пустые гильзы будет выбрасывать в лёгкую. Тоже плюс.

Снова затрезвонил девелопер. Какая ужасная мелодия, надо порыться в настройках и поменять её.

Дипломатия: 1 + 1 = 2

Это мне за Толика прилетело? Надо будет к соседям слева сходить, попросить соли – они не жадные дадут, а ко мне ещё одна единица пришлёпает.

Хлопнула входная дверь, в комнату вошёл жабоид. Пока я ходил за патронами, он сбегал на улицу. Вернулся довольный, потряс передо мной кожаным бумажником.

– Вот!

– Что это?

– Деньги на проезд.

Он вынул пачку банкнот, развернул их веером. Сумма показалась значительной, во всяком случае, равной моей разовой поездке в командировку.

– Где взял?

– Где взял, там уже кончились.

– Своровал? – спросил я, и сам же подтвердил свою догадку. – Своровал.

– А если и своровал, то что? Скажешь, назад отнести? Не отнесу.

Он сунул деньги во внутренний карман, а бумажник небрежно швырнул в угол комнаты. Разбросался! Как будто у себя дома. Я промолчал, но взглядом по полкам пробежался, примечая, все ли вещи на своих местах. Впредь надо приглядывать за этим воришкой.

Мы позавтракали очередной яичницей, оделись и спустились на улицу. Возле подъезда шаркал лопатой Фархунд. Увидев меня он радостно воскликнул:

– Игнатиус-ака, друг мой! Зачем не пришёл вчера, я так ждал. Чай готовил. Сыр, хлеб готовил. Думал, говорить будем…

Из-за угла дома выскочили гномы, штук пять. Всё в том же зимнем камуфляже и в ботинках, как при вчерашней встрече, правда, без кувалд. Ни мы, ни они так скоро на новую встречу не рассчитывали, поэтому замерли в изумлении, а Фархунд продолжил тянуть свою мелодию:

– Друг мой, вечером заходи, снова ждать буду…

Я попятился; тут бы дожить сначала до вечера.

– Куда ты? Дӯсти азизи манн…5

– Некогда, некогда, – забормотал я. – Спешу, потом поговорим…

Мы с жабоидом развернулись на сто восемдесят градусов и дали стрекача. Гномы выкрикнули непонятный клич, что-то вроде «Ausweis!»6 – и припустились за нами. Как хорошо, что я поддерживаю себя в физической форме: делаю зарядку каждую неделю, бегаю по утрам за автобусом – иначе начавшаяся вчера сказка сегодня бы завершилась. Мы рванули в узкие дворики, заставленные частным автотранспортом, всполошили мам с колясками, потом пролезли напрямую по сугробам через овраг. Собаки лаяли нам вслед, люди недоумённо оглядывались. Я тоже оглянулся. Гномы оказались не вот какими серьёзными бегунами, мы постепенно отрывались от них, но упорства им было не занимать. Они бежали сосредоточенно-напряжённые, и у меня мелькнула мысль, что если не воспользоваться вспомогательными средствами, они нас догонят.

Я попробовал окликнуть жабоида.

– Дмитрий… Дмитрий… сука… Анатольевич… Погоди!

Тот обгонял меня шагов на пятнадцать, и останавливаться или разговаривать со мной не собирался. А я начал чувствовать, что вены на висках сейчас лопнут, а сердце вылезет через рот.

Мы свернули в очередной дворик. Слева открылся широкий выход на проспект Космонавтов, справа у мусорных баков припарковалось такси. Водитель стоял возле машины, разговаривал по телефону, пинал смёрзшийся снежный ком. Жабоид подлетел к нему, выкрикнул хрипло:

– Вокзал, срочно, две цены…

Водитель выпятил нижнюю губу.

– Четыре цены!

Водитель нырнул за руль, я едва успел прыгнуть за жабоидом на заднее сиденье, и тут же приник лбом к заднему стеклу. Гномы выбегали из-за поворота, по-прежнему сосредоточенно-напряжённые, как будто солдаты на марш-броске.

– Быстрей-быстрей-быстрей! – взвыл жабоид.

Взревел двигатель, колёса пошли юзом, нас тряхнуло, и такси вылетело на проспект.

Гномы остановились. На лицах ни злости, ни удручённости – никаких эмоций, но полная уверенность, что если не поймали сейчас, поймают потом. И ведь поймают!

У меня возникло огромное желание стукнуть Дмитрия Анатольевича. Я схватил его за грудки и встряхнул.

– Ты же сказал, сволочь, что нам ничего не угрожает!

Жабоид не растерялся. Он уже успел отдышаться и прийти в чувства.

– Если дословно, то я сказал: «Сомневаюсь», что нельзя трактовать как утверждение. Поэтому твои обвинения совершенно несостоятельны. И отпусти меня. Ты не имеешь права применять физическую силу к старшему. Забыл уговор?

