Мир приключений, 1967 (№13)

1

Когда часы начали бить девять, все еще было совершенно спокойно. В это тихое весеннее утро никто еще не знал и не думал, что с ним случится то, что случилось.

Но сначала послушайте, что было с совсем разными людьми в разных местах. А потом увидите, как всё соединилось и перепуталось.

Пионеры шестого класса Лида Шершилина и Миша Коробкин, начищенные и наглаженные, шли по Большой Минеральной улице.

Шли они с очень важным и почетным поручением: пригласить писателя Мамонтова на школьный вечер сегодня к шести часам. Это был последний, заключительный вечер. Завтра начнутся каникулы.

Все было готово; вышел даже специальный номер стенгазеты «На крючок» с полной биографией писателя. Не было только одного: согласия писателя. Он лишь вчера вернулся из Австралии. Так что сами понимаете, как трудно уговорить человека выступить где-то в школе на другой день после такого путешествия!

Поэтому и послали не кого-нибудь, а самых вежливых отличников: звеньевую Шершилину и председателя отряда Коробкина.

И было им сказано: пусть разобьются в лепешку, а приведут писателя. Потому что нельзя больше терпеть, как шестой «Б» задается своим вечером с водолазом!

А писатель Алексей Иванович Мамонтов, не подозревая о том, что его ждет, спокойно работал в своем кабинете на Садовой улице.

Во время путешествия он не успел записать кучу интересных вещей и теперь торопился это сделать, чтобы не забыть. Сейчас он записывал, как его укусила кенгуру.

Он написал: «укуси…» и задумался. Он не знал, как правильно писать: «укусила» или «укусил»? А потом вспомнил, как он удирал от кенгуру, и засомневался: стоит ли вообще это записывать? Кроме того, он никак не мог сосредоточиться. Как только он задумывался, ему начинало казаться, что он опять летит на самолете «ТУ-114», потому что вокруг него ходила тетя Лиза и гудела пылесосом. Почему-то она всегда бралась за пылесос именно тогда, когда он садился за стол. Правда, Алексей Иванович не раз пытался просить тетю Лизу убирать тогда, когда она пошлет его за булками. Но тетя Лиза находчиво отвечала, что если бы не она, то он сам, и его дом, и его пишущая машинка давно заросли бы паутиной, плесенью и грибами.

Алексей Иванович вздохнул, тоскливо взглянул на тетю Лизу и вышел в другую комнату.

Там на полках и стенах стояли и висели удивительные вещи — память о далеких путешествиях. Африканские маски, игрушки из Мексики, чучело райской птицы, коллекция невиданных бабочек, а теперь даже настоящий австралийский бумеранг.

Алексей Иванович прошел на балкон. Там стоял террариум, а в нем сидел грустный тритон, похожий на маленького дракона.

Алексей Иванович постучал пальцем по стеклу. Тритон встал на хвост и поглядел на палец писателя круглыми черными глазами.

А неподалеку, в Озерном переулке, на подоконнике второго этажа между кактусами сидел черный щенок, похожий на лохматый шарик, и лаял. Он лаял таким тоненьким голоском, что, если бы комар тоже умел лаять, их нельзя было бы различить.

Он лаял на все, что двигалось. Особенно на автобусы и троллейбусы. Он считал их большими собаками и обижался, что им можно бегать по улицам, а ему нет.

А пока он лаял, Алисина мама, собираясь уходить, говорила Алисе:

— Не подходи к плите… Боже мой, в ушах звенит от этой собаки!.. Никому не открывай. Нет, вы видали, чтобы в городе нельзя было найти няньку!.. Ты перестанешь гавкать, горе мое!.. Обед под салфеткой… Пять объявлений повесила — никто не является!.. Ну, будь умницей, я вернусь в пять!

— Еще не уходи. Ты еще не сказала: не трогай спичек, — напомнила Алиса.

— Не трогай спичек, — сказала мама и чмокнула Алису в нос.

Как только мама закрыла за собой дверь, щенок перестал лаять и соскочил с подоконника. Ему надо было отгрызть банты от маминых шлепанцев, пока ее нет дома.

Алиса поняла: он обиделся на маму за то, что ей не понравился его красивый лай. Она немедленно сунула голову под кровать:

— Шарик, когда ты все отгрызешь, полай, пожалуйста. Мне очень нравится, когда ты лаешь.

В это же время в одном деревянном домике на берегу реки три маленькие девочки и одна кошка сидели у телевизора и смотрели передачу «Строительство коксохимического завода».

Две девочки и кошка смотрели не шевелясь, и только самая маленькая клевала носом и время от времени падала со скамейки. Тогда сестры поднимали ее за шиворот и усаживали на место.

Когда на экране появились груженые самосвалы, старшая девочка, Валя, поднялась. За ней встала Галя, потом маленькая Люся. И они гуськом зашагали к двери. У телевизора осталась только кошка. Она все еще надеялась увидеть мышь или птичку.

А девочки вышли из домика, спустились к мосткам на речке, где их мать полоскала белье, и молча открыли рты.

Мать вытерла руки передником и сунула в рот каждой девочке по печенью.

Девочки повернулись, в том же порядке отправились обратно и уселись на свои места рядом с кошкой.

На экране уже не было коксохимического завода. Там пожилой гость из Финляндии говорил на финском языке.

…А теперь заглянем в одну очень уютную квартирку на той же Садовой улице, где живет Алексей Иванович. В этой квартирке вот уже сорок пять лет живут Сергей Васильевич и Таисия Петровна.

В это утро Сергей Васильевич, наморщив лоб, сокрушенно смотрел на шахматную доску. В руке он держал белого коня и никак не мог решить, куда его поставить. У него было трудное положение. Вчера в Саду отдыха он начал партию с очень серьезным противником: бывшим вагоновожатым трамвайного парка номер один. Когда вагоновожатый «съел» у Сергея Васильевича вторую пешку, пошел дождик, и партию перенесли на сегодня.

— Тася! — жалобно позвал Сергей Васильевич.

Но Тася, то есть Таисия Петровна, не отозвалась. Она поливала цветы на балконе и вела с ними беседу.

— Ну куда ты полезла? — укоряла она вьющуюся настурцию. — Тебя же, дурочку, там рамой, прищемит! Смотри-ка, бедную гераньку совсем затолкали!.. Да раздвиньтесь вы, в самом деле, всем хватит места… Иду! — сказала она и пошла с лейкой к Сергею Васильевичу.

— Тася, а что он может сделать, если я пойду так? — И он поставил своего коня на b:5.

— Тогда он возьмет его пешкой, — хладнокровно сказала Таисия Петровна и вернулась па балкон.

Сергей Васильевич печально смотрел на позицию, и вдруг ему в голову пришла гениальная мысль.

— Тася! — вскричал он вне себя. — Я иду сюда турой! И что ему остается делать?

Таисия Петровна, появившись, бросила только один взгляд на шахматную доску?

— Ему остается пойти сюда королевой и объявить тебе мат в два хода.

И она, переложив лейку из правой руки в левую, дала мат в два хода своему мужу. Тот долго молчал, глядя на черную королеву, которая прикончила его короля. Потом растерянно спросил:

— Куда же я пойду?

— За молоком, — сказала Таисия Петровна.

И, когда Сергей Васильевич надевал галоши в коридоре, Таисия Петровна сказала, всовывая ему в руки большой бидон:

— Только помни, что это наш последний бидон. И постарайся, если можно, не оставлять его на прилавке.

— Ну Тася! — сказал Сергей Васильевич.

Уже на лестнице он что-то пробормотал о человеческой несправедливости и стал медленно спускаться вниз.

Тут мимо него желтыми молниями пронеслись по перилам близнецы Боря и Лева. Они задели бидон, который Сергей Васильевич чуть не выронил.

Вот так началось это утро. У каждого были свои дела, никто даже не был знаком друг с другом. И кто же мог думать, что не пройдет и часа, как все начнет самым странным образом соединяться и перепутываться!

2

Делегатка шестого класса Шершилина очень гордилась своим поручением. Такое почетное она получила в первый раз.

Миша Коробкин был опытней. Он уже приглашал двух артистов цирка и одного академика и умел это делать.

Он поминутно вынимал блокнот, заглядывал в него и прятал обратно. А потом, страдальчески глядя вверх, шевелил губами: учил наизусть то, что скажет писателю.

Когда он дошел до: «…ваши познавательные книжки воспитывают в нас…», Лида дернула его за рукав и тревожно спросила:

— Слушай, а что, если он опять куда-нибудь улетел?

Миша не слушал. Он учил текст про Алексея Ивановича. Бедный, он всегда все учил наизусть! Но зато не боялся, что где-нибудь скажет не то, что надо.

А Лиду грызли сомнения. Она теребила Мишу за рукав:

— А что, если он обещал уже другой школе? А если он скажет: «Уходите вон»?

Миша остановился.

— Слушай, Шершилина, — строго сказал он, — я до сих пор не понимаю, почему со мной послали тебя, а не Витю Витковича. Но, если уж ты попала в делегацию, не задавай дурацких вопросов, веди себя прилично.

Лида замолчала и виновато поглядела ему в глаза.

Раз нельзя было разговаривать, Лида стала на ходу заплетать косичку и расправлять бант, который сидел на ее голове, как бабочка-капустница. Когда они проходили мимо шляпного магазина, Лида даже отстала от Миши и на ходу присела перед витриной, чтобы разглядеть себя в зеркале между шляпами.

Миша оглянулся. Он увидел Шершилину, сидящую на корточках, горько усмехнулся, взял ее за руку и перевел на другую сторону. Они пошли мимо дома, застроенного лесами.

— Я, кажется, предвижу, — сказал Миша, — что из-за тебя будет масса неприятностей.

И не успел он досказать, как сверху, с лесов, свалилось ведро с мелом. Правда, им удалось отскочить, но несколько брызг все-таки попало на Мишу.

А кто-то усатый свесился сверху и, вместо того чтобы извиниться, заорал, что у него не сто рук, что пускай все идет к черту и что если ему не пришлют подсобниц, то пятого этажа не будет.

Миша посмотрел на свои парадные брюки с белыми кляксами и задохнулся от негодования. Лида никогда еще не видала, чтобы чинный, спокойный и рассудительный Коробкин так сердился!

Миша кричал усатому, что тот не имеет права! И что пускай он сначала заплатит за брюки девять рублей сорок копеек.

Лида пыталась его успокоить. Она говорила, что это ничего, это только мел, он высохнет и стряхнется. Но, только когда Лида сказала: «Мы же опоздаем!» — он замолчал и зашагал дальше.

— Это все ты! — проворчал он.

— Почему я? — поразилась Лида.

— Потому, что если бы ты не торчала перед зеркалом, ведро бы упало не впереди, а сзади. Понятно?

На это Лида не нашлась что ответить. Она притихла, и некоторое время они шли молча.

Им навстречу по мостовой медленно ехала бочка с квасом. За бочкой мирно двигалась очередь людей с бидонами и графинами.

Вдруг Лида ахнула. Глаза ее засверкали: последним в очереди ковылял на самокате плутоватый мальчишка — родной брат Лиды Шершилиной.

Но ведь она, уходя, сама заперла его в квартире!

Он делал вид, что смотрит в другую сторону, а сам косился на сестру.

— Женька! Как ты смел вылезти! — грозно закричала Лида. — Иди сейчас же домой!

— А что, нельзя квасу попить? — простодушно сказал хитрый Женька и погремел медяками.

— Женька! Что я сказала! — завопила Лида не своим голосом. А Женька скрылся за углом вместе с очередью.

Лида ринулась было за ним, но Миша схватил ее за платье.

Лида не могла успокоиться:

— Ты подумай! Спустился по трубе, специально чтобы за мной следить! А? Как только я куда-нибудь, так он сзади хвостом! Думаешь, он пошел домой? Вот я ему сейчас…

— Что тебе важней, — холодно спросил Миша, — бегать за Женькой или выполнять свое пионерское поручение?

— Выполнять, — сказала Лида, и они пошли дальше.

…Лида хорошо знала своего брата. Когда они свернули на Суворовскую и проходили мимо почтамта, она заметила за колонной колесико самоката.

— Ну, что я тебе сказала? — крикнула Лида и, бросившись за колонну, вытащила притаившегося Женьку. — Ты опять за мной? Опять за мной?

— А что, мне нельзя купить марку с Гагариным за четыре копейки? — спросил хитрый Женька.

И вы думаете, он купил марку и пошел домой? Как бы не так. Когда Лида с Мишей перешли улицу, Женька был опять здесь. Он пытался спрятаться за спиной какого-то толстяка, а когда тот свернул в парадное, быстро пристроился к кучке людей у двери закрытого зоомагазина. Тут спрятаться было негде, и Женька сам выскочил навстречу Лиде и заорал:

— Знаешь что? Сюда ежей привезли! Сейчас быстро куплю ежа — и домой!

Счастье Женьки, что Лида так торопилась, а то бы она непременно отвела мальчишку домой за шиворот. Но Миша потащил ее дальше.

И вот делегаты стоят на площадке третьего этажа, перед дверью, где живет писатель и путешественник Мамонтов. Затаив дыхание они прислушиваются. Из-за двери доносится какое-то странное гудение.

