Милый мой Игнатиус

Глава шестая, немного об ослах, кикиморах и хромосомах

Осёл заржал, и выглядело это настолько неестественным, что меня пробрала дрожь. Ослы не ржут, они игогочут, это я ещё в школе усвоил. А ещё бабушка в детстве рассказывала, что так поступают ведьмы: оборачиваются, например коровой, и начинают хрюкать, пугать людей. Впрочем, Горбунок не ведьма, он артефакт, он не пугает, он может стать кем угодно, и я, честно говоря, боюсь представить, на что этот сгусток магии способен. Я подошёл ближе, похлопал его по шее, почесал за ушком. На ощупь Горбунок оказался совершенно настоящим, тёплым, и пусть даже зарился на меня красноватым взглядом, в целом выглядел вполне себе добродушным.

– Здравствуй, Конёк Горбунок, – прошептал я.

Вспомнилась сказка Ершова, неоднократно перечитываемая в детстве. Словно ожившая картинка: вот такой же в три вершка, да с аршинными ушами, на спине с двумя горбами… Можно подумать, автор лично лицезрел Горбунка и писал портрет напрямую… А может и в самом деле лицезрел, кто знает.

Получен предмет

Наименование: Конёк Горбунок

Статус: артефакт

Вид: подвижный, переменчивый

Подвид: производитель дополнительных нестойких предметов, не предназначенных для потребления внутрь

Форма: переменчивая

Дальность передвижения: не ограничено

Подскочил жабоид, засуетился.

– Торопиться надо, пока не закостенел.

Он забормотал заклинание. Слов я не слышал, вернее, не смог разобрать, кажется, что-то вроде: Сивка-Бурка вещий каурка встань передо мной… Но Сивка-Бурка не Конёк Горбунок, это два разных артефакта, хоть и из одного помёта. Сработает ли?

Сработало. Горбунок снова окутался электрической дымкой, защёлкал молниями, разрядами, петардами…

Когда статика ушла и молнии рассеялись, перед нами стоял Москвич 412 бледно-голубого цвета. На крыше багажник, под крыльями и на порогах пятна ржавчины. Бог мой, во что он обратился? Я обошёл машину спереди. Одна фара треснута, бампер перекошен, у правого клыка вмятина. Из болонки в осла, из осла – вот в это?

– Эй, не шали, – погрозил пальцем жабоид, и ухмыльнулся, пожимая плечами. – Не остыл ещё. Злится. Сейчас переформатируем, – и снова к Горбунку. – Родной, не позорь меня перед новиком. Я же не прошу БМВ – обычную Ладушку, можно даже не последней модели. Ну, что тебе стоит?

Он уговаривал его минут десять, однако Горбунок на сотрудничество не шёл, и Москвич так и остался Москвичом.

Ладно, будем довольствоваться тем, что есть. Мне, в принципе, без разницы – БМВ, Москвич или Лада. Или ещё что-то. Я открыл заднюю дверку, заглянул в салон: обивка потёрта, панель поцарапана, на стекло пришлёпана буква «У». Антураж более чем дешёвый, я бы сказал, задрипанный. Но, повторюсь, без разницы.

– Ты на водительское место садись, – сказал жабоид.

– Не уверен, что смогу управлять этим.

– Управляет он сам.

– Тогда какой смысл садиться за руль?

– А такой, что сложно будет объяснять дорожной полиции, почему машина движется без водителя.

– Тогда ты садись

– Я водить не умею.

– А какая разница, если поведёшь не ты?

– Не сяду я! – упёрся жабоид.

– Ну, Дмитрий Анатолич, – пробурчал я, втискиваясь на водительское место.

Я потрогал рычаг переключения скоростей, покрутил руль.

– Как он заводится?

– Просто скажи: поехали.

– Поехали.

Заскрежетал с надрывом стартер, провернул несколько раз и застыл. Снова провернул, снова застыл.

– Аккумулятор что ли сел? – пожал я плечами.

– Какой аккумулятор? – донёсся с заднего сиденья раздражённый голос жабоида. – Это магия. Ей аккумуляторы не нужны.

– А чего тогда не заводится?

– Я же говорил, не остыл ещё. Не отвык от прежнего хозяина. Выпендривается. Время ему нужно, чтобы перестроиться.

Вот ведь – магия, а тоже характер имеет. Я провёл ладонью по панели – мягко, почти по-родственному – и кожей почувствовал, как теплотой отзывается пластик. Живой он, несомненно, живой, и относиться к нему надо как к живому…

– Ну, Горбуночек, родной, заводись.