Да, уговор. Действительно… Желание стукнуть его у меня не пропало, и, ох, с каким удовольствием я бы воплотил это желание в жизнь! Но нарушать данное слово не в моих правилах, поэтому я отпустил жабоида и даже поправил смявшийся лацкан его пальто. А тот, вместо благодарности, начал меня упрекать:

– Ты чего в них из обреза не пальнул? Постеснялся что ли? Они бы сразу отстали.

– Да забыл я о нём. Из башки вылетело. А сам чего не стрелял?

– У меня ещё в ангаре патроны кончились.

– А купить никак?

– Купить? Ну ты совсем… Милый мой Игнатиус, мы не на Диком Западе, где в каждом магазинчике продают патроны для кольта сорок четвёртого калибра. Это Россия, здесь с боеприпасами, как с бананами – на осинках не растут.

– Эй, мужики, – покосился на нас таксист, – а вам на какой вокзал-то?

– А у нас вокзалов много? – вспыхнул я.

– Не, я чего, мне без разницы, – залепетал таксист. – За четыре цены я хоть во Владик. Я просто к тому, что можно ещё и на автовокзал, а он в другой стороне.

– На железнодорожный, – уточнил жабоид. – И давай шустрей, на электричку опаздываем.

Такси уверенно влилось в поток автомобилей, с каждой секундой увозя нас дальше от опасности, и я почувствовал, как спадает напряжение. Лёгкие работали во всю, я хватал воздух открытым ртом, не в силах надышаться, однако радость от встречи с гномами пошла на убыль. Сердце перестало колошматиться о рёбра, я снял шапку, обтёр лицо. Второй раз… второй раз за два дня… Если интенсивность наших встреч не изменится, то либо гномы нас завалят, либо я завалю жабоида. Этот зелёный прыщ обещал, что покуда мы не проявимся, никто на нас охотиться не станет. К сожалению, события показывали иное – на нас охотятся. Да ещё как охотятся! И если проклятый жабоид только посмеет пикнуть, что гномы возле моего дома появились случайно, я ей Богу его завалю.

Дмитрий Анатольевич, кстати, беззаботно поглядывал в окошечко и мурлыкал под нос попсовую песенку. Ему было до самой Марианской впадины на все мои мысли, на мои нервы и на мои намерения.

Выносливость: 1 + 1 = 2 – выдал девелопер новую подсказку.

Великий Боян, если я за каждую пробежку буду получать только по одной единице, гномы рано или поздно меня догонят. Сейчас у меня показатель плюс два, но чувствую я себя даже хуже, чем раньше.

Такси подъехало к вокзалу, жабоид расплатился, и мы поспешили раствориться в толпе пассажиров. Сухой голос диспетчера объявил о посадке на пригородный поезд. Я глянул на жабоида, он покачал головой: не наш. Подождём. Мы протолкались ко входу в пригородные кассы. День был не топовый, дачный сезон пока ещё не начался, но народу перед входом собралось порядком. В общей массе мы протиснулись внутрь кассового помещения и подошли к металлодетектору. Жабоид прошмыгнул незамеченным между стражами в бронежилетах, а мне пришлось идти под арку.

Металлодетектор отреагировал на меня ярым воплем, как будто я у него пирожок с капустой спёр. Двое стражей с сержантскими лычками тут же прижали меня к стене, третий с погонами прапорщика расстегнул дублёнку, обшарил руками, уставился на рукоять обреза. Попался! Да что ж ты будешь делать, опять забыл… Теперь пока разберутся, пока протокол, да ещё если за незаконное ношение привлекут – года через три освобожусь, не раньше. Прости, Василисушка, так получилось.

– А бутылку за пояс зачем сунул? – спросил прапорщик.

– Бутылку? – растерялся я.

– Ну вот же, – он вытянул дробовик, повертел в руках. – Да ещё и пустая.

– Так это, – я закашлялся. – Под воду. Пригодится.

Эх и глупость сморозил! Какая вода? Зима на дворе.

– Ладно, – прапорщик вернул мне дробовик, – иди.

Один из сержантов смерил металлодетектор досадливым взглядом.

– Слишком часто глючить стал.

– Лучше бы ручные выдали, – поддержал его второй.

Я спрятал обрез за пазуху, застегнул дублёнку. Вот это новость, похлеще забега с гномами – дробовик-то оказывается волшебный! В глазах обычных людей он оборачивается пустым предметом, и можно хоть на плече его таскать, всё равно никто ничего не поймёт. Ещё бы патроны у него не кончались, совсем было бы замечательно.

Едва не вприпрыжку я подскочил к жабоиду. Дмитрий Анатольевич уже купил билеты, и теперь стоял перед информационным экраном, изучая расписание поездов.

