Мир, где меня ждут

Глава 417

Когда мы добрались до столицы всем своим скопом, а именно девятью тысячами человек, наступила уже весна. Переход через леса, через поля, по дорогам не было быстрым делом. Несколько раз мы даже встречали сопротивление — три раза со стороны стражи, два раза со стороны мирных жителей. Иногда доходило до какого-то бреда, что они жгли наши повозки и просто тупо нападали на дозорных. Словно пытались повстанческими методами бороться с неприятелем.

И если три раза нам удалось уладить всё со стражей и населением, объяснив, что они нам нахуй не сдались, то в остальные два раза я отдал приказ тупо расстрелять всех, кто пошёл на нас.

Меня заебала эта хуйня и после случившегося не было желания пытаться кого-то уговаривать. Не хотят по-хорошему, будет иначе. И если первые три раза их успокаивала Эви и у неё это получалось, то в последующие два раза у неё нихуя не вышло, так как те потеряли страх, видя нашу терпимость.

Ебаное быдло решило, что если мы никого не трогаем, то они охуеть как имеют право нас ебать. Мы не трогаем тех, кто нас не трогает, уёбки.

Эти суки напомнили мне таких маленьких чмошников, ещё детей, которые могут сломать что-то, напакостить, нагло глядя в глаза, и даже ударить, но тебе тут же говорят — он ребёнок. Или некоторые девушки, которые сначала всё ломают, нападают на тебя с кулаками, а потом — я девушка.

Ни-ху-я. Пизды получат все. Хотите воевать — окей, я не против.

Поэтому я глазом не моргнул, когда деревня, которая выступила против нас, была зачищена на половину. Тех, кого не расстреляли, повесили на главных улицах, отрубили головы и насадили на пики на въезде, сожгли вместе с домами.

Я считаю, что каждый имеет право на собственное мнение. Однако есть разница, когда твои права нарушают, и ты их отстаиваешь, и когда ты просто нападаешь.

После этого к нам никто близко не подходил. Мы шли своим путём, к населённым пунктам не приближались, торговали и так далее, словно ничего не произошло, но больше нас не трогали.

А Эви сказала, что я…

— Погорячился? — взглянул я на неё исподлобья. — Мне это говорит та, в которую швырнули вилы, когда она вышла на помост перед деревней.

— Они напуганы, — словно оправдываясь, сказала она.

— Тем что мы проходим едва ли не в километре от них и отправили невооружённых… даже не нечисть, а людей узнать о закупке провизии? В ответ один вернулся без головы, хочу напомнить.

— Они думали…

— И они своими думами подписали себе приговор. Люди начали это, и раз решили, что их никто не коснётся, то глубоко ошибались. Спорим, что больше никто нас не тронет?

Мы дошли до столицы весной, и никто нас не тронул, не считая королевского гарнизона, который выступил в купе с наёмниками перед нами. Три тысячи против девяти — у них не было ни шанса. Особенно когда перед этим мы проверили, чтоб никто не повторил трюк с обходом по флангу, как когда-то сделали мы.

Интереснее то, что столица встретила нас довольно спокойно.

Нет, я возьму шире: на нашем пути города встречали нас куда спокойнее, чем деревни. Можно списать всё на чувство защищённости, однако я подозреваю, что дело в образовании. Чем умнее люди, тем больше они понимают. А животные, по крайней мере часть людей, что ведут себя подобно животным, лишь могут проявлять агрессию при необоснованном страхе.

Бешеных собак стреляют.

Но даже то, что я едва ли не лично казнил тех, кто посмел на нас напасть, чувство, что застряло у меня в глотке, не убрало. Сколько бы я не вымещал злость на врагах, легче не становилось. Сколько бы не убил уёбков, выкручивание всего, что находится за рёбрами, не останавливалось. Казалось, что вот-вот, убей ещё десяток и тебя отпустит, но… вновь пустота и боль. Словно наркотик, когда ты увеличиваешь дозу в надежде, что будет как в первый раз, но первого раза уже не будет.

Как и я, убивая всё больше и больше в надежде, чем мне станет легче, но… Просто но.

Я знаю, что Констанция была не довольна тем, что я её отчитывал, а сам в первых рядах участвовал в последней битве, но её дочь жива. Моя дочь жива…

Но мой второй ребёнок…

— И ты думаешь, что это выход? — спросила она у меня.

— Мне не становится легче. Сколько бы я не убил, оно не отпускает, но помогает отвлечься от этих мыслей, — посмотрел я на свои ладони. Грубые шершавые ладони, на которых не одна жизнь.

— У меня тоже пропала дочь.

— И она жива, — посмотрел я на неё. — Я знаю, что она жива.

— Откуда?

— Твоя дочь жива, — повторил я.

Моих же даже воскресить нельзя. Потому что я не знаю, где их трупы. Я вообще ничего не знаю. Мне в моём мире раньше говорили, что бог наказывает людей, и я всегда задавался вопросом — за что тогда он убивает людей, дорогих злодею? Да, он заставляет говнюков мучиться, но за что заслужили смерть невинные?

В моей ситуации даже этого не сказать, некого обвинять. Как я, так и Клирия заслужили свой камень на голову и если она уже получила своё, то мне это только предстояло.

Весной дела у нас обстояли куда лучше, чем зимой. Люди, чувствуя приближение конца голодного периода, охотнее продавали излишки своих запасов, чтоб подзаработать. Потому армия под конец даже питалась более-менее.

Настроение наших росло ещё и потому, что поход близился к своему закономерному концу, и все это чувствовали. Для многих подобное значило скорое возвращение домой к детям и жёнам с деньгами. Типа конец войне, конец опасностям. Ну… возможно они и правы, но надо было ещё и печенье победить. Хотя при моём содействии это будет быстро — сгоним всех в одну кучу и накроем.

К тому же на случай чего был и экстренный сброс — надо убить главную печеньку, самую первую, как назвали бы её в научном сообществе — альфу, и остальные со временем сами помрут. Если мы всё верно рассчитали, естественно.

Однако меня такое положение дел не радовало. Чем ближе был конец, тем больше пустоты внутри себя я чувствовал. Мне некуда и не к кому было возвращаться — война была моим домом, насилие и борьба были единственным смыслом моего существования. И если до этого я и мечтал о чём-то другом, говоря, что устал воевать и так далее, то сейчас она мне заменила почти всё.

Я даже не знаю, куда рвануть, когда всё кончится. А всё потому, что мне просто некуда и не к кому идти.

Думаю, что я не один такой. Однако в отличие от тех, для кого работа, связанная с насилием была способом заработка, для меня это было лишь возможностью уйти от неприятных мыслей, что как же я облажался под конец. Поэтому для себя я решил, что если не умру каким-то чудом, то пойду следом за такими же отморозками воевать и убивать в какую-нибудь другую часть мира; благо теперь весь континент воюет, и наёмники пользуются спросом как никогда раньше.

Столицу мы так же обходили по широкому кругу, стараясь близко не приближаться к ней, чтоб избежать проблем.

Хватит с нас уже войны — правда это не мои слова, а Эви. Я видел, что она устала от всего этого. Война, как бы долго Эви не боролась против остальных, не была её коньком. Ей больше подходило спокойное правление, когда особо-то и решать ничего не надо. Сидишь на жопе ровно и занимаешься монотонной работой.

А вот я считал теперь иначе. Вернее, я и до этого понимал, что с концом войны мне просто будет делать нечего, однако после смерти Клирии и ребёнка я отчётливо почувствовал, что для меня здесь места нет. Может всё действительно к лучшему.

Или у меня на фоне горя всё теперь сводится к конкретному пессимизму. Жаль, что правило «подрочи и всё пройдёт» здесь не работает. Я уже пробовал.

Единственное, чем я мог себя развлечь, так это сжечь нахуй один корпус, который когда-то пообещал уничтожить, стерев с лица земли зло, что в нём обитало. Потому, когда мы подошли к столице, во вторую ночь я выбрался в самоволку.

Поздней ночью, когда луна ярко светила, позволяя идти без фонарика, я спокойно пересёк лагерь. Кивнул охранникам, что, сначала насторожившись, увидев меня тут же расслабились и расступились, вышел в палаточный городок, прошёл его насквозь. Вышел к границе, где ещё раз поздоровался с охраной и двинулся в ближайший лес. Через него я выйду к стенам универа.

Тишина.

Теперь я искренне ненавижу тишину, так как мои мысли становятся слишком громкими. Такими же, как Эви, которая во время слишком громкого смеха начинает похрюкивать.

Я шёл, наверное, около получаса через лес, который выглядел глухим, но на деле едва ли не являлся парком. Кстати, помню, после сражения у крепости произошёл ещё разговор с мужем Мамонты — Юсуфом. Не самый приятный разговор, который тем не менее прошёл довольно мирно, хоть и неприятно для меня.

Долбоёб высказал мне претензии, зачем было отправлять туда Мамонту.

Смотрел на меня тяжёлым взглядом из-под бровей, словно это я был виноват.

— Я даже похоронить её не могу теперь, — сказал он мне тогда. Некоторые от горя путают берега и забывают, кто они есть и за что им платят. Я едва не вышибил ему мозги после этих слов, чтоб напомнить, кого не могу похоронить я сам.

— И что? — взглянул я на него. — Тебя мне чо, обнять?

— Зачем?

— Зачем отправил её туда? Юсуф, ты теперь решаешь, кого и куда отправлять?

— У нас остался ребёнок. Без матери, — он обвинял меня. Я чувствовал обвинительные нотки в его голосе. И по глупости, не сдержавшись, я брякнул прежде, чем успел остановиться.

— У тебя хотя бы ребёнок остался. Смотри, чтоб у ребёнка после таких слов остался и отец.

Не хотел я выносить свою боль на всеобщее обозрение, но вынес. Просто в тот момент мне стало так тоскливо, что я просто не выдержал. Юсуф понял, что сказал — позже подходил извиняться, но ситуацию это не исправило, мне легче не стало. Вот если бы я его убил…

И почему люди думают только о себе? Считают, что им больнее всего? Типа самыми несчастными? Я даже не уверен, что Юсуф был искренен со мной в этом плане. Скорее всего для галочки попросил прощение. А ведь у него действительно жив ребёнок, когда у меня все померли, он это понимает!? Или ебанулся в конец?!

Идя по лесу и вспоминая это, со злости я схватил какой-то тяжёлый булыжник, поднапрягся и швырнул его в ближайшее дерево. Мышцы отозвались на это усилие приятным, немного успокаивающим напряжением. Булыжник с глухим стуком ударился об ствол. Вслед за ним полетел булыжник побольше, точно так же врезавшись в дерево. А потом ещё раз. И ещё.

Физическая нагрузка, как и крики с плачем имели одинаковый результат — становилось немного легче, словно вся энергия внутри находила выход. Потому, едва ли не крича, я начал хватать всё подряд и кидаться в стоящее передо мной дерево.

Не-на-ви-жу! Я блять ненавижу всё на свете! Чтоб всё на хуях крутилось! Чтоб блять все нахуй сдохли! Чтоб всё горело в огне и никогда нахуй не восставало из пепла! Как меня всё заебало!!! Все такие умные, охуеть просто! Тогда хули все блять ноют?!

Мысленно проклиная всё на свете, я бросал и бросал всевозможные вещи, словно выполняя зарядку. Или, вернее, разрядку, чувствуя, как вся негативная энергия уходит из меня, как и выносливость, которую я тратил на это бесполезное занятие. Обычно я бегал дохуя и больше, пока едва ли не падал, чтоб отпустило, но сейчас и это сойдёт. Так что летело всё: брёвна, камни… Эви…

— Отпусти! Отпусти! Не бросай меня в дерево! — запищала она, когда на ярости я подхватил следующую первую попавшуюся вещь, уже собираясь её бросить туда же, куда отправил все остальные. — Отпусти меня!

— Оу… привет, Эви, — слегка удивился я тому, кто оказался у меня под горячей рукой, опуская её на землю. Я так увлёкся процессом, что подхватил её, даже не задумавшись о том, что оказалось у меня в руках. — Ты… ты что здесь забыла?

В ночнушке: длинном белом сарафане до лодыжек и на лямках без рукавов, она выглядела маленьким жутким ангелочком посреди леса.

— Увидела, как ты идёшь в лес и решила проследовать за тобой, чтоб ничего не случилось. А ты меня чуть в дерево не бросил! — хмуро посмотрела Эви на меня. — Ты уже с ума сходишь?

— Увлёкся, — пожал я плечами. — Пар выпускаю. Ты так неудачно попала мне в руки…

— И помогает?

— Немного. Это знаешь, выпустить энергию, прокричаться или что-то в этом роде…

— Я знаю, о чём ты. Я обычно тоже занимаюсь подобным, когда хочется выпустить всю злость — магией стреляю или делаю какие-то бессмысленные, но тяжёлые вещи, однако… — она красноречиво посмотрела в сторону универа. — Я знаю, что находится в той стороне. Зачем ты туда идёшь?

— Надо закончить кое-какое дело, — совершено спокойно ответил я. — Завтра или послезавтра мы подойдём к замку, потому хотелось бы доделать все дела здесь.

— И… какое дело ты хочешь закончить в университете?

— Сжечь их музей, — не моргнув глазом ответил я, чем вызвал удивлённый взгляд Эви. Явно не этот ответ она ожидала услышать от меня.

— Но зачем?

Зачем? Ну… это тяжело объяснить.

— Я думаю, что иногда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — ответил я ей и махнул рукой. — Идём.

Мы дошли до забора, что вёл на территорию универа. Сейчас, ночью, если нам кто и повстречается, то только охранники, так что можно было не париться поэтому поводу.

Закинув Эви себе на плечи, я без особых проблем подпрыгнул, потянулся на заборе и перелез на другую сторону. Здесь меня встретили ровно подстриженный газон, поляна до корпусов без единого куста или дерева, которая совершенно не изменилось за то время, что меня здесь не было.

Я испытал довольно сильный прилив ностальгии, который буквально заставил щемиться сердце, словно у меня умер ещё кто-то из близких мне людей. Просто… то время в универе было действительно спокойным и умиротворённым местом, когда войны как таковой ещё не было, никто не умирал в огромных количествах и никто ни с кем не воевал. Я не жалел о том, что начал, просто… Ностальгия, одним словом.

— А здесь спокойно, — оглянулась Эви, спрыгнув босыми ногами на траву. — Мне ни разу не удалось здесь побывать, хотя очень хотелось.

— Очень хотелось?

— Ещё до встречи с тобой, — пояснила она. — Мечтала сюда поступить, чтоб стать сильнее, но сам понимаешь, деньги, связи… — Эви вздохнула. — Другими словами, хотелось пожить беззаботной жизнью, порадоваться там обычной учёбе и так далее.

— Ну сейчас могла бы поступить, — заметил я.

— Очень смешно.

— Но ты реально слишком молодо выглядишь.

— Из твоих уст любая похвала звучит оскорбительно. Как тебе это удаётся? — недовольно посмотрела она на меня.

— Талант.

— Я вижу. Твой бы талант, да в нужное русло.

— Не говори как Констанция, — поморщился я. — Кстати, она тебя искать не будет?

— Не будет, — покачала головой Эви. — Так куда ты вёл нас?

— Вон туда, — указал я пальцем на здание вдалеке. Корпус музея даже отсюда было видно.

Успешно миновав охранников, которые водились здесь в малом количестве, мы добрались до упомянутого мной здания, которое не сильно и отличалось от других. По крайней мере по лицу Эви в свете луны я именно это выражение и видел. Но сам чувствовал какой-то зов что ли. Словно кто-то с той стороны стены зовёт меня.

Ох и зря же они меня зовут…

— Не хочешь заглянуть? — предложил я, кивнув на дверь.

— А что конкретно там ты хочешь мне показать?

— Зло. Абсолютное зло в чистом виде.

— Как ты? — хихикнула она, но увидев моё серьёзное выражение лица, тут же насторожилась. — Значит оно опасно?

— Смертельное говно, которое надо уничтожить, — пояснил я, подошёл к дверям и без зазрения совести пинком вышиб дверь. Плевать, если кто услышит, я тут всех сам угондошу, если потребуется. — Тук-тук, твари, я к вашему великому несчастью, вернулся. И я очень, просто пиздецки зол!

Я громко сказал это в тишину корпуса, где когда-то нашли смерть не один десяток замученных человек, но ответа не последовало. Только такое тихое эхо прокатилось по коридорам и затерялось вдали.

— Прячется, говно… — выругался я оглядываясь. — Ты только дверь открытой держи, Эви, а то мы отсюда не выберемся потом.

Вернее, выберемся, но долго будем плутать.

— Ты… уверен, что нам обязательно кого-либо звать? — неуверенно спросила она. — У меня мурашки по коже от этого места.

— Уверен, — кивнул я, жаждя насилия над всем, что движется, после чего крикнул в темноту. — Выходите суки, я вернулся!

И едва мой голос разошёлся по коридорам, как я и Эви услышали детский, мягкий и очень добрый голос. Он разносился просто откуда-то. Словно шептали сами стены.

— Вы вернулись, вернулись… Вы вернулись…

Он повторялся и повторялся, искажаясь, переливаясь, становясь отнюдь не детским, а уже сломанным, искажённым и просто страшным. Но локализовать его положение было невозможно твари на счастье, иначе я бы тут же туда явился бить ебальники. Я сюда пришёл не только уничтожить здание, но и сорвать злость на чём-нибудь. Я пришёл сюда беситься и крушить. Я пришёл сюда убивать. Здесь столько говна, что я теперь просто уверен, что мне полегчает. Теперь мне хватит этого.

Потому я просто обязан найти что-то, что можно убить.

— П-патрик? — пробормотала Эви испуганно, но я даже не смотрел на неё.

Я искал какую-нибудь тварь, что вылезет на меня.

— П-п-патрик! — уже испуганно пискнула Эви, указав пальцем на портреты, которые тянулись ко мне, становились объёмнее. А вон, на горизонте появилась статуя Давида. И…

Бинго! Кажется я сорвал джек-пот!

К нам очень медленно приближалось из тьмы, дёргаясь и неестественно двигаясь няшко — бледное стесняшко. Уже в прошлом убитое мной высокое бледное существо с длинными конечностями и чёрными дырами вместо глаз и рта. А с боку от него двигалось, словно сломанная марионетка, какая-то фигурка в балахоне.

Я аж готов был прослезиться от счастья и радости того, что увидел, двинувшись к ним на встречу и разминая костяшки.

Сука, я… я очень зол, я буду забивать вас очень долго, бляди. А потом буду забивать следующих тварей, которых найду в этом убогом месте…

— Идите сюда, сукины дети, я вернулся, как и обещал вам…

— И мы тебе очень рады! — разнёсся нечеловеческий весёлый голос молодой девушки, когда они бросились на меня.

Но они даже не представляли, насколько был рад я им. Наконец-то у меня появилась возможность безнаказанно сорвать на ком-нибудь всю свою ненависть, жестокость и безумие боли. Я хотел причинять боль, но не знал, где это сделать, я хотел убивать, но не было причины, я хотел искупаться в крови, но кандидатов подходящих не находилось. А тут вспомнил об этом чудесном, полном зла месте…

Я даже мечом не буду пользоваться — дам им фору и порву руками.

Глава 418

За долгое время, а если быть точнее, то с тех пор, как узнал расчудесную новость от Элизи, я наконец спал спокойно. Мне не мешали спать ни разбитые костяшки пальцев, ни сломанные пальцы, ни ноющие мышцы, ни боль, которая до этого разгрызала мне всё за грудной клеткой до основания.

Весь в крови я чувствовал какое-то удовлетворение, словно наконец количество дозы хватило, чтоб заглушить эту ноющую тупую тоску. Словно я, в конце концов, почесал зудящее место.

На утро мне стало вновь тоскливо, но этой ночью я спал как убитый.

Ровно так же, как и те твари в музее, которых я порвал к чёртовой матери.

Это лишь говорит о том, что во мне что-то ломается, громко и больно, отдаваясь в психику. Если кого-то успокаивает насилие, то это ненормально; если для хорошего самочувствия тебе надо забить и убить, то это диагноз. Но боже, как же мне насрать на это.

Сколько тварей я перебил в том музее? Много вроде; бил, пока мои руки уже не превратились в фарш, как и твари, которым захотелось мяска. Надеюсь, им понравилось.

А на утро обнаружил около себя сидящую на коленках и дрыхнущую Констанцию. Эта фемка сидела передо мной, словно какая-то служанка из Японии, одетая в ночнушку, ручки на коленках, голова опущена и посапывание на бис. Какая же она милая, когда спит.

Хотя данный факт относится к большинству. Что удивительнее, так это её молодость. Уже полтинник, а толком не постарела.

Я с трудом и болью в мышцах встал, захрустев шеей, и посмотрел на свои пальцы. И о чудо, они были целы — значит пока дрых, меня даже исцелить успели, за что им спасибо. И Коня здесь, судя по всему, сидит не просто так, а сторожит меня. Какие милашки.

Я почухал её по голове, а она даже не проснулась. Вот бы всегда спала. Не то, что я действительно желаю ей такое, но бля, хули она не может быть всегда такой хорошей. Прямо как Клирия…

Блять… Нахуй, спрашивается, вспомнил. В душе сразу же навалилась тоска, которая постаралась выдавить из меня всё хорошее, заменив его дерьмом… Тц… пиздец просто…

Вздыхая, я выбрался из палатки, в которую забрался и даже не помню как. Но помню, как убивал тварей, самых разнообразных, от женщин и маленьких детей с аномально сильно открывающейся челюстью до пояса, до бегающих по стенам мужиков, картин и оживших статуй. Я убивал всё, до чего мог дотянуться, рвал, метал и разрушал. Кончилось тем, что тьма шептала и звала меня, пытаясь накрыть какой-то мглой, а я спалил её своим пламенем пустоты, заставив визжать как сучку.

А потом Эви сожгла тот дом. Я помню, как он горел, как мы сидели на заборе, в свете пламени и наблюдали за людьми, что пытались его потушить. Хорошо горел, ярко, я до сих пор слышу в голове треск и чувствую гарь, которую впитала моя одежда.

На улице наши солдаты очень быстро собирались, уже практически на две трети закончив подготовку и сборку лагеря для того, чтоб выдвинуться дальше. Замок короля, в конце концов, маячил на горизонте, оставалось лишь дойти.

— Как ты? — раздался за мной голос Эви.

Я обернулся и тут же столкнулся с заботливым взглядом хорошенькой мертвячки. Правда, может раньше меня бы это и растрогало, но сейчас это просто проваливалось в колодец под названием «плевать».

— Хорошо, спасибо, — улыбнулся я, стараясь скрыть тот факт, что будь мне даже хуёво и я бы сейчас помирал от рака, мне было бы плевать. Это поняла и Эви, просто кивнув.

— Вчера ты пришёл после пожара и просто лёг спать. В моей палатке! — обвинительно и недовольно тыкнула она меня в грудь пальцем. — А потом ещё и постоянно вошкался, да так, что я боялась твоего побега в сонном состоянии.

— Лунатизма? — спросил я.

— Я не знаю, как это называется, — покачала головой Эви. — Но мы тебя сторожили, чтоб ты ничего не учудил.

— Но я же не буянил, верно?

— Но вёл себя беспокойно, — Эви вздохнула и почесала свою черепушку, понимая, что ничего со мной не поделать. — Ладно, иди умываться и менять одежду, а то весь в крови вчерашних тварей. Я собрала уже твою палатку. И ещё, мы тут…

Но не успела она договорить, как из палатки, откуда несколькими минутами ранее выполз я, выскочила Констанция с ошалевшим лицом.

— Он пропал! Он… — и тут упёрлась в меня взглядом.

Секунда немой сцены, где обе девицы пытаются понять, что происходит — что одна, что вторая.

— Она просто так мило спала, что я не стал её будить, — пояснил я Эви состояние Кони, которая была словно после побудки холодной водой. Та хихикнула на моё замечание, а вот Констанция недовольно фыркнула и, не сказав ни слова, быстрым шагом утопала к своим вещам. Обиделась, наверное.

Позже, уже помытый и в нормальной одежде, я подошёл к Эви, которая хотела мне что-то сообщить. Как выяснилось, новость была… Не то что необычной, скорее неожиданной. Я и сам предполагал нечто подобное, а если конкретно — король решил увезти свою родню подальше. Однако узнать, что они всё же поймали их и притащили сюда, всё равно было слегка неожиданно.

Это как ждать иногда гром — ты знаешь, что он будет, однако, когда тот начинает греметь, всё равно вздрагиваешь. Вот и с ней так же — я знал, что рано или поздно её поймают, но всё равно это неожиданно. Но что куда неприятнее в этой ситуации, так это то, что ни Фиалки, ни Фемии среди них не было.

Я молча смотрел на королеву, напуганную, но гордо поднимающую свою носопырку выше небес, словно ей мы были не угрозой. Королева практически не изменилась с тех времён — всё такая же аристократичная, всё такая же красивая женщина, которая только и могла быть что королевой. Даже не могу представить такую как она, на каком-либо другом посте.