— Слышишь? — прошептала Лида в восторге. — Это, наверное, какое-нибудь австралийское существо!

— Не болтай! — сказал Миша.

Он тщательно стер с брюк последние следы мела, расправил концы галстука и причесался маленькой гребенкой.

— Ну, смотри, Шершилина! — строго сказал он и нажал звонок.

Гудение прекратилось. Щелкнул ключ, и дверь медленно начала открываться. Лида и Миша недаром считались самыми вежливыми в шестом классе. Дверь еще не совсем открылась, как они разом громко, отчетливо, ясно сказали:

— Здравствуйте, Алексей Иванович!

На пороге, опершись на швабру, неподвижно стояла величественная дама. Некоторое время она испытующе смотрела сверху на Коробкина и Шершилину, а потом закрыла дверь.

— Это как же? — сказала Лида с обидой. — Уходить?

— Обижаться будешь у себя дома, — сказал Миша.

Они стояли, не зная, как поступить. Но тут дверь открылась опять. Та же мощная дама кивком головы предложила им войти в переднюю, пропустила мимо себя и закрыла за ними дверь. Потом удалилась в комнаты, оставив гостей в темноте. Только из узкой щели падал луч света на стенку.

Лида дернула Мишу за руку.

Со стены свирепо смотрела на них черная страшная голова с оскаленными зубами — древняя мексиканская маска.

— Что это? — ахнула Лида и на всякий случай попятилась.

Миша нервно поправил галстук и сердито шепнул:

— Не ахай и не таращи глаза, а то он подумает, что ты совсем дура.

Вдруг они услышали:

— Куда вы их девали, тетя Лиза?

Дверь в комнаты распахнулась, в переднюю ворвался свет, а вместе со светом — веселый человек Алексей Иванович.

— Вы чего тут в темноте? — закричал он, схватил их за руки и втащил в комнату. — Ну, здравствуйте! — сказал Алексей Иванович.

И представьте себе, что эти двое, самые вежливые ребята в шестом классе, забыли ответить «здравствуйте». Такая это была сказочная комната, такие невиданные птицы свисали на нитках с потолка, такие копья и стрелы сверкали на стенах, такие удивительные человечки танцевали на полках, что Миша забыл даже речь, которую он вызубрил наизусть.

Они замерли посреди комнаты и только вертели головами.

Алексей Иванович тоже молчал. Он задумчиво смотрел на гостей, но он уже их не видел. Перед его глазами витало сказочное животное, которого нет нигде в мире, кроме Австралии… с утиным клювом и шерстью… Скорей, скорей записать эту встречу!

И он бросился было в кабинет, но вспомнил о гостях.

— Извините, я сейчас! — виновато сказал он, сунул им в руки стеклянный ящик, где сверкали невиданные бабочки, и скрылся.

Тотчас в кабинете застрекотала машинка.

Миша многозначительно посмотрел на Лиду:

— Поняла, Шершилина?

Лида кивнула. Они на цыпочках отошли подальше от двери в кабинет, уселись на диванчике и стали рассматривать огромную лазурную бабочку.

Лида подумала: вот если б ей такие крылья! И она представила себе, как она влетает в шестой класс на лазурных крыльях… Интересно, что бы сказала Галина Ивановна!

Миша тоже смотрел на бабочек. Но бабочки его никогда не интересовали. Он уже мысленно писал в газету статью: «Знаменитый писатель тепло принял председателя отряда Михаила Коробкина и сопровождающую его Шершилину…»

Тут перед ними выросла тетя Лиза с тряпкой в руке.

— Трогать нельзя! — раздался над ними голос, похожий на гудение пылесоса.

Тетя Лиза отобрала бабочек. Метнув неодобрительный взгляд на гостей, тщательно протерла тряпкой стекло и поставила коробку на место. После этого она удалилась на балкон.

А в кабинете стрекотала машинка. За первой фразой лежала вторая, третья… Алексей Иванович еле успевал записывать. Когда он дошел до детенышей утконоса, он улыбнулся и вдруг вспомнил, что у него сидят гости.

«Ах я свинья!» — сказал он сам себе и выскочил из кабинета. Делегаты сидели не шевелясь. Бабочек у них не было.

— Извините меня! — сказал Алексей Иванович. — Мне осталось только разделаться с утконосом. Я вижу, вам надоели бабочки? Ладно, сейчас вы увидите кое-что интересней!

И, обняв за плечи делегацию, Алексей Иванович поволок ее на балкон. Там тетя Лиза протирала тряпочкой завитушки балконной решетки. Но Алексей Иванович собирался показывать гостям не тетю Лизу, а пятнистого тритона, похожего на маленького дракончика. Только вместо когтей у него на лапках были перепонки, и весь он переливался веселыми красками: желтой, зеленой, оранжевой…

— У кого кошка, — сказал Алексей Иванович, — у кого собака, а у меня дракон. Мы с ним по вечерам в домино играем, — добавил он, покосившись на ребят.

Тетя Лиза презрительно фыркнула, Миша вежливо улыбнулся, а Лида покатилась со смеху и спросила:

— А кто выигрывает?

— Он, — сказал Алексей Иванович. — Ну, а теперь я в последний раз убегу на одну секунду, хорошо? А потом вы мне расскажете, зачем я вам понадобился.

Он ушел. На балконе остались: Лида, Миша, тритон и тетя Лиза. А внизу, на другой стороне улицы, стоял Женька с самокатом. Как вы понимаете, он и не собирался идти домой. Не было человека, который мог бы скрыться от Женьки, если Женька решил узнать, куда и зачем он пошел!

Когда его сестра появилась на балконе, Женька торжествующе усмехнулся: теперь он знал куда. Осталось узнать только зачем.

Тетя Лиза опустилась на корточки и стала протирать одну за другой ножки столика, на котором стоял террариум.

Лида прижалась носом к террариуму и постучала пальцем по стеклу.

— Осторожней! — рявкнула снизу тетя Лиза.

Лида отскочила, задев ножку столика, и… страшно сказать! Террариум — с лесенками, камешками, водой, песком — опрокинулся на тетю Лизу!

А тритон скользнул через решетку и исчез.

Последнее, что увидели делегаты, была тетя Лиза, окаменевшая перед ними. На ее голове, словно скафандр водолаза, покачивался террариум.

Лида и Миша не помнят, как они промчались через комнаты, как чуть не сбили с ног Алексея Ивановича, как скатились по лестнице, как в конце концов упали на скамейку в Саду отдыха.

3

Сергей Васильевич не спеша возвращался из молочной. В руках у него был бидон, а в мыслях — шахматная партия с вагоновожатым. Он будет сегодня ее доигрывать, а у него не хватает двух пешек… Сергей Васильевич не переставал думать об этой партии с той самой минуты, как вышел из дому. Поэтому не нужно удивляться, что он забыл в молочной крышку от бидона.

Надо же было, чтобы ход, спасающий коня, пришел к Сергею Васильевичу как раз под тем балконом, где в этот момент опрокидывался террариум!

Сергей Васильевич даже остановился. Погруженный в расчеты, он не слыхал ни визга тети Лизы, ни грохота упавшего столика.

Он не заметил даже, как что-то вылетело откуда-то и, описав дугу, шлепнулось в бидон и нырнуло в молоко.

— Да! — сказал сам себе Сергей Васильевич. — Кажется, это выход! — и бодро зашагал к дому.

Мимо него промчались мальчик и девочка.

— Осторожней! — сказал он, прижав к себе бидон.

Никто не заметил, что произошло. Решительно никто, кроме Женьки. Женька видел все с самого начала до самого конца.

И теперь перед ним была новая тайна: кто влетел в молоко?

Женька не был бы Женькой, если бы не кинулся по следам таинственного существа, исчезнувшего в бидоне. И он, гремя самокатом, ринулся через улицу.

Но, как назло, огромный самосвал, вылетев из-за угла, заставил его попятиться. За ним шел второй, третий… им, кажется, конца не было! Они закрыли другую сторону улицы, и Женька не видел, как его сестра и Миша, выбежав из парадного, помчались куда-то.

Когда самосвалы проехали, старик с тайной в бидоне был далеко.

Женька работал изо всех сил. Он размахивал правой ногой, обгоняя шарахавшихся прохожих и пугая голубей, пока не налетел на коляску с ребенком.

Не хочется рассказывать, что произошло дальше. Но, когда мать ребенка выпустила Женькино ухо, старик уже исчезал в парадном. А когда еле дышавший Женька ворвался в парадное, где-то наверху уже захлопнулась дверь.

4

Съежившись на скамейке, Лида хотела только одного: чтобы случилось землетрясение, треснула земля и она с Мишей и скамейкой провалились неизвестно куда. Или заблудиться в лесу, чтобы ее никогда не нашли… Или чтобы она была не она, а совсем другая и звали ее не Лида Шершилина, а все равно как, и чтобы ничего этого не было… В ее ушах еще стоял яростный визг тети Лизы, а в глазах — страшное зрелище падающего террариума.

А Миша сидел, закусив губу, нервно постукивая ногой по песку, и хотел только одного: убить Шершилину. И лишь благородство и высокая пионерская сознательность удерживали его от этого справедливого шага. Но что-то с этой подлой девчонкой надо было сделать. И не зная, с чего начать, Миша сверлил ее злыми глазами.

А вокруг шла безмятежная жизнь, будто ничего не случилось. Прыгали воробьи, старики читали газеты, девочки собирали прошлогодние желуди, мамы и бабушки катали коляски с младенцами.

— Что ж теперь будет, что ж теперь будет?.. — шептала Лида, глядя на песочницу, валявшуюся на дорожке.

Миша взорвался:

— Ах, вас интересует, что теперь будет? Пожалуйста! Я доложу совету отряда, что писатель не придет, мероприятие сорвано, отряд опозорен. А вы доложите, как явились делегаткой к знаменитому писателю, истребили его животных и все перебили в доме!

— Террариум не разбился, — робко пролепетала Лида. — А песок и камешки можно принести…

— А тритон? — прошипел Миша.

Лида охнула, и слезы закапали на песок. Бедный, бедный дракон! Какая ужасная гибель!

Миша встал.

— Давай-давай реви, бывший делегат Шершилина!

— А ты? — прошептала Лида.

— А я не обязан отвечать за твое хулиганство!

Тут Лида заревела в голос.

На них стали оборачиваться.

Какой-то старичок выглянул из-за газеты, а девочки со скакалкой подошли ближе.

— Миша, не уходи! — взмолилась Лида.

На них смотрели со всех сторон.

— Знай, Шершилина, что пионер не оставляет товарища в беде! — громко сказал Миша и сел на скамейку.

— Какой ты хороший, Мишенька! — сказала Лида, рыдая.

— Не реви, не мешай мне думать.

Лида проглотила слезы. Она смотрела на Мишу с последней надеждой. Бывают же чудеса на свете! Ну пусть редко, но все-таки…

Что, если Миша сейчас все придумает? И Алексей Иванович их простит, и тритон не убился, и не придется рассказывать отряду о своем позоре…

— Сколько у тебя денег? — вдруг спросил Миша.

Лида лихорадочно вывернула карманы. Кроме огрызка карандаша и катушки белых ниток, у нее нашлось 29 копеек.

Миша вынул аккуратный маленький кошелек и высыпал на ладонь: перламутровый ножичек, запасной пионерский значок и новенький полтинник. Оп всыпал все это и еще Лидины 29 копеек обратно, застегнул кошелек на кнопку и встал со скамейки.

— Пошли.

— Куда? — робко спросила Лида.

Но он не ответил. И Лида, разрывавшаяся между отчаянием и надеждой, поплелась за ним.

5

Лида не замечала улиц, по которым они шли. Она видела только Мишину спину и старалась не потерять ее в толпе. Миша шагал, не оглядываясь. Неожиданно он свернул в какой-то магазин. Лида вбежала за ним, не посмотрев даже на вывеску, и только там, внутри, поняла, что они в зоомагазине.

Вдоль стен до самого потолка стояли пустые клетки, такие маленькие и тесные, что нельзя было понять, для кого они — для птиц или для мышей. У прилавка толпились разные люди. Продавец набирал совком из ящика красных копошащихся червячков и развешивал в фунтиках.

Сбоку стояли аквариумы. В зеленоватой воде метались маленькие хвостатые рыбки. На подоконнике были навалены безрадостные куски серого туфа. В темном углу в клетке сидел какой-то печальный зверь — Лида не могла разобрать, кто это.

Миша не терял времени. Он протискивался между мальчишками и покупателями, пока не оказался рядом с продавцом.

— Сколько стоит тритон? — спросил он.

— Нет тритонов, — ответил продавец.

— А когда будут? — спросил Миша упавшим голосом.

— Когда наловишь, — сказал кто-то из очереди.

— Поезжай в Крым, — дружелюбно посоветовал другой.

— Как же так!.. — обидчиво начал Миша.

Но тут кто-то потянул его за рубашку. Миша оглянулся и увидел парня, похожего на фотонегатив: так загорело его лицо и выгорели волосы. Парень подмигнул и пошел к выходу. Миша за ним, Лида за Мишей. Все трое вышли на улицу. Мальчишка свернул в первые ворота и поманил их пальцем.