Дипломатия: 2 + 1 = 3

Очарование: 0 + 1 = 1

Москвич заскрежетал, выстрелил из выхлопной трубы бензиновым сгустком и заворчал ласково и стабильно. Шевельнулись приветливо дворники, загорелись огоньки на приборном щитке. Я положил руки на руль, и Горбунок плавно стронулся с места.

Ехали мы не быстро, осторожно огибая наледи и плавно переваливаясь на кочках. Я прислонился головой к стеклу, задремал. Мне приснилась Василиса. Лето, речка, мы сидим на песчаном бережку. Стрекочут кузнечики, в камышах шебаршатся лягушки. Вода тихо струится у наших ног. Тепло. Горячий песок обжигает ступни, я вскрикиваю, Василиса смеётся, я тоже начинаю смеяться, черпаю пригоршню воды, плещу на неё, она плещет в ответ… А ветер качает головки камыша, и по небу плывут белые пёрышки.

– Не спи за рулём, – пихнул меня жабоид.

– Чего пристал? – огрызнулся я. – Едем и едем… – и вздохнул мечтательно. – Мне сейчас Василиса приснилась. Голая.

На счёт голой я, конечно, соврал, но если поднапрячь воображение…

– Задолбал ты своею любовью! – выкрикнул, как будто обиделся, жабоид. – Не нужен ты Василисе!

– Это мы ещё посмотрим.

– Думаешь, ты один в неё такой влюблённый? Других, думаешь, нет?

– Ты сейчас о себе?

– Ха, – хакнул жабоид. – Больно она мне нужна, я и красивее найду. Если хочешь знать, меня ваш вид совершенно не интересует.

– Ой, прости, я и забыл, что ты леший, и что тебе только кикиморы нравятся.

– Видел бы ты настоящих кикимор…

– А чего на них смотреть? Их возле каждого пивного ларька без счёта.

– Это уже оскорбление! Моя мама, между прочим, потомственная болотная кикимора, и выглядит, дай Боян каждой. И ни в какие ларьки она не ходит. Ясно?

– Ну, прости, прости, – вскинул я руки. – К маме твоей мои слова не относятся. Это просто обобщённое выражение, метафора, если хочешь. И папа твой тоже товарищ что надо. Я вообще люблю леших. Из какого он, кстати, подвида?

– Мой папа людин. Очень интеллигентный человек, университет закончил.

– Даже так? – я поправил зеркало заднего вида, чтобы лучше видеть личико жабоида. – А как он с мамой твоей познакомился?

– Обычно. Приехал на дачу, понравился маме, и она ему тоже понравилась.

– Кикимора? – хихикнул я.

– Между прочим, – жабоид поднял вверх указательный палец, – нет женщин привлекательней кикимор, особенно городовых. Видел девок на подиуме?

– Только не говори, что все они кикиморы.

– А других туда просто не пустят, – с налётом таинственности проговорил Дмитрий Анатольевич.

У меня перед глазами промелькнула лента фотографий знаменитых манекенщиц – лучезарные красавицы с завлекающими взглядами. Получается, все они кикиморы? А так не скажешь. Впрочем, была у меня девушка модельной наружности. По внешнему виду вполне себе нормальная, вроде даже не дура, а поглубже копнёшь – и самому закопаться хочется.

– Странно это…

– Что странно?

– Кикиморы ваши. Болотные, городовые. Получается, они с людинами могут… и у них потом вот такие… жабоидики, да?

– Ты сейчас на что намекаешь?

– Ну, в общем-то… Просто я думал, что такое невозможно. Всякая там межвидовая разница, хромосомы не совпадают.

– Совпадают.

– Теперь да, теперь совпадают, – согласился я.

Стемнело. Впереди замелькали огни посёлка. Задача наша по поимке Горбунка оказалась успешно выполненной, и наступило время думать о том, что делать дальше, а так как старшим в нашей группе по-прежнему был не я, пришлось обращаться к жабоиду.

– Куда мы теперь?

– В Бабью лужу.

– Это ещё что?

– Увидишь.

Ну, увижу, так увижу.