Она держала себя молодцом, учитывая контингент, который на неё сейчас зарился, явно представляя эту красивую женщину на своём хую. И если мои вопросы окажутся без ответов, она может дождаться этого им на радость.

Когда я подошёл, королева узнала меня. Узнала, удивилась, но смогла скрыть это под своим нагнанным высокомерием. Я знаю, что эта женщина чуткий и добрый человек, уже разговаривал с ней, однако меня она не знает.

— Добрый день, королева нашей славной страны, — шутливо поклонился я. — Вот мы и встретились с вами. Снова. Жаль, что только в такой обстановке.

Её держали за руки, отчего поклониться она не могла, да и вряд ли стала бы — в ответ на свои слова я услышал до боли избитую фразу.

— Слава королю! — однако это было сказано гордо и уверенно в отличие от всех тех раз, что приходилось мне до этого слышать. С достоинством и гордостью за то, что она может произнести эту фразу.

— Да, слава королю, — кивнул я спокойно. — И слава будущему королю, если мы узнаем, где он.

Намёк был довольно понятен, но королева предпочла промолчать. Окей, сейчас у нас есть способы разговорить любую девушку. Не девять тысяч человек, естественно, так как среди них были особи женского пола, но думаю, ей и тысячи без перерыва хватит.

— Я предлагаю вам ответить на мой вопрос, королева. Где принц и будущая принцесса? — повторил я спокойно вопрос.

Ответ был мгновенным.

— Я ничего вам не скажу! — с жаром ответила она.

— Скажете. Так или иначе вам придётся сказать мне, королева, если не хотите стать последней шлюхой. Или после того, как станете достоянием армии, скажете. Но я могу обойтись и без этого, так как просто хочу узнать, где принц и принцесса. Нет, даже более того, я хочу просто узнать, где принцесса. Где Фемия?

Свёл всё к ней, чтоб показать, что её сынок в безопасности и мне на него глубоко похуй. Потому что в реале меня только дочь и волновала.

Но она молчит и смотрит на меня упорным взглядом.

Окей…

— Раздеть её, — махнул я рукой с безразличием.

Через минуту передо мной уже стояла абсолютно голая королева. И надо признать, тело было идеальным. От кожи, нежной даже на вид, до аккуратных, практически идеальных сисек и треугольника волос на лобке. Неудивительно, что король выбрал её.

Её доброе лицо было искажено стыдом и упорством. Ни ненавистью, ни злобой или чем-то ещё. Упорство. Вера в своё дело.

Однако не это меня остановило от дальнейшей весёлой жизни королевы, которая могла бы стать героиней отличного порнографического рассказа с оргией.

Сейчас на меня не действовала жалость или какая-нибудь прочая лабуда. И мне было плевать, как она относилась ко мне тогда, в прошлом; добрая или злая, заботливая или похуистка, настоящая мама или оторва. Я мог пропустить её через круги ада с изнасилованием и блэк-джеком не моргнув глазом.

Проблема была в её животе. В его форме, если быть точнее. Уж сильно я сомневался, что она успела отъесть себе такое идеальное пузико, которое, только начинало округляться, при этом оставив всё остальное тело элегантно худым.

Пятый месяц? Примерно так, если не ошибаюсь. Примерно такое же было когда-то у Клирии…

По мозгу неприятно скребнуло тоской; про душу даже не вспоминаю, там и так всё порвало в говно, а от одного вида живота вообще измельчило в пух и прах. Больно… и горько… Я уже начинаю сам желать просто умереть, чтоб избавиться от этого чувства.

Грёбаные мамы, они меня бесят. Мне действительно плевать, кого убивать, и погибло от моих рук детей не так уж и мало. Уверен, что и беременных там наберётся ещё куча, но… у меня тоже должен был быть ребёнок… И я знал правду, что кишка у меня будет тонка её тронуть. Может через месяц, когда боль ещё немного утихнет, или через год… а может никогда…

Я медленно подошёл к ней и коснулся её живота ладонью, проведя по нему, чувствуя, как королева вздрогнула всем телом, как покрылась мурашками и задрожала. У Клирии был примерно такой же, только со шрамами… Я помню, как так же водил по нему рукой.

Не знаю, но касаясь её живота я чувствовал какое-то удовлетворение, какое-то успокоение в душе. Хуй знает, психология не была моим коньком. Однако…

— Где будущая принцесса Фемия? — тихо задал я ей в лицо. — Мне нужна только она.

Молчит. Дрожит, но молчит.

— Я всё равно узнаю, где они.

— Я вам ничего не скажу. Вам не победить нас, — упёрто повторила она.

— Да как бы изначально я и не собирался вас побеждать. Вы сами войну начали… пардон, не вы, только ваш муж, этот хитрожопый урод. Но вряд ли вы мне поверите, — пожал я с безразличностью плечами. — В любом случае, мне было бы проще, если вы это скажете, а не ваш муж, с которым будет особый разговор в таком случае.

— Мой муж не начинал войну. И мы никогда не сдадимся, — сказала королева твёрдым голосом, хотя в нём всё равно чувствовалась мягкость и доброта. Удивительная женщина. — Вам не взять власть в нашем королевстве.

— И не надо. Всё будет по закону — ваш сын взойдёт на трон и будет править, а в королевстве будет мир и так далее. Всё будет как по канону. Передадите вы власть, а потом отречётесь от правления или же ему как старшему наследнику перейдёт, мне плевать.

— Тогда…

— Мирного соглашения не будет. Мы проконтролируем, чтоб власть перешла в руки сыну, а не вашему мужу. С вашим содействием или без.

— Он всегда был за королевство! — воскликнула она.

— И он решил подчистить его. Ваш муж совершил военное преступление, преступление против народа, пытаясь устроить гражданскую войну и потом массовый геноцид. Не надо объяснять, что за это должно быть виновнику?

— Он бы никогда такого не сделал.

— Но сделал. Потому мы здесь. Я и многие другие из-за него потеряли людей, родных и не очень. И не хочу слушать оправдания по поводу того, что он ничего не делал. Он получит то, что заслужил.

Но причина не только в правосудии. Суть в том, что такие как он никогда не успокаиваются. Они будут пытаться постоянно, раз за разом пробовать остальных на прочность. И рано или поздно он будет править вместо своего сына, что ещё раз может привести к этой истории.

Королевству нужно новое правительство без этого хитрожопого ублюдка, и я это обеспечу. Королева… она не сможет ничего сделать, кишка тонка. Однако мы всё равно заставим её отречься от власти. Всё сосредоточится у Фиалки и Фемии, которых так же будут направлять до поры до времени. Но для начала надо их найти.

— Меня просто интересует, где Фемия, — повторил я.

Молчит. Просто молчит и не смотрит в мою сторону.

— Понятно, — вздохнул я и кивнул нашей феминистке, которая явно к массовому изнасилованию отнеслась негативно. Потому что не предложили её в кандидатки. — Констанция, будь добра…

Она кивнула, накинула на королеву плащ и, заломав руки, увела одеваться обратно.

Повезло королеве. Очень повезло. Её смерть не обязательна и более того — вредна. Если она передаст власть, то будет куда лучше из-за легитимности, а она это сделает. Просто даже потому, что для каждой матери ребёнок будет в приоритете. Я знаю, что она выберет.

Я бы выбрал то же самое, если это было бы необходимо.

— Ты её не тронешь? — спросила Констанция, когда мы уже ехали к замку.

— В планах такого нет, сама знаешь. Устраняем только угрозы.

— Кто тебя знает.

— Ты знаешь, — посмотрел я на неё. И немного подумав, решил всё же добавить, так как она являлась по совместительству и нашим генералом. — У меня плохое предчувствие.

— По поводу? — нахмурилась Констанция. — Засада?

— Подстава, — поправил я её.

— С чего вдруг решил? Почему сейчас?

— Яйца зачесались, — но увидев её недобрый взгляд, улыбнулся. — Да ладно-ладно, шучу я. Просто ну пиздецки странно кое-что выглядит. Словно… короче, всё накроется мокрой пиздой, вот какое у меня предчувствие.

— Для кого конкретно? — спросила Констанция.

Я не посмотрел на неё, но знал, что она сверлит меня взглядом. Буквально дырявит.

— Просто будь начеку. Мне это не нравится, и я хочу, чтоб вы зыбали по сторонам во все глаза. Королева, когда будем пробиваться к королю, потопает с нами. Вы же останетесь снаружи.

— Я…

— Снаружи. Констанция, я разберусь со всем. Просто верь мне, хорошо?

— Это плохо кончится, — нахмурилась она.

— Просто не лезьте без меня куда не следует. Пожалуйста, — попросил я. — Мне достаточно того, что произошло и… — я вздохнул полной грудью. Ненавижу всю эту слезливую хуйню и прочее дерьмо, но надо кое-что расставить по местам. К сожалению, на звание чудовища я пока не тяну. — Просто не заставляйте меня волноваться ещё и за вас, пожалуйста. Достаточно уже жертв.

Констанция промолчала. Промолчала несколько минут, прежде чем вновь начать трындеть языком без костей.

— А сколько мы убили, Патрик…

— Тебе обязательно говорить, что моё горе точно такое же, как у остальных? Вот прямо сейчас, словно я этого не понимаю?

— Я просто…

— Глупая. Я знаю. Теперь просто помолчи, пожалуйста.

Констанция недовольно поджала губы. И снова ненадолго. Блять, да она неудержимая.

— Когда всё закончится… ты можешь остаться с нами…

Я слегка удивлённо посмотрел на Коню, которая стала пунцовой. Это был довольно жёсткий и смелый ход с её стороны, вот так попытаться сразу… после Клирии…

И вновь мне царапнуло душу.

— Констанция…

— Всё, не хочешь, не надо! Я стара для тебя?! Ну и пожалуйста, — она стукнула лошадь по бокам и отъехала от меня подальше.

Вообще, я хотел спросить: «Констанция, тебе настолько не хватает мужской ласки?», но да ладно. Однако её заход был слишком сильным и грубым, что принесло лишь боль и неприятные ощущения. Зря она так сказанула. Я конечно польщён, но именно от этих слов, когда меня словно пытаются пристроить, как бездомного щенка, и становится хуже.

Намного хуже.

А тем временем мы приближались к замку. Слишком тихому… подозрительно тихому замку, который не спешил встречать своих завоевателей весёлым кровавым дождём из стрел или бойней. Даже ворота опущены.

Я знал, что там никого не осталось, ведь одни воюют против печенюх и слишком далеко отсюда, а других мы разбили, но… чтоб вообще никого…

Глава 419

Мне было бы куда проще, если я штурмовал бы его в одиночку, так как не пришлось волноваться по поводу остальных людей в моей команде. А если конкретнее…

Взгляд сам по себе переметнулся на Коню и Эви.

Нет, лучше пусть ждут снаружи, а то вдруг этот мудозвон решит пойти по моему примеру и взорвать весь замок к хуям собачьим. Я бы просто из принципа так сделал, и это значит, что он может поступить точно так же. Вон, даже ворота опустил, типа welcome.

Не нравится мне это…

— Может… лучше кто-то из нас с тобой пойдёт? — спросила Эви, когда мы подъезжали к замку.

— Ты же знаешь, почему я не хочу вас брать с собой, верно? — поинтересовался я.

— Ну… да, — она так протянула, что выглядело, словно Эви и не понимает этого.

— Знаешь, не пугай меня своим этим «ну», серьёзно.

— Я просто к тому, вдруг там засада или ещё что.

— Эви, — взглянул я на неё красноречиво. — Вот именно по этой причине я и не хочу вас брать с собой, неужели непонятно? Серьёзно, не пугай меня.

Она ничего не ответила, только попыхтела немного, словно печка, показывая своё недовольство, что я её посчитал глупой. Ничего, попыхтит и перестанет.

Тем временем мы остановились прямо за километр до стен, откуда нас не смогли бы достать ни лучники, ни катапульты, ни взрыв, если таковой король решит устроить. Учитывая, что это финальный босс на нашем пути, я просто был уверен, что что-то да произойдёт. Иначе просто быть не может.

После остановки скрытники ещё некоторое время шерстили всё вокруг на поиск пакостей, пока мы ставили дозорные группы подальше от стоянки, если вдруг на нас всё же нападут.

— С тобой точно не идти? — поинтересовалась Констанция, когда я набирал группу.

— Точно.

— Смотри, там могут быть…

— Враги? Даже не сомневаюсь в этом. Но думаю, что мы справимся. Я справлюсь.

Я взял с собой десяток сороковых солдат и Юсуфа с королевой.

Перейдя мост-ворота, сразу же попали во двор, куда в прошлый раз я заезжал на карете. Ничего не изменилось от слова совсем, если исключить тот факт, что здесь никого не было. Всё та же дорога к лестнице, всё тот же дуб, всё та же поляна.

И вообще никого: абсолютная тишина и пустота, словно замок был абсолютно пуст. Слышались только крики птиц, которые неугомонно летали высоко в небе, найдя себе дом на королевских башнях.

Стражу мы не встретили ни когда проходили стены, хотя там были окошки для супостатов, ни когда поднимались по огромной лестнице к большим дверям, ведущим внутрь. Даже когда распахнули их, всё равно никто нас не вышел встретить, даже служанки.

Мы шли по пустым коридорам, сначала сделанным из светлого булыжника без облицовки, что являлись нижними этажами, а после в уже отделанных по последнему слову моды. Вдоль стен на одинаковом промежутке стояли такие деревянные лавки, обшитые мягкой тканью, чтоб типа посидеть можно было, если устал. Плюс, какие-то тумбочки, подставки, картины.

Я иногда поражаюсь, это же ведь стоит чуть больше, чем дохуя. А тут эти вещи тупо стоят на всём протяжении и наверняка не только на этом этаже, и, в лучшем случае, ими воспользуются всего один раз. А сколько денег на это потрачено?

Мы не сразу вышли в коридор, где были портреты прежних королей, что правили до нашего бутылочника.

Просто надо представить самых обычных, самых типичных, самых-самых классических королей, что могут только быть: борода, грозный взгляд, корона и плащ монарха. И среди них самым последним выделялся наш король — прищур, едва заметная хитрая улыбка — он словно пытался заглянуть в душу даже через картину, что немного настораживало.

Да, он реально удивительный правитель, всегда на своей волне и не знаешь, что у него в голове, чего он хочет, добивается и желает сделать. Но на каждого монстра найдётся кто-то покрупнее, не так ли?

Мы вышли к лестнице, большой, поднимающейся по кругу куда-то наверх, и мне так и хотелось спросить…

— Блять, а лифт у вас не придумали?

Окей, я спросил, не выдержал, так как поднимаю голову и вижу, как высоко там подниматься. А сверху ещё и потолок стеклянный, видимо, чтоб освещать этот подъём.

— Так, и где король? — поинтересовался я.

Королева промолчала.

— Да ладно, я всё равно узнаю, просто займёт время. Вы же не хотите топать со мной то туда, то туда?

Всё равно молчит.

Проблема в том, что я сам не был ни разу у короля на приёме и не знаю, куда идти надо. Где его приёмная? Снизу? Так было бы логичнее. Но зная засранца, полюбас сверху, чтоб ты пока добрался к нему, сдох уже нахуй.

Но вопросы отпали сами собой, когда к нам вышла служанка. Уже знакомая служанка с немного странным лицом. Её с головой выдавала аура, которая соответствовала сумасшедшим. Ты её начинал чувствовать, когда замечал по лицу проблемы у оной с головой. Вроде и выглядит обычно, но явно сумасшедшая.

Первым её заметил, естественно, Юсуф, который тут же посмотрел в ту сторону ещё до того, как она вышла.

За спиной как-то обречённо едва слышно застонала королева.

— Ты нас проводишь? — поинтересовался я у, наверное, единственной живой души, что осталась помимо короля в замке.

Она лишь молча поклонилась, развернулась спиной и стала подниматься по лестнице.

Пока мы шли наверх, я спросил у Юсуфа:

— Ты ещё кого-либо заметил?

— Нет. Очень тихо, — едва ли не шёпотом ответил он. — Я бы сказал, что кроме нас и её здесь больше никого нет. По крайней мере, на первых этажах.

— Засада?

— Без понятия, босс. Интуиция молчит, мои предчувствия спокойны. Но это король. Он известен… своим другим мышлением.

— Ебанутостью?

— Он не ебанутый! — вскрикнула оскорблённая королева за нашей спиной. Да так громко и неожиданно, что мы все подпрыгнули на месте.

— Блять… Королева, сделайте одолжение, завалите варежку, — попросил я, хватаясь за сердце и держа уже в руке револьвер.

— Вам до такого человека, как он, ещё расти и расти!

— Ну да, сомневаюсь, что кто-то из нас сможет засунуть в задницу двухлитровую бутылку, — кивнул я, под улыбки остальных.

— Он поднял эту страну с колен, он восстановил справедливость! Закон снова торжествует на улицах!

— А ещё он толкает наркотики…

— Они разрешены! — всхлипнула она, словно это меняло дело.

— …в другие страны, и устраивает геноцид своего народа. Может он реально гений, они все немного того, но боюсь, что король пошёл не в ту сторону. Я не приуменьшаю его заслуг, но они не оправдывают то, что происходило.

— Ты чудовище.

— Я знаю. Но более того, меня сделал в прямом смысле этого слова ваш муж, — она удивлённо посмотрела на меня, но я лишь мотнул головой. — Ваш муж допустил много ошибок, королева. И кем бы он ни был, это не исправит ничего.

— Он хотел как лучше.

— Педофил, убивающий детей, может спасти тысячи жизней. Но это не перестанет делать его педофилом, который убивал детей. Аналогия понятна?

Королева промолчала плача. Я вообще удивлён, что она такого придурка настолько любит и чтит. Или же я не знаю всего. А может говнюк просто притворяется таким ебанутым, а на самом деле отличный спокойный рассудительный мужик. Я не знаю, однако это ничего не меняет.

Мы наконец поднялись на нужный этаж. По крайней мере именно на него вывела наша служанка-проводница. Широкий, высокий коридор, который был богато украшен и в котором не было ни души. На полу был расстелен длинный красный ковёр, который вёл нас дальше к огромным, позолоченным величественным двойным дверям. Стены обрамляли картины великих сражений и прочих исторических достижений страны.

На одной из них я даже увидел чёрную тварь, которая откуда-то с земли тянет лапки вверх, а на неё сверху золотой гурьбой наваливаются герои, протыкая существо своими мечами и копьями.

Спасибо, меня увековечили. Пусть хоть так будет. Может в будущем нарисуют что-то более презентабельное со мной, кто знает.

Здесь же на одинаковых промежутках стояли доспехи, на кои я поглядывал с опаской. Но вроде норм и нас ебать не собираются пока. То, что они пусты, не значит, что они безопасны, я ещё это давно понял.

Вот мы подошли к дверям, и служанка остановилась. Постояла несколько секунд, после чего потянула двери на себя. Естественно, что нараспашку открыть она их разом не смогла, поэтому сначала открыла одну дверь, а потом уже другую.

И нам раскрылся тронный зал.

Святая святых любого государства, любого королевства. Если ты стоишь в нём, то это может значить только две вещи — или ты проиграл, или ты победил.

Я победил.

В конечном итоге я победил целое королевство. Будучи хуй знает кем, таким же, как и миллионы других, я стою перед тронным залом одной из сильнейших стран этого мира. Но это не моя заслуга, это заслуга этого ебаната-короля и всех тех, кто пытался подписать мне приговор.

Но я победил. Победил и… не чувствую радости, даже когда вхожу за служанкой сюда… Потому что для меня это ещё не окончательная победа. И за неё я ещё не полностью расплатился, хотя отдал и так слишком много.

Огромный зал встретил нас ослепительной чистотой и светом, словно противопоставляя себя тьме, с которой королевство борется. Полированный пол едва ли не до зеркального отражения, который был собран с каким-то замысловатым узором. Стены, белые, с молочными узорами, словно от мороза, который оставляет подобное на стёклах.

Никаких рисунков, никакого такого пафосного дерьма, которое я видел в коридоре. Зал чист от этих росписей.

Там, в огромнейшем зале не было никакой мебели, кроме трёх тронов по возрастанию. За ними было огромное окно во всю стену, которое впускало сюда свет. Огромнейшее окно, за котором открывался вид на крепостную стену и природу за ней.

Слева пустовал трон принца, самый низкий. Правый был выше, для королевы.

Ну и центральный, где сидел сам король, самый высокий и пафосный.

Надо отдать должное — сейчас он встречал нас со всем положенным пафосом. Плащ из меха красного цвета, дорогие одежды, какие-то украшения из золота и драгоценных камней на шее. В одной руке король держал посох из золота и платины, украшенного камнями и росписью. В другой был меч. На голове же красовалась корона, большая классическая корона, которая являлась символом власти.

Он взирал на нас, спокойно сидя на своём троне, вальяжно расставив ноги.

Хитрый ублюдок. По лицу теперь видно, что он играет по своим правилам. Лучший правитель для страны, которую раздирают другие. Он сможет обойти всех, проскользнуть через любую щель, чтоб победить. Но его время прошло. Теперь он не нужен.

— И вот он вступил в зал тронный, полный ярости бездонной, что сожгла страну дотла, — оскалился король. — Скажешь, откуда?

По-хорошему бы его застрелить сразу со входа, но вот незадача, есть вопросы, которые требуют ответов, так что расправа отодвигается на несколько минут.

— Марлоу третий. История падение небес. Я знаю местную литературу, — поморщился я.

— Но сказано довольно точно, не находишь, чувак? — усмехнулся король. — Прям про тебя.

— Я не жёг страну, — достал я револьвер на всякий, но тот лишь усмехнулся, увидев его.

— Но подвёл весь мир под это. Но это было красава, не буду спорить, — он отложил меч с посохом и похлопал в ладоши. — Мой план был хорош, но ты создал такое с нуля один. Это было очень жёстко и красиво. Я восхищён. Аплодирую, но сорян, что не стоя. Не положено.

— Ты знаешь, зачем я здесь.

— Если ты даже не спрашиваешь, то понимаешь, что знаю, — он медленно встал. — Отпусти королеву. Нахуя она здесь? Тебе она понадобится, чтоб легитимно отдать власть моему сыну и Фемии. Ведь тебе это надо? Надо признать, красивый план, но мой был не хуже.

— Где Фемия и Фиалка? — спросил я.

— Хочешь реально услышать? Или подумаешь?

Я промолчал.

— Блять, ну ты должен был уже допереть, ну ёбаны в рот. Пиздец блять…

Король прогуливался влево-вправо перед тронами, словно над чем-то думая. Мне было интересно, что он скажет. Очень интересно, так как некоторые вещи я хотел узнать конкретно от него, из-за чего не спешил стрелять.

— Знаешь, что хуёво в таких разборках? То, что всегда найдётся уёба, которая будит крысить. Такая хуйня, которая прячется за всеми и ебёт всем мозг, при этом никто его не видит. Он крысится за одним из воюющих, чтоб потом выйти из тени. Он науськивает, пакостит, стравливает ещё сильнее всех друг с другом. И всегда будет тот, кто долбится в глаза и не понимает, откуда растут у проблем ноги. Вот как ты. Ты долбишься в глаза, дятел.

— Я хочу просто вернуть Фемию.

— Блять, так хули ты у меня спрашиваешь? Ты видишь здесь их? — развёл он руки. — Вы спиздили их, но, блять, и вас обули. Всех нас обули. Надо было раньше, конечно, догадаться, но это всегда так — заебись думать, как всё легко, когда уже всё известно. Но ты молодец, сделал за него всю работу. Прошёлся по всем, истребил и одних, и других.

Он вздохнул и почесал затылок, после чего снял с себя корону и положил на трон. Снял с себя украшения, снял королевский плащ и оставил только свою одежду.

— Тот, за которого ты воюешь, которому строишь храмы и так далее. Он красиво обыграл свою партию. Ты сделал всё, что нужно было, и теперь осталось убрать только последнее препятствие. Тебя обыграли, обули и зачистили всё, что могло как-либо помешать или повлиять на будущее. В курсе же тему: хочешь победить человека — заставь его сломаться. Ну как, тебя заставили сломаться?

— Меня заставили ненавидеть и желать убивать.

— Одно и то же, — отмахнулся он. — На слепой ярости легче народ разруливать, он становится тупым как пробка. Потому скоро он придёт, помяни моё слово.

— Зачем было начинать охоту на антигероя? — задал я другой вопрос. — Ради чего?

— Так показал шар, — пожал король плечами.

— Тот, что шар истины? — уточнил я, на что король лишь улыбнулся. — И ты не думал, что он привёл к такому исходу? Мог бы не трогать его и всё.

— А чо думать сейчас об этом? — улыбнулся он. — Это всё игра. Одна большая игра, где мастодонты чудовищности сходятся вместе, чтоб решить, кто из них сильнее. Как показывает практика, выжили самый жестокий и самый хитрожопый. Посмотрим, кто из них одержит победу.

— Но тебе этого не увидеть.