– Ты видел? – ткнул я его пальцем в бок. – Не, ну ты видел, а? Для него это просто бутылка! Я всё думал, в чём тут фишка, а оно вон как.

– И что такого?

– Как что? Чудо! Ты не понял что ли?

– Ха, чудо. Обычное заклятие скрытости. Такое даже я наложить сумею.

Равнодушие в его голосе несколько покоробило мою восторженность и заставило приспуститься с неба на грязный вокзальный пол, что в свою очередь подтолкнуло к размышлениям. Заклятие скрытности? Он сам так может? Руки вновь потянулись к лацканам его пальто.

– Что ж ты, тварь, не наложил это заклятие на нас, когда мы от гномов бегали?

За лацканы я его не схватил, удержался, но кто бы знал, какого труда мне это стоило.

– Успокойся, это элементарная магия, совсем не сложная, – хмыкнул жабоид. – Она только против людин работает. Гномы на неё не ведутся.

Я уже второй раз слышал про этих людин. Впервые о них упомянула Ядвига Златозаровна, когда сокрушалась по поводу своей основной работы. Теперь вот этот жабо-переросток решил извести меня загадками. Может сразу его стукнуть? Хотя нет, я же слово дал. Он же, мать его, старший! Но если дело и дальше так пойдёт, придётся устраивать революцию.

– Послушай, Дмитрий Анатольевич, – я начал закипать, – ты объясни по-человечески: гномы, людины, ведутся, не ведутся. Я знаю, тебе сложно, ты всего лишь гибрид лешего, но всё же постарайся. А то ведь, в душу тебя всеми способами, ничегошеньки не понятно.

– Ну что тут может быть непонятного? Они, – он провёл рукой по суетящимся вокруг пассажирам, – людины. Ты, – он ткнул в меня, – новик. То есть новичок, поминаешь?

– А ты кто?

– Я, – он расправил плечи, – обыватель.

Его ответы лишь добавили вопросов, и я в нетерпении начал потрясать кулаками.

– А теперь обо всём подробно. Иначе…

– Обязательно, но не здесь, – Дмитрий Анатольевич кивнул на информационное табло, по которому бежали слова и цифры. – Пора в путь, – и быстрым шагом направился к тоннельному переходу.

Я ринулся за ним, и в унисон моим шагам зашаркал девелопер.

Мудрость: 0 + 1 = 1

Хоп-хей-ла-ла-лэй

А мудрость мне за что пришла? Я вроде никаких загадок не разгадывал, а за металлодетектор не плюсовать – минусовать надо. И что значит хоп-хэй…

Сбой программного управления… Сбой программного управления… Пересчёт параметров…

Мудрость: 0 – 1 = -1

Ну что, выпросил? Сминусовали тебя, милый мой Игнатиус, отныне ты глупее нуля.

Я попробовал представить, каково это – быть мудрым в минусе. Прочитал по памяти пару стихотворений, повторил таблицу умножения, вспомнил первый элемент периодической таблицы Менделеева. Вроде бы ничего не забыл. Наверное, минус один – это не так страшно, а вот когда минус сто… Даже представить стесняюсь, на кого я буду похож с такими показателями.

Надеюсь, этого не случится никогда, а если случится, то не скоро. Я прибавил шаг, догоняя жабоида, и прыгнул вслед за ним в электричку.

Разговор наш продолжился под стук колёс и однотонные картинки заснеженного леса за окном. Где-то угрозами, где-то несбыточными обещаниями я вытянул из жабоида краткий курс истории места, о котором раньше ничего не знал, но в котором теперь очутился. Место это называлось Мир, и был он един для всех. Являл он собой нечто загадочно-волшебное, и вход в него был строго заказан. Каждый человек, соприкоснувшийся с Миром, имел в нём определённый статус. В самом низу статусной цепочки находились те самые людины, с которых весь этот разговор и начался. Людины – это основа, они живут вокруг и рядом, и ничего о существовании Мира не подозревают, а леших и гномов считают выдумкой, но если бы людин не было, то и всё остальное не имело смысла. Вчера я тоже был простым людином, однако повестка, выписанная жабоидом, и столкновение с гномами перевели меня на один статус вверх – отныне я стал новиком.

По сути, новик это тот же людин, но с определёнными обязанностями. Людинам правила не писаны, они по ним не живут и за ошибки свои не отвечают, а новику может отвалится по полной, если он какой-нибудь закон нарушит. Законы эти разные, не всем понятные и не всегда адекватные. Жабоид не стал углубляться в эту тему, мне показалось, он и сам не вполне знаком с мировым законодательством, тем не менее, малейшее нарушение закона влечёт за собой наказание. Занимаются этим законники. Это особая прослойка существ в Мире, которая как бы стоит отдельно от статусников. Их задача заключается в том, чтобы следить за исполнением законов, но в то же время сами они никаким законам, кроме собственного Уложения, не подчиняются. Парадокс, однако.

