Мир приключений, 1977 (№22)

ПРИСКОРБНЫЙ СКИТАЛЕЦ

Корнелий Иванович Удалов собирался в отпуск на Дон, к родственникам жены. Ехать должны были всей семьей, с детьми, и обстоятельства благоприятствовали до самого последнего момента.

Но за два дня до отъезда, когда уже ничего нельзя было изменить, сын Максимка заболел свинкой.

В тот же вечер Удалов в полном расстройстве покинул дом, чтобы немного развеяться. Он пошел на берег реки Гусь.

Большинство людей вокруг были веселы и загорелы после отпуска и, честно говоря, своим удовлетворенным видом удручали Корнелия Ивановича.

Удалов присел на лавочку в тихом месте. Сзади, в ожидании грозы, шелестел листьями городской парк. Вдали лирично играл духовой оркестр.

Невысокий моложавый брюнет подошел к лавочке и попросил разрешения присесть рядом. Удалов не возражал. Моложавый брюнет глядел на реку и был грустен настолько, что от него исходили волны грусти, даже рыбы перестали играть в теплой воде, стрекозы попрятались в траву и птицы прервали свои вечерние песни.

Удалов еле сдерживал слезы, потому что чужая грусть совместилась с его собственной печалью. Но еще сильнее было сочувствие к незнакомцу и естественное стремление ему помочь.

— Гляжу на вас, — сказал Удалов, — как будто у вас беда.

— Вот именно! — ответил со вздохом незнакомец.

Был он одет не по сезону — в плащ — болонью и зимние сапоги.

Незнакомец в свою очередь разглядывал Удалова.

Его глазам предстал невысокий человек средних лет, склонный к полноте. Точно посреди круглого лица располагался вздернутый носик, а круглая лысинка была окружена венчиком вьющихся пшеничных волос. Вид Удалова внушал доверие и располагал к задушевной беседе.

— У вас, кстати, тоже неприятности, — заявил, закончив рассматривание Удалова, печальный незнакомец.

— Наблюдаются, — ответил Удалов. И вдруг, помимо своей воли, слегка улыбнулся. Ибо понял, что его неприятности — пустяк, дуновение ветерка, по сравнению с искренним горем незнакомца.

Они замолчали. Тем временем зашло солнце. Жужжали комары. Оркестр исполнял популярный танец «террикон», с помощью которого дирекция городского парка одолевала влияние западных ритмов.

Наконец Удалов развеял затянувшееся молчание.

— Закаты у нас красивые, — сказал он.

— Каждый закат красив по-своему, — сказал незнакомец. Нос и глаза у него были покрасневшими, словно он страдал простудой.

— Издалека к нам? — спросил Удалов.

— Издалека, — сказал незнакомец.

— Может, с гостиницей трудности? Переночевать негде? Если что, устроим.

— Не нужна мне гостиница, — ответил незнакомец. Его голос заметно дрогнул. — У меня в лесу, на том берегу, космический корабль со всеми удобствами. Я, простите за нескромность, космический скиталец.

— Нелегкий груд, — сказал Удалов. — Не завидую. И чего скитаетесь? По доброй воле или по принуждению?

— По чувству долга, — сказал незнакомец.

— Давайте тогда рассказывайте о своих трудностях, постараюсь помочь. В разумных пределах. Зовут меня Удаловым. Корнелием Ивановичем.

— Очень приятно. Мое имя — Гнец–18. Чтобы отличать меня от прочих Гнецов в нашем городе. Так как я здесь в единственном числе, зовите меня просто Гнец.

— А меня можете называть Корнелием, — сказал Удалов. — Перейдем к делу. Давайте перекладывайте часть ваших забот на мои широкие плечи.

Гнец окинул взглядом умеренные плечи Удалова, но, видно, сильно нуждался в помощи и поддержке, поэтому сказал следующее:

— Мне, Корнелий, нужна свободная планета. Летаю, разыскиваю. В одном месте сказали, что на Земле, то есть у вас, свободного места хоть отбавляй. Только, видно, информация была устарелой. Ввели меня в заблуждение.

— Может, тысячу лет назад и были свободные места, — согласился Удалов. — Но в последние годы нам самим тесновато. Да вы не расстраивайтесь. По моим сведениям, в беспредельном космосе свободных планет множество. Разве не так?

Мимо проходили влюбленные парочки, косились на скамейку и даже выражали недовольство, что двое мужчин средних лет заняли такой укромный уголок, как бы специально предназначенный для романтических вздохов. Да, не так уж свободно на Земле, если ты далеко не сразу и не всегда можешь найти укромное место для произнесения нежных слов.

— Планет много, — сказал Гнец–18. — Но нужна такая, чтобы имела растительность, воздух для дыхания и природные ресурсы. Мы проверили весь наш Сектор Галактики, и, кроме Земли, нет ничего подходящего. Придется мне возвращаться домой, брать другой корабль и искать свободную планету в дальних краях. А вы же знаете, насколько ненадежны звездные карты.

Удалов кивнул, хотя звездных карт никогда не видел.

— И как я один за месяц справлюсь, не представляю, — сказал пришелец. — Столько дел, столько трудностей…

— Вы кого-нибудь возьмите себе в помощники, — подсказал Удалов, — вдвоем будет легче.

— Ах, Корнелий! — сказал горько Гнец–18. — Вы не представляете себе, насколько у нас на планете все заняты. По нескольку лет без отпуска. Руки опускаются. Нет, вряд ли я смогу подобрать себе спутника. Да если и подобрал бы, пользы мало.

— Почему же?

— Мои земляки очень плохо переносят невесомость, — сказал Гнец–18. — И еще хуже перегрузки. Меня с детства специально тренировали для космических полетов. И все равно после каждого старта я два часа лежу без сил. Нет, придется мне лететь одному…

Горе пришельца было искренним и глубоким. Вдруг что-то дрогнуло в сердце Удалова, и он с некоторым удивлением услышал собственный голос:

— У меня как раз отпуск начинается, а мой сын Максим заболел свинкой. Так что я совершенно свободен до восемнадцатого июля.

— Не может быть! — воскликнул Гнец. — Вы слишком добры к нашей цивилизации. Нет, нет! Мы никогда не сможем достойно отблагодарить вас.

— Вот уж чепуха, — сказал Удалов. — Если бы не встреча с вами, мне, может, пришлось бы ждать космического путешествия несколько лет или десятилетий. А тут вдруг представляется возможность облететь некоторые малоизвестные уголки нашей Галактики. Это я вас должен благодарить.

— Вы, очевидно, не представляете себе трудностей и опасностей космического путешествия, — настаивал Гнец–18. — Вы можете погибнуть, дематериализоваться, провалиться в прошлое, попасть в шестое измерение, превратиться в женщину. Наконец, вы можете стать жертвой космических драконов или подцепить галактическую сухотку.

— Но вы-то летаете, другие летают! — не сдавался Удалов. — Значит, практически Галактика не очень опасна… И, знаете, в конце концов, почетнее погибнуть в зубах космического дракона, чем дожить до пенсии без приключений.

— Я с вами не согласен, — возразил пришелец. — Мечтаю дожить до пенсии.

— Ваше право, — сказал Удалов. — Я — романтик дальних дорог.

Последние слова окончательно убедили Гнеца–18, его лицо озарила добрая улыбка, и он произнес, глотая непрошеные слезы:

— Ты благородный человек, Корнелий!

— Ну что ты! — отмахнулся Удалов. — На моем месте так поступил бы каждый.

На следующее утро, солгав жене Ксении, что уезжает на дальнюю рыбалку, взяв с собой удочки, теплую одежду и резиновые сапоги, Удалов покинул свой дом, переправился на пароме через реку, углубился в лес и, послушно следуя указаниям Гнеца–18, нашел его небольшой космический корабль. Гнец–18 предложил удочки зарыть, а сапоги оставить на Земле, но Удалов не согласился, потому что ни он, ни Гнец–18 не знали толком, что их ждет в далеком путешествии.

ПЕРВАЯ ПЛАНЕТА

Сначала надо было вернуться домой к Гнецу, поменять корабль на другой, помощнее, и заправиться всем необходимым для долгого пути. Перелег занял всего несколько часов, потому что корабль Гнеца–18 был гравитолетом, а гравитационные волны, как известно, распространяются почти мгновенно. Гнец–18 паршиво переносил путешествие, и поэтому Удалову пришлось самому осваивать приборы управления и готовить пишу. Корнелий был так занят, что не успел справиться у Гнеца, зачем ему понадобилась свободная планета. Он только спросил нового товарища, предлагая ему тарелку с куриным бульоном:

— Вы что, колонию основать хотите?

— Если бы так просто, — ответил Гнец. Тут ему опять стало плохо, и он даже не доел бульон.

На космодроме Гнеца–18 встретили встревоженные члены правительства. Гнец не успел даже представить Удалова, как они засыпали его вопросами на местном языке, который Удалову был понятен как русский, потому что Гнец–18 снабдил его универсальным транслятором.

— Ну и что? — волновался президент. — Земля свободна?

— Мы можем начинать? Дело не терпит, — сказал премьер-министр.

Удалов мог бы все объяснить правительству, но он, как человек деликатный, ждал, что скажет Гнец–18. Стоял в сторонке и дышал свежим воздухом, рассматривал странные одежды встречающих и общественные здания непривычных очертаний, окружавшие космодром.

Наконец Гнец–18 решительным жестом остановил министров и сказал:

— К сожалению, очередная неудача. На Земле живет множество людей, достигших высокой степени цивилизации, не такой, конечно, как мы, но довольно высокой.

Члены правительства расстроились и осыпали Гнеца–18 незаслуженными упреками. Гнец–18 выслушал упреки, но вместо оправдания сказал:

— Еще не все потеряно. Представитель Земли по имени Корнелий любезно согласился помочь нам в дальнейших поисках. У него богатый опыт космических встреч, и он отлично переносит межзвездные путешествия.

Члены правительства продемонстрировали Удалову знаки своего уважения и тут же пригласили в город, чтобы он смог провести ночь в нормальных условиях. А тем временем корабль подготовят к полету.

Комната в гостинице была невелика, лишена украшений, и в ней были только самые необходимые вещи: кровать, стул и умывальник. Вообще Удалов успел заметить, что в городе совсем нет украшений и излишеств. Словно его обитатели были очень сухими и деловыми людьми. Удалов вспомнил слова Гнеца–18, что все здесь так заняты, что по нескольку лет не бывают в отпуске.

Наступила ночь. Удалову не спалось. Он решил немного погулять.

Улица была пустынна, но хорошо освещена. Удалов пересек площадь со странным монументом посредине и свернул на широкую улицу, вдоль которой тянулись магазины. Витрины были не освещены, и на них рядами стояли те вещи, что продавались внутри. Без всяких попыток расположить их красиво.

Вдруг Удалов услышал шуршание шин — из-за угла выехала странная процессия. Она состояла из двух десятков катафалков, или платформ, которые показались Удалову схожими с катафалками, потому что на каждой стояло по прозрачному гробу. А то и по два. И в каждом гробу лежало по человеку.

Это были удивительные похороны. В них участвовали только водители платформ. И ни один родственник, ни один друг не пришел проводить умерших в последний путь.

Отзывчивое сердце Корнелия дрогнуло. Он не мог не принять каких-нибудь мер. Он сорвал с клумбы, окружающей монумент, несколько цветков и, догнав процессию, прошел вдоль катафалков и возложил по цветку на каждый гроб.

Водители катафалков косились на него, но не препятствовали проявлять сострадание.

Украсив по возможности все гробы цветами, Удалов пошел в хвосте процессии, понурив голову и как бы замещая собой скорбящих родственников.

Процессия двигалась медленно. Удалов шел и размышлял о странных обычаях, которые встречаются вдали от дома. Потом подумал, что, может быть, на планете свирепствует эпидемия и они не успевают хоронить своих умерших как положено. Но почему тогда никто не сказал Удалову об этом? Может, в этом таится причина того, что нет желающих полететь в космос? А может быть, привилегированные слои местного общества ищут свободную планету, чтобы избежать заразы?

Первый катафалк остановился перед громадным серым зданием. В полуподвале было открыто окно, и из него изливался теплый желтый свет. Катафалк развернулся, и его платформа поднялась как у самосвала. Гроб скользнул вниз и исчез в подвале. Удалов только ахнул.

Примеру первого катафалка последовал второй, третий. Лица водителей были безучастны, словно они перевозили картошку. Удалова так и подмывало вмешаться, но он взял себя в руки. Нельзя лезть в чужой монастырь со своим уставом. Лучше завтра поговорить с Гнецем, и он все объяснит.

