Её ладонь приятно грел кристалл, который её мальчик выковырял из посоха.
Он был настоящим чудовищем. Монстр, тем, кто не останавливается не перед чем, если вознамерится что-то уничтожить. Он ломал людей, он ломал мир, он ломал систему, он ломал всё, к чему прикасался и нёс только смерть.
Все видят в нём монстра. Видят бесповоротное чудовище, которое жрёт всех подряд и выплёвывает только искорёженные останки. Он стал чудовищем, которого в пору ненавидеть и желать убить.
Но она видела напуганного мальчика, что никого и никогда не хотел трогать. Лишь борющегося за спасение человека, чья слишком хрупкая психика ломается, корёжится и приспосабливается из-за кошмара, который просто не способна выдержать. Она видела того, кому больно, кому страшно, и кто просто хочет выжить, не теряя надежду на светлое будущее. Потому её и тянет к нему — он никогда не теряет надежду, он никогда не теряет её.
И да… он её не потеряет…
Кристалл, что он, как выражается сам «скомуниздил» из её посоха, чтоб сделать из него оружие против богов. Это было очень смело с его стороны.
И этот свет… голубоватый отблеск, знакомая аура… Это не аура Скверны. Изменённая, почерневшая, как и божьи души, но какая из Клирии сестра, если она не почувствует в нём родное?
Мир…
«Ты всегда считала, что мир крутится только вокруг тебя», — думала Клирия, рассматривая кристалл. Не в плохом смысле этого слова. Любую ошибку Мир принимала на свой счёт. Если Отвага где-то что-то ломал, то Мир чувствовала себя так, словно это она сломала это. Если кто-то ошибался, то Мир всегда считала, что это именно её вина. — «Ты так много на себя брала всегда, так долго тянула эту ношу. Ты считала, что вся ответственность за всё всегда лежит на тебе. Потому даже планы ты строила только под себя, чтоб всё зависело только от тебя. Потому Патрик и стал твоим личным проклятием».
А ведь Мир могла просто связаться с ней без этой игры в злую буку, что рычит. Но предпочла отыграть по новым правилам, сыграть из-за кулис, пытаясь воздействовать из вне на всё.
Дурочка…
Клирия смахнула слезу, которых пролито уже немало.
Она отдала всё этому миру, потому хочет теперь выжать всё, что только можно, из него обратно. Всё до последней капли, пока только это возможно. Она не теряет надежду, ведь Клирия и есть она. Потому…
Энергия в кристалле… то, где пропал её Патрик…
«Мир, ты заточила его в нашем измерении, не так ли?», — с грустью усмехнулась Клирия.
Глупышка не думал даже, куда идёт и что его там ждёт, а она не думала, что тот использует против неё их же оружие.
Значит он просто в том мире… Просто заперт… По крайней мере, Мир могла прятаться только там, чтоб избежать контроля над собой. Видимо каким-то образом сохранила связь…
Но это не важно…
Прошлое пусть остаётся в прошлом, а ей теперь хочется получить от жизни всё. И если одно чудо она уже получила…
Клирия с жгучей любовью проводит тыльной стороной пальца по щеке своей дочери, такой крохотной, такой маленькой, такой милой. Дитя, которое стало для неё новым откровением и чудом; новым спектром эмоций и ощущений — от боли, до неведанного до этого любви к родному ребёнку.
…второе, она тоже должна забрать.
— Так ты поможешь мне, пожалуйста? — смотрит Клирия на Богиню Безумия. — Прошу тебя… Я так долго звала тебя, так долго пыталась связаться, ведь потеряла все свои силы до единой капли. И неизвестно, когда смогу связаться ещё раз. Я прошу об услуге как подруга взамен на это…
Она протягивает кристалл.
— Сила, что тебе пригодится, что может сделать тебя ещё сильнее, возвысить… И всего лишь… достать мальчишку из того мира…
Она хватает Богиню Безумия за руку, вкладывая ей кристалл в ладонь и словно умоляя, но ту аж тряхнуло. Не от умиления — от ужаса.
Клирия пыталась сделать из себя няшку-милашку, однако её подпорченная душа не давала такого эффекта. Она выглядела как милый ребёнок с доброй улыбкой в заброшенной психлечебнице, которая говорит, что очень хочет с тобой поиграть.
Да, она частично вернула свой облик, но эти голубые глаза, что раньше были добрыми и наивными, теперь стали расчётливыми и очень опасными. Добрая улыбка могла стать ухмыляющимся оскалом. И её лицо милое, как крышка гроба, которой тебя накрывают, хотя ты ещё жива.
— Пожалуйста, если ты была моей подругой… — давила Клирия.
— Я попытаюсь, — сдалась та.