— Кролика надо? — шепотом спросил он и отогнул полу пиджака.

Из внутреннего кармана торчали серые уши крольчонка.

— Ой, какой!.. — начала Лида.

Но Миша твердо сказал:

— Не надо.

— А вот! — И мальчишка, как фокусник, вытащил откуда-то белую мышь с розовым хвостиком.

Лида пискнула.

— Нам нужен тритон. Понял? — вразумительно сказал Миша.

— Чудаки! — фыркнул мальчишка. — Им дают законного кролика, а они…

Но, заметив по лицу покупателя, что сделка не состоится, быстро запахнул пиджак и сказал:

— Ладно. Можно тритона. Три рубля!

Лида ахнула.

— Ты что, с ума сошел? — возмутился Миша.

— Не нравится — иди в магазин. Мне еще твоего тритона ловить надо!

— Так он же в Крыму…

Мальчишка не смутился:

— Вот видишь, а говоришь — дорого!

Этот ответ даже Мишу сбил с толку.

— Как же: он там, а ты здесь…

Мальчишка не лез в карман за ответом:

— Кто знает места, тот и здесь поймает. Одним словом: берешь или не берешь?

— Погоди, мы сейчас, — сказал Миша и отвел Лиду в сторону. — Беги домой, неси три рубля! Я его задержу, — сказал он пронзительным шепотом.

Лида с ужасом посмотрела на него:

— Ой, мне не достать! Дома никого. Мама на дежурстве…

— Ну, Шершилина! — только и мог сказать Миша.

— Эй, вы там, берете или нет? — крикнул мальчишка.

— Берем! — буркнул Миша. И шепотом сказал Лиде: — Ладно. Пойду к отцу на работу. Но имей в виду: потом отдашь!

— Честное слово, Мишенька, отдам!

Миша подошел к продавцу:

— Неси своего тритона.

— Давай деньги!

Миша фыркнул:

— Вперед?! Еще чего!

Тритонщик возмутился:

— Это чтоб я мучился, доставал, тащил, а вас потом поминай как звали?

Теперь возмутился Миша:

— Ага! А ты хочешь, чтобы мы тебе дали деньги, а потом тебя поминай как звали?

Разговор зашел в тупик.

Лида, увидев, что рушится последняя надежда, вмешалась в разговор. Она пыталась уговорить обоих, чтобы они поверили друг другу и что никто никого не обманет.

Но продавец тритонов и покупатель стояли на своем. И, только когда Миша сделал вид, что уходит, мальчишка сказал:

— Ладно, давай аванс. Копеек пятьдесят.

Лида было обрадовалась, но Миша твердо сказал, что аванса не будет.

Тогда тритонщик, чувствуя, что сделка проваливается, сдался и только потребовал шесть копеек на трамвай для скорости.

Тут Миша не возражал. Он достал из кошелька пятак и две копейки и спросил копейку сдачи. Но у продавца тритонов копейки не было. Лида испугалась, что опять все разладится, но Миша догадался разменять две копейки в газетном киоске.

— Когда будет тритон? — спросил он.

Мальчишка озабоченно поднял глаза к небу и сморщил лоб.

— Значит, так. На этом самом месте. Через полчаса.

Миша выглянул из ворот. На больших часах почтамта было двадцать пять одиннадцатого.

— Значит, без пяти одиннадцать чтоб тритон был здесь! — строго сказал Миша.

— Будет сделано! — крикнул мальчишка на бегу, и его белая голова сверкнула уже на другой стороне улицы.

Лида сияла.

— Какой ты молодец, Мишенька! Как ты все чудно устроил! Мы сразу же ему отнесем, да? И скажем: простите нас. И ей скажем: простите, хоть она и противная, правда?

— Ты глупа, Шершилина. Жди его здесь. Никуда ни шагу!

— Хорошо, Мишенька, — покорно сказала Лида.

— Я могу немного задержаться. Скажешь ему, чтобы подождал.

— Да, Мишенька.

— Дашь ему в крайнем случае семьдесят три копейки. — И Миша высыпал Лиде в руку монеты из кошелька.

— Я дам, Мишенька.

— Но не смей давать, пока он не покажет тритона. И чтобы все лапы были целые и хвост. Поняла?

— Поняла, Мишенька.

— Ну, смотри, Шершилина! — сурово сказал Миша и ушел.

6

— А где же крышка? — спросила Таисия Петровна, едва Сергей Васильевич вошел в переднюю.

Сергей Васильевич поглядел на бидон.

— А разве была крышка? — удивился он.

— Конечно, могло быть хуже, — кротко заметила жена. — ты мог принести домой крышку и оставить в молочной бидон.

— Ну, Тася… — обиделся Сергей Васильевич и пошел прямо к шахматной доске.

Таисия Петровна отнесла бидон на кухню. Она сняла с полки голубую кастрюльку и вылила в нее молоко.

Бидон выпал из ее рук и покатился по полу.

Опершись лапками о край кастрюли, на нее смотрел маленький пестрый дракон, а из молока торчал его колючий гребень.

С минуту Таисия Петровна и дракон смотрели друг на друга. А потом она безмолвно вышла из кухни. Ее слабое сердце не позволяло ей находиться в одной комнате с таким существом.

Она тихо тронула за плечо Сергея Васильевича.

— Сережа, — сказала Таисия Петровна нетвердым голосом, — пойдем со мной.

У Таисии Петровны было такое выражение лица, что Сергей Васильевич тотчас встал и пошел, поддерживая жену под локоть.

В кухне Таисия Петровна подвела мужа к кастрюльке и показала пальцем.

— Скажи мне, что оно такое? — спросила она.

Сергей Васильевич начал хлопать себя по всем карманам, как делал всегда, когда ему нужны были очки. Таисия Петровна сунула ему свои, и он наклонился над кастрюлькой.

— Что ты! Хочешь, чтобы оно цапнуло тебя за нос? — крикнула Таисия Петровна и оттащила мужа подальше. — Знаешь, какой был случай в Ленинграде на почтамте? Один раз пришла посылка для зоосада со змеями.

— Ну, ну? — сказал Сергей Васильевич.

— А начальник почты сунулся туда, вот вроде тебя, а змея и схвати его за нос!

— И что же он?

— Спасибо, змея была не ядовитая. А туркменская эфа в пустыне сама скачет на людей! Видишь? А ты суешься!

— Так ты считаешь, что это змея? — задумчиво спросил Сергей Васильевич. — А это ничего, что у нее лапки?

Таисия Петровна возмутилась:

— Посмотрите на этого человека! Притащил неизвестно что, неизвестно зачем и еще меня расспрашивает про лапки!

Сергей Васильевич заморгал глазами и робко сказал:

— Тасенька, честное слово, понятия не имею, как оно туда попало. А что это такое, мы сейчас узнаем.

И он направился к полке, где стояло пятьдесят томов Большой советской энциклопедии.

— И на какую букву ты собираешься смотреть? — осведомилась Таисия Петровна.

Сергей Васильевич смущенно улыбнулся.

— И ничего смешного, — сказала Таисия Петровна. — Как бы оно ни называлось, я знаю одно: звери в молоке не водятся.

Она храбро поддела шумовкой дракона, который невозмутимо сидел в той же позе, и дала стечь молоку. Тут она увидела перепонки на лапках и обрадовалась.

— Ну вот, теперь я знаю, что оно из лягушек. И чего только не подбавляют в молоко эти жулики! Дай скорей миску!

Дракон перебрался в миску.

— Теперь тебе лучше. Поплавай, миленький!

Сергей Васильевич, который почему-то чувствовал себя виноватым, услыхав, что жена разговаривает с родственником лягушки, понял, что гроза миновала.

— Я рад, Тася, что он тебе понравился, — скромно сказал он.

Таисия Петровна уничтожающе посмотрела на него:

— Если ты в другой раз захочешь сделать мне подарок, пожалуйста, не клади его в молоко!

— Ну Тася! — сказал Сергей Васильевич.

7

Лида сидела на тумбе у подворотни под надписью «ЗВОНОК К ДВОРНИКУ». Она немного успокоилась и даже начала заплетать растрепанную косу, поглядывая на большие часы па почтамте. Минутная стрелка сперва долго-долго стояла на одном месте, а потом сразу перепрыгивала на другую минуту. И Лида подумала: какое было бы счастье, если бы тогда, на балконе, когда она прилипла носом к террариуму, стрелка сразу перепрыгнула на десять минут — и ничего бы не случилось! Тут она подумала, какая она глупая, и сокрушенно покрутила головой.

К ней подошел человек с чемоданом и спросил, как пройти на Колокольную улицу.

Она пошла с ним до угла и показала. А потом опять села на место.

Прошло двадцать три минуты. Теперь Лида думала о том, очень ли больно, когда на голову хлопается террариум, или только обидно. Плохо, конечно, что там был песок, он мог попасть в глаза…

Мимо нее прошла маленькая девочка. У нее развязался шнурок, и она все время на него наступала. Лида догнала ее и завязала шнурок бантиком. И опять уселась ждать и думать. Теперь она думала об Алексее Ивановиче: что у него нет ни кошки, ни собаки. Был только один дракон, а теперь нет никого… И ей так захотелось сказать ему, чтобы он не горевал, что Миша сейчас достанет три рубля, что мальчик принесет тритона и Алексею Ивановичу опять будет с кем играть в домино! Тут она тихо засмеялась.

А что, если узнать телефон и позвонить Алексею Ивановичу? Да нет. Он и разговаривать не станет. Повесит трубку, и все.

Она опять погрустнела. А если телеграмму?

Было без десяти одиннадцать, когда к подворотне примчался тритонщик.

— Видала точность? — заорал он на ходу, показывая на часы.

— Молодец! — закричала Лида. — Умница! Тритон хороший? А лапки все?

— И лапки и крылышки! — гордо сказал тритонщик.

— Какие крылышки?

— А как он, по-твоему, летает? — хладнокровно сказал мальчишка.

Лида захлопала глазами. Она представила себе, как тритон летает вокруг тети Лизы…

— Покажи, — пролепетала она.

Тритонщик таинственно поманил ее в подворотню.

— На! — и царственным жестом протянул ей взъерошенного чижика.

Лида ахнула:

— Что это?

— Что надо, и еще лучше!

— Но это же не тритон, это птичка! — Лида с отчаянием смотрела на продавца.

Мальчишка сорвал кепку с головы и шваркнул об землю.

— Да вы что?! — завопил он. — То им одно, то другое! Бегаешь как собака, а они нос воротят! Давай деньги!

Лида стояла с самым несчастным видом. Она не могла вставить ни одного слова, пока он не кончил кричать.

— Да что ты, мальчик! — наконец сказала она. — Ты, наверное, не понял. Мы чижика не просили. Мы просили тритона.

— Говори: этого берешь?

— Не беру! — твердо сказала Лида.

Тут, как ни странно, мальчишка сразу успокоился, поднял кепку и надел на голову.

— Железно, — сказал он. — Будет тритон.

— С гребешком? — спросила Лида. Она вспомнила, что у того тритона был гребень.

— С гребешком. Через два часа здесь. Давай десять копеек.

— Аванс? — деловито спросила Лида.

Тритонщик презрительно посмотрел на нее.

— На автобус!

Лида дала ему гривенник, и он моментально скрылся из виду.

8

Подумав, Лида подняла с тротуара пустую коробку от папирос «Казбек», оторвала крышку и на обратной стороне написала: «Миша, я на почте». Заткнула записку за табличку «Звонок к дворнику» и помчалась на почтамт.

Там она взяла телеграфный бланк и принялась сочинять телеграмму Алексею Ивановичу.

Это оказалось не так просто. Во-первых, перья: они или не писали совсем, или продирали бумагу. Во-вторых, люди. Наверное, у Лиды было что-то такое в лице, что к ней все подходили с просьбами и она никому не могла отказать. Сперва она показала старушке Степановой, где расписаться на переводе от сына. Потом старательно выводила адрес на посылке в Якутию. Потом читала письмо женщине, которая забыла дома очки.

И только после этого, забравшись в дальний угол, смогла заняться телеграммой. И стала писать все, что думала и чувствовала:

И, дуя на телеграмму, Шершилина стала в очередь. Она очень радовалась, что Алексей Иванович скоро получит телеграмму и утешится. Сияя, она протянула бланк телеграфистке.

Телеграфистка в зеленой кофточке, быстро подчеркивая, подсчитывала слова.

— Скажите, она скоро дойдет? — спросила Лида.

— Скоро. Фамилия как? Мершилина?

— Шершилина, — отчетливо, как в классе, сказала Лида, всунув голову в окошечко. И вдруг с ужасом увидела, как телеграфистка писала на бланке: «1 рубль 15 коп.».

— Ой, что вы! У меня денег не хватит! У меня только шестьдесят три копейки!

— Так не пиши тридцать пять слов! — И телеграфистка бросила телеграмму обратно.

— А сколько можно на шестьдесят три копейки?

— Половину!.. — сказала телеграфистка и уткнулась в следующую телеграмму.

Лида отошла в уголок и задумалась.

Выходит, надо выбросить из телеграммы семнадцать слов. Самое меньшее! Адрес — восемь слов — трогать нельзя, а то ее, наверное, не туда доставят. Значит, на весь разговор Лиде остается всего-навсего десять слов! Вот это была задача! Но что бы ни было, самые хорошие слова она оставит.