Но тут любопытство пересилило Удалова. Он подумал, что ничего плохого не случится, если он заглянет в серое здание и выяснит, крематорий это или что иное.

Удалов дождался, пока последний катафалк свалил в подвал свою ношу. Убедившись, что его никто не видит, он осторожно обогнул здание, разыскивая вход.

Вот и дверь. Она была открыта, и никто ее не сторожил. Удалов вошел внутрь и направился по широкому, тускло освещенному коридору. Навстречу ему попался спешащий человек в белом халате, и Удалов уже приготовился ответить на вопрос, как он сюда попал, но человек не обратил на него внимания. Поэтому, когда за поворотом коридора Удалову встретился второй человек, он уже чувствовал себя смелее. Но на этот раз его заметили.

— Что за безобразие? — спросил человек. — Почему не в халате? Что за порочное небрежение к стерильности!

— Простите, — сказал Удалов. — Я здесь случайно. Шел, понимаете, вижу дверь…

— Случайностей быть не должно, — ответил человек, распахивая стенной шкаф.

Он вытащил оттуда белый халат и протянул Удалову. Удалов послушно натянул халат, который был велик, и поэтому пришлось закатать рукава. Человек нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Ну вот, — сказал Удалов. — Переоделся я. А дальше что?

— Дальше? Дальше — за работу. А вы на что рассчитывали?

Человек схватил Удалова за руку и потянул за собой. Удалов не сопротивлялся, семенил следом, потому что пребывал в полной растерянности.

Через сотню шагов они оказались в громадном зале. Там было зябко, морозно, ослепительный ледяной свет ламп под потолком освещал жуткую картину: вдоль стен, в несколько ярусов, стояли одинаковые гробы.

— Ой! — в ужасе сказал Удалов. — Вы их так содержите?

— А что прикажете делать? — строго спросил его спутник. — Вы можете предложить иной способ хранения?

По транспортеру, тянущемуся через весь зал, медленно плыл гроб.

— А ну, беритесь! — сказал человек.

— Я боюсь, — возразил Удалов.

— Еще чего не хватало!

Пришлось взяться за холодный и страшно тяжелый гроб и тащить его к стеллажу.

Всю ночь Удалов трудился не покладая рук. Большей частью он работал у транспортера в большом зале, носил, ставил, перетаскивал гробы, к утру окончательно вымотался, при том робел перед своим напарником настолько, что не решался спросить его, что за странные обычаи на этой планете. Терпел до конца смены, решив подробно допросить Гнеца–18.

На рассвете сирена объявила о конце смены. Удалов, несколько привыкший к местным порядкам, повесил белый халат в стенной шкаф и поспешил в гостиницу. Солнце уже встало, на улице было тепло и появились первые прохожие. Когда Удалов подбегал к гостинице, навстречу ему попалась еще одна длинная похоронная процессия. И никто, кроме Корнелия Ивановича, не обратил на нее ровно никакого внимания.

Только успел Удалов не раздеваясь прилечь на кровать, как в комнату ворвался Гнец–18.

— Все готово! — воскликнул он. — За ночь мы подготовили корабль.

— Я никуда не полечу! — отрезал Удалов.

— Как? Почему? Что стряслось? Как можно нарушать данное слово?

— Я бы рад не нарушать. Но знаешь ли ты, где я провел ночь?

— Не подозреваю.

И тогда Удалов вкратце поведал о своем ночном приключении.

— Я во всем виноват! — опечалился Гнец–18. — Я вселил в твое сердце недоверие, потому что не спешил с рассказом. Полагал, что в полете будет для этого достаточно времени. Но клянусь тебе, нет в этом никакой тайны и тем более никаких гробов.

— Но я же их собственными глазами видел, — возразил Удалов.

— Это поучительный пример того, как нельзя доверяться собственным глазам, если уж попал на чужую планету. На деле все наоборот: на нашей планете практически побеждена смерть. Мы — планета торжествующей жизни.

Но почему-то это оптимистическое заявление заставило говорившего грустно вздохнуть. Затем Гнец–18 продолжал:

— Мы раньше, чем Земля, вступили на путь научного прогресса. И дальше ушли по этому пути. Были побеждены болезни и сокращены несчастные случаи. Мы раскрыли секреты старения и долголетия. Теперь у нас люди живут столько, сколько считают нужным. И как минимум двести лет.

— Это очень важное достижение, — согласился Удалов.

— Но мы не изобрели лишь одного — космических путешествий. Как ты мог убедиться на моем примере — мы типичные домоседы и к космосу относились с опаской и недоверием. Вот вы, к примеру, на Земле заранее решили осваивать космос. Мы же только сейчас спохватились. Когда поняли, что наша планета страшно перенаселена. Несмотря на наши достижения, нам приходится с каждым годом уменьшать площадь квартир и даже высоту потолков, что невыносимо для цивилизованного человека.

— Совершенно невыносимо, — согласился Удалов, кинув взгляд на низкий потолок гостиничного номера.

— У нас страшные очереди в библиотеки и на стадионы, хотя, например, мы пошли на то, чтобы увеличить число команд в первой лиге по цукенолу до тысячи восьмисот двадцати.

— Это что еще за игра? — удивился Удалов. — Такой не знаю.

— Трудно объяснить — ведь на разных планетах совершенно разные развлечения. В цукеноле собираются две группы игроков, и им выдают одни круглый предмет. Цель игры — закатить этот предмет в сетку противника.

— Руками или ногами? — поинтересовался Удалов.

— Что ты, только ногами. Если кто-нибудь дотронется до круглого предмета рукой, с него берут штраф.

— Очень похоже на футбол, — подумал вслух Удалов. — А поле какое? А игроков сколько?

— Вот в этом еще одна наша трагедия. Когда-то, в недавнем прошлом, цукенолисты играли на поле длиной в сто метров. Но с современным перенаселением пришлось уменьшить поля в десять раз, а число игроков с десяти до трех. Сам понимаешь, что наши поклонники цукенола — самые несчастные люди во Вселенной.

— Да, на десяти метрах не разгуляешься!

— И вот наши ученые сделали очередное открытие: научились безболезненно усыплять людей, погружать их в анабиоз. И тогда те, кому надоело жить в тесноте, решили, что поспят, пока наша проблема перенаселения не будет решена. Сначала их было сравнительно немного, по потом к ним присоединилось несколько тысяч не очень красивых девушек, которые решили поспать до тех пор, пока наука не придумает, как всех людей сделать красивыми. Еще через год в анабиоз решили улечься два миллиона болельщиков цукенола, которые, не в силах были глядеть на уменьшение спортивных полей. Когда вернутся славные времена, тогда и проснемся, заявили они. Но ведь многие засыпают со своими семьями…

Гнец–18 удрученно замолчал.

— И сколько же всего набралось сонных? — спросил Удалов.

— На сегодняшний день насчитываем чуть больше двух миллиардов человек.

— С ума сойти!

— Вот именно. Все больше нужных планете специалистов заняты строительством анабиозных ванн и хранилищ для них, половина нашей промышленности вырабатывает охлаждающие растворы и контрольные приборы, старых хранилищ не хватает, приходится все время строить новые. И ты. Удалов, как раз присутствовал при заполнении очередного «спального дома» Научный прогресс неизбежно замедлился, а население продолжает расти, так что даже если бы мы захотели сейчас разбудить всех наших спящих, им бы некуда было деваться.

— Положение! — сказал Удалов.

— Мы вынуждены были отказаться от многих искусств и даже музыки. Мы живем без отпусков и выходных, бережем наших спящих и лихорадочно ищем путей выхода.

— И свободную планету, — продолжил за Гнеца Удалов. Он уже все понял.

— Да. Привлекательную планету с умеренным климатом и богатой растительностью. Мы отвезли бы туда два миллиарда ванн, построили бы там дома и косметические кабинеты, разбили бы там скверы и цукенольные поля… Но такой планеты нет.

— А сами принялись бы развивать искусства и литературу, — предположил Удалов.

— Но нет такой планеты, — повторил печально Гнец–18. — Мы разыскиваем ее уже который год, но все напрасно.

— Найдем, — сказал Удалов. — Как не найти! У нас весь отпуск впереди.

ВТОРАЯ ПЛАНЕТА

Перед отлетом Удалов с Гнецем изучили звездные карты и решили лететь в сектор 5689–бис. Сектор был неблизкий, триста световых лет, меньше чем за три дня туда не доберешься, но зато в тех краях было отмечено несколько очень перспективных планетных систем.

Премьер-министр приехал проводить разведчиков. На прощанье он сердечно пожал Удалову руку и сказал с надеждой в голосе:

— Сами понимаете, Корнелий Иванович…

— Понимаю, — ответил Удалов. — И постараюсь не обмануть доверие.

Гнеца–18 сразу укачало, чувствовал он себя паршиво, большую часть времени лежал на диване и думал. Удалов готовил пищу, прибирал на корабле, а в свободные минутки любовался пролетавшими за иллюминатором разнообразными звездами, планетами, кометами и метеорами. Картины звездного мира доставляли ему несказанное удовольствие. Отпуск начался удачно. Если бы не Максимкина свинка, стоило бы взять мальчишку с собой. Набирался бы впечатлений, чтобы поделиться с товарищами по классу.

К вечеру третьего дня Гнец–18 сказал:

— Тормози, Корнелий.

Удалов перешел на капитанский мостик и начал торможение. Он уже освоился с управлением и посадку провел гладко, мастерски.

Уже при подлете было видно, что планета попалась спокойная, зеленая, поросшая большей частью кустарником и совершенно необработанная. Ни городов, ни деревень, ни дорог сверху не было видно.

Опустились на берегу реки. Река была широкая, прозрачная, текла медленно и величаво. За рекой начинался невысокий лес, в котором щебетали вечерние птицы и рычали какие-то звери.

— Ура! — сказал Гнец–18, когда отдышался после посадки. — Это то, что нам нужно. Климат, растительность и никакой разумной жизни.

— Погоди, — остановил его осторожный Удалов. — С утра возьмем катер, поглядим. Если бы ты на Земле сел в верховьях Амазонки, то тоже решил бы, что населения у нас нет. Был со мной в прошлом году случай. Отправился я затемно за опятами на Выселки. Прихожу, лес пустой, а грибы тоже собраны. Оказывается, меня те, кто с ночи выехал, опередили.

— Это так, — согласился Гнец–18. — Я, когда сел в лесу у Великого Гусляра, тоже решил, что Земля необитаемая. А потом услышал, что лесопилка работает, и расстроился.

И космонавты легли спать.

Настало свежее, светлое утро. Белое солнце поднялось на небо, Удалов с Гнецем отправились на разведку. Они перелетели через реку, долго парили над безлюдным лесом, а когда началось поле, поросшее редкими кустами, Гнец сказал:

— Что-то мне летать надоело. Давай пойдем дальше пешком.

Они взяли бластеры, чтобы отбиваться от хищных зверей, и поставили катер на автоматику. Они шли пешком, а катер летел над ними, и это было очень удобно, потому что стало жарко, можно было получить солнечный удар, а под катером всегда была прохладная тень.

Удалов набрал букет душистых цветов и решил засушить наиболее красивые экземпляры, чтобы привезти их сыну для гербария, собрать который задала ему на лето учительница. Шли часа два. Потом Гнец сказал:

— Ну, теперь ты убедился, что здесь никто не живет?

— Нет, — сказал Удалов. — Нужна осторожность. Речь идет о судьбе двух миллиардов людей.

И он оказался прав.

Не успели они пройти и десяти шагов, как увидели, что из травы торчит ржавый железный штырь.

— Это свидетельство разумной жизни, — сказал уверенно Удалов.

— Совсем не обязательно. Может, сюда прилетали с другой планеты и забыли. А может, туристы-межпланетники. Ты же знаешь, какие они неаккуратные. Пробудут день, а напакостят, словно жили три года.

— С туристами бывают трудности, — согласился Удалов, — но туристы таких штук не забывают.

Он раздвинул кусты и показал Гнецу–18 поросшую мхом пушку с изогнутым стволом.

— Да, — согласился Гнец–18. — Туристы этого с собой не возят.

— Поехали обратно? — спросил Удалов.

Гнец подумал немножко и сказал:

— Давай получше исследуем. А вдруг они все погибли?

— Как так?

— Воевали до тех пор, пока друг друга не перебили.

Гнец с Удаловым забрались в катер и полетели вперед. Чем дольше они летели, тем больше попадалось им следов человеческой деятельности. То громадная воронка от бомбы, то взорванный завод, то целый город, разрушенный до основания. И что удивительно — все так заросло кустами и мхом, что если б Гнец с Удаловым не искали эти следы специально, можно было бы принять их за природные образования. С каждой минутой Гнец–18 все больше убеждался, что люди здесь друг друга взаимно уничтожали, но Удалов настаивал доисследовать планету до конца. Может быть, они куда-нибудь эвакуировались?