Горбунок перевалил через рельсы, выехал на трассу и помчался по обледенелой дороге прочь от города. Навстречу попалось несколько машин. Каждую я провожал задумчивым взглядом. Везде мне чудились гномы, а после встречи с Верлиокой начнут чудиться страшные рыжие мужики с повязками на одном глазу. В мыслях роились сомнения. Какой бес дёрнул меня пойти в этот ангар? Валялся бы до сих пор на диване, смотрел телевизор и знать не знал ни о каком Мире. Благодать. Вместо этого трясусь в стареньком Москвиче, а на заднем сиденье развалилось зелёное чудо с удивительным именем Дмитрий Анатольевич Жабин.

Бабьей лужей оказался гостиничный комплекс для дальнобойщиков и небольшой коттеджный посёлок. Мы подъехали к нему минут через десять. Всё чистенько и в меру благопристойно: двухэтажное кирпичное здание под железной крышей, забитая рефрижераторами стоянка, шиномонтаж, автозаправка, громадная вывеска с нарисованным болотом. Название совершенно не отражало сути заведения. Ему, скорее, подошло бы что-то вроде «Приют водителя» или «Автоклаксон», но уж никак не «Бабья лужа». Впрочем, не моё собачье дело, чем рукоблудил хозяин заведения, обзывая так своё детище. Мало ли какие тараканы бегают в его голове, главное, чтобы они на меня не перепрыгивали.

Горбунок свернул к стоянке, но путь преградил шлагбаум. Из будки охранника выбрался мужичок в телогрейке и бейсболке, и, не говоря ни слова, ткнул в круглый знак над въездом: «3,5 т. +». Жабоид покрутил ручку стеклоподъёмника, высунулся в окно и прокричал:

– Петрович, открывай. Это я.

Мужичёк вытаращился.

– Ой… – и побежал нажимать кнопку.

Шлагбаум поднялся, Горбунок въехал на стоянку и вильнул ко входу в гостиницу. На крылечке расположилась компания дальнобойщиков, курили, травили анекдоты. Тут же пара девиц определённой направленности притоптывала туфельками по обледенелой брусчатке, пытаясь согреться. Они посмотрели на нас с вожделением, но Дмитрий Анатольевич не обратил на них внимания, а я обратил, но не соблазнился, потому что был влюблён в Василису.

Позади пыхнул свет. Я обернулся: вместо Москвича вновь образовалась болонка. Она вильнула хвостом и побежала за мной следом.

Мы поднялись по ступеням и вошли в вестибюль. На полу – что меня едва не убило! – лежала красная потёртая дорожка, теряющаяся своим окончанием где-то вдали за карликовыми пальмами. Возле ресепшен стояла администратор, женщина лет тридцати. Красивая. Рядом вход в подземелье, то бишь в ресторан. Из глубокой полутьмы вырывались аккорды гармони и балалаечная трель, оттуда же исходили ароматы шашлыка и курицы-гриль, из чего я сделал вывод, что кухня здесь самая что ни на есть дорожная. В животе забурлило. Я не ел с утра, а уже вечер. Может сначала за столик, покушаем?

Но жабоид первым делом направился к ресепшен.

– Моё почтение.

– Дмитрий Анатольевич! – расцвела администратор. – Рада вас приветствовать. Давненько вы к нам не заезжали.

– Матильда Андреевна где?

– Как обычно, у себя. Сегодня столько забот. Привезли новую сантехнику, ковролин. На втором этаже собираются открыть два полулюкса и игровой зал…

Жабоид, не слушая её, двинулся по красной дорожке к пальмам. Мы с Горбунком последовали за ним.

– А с собаками нельзя, – ухватилась за меня администратор.

– Это со мной, – бросил через плечо жабоид.

Администратор отступила, а я на основе уже имеющегося опыта предположил, что Дмитрий Анатольевич здесь в авторитете. Все его слушают, улыбаются. Не иначе, он и есть хозяин заведения.

Я оказался не так уж и не прав. В конце красной дорожки находилась дверь с надписью «Директор». Жабоид толкнул её, хорошо хоть не ногой, и смело шагнул вперёд. При входе в салон Ядвиги Златозаровны он такой смелости себе не позволял.

За офисным столом сидела женщина в строгом деловом костюме и сама вся на вид строгая и деловая. Чёрные волосы были собраны в кокон по моде семидесятых годов прошлого века, губы красные, ногти красные, в глазах тоже краснинки. Она перебирала бумаги и хмурилась, видимо, что-то у неё там не сходилось.

– Сынонька? – всхлипнула женщина, когда мы вошли в кабинет, и кинулась к жабоиду. Тот попытался увернуться, но не смог, женщина обвила его руками и принялась муслякать.