Можно вычеркнуть «очень», хотя она в самом деле очень виновата… Дальше. Какое из двух слов оставить: «дорогой» или «уважаемый»? «Дорогой» лучше.

Потом Лида сообразила: если «Алексей Иванович» есть в адресе, он же поймет, что это написано ему. И вычеркнула еще эти два слова.

Тут Лида вспомнила, что один раз получила телеграмму: «Поздравляю днем рождения». «С» не было, но мама сказала, что в телеграммах так и надо. Значит, все маленькие слова вон!

И Лида сразу выкинула: «и», «с», «я», «из». Телеграмма стала короче еще на четыре слова!

Осталось выбросить десять слов. Но чем их меньше оставалось, тем было труднее вычеркивать.

«Пожалуйста не горюйте дракона достали» — это совершенно необходимые слова.

«Гребешком» надо оставить. Лида вычеркнула «вечером», «извините» и «нас». Что же получилось?

«Очень хорошая телеграмма», — решила Шершилина и сосчитала слова. Шестнадцать! Ой, еще шесть слов лишних!

С тяжелым вздохом она выбросила хорошее слово «пожалуйста» и не такое хорошее — «школы».

И тут она сообразила, что знаменитого писателя в его собственной квартире почтальон найдет и без имени-отчества. И вычеркнула из адреса «Алексею Ивановичу».

Оставалось два слова лишних, но Лида уже ничего больше не могла выбросить.

И она понесла телеграмму, как есть.

— Извините, — жалобно сказала Лида телеграфистке, — у меня никак больше не сокращается.

Телеграфистка стала читать телеграмму, и брови у нее поднимались все выше и выше. Вдруг она вскочила и унесла телеграмму к дальнему столу, где ее подруга стучала телеграфным ключом. Они начали хохотать. Потом обе подошли к окошечку и высунулись к Лиде:

— Слушай, а что это за «дракон» и «ваша тетя»?

Лида быстро рассказала свою горестную историю. Девушки ахали и фыркали. Потом телеграфистка сказала:

— Все равно два слова надо сократить.

— Сама знаю, — печально сказала Лида. — Но какие?

— Может быть: «Не горюйте»?

— Ой, что вы! — испугалась Лида. — Самые главные слова!

— Тогда: «Не хулиганка», — сказала телеграфистка и вычеркнула. — Теперь все в порядке.

Лида высыпала все свои деньги на окошечко, а телеграфистка протянула ей квитанцию.

— Шестьдесят четыре копейки? — вскрикнула Лида. — А у меня шестьдесят три!

— Такая история стоит дороже, — весело сказала телеграфистка.

— Большое спасибо, я отдам, — сказала Лида. И тут на почтамте появился Миша Коробкин.

Лида подбежала к нему и стала рассказывать: как тритонщик принес не то, и как она твердо отказалась, и как потребовала, чтобы с гребешком, и что через два часа тритон будет в подворотне.

— А ты достал три рубля? — спросила она.

— Почему три?

— Так он же сказал: три…

— Ты глупа, Шершилина, ты плохо знаешь арифметику. Сколько, по-твоему, нужно прибавить к семидесяти трем копейкам, чтобы получить в сумме три рубля?

Лида похолодела. Снова надвигалось что-то страшное.

Дрожащей рукой она протянула Мише квитанцию.

Сперва он не понял, в чем дело. Но когда понял… Лидино счастье, что они были на почте, а не в подворотне, а то Миша разорвал бы ее на кусочки!

Но вокруг были люди, и Миша, уставившись на Лиду, кричал ей в лицо пронзительным шепотом: что зачем ему навязали эту идиотку, и что она его утопит, и что его снимут с председателя отряда, и что если бы он тоже не отвечал за поручение, то пусть бы она хоть сама свалилась с балкона, какое ему дело! Два часа он из-за нее уламывал отца, бухгалтера, дать ему два рубля двадцать семь копеек, и наконец выклянчил, и то только в счет своих карманных денег на будущий месяц, и теперь ему негде взять ни копейки…

Тут он умолк. А когда к нему вернулись слова, кончил так:

— Иди сама и доставай, где хочешь. Но чтоб через два часа деньги были. Я жду у подворотни.

9

Честное слово, Лида сделала все, чтобы достать деньги! Прежде всего она, конечно, побежала домой: бывало, что мама заходила ненадолго с дежурства. Но уж если не везет, так не везет. Дома не было ни мамы, ни соседки Ольги Павловны, у которой можно было попросить. Не было даже брата Женьки, он где-то носился на самокате.

Проходя мимо зеркала, Лида увидела себя и покачала головой. Нарядное школьное платье уже ни к чему. Она переоделась в домашнее и решила сходить к своей лучшей подруге Лиле. Вот кто ее выручит!

Лиля жила во дворе напротив.

Но это был, наверное, совсем несчастный день! Еще у дверей Лида услышала, как Лилина мама кричала на Лилю, чтобы та не смела надевать ее берет на собаку. Лида подождала немножко, но Лилина мама кричала все громче, и Лида ушла, так и не позвонив.

Во дворе она вдруг рассердилась на себя: почему она такая глупая? Как люди достают деньги? Что, они ходят и просят друг у друга? Нет, они зарабатывают!

Через несколько минут Лида уже стояла перед доской объявлений. Вокруг нее, как пчелы, жужжали люди, которые хотели меняться комнатами. Они сходились, о чем-то сговаривались, потом расходились и сходились с другими, будто играли в какую-то игру. К Лиде даже подбежал один старичок и спросил: «Что вы меняете?» — но, увидев девчонку, махнул рукой.

Наконец Лида протиснулась к доске и прочитала все объявления сверху донизу. Никогда она не знала, что объявления — это так интересно! Кто-то давал уроки на гитаре по какой-то циферной системе, другие обучали всем иностранным языкам, продавали собак, шкафы, коз и радиолы.

А больше всего требовались няньки, особенно опытные.

Лида подумала: «Опытная я или нет?» И решила, что очень опытная, потому что никто ни с кем так не мучился, как она с Женькой. Она вынула тетрадку, которую специально захватила из дому, и записала подходящее объявление: «Требуется няня к одной девочке». После Женьки к мальчикам ей не хотелось.

Выбравшись из толпы, Лида пошла наниматься. По дороге она увидела витрину с зеркалом и немножко задержалась: надо же было, перед тем как явиться на работу, привести себя в приличный вид!

Она переплела косу, расправила бант и, когда стряхнула с платья последние пылинки, вдруг с грохотом повалилась на землю. Вокруг ее ног обвилась веревка с двумя консервными банками, а над ней плясали двое одинаковых мальчишек в желтых майках и орали: «Смерть девчонкам!»

Лида так привыкла к ударам судьбы, что даже не удивилась. Она только швырнула банки в мальчишек, и те с гоготом понеслись дальше.

Вы, конечно, догадались, что это были близнецы Боря и Лева, те самые, которые каждый день скатывались по перилам с четвертого этажа, пугая Сергея Васильевича.

Лида почистилась и пошла дальше, заглядывая в тетрадку. Оказывается, ей надо было опять пройти по Большой Минеральной, мимо дома в лесах, где утром на них с Мишей свалилось ведро с мелом. Вспомнив об этом, Лида вздохнула. Такое было хорошее утро, и ничего еще тогда не случилось…

Тут она услышала зычное: «Эй!» — и подняла голову. Прямо на нее сверху глядел тот самый усатый.

— Вы мне? — спросила Лида.

— Когда ты являешься? Раньше не могли прислать? — заорал он. — И почему одна? Почему ты одна, я тебя спрашиваю!

— Я не знаю, — пролепетала Лида.

Но он не слушал. Он орал, что нечего посылать пигалиц, что у него не детский сад и что пятого этажа не будет!

У Лиды звенело в ушах. Тут усатый вдруг замолчал и исчез. Но только Лида двинулась дальше, усатый вынырнул этажом ниже и заорал, чтобы она немедленно вставала на работу.

Работа? Да ведь это как раз то, что ей надо! Неужели ей наконец повезло?

Не прошло и пяти минут, как она, полная усердия, тащила носилки с песком вдвоем с Жучковой, огромной теткой, до глаз повязанной рыжим платком. По дороге Лида робко спросила: дадут ли ей сегодня аванс. Но Жучкова ее не слышала, она пела пронзительным голосом:

Когда они свалили песок, вдруг кто-то забил в железный рельс.

— Шабаш! — сказала Нюра Жучкова и бросила носилки.

Наступил обеденный перерыв. Рабочие спускались во двор, мылись у крана, садились кто где, закуривали, доставали еду. Лидина напарница села на бревно и гаркнула на весь двор:

— Кто, девки, пить хочет?

Пить хотела вся ее бригада. Быстро собрали на четыре литра квасу, кто-то принес чистое ведро.

Ну, как вы думаете, кого послали за квасом? Конечно, новенькую — Лиду Шершилину.

Лида шагала, улыбаясь во весь рот. Она — работница! Она идет за квасом для своей рабочей бригады!

Гремя ведром, в котором бренчал полтинник, она понеслась к той самой алюминиевой бочке, за которой утром шел Женька.

Бочка стояла за углом, в тихом, зеленом переулке. За ней, как и утром, вилась очередь. Лида пристроилась в хвосте. И вдруг услышала пулеметную очередь:

— Па-па-па-па-па-па!

Лида вздрогнула и оглянулась. Это тарахтели мальчишки — и кто бы вы думали? Ее враги, те самые одинаковые мальчишки в желтых майках, которые ни за что ни про что свалили ее у витрины!

Они перебегали от дерева к дереву, прячась за стволами, и стреляли друг в друга автоматными очередями из палок.

Лида сперва забеспокоилась: как бы они опять не устроили ей какую-нибудь гадость. Потом подумала, что стыдно рабочему человеку бояться каких-то лодырей! Но, когда мальчишки поспорили, кто из них убит первый, и отчаянно подрались, она на всякий случай переложила ведро в другую руку — подальше от них. Медленно подвигаясь вперед, Лида все время поглядывала: что они делают?

И вот Лида у бочки.

— Пожалуйста, четыре литра, — солидно оказала она. — Вот в это ведро. На всю нашу бригаду.

И стала внимательно следить, как круглая продавщица, похожая на куклу-матрешку, опрокидывала в ее ведро кружку за кружкой.

— Четыре! — сказала продавщица и протянула руку.

Лида не шевелилась.

— Сорок восемь, — сказала продавщица. — Плати!

Лида не шевелилась. Полтинник лежал на дне ведра!

— Ну, что же ты? — сказала продавщица. — Где деньги?

— Деньги там, — еле прошептала Лида и показала на ведро.

Через минуту уже вся очередь знала, в чем дело, и хохотала. Смеялась и продавщица-матрешка, но Лиду не отпускала, пока не заплатит. Кто-то предложил заплатить за Лиду, но она отказалась: она не могла брать деньги у совершенно незнакомых людей.

А обеденный перерыв кончался. А ее бригада ждала квасу. А она стояла тут как привязанная, и выхода не было.

Неизвестно, чем бы всё кончилось, если б на шум и смех не прибежали Лидины враги — Боря и Лева.

Они уже выяснили, кто убит первым: тот, у кого сейчас был фонарь под глазом, Лева. Теперь близнецов легко было различить.

Они быстро оценили положение и предложили Лиде достать полтинник.

— А как? — спросила Лида.

— Наше дело! — сказал Лева.

— Только не смейте лезть руками! — беспокойно сказала Лида.

Ничего хорошего она не могла ждать от этих мальчиков. Но что ей было делать?

— Сколько литров? — деловито спросил Боря, заглянув в ведро.

— Четыре, — сказала Лида.

Близнецы переглянулись.

— Можно, — сказал Лева.

И они приступили к операции.

По очереди, передавая ведро друг другу, обливаясь квасом и отдуваясь, как лошади, они пили и пили, пока ведро не стало сухим, а они — мокрыми.

Тогда они отдали Лиде ведро с полтинником.

— Скажи спасибо, — прохрипел Лева.

И они, качаясь, подошли к дереву и тихо сели на землю.

— Спасибо, — неуверенно сказала Лида. Пошла к продавщице и протянула ей мокрый полтинник.

Продавщица бросила его в коробку и дала две копейки сдачи.

— Поскорее, пожалуйста, налейте, — попросила Лида. — А то у меня перерыв кончается.

— Еще четыре литра? А деньги?

Ну скажите, был ли еще кто-нибудь на свете в таком ужасном положении?

Бедная, глупая Шершилина! Куда ж ты теперь пойдешь с пустым ведром и двумя копейками?

10

Конечно, Миша Коробкин не сидел у подворотни все два часа. Он действовал. Сначала обежал все зоомагазины. Тритонов не было.

Тогда он пошел в зоологический сад, ловко прошмыгнув без билета.

В отделе земноводных были и крокодилы и тритоны. Но Миша мог только смотреть на них через стекло. Тогда он отправился к заведующему отделом. Но, как ни клялся в своей любви к пресмыкающимся и ни выпрашивал хоть одного тритончика, заведующий не дал. Кстати, заметил он, тритон не пресмыкающееся, а земноводное.