— Эвакуировались! — возмущался Гнец–18. — И потом сто или двести лет не догадывались вернуться назад! Что же они, дураки, что ли?

— Все бывает, — сказал на это Удалов, которому были свойственны здравый смысл и осторожность.

Они долетели до самого полюса, заглянули на экватор, пересекли океаны. И везде одно и то же. Следы войны и разрушения — и ни одного живого человека.

Удалов был уже готов согласиться с Гнецем. В самом деле, все друг друга перебили. Очень прискорбно, но что поделаешь?

— Для страховки мы сделаем вот что, — сказал вдруг Гнец–18. — Есть у меня на борту Искатель Разума. Специально сконструирован для подобных случаев. Определяет, есть ли разумная жизнь в радиусе тысячи километров вокруг…

Гнец достал белый ящичек с антенной и настроил его. Сразу же раздалось гудение и щелканье.

— Вот видишь, — сказал Удалов. — Значит, есть.

— Это на тебя показывает, — заметил серьезно Гнец–18. — И на меня тоже. Придется надеть шлемы, чтобы наши разумы ему не мешали.

Они надели специальные шлемы и посмотрели на прибор. Он продолжал щелкать, хоть и не так громко, как раньше. Еле-еле. Где-то на планете, далеко от них, теплился разум.

Гнец искренне огорчился, а Удалов сказал:

— Пообедаем сперва и полетим отыскивать твоего отшельника. Может, если он один, то сам будет умолять: «Пришлите мне переселенцев, не с кем поболтать длинными осенними вечерами».

Отправились они на поиски после обеда. Направление показывал сам Искатель Разума. Антенна, направленная куда надо, вела их к цели.

Они спустились к обширной холмистой равнине. Разум обитал где-то здесь. И это было странно. Ни деревца, ни кустика, лишь пахнет полынью и столбиками у своих нор стоят грызуны.

— Может, врет твой прибор? — спросил Удалов.

— Когда он на тебя жужжал и показывал, то не врал, — заметил саркастически Гнец–18. — А когда на других показывает, то врет?

— Ну, тогда ищи сам, — обиделся Удалов. Пребывание на этой планете ему уже надоело, и хотелось отправиться дальше.

Гнец–18 долго бродил по равнине, прислушиваясь к прибору, и забрел далеко. Удалов снова занялся гербарием. Вдруг Гнец обернулся и закричал:

— Корнелий, иди сюда!

Удалов подошел.

Гнец–18 стоял перед грудой камней и металла. Прибор надрывался от обилия разума.

— Здесь, — сказал он, — был вход в подземелье.

Теперь входа не оказалось. Он был засыпан. И довольно давно.

— Какой ужас! — воскликнул отзывчивый Удалов. — Они замурованы и не могут выйти наружу!

Он попытался голыми руками расшвырять камни и железки, но его сил на это не хватало.

— Отойди, — сказал Гнец–18.

Он достал свой бластер и начал плавить преграду смертоносным лучом. Вскоре образовалась воронка, а еще через несколько минут последний камень превратился в раскаленную пыль и перед путешественниками предстало черное отверстие.

— Нам туда, — просто сказал Гнец–18, который не любил тратить времени попусту. Он достал из кармана паутинную веревочную лестницу и прикрепил ее верхний конец к еще горячим камням. — Вперед!

Они долго шли по наклонному туннелю. В туннеле было темно и сыро. С потолка свисали небольшие сталактиты, и с них, словно с сосулек, капала вода. Стены были в ржавых подтеках и блестели в лучах фонарей. Потом они спустились по скользкой лестнице на следующий ярус, долго ковыляли по шпалам разрушенной узкоколейки и добрались до глубокой шахты. В шахту пришлось спускаться по скобам, укрепленным в стене, и Удалов опасался, что скобы могут сорваться. Маленький водопадик срывался с края шахты, струйкой летел рядом, и иногда Удалову попадала за шиворот холодная вода. Спускались они полтора часа, и Удалов с ужасом думал, как они будут подыматься обратно. Потом снова начались переходы и туннели, и лишь после сорок четвертого поворота впереди забрезжил тусклый свет.

— Я думал, что мы никогда их не спасем, — сказал Удалов.

— А ты уверен, что их надо спасать? — спросил Гнец–18.

Теперь они шагали по коридору, в котором были следы жизни. По стенам тянулись кабели и провода, изоляция, попорченная водой, кое-где была починена, обмотана тряпками В куче земли, свалившейся сквозь большую трещину в потолке, была протоптана тропинка. Спустившись еще на один этаж вниз, они услышали шаги. Навстречу шел человек в изношенном пиджаке и трусах, сделанных из брюк. Он был бледен и тяжело дышал. В руке у него был потертый чемоданчик, подобный тем, какие на Земле носят водопроводчики. Человек несказанно изумился при виде путешественников.

— Как вы сюда попали? — спросил он.

— Мы ищем население, — сказал Гнец–18.

— Тогда вам ниже, — сказал водопроводчик. — Здесь только я. Чиню проводку. Трубы текут, изоляция никуда не годится, вентили заржавели. Вы там, внизу, скажите, чтобы прислали замазку, изоляцию и новые трубы.

— Обязательно скажем, — пообещал Удалов. — И давно вы здесь живете?

— Испокон века, — ответил водопроводчик. — А где же еще жить?

— Наверху, — сказал Удалов.

— Где? — Водопроводчик поглядел на Удалова как на сумасшедшего.

— Наверху! — Удалов показал пальцем.

— Там нельзя, — сказал водопроводчик. — Там темно и сыро. Там жить невозможно.

— Но я же имею в виду не туннели, а поверхность вашей планеты, — объяснил Удалов. — Там светит солнце, растет лес, текут реки и ручьи.

— Какой лес? Какое солнце? Вы откуда свалились?

— Именно оттуда, — сказал Удалов.

— Опасные вы слова говорите. Таким, как вы, не место на свободе.

— Пойдем отсюда, — вмешался Гнец–18, — пойдем скорей.

— Правильно, — одобрил водопроводчик. — Только не забудьте про трубы и замазку сказать.

Они спустились еще на несколько этажей и наконец попали в населенные места. Иногда им встречались люди. Двигались они медленно, лица у всех были бледные и тоскливые. В стенах коридоров были выдолблены ниши, в которых эти люди обитали. На перекрестке двух туннелей путешественники увидели человека в блестящей, хоть и поношенной, форме.

— Гляди, похож на полицейского, — сказал Удалов. — Он нам и нужен.

— Вы, случайно, не страж порядка? — спросил Гнец–18. — Скажите, пожалуйста, как нам пройти к…

— Одну минутку, — сказал человек в форме, вынул из-за спины палку и ударил по голове проходящего мимо старичка. — Ты где переходишь? — спросил он его.

Старичок послушно вынул из кармана монету и отдал полицейскому.

— Вам чего? — спросил полицейский.

— Нам надо пройти к вашему начальству, — сказал Гнец–18.

— Зачем? — спросил полицейский, размахивая палкой, как маятником.

— Мы хотим узнать, ваша планета свободная или занятая.

— Это как так? — удивился полицейский.

— Мы побывали наверху, — сказал Гнец–18. — Там все свободно. Но тут, внизу, занято.

— Что-то твои слова мне не нравятся, — сказал полицейский. — Я бы тебя сейчас отправил куда следует, только ты одет слишком хорошо. Ты, часом, не грабитель?

— Простите, — вмешался Удалов. — Там, наверху, водопроводчик просил прислать ему трубы, а то течет.

— Вечно ему что-то нужно. Обойдется, — ответил полицейский. — А вы зачем туда ходили?

Удалов потянул Гнеца–18 за рукав.

— Идем дальше, — сказал он.

— Нет уж, голубчики! — возразил полицейский. — Вы пойдете только со мной. Или платите шесть монет за переход улицы в неположенном месте.

— А где положенное? — спросил Удалов.

— Это только я знаю, — усмехнулся полицейский. — На то меня здесь и держат.

Тут полицейский поднял палку и повел путешественников вниз через переходы и лестницы, до большой ниши, в которой разместился полицейский участок.

В участке они долго не задержались. Там их допросили, для порядка избили палками и на скрипучем лифте отправили ниже, чуть ли не к центру планеты, в пещеру, которую занимал кабинет Начальника № 1.

— Итак, — сказал Начальник № 1, когда ему изложили суть дела, — вы нагло утверждаете, что пришли сверху. Это чепуха, потому что наверху ничего нет. Там никто не живет. Человек не муха, чтобы ползать по потолку. Теперь остается только выяснить, зачем вы лжете.

— Да не лжем мы! — возмутился Удалов. — Погодите, я вам паспорт покажу. Он вообще прописан на другой планете.

— Я не знаю, что такое паспорт, — сказал Начальник № 1, — но и любом случае ваш паспорт здесь недействителен, потому что других планет не существует. Придется посадить вас в тюрьму, пока вы не сознаетесь, зачем пожаловали, кто вас подослал подорвать нашу бодрость.

— Не нужна нам ваша бодрость! — продолжал спорить Удалов. — Мы искали свободную планету. Ваша показалась нам ненаселенной. А обнаружилось, что вы спрятались под землей и носа наверх не высовываете.

— Для нас это загадка, — добавил Гнец–18.

Тогда Начальник № 1 приказал всем посторонним выйти из комнаты, запер дверь, заглянул под стол — не остался ли там кто-нибудь, поманил путешественников пальцем и сказал шепотом:

— Я-то знаю, что наверху жить можно. Но другим об этом знать не положено. Триста лет назад на нашей планете бушевала война. Она была такой всеобщей, что абсолютно все было разрушено. И люди сохранились только в глубоких бомбоубежищах. После войны жить наверху было нельзя. Даже выглянуть опасно. Там все было настолько разрушено и заражено, что даже комар через три минуты умирал. Вот мы и переселились под землю. В этом есть недостатки, зато очень удобно держать в руках население. Вот мы и внушаем, что никакого другого мира не существует. А вы для нас — опасные сумасшедшие и возмутители спокойствия. Так что придется вам провести остаток своих дней в тюрьме.

Закончив речь, Начальник № 1 вызвал стражу, путешественников затолкнули в темный каменный мешок и захлопнули за ними железную дверь.

— Вот попались! — сказал в сердцах Удалов. — У меня же отпуск скоро кончается. Так дело не пойдет.

Он хотел было барабанить в дверь и требовать справедливости, но Гнец–18 объяснил, что ничего из этого не выйдет. Они все равно проникли сюда без разрешения, а раз местные жители думают, что, кроме их мира, никакого другого нет, а если и есть, то он для жилья не приспособлен, то вообще считается, что Удалов с Гнецем ниоткуда не приезжали, а они — местные жители с вредными мыслями.

— Все равно, — ответил на это Удалов, — я этого так не оставлю.

— А что можно сделать? — удивился Гнец–18. — Наш путь завершен. У нас даже ничего нет — ни фонарей, ни бластеров, ничего. Все отобрали полицейские. Жаль только, что мы не выполнили задания и нас будут понапрасну ждать дома. Прощай, друг Корнелий. Прости, что я впутал тебя в эту историю.

— Ни-че-го подобного, — ответил Удалов, глядя в кромешную тьму. — У меня дела дома. У тебя дела дома. А ты собираешься просидеть здесь всю жизнь. Эй! — продолжал о, подходя к двери. — Здесь есть кто?

— Я на страже, — ответил голос из-за двери.

— Нас скоро выпустят?

— Из этих каменных мешков еще никто не выходил живым, — ответил глухой голос стражника.

— Я так и думал, — прошептал Гнец–18.

— Может, никто и не выходил, — сказал тогда Удалов. — Но все равно я обязан открыть тебе, стражник, глаза. Ты меня слышишь?

— Слышу, — ответил стражник.

— Мы пришли сверху, — сказал Удалов. — Там наверху светит солнце, растет трава и поют птицы. Там светло и сухо. Планета уже забыла, что на ней была страшная война. Она ждет, когда снова вернутся люди. А вы сидите внизу, как кроты в подземелье.

— Наверху ничего нет, — сказал стражник.

— Это тебе вдолбили с детства, что ничего нет. Твои начальники боятся, что как только вы выберетесь на волю, то разбежитесь во все стороны.

— Наверху ничего нет, — повторил стражник. — Там пусто. Там смерть. Жизнь кончается на двадцать третьем ярусе. И не понимаю, зачем все эти разговоры? Может, вы сумасшедшие?