А я немножечко присел. Вот так новость! Мама жабоида. Кикимора. Никогда прежде не видел я кикимор живьём. Представляя их себе, я рисовал в воображении зелёное чучело, лишь немногим симпатичнее моего болотного друга, а здесь… Лет сорок, от силы сорок пять, выдержанный стиль в одежде, хоть и немного вызывающий. Но это вполне нормально для женщины её возраста. И фигурка ничего, да и вообще… А уж имя – Матильда Андреевна! Она сама себе его придумала или родители так назвали?

– Почему без звонка? – затараторила женщина. – Надо было позвонить, я бы встретила, пельмешек твоих любимых налепила.

– Так получилось… Мама! Телефоны… – жабоиду никак не удавалось вырваться из маминых объятий. – В общем, сплошная засада.

Женщина отстранилась.

– Опять вляпались?

– Почему «опять», мама?

– Ну да, действительно, почему «опять», если у вас это постоянно. Говорила тебе, не водись с Василисой. Не доведёт она тебя до добра, не будет проку. А ты как приклеился к ней.

– Мама!

– Что, мама? Я уже триста девятнадцать…

– Мама! – вновь повторил жабоид и скосился в мою сторону. – Мы не одни.

– Ну ладно, ладно, – женщина отпустила его и перевела взгляд на меня. И умилилась, как будто только что увидела. – Ой, какой хорошенький. Новик? Твой?

Интересно, откуда она догадалась, что я новик? На лбу у меня это не написано и ни в каких документах не отражено. И что значит «твой»? Я ничей, я свой собственный.

Жабоид присел на край стола и забарабанил пальцами по столешнице.

– Собственно, мама, я к тебе по этому вопросу. Василиса… Понимаешь, её захватили гномы, и мы с моим другом Игнатиусом пытаемся её освободить.

– Игнатиус? – женщина сузила глазки. – Какое интересное имя. А Игнатий Лойола ему случайно не родственник?

– Не родственник, – ответил я. – Всего лишь тёзка.

– Ага, – женщина продолжала смотреть на меня с недоверием.

– В самом деле не родственник, – вступился за меня жабоид. – Я проверял.

– Проверял?

– Мам, ну не враг же я себе.

– Ты? – женщина в сомнении закусила губу. – Ладно, я так понимаю, вы за помощью?

– Да мама, за помощью.

– И что моя сынонька удумала на сей раз?

Жабоид помолчал, собираясь с мыслями. Было видно, как трудно ему подобрать слова, которыми можно объяснить родительнице свою просьбу. Он и не смог подобрать, поэтому сказал просто:

– Меч-кладенец, мама. Нам нужен меч-кладенец.

– Что-о-о-о?

В этот миг Матильда Андреевна стала походить на Ядвигу Златозаровну, когда жабоид попросил у неё Горбунка. На лице читалось то же удивление – а не обнаглел ли ты родимый? – только предмет просьбы стал другим. Меч-кладенец. По сказкам с ним знаком каждый – огромной силы оружие, способное прорубать в рядах врагов целые бреши. Тот, кто им владеет, становится непобедимым. Это что ж получается, если мы завладеем мечом, все гномы, сколько бы их ни было, станут нам нипочём!

Ай да жабоид, ай да кикиморин сын. Как удачно придумал. Только мама его с этим, похоже, не согласна.

– Забудь! – гневно воскликнула Матильда Андреевна.

– Мама! – не менее гневно воскликнул жабоид. – Без него у нас ничего не получится. Он нужен. Очень нужен.

– Но, – кикимора едва не зарыдала, – достать его всё равно что… по краю лезвия… по самому краю.

– Надо будет – значит, по краю. Ты же знаешь, мама, ради Василисы…

Матильда Андреевна поднесла ладони к лицу. Жабоид шагнул к ней, обнял. Она украдкой вытерла слезу.

– Ох, сынонька мой… Где меч-кладенец запрятан, один лишь дед Лаюн знает, а выпытать у него…

– Выпытаем, – уверил её Дмитрий Анатольевич. – Ты скажи только, где искать дедушку.

– Где… Всё там же, в Курином околотке. Вот только сомневаюсь, что получится у вас.

– Получится. У меня не получилось бы, а с Игнатиусом… Видела бы ты, как он Верлиоку завалил.

– Верлиоку? – вновь встрепенулась женщина. – Вы мирянина убили?