— Спасибо тебе… Эта сила будет ключом к тому измерению.
— И… как мне его активировать? — поинтересовалась с сомнением Богиня Безумия.
— Ты же Богиня, — улыбнулась Клирия. — Ты поймёшь. Я буду ждать тебя.
Но едва Богиня Безумия исчезает, как тут же возвращается. Её не было буквально минуту, а она уже здесь, перед Клирией, и выглядит так, словно не была в этом мире около…
— Сутки… — выдохнула она. — Я там пробыла почти целый день.
— Но не нашла его? Не нашла моего Патрика?
— Я там пробыла целый день, но кроме бесконечной водной глади под чистым небосводом не увидела ничего. Клирия, там время течёт иначе?
— Возможно…
Время течёт иначе? Это их измерение, их законы и их правила, которыми они вольны распоряжаться. И Мир вполне могла оставить после себя прощальный подарок победителю. Это так мило с её стороны.
Однако Клирия спокойно могла признаться самой себе в том, что она поступила бы ровно так же, на прощанье обрекая вторгнувшегося на бесконечность бесконечностей. Ведь будучи наедине с собой, у тебя всегда будет время заглянуть в самого себя.
Настолько глубоко, что выбраться без посторонней помощи уже не получится.
— Но ты должна найти его, прошу тебя, — вновь бросилась к ней Клирия, строя жалобное лицо. Но теперь она понимала, что пугает Богиню Безумия, а не заставляет разжалобиться, чем беззастенчиво пользовалась. — Прошу тебя, очень прошу…
— Я поняла… Поняла я, всё, я найду его, однако находится там постоянно…
— Не постоянно. Там лишь встало время. Воспользуйся силой, что я тебе подарила, и найди его, — с нажимом слёзно попросила её Клирия. — Ты единственная, кто может с этим справиться.
Запускать там ход времени теперь не имело смысла, ведь иначе искать её Патрика придётся долго, а ждать здесь она не намерена.
«Потерпи ещё немного, мой милый», — улыбнулась она про себя, хотя отдавала отчёт себе в том, что вряд ли Патрик вообще что-то теперь будет воспринимать. Прошло около семи месяцев после его пропажи, что, переводя на то время… если учитывать, что для Богини Безумия сутки там длятся около минуты здесь…
Патрик пробыл не так уж и долго. Всего около восьмисот пятидесяти лет плюс-минус двадцать. Однако он в любом случае будет жить, и в любом случае его сознание останется там, в теле, пока оно дышит, если только он сам не нашёл какой-нибудь выход оттуда.
Клирия ждала. Сидя у костра, кормя ребёнка, а потом готовясь ко сну в лесу вдали от дороги среди деревьев, она ждала возвращения Богини Безумия вместе с её мальчиком.
И она дождётся его, если даже придётся запереть там саму Богиню Безумия.
Она ждала. Ждала несколько часов, и за это время Богиня Безумия успела несколько раз вернуться, так как…
— Я боюсь сама там потеряться.
— Я верю, что у тебя всё получится, — улыбалась в ответ Клирия, но в её ободряющей улыбке Богиня Безумия видела только угрозу.
Но рано или поздно Богиня наткнулась бы на него. Он наверняка не мог уйти далеко за эти восемьсот лет. Богине с силой Бога Скверны подобное будет по плечу.
И Клирия оказалась права.
В конечном итоге она была права, так как к полуночи Богиня Безумия вернулась с ним. Буквально явилась перед ней с ним на руках, аккуратно положив Патрика на спальный мешок.
Он не изменился. Ровно такой же, как и семь месяцев назад, когда он оставил её, уйдя на свою последнюю войну. Худощавый, но подкаченный, совершенно спокойный и умиротворённый.
— Это было нелегко… — выдохнула Богиня Безумия. — К тому же он ушёл слишком глубоко в себя, но я смогла его вытащить. Не полностью. Если хочешь…
— Как сильно он в себе? — задала Клирия вопрос, перебив её.
— Я коснулась его разума три раза, Клирия. Он слабо отзывается, что значит…
— Но он отзывается… — улыбнулась слегка странно она в ответ. — Патрик отзывается, значит, что он здесь.
Она с любовью приподняла его голову, прижав к своей груди, к своему сердцу.
«Раньше ты жаловался, что у меня маленькая грудь. Теперь ты доволен?», — улыбнулась она сама себе, уже ни на кого не обращая внимание. Ведь он был здесь, рядом с ней, прямо сейчас.
Клирия наклонилась и поцеловала его. Один раз, второй, третий… Его лоб, нос, губы, закрытые веки, словно пытаясь почувствовать своими губами каждый сантиметр его лица, чтоб убедиться в его реальности. Теперь он у неё. В кои-то веки теперь он у неё.