И Коробкин, проклиная эту растяпу Шершилину, с которой связала его несчастная судьба, вернулся к подворотне.

Уже было сорок минут первого, а эта разиня Шершилина все не шла.

Стрелка часов прыгнула на сорок третью минуту. И тут, словно из-под земли, явился продавец тритонов.

— Видал точность? — торжествующе заорал он.

Миша смутился. Шершилиной нет, и заплатить за тритона нечем.

— Точность твою видели, — сказал Миша как можно небрежней. — Мы твоего тритона не видели.

— Во! — сказал мальчишка и поднял большой палец.

— Воображаю! Дохлый, наверное, и без хвоста.

— Сам без хвоста! — обиделся тритонщик.

Они зашли в подворотню. Мальчишка осторожно высунул из-за пазухи слепую мордочку крота и победоносно взглянул на Мишу.

— Ну, что? — спросил Миша.

— А чего еще? — сказал тритонщик.

— Это, по-твоему, тритон? — ледяным тоном спросил Миша.

— А кто же это? — нагло сказал мальчишка.

— Знаешь что? Убирайся ты к черту со своими крысами! Отдавай шестнадцать копеек, и чтоб духу твоего не было!

Но продавец тритонов знал свое дело. Привычным жестом он сорвал кепку с головы, швырнул на землю и завопил (это, видимо, была его манера продавать тритонов):

— Да вы что?! Бегай для них как собака, а им шестнадцать копеек жалко! Да я, может, на трешку подметок сбил! Да знаешь, сколько я за эту паршивую крысу отдал?!

Но на Мишу представление не подействовало. Он схватил мальчишку за шиворот:

— Деньги или тритон!

Тритонщик сразу притих и сказал мирным тоном:

— Ну чего шумишь? Тритон нужен — так бы и сказал. Я же хотел как лучше. Я в городе все места обегал — нету. Им сейчас не сезон. А есть у меня один верный человек. У него этих тритонов завались — восемь штук. Так он в Малиновке живет, на электричке туда ехать надо, туда-обратно двадцать копеек.

— Как, еще двадцать! — воскликнул Миша. Его лицо стало каменным.

Мальчишка понял, что надо менять курс.

— Залог хочешь? Кепку даю!

Миша посмотрел на кепку. Ее, видно, кидали на землю раз триста, если не больше.

— Куда ее!

— Удочку хочешь? — вскричал тритонщик, и, прежде чем Миша успел ответить, он вылетел из подворотни, исчез за углом и тут же явился с длиннейшей удочкой, обмотанной леской.

— На!

Миша придирчиво осмотрел удочку. Двадцать копеек она, конечно, стоила. И Миша не очень охотно, но дал мальчишке двугривенный.

— Когда привезешь?

— В шестнадцать ноль-ноль. Как из пушки!

— Не надуешь?

— Провалиться мне на этом месте! — поклялся мальчишка и тут же провалился — иначе нельзя было объяснить его мгновенное исчезновение.

Только сейчас Миша увидел Шершилину. Она стояла поодаль с несчастным видом и с ведром. Миша пристально смотрел на нее.

— Я чувствую, Шершилина, что ты не принесла денег. Правду я говорю?

Она кивнула.

— Зачем ты притащила ведро?

Лида опустила голову.

— Ты хочешь, чтобы я продавал твои ведра?

Лида покачала головой.

— Так что же ты молчишь как пень!

И Лида, ничего не скрывая, рассказала горестную историю с ведром и квасом.

Что было между ними дальше, представьте себе сами. Нам было бы неприятно об этом писать, а вам — читать.

А кончилось так: эта никчемная, глупая неудачница Шершилина поплелась куда глаза глядят, и ведро покачивалось в ее опущенной руке. А Миша исподлобья глядел ей вслед и что-то обдумывал.

Вдруг он крикнул:

— Эй, Шершилина!

Она вернулась.

— Оставь ведро, — велел он. — И помни: через два часа здесь с деньгами!

Лида поставила ведро, печально кивнула и пошла.

Пока она не скрылась из виду, Миша смотрел ей вслед. И зачем на свете живут такие дуры? Чтобы всё портить и ставить людей в ужасное положение. Нет, на нее надеяться нечего. Не хочешь позора — действуй сам!

Так рассуждая, Миша взялся за ведро. Зачем же нужно было ведро Мише Коробкину, спросите вы.

Об этом узнаете дальше.

11

Теперь нам придется снова заглянуть в Озерный переулок, к девочке Алисе и щенку Шарику.

Два часа. Шарик с Алисой сели обедать. На детском столике был оставлен обед, покрытый салфеткой. Алиса сняла салфетку, а Шарик стал выбирать, с чего бы ему начать. Первым делом он цапнул кусок сахару.

— Сладкое потом! — строго сказала Алиса и хлопнула его по носу.

Шарик куснул ее за палец. Алиса с укором поглядела на него.

— А тебе было бы хорошо, если бы я тебя укусила за палец?

Шарик не ответил, потому что уже был занят котлетой. Когда Алиса доела то, что оставалось от Шарика, она отняла у него туфлю, которой он закусывал, и сказала:

— А теперь гулять!

Шарик весело тявкнул и затрусил к подоконнику. Они отодвинули горшки с кактусами и уселись на окошке. Так они гуляли всегда до маминого прихода, потому что гулять по-настоящему было не с кем.

По той стороне улицы прошел солдат с трубой.

— Чур, моя труба! — крикнула Алиса.

Шарик остался без трубы, но он не огорчился: по карнизу шла кошка, и он тут же ее облаял.

— Какой хитрый! — обиделась Алиса. — Захватил такую красивенькую кошечку.

Но делать было нечего: всё по правилам. Шарик первый заметил, первый сказал, и кошка досталась ему.

А потом Шарик получил еще целый самолет. Алисе стало совсем завидно.

— Как тебе не стыдно! — закричала она. — Кошка ему, самолет ему, и все автобусы всегда ему, и троллейбусы! А мне только одна труба. А тебе было бы хорошо, если бы у тебя была одна труба?

Тут она увидела возле их дома девочку с голубой тетрадкой. Девочка смотрела на их парадное.

— Чур, моя тетрадка! — закричала Алиса. — И вся девочка моя! — быстро добавила она, чтобы Шарику было обиднее.

Но девочка уже скрылась в парадном.

А через минуту Шарик вдруг скатился с подоконника и с лаем кинулся в переднюю. Алиса побежала за ним. Раздался тихий звонок.

Алиса знала: открывать нельзя. Но все-таки, кто же стоит за дверью и хочет к ним войти?

— Кто там? Волк? — спросила Алиса.

Ей ответил совсем не волчий голос:

— Что ты! Наоборот!

— Тогда скажи: волк дурак! — потребовала Алиса.

— Волк дурак! — ответили ей. — Открой, девочка…

Но Алису не так легко провести. Мало ли кто попросится хорошим голосом!

— Да, а ты сначала скажи: кто ты?

— Я Шершилина, из двадцать седьмой школы!

Алиса не знала: Шершилина — это хорошо или плохо? Она посмотрела на Шарика: что он думает? Но Шарик сидел, завернув одно ухо, и, склонив голову, смотрел на дверь. Тогда Алиса громко спросила:

— А что тебе, Шишилина, надо?

— Скажи маме, что пришла няня.

— Няня? — обрадовалась Алиса. — Тогда иди скорей наниматься и пойдем гулять!

Алиса быстро открыла дверь. Перед ней стояла ее собственная девочка с голубой тетрадкой! Алиса гордо посмотрела на Шарика и сказала:

— А к тебе твои кошки не придут. Никогда!

Она схватила Лиду за руку и повела в комнату. Лида погладила Шарика и спросила:

— А где же твоя мама?

— На работе.

«Ну конечно, — подумала Шершилина, — это потому что я! Пришли бы другие — мама была бы дома».

Алиса будто поняла ее мысли:

— Ничего, я сама тебя найму. Я знаю, как нанимать. Мы с мамой уже нанимали, только те все были плохие. А ты хорошая, я тебя очень скоро найму!

Алиса суетилась вокруг Лиды.

— Ну, сначала садись… Не сюда, а сюда. У нас няньки нанимаются на этом диване.

Они сели. Помолчали. Лида разглядывала разбросанные игрушки, криво постеленное одеяло на кровати, изгрызенную туфлю…

Алиса вспоминала мамины разговоры с няньками.

— Ну, значит, ходить за ребенком, — начала она солидно. — Еще заводить радио… Теперь ты.

— Что — я? — не поняла Лида.

— Ну, спрашивай меня: с постирушкой или без постирушки?

— А вам как надо? — спросила Лида. Они обе не знали, что такое постирушка.

— Нам надо постирушку, — сказала Алиса. — Пусть тоже у нас живет.

Лиду мучил вопрос: дадут ли ей сегодня аванс — немножко денег? Но не могла же она говорить об этом с Алисой или. Шариком! И она решила дождаться маму. Тут Алисе наскучил разговор. Она слезла с дивана и сказала:

— Довольно наниматься. Теперь, няня, веди нас гулять!

И они пошли гулять: Алиса, Шарик и Шершилина.

12

Здесь пришла пора познакомиться поближе с Борей и Левой, мальчиками из того дома, где живут Сергей Васильевич и Таисия Петровна. Как вы помните, мы оставили их под деревом налитыми квасом до ушей.

Им было не по себе. И это был тот редкий в их жизни момент, когда они не могли драться. Поэтому они только лениво спорили. На этот раз о футболе.

Боря утверждал, что, если бы в ворота вместо мяча летел тигр, Яшин бы его отбил. Лева говорил, что никогда Яшин не отобьет тигра.

Когда они немножко охрипли, Боря сказал, что лучше бы Лева помалкивал, когда говорят старшие. Он был старше Левы на пятнадцать минут и никогда не упускал случая напомнить об этом. Но Лева всегда отвечал: на пятнадцать минут старше, на сто лет глупее. После этого они дрались.

Не кончив спора о Яшине и тигре, они почувствовали, что уже могут встать и действовать. Правда, план действий был еще неясен. Поэтому они просто пошли куда глаза глядят. Глаза глядели в Сад отдыха.

Туда они и отправились.

По дороге братья решали вопрос, кто выше прыгает — лягушка или блоха. Боря стоял за лягушку, Лева — за блоху. Оба кричали: «Докажи!» Но ни лягушки, ни блохи под руками не было.

Они вошли в сад.

В одном из уголков Сада отдыха был шахматный клуб. Вокруг киоска, где выдавали шахматы и домино, стояли маленькие столики. За ними в глубоком молчании сидели игроки.

Друг против друга, упершись кулаками в щеки, сидели Сергей Васильевич и бывший вагоновожатый трампарка номер один. Хотя погода была хорошая, Сергей Васильевич, помня, что вчера их разогнал дождь, был сегодня в галошах.

Ему было плохо. Только что он зевнул слона. Он уже минут двадцать смотрел на доску. И вдруг спросил:

— Какими я играю?

— Черными, дорогой товарищ, черными! — ехидно сказал вагоновожатый и показал на черного слона, который стоял уже не на доске, а на столике.

Сергей Васильевич беспомощно огляделся. Вокруг сидели, уткнувшись носом в доску, люди в соломенных шляпах. Но никому не было дела до того, что человек пропадает. А главное, не было рядом Таси.

Нянька Лида вела на прогулку Алису и Шарика. Черный Шарик рвался вперед, натягивая поводок так, что ошейник грозил его задавить. Он хрипел и кашлял, бросаясь в разные стороны. Другой такой любопытной собаки на свете не было. Его интересовало всё: каждая бумажка на тротуаре, спичечный коробок, яблочный огрызок. Но особенно его привлекали зонтики и шнурки на ботинках. Он натягивал поводок поперек тротуара, и прохожие должны были скакать через веревочку. Он закатывался под все ворота и скамейки, ошеломленный вихрем незнакомых запахов.

Они вошли в сад.

— Вот посмотришь, как все сейчас прибегут! — гордо сказала Алиса Лиде.

И правда. Как только они вошли, к ним со всех сторон побежали дети, бросая лопатки, песочницы и скакалки.

— Черненький пришел! Шарик, Шарик! Можно я его поглажу? — кричали они.

— Нельзя, — важно сказала Алиса. — Он еще не знает ваши фамилии и может укусить.

Тогда все наперебой закричали свои фамилии и начали знакомиться с Шариком.

А Лида стала смотреть: что делают другие женщины, когда приводят детей в сад? Сидят на скамейках и разговаривают. И она тоже села — на ту скамейку, где утром сидела с Мишей.

Вспомнив утро, Лида горько вздохнула. Она вздохнула бы еще тяжелее, если бы знала, что к ней приближается новая беда.

По главной аллее шли братья Боря и Лева.

— А я говорю — могут! — это Боря.

— А я говорю — не могут! — это Лева.

— Так что, по-твоему, не бывает говорящих собак?

— Одна или две на весь мир. И то самые гениальные.

— Так я же не про гениальную! Я про всякую. Что всякая собака может сказать «ку-ку».

— Будет тебе собака говорить «ку-ку»! Не такая она дура!

— А я говорю — будет!

— А докажи!