— Я отдал жизнь королевству, и, если надо сдохнуть ради него, почему бы и нет? До последнего я боролся, шёл на компромиссы, убивал, угрожал… И оно выжило, пусть даже такой ценой. Потому мне просто достаточно знать, что оно будет жить дальше.

— А насчёт войны с Фракцией Ночи?

— Ты про то, что я готовил это? Хотел развалить изначально? Но понял же, зачем спрашивать?

— Хочу убедиться.

— Убедился? Каждый из нас делает это по-своему, стремясь при этом к одной и той же цели — счастью и процветанию. Правда угрозу мы видим разную для его будущего и потому пытаемся истребить её: нечисть, графы, фракции… Но суть остаётся прежней — способ у нас один и тот же. Насилие и жестокость. Вопрос лишь в том, кто эффективнее этим воспользуется, обойдя других.

— Но наше время прошло, — сказал я тихо. — Больше это будет не нужно. Когда война закончится, и взойдёт новый король, это станет прошлым.

— Всё верно, прошло время, когда были нужны такие, как мы с тобой, что кровью строят светлое будущее. Может оно и к лучшему… всему должен быть конец.

Король шагнул мне навстречу с мечом.

— Ну-с… пора поставить точку, чтоб начать новую строчку, верно? — усмехнулся он как-то грустно. — Даже если эта точка — мы сами. И король гибнет как король.

Короли не сдаются? Хех…

Шаг в его сторону, быстрое движение, рывок… и король падает на колени. Металлический звон его меча о пол свидетельствует о моей окончательной победе над королевством, словно звук гонга. У него на груди расплывается кровавое пятно.

Где-то плачет жена короля, теперь полноправная правительница этой страны.

Он прав. Наше время прошло, тех, кто решает всё насилием, и теперь миру нужны люди, кто сможет его строить иными методами. Осталось только разобраться с последней проблемой…

И всё же он прав, я долбился в глаза, так как тот слишком долго не появлялся перед ними, и я как-то подзабыл о хитрожопом ублюдке.

Раз уже он смог сыграть свою партию. Причём похожим методом, когда я сделал грязную работу за него. Теперь история сменилась, а суть та же — я пачкаюсь, а он просто идёт следом. Но в этот раз я делал это добровольно.

Побеждают сильнейшие… Жаль, что ими становятся не такие, как Эви или Констанция, а подобные нам.

Глава 420

— Что дальше, босс? — тихо спросил Юсуф, глядя как королева оплакивает короля.

Она перевернула его на спину, сложила руки на груди и сейчас просто плакала, стоя на коленях перед ним.

— Королева поедет с нами. Кто-то должен «вести» армию и сказать, что война Дня и Ночи окончена.

— Как будто нам поверят, — сказал с сомнением один из наёмников.

— Всем насрать на войну, она нужна только богатым, — ответил я. — Скажи, что всё закончилось, и остальные только обрадуются, что больше воевать не надо. Только сделать это должна официальная власть, которой они привыкли доверять.

Когда официальная власть проплачется.

— А другие? — спросил Юсуф.

— Графы? По тюрьмам. Чиновники? Им всем плевать, пока платят, так как знают, что на них сейчас всё нацелено. Преданные короне? Пойдут за короной, какой бы она не была.

Было давно уже известно, что ничего не изменится. Смерть короля… ну поскорбит нация, и дело с концом, всё перейдёт к следующему. И никто не заикнётся, главное, что по закону. А кто дёргает за ниточки, всем насрать. Кому не насрать, тот сдохнет. Наша задача лишь довести всё до Фемии и Фиалки, чтоб никто не взял их в оборот. А там они уже сами дадут силу тем, кто сможет их закрыть собой и помочь.

В конечном итоге, тот, кто будет править, решает только отдельно взятая верхушка.

Мы истребили её полностью. Все, кто сопротивлялся, умер. Все, кто хотел противостоять нам, теперь будут гнить в темницах или найдут свою смерть на плахе.

Механизм запустится, закрутится и начнёт работать как часы. Что-то мы смажем, что-то починим, что-то сменим. Прокатится волна насилия и зачисток. Многие распрощаются со своей жизнью, чтоб королевство заработало как часы. Прежде чем оно пустится в своё свободное плавание, его будут ещё настраивать. Но в конечном итоге всё уляжется, всё заработает. Сказка вновь опустится на эти земли и мир будет существовать.

Это ещё только предстоит им.

Я верю в своих людей, что всю жизнь пытались сделать мир лучше; в тех, кто видели его с обратной стороны, познали боль и сами попытаются всё исправить.

Но…

Надо кое-что разрушить. Я знаю, где примерно находится то, что я ищу, потому…

— Ждите здесь, сторожите её, это приказ. Ты, — кивнул я служанке, — мне нужен шар истины.

Та лишь поклонилась и двинулась, словно GPS-навигатор, по коридорам. Мне оставалось следовать за ней.

Идя по пустому замку, мы поднялись на несколько этажей вверх, практически в самую высокую из башен, которая возвышалась над всем замком. Интересный способ спрятать то, что надо по идее хранить как можно глубже.

Служанка привела меня к двойным дверям, после чего отошла в сторону.

— Благодарю тебя, — слегка поклонился я, и она сделала реверанс.

Кажется… я начинаю понимать, почему король любил эту служанку. Было помимо аутизма в ней что-то… тёплое и успокаивающее. Словно плюшевая игрушка с душой, которая плохой мысли не удержит в голове.

Я толкнул двойные двери и попал в большую шарообразную комнату. Её дальняя противоположная стенка и потолок были сделаны из стекла, из-за чего здесь открывался ещё более потрясающий вид, чем из тронного зала, на природу вплоть до горизонта и небо. Здесь же, как я заметил, был отдельно камин, чей дымоход, как я понимаю, проходил через стены. Вполне логично, учитывая, какая здесь должна быть зимой температура при стеклянной стене и крыше.

Но главной достопримечательностью в этой комнате был огромный стеклянный шар, которой отливал синим цветом. Изнутри он был наполнен как будто туманом, который постоянно клубился в нём. Этот шар был похож на огромный кальян. Видимо Снуп Дог меня опередил и успел воспользоваться им по назначению.

И всё же… шар истины? Большеват для того, что я ожидал увидеть. Очень большой. И значит здесь началась охота на меня?

— Последний и единственный, — раздался за моей спиной старческий голос.

Я резко обернулся, выхватывая револьвер, но за спиной был… старик. Причём не просто старик, а тот самый ректор универа, в котором я обучался. Было слегка удивительно видеть его здесь, хотя я слышал, что он наставлял короля в своё время. Видимо, наставлял до последнего времени.

— Понятно… — сказал он тихо. — Значит всё кончено.

— Теперь да, — не стал я отрицать. — Где остальные? Служанки, чиновники и прочие?

— Нет, как видишь. Король всех распустил.

— Зачем?

— Что делают завоеватели с побеждёнными зачастую, мальчик? Король любил свою страну и не хотел, чтоб кто-либо погибал.

— И потому хотел смерть всей нечисти, — ухмыльнулся я. — Что-то не сходится.

— Чтоб удержать королевство единым. Каждый борется с проблемой так, как это видит. Как и ты убил стольких людей, чтоб захватить эту самую власть. Трон всегда покрыт кровью тех, кто за него борется, тех, кто его защищает, и тех, кто оказывается у него на пути.

— Это ты так оправдываешь геноцид?

— Я ничего не оправдываю, — покачал он головой. — Но я знаю, зачем ты здесь.

— Увидел в шаре, — догадался я.

— И это тоже. Я знаю, кто ты.

— Да, я тоже знаю, кто я.

— Я присутствовал в тот момент, когда началась на тебя охота, — продолжил он. — Слышал этот приказ. И вижу, к чему он привёл. Все чудовища — деяния рук наших собственных. И я знаю, что ждёт меня, так что…

Он повернулся ко мне спиной.

Я тоже знал, что его ждёт. Советника короля.

Поэтому поднял револьвер и выстрелил в затылок старику. Его лоб разлетелся фейерверком из крови, костей и мозгов.

После этого я развернулся к шару, отходя на несколько шагов назад за дверь. Тот, словно что-то почувствовав, начал неожиданно клубиться туманом всё сильнее, через который начали проступать картины…

Я выстрелил и тут же спрятался за дверь, если эта дура решит взорваться. И она взорвалась, не с мощностью гранаты конечно, однако разлетелась осколками, которые могли посечь спокойно лицо и воткнуться в кожу. Но зато я уничтожил ещё одно сраное зло в это мире.

Человеком легко управлять. Не будь этого шара, сложилось бы всё иначе?

Король бы не узнал обо мне, меня бы не пытались убить и не охотились бы за мной, я бы жил своей жизнью. Может некоторые моменты бы и повторились, но король бы сейчас не лежал внизу мёртвым, а я бы здесь не устроил войну.

Эти вопросы появляются, когда шар есть. Видя своё будущее, человек будет пытаться его исправить. Он может прийти к тому, что это будущее ему показывает.

Другими словами, шар делает людей зависимыми. До тех пор, пока не увидишь собственное будущее, ты будешь свободен и будешь делать то, что считаешь правильным. Ты не будешь связан страхом будущего, так как не будешь знать, оттого никогда не придёшь к нему.

Это стеклянное дерьмо — зло. Я создаю мир для своей дочери и любимых мне людей, в котором не будет подобного. Им он не нужен, иначе однажды они попадутся в ту же ловушку, в которую попал и прежний король.

Я заглянул в комнату, которая теперь была усыпана осколками стекла. На месте шара сейчас растворялся туман, который пускал молнии. Казалось, что он был недоволен моим решением.

— Иди нахуй, падаль… — процедил я. — Тебе не стать наводчиком для моей семьи.

Словно понимая меня, в тумане моргнула молния, но слишком слабая, чтоб достать меня или кого-либо ещё. Словно шар злился, что его уничтожили. Напоследок, прежде чем спуститься, я показал средний палец этому куску говна.

Внизу продолжала плакать королева. Приложила к лицу руку короля и ревела.

— Когда вернётся сын, вы передадите ему власть, назначите королём, преклоните колено и снимите с себя все обязательства. Вы слышите?

Она закивала головой.

Я присел перед ней и засунул руку ей под платье, положив на живот. Королева вздрогнула, попыталась отпрыгнуть, но второй рукой я схватил её за волосы. Она жалобно посмотрела на меня, но меня это не тронуло.

Подтянул её лицо поближе, вцепившись в живот пальцами и немного надавив, и очень тихо сказал ей в лицо, касаясь её носа своим.

— Если попытаешься сделать глупость, если попытаешься натравить свою армию на нас, пока власть будет у тебя… да даже если мне или кому-то ещё покажется нечто подобное, я вырву рукой плод из твоего живота через влагалище на твоих же глазах и заставлю сожрать его, после чего убью твоего сына, и тоже на твоих глазах. Ты поняла?

Она закивала головой, испуганно плача. Самый простой способ — это запугать. Причём добрую и мягкую женщину запугать куда проще.

— Я хочу ответа.

— Я поняла, — проскулила королева.

Я тут же отпустил её.

— Очень хорошо, что мы друг друга поняли, Ваше Высочество, — встал я. — Я не желаю зла ни вашему сыну, ни вашему ребёнку внутри, ни вам самой. Более того, я хочу, чтоб ваш сын и Фемия правили страной долго и счастливо, став теми, о ком будут слагать легенды. Чтоб Фемия и Фиалка завели детей, чтоб они растили их вместе, чтоб не было ни расизма, ни сексизма, ни злобы, и потом их дети взяли управление над королевством. Уверен, что у него и моей дочери получится это.

Короче, чтоб восторжествовало добро, как бы банально это не звучало. И мои близкие были в безопасности.

— Поэтому прошу содействия и без глупостей. Вы ещё увидите своих внуков. А может и правнуков, что станут принцами и принцессами.

— Мой муж хотел того же, — тихо простонала она.

— Может быть, — пожал я плечами. — Однако это ему не мешало развязывать войну внутри Фракции Ночи.

Кстати говоря, если бы он не развязывал бы войну между Фракцией Ночи, чтоб разделить их, то может ничего этого и не было. Они бы не стали такими разобщёнными, не стали бы продавать себя другим странам с потрохами и не пришлось бы ради сохранения целостности королевства устраивать всё это.

Можно сказать, что король переиграл сам себя.

— Собираемся, надо сообщить о смерти короля и о том, что власть пока у нашей королевы.

— А принц и принцесса? — спросил Юсуф.

— Сначала свадьба. Потом уже коронация.

— Но их нет здесь.

— Нет, — согласился я. — Но скоро появится тот, у кого они есть, чтоб пожать плоды моих творений.

И за одно избавиться от меня. Забавно, а я всё думал, почему это именно так…

— Ладно, идёмте, загоните сюда людей, чтоб охраняли святая святых. Думаю, тысячи будет достаточно. И Эви надо позвать, чтоб труп заморозила. Ведь мы должны устроить красивые похороны, верно? — красноречиво глянул я на королеву.

Для страны, для очень многих это пройдёт незаметно. Король просто умер, такое бывает, особенно в средневековье, где не все живут долго. Власть передастся следующему правителю, и люди вздохнут спокойно, что пока всё под контролем. Потому что всем насрать по сути на это, главное, чтоб вокруг было всё хорошо.

На улице меня уже встречали. Эви и Констанция, которые ждали от меня новостей, подскочили, едва я подошёл к лагерю.

— Где она? — в два голоса спросили они.

— Вы чо, сговорились?

— Где моя дочь, ма… — Констанция заткнулась сама, сдерживаясь, после чего добавила. — Пожалуйста, Патрик.

— Нет её в замке. Но скоро будет.

— Скоро будет… в каком смысле? — нахмурилась Эви. — То есть она не здесь?

— Нет. Но скоро она вернётся.

— То есть она и не у короля? — тут же пошёл следующий вопрос.

— Эви, я убил короля и потому надо его заморозить, чтоб он не стух до похорон, окей?

Она слишком много задавала вопросов, а я слишком не хочу отвечать на них. Во-первых, охуению Констанции не будет предела. Во-вторых… я просто не хочу об этом говорить. О таких вещах лучше не упоминать.

Что касается Констанции, то ей лучше вообще не слышать, куда подевалась её дочь, иначе это будет пиздец. Я могу предположить, что узнай она и тут же сама рванёт на место, что мне не нужно. Ничем хорошим это не закончится, так как ей не управиться там без меня.

— Патрик…

— Эви, иди и сделай то, что я попросил тебя, пожалуйста, — попросил я настойчиво. — Констанция, тысячу на замок, чтоб они охраняли его.

— От кого?

— Ото всех. Чтоб не разграбили, и чтоб не заняли вражеские силы. В конечном итоге, это замок короля, один из символов власти. Потому этот символ должен быть у нас.

— Но моя дочь…

— Очень скоро вы увидитесь, — положил я ей руки на плечи. — Можешь мне поверить, скоро ты будешь встречать свою дочь и благословлять её помолвку.

— Они уже помолвлены.

— Тогда сразу свадьба. Будешь благословлять свою дочь и вести её к алтарю.

— Её ведёт отец, — сказала она недовольно.

— Думаю, ты справишься, — похлопал я её по плечу.

Констанция замолчала. Она внимательно всматривалась мне в глаза, словно что-то почувствовав. Сраные бабы, они вечно что-то чувствуют. Нет, я знаю, интуиция и так далее, но это бесит. Сейчас она ровно так же, как и моя мама, всматривается мне в глаза, словно почувствовав что-то. И мне это не нравится. Не нравится, когда секреты мои просматривают через глаза.

Потому что некоторые секреты — это только моё.

— Почему ты не говоришь мне, где она? — тихо, но с напором спросила она меня. — Что ты скрываешь?

— Не продолжай, Констанция, — я попытался отойти, но она схватила меня за плечо.

— Патрик, что происходит? Где Фемия? Почему ты не отвечаешь? — а потом её глаза начали округляться.

Блять, только не говори, что тебя неожиданно накрыло озарение, молю тебя.

— Ты смотрел в тот шар истины в замке…

— Что? Нет! — вот тут я говорил искренне.

— Ты смотрел в него!

— Да клянусь! Даже клятву могу дать тебе!

— Ты видел, что будет! Ты знаешь, где дочь, да?! Ты знаешь, где она и потому не говоришь! Что с ней?! Что происходит?! Она в смертельной опасности?! Её жизнь на волоске, верно!? Поэтому ты молчишь!? — тут уже она начала отшагивать от меня.

— Констанция, мать твою… — быстро шагнул к ней, ловя истеричку, после чего посмотрел на других солдат, что ошивались рядом, рявкнув. — Пошли нахер отсюда!

Они тут же быстро ушли.

— Да успокойся ты! — я встряхнул её. — Посмотри мне в глаза, Констанция.

— Скажи, что это неправда!

— Это неправда.

— Ты лжёшь!

Так нахуя просить сказать, что это неправда?!

Я встряхнул Коню хорошенько ещё раз.

— Констанция! Посмотри на меня, с твоей дочерью будет всё в порядке. Я клянусь тебе. Я действительно не хочу говорить тебе, где она, потому что не хочу глупых поступков с твоей стороны. Ты уже истеришь, а что будет, когда узнаешь, где Фемия?

— А где она? — едва не плача спросила она.

— В безопасном месте. И очень скоро я её верну. Но из-за того, что это твоя дочь, ты перестаёшь мыслить адекватно. Даже сейчас, что ты устраиваешь? Я реагирую на это куда более спокойно, хоть и хочется убить всех в округе за неё.

— Ты должен её вернуть… — всхлипнула Констанция.

— И я верну её. Клянусь, что я её верну, ясно? Скоро ты уже будешь вести её под венец и плакать, только уже от радости. А потом от счастья, когда она родит тебе внуков. Она будет королевой, вы с Эви будете ей подсказывать, чтоб она не допускала с мужем ошибок, будете следить за ними, чтоб никто не тронул их, будете учить их жить дальше без вашей помощи, чтоб королевство процветало. Они нарожают тебе внуков, и ты будешь старой заботиться уже о них, сидя перед камином и читая им сказки. Это последняя туча на вашем пути, вам надо просто подождать, слышишь? Просто дай мне сделать то, что я умею.

Я коснулся её лба своим, пока Констанция роняла слёзы, словно пытаясь передать ей своё спокойствие. Иногда это помогает.

— А что ты умеешь? — всхлипнула истеричка.

— Я умею хорошо убивать. Боги это или короли, императоры или существа даже не из этого мира — для меня не играет роли. Я верну её.

Она продолжала всхлипывать, пытаясь взять себя в руки.

— Прости… прости, я не могу… она моя дочь…

— Я понимаю, — гладил я её по голове. — Осталось немного. Ещё немного и всё будет хорошо.

— Просто… я как вспомню её, и на меня находит эта истерия… Я презираю себя за это, но не могу ничего сделать… И позорю нас.

— Всё в порядке. Она твоя дочь. Так и должно быть.

Констанция уткнулась мне в плечо лицом. Шмыгала, тяжело дышала, пытаясь взять себя в руки. Мы простояли так минут десять или может даже больше, прежде чем она подняла глаза.

— Спасибо, — промямлила Коня.

— Нет проблем, Констанция, всё нормально.

— Да… но… ты говоришь… — начала было она, но нас прервали.

— Патрик! Констанция! Что происходит? — тяжёлая артиллерия подскочила к нам внезапно, заставив вздрогнуть.

— Всё путём, Эви, — посмотрел я за плечо Кони. — Мы уже всё. Ты закончила с королём?

— Да, — она с подозрением смотрела на меня, но увидев заплаканное лицо Констанции, поняла причину. — Понятно… Ладно, идёмте, если мы выдвигаемся завтра, то надо обговорить всё. Если вы готовы, конечно.

— Мы готовы, — кивнул я и потянул за собой Констанцию. — Идём, это твоя стихия, заодно отвлечёшься.

Не сразу, но Констанция поддалась мне и позволила себя увести.

— Да, — кивнула она. — Надо отвлечься, идёмте…

Нас ждал муторный вечер по составлению планов, списков и прочей монотонной работы.

Глава 421

У пидоров есть плохая привычка появляться тогда, когда ты их меньше всего ожидаешь. Ну, потому что они пидоры, и этим всё сказано.

Вот и главный пидор пидоров связался со мной, когда я его ожидал меньше всего.

Смотрю, ты не скучаешь.

Его голос, спокойный, полный дерьма и хитрости, как и полагается таким уебанам. И всё бы ничего, если бы…

— Да, у меня запор, — пробормотал я. — Чай с ромашками от моей любимой мёртвой девочки. Кто бы мог подумать, что мне будет так плохо…

Я это пробормотал в темноту леса, где затаился в засаде, минируя окрестности. Хотя Бог Скверны и так должен это знать.

И я знаю.

Тогда не смогу объяснить твою любовь связываться в такие моменты с парнями с голой жопой, кроме как тебя потянуло на свой пол.

Смотрю, ты в приподнятом настроении.

У меня всегда оно повышается, когда уёбки подобные тебе со мной связываются. Особенно в такие моменты. Чего хочешь? Уже соскучился?

Не сильно ты приветлив.

Хочешь приветствия, спустись на землю бренную. Я тебя лично встречу. Но мы знаем оба, что ты, сыкливое хуйло, запрятался где-то в жопе и носа не высунешь из своего личного мирка, так как боишься получить пизды от меня.

Замолчал. Ненадолго замолчал, явно обдумывая всё, что услышал. Я бы расстроился, если бы он ничего не понял, хотя здесь и дауну станет ясно.

Естественно я понял, ещё с первых твоих слов, не оскорбляй меня своим мнением о моих умственных способностях, как я не стану оскорблять тебя своими догадками. Тогда, раз хочешь поговорить… может быть встретимся? С глазу на глаз?

Сам бесподобный спустится ко мне? И с чего вдруг я удостоился этого? Поведаешь?

Не заставляй меня повторяться. Или буду присылать твою дочь по частям.

Весёлый, спокойный голос в моей голове вызывал жгучее желание оторвать уёбку яйца.

О-о-о… а кто-то говорит про мою ориентацию… Но да ладно, раз ты всё знаешь, у тебя появится возможность встретиться со мной и заставить расплатиться по счетам за свою жену… Пардон, бывшую жену и несостоявшегося ребёнка. Как насчёт… Даста? Помнишь этот чудесный город, который ты уничтожил?

Такое не забывается… Да, такое тяжело забыть, особенно свою смерть, а потом то, что тебя лишили покоя на ближайшие несколько лет, чтоб потом заново попытаться закопать. Хороший город… был. Думаю, что оставить там ещё один труп будет самое то.

Вот и чудненько, партнёр. Приезжай один, поговорим, обсудим, выскажешь…

Смешок.

…свои претензии. Ведь этого ты хочешь? Как там говорится… взыскать с меня всё причитающееся.

Смотри, Бог Скверны, тот кто высоко летает, больно падает.

Я знаю, о чём ты думаешь. Но я не те боги, я немножечко другой. Хотя мы друг друга стоим, так что… И я бы кстати поспешил, а то твоей дочери явно здесь скучно.

Ты только не порть её. Я её для будущего мужа берегу.

Будущего мужа? Ты так спокойно это говоришь… Обычно отцы не очень рады, что их дочери сделал пробитие какой-то прыщавый паренёк. Хотя спасибо, что избавил от пафосного бреда типа «если ты её пальцем тронешь…» или «если хоть один волос упадёт с её лобка…»…

Головы.

Без разницы. Я буду ждать тебя. Одного. Ну или если хочешь получить обратно дочь конструктором, можешь привести армию.

После этих слов он отключился от меня. Я это почувствовал.

Боги пусть и были сильны, однако тоже имели пределы, за которые не могли перешагнуть. Как не могли просто найти в мире нужного человека по щелчку пальцев, не могли постоянно за кем-то следить или по одному желанию оказаться рядом. Они сильны, но сильны только в своих границах, однако дальше их возможности слабеют с каждым метром.

Даже сейчас — он не может постоянно выходить со мной на связь. Может говорить долго, но суть как на телефоне, заряд кончится, связь оборвётся, а ещё надо абонента нужного найти для начала, дозвониться к нему. Так что боги не так уж и сильны, если знать, куда давить и во что бить.

Скверна сказал, что он немножечко другой…

Мне захотелось сплюнуть, но вместо этого я наконец громко просрался, что тоже вполне широко описывало моё мнение о его словах.

Проблема всех людей в том, что они рано или поздно становятся теми, на кого походить совершенно не хотели. И именно эта фраза «немножечко другой» или «не такой, как все» говорит о том, что ты стал таким же, как и остальные. Банальные избитые фразы, которые являются своеобразным индикатором того, что ты уже не тот.

Бог Скверны.

Раньше он не был богом и хватался за любую возможность, ведя себя осторожно. Бог Скверны знал, кто он и где его место. Но не проходит и десятка лет, как он получает столько власти и мощи, что догоняет по силе других богов из-за храмов, построенных в его честь.