— Тогда зачем нас посадили в каменный мешок? Ведь сумасшедших надо отправлять в больницу.

— У нас нет больниц. Мы живем и умираем, когда наступает для этого время.

— Пойдем с нами наверх, — сказал Удалов. — Там тепло, светло и сухо.

— Не соблазняй меня, — сказал стражник.

— Там поют птицы и журчат светлые реки…

Стражник грустно вздохнул.

— Это похоже на сказку, — сказал он.

— Ты ничем не рискуешь, — сказал Удалов. — Если тебе не понравится, ты вернешься.

— Не соблазняй, — сказал стражник. — Ты говоришь — тепло, светло и сухо?

— И дует ветер. И шелестят листьями деревья. И жужжат пчелы, отыскивая путь к улью, и стрекочут кузнечики.

— Я не знаю, что такое деревья, и не слышал, как жужжат пчелы, — сказал стражник. — А если ты лжешь, незнакомец?

— Тогда ты приведешь нас обратно и никогда не выпустишь отсюда.

— Хорошо, — сказал стражник, — только я вам завяжу руки, чтобы вы меня не убили. Ведь не исключено, что вы сумасшедшие или хитрые преступники.

— Соглашайся, — прошептал Гнец–18. — Соглашайся на все.

Он воспрянул духом.

Стражник связал путешественникам руки и повел их коридорами к скрипучему грузовому лифту.

— Этот лифт поднимет нас на предпоследний ярус, — сказал он, подведя путешественников к ржавой клети, — а там посмотрим.

Лифт поднимался целую вечность. Гнец боялся, что за ними будет погоня, и спрашивал, нельзя ли поторопить лифт.

— Других нету, — мрачно отвечал стражник, который оказался сутулым мужчиной с бледным и рыхлым, как манная каша, лицом.

— Куда дальше? — спросил он, когда лифт через полчаса остановился. Он явно жалел, что поддался на уговоры, и вот-вот готов был повернуть назад.

— Теперь недолго осталось, — сказал Гнец–18, в котором, словно компас, было заложено чувство направления.

Они шли так быстро, что стражник еле поспевал за ними. Его керосиновый фонарь раскачивался как маятник и оттого казалось, что туннель заполнен прыгающими тенями. Они миновали шахту, поднялись по лестнице, попали в тупик, и пришлось возвращаться назад, пробежали через узкий проход, в котором ржавели автомобили и мотоциклы, и в тот момент, когда стражник, запыхавшись, сказал, что больше не сделает ни шагу, увидели впереди пятнышко света.

Удалов первым добежал до входа в подземелье и вскарабкался наверх без помощи рук, которые были связаны за спиной.

— Свобода! — закричал он, как джинн, выпущенный из бутылки. Следом выбрался Гнец–18.

— Вылезай, — сказал он стражнику, который, зажмурившись, стоял на дне ямы.

— Не могу, слишком светло, — сказал стражник.

Удалов и Гнец–18, повернувшись спинами друг к другу, развязали путы. Потом Удалой лег на край воронки, протянул руку вниз и помог стражнику выбраться на поверхность.

— Открывай глаза понемножку, — сказал Удалов. — Солнце зашло за облака, не страшно.

Стражник стоял на краю воронки, и у него дрожали колени.

Наконец он осмелился открыть глаза и, щурясь, огляделся. Вокруг расстилалась холмистая равнина, поросшая травой и полынью. Далеко, у горизонта, стеной стоял лес и начинались голубые холмы. Это было не самое красивое место на планете, но все равно здесь было в миллион раз лучше, чем под землей.

Но стражник этого не понял. Он ухватился за Удалова и простонал:

— Не могу. Лучше умру.

— В чем дело? — спросил Удалов.

— Слишком много места и слишком много света. Лучше я пойду обратно. Я вам верю теперь, но под землей лучше. Спокойнее и всегда стены под боком.

И как Удалов ни уговаривал стражника осмотреться, подождать, как ни соблазнял его полетом над лесами, тот говорил только:

— Нет, нет, я лучше под землю. Я там рожден и умру в четырех стенах.

— Оставь его, — сказал Гнец–18. — Каждый волен избирать тот образ жизни, который ему нравится.

— Человеку не свойственно жить под землей. Это место для кротов и червей, — возражал Удалов.

Но стражник был непреклонен.

— Прощайте! — сказал он и прыгнул вниз. Оттуда он крикнул: — Наверно, все это мне приснилось! Я постараюсь обо всем забыть. Только бы не проговориться случайно, а то придется самому вместо вас гнить в тюрьме.

И стражник убежал вниз, в привычную темноту, тесноту и сырость.

Когда Удалов с Гнецем вернулись на корабль, Корнелий сказал:

— Все-таки я надеюсь, что они когда-нибудь сами отыщут выход.

— Возможно, — ответил Гнец–18, — но мы не должны вмешиваться. Спасибо тебе, Корнелий, что ты помог мне выбраться из тюрьмы. Давай искать другую планету. Такую, чтобы и в самом деле была совершению свободной.

ТРЕТЬЯ ПЛАНЕТА

На следующий день они заглянули на одну плотно заселенную и цивилизованную планету, где заправились гравитонами, купили сувениры и отправились в справочное бюро, чтобы узнать, нет ли по соседству подходящей свободной планеты.

— Точно не скажем, — ответили им. — Мы сами рады бы найти такое место, чтобы построить там дачи и туристские лагеря, потому что спасения нет от собственных туристов. Жгут костры, ломают деревья… Попробуйте, впрочем, заглянуть к звезде Энперон, около которой вращается несколько планет. Мы туда не летаем, потому что боимся космических драконов.

— Драконы — не самое страшное в Галактике, — сказал Гнец–18. — Где у вас ближайший магазин?

В магазине путешественники купили бочку уксуса и распылитель, потому что каждому космическому страннику известно, что космические драконы не выносят уксусного запаха, и полетели к Энперону.

Надо сказать, что им повезло. Единственный дракой, встретившийся на пути, был сравнительно маленьким. Как он ни старался, корабль Гнеца не поместился в его пасти, а когда Удалов распылил уксус, дракон трусливо бросился наутек и спрятался в ближайшей туманности.

— Вот, погляди! — воскликнул Гнец, глядя на первую же планету. — Какая чудесная растительность! Зеленая и яркая! Какие разноцветные озера и реки! Какие сизые и зеленые облака плывут над ней! И вроде бы нет людей!

— Не нравится мне это разнообразие, — сказал Удалов. — Реки должны быть бесцветными или голубыми, в крайнем случае зеленоватыми, но никак не красными и не желтыми. И зеленые облака-тоже ненормальность. Ну что делать, раз уж прилетели, поглядим.

Они опустились на берегу оранжевого озера и вышли наружу. Черная туча надвигалась с запада. Пахло кислой капустой и соляной кислотой. От озера поднимался пар.

Удалов первым подошел к воде, прихватив удочки, потому что решил порыбачить, пока Гнец приходит в себя после посадки. Он закинул удочку с высокого берега. С озера тянуло гнилью, и надежд на хорошую рыбалку было немного. Крючок сразу зацепился за что-то, и Удалов с трудом выволок на берег ком гнилых водорослей. Он освободил крючок, насадил червяка из земных запасов и закинул снова. Тут же клюнуло. Удалов подсек, потащил осторожно к себе. Показался черный плавник, но это была не рыба. Это был скользкий червь с плавником. Пока Удалов, содрогаясь от отвращения, тащил червя к берегу, из оранжевой воды выскочил еще один червь, вдвое больше первого, и вцепился в добычу Удалова. А когда все это уже было на берегу, вода вздыбилась и из нее выпрыгнул червь втрое больше второго. И проглотил обоих первых. Удалов бросил удочку и побежал наверх. Нет никакой гарантии, подумал он, что следующий червяк не сожрет и самого Удалова.

Навстречу ему шел Гнец–18.

— Ну, что новенького? — спросил он, потирая руки.

— Только черви в озере, — сказал Удалов. — Боюсь, что они всю рыбу сожрали.

— Пустяки, — отмахнулся Гнец–18. — Мы их выведем. Ему очень хотелось, чтобы планета оказалась свободной.

— Ты лучше доставай свой Искатель Разума, — сказал Удалов. Он был мрачен, потому что лишился лучшей удочки с японской леской.

Только что Гнец собрался последовать совету товарища, как их накрыла черная туча. Стало темно. Вонючий дождь хлынул сверху, как из помойного ведра. Пока они добежали до корабля, промокли насквозь и покрылись синяками — в дожде попадались гайки, ветки, гнутые гвозди и иная рухлядь.

— Не нужен нам твой Искатель, — сказал Удалов, захлопывая люк и вытаскивая из уха ржавый шуруп. — И без него все предельно ясно.

— Не уверен, — сказал Гнец–18, включив обогреватель, чтобы просохнуть, и обрызгивая Удалова одеколоном. — Может, им не хотелось жить в таком безобразии. Вот они и улетели. А мы эту планету вычистим и приведем в порядок. По крайней мере, леса здесь зеленые.

Но когда дождь кончился и они отправились в лес, оказалось, что листьев на деревьях нет и в помине, зато мириады зеленых тлей обгладывали кору, а жуки и гусеницы терзали стволы — деревья были такими трухлявыми, что, когда Удалов нечаянно задел одно из них плечом, дерево рухнуло и превратилось в пыль.

— Обрати внимание, — сказал Удалов, стряхивая с себя труху и насекомых, — здесь даже птиц нету. Не говоря уже о более крупных животных.

И тут они увидели местного жителя. Это был хилый карлик в рваной накидке, наброшенной на узкие плечики, с грязным мешком в руке. Притом в противогазе.

При виде незнакомцев карлик попытался скрыться в чаще, но ноги его подкосились, и он сел на землю.

— Здравствуйте, — сказал Удалов, протягивая вперед руки, чтобы показать, что не взял с собой никакого оружия. — Вы здесь живете?

— Разве это жизнь? — удивился карлик. — Это существование. А вы-то разве не боитесь?

— А чего нам бояться? — спросил Удалов.

— Как чего? Свежего воздуха, вони, заразы, червей и безнадежности. Вы, наверно, приезжие?

— Правильно, — сказал Гнец–18. — Мы ищем свободную планету. С воздуха ваша нам сначала понравилась. Она кажется такой разноцветной и пустынной…

— Что правда, то правда, — сказал карлик. — Разноцветная — это да. И пустынная — тоже. Пойдемте лучше ко мне домой, побеседуем, а то опять град собирается. Еще пришибет ненароком.

Путешественники последовали за карликом, который повел их по тропинке, усеянной проржавевшими железками, через черные лужи, в которых шевелились пиявки, мимо пустырей, заваленных смердящим мусором. Удалов просто поражался, как же он не заметил всего этого безобразия с воздуха. Но потом понял: все здесь было покрыто слоем разноцветной плесени, и только вблизи можно было удостовериться, насколько мрачен и безрадостен окружающий пейзаж.

— Городов у нас, простите, не осталось, — сказал карлик, — живем поодиночке.

Он пригласил их в подвал заросшего лишайниками и плесенью когда-то величавого замка. Внутри было множество помещений со сводчатыми потолками, но вонь, которая пронизывала их, была совершенно невыносима. Удалов очень удивился, когда карлик снял противогаз и глубоко вздохнул.

— Можно воспользоваться? — спросил Удалов, протягивая руку к противогазу.

— Пожалуйста, возьмите, носите на здоровье. Вот и запасный для вашего друга, — ответил карлик, и его бесцветные губы искривились в подобии улыбки. — Странные вы люди — в лесу, где дышать трудно, столько там ядовитого кислорода, вы без противогазов обходились, а здесь дышать не можете. Мне, например, от кислорода дурно делается.

Из соседнего подвала вырвался клуб серой пыли. Внутри него кто-то шевелился и что-то произносил.

— Моя супруга, — сказал карлик. — Занимается приборкой. Чистюля.

— Простите за нескромность, — сказал Гнец–18, — а почему ваша планета такая, можно сказать, запущенная? Что-нибудь случилось?

— Планета как планета, — ответил карлик. — Жить можно. Бывает хуже. Вот у вас, например.

— Почему вы так думаете?

— Если бы хорошая была, зачем вам другую искать?

— Вы ошибаетесь, — возразил Гнец–18, — наша планета чистая, благоустроенная. У нее только одни минус — она перенаселенная.

— Ха-ха! — саркастически произнес карлик и подтянул штаны, которые расползались по швам. — Все это ложь и лицемерие.

— Мы бы рады вам помочь, — сказал Удалов. — Но не знаем чем.