— А вот! Давай сюда любую собаку, я ее в два счета научу говорить «ку-ку»!

— Пари?

Они заключили большое пари. Лева поставил свой почти целый топорик, который нашел в лесу, а Боря — чудный велосипедный насос.

Теперь дело было за собакой. И через несколько шагов они увидели собаку. Конечно, это был Шарик!

Дети обступали его со всех сторон. Те, чьи фамилии Шарик уже знал, гладили его. А те, которые еще сами не знали своих фамилий, стояли и завидовали.

— Эту можешь? — спросил Лева.

Боря, прищурившись, внимательно смотрел на щенка.

— В два счета, — ответил он. — Забирай ее, и идем.

— Да, забирай! — сказал Лева. — Она же чья-то. А если не дадут?

Боря снисходительно поглядел на Леву. Недаром он был старше на пятнадцать минут.

— А ты что, спрашивать собрался?

— Так заревут…

— Ха! Еще спасибо скажут! Взяли на часок необразованную собаку, а вернули говорящую! А пока, чтоб детки не плакали…

Боря обвел глазами сад, остановился на шахматистах и вдруг фыркнул.

— Есть план!..

Заговорщики пошептались, похихикали и разошлись.

Боря пошел к шахматистам, к столику, где играли Сергей Васильевич и вагоновожатый. Думая над ходом, Сергей Васильевич машинально покачивал галошу на носке ботинка. Боря стал за его спиной и сделал вид, что следит за партией (хотя он играл в шахматы всего один раз, да и то в уголки).

А Лева, заложив руки за спину, подошел к Алисиному кружку.

— Ах, какая чудная собачка! — сказал он фальшивым голосом. — Чья это собачка?

— Моя! — гордо сказала Алиса.

— Ее! — хором сказали дети и показали на Алису пальцами.

Лева продолжал разведку:

— А как же зовут эту чудную собачку?

— Шарик! — сказали все в один голос.

— Какое чудное имя! — сказал Лева.

Теперь он знал всё, что нужно, и можно было начинать.

— Слушайте, ребятки, — сказал он, — а знаете вы такую игру — прятки с собачкой?

Никто не знал этой игры, и все хотели в нее играть. И Лева как можно красочнее объяснил, какая это прекрасная игра. Все спрячутся как можно дальше. Алиса с Шариком будут водить. И Шарик сам отыщет всех до одного, вот увидите!

— Ты до сколька умеешь считать? — спросил он Алису.

— Десять раз, — сказала Алиса.

Лева прикинул в уме.

— Будешь считать три раза до десяти, поняла? Чур, не подсматривать, а то ничего не выйдет. Ну, раз, два, три!

Дети разлетелись, как воробьи. Алиса, не выпуская поводка, прижалась лбом к дереву, закрыла глаза и начала считать.

И тут все совершилось в какие-нибудь несколько секунд!

Лева свистнул и махнул рукой Боре. Боря тотчас нагнулся, снял с носка Сергея Васильевича галошу и помчался к Леве.

Алиса сосчитала до десяти и спросила:

— Пора?

— Не пора! — на бегу ответил Боря.

А Лева в это время, присев на корточки, быстро отстегивал ошейник. А Шарик — Шарик, который лаял часами, когда не надо было, сейчас, когда надо было не только лаять, но и визжать, вилял хвостиком!

Алиса еще раз сосчитала до десяти.

— Пора?

— Не пора! — крикнул Лева, убегая с Шариком под мышкой.

А Боря, давясь от смеха, застегивал ошейник на галоше Сергея Васильевича.

Алиса сосчитала до десяти в третий раз.

— Теперь пора? — спросила она. Никто ей не ответил.

Тогда она сказала сама себе: «Пора», и открыла глаза.

— Шарик, нам пора!

Алиса оглянулась…

…Когда Лида примчалась на отчаянный вопль Алисы, она увидела галошу в ошейнике и Алису, которая сидела на земле и с ужасом глядела на эту галошу.

А вокруг не было ни души. Все дети спрятались и ждали, когда Шарик их найдет.

Где ты, Шарик?

Бедная, бедная Алиса! Несчастная Шершилина!

13

Проиграв еще одну партию, Сергей Васильевич вернулся домой в одной галоше.

— Понимаешь, Тася, — начал он, — он вышел пешкой от короля. И если бы я…

Тут он увидел, что жена сурово смотрит на его ноги. Он тоже посмотрел на ноги, не заметил ничего особенного и продолжал:

— …пошел конем…

— Где вторая галоша?!

— А разве их было две? — удивился Сергей Васильевич.

Он еще мысленно продолжал играть.

— Ну что ж, — сказала Таисия Петровна, — одна крышка и одна галоша за день, в конце концов, не так много.

И, пока Сергей Васильевич снимал свою единственную галошу, Таисия Петровна уже забыла о другой. Она объясняла мужу, какая прелесть это существо из бидона.

Они пошли в комнату. На столике стояла старинная супница, расписанная розами. Обычно она красовалась в стеклянной горке и вынималась только в дни рождения стариков, когда к ним съезжались дети и внуки. Сейчас на дне супницы была вода и плавали какие-то растения. А посреди скалой стояло пресс-папье из горного хрусталя, обычно украшавшее стол Сергея Васильевича. На скале, растопырив гребень, сидело разноцветное существо и пристально глядело на стариков.

— Просто не знаю, чем его кормить! — жаловалась Таисия Петровна. — Оно отказывается есть! Я ему предлагала гречневую крупу, куриную котлету, рижский хлеб, цветную капусту, а оно нос отворачивает и худеет на глазах.

Сергей Васильевич задумчиво смотрел на тритона.

— Видишь ли, Тася, оно похоже, с одной стороны, на ящерицу, с другой — на лягушку. Я бы сказал, что оно нечто среднее между ящерицей и лягушкой. Значит, надо посмотреть в энциклопедии на «Я» и на «Л».

Он достал два тома Большой советской энциклопедии и углубился в чтение.

— Тася! — радостно крикнул он. — Я был прав! Обе они едят одно и то же! Нет ли у нас какого-нибудь жука?

— В моем доме нет жуков, — сказала Таисия Петровна.

— Или мухи, — продолжал Сергей Васильевич.

Старики начали охотиться за мухами. К сожалению, в квартире была такая чистота, что они нашли только двух мух, а поймали одну. И то при этом Таисия Петровна свалилась со стула, а Сергей Васильевич сбил стенные часы.

Но всё было забыто в то мгновение, когда тритон проглотил муху! Запыхавшись, старики сели на диван.

— Значит, будем кормить мухами, — весело сказал Сергей Васильевич.

— А кто этих мух будет ловить, и где? — ехидно спросила Таисия Петровна.

— Ну, Тася! В конце концов, можно и бабочек.

— Только этого мне не хватало — скакать за какими-то бабочками.!

Таисия Петровна направилась к стенным часам, подняла их с полу и твердо сказала:

— Я вижу только один выход. Ты отвезешь этого страдальца к Александру Владимировичу. Он добрый человек и прекрасно ловит мух.

Сергей Васильевич, в новой соломенной шляпе, спускался по лестнице. В руках у него была банка из-под маринованных грибов, а в банке был тритон.

А внизу у парадной дежурил Лидин брат Женька.

Вспомним, что, когда утром Женька налетел на коляску и его схватили за ухо, старик с тайной в бидоне успел от него ускользнуть.

Но Женька был не из тех, кто отступает при первой неудаче. Он решил выследить старика во что бы то ни стало.

Сергей Васильевич не подозревал, что, когда он мирно шел в сад играть в шахматы, за ним по пятам катил сыщик на самокате. Женька проводил его до самого сада и подождал, пока началась партия. Тогда он решил, что старик от него не уйдет и можно скатать домой поесть.

Между прочим, в саду у него вышла небольшая неприятность: он увидел Лиду, и надо было прятаться за киоск, чтобы она не заметила.

Когда Женька вернулся из дому на свой пост, Лиды в саду уже не было, а старик доигрывал партию.

Женька дождался конца игры и проводил его домой. По дороге Женька заметил странную вещь: на старике была только одна галоша! Женька понял, что это неспроста, и что он правильно сделал, когда стал следить за этим стариком. Он твердо решил не уходить с поста, пока не раскроет все тайны.

Внимание! Из парадной выходит загадочный старик! И несет банку! А в банке что-то шевелится! Конечно же, то самое, что прыгнуло с балкона в бидон!

Женька вился на самокате вокруг Сергея Васильевича, лавируя среди прохожих, подъезжая то справа, то слева, и пытался заглянуть в банку. Но он видел только этикетку «Маринованные грибы» и лапки с перепонками.

Вот что: лучше он заедет спереди!

Женька выехал на мостовую, в три замаха ноги обогнал старика с банкой, потом повернул.

Старика не было!

Женька дернулся налево, направо…

Синий плащ и соломенная шляпа мелькнули на переходе. Женька ринулся туда, догнал беглеца и уже не отставал от него.

Вот наконец удобный момент. Женька объехал старика, круто затормозил, и… какой ужас! Это был не тот старик и не та банка! Та была только шляпа.

Женька бросился назад, влево, вправо… Тот старик опять от него ускользнул!

— Проклятие! — сказал Женька.

Но не думайте, что он отступит! Он только съездит домой, подкрепится — и снова на пост…

14

С большим ведром в руке и с удочкой — в другой председатель отряда Коробкин шагал по берегу реки. Он выбирал самое рыбное место. Его план был прост и разумен: наловить рыбы, продать, разделаться с тритоном, Шершилиной и вылезти из этой дурацкой истории.

Вот, кажется, нашел!

У самой реки стоял деревянный домик. На нем торчала антенна телевизора. Рядом в реку уходили шаткие мостки.

По всему берегу, как птицы на проволоке, сидели рыбака и торчали удочки.

Сперва Миша прошелся туда и обратно и пригляделся. Лучше всего клевало у одного старого рыболова. Он сидел в тени домика. У него было три удочки, и он едва успевал снимать с крючков рыбу и бросать в ведерко.

Миша решил, что его место тут. Он подошел и прежде всего сказал:

— Здравствуйте!

Рыболов, не глядя на него, что-то пробурчал. Рыбаки терпеть не могут, когда им мешают.

Миша был вежливым мальчиком. Он поставил свое большое ведро рядом с рыбаком, сел и пожелал ему хорошего улова. Рыбак просто плюнул от ярости. Нет хуже, как сказать что-нибудь такое, когда человек удит рыбу!

Миша больше не заговаривал с рыболовом, но искоса посматривал на него и все делал, как он: немножко размотал леску, нацепил червяка на крючок, забросил рядом с удочками рыбака. И стал ждать.

Не клевало. У рыболова тоже перестало клевать. И он начал бурчать себе под нос о некоторых, кому не хватает места, кто сам рыбалку не понимает и другим пакостит.

Миша подумал: «Не твое дело, где хочу, там и сижу». Но вслух ничего не сказал.

Они глядели на поплавки. Рыба не клевала. Старого рыбака душила ярость. Он повернулся и, прищурившись, посмотрел на Коробкина, на его большое ведро.

— Эй, ты! Тебе ведерко не маловато? Ты бы лучше ванну!

Миша молчал. Он злорадно подумал, что его удочка вдвое длиннее, чем у этого грубияна. Миша ему сейчас покажет! Вот он закинет крючок на самую середину реки!

Он привязал камень к грузилу, встал и, взявшись обеими руками за удочку, ка-ак размахнулся!..

Что это значит? Кто-то держит леску за его спиной!

Миша оглянулся и увидел, что его крючок зацепился за антенну на домике.

…Между тем в домике три сестрички и кошка сидели перед телевизором. Они смотрели передачу «Для семьи». Родители на экране объясняли своим непослушным детям, как плохо вести себя плохо и как хорошо вести себя хорошо.

На этом месте самая маленькая сестричка Люська заснула и свалилась со скамейки. Валя и Галя подняли ее за шиворот и усадили на место.

А Миша Коробкин отчаянно дергал леску, антенна качалась, но не отпускала крючок.

Рыбак с наслаждением смотрел на эту картину.

— Эй, парень! — сказал он. — Может, научишь, на какую наживку дома клюют?

Что такое? В телевизоре родители вдруг заплясали. Верхние половины туловищ отделились от нижних, а непослушных детей стало вдвое больше. По экрану побежали веселые полосы.

У трех сестричек загорелись глаза. Они подпрыгивали на стульях, визжали, хлопали в ладоши и хохотали. Кошка мяукала, а маленькая Люська от смеха свалилась со скамейки, но ее не подняли…

Мише Коробкину пришлось влезать на крышу и отцепить крючок от антенны. А рыбак веселился на берегу. У него начало клевать.

И вдруг на экране всё исчезло и появилось другое: «Ремонт сельскохозяйственного инвентаря».

Девочки дружно заревели. Прибежала мать и нашлепала всех подряд и даже кошку, хотя кошка была не виновата.

Миша тоже не был виноват ни в чем. Виновата во всем была Шершилина. И рыбак. Больше Миша с ним рядом не сядет. Миша парень с головой и знает, что делать.

Миша молча забрал свое ведро и пошел на мостки. Там леске не за что будет зацепиться.

Пока Миша нацеплял червя, вдали на реке показался речной трамвай.