И вот передо мной чванливый уёбище, который стоит сверху и посмеивается над теми, кто внизу, забыв, кем был он сам. Забыв, что сбросить можно каждого, и лично он в этом и участвовал. Забавнее то, что добившись до такого положения, Скверна думает, что теперь его это не коснётся. Что он самый умный и то же самое не случится и с ним.

А мне он казался более разумным.

Пусть смеётся как можно громче, потому что я уже иду за ним. Очень скоро мы будем смеяться вместе.

Естественно он понял, что мне уже всё известно, ведь Бог Скверны не дурак. Не дурак, который тоже следит за ситуацией. Возможно, следит за ситуацией на этой земле куда тщательнее, чем остальные боги. И смерть короля значила для него лишь то, что пора действовать, время пришло и из его противников остался только я.

Знаю я о его проделках или ещё нет, не играло уже роли, так как по его плану мы и так, и так встретимся. Я даже думаю, что Бог Скверны сразу знал, что после смерти короля я пойму, кто есть кто, так как останется у меня не так уж и много вариантов.

И всё из-за власти… Мнимого чувства того, что ты чем-то можешь управлять…

Да даже твоя жизнь зависит от того, что покажет тебе стеклянный шарик. Так о какой власти может идти речь? Лишь обманчивое чувство, не более.

Сейчас многое становится понятным. Начиная с того, как похитили Фемию и Фиалку, до момента, как выследили Клирию.

Учитывая силы даже самого слабого бога, убить четырёх человек сорокового лвла вряд ли было проблемой для его уровня силы. Даже самому спуститься за ними и убрать всех на пути. К тому же Бог Скверны знал, где моё поместье находится.

Что касается Клирии… вряд ли он вот так мог с ней связаться даже из-за её амулета, так как подозрения у меня что вот эта внутренняя связь — всё тоже производное системы. Скорее всего просто изначально от самой её отправки следил за их группой. Поставил метку на кого-нибудь или же просто в прямом смысле слова наблюдал. А может у кого-то была его фигурка, которой молятся или ещё что. Я даже не знаю, насколько широко можно использовать возможности системы, и какие силы имеют боги. Оттого сказать точно, как Скверна их выследил, не могу — вариантов может быть море. Мог даже банально за ними идти пешком.

Ну а я… Да, король был прав — я долбился в глаза.

Кто мог знать, что уёбок по жизни будет так близко от меня? Я просрал одно его нападение, ещё при Богине Удачи, просрал другое нападение, но уже сейчас.

Он так тихо себя вёл в последнее время, что я такого, особенно в разгар наших мероприятий, не ждал. Да, был с Элизи разговор, а потом и с Клирией, что он может показать свои зубки в отместку за то, что я однажды его прижал, заставив помочь, но чтоб так…

Хотя чего я ожидал? Что он постучится и спросит: Патрик, разрешите вам наговнить?

О клятве можно забыть, так как она явно не работает — он скверна, если смог отщепить богиню, причём одну из самых сильных, от её сил, он и клятву разрушить в состоянии.

Я вылез из кустов в не самом приподнятом настроении.

Сейчас мы двигались в сторону печенья, готовые вступить в бой с кондитерским произволом. Мне потребовалось немало сил, чтоб заставить всё печенье собраться в одном месте. Теперь одним ударом мы могли накрыть практически большую часть, уничтожив альфа-печеньку, после которой все остальные порушатся сами. Я уверен, что при поддержке войск королевства нам это удастся запросто.

Плюс королева объявила о смерти мужа во всеуслышание, как объявила и о том, что распри между Днём и Ночью закончены. Теперь обе фракции в состоянии мира и кровопролитию пришёл конец. Все графы из Дня и Ночи, что участвовали в этом и были виновны или убиты героическими усилиями, или ждут свою участь в темницах.

Их обвинили во всех смертных грехах, что привели к гражданской войне, которая закончилась так же быстро, как и началась, унеся жизни мирного населения в куда меньших количествах, чем в прошлые разы. Можно сказать, что нашими усилиями мы закончили всё очень малыми жертвами.

Будет ещё переходный период, который объединит Фракции, потому что просто на одних словах и одним движением руки такие структуры, имеющие практически автономию и абсолютно противоположные взгляды с взаимной неприязнью, не объединяются. Но и это мы преодолеем. Со временем.

Сейчас же наши войска двигаются на помощь против печенья, чтоб принять активное участие в борьбе против этой эпидемии, что захватила наши земли.

Всё будет хорошо. Мы со всем справимся. Просто осталось убрать последнее препятствие. Последнего врага. У меня должно всё получиться, даже если всё так и закончится.

А пока…

Я вернулся в лагерь. Стоило захватить с собой лошадь, так как ехать далеко, еды немного и несколько подарков.

Лагерь уже ложился спать, когда я добрался до своей палатки. Даже её брать не имеет смысла.

Лишь сумку, револьвер, патроны… возьму ещё ружьё с пулями и порохом. Меч, кинжал, всякие полезные мелочи от огнива до кастрюльки, ножи для метания… что ещё? Сменную одежду? Кольчугу может стоит ещё захватить…

Я спокойно собирал вещи, готовясь к не самому весёлому, но точно захватывающему путешествию. Даже одежду чистую надел. Не, я постоянно в нормальной одежде, но тут решил чистую взять, хотя в этой ещё ходить и ходить, после чего ещё раз разобрал револьвер, почистил его, смазал, проверил все детали и собрал обратно.

Неловко выйдет, если я буду вышибать мозги Скверне, а тут какая-нибудь осечка. Как в глаза ему после такого фэйла-то смотреть?

Так… вроде всё, да? Еда тоже имеется, хотя на крайний случай у меня есть ружья и, если что, сам себе добуду.

Захватив с собой вещи, я выбрался из палатки и не останавливаясь двинулся к лошадям, так как…

— Мэйн, погоди!

Ну так как та самая «так как» уже спешит сюда в…

О господи…

Констанция в своей ночнушке бежит ко мне, словно прямо так собирается поехать. Беленькая в ромашку ночнушка в которой наша гордая воительница выглядит слишком мило и не брутально. Не только я один это заметил, так как практически все смотрят на эту идиотку с распущенными волосами, которые развиваются при беге.

Она быстро настигла меня, схватив за плечи и развернув к себе.

— Ты едешь за Фемией?! — встряхнула она меня так, что я чуть головой её не стукнул. Её глаза едва не светились, лицо было таким напряжённым, что казалось, что она вот-вот лопнет или родит.

— Боги, ты чо, караулишь меня?! — ужаснулся я.

— Ты за Фемией, да?! ДА?! — не отставала она.

— Ну да, я еду за Фемией. Только без тебя.

— Я знаю, — она это сказала таким твёрдым голосом, словно тужится и сейчас обосрётся. — Я уже это поняла.

— Оке-е-ей… — протянул я. — Тогда… зачем ты здесь?

— Просто хотела попрощаться. Или мне нельзя?!

— Я не буду говорить, как это звучит, — поморщился я, понимая, что слова, пусть и случайно, попали в довольно неприятное место. Практически по голым нервам резанули. — Но естественно можно.

— Просто я хотела сказать, чтоб ты вернул её. Даже если весь мир на этом сойдётся, верни её обратно, пожалуйста, — сказала она тихим, но уверенным голосом, показывая, что ни капельки не сомневается в моих силах.

— Не бойся, думаю, что через недельку ты будешь её пороть ремнём и отчитывать, какая же она дура.

Констанция покраснела, после чего слабо улыбнулась.

— Думаю, для профилактики надо будет провести ей подобный сеанс.

После этого она потянулась и…

Нет, не поцеловала, обняла меня, причём довольно крепко. Так, что у меня захрустели кости.

— Удачи тебе, — тихо сказала Констанция. После чего добавила уже более недовольно, став похожей на себя прежнюю и отпустив меня. — Хотя я слышала, что Богиню Удачи ты тоже уже победил. Поверить не могу, что ты прошёлся по всем.

— С другой стороны, теперь наша судьба в наших руках, — пожал я плечами.

— Ни капельки не изменился.

— Зато ты изменилась. Знаешь, это даже подозрительно, что ты меня отпускаешь. В твоём стиле, уже извини меня за прямолинейность, было бы сейчас устроить истерику, что ты едешь со мной.

— Это что-нибудь изменило бы? — прищурилась она.

— Нет. Я бы тебя всё равно не взял. Ты нужна здесь, в армии. Пусть даже здесь есть генералы и прочие люди, что под клятвой, однако твоим умениям я доверяю больше.

Пока я говорил с Констанцией, к нам уже успела выйти и Эви.

— Уже уходишь, — взглянула она на меня.

— Пора, — пожал я плечами. — Надо вернуть Фемию домой, и сейчас самое подходящее время.

— Под ночь? — зевнула она, прикрывая рот ладошкой.

— Да.

— Странно это, — потёрла Эви глаза. — Ты так неожиданно сорвался, как по сигналу… Но… — она потянула руки ко мне, и я позволил себя обнять. — Будь осторожен. Я даже прощаться не буду, так как всё равно скоро вернёшься. Только постарайся вернуться хотя бы с конечностями, — пошутила Эви.

— Постараюсь. И присматривай за Констанцией, а то слишком она уж покладистая для своего характера, — кивнул я на Коню.

— Мог бы и верить в меня тоже, — поморщилась та.

— Знаю тебя слишком хорошо, так что извини, не получается.

Я действительно не прощался с ними. Плохая примета. Что бы кто не говорил, я всё равно буду продолжать жить так, как жил до этого, словно и не заглядывал в этот ебаный шар истины. Всё это хуйня, я докажу, что всё хуйня, просто надо не сдохнуть.

Я покинул лагерь практически в полночь, двигаясь только под светом луны.

Сейчас, глядя на Констанцию, я понимаю, зачем была нужна смерть Клирии — добиться такого же эффекта. Желания рвануть сломя голову мстить, не замечая ничего перед собой, словно теперь нет другого мира. Констанция так и собиралась сделать, на ней это бы сработало.

На мне же…

У меня те, кто нуждается во мне, и кому я небезразличен. Даже несмотря на моё желание бросится в пекло, чтоб заглушить эту тоску на границе с болью, которая ноет, словно гнойник на коже, я не хочу делать больно им (если им не похуй на меня, а я надеюсь, что им не похуй). Возможно, это и удерживает меня.

А может я просто говнюк и последний подонок. Может я делаю это из принципа, чтоб не оправдать желания уёбка. Ведь я Антигерой, моя работа — делать всем неприятно. Следовательно, и Бога Скверны я должен разочаровать своим поведением, ибо нехуй. И если смогу добраться до него раньше, чем пидор испустит последний дух, я обязательно побеседую с ним насчёт того, чего он меня лишил. Он будет очень и очень долго страдать.

Кстати, интересно, а как много сделал сам Бог Скверны, чтоб устроить всё это? Как много комбинаций провёл он, чем пожертвовал и что отдал на откуп, чтоб добиться того, к чему всё пришло? Как далеко он зашёл, чтоб в конечном итоге я сам пришёл к нему и сыграл по его правилам?

Мне просто интересно.

Я долго думал над этим и подобные вопросы меня мучили почти всю ночь, что ехал, заставляя отвлекаться от неприятной мысли о Клирии и ребёнке, которого я так и не увидел.

А потом было уже и не до этого.

Глава 422

Вечер. Солнце уже скрылось и небо стало красным, как полыхающая жопа Скверны, который явно был на меня до сих пор в обиде, и пытался скрыть это под своими шутеечками, разговорами и шантажом моей дочерью. Такие мерзкие твари, как он, очень падки на оскорбления и то, когда их прижимают к стене. Для них не существует двухстороннего соглашения. Они лишь хотят, чтоб на них работали, но когда ты требуешь от них чего-то положенного — они начинают надувать губки.

Они считают нормальным наёбывать, но если наебут их — они расплачутся.

Короче, Скверна — типичный представитель класса хуесосов и уёбков, которых надо расстреливать у стены. Чем я и займусь в ближайшее время.

Он даже место выбрал символическое для этого.

Даст.

Кстати, изначально это было английское название, потому город переводился как пыль. Пыль… Город, ставший пылью. Насколько я знаю, эти названия давали герои, иногда обозначая те или иные места не самыми хорошими словами. При этом жители, гордые тем, что их город назвал сам герой, укореняли эти названия.

Получилось то, что получилось.

Потом король перехватил эту инициативу, и страна обрела множество не самых лицеприятных названий, значение которых никто не знал.

Однако немного иронично, что некоторые города, что когда-то погибли от моей руки, носили такие названия, которые довольно точно описали их будущее.

И Даст, к его несчастью, полностью оправдывал теперь это название.

Я подъехал к его воротам на лошади так же, как и двадцать два года назад. Только теперь меня не встречала стража. Меня встречал мёртвый город, покрытый пылью и в неё превращающийся.

Город располагался между двумя высокими холмами, имеющий два ряда стен. Вытянутый в длину, в ширину он был ну очень коротким и чем-то напоминал города дикого запада по планировке, где здания находились чисто вдоль дороги. За вторыми стенами находились административные здания, как сейчас помню. Перед ними была площадь, сейчас заваленная руинами башни, а позади — огромная гора, которая нависала над ними.

Там же была и казнь, которая закончилась для многих плачевно.

Бог Скверны умел подбирать места, намекая на моё незавидное будущее. Видимо следовал фразе: где всё началось, там всё и закончится. Только вот для кого из нас — это ещё вопрос, так как именно с этого города началось и его восхождение к вершинам. И могло бы продолжаться, если бы не его предательство.

Я въехал в этот жизнерадостный город, оглядываясь по сторонам, уже готовый просадить пулю незадачливому ублюдку, который привёл палача ровно к себе на порог. Что-что, но такие, как я, знают толк в уничтожении себе подобных. И позвать подобных мне на собственную казнь — это довольно смело. Я готов поаплодировать тому, кто меня вызвал…

Над его трупом.

Только вот где сам уёбок?

Вернее, я знаю, где уёбок, видел уже, но надеялся, что он покажется несколько раньше, начиная с ворот. Первая часть видения была связанна именно с этим местом, с Дастом. Здесь будет весело, так как я помню кровь — свою и чужую. Много крови. И Бога Скверны, которому придётся не очень сладко из-за меня. Здесь будет жарко и потно работать. Хотя что конкретно здесь будет — сказать не могу, так как всё увиденное было отрывистым и в тумане, который мешал полностью разглядеть и разгадать будущее.

А вот вторая часть видения… там уже мне не очень легко придётся. Однако если мне удастся закончить всё до того момента, и не дать уёбку уйти… Если система реально это предвидела… рука сама коснулась груди, где висел медальон.

Но я уже въехал, а его пока не видно. Только пустые дома, разрушенные амбары, осыпающиеся стены и поросшая дорога, на которой растаял снег и… остались следы ног. Не Бога Скверны, людей, однако проблем от этого меньше не становилось.

Значит уёбок решил позвать с собой подкрепление.

Не долго думая я спешился, отведя лошадь в сторону с улицы и привязав её к какому-то обломанному столбу, после чего ещё раз оглянулся.

Никого.

И ничего.

Вообще пусто.

Следы есть, а уёбка нет. Не хочет показываться раньше времени, ожидая меня там, дальше, как и положено последнему боссу — самому сильному и хитрожопому из всех мне встречавшихся.

Надеюсь, что он не забыл о нашей встрече, иначе я расстроюсь. Очень сильно расстроюсь.

Вру, я не расстроюсь, так как волнуюсь. Таким образом я пытаюсь скрыть свою нервозность и страх перед этим местом и тем, что меня ожидает. Нет ничего лучше, чем подбадривание самого себя, верно?

Я, продвигаясь всё дальше, но уже пешком и вдоль домов, чтоб не палиться на открытой улице, всматривался в окна опустевших зданий, прислушиваясь к собственным ощущениям и слуху. От напряжения рукоять револьвера стала немного влажной, однако всё равно плотно сидела в моей ладони, готовая порадовать хозяина знакомой отдачей.

Мир сузился ровно до этой самой улицы, по которой я двигался, хотя по сути только она и была. Вширь здесь раз-два и уже на другом краю города.

Я двигался, водя стволом револьвера из стороны в сторону, готовый вышибить мозги кому-нибудь из незадачливых ублюдков, что решили примкнуть к нему. Ведь за моей спиной он мог реально набрать довольно верных себе последователей, который могли пойти за ним даже против меня самого.

Дошёл до своего отеля, где жарил эльфийку в годы молодые, остановился, постоял, подумал…

Резко развернулся и выстрелил три раза. Первый уёбок исчез в окне, так и не выстрелив в меня. Двое других пытались пересечь улицу, но оба получили по пуле в голову, так и не дотянув до меня.

Разворачиваюсь, ещё три пули и ещё три трупа. Я не промахиваюсь на таком расстоянии. Может я и не стольник до сих пор, однако мои перки, умения и статы позволяют вырезать всё в округе.

Четвёртый пытается ударить меня, но я лишь ухожу в сторону, пропуская мимо дегенерата, словно быка, разворачиваюсь и бью ему уже в спину. Размашистый удар вдоль тела; я только полоснул его, однако с такой силой, что перерубил позвоночник и несколько рёбер, не оставив ему и шанса.

Но это не конец, я, не останавливаясь, кручусь дальше, делая оборот ещё на сто восемьдесят обратно ко входу и отбиваю удар мечом, от второго отпрыгиваю. Скорость этих парнишек-хуишек поразительно высокая. Взмах-взмах-взмах-парирование-парирование-парирование…

Мечи не шпаги, ими так не пофехтуешь. Не пофехтуешь, если ты ёбаное слабое говно. Здесь же собрались охуеть какие сильные хуесосы, которым плевать на законы физики и здравого смысла. Но у меня есть то, чего нет у двух хуесосов напротив — опыта.

Парирую удар левого и тут же бросаю лёгким волнистым движением руки револьвер правому противнику прямо в лицо. Естественно, тот его отбивает широким взмахом, отправляя в грязь, но мгновения, когда он открыт, для меня хватает с головой. Я бросаюсь вперёд, лёгкое движение меча и его головы больше нет.

Разворот, отвожу удар и пинаю ногой в колено. Оно сгибается, и чувак становится на него, правда на согнутое в обратную сторону. Открывает рот, чтоб заорать, но не произносит и звука, когда я втыкаю ему в лоб кинжал по самую рукоять.

Оглядываюсь и, не найдя никого взглядом, быстро подхожу к револьверу. Отряхиваю, перезаряжаю и кричу во всё горло:

— ТЫ ГДЕ, УЁБА!?

— Не ори так, мудак, — разнёсся голос по округе. — Я тебя отлично слышу.

— Ты где пидрила?! Я сюда не пиздеть пришёл, а всадить тебе в ебало несколько пуль, уёбок. Я выебу твой труп, сука! — я всё равно кричу, но уже не так громко. Не могу не кричать, во мне сейчас говорит всё то говно, что просит насилия и я этому говну дам свободу. Я дам свободу себе и своему желанию убивать.

Едва заметное движение сбоку и я, полный надежд и радости, стреляю…

Блять, ещё один членосос этого ублюдка. Ему сносит полголовы и тот падает, заливая весеннюю грязь своими мозгами и кровью. Я даже людьми не могу их назвать; пидрилы словно искупались в мазуте и тот до сих пор стекает с них.

— Это не ты, гондон! Вылезай, уёбок, я рано или поздно доберусь до тебя, даже если мне придётся отправиться в ад за тобой!

— О, мы скоро встретимся, Патрик. Очень скоро мы встретимся. Я это точно знаю.

— Откуда?! Признайся пидор, чего ты такой самоуверенный?!

— Ты хоть раз слышал о шаре истины?

А, ну теперь мне понятна его охуительная осведомлённость о том, чего он знать не должен.

— Ну слышал! И даже один уничтожил!

— Но если бы заглянул в него, то смог бы увидеть то, что ждёт тебя и меня, — его голос буквально бесновался от радости, словно Скверна сейчас срал счастьем, потом жрал своё же дерьмо и снова им срал.

— Тебя ждёт только смерть, уёбок!

— О нет, в этом ты не прав. Возможно, мне придётся немножко с тобой повозиться, но смерть ждёт отнюдь не меня. Видишь ли, я всё это видел! Видел то, что случится, что будет происходить и что ты предпримешь. Да, признаюсь честно, неточно всё было, как в тумане, но я видел это!

В тот момент, когда он это мне говорил, на меня пошло ещё три человека. Они попытались достать меня, но даже не прошли и двух метров. При этом в кольчугу в районе живота мне угодила стрела, даже не пробив её, а стрелок получил себе свинцовое напоминание от меня прямо в табло.

Как-то неактивно атакуют.

А Бог Скверны, кажется, вообще ебанулся под конец.

— Я знал, что ты придёшь за мной! Знал, что ты придёшь за мной именно сюда. А потом… А потом ты сам увидишь! — он расхохотался, и его голос разносился эхом над мёртвым городом.

— Ты рехнулся. Ты просто ещё одно мудло, который решил, что ему всё удастся! Ровно как и король, как все те, что сдохли! У вас есть одна фишка — вы все считаете себя особенными!

— Нет-нет-нет! Я знаю, что меня ждёт! Это моя судьба, выйти победителем, как твоя — умереть! Таковы наши судьбы, что уже вписаны в историю этого мира!

— Только я могу управлять своей судьбой. Только я пишу свою историю, которая будет зависеть только от моих решений. Выйди ко мне, чтоб я мог выбить тебе мозги и доказать это!

— Да-да-да, опять слова. Но что случилось с твоей семьёй? Я это всё увидел! Я всё уже знал до того, как это случилось и… это случилось! Где твоя ненаглядная беременная девушка теперь? Я видел, как умирала её команда и как её преследовали мои люди! А леса нынче очень холодные, сам знаешь! А что с королём? Я видел, как ты его убиваешь! Я видел, как ты сюда приходишь, именно в этот город и пытаешься сражаться с богом! — а потом Бог Скверны неожиданно тихо добавил, его шёпот пронёсся над крышами домов. — Но Патрик, ты не бог. Ты просто человек. Человек, который даже для такого бога, как я, слабого и до конца не состоявшегося, словно микроб. Да, убивший стольких людей, разрушивший столько судеб и захвативший королевство… но микроб. Агрессивный и злой микроб, убивающий таких же микробов.

— Чума тоже микроб, уёбок! — крикнул я в никуда.

— Смешно! Это реально смешно! — расхохотался Скверна вновь. — Тогда покажи мне, чума, на что ты способен!

Из домов начали выходить люди в мазуте…

Так, я не пойму, тут где-то танкер с мазутом затонул или что?!

— Познакомься с моими людьми!

— Это люди?! Блять, выйди уже, я убью тебя и выебу твой труп, после чего разойдёмся — ты в ад, а я куда глаза глядят! Я сюда убивать пришёл, а не наблюдать за спектаклем дошкольной подгруппы: злодей выёбывается перед титрами!

— Благодаря тебе я набрался сил! — словно не замечая моих возмущений продолжил он. — Много сил, и решил разделить её с теми, кто был слишком слаб, болен или хотел больше власти. Они сильны, они высокого уровня, и им не страшны даже герои. Пусть кто-то и выстоит против одного, но не против всей армии. Они те, кем был когда-то и ты.

— Я никогда не был вот таким! — ткнул я пальцем в одного из них.

— Просто теперь я пересмотрел подход. Не часть моей сущности, что убивает через время, а лишь силу. Это мои люди, что пойдут по этому миру, заставляя склониться передо мной остальных! И в конце помогут мне достичь того, что я хочу всей душой, — а потом добавил уже нормальным голосом. — Ну и другим, в принципе, не помешает такой исход.

А люди выходили и выходили. Разные: толстые, тонкие, горбатые, прямые, короткие, нереально высокие — самые разнообразные, но при этом безликие, облитые этим мазутом. Осталось в них что-то человеческое? Или только слепая ненависть и желание стать сильным? Обиженные, сломленные, оскорблённые и все те несчастные, что захотели халявы.

Короче, пидоры и уёбки, которых я обязательно убью.

— Думаешь, меня это остановит?

— Не знаю, но очень интересно посмотреть!

— Не думай, что я остановлюсь на их смертях, залупа мазутная… — выругался я.

Оглядывая эту наступающую петушню, в моей голове заиграл интересный мотив, где певец говорил очень интересные вещи как раз под такую приближающуюся бойню. Я бы хотел сейчас услышать эту мелодию, пока буду драть задницы недоноскам, это было бы вообще чудно. Наверное, маньяками становятся с того самого момента, как начинают убивать людей под музыку и получать от этого удовольствие. Потому что они просто сильны, я же…

Ну а я скромно умею очень неплохо убивать. Без опыта силой можно лишь подтираться. Хорошо, что Скверна так этого и не понял.

(Песня, о которой говорит Патрик: DMX–X Gon' Give It To Ya «https://www.youtube.com/watch?v=NYKbyfV41tw»).

Люди выходили и выходили на улицы, заполняя собой их, после чего…

Да шучу, даже ждать не стал!

Четыреста десятый, это твой выход!