Следующими по значению являются обыватели. Когда жабоид дошёл до этого момента, он снова выпрямился и расправил плечи, демонстрируя своё надо мной превосходство. Хотя зря он так выёживается. Обыватели – это, на мой взгляд, всего лишь опытные новики. Они знакомы с Миром чуточку лучше, и в силу тех или иных способностей владеют зачатками магии и прочими знаниями, которые мне пока недоступны. Конечно же, у них есть привилегии. Например, если обыватель обратится ко мне с вопросом, я, как более младший по статусу, должен сначала ему поклониться, а уж потом отвечать.

– А как стать обывателем? Экзамены надо сдавать или какое-то патентное бюро существует?

– О, это происходит само собой. Живёшь, живёшь – бах! – обыватель. Не волнуйся, девелопер сообщит.

– А как ты стал обывателем?

– По факту рождения.

– В смысле?

– Родился я таким. Моя мама – потомственная кикимора, и когда я появился на свет, то по факту своего рождения получил статус обывателя, – он подмигнул. – Или ты думаешь, лешими становятся? Нет, милый мой Игнатиус, лешим нужно родиться. И гномом, кстати, тоже, и русалочкой.

– А бабой Ягой?

– А вот это очень интересный вопрос.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что выше всех по статусу стоят миряне, те, на ком Мир держится. Ядвига Златозаровна как раз была мирянкой, элитой Мира. С затаённой завистью жабоид поведал, что вот она-то самая настоящая волшебница и даже преподаёт на факультете прикладной магии. Мирян очень мало, войти в их круг, всё равно что в спортлото выиграть – получается не у всех и только по блату. Как и обыватели, они бывают явленными, то есть добившимися статуса тем или иным способом, чаще мошенническим, и по рождению.

– Василиса мирянка? – тут же среагировал я.

– Именно, – кивнул жабоид.

– По рождению?

Этот вопрос я мог не задавать. Такая красавица в принципе обязана быть мирянкой по рождению. Белая кость, голубая кровь! Одного взгляда, да что взгляда – полувзгляда достаточно, чтобы понять, кто она есть на самом деле.

– А родители у неё кто? Змей Горыныч какой-нибудь?

– Змей Горыныч не мирянин, он артефакт. Такие как он, как Конёк Горбунок – это чистые сгустки магии, сконцентрированные в единой оболочке. Они способны перевоплощаться в предмет или животное, приносят удачу, наделяют знаниями и даже даруют вечную жизнь. Их создавали древние волшебники. Нынешние маги ничего подобного повторить не могут.

– А что за древние волшебники? И сколько всего этих артефактов? Простой человек вроде меня может ими пользоваться?

Вопросов у меня хватало на безбрежный океан и маленькую речку, хотелось узнать о Мире всё и сразу. Шутка ли! Если сначала ничего, кроме неведомой угрозы от гномов я не видел – и это вряд ли могло радовать – то теперь перед глазами раскрывался огромный мир Мира, полный волшебства и приключений. Разыгравшееся воображение орало в ухо, что отныне приключений хватит с лихвой и что забеги с гномами и пустые бутылки в руках полиции ещё не самое интересное. Ладони мои вспотели, я потёр их друг от друга, и потребовал от жабоида продолжения рассказа.

Но Дмитрий Анатольевич покачал пальцем.

– За один присест ты всю информацию не осилишь, мозг треснет.

Я попытался возразить, дескать, ещё вопрос, чей мозг крепче, но жабоид встал и направился в тамбур. Я побежал за ним. Электричка затормозила, двери открылись. Прямо перед моими глазами возникла белая табличка с чёрными буквами «ст. Киселиха».

– Приехали, – сказал жабоид, и первым сошёл на платформу.

Электричка умчалась, махнув на прощанье последним вагоном, а мы остались наслаждаться видом глухого железнодорожного посёлка в обрамлении зимнего леса. Вид, сразу скажу, обыкновенно-деревенский с лёгким отклонением в городскую сторону, на что намекали два огромных рекламных плаката в разных концах перрона. На одном красовался здоровенный джип с тонированными стёклами и серебристым кенгурятником, на другом улыбалась милая банковская служащая с одиннадцатью и девятью десятыми процентами годовых на раскрытой ладони. Мне так кажется, что, несмотря на обширность и художественную пестроту, оба плаката были здесь совершенно неуместны.

– Это и есть твоя Песочная яма?

– Это станция Киселиха, – кивнул на табличку жабоид. – А до Песочной ямы через лес километров восемь, – и посмотрел на меня. – Ну, потопали что ли?

– Потопали.

И мы потопали.