Каждый раз целуя его, Клирия чувствовала солоноватый привкус собственных слёз, которым теперь она могла дать волю. Нет смысла плакать над горем, но вот почему бы не отпраздновать слезами счастье? Ведь они столько прошли вместе, чтоб наконец воссоединиться…
— Я могу привести его окончательно в сознание, — заметила Богиня Безумия. — Можно сделать всего одно касание.
— Он может сам вернуться? — тут же спросила Клирия.
— Со временем, да, естественно, он придёт в себя. Однако это займёт вре…
— Я подожду, — ответила Клирия, с любовью убирая с его лица волосы, прижимая его к груди, словно пыталась вжать его голову туда как можно сильнее, словно как можно чётче пыталась почувствовать его у себя в руках. — О, я очень терпеливая, я буду ждать. Он придёт в себя у меня на руках. Мой милый… милый…
— Клирия? — слегка обеспокоено позвала та. — Ты как?
— Всё в порядке. Пусть лучше он сам вернётся в норму в кругу своей семьи, чем рывком вот так. У него теперь ведь есть время и его семья. Своя семья… Та, о которой он так мечтал. Так что ему ничего не грозит.
— У него, кажется, сломан позвоночник…
— Это тоже не беда. Целители не перевелись, а трудности делают семью только крепче и ближе, не так ли? — улыбнулась она, подмигнув Богине Безумия, которая не была уверена, как правильно реагировать. — В конечном итоге он теперь мой. Мой мальчик… мой милый мальчик… Мы будем жить вместе счастливой семьёй, у нас будет свой дом, своя семья, свой счастливый мирок…
— И ещё… я подобрала эту вещь около него. Видимо он пытался отчаянно пробить себе череп или ещё что этим, прежде чем сдался от затеи, — она протянула Клирии револьвер, который та без интереса положила на вещи и продолжила любоваться своим любимым.
— Он такой целеустремлённый. Но хорошо, что в этот раз сдался, — улыбнулась она, гладя его по голове.
Она продолжала так сидеть, не обращая внимания ни на что в течение десяти минут, прежде чем Богиня Безумия наконец решилась позвать её.
— И куда вы направитесь теперь?
— Куда? — посмотрела на неё Клирия, словно на мгновение её этот вопрос поставил в тупик.
Но теперь её глаза искрились светом счастья, который переполнял Клирию, на лицо вернулись мягкие черты, словно потерянные штрихи на портрете. Тени, что обычно преследовали её, наконец исчезли вместе с аурой, которая просто растворилась в ночной тишине и спокойствии.
Клирия лучезарно улыбнулась, как могут улыбаться только действительно нашедшие своё счастье в жизни люди, всё продолжая плакать.
— Далеко-далеко, Богиня Безумия, очень далеко. Мы осядем где-нибудь, пока он сам не придёт в себя и не сможет нормально двигаться, после чего поедем дальше. Я знаю, что у нас будут времена невзгод и может даже сор… но всё будет хорошо, ведь это жизнь. Мы уедем вместе. Туда, где нас не знают. Туда, где нас никогда-никогда и никто не найдёт. Туда, где мы будем наконец счастливы…
Я больше не слышал крика. Не слышал собственного бесконечного крика в своём сознании, как и не слышал его снаружи.
Зато я слышал ветер. Чувствовал его на своих щеках.
Впервые за десятки сотен лет я слышал что-то помимо собственного нескончаемого крика. Я… я прощён… теперь кажется я прощён за содеянное, и мне дали наконец покой.
Я слышал ветер, шёпот листьев, слышал пение птиц, слышал жизнь вокруг себя, даже ещё не открыв глаза.
А ещё я слышал чьё-то угуконье. Чей-то маленький голосок, кто ещё не научился говорить, показывая свой восторг через звуки. И я чувствовал маленькую ладошку, которая стучала меня по лицу, мягкую, с маленькими пальчиками.
Эти пальчики сейчас мне ноздри пытались растянуть зачем-то, но… Какая к чёрту разница? Я впервые за сотни лет чувствовал ещё что-то помимо влажного пола.
И я чувствовал дыхание на другой щеке, чувствовал, как кто-то носом тычется мне в ухо и тихо произносит:
— Проснись и пой, Патрик, проснись и пой… — лёгкий как ветер голос, полный жизни, которой я не видел и не слышал в пустоте. — Добро пожаловать домой…
Это был не мой голос, но узнать его я так и не смог.
Но… боги… я впервые за столько лет не слышу собственного крика…
— Просыпайся… жизнь зовёт… — мелодично пропел мне голос в одно ухо, когда в другое что-то весело угукал другой, дёргая меня за нос бессовестным образом.
Я счастлив…
Впервые за столько лет я плачу от счастья…