Я вытащил револьвер, не моргнув глазом расстреливая толпу и отступая. Шесть патронов — перезарядка; шесть патронов — перезарядка; шесть патронов — перезарядка. Пальцы бегают словно заведённые, забрасывая холодные патроны в горячий барабан, после чего мне требуется меньше секунды, чтоб разрядить его в головы уродам. Около секунды зарядка, меньше секунды расстрел людей. Револьвер стреляет едва ли не как медленный пистолет-пулемёт. Десять секунд, и я успеваю выпустить около тридцати патронов. Минус двадцать четыре человека — в некоторых я промахнулся и попал не в голову, а в плечо или вообще мимо.

Тц… жаль…

Но я начинаю убегать, так как не имеет смысла оставаться здесь.

Бегу вниз по улице, да так, что они меня не могут догнать. Надо где-то спрятаться, надо забраться туда, где будет узко, чтоб…

Стена!

Я, не теряя ритма, вбегаю в одну из сторожевых башен, в последний момент уворачиваясь от верзилы, запустив ему в ебало пулю. Здесь же наверх идёт такая круговая лестница, по которой я наполовину забираюсь, после чего разворачиваюсь и открываю огонь.

Трупы валятся друг на друга, заваливая проход и мешая наступающим ворваться внутрь. Эти доли секунд позволяют мне положить ещё больше людей, чем если просто так. Кто-то скажет, что это не честно, борись на мечах и так далее, но естественно умнее бороться на мечах против… скольких? Сотни?

Блять, это даже не смешно.

Но мне приходится отступить наверх, когда в меня летят мечи, а сами засранцы, словно зомби, продолжают штурмовать меня.

Но едва я забираюсь на стену, как вижу — огромную толпу мазутных человечков сносит мой ЛиАЗ, превращая их в фарш. Ну да, какой бы ты не был уровень, против такого у тебя нет ни шансов, особенно, когда твои статы высокого уровня, но на этом твоя сила заканчивается.

Но теперь они отвлечены на него, а я могу разобраться с этими, что на стене. Так что не будем тратить патроны, которых дохуя, но которые в ограниченном количестве.

Потому я хватаю меч и в прыжке тут же пробиваю череп первому, хватаю рукой второго и бью башкой о каменный зубец на стене, пинаю третьего, накалываю четвёртого, бью в челюсть пятого.

Здесь слишком узко для взятия меня количеством, здесь стена удивительно маленькая и вмещает всего двух, от силы трёх человек, а когда они толкаются и дерутся попутно… только двух.

Но мне плевать, хоть десятки, хоть сотни, хоть тысячи — у них нет никакого опыта. Равные по основным статам мне, примерно семидесятого, восьмидесятого и может быть каким-то чудом девяностого — моего уровня. Но даже так они слабее просто в том, что мои статы по всем показателям, что накапливаются с опытом, типа одноручного оружия или стрельбы, куда выше и никуда не делись. И жизненный опыт, который не покажет ни одна стата.

Потому я убью их всех. Я вырежу каждую тварь с удовольствием, удовлетворяя свою ненависть и жажду насилия. Глуша их болью и страхом свою тоску и боль за потерянного ребёнка и Клирию. Мне больно, я буду плакать, но мне станет легче, если я убью всех. Всех до единого. Да, мне точно станет легче…

И потом я приду за Богом Скверны. Это моя семья, всё, что осталось от меня. Без них здесь будет просто антигерой, и тогда остальные вообще блять взвоют.

Глава 423

Узнал всё через этот ебаный шар истины.

Блять, я когда до тебя доберусь, засуну его тебе, пидор, в задницу, а потом начну пинать тебя в живот, чтоб он нахуй взорвался в твоих кишках, и ты сдох в адских муках.

Не всегда ты расплачиваешься за содеянное. Мне не пять лет, и я не верю, что всё всегда воздаётся, однако в этот раз Скверна может быть уверен — ему воздастся, даже если я действительно сдохну.

Сейчас на стене я убиваю всех на своём пути без зазрения совести. Равные по силе, они вообще ничего не умеют и не могут нормально: ни махать мечом, ни блокировать, ни атаковать. Просто умственно неполноценные дегенераты, которые получили много силы. Потому получают пизды ровно так же, как получали их обычные люди в моём мире от тех, кто умеет драться.

Очень скоро стена заполняется трупами счастливчиков, которые позарились на халяву, но жидко обосрались.

— Неужели ты думал, что меня это остановит?! — крикнул я в никуда, ломая челюсть внеочередному уроду прямым ударом, после чего уже другому втыкаю в голову меч и пинком снимаю с клинка. — Ты должен знать, на что я способен!

— И знаю. Только твой хуесос, что носится по земле, всё испортил, если бы не он…

В этот момент ЛиАЗ оглушил округу своим рёвом, в дрифте размазывая ещё несколько человек задними колёсами, после чего буксует их кишками и кровью омывает придорожные здания. Газует вперёд, давя ещё нескольких человек и уносится в сторону центра.

— …то всё бы сложилось для тебя иначе.

— Я бы убил столько же людей! А теперь вылезай, уёбок!

Я подхватываю ещё один меч с земли и делаю ножницы одному из людей, половиня его, а потом тут же два дружных тычка и ещё два трупа. Следующий удар, нацеленный в меня, отвожу левым мечом, и бью в ответ правым. Вновь левым, вновь правым.

Я невольно вспоминаю, как меня этому учила Мамонта с Ухтунгом. И если Ухтунг сможет вернуться к своей женщине, которая его любит, то вот у Мамонты ребёнок будет жить с отцом. И таких девушек немало, хотя выжило куда больше, чем погибло. Очень хочется надеяться, что оставшиеся обрели своё счастье.

Я опускаю два меча на плечи следующему и обрубаю ему руки, пинком отправляя назад, после чего принимаюсь за следующих. Несобранность, неумение пользоваться численным преимуществом, отсутствие развитых стат боя. Для них пользы от этой силы, как членодевке от женских прокладок — никакой.

Взмах, взмах, и ещё один умирает, взмах, взмах, и ещё один падает на землю. Их число уже заметно сокращается.

— Знаешь, будь ты более… сдержанным и послушным, мы бы смогли сработаться, однако ты же вечно сам себе на уме.

— Я не сдержан, косорылое уёбище?! Я блять тебе пизду порву, когда доберусь!

— А мне не нужны такие несдержанные личности.

— Ты хотел обуть всех! Ты наёбывал меня, ты порвал клятву, ты играл за моей спиной, хотя мы партнёры!

— Бог и человек, по-твоему, равны? — рассмеялся он.

— Когда я доберусь до тебя, то покажу, что добраться можно до каждого, уёбок! — крикнул я в ответ, убивая ещё одного. — Чванливое чмо, ты был сам не больше, чем петушиным духом, которому все давали пососать!

— Все мы с чего-то начинали, дружище.

— Ты на этом духе и закончишь, тварь, я об этом позабочусь!

— Да ладно тебе! Ты расстроился из-за этой потаскухи с пузом? Дряни, что кучу раз тебя наёбывала? Серьёзно?

— Говна кусок, даже не думай меня задеть за живое! Во мне уже ничего не осталось, однако ты копаешь себе только глубже могилу! — я провёл ещё один пируэт, и сократил противников до минимума. Скоро никого не останется.

— Такова была её судьба. Я видел, как её отряд гибнет, как она убегает в лес, который станет её могилой. Я знаю, к чему всё идёт, и что буду делать в будущем. Ты сам знаешь, что некоторые большие дела требуют больших жертв. Сам так поступал.

Последний. Последний ублюдок, которому взмахом я отрубаю сначала руки, потом ноги, а после ногой сбрасываю ещё живого гада вниз, оставаясь на стене единственным живым человеком. Остальные все сдохли.

ЛиАЗ ещё беснуется додавливая людей, но скоро и он закончит… Нет, спущусь и помогу ему, чтоб поскорее продолжить продвижение дальше.

Но едва я спускаюсь на улицу, заваленную трупами и залитую кровью, как мой ЛиАЗ… проваливается в яму. На полном ходу, желая залететь во второй двор, где лежат руины башни, он просто резко уходит вниз, проваливаясь и оглушая всех своим недовольным рёвом и звуком сигнала, от которого стынет кровь и вибрируют яйца.

Волчья яма во всей красе, только вряд ли там колья есть. А даже если и есть, то ЛиАЗу они не должны быть страшны.

— Видишь? На каждое твоё телодвижение есть ответ, Патрик. С чем ты борешься? Хотя и на это я знаю ответ, как и видел, чем это закончится. Ты действительно можешь попробовать управлять своей судьбой, строя своё будущее, если развернёшься сейчас и уйдёшь, но мы оба знаем, что ты этого не сделаешь, верно? Человек не может изменить себя, оттого и его судьба неизменна.

— Это кончится твоей смертью, пидор.

— Да-да-да…

— Блять, ты вылезешь из своей дыры в этом столетии? Сколько мне ещё надо бродить здесь, чтоб дождаться тебя? — огляделся я.

— Видишь ли, я тоже хочу попытаться изменить судьбу, но не так кардинально, как ты. Просто хочу убить тебя раньше срока, отмеренного тебе.

Я тем временем подошёл к яме, в которую провалился ЛиАЗ. Небольшая, под стать его размерам, чтоб он ровно в неё и заехал, не имея шансов оттуда выбраться. Вот же уёбок, такого парня загубил…

— ЛиАЗ, ты как? — присел я на колено около ямы.

Тот недовольно прорычал, прогудел и забуксовал на месте, упершись в стену ямы и показывая своё негодование.

— Скажи спасибо, что он эту яму до кратера не прокопал, иначе лететь тебе и лететь вниз было бы. Ладно, погоди, я отзову тебя.

Я мысленно вернулся ко всем своим способкам и через минуту яма пустовала. Облачко, что остаётся после исчезновения автобуса, и то растворилось в воздухе почти сразу, словно никогда его и не было.

Мы провозились с этими ублюдками здесь больше получаса. Но по крайней мере я избавился от этого недовойска. Вообще, даже без ЛиАЗа бы справился, но заняло бы времени это куда больше. А вот были бы здесь настоящие воины или герои, что умеют сражаться, сухим из воды я бы не вышел. А этих только знай, что руби и успевай уворачиваться от их взмахов.

Я встал, отряхнул руки, перепроверил револьвер, и двинулся дальше, туда, где засел наш уёбок.

Прошёл через ворота, за которыми начиналась разрушенная площадь.

— Знакомое место? Помнишь его?

Он досмеётся. Придёт время, и смеяться буду я. Пусть перед смертью, но буду.

Аккуратно подойдя к руинам башни, я оглянулся. Там, где она стояла, сейчас был небольшой кратер с обломками стены этого строения, что торчали подобно осколку зуба. Эта яма от взрыва бочонков пороха за это время успела заполниться водой, которая теперь превратила то место в небольшое болото: тухлая вода, растущий по краям мелкий тростник. Уверен, что там на дне можно найти доспехи солдат, которых я убил и спрятал в этой башне.

Что касается площади…

Сейчас она была завалена камнем. Там, если перелезть дальше, будет стоять помост, уже прогнивший и немного разрушенный временем и поднимающаяся к минизамку лестница, который совмещал когда-то в себе все административные компоненты города.

— Твоё упорство действительно удивительно. Но разве ты не благодарен своей судьбе? Кто может похвастаться таким приключением? Ты побеждал богов, захватывал целые государства и даже смог попутешествовать между мирами. Проститься со своими родными и близкими. Подумай теперь, что многие люди проводят свою жизнь запертыми у себя дома, от работы до работы, потрахивая периодически свою жену.

— Что ты хочешь от меня услышать?!

— Смерть — не такая уж высокая плата за всё это.

— Если только к моей смерти прилагается твоя, уёбище! Я взыщу с тебя всё причитающееся! А ведь ты мог править дальше! Ты бы мог упиваться своей сраной властью, если бы просто дал мне возможность жить своей жизнью! Жить со своей женой и ребёнком где-нибудь в забытой богами деревне!

— Ты в это веришь? Веришь, что такой как ты найдёт покой? — усмехнулся Скверна.

— Что в этом странного?!

— Такие, как ты, всегда будут возвращаться. Рано или поздно ты бы пришёл ко мне, чтоб убить.

— Зачем мне это? — поинтересовался я хмуро.

— Ты живёшь в мире, где есть система. Там, где однажды тебя заставят идти по той или иной дороге! Ты этого не понимаешь, потому что никогда этого не проходил. Таких, как мы не отпустят, их будут дрочить по кругу раз за разом, пока они могут сражаться! Неужели ты думаешь, что те, кто хоть раз открыл дверь в мир подобного насилия, смогут выйти из него? Что кто-то выкинет такой ценный ресурс?

Это звучало как вход в мафию — ты получал деньги, уважение, женщин, но никогда — свободу. Потому что ты теперь будешь под колпаком, из которого выход есть только через смерть. Проклятие, за которое ты расплачиваешься оставшейся жизнью.

— Рано или поздно ты бы пришёл за мной, — сказал Скверна с какой-то горечью. — Рано или поздно тебя бы заставили. Нашли бы предлог, да такой, что ты сам бы не понял, что пляшешь под чужую дудку!

— То есть решил нанести превентивный удар? — насмешливо спросил я, хотя в моей улыбки боли было куда больше, чем смеха.

— Я решил устранить проблему до того, как будет поздно. Шар истины указал мне это. И я решил воспользоваться этим ходом. Почему бы и нет?

Там, на вершине этой груды камней стояло десять противников. Их пафосность могла снести крышу, так как они стояли на вершине этих обломков, словно какие-то герои или же ковбои из вестернов. Не хватало ещё заходящего солнца за их спинами.

Хотя по моему скромному мнению, им не хватало пули в голову.

Шесть выстрелов, после чего я иду навстречу тем, кто ещё жив. Они не становятся большой проблемой, сбегая ко мне по камням и не боясь сломать себе лодыжку. Через несколько минут на площади остаюсь только я один.

— Хорошая попытка, — развёл я руки в стороны, оглядываясь. — Но жалкая. Давай, вылезай, уёбок, я знаю, что ты здесь! Решил спуститься сюда сам, чтоб проконтролировать всё. Кстати, а как же правила богов не вмешиваться?

— Правила созданы, чтоб их нарушать, разве не знаешь? — спросил насмешливый голос позади меня.

Я едва успеваю развернуться и отпрыгнуть, как мостовая, где я стоял, буквально взрывается, превращаясь в каменное крошево, разбрасывая мелкие камушки, словно шрапнель. Несколько царапают меня самого. В ответ уже в прыжке я разряжаю в ту сторону барабан, ложа пули в сторону голоса, но ни одна не попадает в ублюдка, что стоит теперь передо мной в метрах тридцати.

В чёрном густом тумане, в котором он появился передо мной в первую встречу. Но в этот раз всё же был виден худощавый силуэт человека, но не более. И красное небо неплохо завершало весь этот антураж. Словно я спустился в реальный ад, который лежит в руинах, без шанса вернуться обратно.

— Даже постоять не можешь на месте, что за человек, — насмешливо говорит он. — Хотя я так и знал, что ты зайдёшь насколько далеко, и что мне придётся явиться сюда, чтоб лично разобраться с этим.

— Разобраться со мной? — усмехнулся я, перезарядя револьвер и выстрелив в него несколько раз.

Пули зависли прямо перед его лицом — шесть штук довольно крупного калибра остановлены магией. Будь это даже сильная магичка, от такого бы вряд ли спас магический щит, но тут бог. Ему на такое силы хватит.

В ответ в меня летят копья, которые просто материализуются над его плечами и ленивым взмахом руки запускаются в меня.

Я бросаюсь назад через ворота, отступая обратно в то время, как пидор буквально левитирует над землёй в своём облачке, двигаясь за мной. Хитрожопый ублюдок не рискует запнуться или вывихнуть себе ногу.

Однако рискует получить пулю.

Отходя назад, я продолжаю отстреливаться, чтоб не дать ему ударить мне в спину. Так Богу Скверны приходится куда больше сосредотачиваться на защите, так как мои пули — не магия, их сложнее удержать щитом, чем её саму или те же стрелы. Да даже свинцовые пули из ружья легче удержать, чем пулю из револьвера. Он, конечно, стал сильнее, но не настолько, чтоб игнорировать подобное.

Мне нужно около секунды, чтоб перезарядиться и вновь по новому кругу, заставляя его держать перед собой щит. Однако я стреляю в него не просто так, от балды. И я не пытаюсь устроить скоростную стрельбу, как с его подручными. Наоборот, делаю размеренные выстрелы с промежутком между ними, чтоб экономить патроны, но в то же время не давая ему атаковать себя.

Таким образом под стрельбу мы вышли из вторых ворот, окружавших площадь, перейдя на улицу. Ровно туда, куда мне было нужно. Во время моего тактического отступления в меня несколько раз прилетали его снаряды, которые он успевал пустить во время моих перезарядок.

Это были такие подобия пик или копий, которые, сделанные из чего-то чёрного, входили в камень так же легко, как и в древесину. Один такой пробил мне ногу, мгновенно прижигая рану, и прошёл сквозь неё на вылет; воткнулся в землю и на моих глазах тут же рассыпался в чёрный песок, словно проржавел за секунды.

А теперь… надо оттянуть немного времени. Совсем немножко, чтоб окончательно добить ублюдка.

Я вновь расстрелял в него весь барабан.

Даже не пытаюсь убежать или спрятаться в домах. Побегу — подставлю спину и дам ему время накидать в меня своих копий. Спрятаться в здании… Глядя на них, понимаешь, что такие копья просто пробьют нахуй стены вместе со мной, если только он сразу не взорвёт здание.

Куда логичнее сейчас отступать спиной вперёд, чтоб держать его всегда в поле зрения и иметь возможность отскочить в случае чего. Да и стреляя в него, я тем самым не даю ему открыто атаковать себя, заставляя уйти в оборону.

— Как ты думаешь, что быстрее кончится, твой запас пуль, или моя магия? — рассмеялся Бог Скверны, запуская в меня ещё несколько копий прежде, чем спрятаться за щитом. — Мы оба знаем, что это бессмысленно. Я могу хоть целый день так ходить за тобой, пока ты не сдохнешь. Ты можешь сколько угодно заставлять меня прятаться за щитом, но рано или поздно я из-за него вылезу.

Но я стреляю, не останавливаюсь ни на секунду. Всё так же размеренно и не столь быстро, как и до этого, не давая ему возможности высунуться. Я тяну время.

Ещё два барабана уходят в него, прежде чем я замечаю изменения у ублюдка.

Наконец-то…

— Как ты думаешь, насколько ты сильнее Богини Удачи, уёбок? — ухмыльнулся недобро я, видя, что туман вокруг него начинает рассеиваться.

Мне потребовалось достаточно много времени, чтоб откачать из Богини Удачи пустышками силу.

На Бога Скверны, который при этом активно использует ману, ушло гораздо меньше времени.

Не только он посмотрел в тот шар истины, и не только он знал, что будет. Я тоже видел этот момент и видел решение этой проблемы. Я сдохну не здесь, не в пыльном городе, и в этому бою верх будет за мной. Не только ты такой умный, пидрила.

Возможно именно отсутствие маны и почувствовал Скверна, так как в следующий раз, когда я в него выстрелил, нас обоих отбросило в стороны. Что-то типа объёмного взрыва, который раскидал нас в разные стороны, как щепки.

Револьвер вылетел из моей ладони и упал в грязь, когда я отлетел назад. В то же время и сам Бог Скверны улетел от собственного удара, упав на землю.

Мы вскочили одновременно.

Я бросился к револьверу.

Он поднял руку, создавая копьё над плечом.

Доли секунд, настолько быстрых и настолько медленных, что я могу вспомнить каждое мгновение при необходимости.

Вот мои пальцы смыкаются на рукояти оружия, попутно зачерпывая немного весенней грязи; дуло револьвера тут же поднимается, и я стреляю от бедра, даже не пытаясь целиться. Только мои навыки и способности.

Одновременно с выстрелом мой живот пробивает копьё. Не смертельно, но в то же время оно спокойно проходит через меня, ровно так же, как и пуля пробивает плечо ублюдка на вылет. Только вот за ним никого нет. А за моей спиной я слышу вскрик, когда его снаряд достигает ещё одного человека.

К сожалению, я не могу всех защитить, даже если буду закрывать их собственным телом. Здесь, помимо сотни безразличных мне тел я оставлю ещё одного дорогого мне человека.

Глава 424

Я слишком долго жил со своей командой, чтоб понять, кому принадлежал голос.

— СУКА!

— СДОХНИ!

Наши крики боли сливаются в один, и мы одновременно буквально нашпиговываем своего противника, полные ненависти и желания убить друг друга.

Вместе с нашими вскриками пули и копья разрезают тишину своим свистом, своими выстрелами, своей смертью.

Меня пробивает ещё раз в районе ключицы.

Ему сносит ухо.

Мою бедренную мышцу пробило копьё.

Скверна получает одну пулю в район живота.

Мне пробивает левую руку, не задевая кости.

Он пытается встать, но пуля попадает в голень на вылет.

Я уже падаю, получая напоследок в район лба царапину, едва не лишившись головы.

Скверна же в то мгновение, когда запустил копьё, лишился одного из пальцев — сорвало пулей.

Вскочив практически одновременно, мы падаем синхронно на землю, словно после перестрелки.

Мы боремся, каждый за свою правду, мы боремся за своё счастье и оба понимаем, что выход из такой ситуации только один — соперник должен сдохнуть. Теперь мы не успокоимся, пока не отправим друг друга на тот свет.

Бог Скверны, настолько самоуверенный, настолько убеждённый в победе и непобедимости прозевал свою же фишку, которую показал мне, позволив откачать из себя всю ману. И понял это только когда сам почувствовал. Из-за шара лишившись осторожности, он сам попал под удар. А ведь когда-то говорил, что в этом мире боги слишком уязвимы.

Я быстро перезаряжаю револьвер и делаю первый выстрел, но попадаю лишь в дымку, которая остаётся после его исчезновения. Ещё бы доля секунды, и я бы отправил его на тот свет…

А я всё ещё сижу на земле, целясь из револьвера туда, где он только что был, прежде чем вспоминаю о той, кто за моей спиной. Вспоминаю со страхом и болью, опасаясь самого страшного. Я боюсь оборачиваться, так как страшусь того, чего увижу.

Я страшусь почувствовать ещё раз боль.

Но каждая секунда — это потерянная возможность спасти жизнь.

Поэтому я встаю и бросаюсь назад. Боль в теле заставляет охнуть, но она не большее препятствие для меня, чем плотность воздуха. Я не привык к боли, но я привык её перетерпливать. Я бегу туда, откуда пришёл, чтоб под конец увидеть ещё одну жертву противостояния меня и окружающего мира.

— Тс… тихо, погоди… — я приземляюсь на колени около неё, даже не замечая, как сильно ударился ими. — Сейчас, погоди…

Но подождать что? Ей нечего ждать… ничего не спасёт её.

Констанция умирала. Медленно и непоправимо умирала, я видел это по её глазам, я чувствовал эту смерть около неё, я видел это так же отчётливо, как и её саму.

— Больно… — пробормотала она слишком спокойно, словно не боясь распрощаться с этим миром.

Я быстрыми движениями снимал броню с неё, чтоб увидеть, как на её груди растекается кровавое пятно. Констанцию едва ли не прибило к стене города, и если бы не исчезнувшее копьё, то висеть сейчас ей здесь, а не сидеть, облокотившись на стену.

Пытаюсь зажать рану, но кровь так хлещет из дырки, что я подозреваю пробитую артерию, если не аорту. И её живучесть будет только отодвигать неизбежное. Я пытаюсь остановить кровь и мыслями дозваться хоть до кого-то, но всем плевать.

Здесь есть только Констанция и мёртвый город, который уже не в первый раз видит трагедию.

Теперь как никогда я чувствую одиночество.

— Констанция… блин… — пробормотал я, видя, как кровь пробивает себе путь из-под моих пальцев. Меня самого колотило, словно тело замёрзло. — Зачем? Зачем ты пришла? Я же… Я же говорил…

— Это моя дочь, — ответила Констанция напряжённо, словно собиралась прямо сейчас встать и идти дальше. — Ты понимаешь, что я слишком упорная. Как и ты…

Дурная, а не упорная.

— Твою мать… — теперь настал мой черёд не знать, что делать. Настал черёд провожать тех, кто мне дорог, собственными руками. — Как же так-то… тебе надо было просто подождать…

— Я слишком много ждала… Хватит с меня ожиданий… — она закашлялась кровью, схватив меня за руку. — Только не дай ей умереть. Прошу… спаси её… И не позволь ей стать тем, кем стали мы с тобой, Патрик…

Её умоляющий взгляд заставляет меня взять себя в руки. Заставляет успокоиться хотя бы немного, хотя внутри всё рушится. Рушится с такой же скоростью, с какой она прощается с жизнью. Но это её минуты, её секунды и мгновения, когда важно только её мнение, её боль и её волнения. Она должна быть спокойна…

И я беру себя в руки.