На открытой палубе у борта стоял Сергей Васильевич в новой соломенной шляпе. Обеими руками он бережно держал банку, в которой сидел тритон. Сергей Васильевич вез страдальца к доброму Александру Владимировичу, который так отлично ловит мух.

Миша Коробкин и не подозревал, как близко от него проплывал тритон, тот самый, из-за кого он терпел такие муки!

Пока Миша возился с червяком, речной трамвай подходил всё ближе.

Вот он почти поравнялся с мостками.

Миша опять взялся обеими руками за удочку, размахнулся, и леска с крючком полетела к пароходику.

Несчастный день!

Крючок впился в соломенную шляпу Сергея Васильевича. А тот, бедняга, даже не мог схватиться за голову, потому что обе руки были заняты банкой!

Он только скорбно смотрел, как его новая шляпа птицей неслась к берегу…

Злой судьбе и этого было мало. Дернув удочку, Миша свалился с мостков в воду.

Рыболов катался по траве от смеха. Но, когда Миша, барахтаясь у мостков, заблеял, как ягненок, он вытащил его из воды за шиворот.

Мокрый Миша дрожал на берегу от злости. Рыболов поймал удочку, отцепил шляпу, положил ее в ведро и любезно подал Коробкину.

— С уловом! — поздравил он.

15

Придя домой, Боря и Лева прежде всего посадили Шарика на Борину кровать.

Лева требовал, чтобы Боря сразу начал учить Шарика говорить «ку-ку». Но Боря ответил, что прежде всего он хочет видеть тот Левин топорик, который сейчас выиграет. А Лева сказал, что он тогда хочет видеть тот насос, который скоро возьмет себе.

Они еще раз перевернули комнату, и без того перевернутую. Топорик нашли среди банок с крупой.

Лева сказал:

— Теперь можешь учить!

Но Боря сказал:

— Кон на кон!

Пока насос не будет лежать против топорика, он учить не может.

Насос нашелся под вешалкой, в папином сапоге.

Тут Шарик начал лаять — как всегда, когда не надо. Мальчики испугались: сейчас явится ябеда Серафима Ивановна и прошипит:

«Так и знала: эти бандиты опять притащили какую-то пакость! Имейте в виду, все доложу отцу!»

— Тубо! Пиль! Апорт! — кричали Шарику наперебой Лева и Боря.

Но щенок не был так образован, как они, и не понимал этих красивых слов.

— Учи его скорей говорить «ку-ку» вместо лая! — зашептал Лева.

— Если ты ничего не понимаешь в профилактике (откуда он взял это слово?), то лучше молчи, — сказал Боря. — Как по-твоему: может голодная собака говорить «ку-ку»?

— Не может, — признал Лева.

— Вот то-то и оно! Тогда не спорь, а тащи кусок колбасы!

Теперь они перевернули кухню. Колбасы не было. Правда, была морковка, уксус и винегрет, но они для профилактики не годились. Вдруг с улицы донесся вопль:

— Борилева-а!!

Боря перегнулся в окошко. Внизу стояли мальчики с их двора с мячом.

— Не. Мы заняты, — сказал Лева.

— Заняты! — крикнул Боря.

И вдруг Боря увидел: под ним, на балконе третьего этажа, среди цветов стоит накрытый столик. А на столике — кофейник, чашка, сахарница и на тарелочке — две сосиски!

Внезапная мысль озарила Борю.

— Ага! — сказал он.

Таисия Петровна любила иногда попить кофе на балконе среди цветов. Там он ей казался вкуснее.

Выпив чашечку, она вспомнила, что из-за сегодняшних переживаний и ловли мух она до сих пор еще не успела прочесть газету.

И она спустилась вниз, к ящику. Она любила читать газеты. Прежде всего она искала что-нибудь в защиту лесов и рек. Таисия Петровна очень сердилась, когда ломали деревья и лили в реки всякую гадость. И, когда находила хорошую статью, всегда писала письмо в редакцию, что согласна с автором, обличающим эти безобразия.

Вернувшись с газетой в комнату, она застыла на пороге: на ее балкон откуда-то сверху, медленно вращаясь, опускалась на веревке авоська. А в авоське вращалась маленькая черная собачка. Сверху высовывалась ее голова, а хвостик и лапы торчали сквозь петли.

Таисия Петровна безмолвно смотрела, как авоська с собакой опустилась на столик, опрокинула чашку и взвилась вверх. Потом снова опустилась — на этот раз на горячий кофейник. Собачка взвизгнула, авоська взлетела и снова начала опускаться.

— С чего бы я летала в авоське? — задумчиво сказала Таисия Петровна.

На этот раз авоська опустилась прямо на тарелку. И щенок, урча, вцепился в сосиску.

— Ах, окаянные! — воскликнула Таисия Петровна. Она давно знала своих милых соседей сверху. — Несчастная мученица! Ну, погодите у меня!

Она сбегала в прихожую и принесла единственную галошу Сергея Васильевича. Потом быстро вытащила Шарика из авоськи и сунула туда галошу.

— Вот вам сюрприз! — ехидно сказала она.

А Лева и Боря сидели на корточках, под окном, хихикая и радуясь своей выдумке. Боря держал конец веревки. Когда они точно попали Шариком на сосиску, они на всякий случай спрятались: у них были старые счеты с Таисией Петровной.

Они спорили о том, сколько времени нужно Шарику, чтобы съесть сосиску, и когда его можно тащить обратно.

— Я говорю — пора! — сказал Лева.

— А я говорю — не пора! — сказал Боря. Они посидели еще немного.

— Теперь пора, — сказал Боря и начал потихоньку тянуть веревку…

Они оцепенели от ужаса. Вместо Шарика в авоське лежала галоша! Та самая галоша, которая осталась в саду вместо собаки!

…Как и все события в их жизни, и это кончилось дракой. В результате у Бори появился под глазом такой же синяк, как у Левы, и братьев опять нельзя было различить.

16

Всё больше и больше хотелось Шершилиной провалиться сквозь землю или превратиться в Шарика.

Даже о балконе и террариуме она теперь вспоминала, как о чем-то приятном. Тогда, по крайней мере, она еще не обманула свою бригаду, не утащила чужое ведро, не обидела маленькую девочку, не потеряла чужую собачку…

Так горестно думала Лида, таща за руку безутешную Алису.

Голова ее гудела. Что делать с девочкой? Оставить дома одну без Шарика — невозможно! А ее мама вернется только в пять. А в шесть начнется школьный вечер… без писателя!

А в четыре надо быть у подворотни, хотя она охотнее встретилась бы с тигром, чем с Коробкиным.

Тут Алиса села на асфальт:

— Не пойду! Отдавай мне Шарика!

И тогда Шершилина, сама не понимая, что говорит, протянула ей галошу:

— Вот твой Шарик!

Алиса открыла рот и перестала плакать. А Шершилина вдохновенно сочиняла:

— Злой колдун Черномор заколдовал нашего Шарика и превратил его в эту галошу. Понимаешь?

— Почему? — пролепетала Алиса.

— А потому что… вот потому что… Шарик загнал на дерево его волшебную кошку!

— Он не загонял, — сказала Алиса.

— Загонял, загонял, только ты не видела.

Алиса схватила галошу и прижала ее к груди.

— Насовсем? — спросила она, готовясь зареветь.

— Нет, что ты! — сказала Лида. — Вот мы сейчас пойдем к Черномору, и я ему скажу такое слово, что он тут же перевернется!

— И я ему скажу такое, что он перевернется!

— Правильно! — сказала Лида, и они, взявшись за руки, пошли.

Остался еще один поворот. Вот уже зоомагазин. Еще несколько шагов…

«Наверно, он меня сейчас убьет, — подумала Шершилина. — Ну пускай, так мне и надо».

У подворотни стоял Коробкин.

— Это Черномор? — спросила Алиса.

Ничего странного не было в ее вопросе. Посмотрели бы вы на Коробкина сами! Перед ними стоял мокрый, измятый и грязный мальчишка, и за ухом у него почему-то висела водоросль.

Куда девался чинный председатель отряда? И почему, вместо того чтобы метать громы и молнии в Шершилину, он уныло смотрел вниз, туда, где у его ног натекли две лужицы?

Лида всплеснула руками.

Миша поднял глаза и сказал:

— Чтоб ты пропала, Шершилина.

И тут в подворотню ворвался тритонщик.

— Как из пушки! — весело крикнул он.

Посмотрел на мокрого Мишу, на растерянную Лиду, на девчонку с галошей на груди и добавил:

— Полный порядок!

Наконец Алиса увидела настоящего Черномора! На черном его лице сверкали глаза и зубы…

— Черномор дурацкий! — завизжала она и вцепилась в тритонщика. — Тебе было бы хорошо, если бы тебя превратили в галошу? — Она колотила обалдевшего Черномора галошей и тыкала ее ему в нос: — Сейчас же преврати обратно, а то перевернешься!

Миша вяло смотрел на всё это. Лида хохотала как сумасшедшая.

— Уберите от меня эту психованную! — отбивался тритонщик.

Лида схватила Алису на руки.

— Это не тот Черномор, это другой Черномор, — сказала она.

Алиса вздохнула и прижала к себе галошу.

— Где тритон? — угрюмо спросил Миша.

Тритонщик будто ждал этого вопроса.

— Полный порядок! Был в Малиновке! Восемь штук!

— Тритонов? — обрадовалась Лида.

— Полканов.

— Собак?!

— Пеликанов. Берете?

Лида закрыла лицо руками. Она умирала от смеха.

А Миша Коробкин сел на ведро и заплакал.

За ним заревела Алиса.

Тритонщик снял кепку и мял ее в руках. Он смущенно сказал:

— Брось ты, не расстраивайся. Я же честно говорю: я этих тритонов в жизни не видал, и какие они бывают, не знаю. Бегал всюду как собака. Не евши… Показали бы мне хоть одного, а?

Миша зарыдал.

— Знаешь что, мальчик, ты иди, — сказала тритонщику Лида.

— Уходи! — сказала Алиса.

Тритонщик на прощанье сказал:

— Если кому надо… кролика или что — я тут всегда около магазина. Ты меня знаешь — я как из пушки!

И продавец тритонов покинул покупателей.

Миша еще всхлипывал. Лида тронула его за плечо.

— Иди домой, Мишенька. Я сама пойду в школу, и к Алексею Ивановичу, и на совете скажу: ты не виноват. Я во всем виновата, пусть меня одну исключают!

Миша встал.

— Шляпа еще тут… — начал он, но махнул рукой и пошел.

Лида вытащила из ведра соломенную шляпу, озадаченно повертела ее и бросила обратно. Потом подняла ведро и взяла Алису за руку.

— Ну, пойдем, — грустно сказала она.

— К Черномору? — спросила Алиса.

— А куда же еще!

17

Как вы помните, потеряв на улице след Сергея Васильевича, Женька с горя поехал домой подкрепиться.

Сейчас он возвращался на свой пост. В его кармане по-прежнему гремели монеты. Это ему вчера дала соседка Ольга Павловна за то, что он целый день не играл на барабане.

По дороге Женька раздумывал, чего бы себе купить, чтоб веселей было дежурить у парадного: эскимо или пистоны? Пожалуй, пистоны: их можно щелкать камнями.

Лида! На той стороне, понурив голову, шла с ведром его сестра Лида! И с ней маленькая девочка! А в руках у той девочки галоша! Что это значит?!

«Стоп! — сказал себе Женька. — Это все неспроста. С этой девчонкой Лида была в саду. Раз! И мой старик был в саду. Два! Старик шел домой в одной галоше. Три! И они идут с одной галошей. Четыре! Значит, что? Значит, они нашли галошу и идут к старику ее отдавать. Все!» Ну, Женька не дурак, чтобы упустить такой случай!

И он покатил за девочками. Конечно, он не ошибся: они повернули на Садовую, прямо к дому старика…

Сейчас Лида войдет, а Женька за ней. Скажет: «Здравствуйте, я ее брат. Покажите, что у вас в банке!»

Ой, что это? Куда они? Почему в тот дом, где с балкона…

— Лидка! — заорал Женька. — Ты же не туда!

Лида обернулась.

— Старик же не тут живет! Я знаю где!

— Какой старик? — устало спросила Лида.

— Ну, галоша у кого, к кому с балкона прыгнуло это, с лапками…

— Что?! — вскрикнула Лида.

И Женька рассказал всё, что знал и видел.

18

Таисия Петровна сидела на бульварчике против своего дома. Черный Шарик, вымытый, расчесанный, на шелковой ленточке, сидел перед ней и, склонив голову набок, слушал, что она ему говорила:

— Ты еще лучше того с лапками — для тебя не надо ловить мух и держать тебя в супнице.

Шарик смотрел ей прямо в рот.

— И ты не беспокойся. Я тебя не отдам этим жулябиям, мучителям с четвертого этажа!

Таисия Петровна неодобрительно посмотрела на окно над своим балконом. Ей показалось, что щенок кивнул головой. Она восхитилась:

— До чего же ты умница! И я тебе скажу еще вот что: я тебя не буду учить ходить на задних лапах. Потому что я считаю: умная собака не та, что ходит на задних лапах, а та, которая не желает это делать. Верно?