— Так зачем нам помогать? Мы и так довольны.

Не сразу, фразу за фразой, удалось вытянуть из угрюмого карлика историю его планеты. Когда-то была она не хуже других — росли леса, в озерах водилась рыба, летали птицы и так далее. Но карлики, которые населяли планету, были законченными индивидуалистами. Не было им дела до окружающих, а тем более до всей планеты. Они вычерпывали рыбу из озер, не думая, что будет дальше, рубили леса, не заботясь о том, вырастут ли другие. И если один из них выбрасывал в речку мешок с ржавыми железками, то соседи спешили его перещеголять, и тут же каждый выбрасывал туда же по два, а то и по три мешка. Когда передохли птицы и звери, расплодились вредные насекомые и принялись безнаказанно пожирать фрукты и овощи. Нет, чтобы карликам объединиться — они даже вытаптывали последние посевы у соседей, чтобы всем было плохо. На месте полей выросли джунгли могучих сорняков, которых ничем не возьмешь — ни химией, ни прополкой. Наконец наступил день, когда на всей планете остались лишь карлики, крысы да вредители сельского хозяйства. С деревьев осыпалась последняя листва, в реках развелись хищные червяки, которые пожирали нечистоты и случайных купальщиков. Но и это никого не смутило. Каждый карлик доживал сам по себе, привыкал постепенно к отсутствию воздуха и даже радовался, что у соседа еще хуже, чем у него.

— И много осталось народу на планете? — спросил Удалов, совершенно потрясенный рассказом карлика.

— А я не интересуюсь, — ответил тот. — Чем меньше, тем лучше.

— А может, эвакуировать их отсюда? — подумал вслух Гнец–18. — Нет, поздно. Они уже даже нормальным воздухом дышать не могут. Да и как восстановишь животный и растительный мир, если ничего не осталось, кроме чучел и воспоминаний?

— Чучел нету, — сказал карлик. — Чучела жучок съел. Туда им и дорога.

Видно было, что гости ему уже надоели, ждет не дождется, когда уйдут. Но вдруг его осенила мысль.

— Скажите, а не купите ли вы нашу планету? Я вам ее дешево отдам. За кормежку. Будете меня с женой кормить, покуда мы не вымрем.

— Нет, никто вашу планету не купит, — сказал Гнец–18. — Ее же надо сначала продезинфицировать и начать эволюцию сначала, с простейших.

— Так я и думал, — сказал карлик. — Нет добрых людей на свете. А вы пока присядьте в уголке, отдохните, если вам уходить не к спеху. Я обедать буду. Вам не предлагаю. Вы, наверно, сытые.

Из облака пыли выползла карлица. Она несла чашку с теплой водой и тарелку с кашей из плесени.

— Вы чего не раздеваетесь? — спросила она, показывая на противогазы.

— Не приставай к ним, они приезжие, — ответил за гостей карлик.

— Может, все-таки поедите с нами? — спросила карлица.

— Они не хотят! — поспешил ответить карлик.

— Спасибо, — сказали путешественники хором. — Мы сыты.

— Брезгуют, — сказал карлик. — Ничего, нам больше останется.

Карлица тоже присела за стол, и хозяева подвала начали быстро хлебать кашу, заедать глиной и запивать водой.

— А на третье, — сказала карлица, не глядя на гостей, — будут блинчики из лишайников. Очень вкусные.

— Не может быть! — обрадовался местный житель.

Удалов с Гнецем потихоньку вышли наружу, сбросили противогазы и, кашляя от едкого дыма, приползшего в низину как туман, побрели по шевелящемуся лесу обратно к кораблю.

— Хоть эта планета и почти пустая, — сказал Гнец, — но я бы ее и злейшему врагу не предложил бы.

— И чего же они раньше не спохватились! — горевал отзывчивый Удалов.

— Как же они могли спохватиться, если каждый сидел в своей поре? Поучительно, хоть и горько смотреть на этих эгоистов.

— Надеюсь, — сказал Удалов с чувством, — что это — единственный прискорбный случай во всей Галактике. Надо будет обязательно рассказать об этом дома. Знаешь, у нас в Великом Гусляре директор кожевенной фабрики стремится таким же способом Землю загубить. Единственное, что меня утешает, — наша общественность резко выступает против, и не сомневайся — реку Гусь мы погубить не дадим.

— Обязательно расскажи, — согласился с Удаловым Гнец–18. — Что-то у тебя, Корнелий, по моей вине отпуск мрачный получается.

— Ничего подобного! — возразил Удалов. — Я отпуском очень доволен. Всегда бы так проводил время. Столько новых людей, столько встреч, столько всего поучительного! Нет, я тебе благодарен за приглашение.

ЧЕТВЕРТАЯ ПЛАНЕТА

Следующая планета показалась примерно через полчаса. Она вращалась вокруг той же звезды Энперон.

Удалов прильнул к телескопу, разглядывая ее материки и океаны.

— На вид ничего, — сказал он наконец, пропуская к телескопу Гнеца. — Но я теперь своим глазам не доверяю.

— Я тоже не доверяю, — сказал Гнец–18. — Но, может быть, она все-таки свободная?

Он с такой надеждой посмотрел на Удалова, словно Удалов мог ему помочь.

— Не обещаю, — сказал Удалов. — Городов нету. Заводов не видно, кое-где в зелени и на полях виднеются черные проплешины. Происхождение их неизвестно.

За время путешествия Удалов стал экономнее в словах и точнее в формулировках.

Опустились. Вышли. Было тихо. Только чуть пахло гарью. Далеко-далеко слышался какой-то стук. Может быть, это стучал дятел?

— Поглядим, — предложил Удалов.

Они пошли вдоль низкорослого леса, по зеленому лугу и, когда отошли уже на километр от корабля, наслаждаясь предвечерним миром и спокойствием, Удалов спросил:

— Гнец, а где твой Искатель Разума?

— Опять забыл, — ответил Гнец. — Ты знаешь, Корнелий, мне так хочется, чтобы не было разума, что я все время забываю этот Искатель. Ты не представляешь, как я переживаю за своих соотечественников! Им приходится трудиться не покладая рук, а мы здесь с тобой гуляем.

— Мы не просто гуляем, — возразил Удалов. — Мы проводим разведку.

— Все равно стыдно. Ну что здесь разведывать? Если бы я не боялся сглазить, я бы сейчас сбегал на корабль, взял Искатель и…

— Беги-беги, — добродушно сказал Удалов, усаживаясь на пенек.

«Благодать, — думал он, — если бы у нас в Гусляре места были не лучше, взял бы семью и переехал сюда». Но тут же вспомнил, что скоро в эти мирные места могут прибыть два миллиарда совершенно незнакомых ему и, может, даже разочарованных людей.

В тишине и спокойствии теплого вечера что-то Удалова смущало. Интуиция подсказывала ему, что здесь не все ладно. Он ощущал, что за ним наблюдают. Удалов подошел к кустам, раздвинул их, но кусты были пустыми. Он вернулся на пенек. Что же неладно? Конечно же, сама тишина, зачарованность леса. Как будто кто-то поджидает, чтобы наброситься… А на чем он сидит? На пеньке. А почему в диком лесу пенек, да еще так ровно спиленный?

Мысли Удалова прервал Гнец–18.

— Так спешил, — сказал он, подбегая, — что не успел включить. Может, нам посчастливилось?

И он протянул Удалову защитный шлем.

— Нам почти наверняка не посчастливилось, — сказал Удалов. — Посмотри.

Гнец долго смотрел на пенек, а потом сказал, не веря собственным глазам:

— Знаешь, тут могут быть животные, которые так ровно отгрызают деревья.

— Бобры?

— У нас они иначе называются.

— Все может быть, — согласился Удалов, но про себя лишь усмехнулся: «Знаем мы этих бобров, с циркульной пилой».

Включили Искатель Разума. И он тут же защелкал так, словно находился в московском магазине ГУМ.

— Может, это из-за нас? — сказал Гнец с надеждой. — Шлемы испортились?

— Нет. Пойдем посмотрим.

Но в каком бы направлении они ни двигались, щелканье, жужжание и мигание аппарата было совершенно невыносимым. Разум просто кишел вокруг.

— Ничего не понимаю, — сказал Гнец–18.

— А я полагаю, что здесь комары разумные, — ответил Удалов, шлепнув себя ладонью по шее.

— Такое маленькое тело, — серьезно заметил Гнец-18, — не может поддерживать в себе разум.

— Может, они невидимые?

— Ты веришь в чудеса?

— Скорее, нет.

— И я тоже нет. Невидимость противоречит законам природы. Все, что мы с тобой, Корнелий, видели и слышали за последние дни, имеет научное объяснение. Но невидимость — это жалкая выдумка фантастов.

Удалов был вынужден согласиться. И тут раздался строгий голос:

— Невидимость — не выдумка. Каждый хороший солдат обязан быть невидимым для противника. Попрошу поднять руки. Вы в плену.

— Ну вот, — сказал Удалов. — Второй раз за неделю.

Пенек откинулся, и из-под него вылез солдат с ружьем. Кусты поднялись из земли, и в корнях их обнаружились солдаты с пулеметом. Стволы деревьев распахнулись, словно дверцы шкафов, и из них вышли офицеры и генералы.

Путешественники были вынуждены сдаться в плен.

Их привели в штаб, умело спрятанный под большим муравейником. Единственное неудобство заключалось в том, что муравьи часто падали сверху и больно кусались.

— Вернее всего, вы шпионы, хотя для шпионов вы вели себя очень неосмотрительно, — сказал полковник, который вел допрос.

Чины у них были, конечно, другие, но Удалов для удобства поделил их по числу и величине крестиков на погонах.

— Мы не шпионы, — возразил Удалов. — Мы совершенно штатские лица.

— Это еще не аргумент, — сказал молодой лейтенант в маскхалате. — Ни один шпион сразу не признается в своих преступлениях.

— Молчать! — рявкнул полковник. — Кто ведет допрос?

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — Лейтенант присел на корточки и превратился в болотную кочку.

— Теперь обратимся к вам. Что вы предпочитаете, смерть на виселице, расстрел или вечное заключение в тюрьме?

— Как вам сказать, — ответил Удалов. — Вечное заключение мы уже испытали. Это очень неприятно. Так что лучше всего расстрел.

— Почему? — удивился полковник. — Вы не хотите жить?

— Хотим, — задумчиво сказал Удалов. — Я передумал. Мы выбираем виселицу.

— Объяснитесь, шпион, — потребовал полковник.

— Я надеюсь, что у вас плохие веревки, — сказал Удалов. — И они оборвутся.

— Приготовить тройные веревки, — приказал полковник. — Я сам лично проверю. Я сначала повешу на ней того сержанта, который на прошлой неделе чихнул на посту.

— Знаешь, — сказал Удалов Гнецу–18, — это явно несвободная планета.

— Что? — спросил полковник.

— Я сказал, что планета ваша несвободная.

— Так ты не только шпион, но и клеветник! У нас совершенно свободная планета.

— Если она и на самом деле свободная, — сказал Гнец–18,-то для нас это просто находка.

— Почему?

— А потому, что нам очень нужна свободная планета. Мы уже вторую неделю ищем такую. У нас есть два миллиарда людей, которых негде разместить.

— А где они сейчас живут? — спросил полковник.

— Сейчас они заморожены.

И Гнец–18 чистосердечно поведал полковнику о своих затруднениях. Удалову эта исповедь не понравилась. Он полковнику не доверял. Он с самого начала понял, что под словом «свободная» Гнец и полковник имеют в виду совсем разные вещи. Но перебивать товарища он не стал, хотя и решил уже, что не позволит везти сюда замороженных. Неладно здесь.

— Так, — сказал полковник, выслушав рассказ Гнеца. — В этом что-то есть. Подумаем. Сейчас вас отведут в камеру, а я пока проведу совещание.

По подземному коридору их провели в замаскированную тюрьму. Все это находилось в замечательно замаскированном городе, который ни за что не увидишь сверху. По замаскированным улицам ходили строем дети в военной форме, старушки в военной форме и девушки в полувоенной форме. Все при этом тщательно маскировались, изображая из себя кусты, деревья, камни и прочие неодушевленные вещи.

В камере, замаскированной в дупле старого дерева, путешественники пробыли недолго. Вскоре их снова провели в штаб, где, кроме полковника, их уже ждали восемь генералов, которые даже кренились под грузом галунов и позументов.

— Покажите документы, — приказал генерал-фельдмаршал.