— Я клянусь, — положил я ей руку на плечо, стараясь успокоить и успокоиться самому, а другой придавливая рану. — Я клянусь, спасу её, Констанция, слышишь? Даже если мне придётся умереть. Она будет жить дальше и никогда не станет такой, как мы; она не узнает, каково жить нами. Но не напрягайся, не двигайся, прошу тебя…

Я сказал то, что должен был сказать, потому что единственное, что мог сделать — помочь ей умереть без каких-либо беспокойств.

Констанция посмотрела в мои глаза и увидела в них мою уверенность. Потому что я теперь знал, чем всё закончится. Вот каков будет мой исход и ради чего я отдам жизнь. Я буду бороться и за свою жизнь естественно, но выбор в критической ситуации будет очевиден.

Потому что это конец. Мне оставалась финишная прямая.

И Констанция расслабилась. Поверила мне, зная, что я не отступлю.

А я лихорадочно соображал.

— Твоё… Твоё зеркало? Должно быть зеркало и здесь, верно? Я могу найти другое в городе! Я позову подмогу! Я смогу позвать подмогу! Они пришлют целителя и…

— Всё кончено, Патрик, — улыбнулась она слабо, и теперь уже её лицо приобрело умиротворённые черты. Она была спокойна, получив ответ на волнующий вопрос. Настал её момент выговориться. Никто не хочет уйти, не сказав, что его волнует. — Для меня это конец… Я глупая и упёртая, за что и поплатилась. И ошибки свои признаю, когда они настигают меня. Оставишь меня в последние минуты жизни одну на улицах мёртвого города? И не плачь, антигерои не плачут.

Ей едва хватает сил, чтоб стереть пальцем слёзы под моими глазами.

Я потерял уже одну. Потерял, но смог смириться, смог пережить это. Я не видел её смерть, и это было моим спасением. Теперь другой человек умирал, но уже на моих руках, и мне было не сбежать.

— Зачем ты пришла…

— Лучше я буду верна себе, чем сидеть в страхе там… Ты должен понять меня… — она закашлялась кровью. — Из всех, ты единственный должен понять, что я чувствую…

И я понимал. Понимал с болью, что бросился бы за ней, будь она на моём месте. Скажи, что Клирия жива, но мне нельзя туда соваться, и знай я, что неизвестно, спасут ли её или нет… я бы бросился, плюя на слова других. Мы просто непробиваемы — это наша сила и наше проклятие.

— Такие, как мы, не умирают своей смертью. Мы живём войной…

Это точно…

Я сжал её руку своими ладонями.

— Это сложный путь, бороться за справедливость, — улыбнулась она.

— И ты прошла его достойно… тебе нечего стыдиться. О тебе будут слагать легенды, твой подвиг не забудут, — улыбнулся через силу я.

Теперь и она плакала. Её время подходило, и Констанция это чувствовала.

— Я хотела увидеть, как она станет матерью… внуков… детей… но… не судьба… да? — улыбка слабо тронула её губы. — Я боюсь, что эта дурёха… она такая глупая иногда.

— Тс-с-с… Всё в порядке… — я обнял её и почувствовал её слабые объятия в ответ. — Будь уверена и спокойна за неё. Фемия будет счастлива и никогда не познает войны. Она станет великой королевой, что будет править в мире и процветании.

— Следи за ней с Эви… Слышишь? Она быстро учится, но пока слишком глупа и наивна… Ей нужно время, чтоб научиться… Присмотри за ней.

— Всё будет… Констанция, всё будет…

Констанция легко оттолкнула меня от себя, чтоб ещё раз взглянуть в мои глаза.

— И… я не говорила тебе… но я никогда не ненавидела тебя. Злилась, бесилась, сердилась из-за поступков… Но не ненавидела, что бы не говорила… Сейчас я понимаю всё… И я благодарна… Была благодарна всё это время за то, что ты подарил мне такую дочь, такое чудо и позволил мне увидеть её… И… умираю теперь там, где умереть должна была… двадцать два года назад…

— Констанция… — пробормотал я.

Но она сказала всё, что хотела, чтоб уйти свободной; вот вдох, другой, третий, её глаза теряют резкость и губы в предсмертной улыбке покидает последний вздох.

Констанция — Dead End.

Патрик — Last Distance.

И пока меня никто не видит…

Я проорался и проплакался до раннего утра, пока мне не стало легче. После этого аккуратно положил Констанция ровно, сложив её руки на груди. На её губах была едва заметная улыбка.

Теперь надо было найти сраное зеркало, так как тело Констанции я оставлять здесь не собирался. Я знаю, что трупу всё равно, души там нет. Но оставить тело где-нибудь… то, что было живо, оставив хрен знает где и не имея возможности проститься. Не знаю, не могу так. Для меня это почему-то важно. А ведь сколько людей осталось после меня вот такими неупокоенными. Например, лисичка…

Не хочу вспоминать, сколько погибло людей из-за меня, так как ничего не исправлю.

Мне потребовалось около часа, чтоб найти зеркало, через которое я смог бы создать проход. Я нашёл его в одном из разрушенных из-за старости зданий, заваленное обломками и чудом неразбитое.

Протёр кое-как, постучал по зеркальцу, что нашёл у Констанции в сумке.

— Проход, — хрипло сказал я, когда увидел там Кстарн.

Через минуту зеркало было готово.

— И Кстарн… Когда ты отведёшь окончательно Эви обратно… переправишь её и Констанцию на другую сторону, можешь быть свободна, слышишь? Вернись в дом, спустись в хранилище и забери столько золота, сколько сможешь унести и уходи. Тебя пропустят, так что можешь не беспокоиться, я обо всём позаботился.

— С вами… — начала было она, но я перебил.

— Всё в порядке, — кивнул я милашке Кстарн. — Теперь веди сюда Эви.

Она поклонилась и скрылась из виду. А я поднял какой-то грязный перевёрнутый стул и стал ждать. Недолго, скоро Эви сама явилась ко мне.

— Патрик, Констанция ушла и… Что произошло? — естественно она всё почувствовала, хотя и не до конца. А я не сильно долго собирался всё это дело растягивать: чем быстрее, тем легче.

— Констанция мертва, Эви. Она лежит на улице.

— Кон… — Эви умолкла.

Потом открыла рот, словно хотела сказать, а потом вновь захлопнула.

И так несколько раз, пока её лоб не начал хмуриться, носик не вздёрнулся, губы не начали дрожать и всё лицо не стало скукоженным от предстоящего плача.

— Н-н-н-нет… — выдохнула она в попытке что-то выдавить из себя, словно это что-либо могло исправить, и разревелась, спрятав лицо в ладошках. — Н-н-н-нет… нет… нет-нет-нет…

Мне пришлось её успокаивать, хлопать по плечу, говорить, что всё в порядке и так далее. Хотя что в порядке? Я не знаю даже, что теперь в этом мире в порядке, хотя боль есть лишь на этом участке земли. Остальным всё равно, и они даже не заметят, что происходит здесь.

Мне удалось не сразу отвести её к телу Констанции, где она разревелась ещё сильнее.

— Я ей говорила… говорила… я… ей…

А я стоял и обнимал её, стараясь помочь справиться с горем, которое обрушилось на неё. Своё я уже выкричал, теперь была её очередь.

Эви успокаивалась очень долго, уже было за полдень, когда она наконец смогла взять себя в руки, а я поговорить с Богом Скверны, который поспешил меня пригласить к себе в гости.

Твоя дочь и её суженный до сих пор у меня.

Я заметил это, обмудок. Ты подтёр жопу после того, как жидко обосрался от страха и побежал плакаться в свой вшивый мирок?

А ты проплакался над своей шлюшкой?

Да.

И я да.

Тогда скажи, как мне найти тебя, чтоб убить, пожалуйста. Не хочу долго ждать того момента, когда вышибу твои сраные мозги.

Без проблем. В ратуше найдёшь мой знак, мой символ. Коснись его и просто подумай о том, что хочешь увидеть меня. И окажешься в моём мирке.

Я обязательно приду.

Я даже не сомневаюсь. Что-что, но ты всегда идёшь до конца, что мне и нравится.

Он знал, что я приду. А я знал, что он на это и рассчитывает, ведь там его мир, там концентрация его силы и так далее. Я за раз столько осколков не перетащу, чтоб вытащить всю энергию оттуда. Спрятался у себя там и думает, что теперь его точно не достанут. Мудло блять… Ну ничего, скоро я приду туда и лично вырву ему кишки. Или вышибу мозги.

Что касается Эви…

— Что дальше? — тихо спросила она хрипло меня с опухшим от слёз лицом.

— Отнесём Констанцию отсюда.

— А потом?

— Суп с котом.

Эви хрипло усмехнулась, даже хихикнула, хотя в душе, наверное, считала это кощунством, смеяться, когда подруга умерла. Но психика требует выхода, так что…

— Всё шутишь…

— Ничего не остаётся, — пожал я плечами. — Сначала давай помогу перенести её обратно.

Сказано — сделано.

Было неприятно нести бездыханное тело Констанции на ту сторону, однако… кто-то должен был сделать это. Больнее мне было оттого, что передо мной было её спокойное красивое лицо. Констанция словно спала у меня на руках. Смотришь и кажется — толкни её, и она откроет глаза, недовольно взглянет на тебя, типа не охуел ли ты часом?

Я выложил её на той стороне сразу у входа, положив на пол какой-то палатки, за стенками которой шумели люди. Настолько отличается от совершенно мёртвого во всех отношениях города. Хорошо, что всё идёт к концу, иначе никто вообще бы не дожил до конца.

Я наклонился и поцеловал её на прощание в щёку.

— Мне жаль… — в никуда сказал я напоследок и с помощью Кстарн попытался шагнуть обратно в зеркало, но меня остановила Эви, схватив за плечо.

— Ты куда собрался?

— Мне надо кое-что закончить, — ответил я обернувшись. — Без тебя.

И увидел, как вытягивается её лицо. Приехали.

— Нет! — воскликнула она. — Патрик, нет!

— Эви, я иду…

— Я с тобой!

— Нет.

— Ты не можешь! — обошла она меня и упёрлась руками в грудь, словно так надеясь меня остановить. — Констанция умерла, и ты тоже хочешь умереть?!

— А что ты предлагаешь?

— Ты не можешь! — она топнула ногой словно избалованная девчонка. — Хватит убегать! Ты постоянно убегаешь! Чего ты боишься?! Ты же даже не просишь у нас помощи! Да даже просить же не надо, мы сами поможем!

— В любом случае, это ничего не меняет.

— Достаточно уже! — она едва не кричала. — Чего ты добиваешься?! Почему ты всё время такой?! Тебе недостаточно её смерти?! Если бы ты в тихомолку не пытался бы всё решить, она бы не погибла!

— То есть это я виноват? — спокойно спросил я.

— ДА! — выкрикнула Эви. Слёзы вновь бежали по её лицу. Но, видимо опомнившись, она быстро заговорила. — Нет. Нет, ты не виноват, но если бы ты сразу принял помощь! Ты убегаешь, словно какое-то старое животное, которое ищет место, чтобы…

И присмотревшись, Эви окончательно всё поняла. Ну, недостатком мозгов она никогда не страдала.

— Нет… нет-нет-нет! Этого просто не может быть!

— Чего не может быть? — попытался я сыграть в несознанку.

— Ты идёшь туда умереть!

— Не говори глупостей, Эви…

— Я двадцать лет Эви! Я вижу это в твоих глазах! Так идут только на убой! Я видела этот взгляд, полный решимости и обречённости, у солдат! Я могу его увидеть! Словно ты уже… — И ещё одно озарение. Ей сегодня везёт, прямо джекпот выпал. Эви отскочила от меня, тыкая в мою сторону пальцем. — Не может быть!!! Этого просто не может быть!!!

— Эви, — попытался я успокоить её.

— Ты смотрел в этот шар, да?! Ты смотрел в него!!! Ты видел своё будущее!!! Этот долбаный шар истины! Ты знаешь, что умрёшь, потому и не хочешь, чтоб с тобой кто-либо шёл!!!

— Я не смотрел в…

— НЕ ЛГИ МНЕ!!! — взвизгнула она. — ХВАТИТ ЛГАТЬ!!! ХВАТИТ УЖЕ С МЕНЯ ЭТОГО!!!

Она выглядела озверевшей. С выпученными глазами, оскаленными зубами, дрожащим телом. Милашка Кстарн так вообще спряталась в спасительное зазеркалье от неё.

Мы стояли друг напротив друга, словно собрались драться. Но победитель уже определён, как это не печально.

— И что ты предлагаешь, Эви? — тихо спросил я, после минутной тишины. — Тебе нельзя, так как власть держится на тебе и Элизи. Клирия умерла. Констанции больше нет. Тогда кто спасёт мою дочь? Учитывая тот факт, что туда отправиться могу только я?

— Ты не можешь… — задрожала она, не желая признавать простой факт.

— Значит предлагаешь умереть Фемии?

— Нет! — эта мысль словно показалась вообще ей богохульной.

— Тогда выбор, Эвелина, — я сделал полный грудью вдох, беря себя в руки. Здесь достаточно одной сходящей с дистанции девушки. Двух мир не потянет. — Выбор, Эви. Всегда приходится делать выбор. Жертвовать одним или другим.

— Я тебя ненавижу… — заплакала она, хотя по сути Эви просто не могла признаться в том, что не хочет отпускать ни меня, ни Фемию. Пытаясь отпустить любого из нас, Эви чувствует себя предательницей, отчего и разрывается. Но я знаю, что ей тяжело выбирать. Знаю, что она не скажет: «Патрик, умри, но спаси её» или «Патрик, останься, пусть Фемию умрёт». И я не буду заставлять делать Эви такой выбор. Тот, за который она себя возненавидит.

— А вот я тебя люблю, иди сюда, — сказал я тихо, сам подошёл и обнял её, прижав к себе. Эви задрожала, заревела, обняла меня, прижавшись, словно ища тепла в моём теле. — Я потерял многих на своём пути. И сейчас, под конец, когда я вижу, как люди, дорогие мне, уходят один за другим, и знаю, что оттуда уже никто не выберется, ты мне предлагаешь привести ещё и тебя на верную гибель.

— Но ты тоже умрёшь, — простонала Эви мне в грудь.

— Ну что ж теперь сделать? Но будешь ты и Фемия с мужем же… Она будет жить дальше, и кто-то должен следить за всем этим делом.

— Ты должен остаться…

— Я пойду, что бы ты ни решила, Эви. Что бы ты ни сказала, я всё равно направлюсь туда. Даже просто потому, что она моя дочь. А ты банально не сможешь туда попасть, даже если захочешь.

— Просто… просто вы умираете… все… — всхлипнула Эви. — Я не могу выбрать тебя, но не могу оставить её. Я люблю её как дочь, но ты… тоже…

— Успокойся, Эви. Посмотри на меня, — поднял пальцем я её лицо за подбородок. Она подняла ко мне свои заплаканные глаза, и опухшее, словно у утопленника, лицо. — Я люблю тебя, малышка. И что бы ты мне сейчас ни сказала, какую бы гадость ни выдала, я буду знать, что ты тоже меня любишь и прощу всё, что угодно.

— Иногда я тебя просто ненавижу… — шмыгнула она. — Но… я знаю, что правильно… мне больно и я знаю, насколько больно тебе терять других и бороться сейчас со мной…

Эви ещё раз посмотрела мне в глаза, сделала глубокий вдох, через силу улыбнулась своей самой мягкой и доброй улыбкой, на какую только была способна, встала на цыпочки и чмокнула в губы. Солёная и мокрая, но живее всех живых.

Она нашла в себе силы не делать мне больно и дать уйти так же спокойно, как дал я эту возможность Констанции.

— Иди, Патрик. Спаси свою дочь, ту, кто мне дорог так же, как и ты с Констанцией. Я отпускаю тебя, чтоб твоя душа была спокойна.

— Спасибо, — тихо ответил я. — Теперь мне действительно спокойно на душе. Спасибо, Эвелина.

Я отвернулся, не желая растягивать прощание дольше чем необходимо, и шагнул в зазеркалье. Пора было закончить начатое.

Патрик идёт карать.

(Тема Патрика: Deadman's Gun — Ashtar Command https://www.youtube.com/watch?v=Yag41F7eCLU)

Глава 425

Смерть и насилие.

Рано или поздно всё сведётся именно к этому. Боги или люди, эльфы или фурри, разумная слизь или очень умное насекомое — если они умеют думать и чувствовать, то рано или поздно настанет момент, когда они что-то не поделят. И рано или поздно найдётся тот, кто схватится за палку, чтоб выбить дерьмо из товарища, доказав, что прав именно он.

История показывает именно это развитие любого разумного организма, даже если всё есть в достатке. Бессмысленно говорить, что это не так, потому что история, даже моя, утверждает абсолютно обратное.

Бог Скверны… он относился к тем, кто как раз и возьмётся за палку, решив, что он чуть равнее, чем остальные. Ему плевать, главное, что его идеалы и желания исполняются.

Ровно как и я. Может быть и не по своей воле, но я так же пришёл к этому.

Поэтому два идиота столкнутся здесь, чтоб решить, кто из них более прав.

Я перенёсся в его мир лёгким касанием того самого амулета, который, как понял, он оставил как раз для меня. Такая забота, аж яйца чешутся.

И потом странное ощущение, словно я качнулся на огромной скорости на качелях. В органах засвербело, защекотало, странное ощущение, что меня кто-то пёрышком мне там водит, отчего хочется почесать внутри себя всё и…

Вот, я в его мире.

— Как уёбищно… — пробормотал я, глядя на своё окружение.

Это была моя первая реакция, хотя по сути она была продиктована скорее не реальным моим мнением, а желанием сказать гадость в адрес его дома. Из разряда: насри из принципа, сожри даже через «не могу». Потому что вид действительно заставлял изумлённо выдохнуть от удивления странной минималистичной красотой, что открылась передо мной.

Это, если быть точнее, была такая огромная водная гладь, которая уходила на многие километры вперёд, всё дальше и дальше, к самому горизонту, ровная как поверхность зеркала, хотя одного моего шага было достаточно, чтоб пустить волны по её поверхности. Я чувствовал себя каким-то Иисусом, который научился ходить по воде и теперь мог этим пользоваться при каждом удобном случае.

Над головой же у меня было небо. Небо без края и конца с облаками, что висели над головой. И такой глубокий красивый небосвод отражался на водной глади, создавая ощущение того, что ты идёшь сам по нему, и оно само просто становится частью водной глади, так как горизонт можно было различить с трудом — он сливался.

— Дубль второй, партнёр, — его голос, как и в городе, разнёсся со всех сторон, словно сам воздух говорил его голосом. Странный эффект того, что он вокруг тебя, что он и есть ты сам. Удобно, я даже не знаю, откуда его ждать. — Добро пожаловать ко мне домой. Надеюсь, что на этот раз мы сможем уладить наш вопрос.

— Спасибо… — пробормотал я, продолжая оглядываться. По крайней мере отсюда ему бежать уже будет некуда. Вообще некуда. Здесь мне даже копать не придётся, чтоб его вытащить из-под земли.

— Непривычно? — в его голосе слышалась усмешка.

— Я ожидал видеть грязь, темень и пиздец в чистом виде. Цепи и темницы в чёрном замке. Но вижу почему-то голубое небо и водную гладь. Ты чо, Бог Облаков?

— Смешно… Нет, это реально забавно, Бог Облаков… Я бы не отказался стать подобным, однако… я Бог Скверны, как бы мне этого не хотелось.

— А ты не хотел быть Богом Скверны? — поинтересовался я скорее по инерции, чем мне это было действительно интересно.

— А тебе не насрать?

— Насрать, — согласился я.

— Ты же не хотел быть изначально антигероем, верно? Но потом стал пользоваться этим. За неимением лучшего пользуемся тем, что есть.

— Окей… ладно, я понял. Ты давай, выходи, я засажу тебе в голову пулю, спасу свою дочку, и мы разойдёмся.

— Ты уже всё распланировал, смотрю. Но в твоём плане есть одна неувязочка.

— Какая именно?

— Без меня ты отсюда не выберешься. Как и попасть сюда могу лишь я. Извне мой мирок как сейф — неприступен. Изнутри тоже.

— Да насрать, я найду отсюда выход. Давай, вылазь мразота, руки чешутся тебя порвать нахуй.

— Ладно-ладно, уговорил… — едва ли не рассмеялся он. — Видишь там вдали такой маленький домик из голубого кирпича.

— Блять, ты дрочишь?! Тут нахуй всё голубое! Как мне его на таком фоне разглядеть!?

— Да разуй глаза, вон он!

— Где?!

— Вон!

Сука блять, Скверна, я сюда пришёл карать и убивать, а не играть в следопыта! Чо за хуйня?! Что за игра в Патрика-путешественницу?! Почему я ещё и искать тебя должен?!

Блять, ладно, поступим иначе.

— Сейчас я стою лицом хуй знает куда. Куда относительно моего взгляда я должен двигаться?

— Тридцать два градуса налево.

— Пиздец, извини меня блять пожалуйста, уёбок, но я забыл взять с собой транспортир, чтоб измерить ровно тридцать два градуса.

— Поворачивайся медленно налево. Давай, ещё немного… стоп. Теперь иди просто ровно.

Я пытался разглядеть впереди хоть что-то, но…

— Там ничего впереди нет.

— Иди.

— Ты спуститься ко мне не можешь, чтоб я просто тебя убил и отомстил за то, что ты наделал?

— У нас ещё есть, что обсудить.

— За то, что ты сделал, я могу с тобой лишь обсудить, сколько пуль тебе потребуется в голову для упокоения.

Я не был против того, чтоб попиздеть с ним напоследок, как и не против был прогулки в его мире, наполненной силой. Его чистой силой. Более того, чем больше проведу я времени здесь, тем веселее будет ему в последующем. Потому я не торопился, совершенно никуда не торопился. Более того, я ещё и шёл медленно, чтоб оттянуть время.

Я очень хитрожопый уёбок. За смерть дорогих мне людей я становлюсь хитрожопее раза в два от изначального показателя.

Вскоре на горизонте я смог различить строение, которое упоминал Скверна. Оно сливалось с небом и водной гладью и только из-за того, что сейчас над тем местом было белоснежное облако, заходящее за горизонт, которое отражалось от воды, его было видно голубым пятном. Однако путь туда был не близкий. Я так подозреваю, что это способ заставить меня устать. Грубо говоря, по крупинке силы здесь, по крупинке силы там, и вот я уже устаю. А заставить устать врага — это половина дела.

Как и заставить его чувствовать боль, из-за которой он потеряет над собой контроль и допустит ошибку.

Но я продолжал упорно идти дальше, зная, что тем самым копаю могилу только ему. Я получу своё, рано или поздно удача отвернётся от меня, но я заставлю его расплатиться за содеянное.

— Ты борешься против кого, Патрик? — спросил Скверна меня, когда я шёл. — Ради чего, скажи мне?

— Ты знаешь ответ, — бросил я, не желая сейчас вступать с ним в дискуссию.

— Ради королевства? Ради родных, ради других людей? Так ты говоришь, верно? Чтоб все жили в мире и не было насилия.

— Примерно так и есть, — пожал я плечами, словно он мог меня видеть. Может и действительно видел.

— Но ты сам стольких убил, развязал такую войну, заставил страдать тысячи, если не сотни тысяч. Ты говоришь о том, что хочешь сделать мир лучше, но ты делаешь это выборочно. Устраивая войну повсеместно, ты спасаешь лишь отдельно взятый клочок земли. Тебе плевать на остальных. Ты борешься только за то, что важно тебе.

— А ты словно хочешь спасти весь мир? — насмешливо глянул я на небо, словно он был где-то там, надо мной.

— Я могу всё исправить. Мне нужен был лишь контроль над всем. Ты хочешь сделать мир лучше, но при этом не борешься против главного зла, что привело его к этому.

— Против системы, — с ходу догадался я, о чём он говорит.

— Ты лечишь лишь симптомы. Вся людская жестокость, нетерпимость, герои, сумасшествие, бесконтрольная магия и выплески энергии — это всё воздействие системы.

— О-о-о, и ты хочешь её победить, — кивнул я. — Как благородно, я сейчас расплачусь.

Зная его великий пиздёж и желание наебать всё, что только можно, я не верил ни единому его слову. Он был не тем существом, с которым можно было поговорить начистоту. Но этот бравый трёп я всё же выслушаю, мне не лень.

— Я борюсь против того, на что ты закрываешь глаза. Ты смог объединить страну, но какой ценой? И на этом ещё и заканчиваешь. После того, как разрушил столько судеб, ты просто выкидываешь на помойку столько жертв, которые могли бы принести ещё больше пользы. Это словно срубать дерево ради одного яблока.

— Короче, я понял. Я зло, а ты заебись и молодец.

— Примерно так оно и есть. Разве не твои слова, что надо запачкать руки, чтоб очистить комнату? Чем больше грязи, тем грязнее твои ладони? Или ты до сих пор злишься на меня по поводу той, которая умерла, оттого не можешь взглянуть на ситуацию с нейтральной позиции? При этом оплакиваешь смерть той, кого можешь воскресить. Тебе не кажется это лицемерием?