Шарик тявкнул. Таисия Петровна кивнула.

— Вот я же и говорю!

А за окном, на четвертом этаже, Лева держался за один конец насоса, а Боря за другой, и они тянули его в разные стороны. Лева кричал, что он выиграл насос, потому что Боря ведь не выучил Шарика говорить «ку-ку», не выучил, верно? Значит, проиграл.

А Боря кричал, что это нечестно, что он брался учить собаку, а не галошу.

Тут они услышали с улицы знакомый лай и бросились к окну.

Внизу, на бульваре, сидели Шарик и бабушка Тася!

— Вот вредная! — завопил Боря. — Утащила нашу собственную собаку и нахально с ней гуляет!

И тут же был готов злодейский план — тот же план похищения, который так блестяще удался им в саду. Тем более, что опять имелась галоша.

Они схватили ее и понеслись по перилам, подбадривая себя воинственными криками.

По бульвару шагала Лида, размахивая галошей. Позади нее Женька учил Алису ездить на самокате. Алиса старалась отталкиваться ногой от земли так же лихо, как Женька. И это ей удавалось, только каждый раз при этом она сваливалась набок вместе с самокатом. Впрочем, Женька ее вовремя подхватывал и ставил обратно. Они были уже близко от дома Сергея Васильевича.

— Смотри, Лида, вон его парадное, — уверенно показал Женька.

Лида побежала вперед.

Что она увидела?!

Во-первых, Шарика. Во-вторых, желтых мальчишек. Тех самых, что преследовали ее сегодня весь день! И что они делали, эти мальчишки! Подкравшись из-за кустов к Шарику, которого держала на ленточке какая-то старушка, они воровато отвязывали собаку, держа наготове галошу!

— Разбойники!! — завопила Шершилина не своим голосом и со всей силы запустила в них своей галошей.

Галоша заехала Боре между лопаток. Он подпрыгнул и выпустил щенка из рук. Близнецы увидели мчащуюся на них разъяренную Лиду и вскочившую со скамейки бабушку Тасю.

И, оставив на месте боя свою галошу, они побежали — так быстро, как никогда еще не бегали.

А бабушка Тася с изумлением вертела в руках две галоши Сергея Васильевича. Его галоши она могла бы узнать среди тысячи!

Откуда они здесь? И почему их две?

Но вокруг стоял такой крик и лай, что она решила заняться этой загадкой потом. А галоши, пока они опять не исчезли, сунула в кошелку.

А лай и шум стоял потому, что Алиса тискала Шарика и кричала:

— Черноморцы дурацкие! Что, убежали? — Она пристально поглядела на Шарика и сказала: — Молодец, Шарик, хорошо превратился обратно!

Когда всё успокоилось и объяснилось, Таисия Петровна узнала, что щенка зовут Шариком, а неизвестное существо — тритоном полосатым. И что его надо немедленно отнести к писателю Алексею Ивановичу, которому он вместо кошки и собаки.

— Вот беда какая! — ахнула Таисия Петровна. — А я его отослала к Александру Владимировичу. У него столько мух…

Лида чуть не заплакала. Опять несчастье! Но в жизни бывает так: не везет, не везет, не везет, а потом ка-ак повезет!

— Да вот он! — крикнул Женька и помчался на самокате навстречу Сергею Васильевичу, который показался вдали без шляпы и с банкой.

Подойдя, Сергей Васильевич сокрушенно сказал:

— Понимаешь, Тасенька, такая незадача: Александр Владимирович отказался. Ему некогда ловить мух. У него сейчас три кошки, ежик и семеро котят.

Наконец-то Шершилина держала в руках тритона! И не какого-нибудь, а того самого!

И наконец-то Женька добился своего: раскрыл тайну до конца! Теперь он мог рассмотреть тритона от носа до хвоста.

— Ну, пошли! — сказала ему Лида.

Впереди было еще самое главное: вернуть тритона Алексею Ивановичу. И самое трудное: умолить его все-таки прийти в школу…

Лида вынула из ведра соломенную шляпу, положила ее на скамейку и бережно опустила в ведро банку с тритоном.

— Такое большое вам спасибо! — сказала она старикам.

Таисия Петровна на прощание сказала:

— Приходите к нам чай пить.

— С Шариком? — спросила Алиса.

— А как же! — сказала бабушка Тася.

И дети ушли с ведром, тритоном, Шариком и самокатом.

На скамейке осталась лежать соломенная шляпа. Таисия Петровна искоса взглянула на нее, потом на мужа, нахмурилась и строго спросила:

— А где же это ваша шляпа, позвольте узнать?

— Тася, на этот раз я не виноват! — воскликнул Сергей Васильевич. — Со мной случилась совершенно невероятная история!

И он сел на свою шляпу, чтобы рассказать, как он ее потерял.

— Я ехал на речном трамвае. Я стоял около борта и думал… впрочем, неважно, о чем я думал.

— Я знаю, о чем, — сказала Таисия Петровна.

— Не было ни дуновения ветерка. И вдруг моя шляпа — заметь, без малейшей причины! — дернулась… сама, представляешь? И вспорхнула!

Таисия Петровна всплеснула руками.

— И, нарушая все законы природы, направилась… куда бы ты думала?

— Ты меня пугаешь!

— Поперек реки к берегу!

— Боже мой! И где же эта шляпа? — воскликнула Таисия Петровна.

— Боюсь даже думать, — Сказал Сергей Васильевич и встал.

— А это что? — кротко спросила Таисия Петровна и протянула ему сплющенную соломенную шляпу.

Сергей Васильевич недоверчиво взял ее и увидал внутри свою метку.

— Это чудо! — воскликнул он.

— В таком случае, что же это? — И она подала ему обе его галоши.

19

Нет! Если бы у Лиды было десять рук и сто ног — и то она не успела бы сделать все, что необходимо было сделать сейчас же.

Через час начнется школьный вечер. И никто не подозревает, что вечер провалится, писателя не будет. А бесчестная Шершилина до сих пор не может пойти в школу и сказать правду!

Через полчаса загудит рельс — конец работы. А бесчестная Шершилина, всех обманув, скрылась с ведром и квасом!

Через несколько минут вернется домой Алисина мама и будет рыдать и проклинать бесчестного человека, который украл ее девочку и собаку!

А Алексей Иванович… Ну, об этом лучше даже не думать…

— Женя! — сказала Лида. — Ты можешь меня спасти?

— Могу! — сказал Женя, и глаза его засверкали. — Есть у тебя деньги?

— Масса! — сказал Женька и высыпал на ладонь кучку меди.

Лида вынула из ведра тритона, а ведро отдала Женьке. И рассказала ему, как он может спасти свою сестру Лиду от позора.

И Женя, поставив ведро на самокат, развил самую большую скорость, на какую были способны он и его машина.

А Лида свернула в Озерный переулок и тоже развила самую большую скорость, какую только позволяли развить Алиса и Шарик.

Первым в квартиру ворвался Шарик и на радостях облаял все, что там было. Но этого ему показалось мало. Он вскочил на подоконник и стал облаивать всю улицу.

— Бедный Шарик! — сказала Алиса. — В нем набралось чересчур много лаю, пока он был галошей.

Но мы-то знаем, что Шарик лаял совсем не оттого. Он хвалился перед всеми кошками и автобусами, что никто из них не умеет летать над столиками с сосисками, а он, Шарик, умеет.

— Так я и знала! — сказала, открывая входную дверь, Алисина мама. — Эта собака доведет меня не знаю до чего! А это кто же? — удивилась она, войдя в комнату.

Алиса начала объяснять, Лида тоже начала объяснять, они говорили разом. Но, если бы даже говорили по очереди, все равно из-за лая ничего не было слышно.

Тогда мама заперла Шарика в ванной и потребовала, чтобы ей все объяснили толком.

Алиса сказала, что она уже наняла себе няню. А няня сказала, что она уже не няня. Алиса подняла крик. Тогда мама отвела ее в ванную к Шарику. И они с Лидой спокойно поговорили.

— Как жалко, что я не могу взять тебя в няни! — сказала мама. — Но тогда я нанимаю тебя в гости. И ты обязана к нам приходить почаще!

— Большое спасибо, не сердитесь на меня! — сказала Лида и, подхватив свою банку, убежала.

Женька толкал самокат, придерживая ведро с квасом.

— Алло! — кричал он всем.

Теперь он никого не объезжал, даже коляски. А его все обходили, потому что понимали: человек едет с делом, а не зря.

На стройке уже били в рельс. С лесов спускались рабочие. Где же эта Нюра, чей квас?

Женька встал посреди двора и крикнул во всё горло:

— Эй! Кто тут есть Нюра Жучкова?

— Жучкова! Жучкова! — пошел крик по стройке.

— Вот она я! — гаркнула с лесов огромная тетка в рыжем платке и спустилась.

— Берите ваш квас и ваше ведро, — солидно сказал Женька. — И чтоб не было никакого позора моей сестре Шершилиной Лидии! И две копейки сдачи.

Вокруг Женьки собралась вся бригада. Ведро с квасом пустили по кругу, и все пили за Шершилину и ее брата. И Женька пил тоже.

А потом пришел усатый. И его угостили. Жучкова сказала ему, что прислали нового рабочего с современной техникой, я показала на Женьку и его самокат.

— Вот спасибо! — сказал усатый. — Теперь пятый этаж обеспечен.

— А я хочу на пятый этаж. Можно? — спросил Женька.

Его повели на пятый этаж, который еще не был достроен. И Женька долго стоял и смотрел сверху на реку, улицы и сады, где еще хранилось для него столько неразгаданных тайн.

С банкой в руках, с замирающим сердцем стояла Лида Шершилина перед квартирой писателя Мамонтова.

Наконец, собравшись с духом, она позвонила.

Дверь открыла величественная тетя Лиза. В руках у нее была почему-то чайная ложечка.

Лида начала что-то лепетать. Тетя Лиза внимательно смотрела на нее и слушала, пока Лида не сбилась и не умолкла.

— Значит, это Шершилина двадцать семь? — осведомилась тетя Лиза. — И с ней тритон гребешком? Войдите!

Она ввела Лиду в знакомую комнату с бабочками и птицами. Лида поставила банку с тритоном на стул.

— Очень вас прошу, простите нас! — сказала Лида. — То есть меня, а не Коробкина. То есть потому, что Коробкин ни в чем не виноват. Это все я…

— Хорошо, я поняла. — Тетя Лиза царственно кивнула. — Я прощаю тебя, а не Коробкина.

— А… Алексей Иванович?

— Думаю, что Алексей Иванович тоже, тебя простит. Имея в виду, что ты вернула ему эту гадость. Но его нет дома.

И опять все померкло перед Шершилиной. Теперь уже не было ни малейшей надежды спасти школьный вечер.

А тетя Лиза милостиво говорила:

— Пойдем, Шершилина двадцать семь, пить чай с ватрушками. Я только что испекла.

Лида вспомнила, что не ела с самого утра, и проглотила слюну. Но времени уже не было ни минуты.

— Большое спасибо! — сказала она и помчалась в школу.

«Вот так мне и надо! Так мне и надо!» — твердила себе Лида, подходя к школе.

Внизу в раздевалке она с отвращением посмотрела на себя в зеркало.

В старом платье, в известке, растрепанная… В хорошем виде является делегатка Шершилина на праздник! «Так мне и надо! — снова мстительно подумала она. — Даже бант завязывать не буду».

Она поднялась на второй этаж. Вечер уже начался. В коридоре никого не было. Она подошла к школьному залу. За дверью стоял гул и смех. Вот захлопали в ладоши…

Лида постояла перед дверью и разом распахнула ее.

По сцене, засунув руки в карманы, ходил Алексей Иванович и что-то весело рассказывал! Все так его слушали, что никто не оглянулся.

Алексей Иванович заметил Лиду и заговорщически подмигнул ей.

Лида тихо села в последнем ряду и закрыла глаза. Вдруг она так устала, и такая тяжесть свалилась с ее души, что какое-то время она ничего не слышала. А потом вместе со всеми и с Алексеем Ивановичем путешествовала по Австралии.

А когда вечер кончился (очень хороший вечер, куда шестому «Б» с его водолазами!), Лида побежала в учительскую и позвонила Мише Коробкину. Но подошел его отец и сказал, что он просит оставить мальчика в покое.

— Скажите ему: тритон нашелся, всё хорошо! — крикнула Лида и повесила трубку.

Она вернулась в зал. Алексей Иванович уже искал ее, чтобы сказать «спасибо» за телеграмму. Он был рад узнать, что его дракон опять ждет его дома.

А потом писатель вез Лиду домой в своей машине.

Но у Лиды было еще одно, последнее дело.

Когда они проехали зоомагазин и ту самую подворотню, Лида попросила остановиться.

— Спокойной ночи, Алексей Иванович, спасибо, извините за все, мне сюда.

На почтамте было уже пусто и не очень светло. За столом сидел один-единственный человек и обдумывал телеграмму.

Лида подбежала к знакомому окошку. Там дежурила другая телеграфистка.

— Знаете что? — сказала Лида. — Я тут днем давала телеграмму. И у меня не хватило одной копейки. Возьмите, пожалуйста!

И Шершилина пошла домой с легким сердцем.