Удалов показал свой паспорт, а Гнец–18 — свое поисковое удостоверение, но так как генералы не умели читать ни по-русски, ни на языке Гнеца, то они только повертели документы в руках, сверили фотографии с их владельцами и сделали вид, что удовлетворены.

— Если вы не врете, — сказал генерал-фельдмаршал, — вам нужна планета, на которой ваши замороженные соотечественники могли бы приобщиться к настоящей свободе. Что же, мы согласны их приобщить.

— Вы меня не совсем правильно поняли, — сказал Гнец–18, которого Удалов призывал, пока они были в дупле, к крайней осторожности. — Нам нужна планета, где не было бы людей.

— Правильно, — сказал генерал-поручик. — Народу у нас нехватка. Мы всех ваших соотечественников пристроим к делу. Всех используем.

— Как вы их используете?

— Для защиты свободы. Сейчас у нас перемирие, и мы, и наши противники, жалкие выскочки и коварные предатели, тщательно замаскировались. Потому что и у них, и у нас осталось мало солдат, а детские сады еще не успели подготовить нам достойную смену. У нас каждый человек на учете. У нас больше пушек, чем артиллеристов, больше самолетов, чем летчиков, нам не хватает рабочих на патронных фабриках и пороховых заводах. И если вы отдадите нам своих соотечественников, то мы согласны заплатить за каждого достойно. За стариков и старух по пуле, за женщин по целой обойме, а за здоровых мужчин и подростков не пожалеем и винтовок.

— Но нам не нужны пули и винтовки, — сказал Гнец–18.

— Чепуха, — сказал генерал-фельдмаршал. — Не набивайте цену. Всем нужны винтовки и патроны. У нас их сейчас избыток, и потому мы благородно делимся с нашими союзниками.

— Нет, ни в коем случае, — сказал Гнец–18. — Как вы могли подумать, что мы наших соотечественников отдадим вам в качестве пушечного мяса! Отпустите нас, мы улетаем.

— Ну, нет, голубчики, — сказал генерал-фельдмаршал. — Никуда вы от нас не улетите. Вы будете находиться в заточении, на хлебе и воде, до тех пор, пока не согласитесь с нашими справедливыми и законными требованиями.

— Не надейтесь, что вам это сойдет с рук, — возмутился Гнец–18. — Нас найдут, и вас сурово накажут.

— Не найдут, — возразил генерал. — Мы лучшие в мире мастера по камуфляжу. Вы пробыли у нас полдня и не заметили даже простых солдат-новобранцев, которые скрывались совсем рядом с вами. Подумайте, как вы будете через полгода гордиться своими соотечественниками, которые станут такими же мастерами камуфляжа.

— Нет, не уговаривайте нас, мы улетаем.

— Мы не такие наивные, — расхохотался генерал. — Мы вас отпустим, а вы сразу броситесь к нашим противникам. Не думайте, что они вам больше дадут.

— Никуда мы не бросимся.

Но генерал больше не слушал пленников. Он обернулся к полковнику и сказал:

— Замаскируйте их так, чтобы родная мать не узнала. И приготовьтесь к допросу восьмой степени.

Снова пленники оказались в дупле. Только на этот раз под сенью дерева рядом с дуплом поставили котел, в котором кипятили смолу, и спалили кучей железные орудия пыток.

— Нам бы дотянуть до темноты, и мы бы убежали, — сказал Гнец–18, который думал, что можно сбежать от генералов. Но Удалов относился к этому трезвее.

— Ничего не выйдет. Пойдем на военную хитрость.

— Нет, это не принципиально, — сказал Гнец–18. — Я этого не позволю.

Тогда Удалов махнул рукой и решил немного поспать. Если тебя собираются пытать, то нет ничего вреднее, чем сидеть и смотреть, как подготавливают к работе орудия пыток.

Его растолкал Гнец.

— Корнелий, — прошептал он, — я в ужасе. Я согласен на все. Только спаси меня.

— Что случилось? — сонно спросил Удалов, которому снилось, что он уже вернулся из отпуска и рассказывает о разных планетах своим соседям, а соседи не верят ни единому слову. Кстати, впоследствии оказалось, что сон был пророческим.

— Ты погляди наружу, — сказал Гнец.

Удалов выглянул из дупла, и его глазам предстало жуткое зрелище. Во-первых, на площадке, хорошо замаскированной сетями и листвой деревьев, уже установили виселицу и дыбу, разложили щипцы, зубья, колья и прочие страшные вещи. В котле кипела смола, а палач в красном мундире, замаскированный под пышный розовый куст, помешивал смолу медным черпаком.

— Хорошо, — сказал Удалов, протирая глаза. — Придется помочь. Только чтобы ни слова. Что бы ты ни услышал, соглашайся со мной, не сомневайся в моем дружеском постоянстве.

— Спасибо, друг, — сказал Гнец–18.

— Не спеши, — ответил Удалов. — Может, еще ничего не выйдет.

Он высунулся из дупла и, нарушая все правила маскировки, закричал:

— Срочно ведите меня на допрос к генералу!

— Тиш-ше! — рассердился палач, даже затрепетав от такого нарушения маскировки. — Ты нас выдашь своим криком. У меня есть приказ подвергнуть вас первой серии пыток, а когда вы уже кое в чем сознаетесь, вернуть на допрос.

— Эй! — закричал тогда Удалов еще громче. — У меня сведения государственной важности!

Тут же несколько кустов и иней по соседству поднялись и оказались младшими офицерами. Несмотря на ворчание и угрозы палача, лишенного любимой работы, младшие офицеры отвели пленников в штаб. Генералы сидели за столом, обменивались военными воспоминаниями и распивали едко пахнущий местный алкогольный напиток.

— Уже? — удивился генерал-фельдмаршал. — Что-то я не замечаю следов пыток.

— Мы не успели начать, — ответили младшие офицеры. — Они уже сломились.

— Великолепно. Отличная работа! — сказал генерал-фельдмаршал. Он пришел в благодушное настроение. — Хотите присоединиться? — спросил он у пленников, указывая на стол с напитками.

Удалов наотрез отказался. Гнец–18 последовал его примеру.

— Я, — сказал Корнелий, — готов обсудить с вами условия, но только, чтобы этого, — он указал на Гнеца–18, — здесь не было.

— Ага, раскол! — обрадовался генерал-фельдмаршал. Он просто ликовал. — Все правильно. Может, твоего напарника вообще ликвидировать?

Удалов долго раздумывал. Гнец дрожал и в ужасе глядел на него.

— Корнелий! — взмолился он наконец. — Я всегда был тебе другом.

— Когда дело идет о поставках оружия, — ответил хладнокровно Удалов, — о дружбе и прочих абстрактных чувствах приходится забыть.

— Молодец. Люблю прямоту! — сказал генерал-фельдмаршал. — Уведите второго и надежно изолируйте его.

— Не верьте Корнелию! — кричал Гнец–18, когда его вытаскивали из комнаты дюжие лейтенанты. — Он предал меня, значит, предаст и вас! Мы никогда не отдадим вам наших замороженных соотечественников!

— Отдадут, — заметил Удалов цинично, как только крики Гнеца стихли за дверью. — Ну, сами посудите, кому нужны два миллиарда древних соотечественников? Так что я вам их с удовольствием уступлю. Только, конечно, не за ту жалкую цену, которую вы предлагаете.

— Что ж, стоит обсудить, — сказал генерал, замаскированный под клумбу незабудок, который раньше молчал и не вмешивался в беседу.

— Во-первых, — сказал Удалов, присаживаясь за стол рядом с генералитетом, — никаких патронов и никаких винтовок. У нас, на Земле, есть еще, к сожалению, оружие, перед которым ваши винтовки и патроны — жалкие детские игрушки, даже сравнивать стыдно.

— Какое оружие? — просто взвились генералы.

— Так я вам и раскрыл карты! — усмехнулся Удалов. — Как только сделка состоится, вот и узнаете.

— Ваши условия! — настаивали генералы, сверкая глазами.

И тут оказалось, что условий Удалов придумать не успел. Он морщил лоб, старался, думал, но озарения не наступало.

Генералы приняли его молчание за преднамеренное. Им казалось, что Удалов хитрит, набивает цену. Они нервно переглядывались.

— Он знает, — шепнул генерал-фельдмаршал генералу-клумбе.

До ушей Удалова долетел этот шепот. Значит, генералам есть чего скрывать. Что ж, можно рискнуть.

— Да, я знаю! — сказал он твердо. — И не пытайтесь меня обмануть.

— Но этого же никто не знает! Даже мы чуть было не забыли.

— Неважно, — отрезал Удалов. — Неужели вы думаете, что человек, готовый продать вам два миллиарда ничего не подозревающих живых душ да секретное оружие в придачу, так наивен, что прилетел сюда без предварительной разведки? Уж лучше бы я отправился к вашим врагам.

Генералы послушно закивали. Они поверили Удалову.

— Где это? — спросил Удалов.

— Закопано, — поспешил с ответом генерал-фельдмаршал, — и замаскировано под муравейник.

— Отлично. Везите сюда.

— А где же люди? Где же оружие?

— Послушайте, вы мне надоели, — обнаглел Удалов. — Я и так иду с вами на невыгодную сделку. Но я люблю…

«Ну что я люблю?» — лихорадочно думал Удалов.

— Вы любите искусство, — подсказал генерал.

— Не вмешивайтесь, — оборвал его Удалов. — Если бы я не любил искусства, меня бы здесь не было.

— А как вы докажете, что с вашей стороны нет обмана?

— Никак.

— Но мы не привыкли без гарантий.

— Тогда не получите оружие.

— Я придумал выход из положения, — сказал генерал-клумба. — Мы пошлем с вами наблюдателя. Наблюдатель не отстанет от вас ни на шаг. И если кто попробует крутить, пуля в спину — и готово.

Удалову совсем не нужна была пуля в спину. Но другого выхода не оставалось.

— Я отлетаю через час, — сказал он. — Моего слабонервного спутника прошу доставить на корабль в связанном состоянии.

— Будет сделано, — сказали генералы.

— Произведение искусства доставить к самой ракете. И чтобы без подделок.

— Ну как можно! — испугались генералы. — Вы же тогда не привезете свой товар.

— Угадали, — согласился Удалов и пожалел, что ему не хватает решительности на Земле. Если бы он так же умел находить выход из любого положения, когда работал в стройконторе, быть его конторе лучшей в области.

С Удаловым решил лететь генерал-клумба. Удалов дошел до корабля замаскированными тропинками и проследил за погрузкой связанного Гнеца, который сжигал Удалова презрительным взглядом.

Тяжелый сверток неизвестного назначения тащили восемнадцать замаскированных солдат. Генерал-клумба умудрился добраться от штаба до корабля, скрываясь в траве и иногда зарываясь в землю так, что Удалов, шагавший рядом, его периодически упускал из виду.

Остальные генералы вылезли из подземного хода, чтобы попрощаться с Удаловым, и напоследок генерал-фельдмаршал вежливо спросил его:

— Простите, если мой вопрос покажется вам нескромным, но какой у вас чин?

Удалов хотел было сказать правду, что он младший лейтенант запаса, но решил, что этим может испортить впечатление, и потому ответил просто:

— Маршал танковых войск.

— Я так и думал, — ответил фельдмаршал и пожал ему руку как равному. А остальные генералы отдали Удалову честь.

Удалов помахал им рукой из открытого люка. За спиной Удалова стоял замаскированный под клумбу генерал и прижимал к его лопатке пистолет. Планета казалась тихой, мирной и совершенно безлюдной. Генералы и солдаты растворились в траве и спрятались в стволы деревьев. Удалов проследовал на капитанский мостик и поднял корабль в воздух.

Прошло полчаса. Планета превратилась в зеленый кружочек. Удалов отправился в кубрик и развязал Гнеца–18.

— Я вас презираю, — сказал Гнец, но тут ему стало плохо, и Удалову пришлось бежать за водой, чтобы привести товарища в чувство.

Генерал-клумба стоял в проходе, держа пистолет. Из ушей у него торчали цветочки, на плече вырос мухомор.

— Вы так всегда будете стоять? — спросил Удалов, проходя мимо со стаканом воды.

— А что делать? — спросил генерал.

— Первым делом снимите с себя эти ветки и траву. Мне за вами убирать не хочется.

— Вы хотите сказать, что можно размаскироваться? — удивился генерал.

Но Удалов его не слушал. Он отпаивал Гнеца.

— Простите, маршал, — настаивал генерал, войдя за Удаловым в кубрик. — Но как я размаскируюсь, если в любой момент могут появиться враги.

— Не могут, — ответил Удалов. — Не догонят.

— Вы серьезно?