— Что лицемерного в том, чтоб оплакивать родных? Я никогда не отрицал, что начал всё в первую очередь ради своих близких. Чтоб спасти их. Каждый сам выбирает чего хочет, потому если остальной мир хочет воевать, то это его дело, я лишь дал ему причину, которой он с радостью воспользовался, чтоб разобраться со своими проблемами. Я не заставлял их идти этим путём, и я не бог, чтоб диктовать каждому, что и как надо делать.

Тот дом тем временем приближался. Стоящий на непрозрачной зеркальной воде, чем ближе я подходил, тем выше он становился и вскоре выглядел не домиком, а вполне себе небольшим особняком. Уверен, что вблизи он будет ещё больше.

Но кроме этого особняка я ничего не видел. Совсем ничего, кроме этой спокойной водной глади и неба. Абсолютно пустой мир.

Когда я подошёл ещё ближе, дом походил уже не на особняк, а на полноценный миниатюрный замок, в котором можно было бы даже ненароком заблудиться. К тому же его окружал забор метра два в высоту. Но белого цвета, из-за чего на фоне отражающихся облаков его не было видно. Красивый и аккуратный забор из белого камня.

— Тук-тук, Скверна, ты где?

— Заходи, не стесняйся. Не будем же мы решать свои вопросы на улице.

— Думаешь, что твоя ловушка сработает?

— Мне она даже и не нужна. Согласен, та фишка с кристаллами, что откачивают ману, была удивительна. Учитывая тот факт, что это я тебе рассказал об этом. Глупо было полагать, что ты просто так дашься мне. Однако… это мой мир, моя параллель, моя миниатюрная вселенная, что пропитана моей силой. Привези ты с собой даже вагон кристаллов, они бы не вместили в себя столько сил, сколько есть здесь.

— Но это не твой мир, — огляделся я. — Он не выглядит твоим.

— Может и так, Патрик, может и так… — его голос уплыл, словно он сам неожиданно отдалился, когда я затронул тему, чей это был мир изначально. Может ему есть что скрывать. Но это не играет роли.

А я перебрался через забор и попал на территорию этого поместья. Скажем так, территория за забором ничем не отличалась от территории перед ним. Вся та же гладь, всё то же отражение неба перед глазами, всё та же пародия Иисуса, когда я шагаю по воде. Честно говоря, изначально я думал, что здесь будет сад или что-то в этом духе, но… выглядело это стрёмно, как будто Бог Скверны просто не умел пользоваться всеми возможностями этого мира. И хватило его сил только на то, чтоб сделать этот дом, какую-то пародию на замок, который он когда-то там видел.

Жалко. В смысле, жалкое зрелище.

Я прошёл через двор и толкнул парадную дверь.

И практически сразу попал в огромный холл, который явно не должен поместиться в такое маленькое здание. Если снаружи оно было этажей пять в высоту, то здесь было все десять, если не больше. И интерьер, состоящий только из голубого цвета, что настораживает (голубая Скверна даже звучит стрёмно), представлял собой копию замка из какого-нибудь мультика про короля и королеву. Большая лестница посередине, потом разделяется на две равных, что поднимаются на балкон, который служит вторым этажом.

— Я хотя бы правильно иду, чтоб убить тебя? — поинтересовался я.

— Тебе в главный зал. Ты же хочешь увидеть свою дочь, верно? — усмехнулся он.

— И где этот главный зал?

— На третий этаж.

На третий, так на третий.

Вздохнув и погоревав о своей нелёгкой судьбе, я начал подниматься наверх.

Первый этаж. Второй этаж…

Так, стоп, это что у нас?

Я остановился напротив одной из картин, что были здесь повешены. Вообще, на всех остальных была изображена в прямом смысле этого слова хуйня: водная гладь, это поместье, забор этого поместья, лес, который располагался непонятно где, но на вид обычный, цветы и так далее.

Но вот эта картина… Здесь была изображена девушка. С такими мягкими голубоватыми волосами, милым лицом и добрыми глазами. Няшка няшкой, как я бы сказал. На такую девушку посмотришь и поймёшь, что в её душе есть только небесная чистота, подобная этому миру, где сейчас нахожусь я сам. И она смахивала по виду на…

Клирию…

Сказал бы, что сёстры.

Кстати, у Клирии же были сёстры, нет? Быть может это одна из них?

Я мысленно попытался вспомнить всех сестёр, что были у неё. Жизнь, Надежда, Любовь и Мир. Эта… Мир? Девчушка Мир? Она была явно повыше, чем Клирия, типа старшей сестры я бы сказал. И сходство определённо было.

Вот только портрет её висит здесь, что странно. Или не странно?

— Эй, Бог Скверны, хули у тебя висит портрет этой девушки?

— А у тебя какие-то проблемы с этим? — осведомился он.

— Да, проблемы. Она похожа на мою бывшую. Которую ты сука убил, пидор грёбаный. И за что я тебя выебу.

— Ну… да сходство есть.

— В смысле «ну да». Это блять её сестра, сразу видно. Хули она у тебя висит?

— А где этой картине ещё быть?

— Но точно не в этом доме. Ты чо, этот мир у одной из бывших богинь старого пантеона приватизировал?

— Тебе ли не всё равно? — спросил он недовольно.

— А это не твоя мать случайно? — задал я следующий вопрос, который мне пришёл в голову, на что он рассмеялся. Громко, и как мне показалось, искренне.

— Мать? Моя? Блять, Патрик, сука, ну пиздец просто, бля-я-я-я-я… ахахахахахахахахахахахаха…. Заткнись уже просто хахахахахахахахахахахаха… Я пытаюсь быть серьёзным, а ты смешишь меня ухухухухухухухухухухухухухухухуху…

— Чо смешного?

— То, что ты долбоёб, вот что! — ревел он от смеха. — Блять, поднимайся уже, надоел с этим… ахахахахахахахахахаха… сука, ну ты и мудак… Поднимайся наверх и покончим с этим уже…

Его голос оборвался, словно он отключил связь. А я ещё несколько секунд смотрел на эту картину, пытаясь сообразить, с какого хуя она здесь. Сын? Друг? Муж? Поклонник? Брат? Случайно нашёл? Помнится, когда он в первый раз увидел Клирию, он вроде бы и понял кто она, по крайней мере выглядело так, словно узнал, но…

Ладно, плевать, не за этим пришёл.

Я отвернулся и двинулся дальше, стараясь сосредоточиться на том, что будет. По крайней мере пытался. Я достаточно провёл здесь времени, чтоб заново поиметь Богу Скверны мозг. Может быть это и его мир, но всегда найдётся оружие против любого. Главное — это подобрать его правильно.

И я был уверен, что подобрал всё правильно, хотя и не был убеждён в том, что проживу достаточно долго, чтоб потом отпраздновать. Но… почему бы и нет? Если помирать, то так, чтоб потом все просрались, верно?

Я поднялся на третий этаж по какой-то круговой лестнице, чтоб попасть в последний коридор, который вёл к такой небольшой двери, что тем не менее располагалась в самом центре, привлекая к себе внимания.

Я достал револьвер, готовый засадить пулю ублюдку, если он решит выскочить сейчас передо мной. В конце концов, я был не уверен, смог ли сделать окончательно задуманное или нет. Потому что если нет, то мне придётся немного неприятно.

Но звенеть яйцами было поздно, как и ждать слишком долго — вызывать подозрения, которые мне были не нужны. Потому я, не сомневаясь, подошёл к двери, толкнул её и с ходу зашёл внутрь, уже целясь из револьвера в предполагаемого противника, готовый нажать на спусковой крючок.

Но там никого не было.

Кроме Фемии и Фиалки. Спокойные, словно спящие и как будто подвешенные на нитках, они оба парили над полом расставив руки в стороны.

Так… заложников я нашёл. Теперь осталось найти самого виновника торжества, который продолжал где-то прятаться.

Глава 426

Все люди делятся на две части.

Но если постараться, то их можно разделить и на четыре, и на восемь.

Если вооружиться небольшими ножницами, то можно довести количество частей до тысячи.

Думаю, что Скверну вполне реально разделать тысяч на десять. Осталось только найти хитрого засранца, который где-то прячется и боится высовываться.

— Скверна, ты где спрятался, уёбок? — ласково спросил я, водя стволом по комнате. — Давай, вылезай, я убью тебя.

— Неужели ты рассчитываешь выбраться отсюда? Без моей силы отсюда никто…

— Повторяешься, — покачал я головой. — К тому же если мне удастся вытащить отсюда дочь и её будущего мужа, то всё остальное уже будет не важно. Даже моё будущее.

— Даже если тебя будет ждать конец? — спросил голос так, словно его это действительно интересовало.

— Я готов заплатить за то, что делаю и пойти ва-банк ради своих идей и мечты. Вот только ты, как вижу, не готов.

Молчание.

Молчание продлилось минуту.

Уже через десять минут я сам отправился на поиски этого ублюдка, обшарив ближайшие комнаты, которые были настолько однотипны, что хотелось выдавить себе глаза. Всего несколько кресел, оббитых голубым бархатом, голубые ковры, голубые стены…

Я чо, в доме гомосексуалиста нахожусь? Причём латентного. Я всегда очень спокойно относился к ним, но вот этот пидор Скверна меня накаляет. Пройдя друг за другом несколько комнат и не найдя ничего интересного, я вернулся в зал, где левитировали мои ненаглядные голубки.

Фиалка… он вообще не изменился, лицо такое же… специфическое, скажем так. Не урод, очень аккуратный мальчик, но вся проблема в том, что он «мальчик». На мужчину или парня ну никак не тянет. Да и поведение у него такое же — сам себе на уме, слишком тормознутый и ему нахер ничего не нужно. Мне кажется, что идеальный кандидат на роль короля.

Фемия же даже в отрубе выглядела упорной. Есть дети, которые спят, но во сне они прямо сама вредность. Милая вредность. Фемия была олицетворением этого. Только я не знал, в курсе ли она насчёт смерти её матери, сообщил ли ей Скверна или мне предстоит преподнести ей такой предсвадебный подарок.

— Блять… как вас снять-то? — я обошёл их, боясь приблизиться и попасть в какое-нибудь силовое поле. Для начала решил методом тыка проверить — разломал стул, кинул туда ножку и… она тупо пролетела без проблем, ничего не задев и не зависнув, с деревянным стуком упав на паркет.

Тогда, набравшись смелости, я сам просунул туда руку, но также ничего не почувствовал.

Немного подумав, решил начать с Фиалки. Если его порвёт нахуй, мне будет не так обидно, как если это случится с Фемией.

Я аккуратно потянул его вниз, почувствовав едва заметное сопротивление, словно пытался протащить его через воду. Но ровно до того момента, как вытащил его, судя по всему, за границы поля. Потому что в следующее мгновение Фиалка просто обмяк в моих руках, словно мешок с картошкой, безжизненно свесив голову.

Нет, жизнь в нём была, я проверил пульс, но вот сознание отсутствовало.

Следующей я снял уже дочь, всё так же не выпуская револьвер из рук. В какой-то момент услышал, как дверь закрылась и выпустил туда половину барабана, но… никого. Дверь просто закрылась. А когда её открыл, то никого там не нашёл.

— Эй, пидор, ты где блять?

— Здесь. Смотрю за тобой.

— И не собираешься останавливать?

— Зачем? — я буквально слышал, как он ухмыляется. — Ты отсюда никого не дозовёшься, никого не призовёшь, ничего не сделаешь, ты здесь в ловушке и покинешь это место только при моём желании.

Ну-ну, пусть, пусть…

И всё же я насторожено наблюдал за залом, предполагая, что если он и есть где-то, то именно здесь. Может в инвизе, а может в другом измерении, но в этом помещении. Как в параллельном. Но в любом случае, когда моя тайна будет им разгадана, он наверняка явится за моей жопой, чтоб порвать её на немецкий крест, чего мне почему-то не очень хочется.

Так что, продолжая наблюдать за обстановкой, я принялся будить Фемию. Трясти её, дёргать за уши и за нос, открывать зенки, щипать, выдёргивать волосы и так далее.

— Ты действительно хочешь, чтоб она проснулась? — усмехнулся Скверна.

— Да, хочу. И лучше бы тебе это сделать, — ответил я не оборачиваясь. Всё равно никого не увижу.

— Как знаешь, дружок…

«Дружок» прозвучало слишком… странно, пидорастически. Будь это баба, то тогда всё ок, но слышать подобное от парня или мужика… Неудивительно, что тут всё голубого цвета.

И словно по щелчку глаза Фемии начали открываться. Она, словно отходя от сна, медленно открыла веки, взглянула на меня сонным взглядом, после чего проморгалась, пытаясь прийти в себя. Фемия выглядела куда милее, будучи сонной, чем когда бодрствовала, однако вскоре и это отошло на второй план, так как стоило ей более-менее прийти в себя, как её лицо начало морщиться, носик задёргался, продувая лёгкие и…

— МАМА!!! — её вопль, полный боли резанул тишину, словно удар по яйцам. Громкий, уже ревущий, подобно взлетающему истребителю, в которому уже слышались истерические нотки, сопли и слёзы. — МАМА!!! МАМОЧКА!!! МАМА!!! НЕТ!!! НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!! НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!

Её «нет» плавно переросло в плачь, безудержный и глубокий, который я уже слышал, только от Эви, полный боли и страдания, упущенных возможностей и несостоявшихся желаний.

Самое страшное, что я встречал когда-либо — невозможность передать свои последние слова тому, кто тебе дорог. Сказать, что ты его любишь, что ты никогда не хотел ему зла, и он — то самое лучшее, что случилось с тобой.

Этого не будет.

Поэтому мать учила меня никогда не расставаться на грустной ноте. Сразу прощать тех, кто тебе дорог и не держать на них зла. Потому что в следующее мгновение их может не стать и последнее, что услышали они от тебя…

— Я… я сказала, что… что не могу её терпе-е-е-е-е-е-ть… у-у-у-у-у…

И жить с этой ношей придётся тебе. Они простят тебя, они захотят сказать, насколько любят тебя и что это всё хуйня, что они не в обиде, но будет поздно. У них не будет возможности и боль будет твоим вечным попутчиком, пока ты не сможешь простить самого себя.

А этого может не случиться.

— Я решил, что пусть лучше она узнает сразу, чем так, — сказал спокойно Скверна.

— Это, кажется, единственное, за что я могу сказать тебе спасибо, — пробормотал я.

Потому что я страшился того момента, когда мне придётся рассказать ей это. А тут уже она всё знает. Низко и трусливо, но одной проблемой меньше. Фиалка тоже плакал. Молча сидел на полу, смотрел куда-то, безмолвно роняя слёзы.

— И ему я сказал. Сказал, что убил его отца ты, — словно хвастаясь, произнёс он.

— Ты просто душка.

— Но ты можешь воскресить Констанцию, — усмехнулся Скверна.

В этот момент Фемия едва встрепенулась.

— Ты можешь воскресить её?! Да?! Ты можешь вернуть мою маму обратно?! — схватила она меня, вцепилась пальцами с такой силой, что могла сломать их. В её глазах я видел боль, нескончаемую боль, которая теперь боролась с надеждой, что можно повернуть обратно.

Но ничего нельзя повернуть обратно. Есть законы, которые нельзя нарушать. Понять это ты способен только когда сам прошёл через это. Я никогда бы не поступил так, знай, что это есть на самом деле, что такое быть живым и мёртвым одновременно.

Найдутся особо упёртые, что предпочтут смерти даже такое существование, но большинство из них будут мстителями, теми, кто хочет вернуть должок, чтоб потом умереть спокойно. И только единицы на миллиарды согласятся жить так. Променять спокойствие, умиротворение, понимание того, что ты свободен и тебе легко, на воскрешение в боли, тоске, печали, разочаровании и понимании своего будущего бессмертия.

Даже Клирия проходила это не в таком плане; она лишь помнила о своих жизнях, копя это дерьмо в себе. Если бы её воскрешали… она бы свихнулась.

— Я не могу. Больше нет, — покачал я головой.

— Но может тётя Эви! Она сможет спасти мою мать! Мою маму! Она же сможет?! Сможет?!?!?! — Фемия трясла меня за грудки.

— Она не станет делать этого.

— Но она же её подруга! Сестра! Она её тоже любила! Она не откажет мне и маме!!!

А дальше пошли слёзы, обвинения, ненависть открытая и завуалированная, боль и потоки слёз.

А я слушал это. Слушал с болью, понимая всё куда лучше неё. Она не поймёт, никогда не поймёт. А кто попытается ей дать понять это на себе, я обеспечу ту же участь, но с нескончаемыми пытками. Душа — это не то, с чем можно играть. Даже тот клинок, он коверкал душу, я видел это в императоре, который нёс своё бремя с решительностью и болью. Я видел это в Элизи.

Мне потребовалось время. Чтоб дождаться конца истерики Фемии, чтоб объяснить всё доступно.

— Ты не поймёшь этого, — коснулся я её щеки стёртой ладонью. — Не поймёшь, так как ни разу не проходила это. Я хотел бы вернуть твою маму. Я бы хотел вернуть многих, кого потерял, но я этого не сделаю. Как бы больно и одиноко мне не было, я не верну их, потому что люблю и уважаю их всей душой. Я не хочу им страданий и боли, что они получат вместе с жизнью. Эта плата, что платит воскресший, не стоит такого.

— Но жить лучше… — пробормотала она.

— Жить лучше, но воскрешение… Ты никогда не спрашивала, что чувствует Эви? Не видела эту маленькую искорку боли в её глазах, ненависти к такой жизни и нескончаемой печали в глубине души? То, как она улыбается, чувствуя тоску и понимая, что её век бесконечен. Что она будет жить долго и видеть, как уходят поколения, дорогие ей.

— Она может убить себя.

— И она так и сделает, если не сможет решить этот вопрос. Вечно бесплодная, вечно молодая, Эви боится самоубийства и пройдёт ещё не один век мучений, когда рука потянется за пистолетом, чтоб решить этот вопрос таким образом раз и навсегда. Я смертен, потому меня это трогает слабее, и я слабее связан с этим воскрешением. Но даже во мне иногда грусть проскакивает. Я уже не замечаю этой тоски, хотя она всё равно есть, тонкая и тихая, но есть, словно жужжание комара. Потому что меня вернули, что не дали покоя, и я вынужден жить дальше, помня это всё. Я рад увидеть тебя и увидеть тех, кто мне дорог, но… я бы не согласился вернуться, дай мне этот выбор. Я бы не захотел воскрешаться. Но Эви… она нежить, мёртвая и вечно молодая. Ты действительно хочешь это для своей матери?

— Я сказала ей…

— Тс-с-с… — коснулся я пальцем её губ. — Она тебя простила, верь мне. Твоя мать ушла, простив тебе всё, ушла с верой в то, что ты станешь великим человеком. Она бы хотела, чтоб ты поняла это и не страдала. Констанция умерла в спокойствии и умиротворении, ни о чём не жалея и ничего больше не желая. Так умирают редко. И я не стану нарушать её покой и умиротворение.

Фемия плакала. Плакала долго, пока я всматривался в окружение. Боялся, что Скверна убьёт нас или сделает гадость, но он видимо верил, что теперь всё под его контролем.

Я знаю, легко об этом судить, легко говорить о подобном. Но есть вопросы, который ты даже при куче плюсов отвергнешь. Есть вещи, которые ты не станешь делать, даже имея огромную выгоду, но зная, чего это будет стоить.

Я не хочу такой боли тем, кто мне дорог.

Я дождался, пока она успокоится, после чего ко мне подошёл Фиалка. Вот этого кадра я не ожидал, если честно. Вернее, не думал, что он подойдёт. В глазах слёзы, но лицо как обычно, спокойное. Он взглянул мне в глаза и…

Ударил по морде. Один прямой удар, который для меня был не больнее чем пощёчина, а вот его костяшки оказались разбиты.

— Это за моего отца, — сказал он монотонным голосом. — Ты его убил. Я ударил тебя.

Спасибо, что объяснил, а то я не понял.

— И убил бы ещё раз. Знаешь почему? — взглянул я ему в глаза.

— Я догадываюсь. Но мог не убивать.

— Но убил. Ты любишь Фемию?

— Да, — не раздумывая ответил Фиалка.

— И я её люблю. А ещё я люблю Эви и Констанцию. Люблю тех, кому твой отец хотел смерти. Ты бы убил тех, кто угрожает твоей семьи?

— Сделал больно.

— И я сделал больно. Обезопасил от мести, на которую твой отец способен. Потому что такие, как он, не сдаются, и ты должен понимать.

Он ударил меня по морде ещё раз. А потом второй раз.

Третьего не последовало.

— Но он отец. Я знаю, что ты прав. Но я тебя ненавижу. Из-за отца.

Сказал это без грамма эмоций, которые были бы вполне логичны сейчас.

А тем временем я оглянулся. Нам пора было уходить отсюда подальше. Не было желания оставаться в этом доме дольше, чем это было необходимо. Пусть Скверны я здесь не видел, но лучше встретить ублюдка в простреле со всех сторон, чем в замкнутом пространстве. К тому же время, которое я тянул, наоборот, надо было сохранить, учитывая новый план действий.

Потому что, когда он поймёт, станет немного проблематично.

— Идёмте. Фиалка, жену поднимай. Мы уходим.

— Куда же? А как же чай? — рассмеялся Скверна. — Не беспокойся. У нас есть вечность в запасе! Я могу сделать так, что год в этом мирке станет секундой в нашем. Здесь нельзя умереть от старости и нельзя откинуть копыта с голоду или от жажды. У нас полно времени, чтоб насладиться общением друг друга.

— Спасибо, но нет, — сказал я, выходя с револьвером на изготовку.

— Да ты только представь, здесь ты не угроза мне, отчего и враждовать нам не обязательно. Твои пули в том мире были кое-какой проблемой для меня, а здесь они просто пшик, который я не замечу! Ты можешь срывать злость на мне сколько захочешь!

Он веселился на полную. Смеялся, я это слышал по голосу.

А я тем временем уже вывел их на второй этаж и провёл около той самой картины с Богиней Мира. Странно немного… это точно её замок, интерьер соответствующий, но заведует здесь какой-то хуесос. Может реально муж?

— Нравится?

— Она — да. Ты — нет.

— Хорошая картина. Мне тоже нравится. Решил оставить её. Небось уже представляешь в своей постели?

— Естественно. Она милашка, я бы её реально трахнул, — ответил я, идя дальше и оглядываясь, говоря скорее между делом, чем вдумываясь в слова.

Мы наконец вышли из зала и бросились к распахнутым дверям поместья.

— Что-то ты спешишь сильно, — вот сейчас к своему неудовольствию я почувствовал в его голосе некоторое подозрение. Он был умным пидором (судя по всему, во всех отношениях этого слова) и праздновал победу, так как в реальности отсюда выхода для человека не было.

Но… я не человек. Я антигерой. Я тот, кто рушит всё, убивает всех и идёт напролом, не оставляя шансов остальным. И здесь у меня тоже есть выход.

Может Бог Скверны и переиграл меня два раза, однако я тоже умею играть очень грязно, когда вижу врага в лицо. Когда знаю, против кого должен бороться. Потому у меня есть ответ на вопросы, на которого нет у Скверны.

Выйдя на улицу, я незамедлительно направился к воротам, всё время…

Лёгкое движение где-то сбоку, и я делаю несколько выстрелов туда, однако убиваю лишь тишину хлопками. Гад или теряет магию, или пытается ошиваться рядом.

— Быстрее…

Я помог сначала перелезть Фемии, дав ей ступеньку руками. У неё проблем не возникло, она, как пацан, тут же подтянулась и оседлала забор. А вот с Фиалкой я немного повозился, даже Фемия его затаскивала наверх, так как у него вообще силёнок было мало.

Но в конечном итоге и он залез. После них уже подтянулся и я сам, не испытав затруднений с этим.

— Всё, идёмте реще, — утаскивал я их в бесконечную голубую даль.

— Если ты надеешься скрыться там, то знай: это мой мир! И он бесконечен. Дальше будут лишь небо, облака и бесконечная водная гладь. Ты лишь потеряешь путь к этому дворцу и не сможешь вернуться без моей помощи обратно. А вот я тебя где угодно найду! Тебе не уйти!

Я уводил их всё дальше и дальше от дворца, чтоб вокруг нас ничего не было. Очень скоро Бог Скверны охуеет. Очень скоро ему будет не до выебонов.

В течении часа мы посмотрим, насколько предсказание оказалось верным.

Глава 427

Мы уходили от замка Скверны, когда всё началось.

Отошли метров на пятьдесят от стены, не видя перед собой ни конца ни края красивому пиздецу, который мог стать нашей тюрьмой. Мне казалось, что если здесь уёба появится, то я смогу что-то предпринять, так как спрятаться здесь ему будет уже негде. А значит отстреливаться будет легче.

И первым голос подал естественно Скверна.

— Что делаешь? Что происходит, Патрик? Не заставляй меня лично задавать тебе эти вопросы.