— Серьезно. Спрячьте пистолет. Еще выстрелит невзначай. Шелуху с себя снимите на кухне. И помойтесь немного. Жизнь в лесу вас не украшает.

Гнец пришел в себя.

— Корнелий! — сказал он с горечью. — Как ты мог меня предать?

— Послушай, — ответил Удалов, — мне это надоело. То ты говоришь, что согласен на все, только бы тебя не пытали, то вдруг начинаешь на меня кидаться.

— Но не такой ценой, Корнелий, не такой ценой!

— А какой? — удивился Удалов.

— Ты продал моих соотечественников! Два миллиарда человек!

— Я, правда, выменял их на какое-то произведение искусства, но это была военная хитрость.

— А почему на борту этот тип?

— Чтобы держать пистолет и стрелять при первом моем или твоем подозрительном движении.

Гнец тут же снова потерял сознание.

— Господин маршал! — раздался из кухни голос генерала-клумбы. — А каким полотенцем можно вытираться?

— Ну вот, — проворчал Удалов. — Даже полотенца с собой не взял. Возьмите голубое, — ответил он генералу. — Это мое. А завтра что-нибудь сообразим. Если нужно белье, то мое вам подойдет. Оно в левом шкафчике.

Удалов не успел снова привести Гнеца в чувство, как вымытый генерал появился в дверях.

— Могу ли быть чем-нибудь полезен? — спросил он.

— Вот так-то лучше, — сказал Удалов, оглядывая генерала.

Перед ним стоял мужчина средних лет, мирного вида, в белой удаловской ковбойке и черных трусах.

— Сейчас будешь приводить в чувство Гнеца–18. Учти, что он мой друг, а никакой не пленник. Я сам тоже не маршал, а зовут меня Корнелий Иванович. Никаких людей мы продавать вашим милитаристам не намерены. У нас на Земле это не принято. Войны больше не будет. Маскировки тоже. Пистолет можешь выбросить в мусоропровод. А пока я тебя включаю в число членов экипажа в качестве юнги.

— Спасибо, — сказал генерал, и на глаза у него навернулись слезы. — Я не смел на это надеяться: мир и дружба.

— Мир и дружба, — согласился Удалов, а Гнец, который уже пришел в себя, все слышал и осознал, добавил:

— Ты, Корнелий, настоящий друг моей планеты.

Потом они втроем пошли на капитанский мостик искать новую свободную планету. На полпути Корнелий остановился и хлопнул себя по лбу.

— Забыл! — сказал он. — А что же мы от твоих генералов получили?

— Не беспокойтесь, Корнелий Иванович, — сказал бывший генерал, которого Удалов условно решил звать Артуром. — Это генералам совершенно не нужно. Когда на нашей планете еще не было всеобщей перманентной войны, там жил один великий скульптор. И он изваял из изумруда статую женщины. Все знают, какая она прекрасная и ценная, но последние пятьдесят лет она была замаскирована, а недавно мы обсуждали, как бы разбить ее на части и продать какому-нибудь ювелиру.

Тогда они вернулись в багажное отделение и распаковали статую. Она изображала собой женщину изумительной красоты в человеческий рост и с распущенными волосами. Статуя была зеленой и полупрозрачной.

— Нет, — сказал Удалов. — Статуе не место в багажнике. Поставим ее в кают-компании и будем ею любоваться в трудные минуты. А потом сдадим в музей или детский сад, потому что детям тоже надо приобщаться к прекрасному.

ПЯТАЯ ПЛАНЕТА

Пятую планету отыскали лишь на четвертый день. Правда, планеты по пути встречались, но некоторые были негодны для жизни, а другие населены. За эти дни Артур стал всеобщим любимцем, потому что отличался добрым характером и изумительно готовил.

— Я, Корнелий Иванович, — признался он, — всю жизнь хотел стать поваром. Но повара нам не нужны, а нужны только кашевары. Я не люблю обижать других людей, но с детства меня учили быть жестоким. Вот я и терпел. Но больше в этом нет необходимости.

На планету сначала садиться не хотели, потому что с воздуха увидели постройки. Но так как устали летать без посадки, опустились.

Неподалеку был маленький городок, окруженный садами и полями. На лугу паслось стадо коров. Но никто не вышел встретить путешественников, никто не работал в поле и никто не пас стадо.

Они прошли к городу по дорожке между полями. В полях выросли сорняки, и васильков было больше, чем ржи. Коровы мычали, завидя людей, будто их неделю не доили. На улицах городка было много мусора, краска облупилась с вывесок, и машины, брошенные у тротуара, были покрыты пылью.

И на улицах не было ни единого человека.

— Новая загадка, — сказал Удалов. — Я уже устал от загадок.

Он обернулся к Гнецу–18.

— Ты взял с собой Искатель Разума?

— Взял.

— Тогда давай отыщи, где они скрываются.

Гнец включил Искатель, но он молчал.

В какую сторону ни направляли они антенну, огонек в нем не зажигался. Разума в окрестности тысячи километров не наблюдалось.

— Но это совершенно невероятно, — сказал Артур, выходя из пустого магазина. — Они где-то неподалеку.

— А почему ты так думаешь? — спросил Удалов бывшего генерала.

— А потому, что в магазине есть свежее мясо и огурцы. Его хозяин был здесь по крайней мере сегодня утром.

Они обыскали весь город, заглянули в подвалы и на чердаки, но не нашли ни одного человека.

Уже стемнело, когда они решили вернуться к кораблю и облететь всю планету. Может, таинственные силы перевезли людей на другое полушарие? Гнец все время включал свой Искатель Разума, и Удалов подумал, что его спутник не имел бы ничего против, если жители исчезли бесследно. Планета вполне годилась для переселения.

Только путешественники направились к выходу из города, как внезапно раздался шум, и на улицах, в домах — всюду появились люди. Каждый из них тут же прятал в карман какой-то прибор и начинал заниматься своими делами. Люди были оживленны и бурно обменивались впечатлениями.

— Это неповторимо! — слышались голоса.

— Другой такой нету.

— Только бы дожить до завтра!

— Не хочется убирать квартиру и готовить ужин.

Удалов подошел к одному из возникших жителей города, почтенному старику в очках, и схватил его за пуговицу.

— Вы где были? — спросил он строго.

— Чудак, — ответил старик, не пытаясь сопротивляться. — А вы где были, позвольте вас спросить?

— Я? — удивился Удалов. — Последние два часа я хожу по вашему городу и удивляюсь, куда все запропастились.

— В последние два часа? — Старик был потрясен. — И вы хотите сказать…

Он обратился к прохожим.

— Люди! — кричал он. — Сограждане! Вы знаете, что эти люди делали последние два часа?

Вокруг собралась толпа.

— Они были здесь, в городе, и искали нас.

— Не может быть! — раздались голоса вокруг.

— Это невероятно.

— Они, наверно, с неба свалились!

Удалов остановил крики, подняв руку.

— Да, — сказал он, — мы свалились с неба. Вернее, прилетели с другой планеты. И мы ровным счетом ничего не понимаем. Я должен указать, что вы невежливо обращаетесь с гостями, и, вместо того чтобы объяснить, куда пропало население всей планеты, вы над нами смеетесь.

— Никто над вами не смеется, — сказал из толпы толстый мальчик. — Мы вас жалеем.

— Мы выражаем вам искреннее соболезнование.

— Но почему?

— Потому что вас с нами не было.

— А где вы были?

— Придется объяснить, — сказал старик.

— Объясните им, бургомистр, — поддержали старика в толпе.

— Нас не было. Никого не было. Ни в этом городе, ни в соседнем. Ни на дальнем континенте. Нигде. Мы были в прошлом году.

— Да, — раздались голоса в толпе, — мы все были в прошлом году.

— Вы умеете путешествовать во времени? — спросил Гнец–18.

— Да, умеем. Но не в этом дело. Мы смотрели дальнозор.

— Зачем? — Удалов представил себе нечто вроде супербинокля.

— Потому что ровно год назад на нашей планете, в Центральном зале концертов, выступала певица Кавалия Чух.

— Чух! — сказали все слушатели с глубоким волнением.

— Они не знают Кавалию Чух, — заметил толстый мальчик. — Они не дрожат при ее имени.

— Несчастные! — сказал старик. — Вы никогда не слышали, как поет Кавалия Чух?

— Нет, — сказал Удалов.

— Тогда вы самые несчастные и самые счастливые люди на свете. Вы завтра вместе с нами пойдете на ее концерт.

— Так она каждый день выступает? — не понял их Удалов.

— Как вы не понимаете! Она выступала один раз, год назад. После этого улетела дальше, но впечатление, произведенное ее чарующим искусством, было таково, что мы не можем его забыть. К счастью, у нас есть возможность путешествовать во времени. И вот уже год мы каждый вечер возвращаемся в тот день, когда она пела, и вновь слушаем ее выступление. А самые избранные счастливцы каждый вечер приходят в Центральный концертный зал и внимают ей наяву.

— Теперь понятно, — сказал Удалов. — Отравление искусством.

— Значит, у вас планета не свободная? — спросил Гнец–18.

— Она свободна каждый день с семи до десяти, — ответил старик. — В это время вы не найдете ни одного человека. В прошлое отправляются даже больницы и родильные дома.

На корабле, когда они вернулись, вышел спор. Гнец–18 хотел немедленно улетать дальше, потому что больше на этой планете делать нечего. Но Удалов воспротивился:

— В конце концов, я в отпуске. И ни одного развлечения. На Земле я бы хоть раза два сходил в кино. Вместо этого я должен бороться с черными полковниками, бегать из тюрьмы и глядеть на орудия пыток. Где справедливость?

— Но мои соотечественники ждут!

— Подождут лишний день.

И тут Удалова неожиданно поддержал Артур:

— Я бы тоже хотел слетать на год назад и послушать Кавалию Чух. Все последние годы я провел в лесу, замаскированный под клумбу. Мне очень хочется приобщиться к искусству.

Гнец понял, что он остался в меньшинстве, и сдался. Сел читать справочник по холодильникам, чтобы не терять квалификации.

На следующий день к вечеру Удалов и Артур переоделись, причесались и отправились в дом к бургомистру. Тот уже ждал их. Он вручил им по карманной машинке времени и пригласил садиться в приготовленные кресла. По улицам спешили люди, чтобы наскоро закончить свои дела и успеть к дальнозору, который оказался просто-напросто цветным телевизором.

— В вашем увлечении пением есть и отрицательные стороны, — заметил Удалов бургомистру. — Я, как работник городского хозяйства, должен заметить, что санитарное состояние города оставляет желать лучшего. Любовь к искусству сама по себе благородна. Мы, например, возим с собой на корабле изумрудную статую в человеческий рост. Но если потерять чувство меры, то…

— Тише, — сказал бургомистр. — Пора.

Они нажали кнопки на машинках времени и перенеслись на год назад, в значительно более прибранный и чистый город. И тут Удалов удивился так, как давно не удивлялся. В комнате возникли сидящие на стульях еще один бургомистр и еще одна жена бургомистра. Бургомистр поздоровался со споим двойником и поцеловал руку своей второй жене. А второй бургомистр поцеловал жену первого.

— С ума сойти, — прошептал Артур. — Я военный человек и ко всему привык, но не к этому.

— Не обращайте внимания, — сказал первый бургомистр. — Я тоже привык не сразу. Но потом привык. Это тот же я.

Второй бургомистр согласно кивнул.

— Ведь год назад я уже сидел в этой комнате и смотрел дальнозор. Вот я и сижу. А через год я снова уселся у дальнозора. Так что я дважды сижу. Неужели непонятно?

— Ага, — сказал Удалов и не стал больше спорить.

Так они и сидели. Артур, Удалов, два бургомистра и две жены бургомистра. Тут зажегся большой телевизионный экран, и еще минут через пять Удалов совершенно забыл о странностях этого вечера.

Кавалия Чух не отличалась особенной красотой или статностью. Это была скромная женщина из системы Альдебарана. Но она оказалась великой певицей и великой актрисой. Ее искусство так захватывало, увлекало и вдохновляло, что когда в перерыве Удалов смог перевести дух, он искренне пожалел, что Кавалию не слышат его соседи из Великого Гусляра и упрямый рациональный Гнец–18, который остался на корабле читать справочник по холодильным установкам, потому что на его планете искусство считают недопустимой роскошью, когда у тебя такая гнетущая ответственность перед предками.

К концу концерта Удалов вместе со всеми присутствующими бил в ладоши и кричал «бис!». Ему казалось, что он несется по могучим волнам музыки. А когда концерт кончился, зажгли свет и они попрощались с тем из бургомистров, который остался в прошлом году, все увидели, что на глазах Артура стоят слезы.