— У тебя нет случайно барабанов? — задал я встречный вопрос.

— Допустим есть. И что?

— Срочно хватай их и начинай стучать. Сейчас возглавишь колонну идущих нахуй.

— Вот же хуесос…

— Не проецируй свои проблемы на других.

Фемия смотрела на это ничего не понимающими глазами.

— Я не понимаю… кто это?

— Я… — начал было Бог Скверны, но продолжил за него я.

— Бог Долбоёбов и Хуесосов. Пытается зарезервировать меня, но я, к его сожалению, не хуесос. Так, ладно, сойдёт…

Вроде пришли, до стены относительно далеко, а медлить больше никак нельзя. Скоро он точно поймёт фишку. Если не поймёт, то точно почувствует.

— Детка, посмотри на меня, — позвал я Фемию, вытаскивая из походной сумки изумрудный кристалл на цепочке и быстро вкладывая его в её руку. Когда-то мне его передала Клирия. — Это поможет тебе и Фиалке…

— Какого хрена?! Что за… ПАТРИК!!! ТЫ, ГРЁБАНЫЙ УБЛЮДОК!!! ЧТО ПРОИСХОДИТ!?!?!? — крики Скверны заставили моё сердце радостно забиться. — ТЫ ЧТО СДЕЛАЛ, УЁБОК?!

Кажется, я немного не успел. Чуть-чуть не успел объяснить, как им пользоваться. Время вышло и теперь Бог Скверны на себе чувствовал воздействие ещё одного кристалла-пустышки, что я выковырял из посоха Клирии. Если он смог вместить столько сил древнего бога, то что ему вся эта сила какого-то несостоявшегося уёбка? И теперь, когда кристалл откачал почти всё, заставив даже Скверну почувствовать это, оставалось его отправить нахуй из этого мира, чтоб запечатать это ебаное место.

Продолжая объяснять, я снял сумку и накинул её на Фемию.

— …переместиться домой. Тебе просто надо…

А в следующую секунду оттолкнул её что было сил, отпрыгивая сам. Мне было достаточно доли секунды для реакции на опасность и уже отточенные движения на уровне рефлексов сами сделали дело. Копья резанули пространство подобно острым снарядам из какого-нибудь танка. Один из них чиркнул меня по щеке, но это была лишь царапина, коих на мне и так много в последнее время.

— УЁБОК!

— Да пошёл ты!!!!!! — выстрелил несколько раз я в уебана, который соизволил явиться к нам. — ФЕМИЯ!

Но не успела она свалить в никуда, как одно из копий просвистела совершенно рядом с ней, срезав лямку сумки, которая упала на пол.

Я приземлился на спину, поднял револьвер и выстрелил в него, свободной рукой нащупывая патроны, что были в кармане и…

Блять, пять патронов, остальные были в сумке. Я высыпал гильзы, вставая и перезаряжаясь, после чего выстрелил в чёрное облако, что появилось перед нами.

Вскрик, и чёрная дымка словно схлопнулась, исчезнув.

Это был шанс. Я бросился к Фемии, подхватив сумку, и запихнул ей её в руки.

— Место! Представь место, куда хочешь переместиться, и обними покрепче Фиалку. Тебя сразу пере…

Меня отбросило в сторону. Копьё вошло куда-то под рёбра в живот, пройдя насквозь. И когда я оказался на земле в стороне, не успев выдохнуть, ещё одно материализовалось передо мной.

В последний раз я вспоминал ни о семье, ни о Клирии, ни о ком. Истории врут, в такие моменты ты ни о чём таком не вспомнишь. Я просто радовался, что всё так быстро закончилось. Просто тьма, вот я есть, а вот меня нет. Никаких мук и страданий насчёт мыслей, что меня ждёт. И всё же напоследок…

Я выстрелил от бедра в фигуру, что сейчас, хватаясь за живот взмахнула рукой. Не из вредности и не жалкой попытки отомстить. Просто это борьба до последней капли крови. Пока я могу, я буду бороться, пока рука поднимает револьвер, я буду стрелять, истребляя врагов. Потому что такие, как я, умирают на поле боя, и незачем менять эту традицию.

И с моим выстрелом последнее копьё пробило меня на вылет. Я действительно рад, что всё так быстро закончилось. Тьма приветствовала моё затухающее сознание…

Где-то на другом конце мира в другом измерении вздрогнула Клирия, выронив тарелку. Та с весёлым звоном разлетелась на осколки. Но она даже не заметила этого, как и не заметила испуганного плача ребёнка позади себя в кроватке. Подняла взгляд в небо, силясь понять, что сейчас это было, но очень скоро позабыла о странном чувстве. Особенно когда примчалась Баба Яга с извечным вопросом, почему у неё руки такие кривые.

Самое страшное случается за доли секунд. Только в красивых сказках бой добра и зла длится минутами или даже часами. Все успевают друг с другом проститься и найти покой.

В реальности это всё заканчивается за секунды и покоя не найдёт ни живой, ни мёртвый.

Кто-то не успел, кто-то не заметил, взмах рукой, движенье пальца, последний вдох, последний выдох, и через мгновение ты смотришь на тела, уже бездыханные, уже пустые, скрюченные и свободные от своих душ. Не всем суждено умереть в покое, не все могут уйти умиротворённо…

Так Фемия смотрела на два тела, что сейчас перед ней растянулись на воде.

Одно было практически нанизано на кол; тот прошёл через грудь человека, который с недавних пор стал её отцом. Слишком молодой, она до сих пор не могла смириться с этой мыслью, хотя мозг уже принял этот факт. Он упёрся на копьё, расслабленный, пока само оно не распалось в чёрный песок, освобождая его от оков. Тело беззвучно завалилось на бок.

Второе… медленно задвигалось, поднимаясь с пола, словно не до конца убитое. До сих пор в этой чёрной дымке с капающей кровью, которая растворялась в воде, падая на неё.

— Это было неплохо… — хрипел ещё живой Бог. Словно на зло всему миру он двигался, не желая сдаваться в руки смерти. — Сука… ублюдок… но это было неплохо… я уже и не помню об этих кристаллах, а он с ними…

Его тихая речь была похожа на бормотания сумасшедшего. Он, покачиваясь, пошёл к сумке. Фемия же, подхватив её, наоборот отпрыгнула в сторону, схватив свободной рукой Фиалку, и оттащив назад.

— И куда ты пойдёшь, девушка? Куда тебе деться отсюда? Это мой мир; даже без силы, что впитал тот кристалл, это мой мир. Без моего желания ты его не покинешь. Можешь бежать сколько угодно…

Он хрипел, он спотыкался, словно зомби, тянул к ней руку и тихо хрипло смеялся.

— Вам просто некуда бежать. Это как бегать в вольере с тигром по кругу.

Взявшись за руки, они медленно отступали от него, словно перепуганные дети от монстра, что вылез из-под их кровати.

— Фиалка, обними меня, — сказала тихо Фемия, зажав покрепче в одной руке сумку со сжатым в кулак амулетом, что дал ей отец, а в другой руке ладонь суженного. Теперь единственным шансом было просто уйти отсюда. Потом она вспомнит о теле отца и друга из университета, что осталось здесь, но сейчас было не до этого.

Закрыла глаза, представила поместье, где она в последний раз видела свою мать. Представила так отчётливо, словно это было только вчера. После чего почувствовала…

Как её отбросило назад.

Руку Фиалки вырвало из её ладони, и Фемия, мягко ударившись затылком об пол, словно об подушку, кубарем покатилась назад, несколько раз сделав сальто через голову. Упала, растянувшись на полу.

Быстро встала несмотря на то, что только что сделала несколько кульбитов по земле, но так ничего и не успела сделать. Едва она поднялась на ноги, как Бог Скверны оказался рядом. Его движения, путь раненого, были так быстры, что даже среагировать было на них тяжело. Едва Фемия успела вдохнуть, как он одной рукой схватил её за шею и приподнял над землёй.

— Маленькая потаскуха! Ах ты маленькая потаскуха, откуда это у тебя?! Откуда у тебя этот амулет!

Бог Скверны, словно заведённый, повторял это, словно у него окончательно от переизбытка эмоций поехала крыша. Перед её лицом он тряс амулетом из изумрудного кристалла на цепочке.

— Откуда он у тебя?! Как ты его достала, мразь!?

Фемия не могла дышать, его цепкие пальцы сдавливали её горло железной хваткой, и, скорее всего, он сам даже не понимал, что ответить она ему не в состоянии. Фемия била его по руке, пыталась разжать пальцы и пинала ногами, но тот был словно из стали. Ей просто не хватало сил, а сознание медленно уплывало.

И через эту дымку она видела глаза. Голубые, бездонные, полные боли глаза, которые проступали даже через чёрный дым, что подобно вязкому веществу обволакивал тело Бога Скверны.

— Откуда оно у тебя!? — кричал он, тряся её одной рукой, а в другой тряся этим амулетом. — Я не буду…

Что он конкретно не будет, Бог Скверны так и не договорил.

Выстрел, подобный громовому раскату разнёсся по мёртвому миру.

Бога Скверны отбросило в сторону, и его рука наконец разжалась. Фемия упала на землю, хватаясь руками за горло и тяжело дыша. В голове всё плыло, в сознании был туман, вызванный недостатком кислорода. Все её движения были пропущены словно через призму сна.

А перед ней стоял её спаситель. Его фигура, тёмная и непоколебимая на фоне голубого небосвода. Она подняла взгляд и увидела Мэйна, который держал двумя руками револьвер. Как он выжил? Как он смог встать? Кого это волнует? Почему её это должно волновать? В это мгновение её сердце радостно встрепенулось, словно Фемия увидела настоящее чудо, а на лице расплылась счастливая улыбка. Он пришёл, он выжил, он…

Но с каждым вдохом кислорода наваждение спадало, показывая реальную картину.

Перед ней стоял не Мэйн. Это был Фиалка. Вцепившись двумя руками в пистолет её отца, он с напряжённым целеустремлённым лицом и побелевшими от напряжения пальцами держал его, целясь в Бога Скверны. Упорный, не похожий на себя обычного, готовый сражаться против кого угодно.

То редкое лицо, которое вряд ли смог бы увидеть другой человек, и та сторона, которую очень любила в нём Фемия, сейчас была готова защитить свою суженую. Тихий и сам себе на уме, он умел показывать любовь, он умел защищать то, что ему дорого, и любить её несмотря на косые взгляды и чужое мнение.

Фиалка пытался заставить выстрелить пистолет её отца, но тот никак не хотел слушаться, с трудом поворачивая барабан. Но вот щелчок, барабан делает движение, Фиалка быстро поднимает пистолет, целясь в Бога, но не успевает на доли секунд.

— НЕТ!

Выстрел звучит одновременно с вскриком Бога Скверны.

Пистолет выпадает из его рук и падает на водную гладь, пуская круги ряби. А Фиалка тянет руки к лицу, к глазу, из которого торчит цепочка. По ней сейчас ручейком стекает кровь вместе с содержимым глаза и слезами боли. Он зажимает глаз делая несколько неуверенных шагов назад.

Бог Скверны метко метнул ему в лицо амулет, так и не дав тому закончить начатое, и следующая пуля ушла в пол, выбив брызги и оставив после себя лишь рябь.

Фемия метнулась к револьверу, но Скверна оказался проворнее, пинком отправив его куда-то в сторону.

Вместо револьвера Фемия схватила его ботинок. Однако не остановилась, ударив головой его в живот и протащив несколько метров вперёд, продолжая бороться. Но удар локтей сверху ей прямо по спине, и Фемия тут же оседает от такой чудовищной силы. Кажется, что кости ломаются и силы даже вдохнуть покидают её тело.

Скверна хватает её за грудки, поднимая перед собой без видимых проблем.

— Сука… такая же упорная и упоротая, как и твой отец, — прошипел он.

— Почту это за честь, быть похожим на него, — выдавила она со злобой и плюнула ему в лицо. — Грязный ублюдок.

— Быть похожим на него… так почему бы тебе тогда не присоединиться к нему? Оба упоротые, даже не знающие, за что боретесь и что пытаетесь разрушить.

— Пошёл ты к чёрту! — выкрикнула Фемия и ударила его по лицу, но ощущения были такие, словно под чёрной обволакивающей его дымкой была сталь.

На её удар Скверна лишь рассмеялся.

— Твои нежные ручонки не знают насилия. Твои удары не больнее, чем щелчок по носу.

— Тогда почему бы тебе не попробовать это?!

Тяжёлый, полный ненависти голос вперемешку с рычанием раздался за спиной Бога Скверны, и следующий удар в всиок отбросил его в сторону.

Фемия наконец получила свободу из хватки, упав на пятую точку.

Перед ней возвышался пафосно Мэйн.

Во всех делах самое важное всегда поймать тайминг и сделать пафосный выход. Хоть и не об этом сейчас думал Патрик, однако ему удалось поймать идеальный момент; он мог бы гордиться собой, если бы его мысли сейчас были не заняты другим…

Он набросился с кулаками на Скверну, словно теперь это было смыслом его жизни.

Мне хватило всего несколько минут, чтоб уделать уебана в говно. И теперь я сижу сверху на забитом в дерьмо Боге, продолжая вбивать ему в рожу кулаки. Вряд ли это его убьёт, боги очень живучие, но точно остановит. Всё револьвера не видать чото.

Я бью его, пока костяшки у меня самого не опухают и не начинают болеть. Разбитые в кровь, они представляют из себя жалкое зрелище, но мне всё равно. Удар, удар, удар, даже сквозь боль в руках и чувстве что я что-то сломал всё равно удар.

Успокаиваюсь, когда мой внутренний голос говорит: достаточно. Очень мягкий и нежный со стальной жилкой, и рука касается моего плеча. Он трогает те струны в моей душе, которые отвечают за моё состояние.

Но это не мой голос. Как и рука не принадлежит тому, кто жив. Нежная, успокаивающая и дающая мне вздохнуть спокойно.

Мои кулаки останавливаются, запачканные кровь, словно поршни в вставшем двигателе, и медленно опускаются.

Я знаю, чей это голос, и кто пришёл меня проведать…

— Я выполнил клятву, — тихо сказал я. — Она будет счастлива.

— Я вижу. Спасибо… теперь я буду спокойна…

Я встаю и медленно оборачиваюсь. Не знаю, почему так, но я не чувствую страха или удивления перед тем, кого должен сейчас увидеть за спиной.

Констанция. В лёгком голубом сарафане, с распущенными волосами, она стоит передо мной с улыбкой, словно так и должно быть. Действительно, словно душа на водной глади, она стоит передо мной такой, какой должна была быть. Не воином, а просто счастливой девушкой. Не убийцей, а матерью.

Война всё забрала у нас. Этот безумный мир изорвал наши мечты и надежды в клочья. Осталась лишь боль и разочарование. Которым тоже скоро придёт конец.

— Я пришла попрощаться со своей семьёй…

— Я что-то типа этого и подумал, — кивнул я.

Нет ни удивления, ни страха, ни чего-либо ещё. Мне спокойно, очень спокойно.

Я почти умер, но в этом мире нельзя умереть, если тебя не убьют. Всего несколько сантиметров вбок, и я бы уже не встал, но… я жив. И мне не страшно здесь умереть от ран. А вот Бог Скверны кажется не знает, с какой стороны находится сердце у человека.

— Мам? М-мама? — маленький тонкий напуганный голос доносится откуда-то с пола, где сидит на пятой точке Фемия. Она выглядит сейчас совсем ребёнком. И снова плачет, снова в шоке, но теперь приятном. — Мама… Мама, я…

— Я знаю… — Констанция шагнула к ней, помогая подняться, и прижимает к себе. — Я всё знаю, моя маленькая девочка, я знаю…

Это их время.

Я оставляю их наедине, отходя подальше, чтоб они могли пошушукаться. Подхожу к Фиалке, который всё ещё держится за глаз окровавленными руками.

— Ты молодец. Не зассал. Возможно, теперь я понимаю, что видит в тебе Фемия.

— Всё равно ненавижу. Тебя ненавижу. Но спасибо, — он принимает мою руку, и я дёргаю его обратно на ноги.

— Надо вытащить его, иначе вы не выберетесь отсюда.

Он лишь поджимает губы и отводит трясущуюся ладонь, позволяя мне схватиться за цепочку и со звуком «чпок» выдернуть кристаллик обратно. Пискнул, схватившись за глаз, но не так громко, чтоб привлечь внимание других, а я аккуратно отчищаю амулет от крови.

— Он узнал его… — выдавил Фиалка.

— Я заметил. Но теперь это не играет роли. Это ваш путь обратно домой. Береги Фемию.

— А ты?

— А я что-нибудь придумаю, — пожал я плечами и обернулся.

Фемия стояла и плакала одна. Констанция наконец была свободна и отправилась в своё новое путешествие в неведомые земли к неведомым людям, чтоб вновь начать свой путь, ещё раз попытать счастья там, где ещё не пробовала его.

Когда мы подошли, дочка подняла ко мне голову, но вопреки моим ожиданиям, на её лице вместе со слезами была улыбка. Улыбка человека, который был прощён.

— Спасибо… Теперь я спокойна… тоже…

— Я рад за тебя, — кивнул я, подошёл, обнял её, поцеловал в щёку. — Будь умницей, будь той, кем хочешь быть. Всё в твоих руках.

— А ты…

— Каждая история имеет свой конец, Фемия, — улыбнулся я. — Я прожил хорошую жизнь, и пусть бы не согласился на неё, но и жалеть мне не о чем.

Она улыбнулась сквозь слёзы и вновь обняла меня, после чего отошла назад. Я протянул ей сумку, в которой был кристалл с силой Скверны. Здесь она была не нужна, Бог останется здесь со мной и шансов я ему давать не намерен.

— Вам пора, — кивнул я на сумку. — Отсюда иначе не выбраться.

— А ты? — спросила она жалобно.

— У меня всегда есть выход. Запасной и экстренный, если не найдётся другого способа.

— Я…

— Хотела бы многое сказать, — закончил я за неё. — Но именно эти слова и говорят мне то, что ты бы хотела сказать. В полном объёме. Так что…

Я толкнул Фиалку к ней в руки, после чего сам аккуратно повесил на её шею кристаллик.

— Пора. Тебе пора, моя маленькая принцесса.

— Я люблю тебя, пап, — стёрла она слёзы с глаз. — Ты реально крутой, и я горжусь, что ты был мужем моей ма.

— А я горжусь такой дочерью. Чуть не отправила Бога на тот свет.

Она хихикнула, а я сдержанно улыбнулся.

— Пока, па.

Мгновение, и оба силуэта просто исчезли, оставив голубоватую пыль в форме их контуров, которая быстро оседала на пол.

Я молча смотрел на то место, где были они мгновение назад. Секунду, другую, минуту…

Смотрел на водную гладь, отражающую ряд бесконечно плывущих облаков, что уходили за горизонт, чтоб появиться с другой стороны. И непонятно, то ли это иллюзия, то ли какая-то планета.

И ведь вода под ногами тоже странная, ты её пытаешься продавить рукой, но она твёрдая и даже не мочит пальцы, хотя влагу ты чувствуешь. Сумасшедший мир.

И сумасшедший я.

Металлический щелчок за моей спиной ознаменовал близкий конец.

Револьвер… В пылу боя… да и при встрече с Констанцией здесь… неожиданной встречи… Я забыл о нём. Куда он делся? Куда они его закинули, пока я приходил в себя? А, плевать… Это не имело значения. Теперь ничего не имело значения. Смерть здесь — лишь избавление. Теперь она не страшнее, чем укол доктора гигантской иглой тебе в глаз, который брызжет слюной и замахивается, словно пытаясь всадить тебе в башку кол.

Короче — страшно. Но при этом плевать. Это, скорее всего, единственный выход из этого мира и, если бы не получилось отсюда выбраться, рано или поздно я им бы воспользовался. Как видно, раньше.

Всё равно плевать.

Я оборачиваюсь назад, где двумя трясущимися руками держит мой револьвер Бог Скверны. Его дымка до сих пор на нём, хотя уже растворяется, всё чётче показывая его тонкие хрупкие контуры.

— Ты должен был умереть… ты должен был умереть! — крикнул он.

— Но не умер, — развёл я руками. — И система меня не видит.

— Она не может не видеть! — вскрикнул Скверна тонким голоском.

В ответ я лишь показал ему свой амулет, что однажды отдал мне один из хранителей.

— Ебал я в рот всю вашу систему, Скверна. Ебал в рот весь мир и тебя лично. Только я решаю свою судьбу.

— Но я видел, как ты умираешь! Видел, как ты стоишь в этом, моём мире и получаешь копьё в сердце!

— Тогда надо было свериться со своими воспоминаниями, прежде чем поворачиваться ко мне спиной, уёбок. Сердце с другой стороны, а от ран здесь не сдохнуть, сам знаешь.

— Ты ДОЛЖЕН был сдохнуть! Почему ты борешься!? Чего ты добиваешься?! Ведь всё кончено! Всё было почти кончено! Почему?! За что ты цепляешься?! Зачем ты это сделал!? — кажется у него началась истерика.

— А зачем борешься ты? — задал я встречный вопрос.

— Потому что я должна!

— Кому?

— Всем! Потому что это долг, о котором ты не слышал! Тебе же насрать! Ты спасаешь не мир, ты спасаешь свои убеждения и своих людей! Но есть целый мир, который можно спасти! Который нуждается в помощи!

— О, так ты переквалифицировался в мать Терезу? Спасителем себя мнишь?

— Я мог его спасти! Я мог! — а потом настройки громкости его съехали, и Скверна уже тише добавил. — Я мог спасти этот мир… у меня была возможность начать всё сначала…

Скверна медлил, всё так же целясь в меня, после чего… опустил револьвер. Просто опустил руки, которые безвольно легли на его колени. Я слышал его тяжёлое дыхание, в котором кажется проскакивал плач.

— Это бесполезно… — наконец вымолвил он. В его голосе было лишь смирение сдавшегося человека под напором напастей. — Они были правы, наше время сказки прошло, где всегда побеждает добро… Пришла пора героев, попаданцев, антигероев и всемирного зла, с которым надо бороться… и мы больше не нужны… пришла череда ненависти и безумия… — он посмотрел на револьвер, который был в его руке. — Сколько раз не пытайся, всё равно найдётся тот, кто всё разрушит… Возможно такова действительно судьба… Зло невозможно победить… потому что оно есть суть этого мира теперь…

Он бормотал словно для себя самого. После этого посмотрел на меня, но чувствовалась в его взгляде только печаль и боль. Ещё один труп под ногами антигероя, но я этому был не рад. Я устал и хотел покоя, который снится мне теперь только во сне.

— Моё время прошло, Патрик… ты прав… ты так хотел выжить, что был готов убивать других… Так позволь тогда мне предоставить тебе мой последний подарок… Живи вечно. Теперь это твой мир…

Он поднёс револьвер к виску и тихо мелодично выдохнул на одном дыхании слова, знакомые мне по учебнику истории:

— Достойна боя чести последнего на свой век…

Выстрел и кровавые мозги вылетают с другой стороны головы, фейерверком опадая на водную гладь, где пускают кровавые разводы. Но быстро тают, словно растворяясь в них. Тело кренится, падает и очень быстро превращается в пепел, который подхватывает какой-то невидимый ветер, растворяя его в воздухе.

На месте Скверны остаётся только револьвер.

И пустота.

Тишина.

Я один.

В мире, где можно умереть только наверняка.

Я медленно подхожу к револьверу и откидываю барабан, но там только гильзы. Последний шанс уйти остался в голове у Скверны, если он таковым являлся. Ни кинжала, ни патронов, что остались в сумке, ничего. Только револьвер с пустым барабаном и я.

А вокруг… я обернулся и не увидел ничего… Пустота… Вечная и неотвратимая пустота в сейфе, куда больше никто не попадёт…

Это же надо быть таким пидорасом…

Пройдёт день или неделя, а я не найду даже намёка на изменение пройдя столько…

Я буду идти, но не найду края этому ебаному миру… Пока не сдамся, буду идти упорно. Никакой призыв здесь не работает, словно ко мне не могут пробиться, как и не работают мои «особенности». Пройдёт около года и будет первая попытка самоубийства. Живучесть не даст мне сдохнуть. Даже раны от скверны уже начали зарастать здесь под естественным регеном.

Последняя попытка настолько неудачная, что это становится моим проклятием… Я сломал себе позвоночник…

пройдёт десять лет… я не могу даже двигаться… могу только беспрерывно лежать и кричать, пока не сорву себе горло в говно… а крик всё равно отдаётся звоном в ушах

со всей своей болью и ненавистью, живи вечно в этом мире. мои воспоминания становятся единственным, что есть… сломанная плёнка, которая крутит обрывки, что теперь и есть жизнь для меня…

недостойный боя чести последнего на свой век

моё сознание заполняет только крик… крик-крик-крик-крик-крик так пусто и одиноко… много лет… словно белый шум… шум… шу-у-у-у-у-у-у-ум…

бесконечность — это не предел… это проклятие

моё… проклятие…