У дома бургомистра уже собралась толпа. Все хотели узнать, понравился ли гостям концерт. Удалов вышел к народу первым. Он поднял над головой сомкнутые руки и сказал:

— Спасибо, товарищи, вы доставили мне неизгладимое удовольствие.

— И только?! — возмутились жители города. — Вы не останетесь с нами, чтобы каждый день уходить в прошлое и вновь переживать сладкие мгновения?

— Я бы рад, — сказал Удалов. — Но у меня дела. Я должен найти свободную планету. Два миллиарда человек ждут от меня помощи. Кроме того, у меня скоро кончается отпуск.

— А я останусь! — крикнул Артур. — Я был генералом на жестокой планете и был замаскирован под цветочную клумбу. Но теперь я понял, что смысл жизни заключается в ином. Я остаюсь.

Все закричали «браво» и захлопали в ладоши. Один Удалов оставался спокойным. Он не одобрял чрезмерного увлечения Кавалией Чух. Да, она была изумительной певицей, но ведь жизнь продолжается! Он не стал спорить, а сказал Артуру:

— Хорошо. Оставайся. Только проводи меня до корабля. Надо будет обсудить кое-что на прощание.

Артур с готовностью согласился. Он чувствовал себя обязанным Удалову. Они быстро дошли до корабля. Удалов молчал, а Артур объяснялся междометиями:

— Она… — говорил он… — Ах… Ну… Вот так… Да-аа!..

Гнец–18 все еще читал и подчеркивал ногтем важные места в справочнике.

— Ну как? — спросил он. — Можно лететь?

— Я остаюсь, — сказал Артур, — это было невыразимо.

Гнец посмотрел на Артура с удивлением.

Удалов развернулся и изо всех сил ударил Артура в челюсть. Артур свалился как подкошенный.

— Закрывай люк! — крикнул Удалов Гнецу. — Немедленно стартуем!

Гнец подчинился, но крикнул Удалову, который поспешил на капитанский мостик:

— Это очень нецивилизованно с твоей стороны. В культурной Галактике так не поступают.

— Он меня еще благодарить будет, — ответил Удалов и дал старт. Потом привязал Артура к креслу, чтобы не особенно буйствовал, когда очнется. Поступил с ним так же, как древние мореплаватели с Одиссеем, чтобы тот не нырнул в море, наслушавшись сирен.

— Люди, которые только слушают музыку и ничего больше не делают, — сказал он назидательно Гнецу–18, — постепенно деградируют. Меня вообще беспокоит судьба этой планеты. А Артуру надо еще учиться, чтобы стать полноправным членом Галактики.

Кроме того, у Удалова были свои планы в отношении Артура.

ШЕСТАЯ ПЛАНЕТА, И ПОСЛЕДНЯЯ

Когда Артур пришел в себя, он был ужасен. Он часа два буйствовал в кресле. В конце концов Удалову удалось убедить его, что, если решение Артура слушать каждый вечер один и тот же концерт будет неизменным, на обратном пути Удалов его отпустит. И Артур несколько успокоился, хотя был мрачен и говорил о насилии над личностью, что, впрочем, свидетельствовало о прогрессе в его образовании.

Опять потянулись длинные дни в космосе. Опять были планеты метановые, планеты безвоздушные, планеты обледенелые и планеты раскаленные, планеты, населенные высокими цивилизациями и цивилизациями молодыми.

И вот, когда до конца отпуска Удалова оставалось всего шесть дней и он уже боялся, что придется вернуться домой, так и не выполнив задуманного, они увидели еще одну планету.

Светлые облака плыли над ней, закрывая легкими тенями озера, реки и сосновые леса. Ни единого города, ни единой деревни. Необитаемый остров!

— Теперь, пожалуй, все в порядке, — сказал Удалов, выходя из корабля и садясь на траву. — Записывай координаты и начинай работу.

— Ой, не доверяю я твоей интуиции, — сказал Гнец–18. — Сколько уже планет мы облетели, и ни одной свободной.

Он достал из кармана Искатель Разума и осторожно включил его.

Искатель защелкал, и лампочка в нем зажглась.

— Я же говорил, — сказал Гнец. — Полетели дальше.

— И все-таки интуиция подсказывает мне, что еще не все потеряно, — настаивал Удалов.

— Смотрите! — сказал Артур, показывая вверх. — Кто-то летит. Давайте собью.

— Ты свои шутки брось, — строго сказал Удалов. — Тоже мне, поклонник чистого искусства. Сразу сбивать.

Громадная белая птица опустилась рядом с путешественниками и сказала:

— Добро пожаловать в наши края.

— Здравствуйте, — ответил Удалов. — Вы здесь хозяева?

— Да, — сказала птица. — Мы хозяева в небе.

— А мы думали, что это свободная планета, — сказал Удалов. — Вот товарищ ищет место, где бы разместить своих соотечественников. Если бы знали, не стали бы вас тревожить.

— Ничего страшного, — сказала птица. — Мы не возражаем.

— Против чего не возражаете? — спросил Гнец–18.

— Против ваших соотечественников. На что нам земля, раз наша стихия — небо? Если ваши соотечественники обещают не поганить воздух своими заводами и не запускать слишком громких самолетов, мы согласны.

— Конечно, обещаем! — обрадовался Гнец. — За нас вся Галактика может поручиться. Больше того, у нас очень хорошо развиты медицина и холодильная промышленность. Если вы питаетесь, например, рыбой, то мы можем ее для вас сохранять. И если вам нужно медицинское обслуживание, омолаживание, исправление физических недостатков, всегда рады помочь.

— Нам, по-моему, повезло, — сказала птица и полетела собирать своих товарок, чтобы сообщить им приятную новость.

На следующее утро было заключено официальное и торжественное соглашение между птицами, хозяевами неба, и будущими жителями Земли. Удалов вздохнул свободно. Главное дело было сделано.

— Ты прямо домой? — спросил его Гнец, когда они, попрощавшись с птицами, покидали атмосферу планеты.

— Нет, — сказал Удалов. — У меня еще несколько дней осталось. Хочу кое-какие дела утрясти.

— Только смотри: главный закон Галактики — невмешательство!

— Что-то ты, Гнец, слишком проницательным стал, — заметил Удалов.

— И еще, — добавил Гнец–18, — я думаю, что лучше потеряю два-три дня, но составлю тебе компанию. В конце концов, наша планета тебе, Корнелий, многим обязана. Я лично тоже. Куда направляемся?

— Сначала завезите меня на планету, где в прошлом году пела Кавалия Чух, — напомнил Артур.

— Успеется, — сказал Удалов. Потом обернулся к Гнецу, обнял его и сказал: — Спасибо, друг. Я знал, что ты не покинешь меня. Я постараюсь не особенно вмешиваться, но ты знаешь, как трудно удержаться. И если я не попытаюсь кое-что сделать, меня всю жизнь будет мучить совесть.

— Ладно, располагай мной и кораблем, как считаешь нужным, — сказал Гнец.

— Тогда я должен первым делом вернуться на планету к генералам.

— Ты с ума сошел! — закричал в ужасе Гнец. — Я не имею права рисковать нашими жизнями. Как мои соотечественники узнают, что наша проблема решена, если мы погибнем?

— Тебе и не надо опускаться, — сказал Удалов. — Мы с Артуром все берем на себя.

— Ни за что, — сказал Артур. — Я ведь дезертир. Меня повесят, а я не хочу, потому что у меня есть цель в жизни.

— Постыдись! — сказал Корнелий Удалов. — Слушать музыку — это удовольствие, может, даже наслаждение, но настоящий мужчина не может избрать наслаждение целью жизни. Помогать другим — вот в чем цель жизни. Гнец помогает другим, я помогаю другим. А ты никому не хочешь помочь. Неужели тебе не горько, что все население твоей планеты сидит замаскировавшись и воюет друг с дружкой?

— Мне горько, — сознался Артур.

— И ты устраняешься?

Нет, я не устраняюсь. Но ведь это бесполезно.

— А если я говорю, что не бесполезно?

— Тогда я с вами, Корнелий Иванович.

И корабль взял курс на планету замаскированных генералов.

СНОВА ЧЕТВЕРТАЯ ПЛАНЕТА

— Скажи, Артур, — спросил Корнелий, — а много среди вас таких, как ты?

— Каких?

— Которым надоело воевать и маскироваться.

— Таких большинство, — сказал Артур.

— Так я и думал. И они не смеют в этом признаться.

— Даже себе самим, — сказал Артур.

— А у ваших противников?

— То же самое.

— Замечательно. Этот ответ я и надеялся услышать. Ты хорошо разбираешься в маскировке?

— Отлично. Я лучший специалист по маскировке.

Тогда Удалов обратился к Гнецу.

— Сколько, — спросил он, — может взять людей на борт наш корабль?

— Если лететь недалеко, то человек тридцать.

И тогда Удалов поделился с друзьями своим планом.

Перед тем как подлететь к воюющей планете, они изготовили несколько снотворных бомб. Потом Артур показал, как найти главные штабы обеих армий.

Ночью корабль низко опустился над тщательно замаскированным штабом, в котором Удалову пришлось провести несколько неприятных часов, и бросил бомбу прямо в спальню генерал-фельдмаршала. Операция прошла совершенно бесшумно, потому что на той планете не было самолетов и ночью никто не ждал опасности с неба.

Потом корабль опустился на поляне у штаба, второй бомбой Удалов привел в безопасное состояние стражу. Спящих генералов и солдат, общим числом в двадцать человек, погрузили на корабль, в багажное отделение.

Перед рассветом то же самое сделали и со штабом враждебных войск. Всего на борту накопилось около сорока сладко спящих военных. Перегруженный корабль снова поднялся в космос и взял курс к планете, где остатки населения бедовали в подземельях.

Артур с Удаловым тщательно следили, чтобы пленники не проснулись раньше времени, и в багажном отделении стоял туман от снотворного газа.

Когда корабль опустился на холмистой, поросшей полынью равнине у входа в подземный город, пленников поштучно перетащили к входу в туннель и опрыскали нашатырным спиртом.

Удивлению генералов и солдат не было конца. Представьте себе, вы заснули в надежном и хорошо замаскированном штабе, а очутились среди голой равнины, обезоруженные, по соседству со злейшими врагами. Некоторые генералы и солдаты попытались зарыться в землю, другие старались превратиться в полынь, но это им не удалось. Удалов и Артур, на всякий случай вооруженные бластерами, приказали им встать.

— Предатель! — воскликнул генерал-фельдмаршал, узнав Удалова.

— Дезертир! — крикнул генерал-поручик, с трудом угадав в загорелом мужчине в ковбойке генерала-клумбу, шефа камуфляжного управления.

— Спокойно, ни с места! — сказал им Артур. — С вами будет говорить сам Корнелий Иванович.

— Маршал танковых войск, — подсказал генерал-фельдмаршал, потому что генералу всегда приятнее, если его побеждает достойный соперник.

— Так вот, господа генералы и товарищи солдаты, — сказал Удалов. — Мы вас привели сюда не случайно. Мы хотим показать вам ваше собственное неприглядное будущее. Здесь, на этой планете, долгие годы бушевала война.

— Не может быть, — прервал его генерал-фельдмаршал. — Здесь негде маскироваться.

— Раньше было где. Вот они и воевали. Довоевались до того, что ни очного живого места на планете не осталось. И пришлось им, бедным, спрятаться под землю, в бомбоубежище. Прошло уже много лет, и они живут там, потому что люди со временем забыли, что есть другой мир, кроме подземного. Они влачат жалкое существование, словно кроты и черви. Им страшно вылезти на белый свет. Вот эта дыра — единственное место, через которое можно проникнуть внутрь. Еще через несколько лет они все вымрут. Такая же судьба ждет и вас. Я ясно выразился?

Генералы и солдаты были поражены, но не поверили.

— Тогда вот что, — сказал Удалов. — Желающие могут пойти внутрь вместе с Артуром и Гнецем–18. Идите осторожненько, чтобы вас не поймали. А мы, остальные, подождем здесь.

Так и решили. Пока часть визитеров пробиралась под охраной Артура по темным коридорам, остальные беседовали с Удаловым о жизни на других планетах и обсуждали актуальные проблемы. Удалов был доволен тем, что среди его слушателей в основном были солдаты, которые рады были не маскироваться и посидеть спокойно на солнышке.

В общем, к тому времени, когда вернулись экскурсанты, Удалов полностью разагитировал солдат, как балтийские моряки разагитировали казаков во время революции. Солдаты мирно братались и уже обсуждали мирные планы.

Экскурсанты вернулись из подземелья мрачные и потрясенные виденным.

— Это невероятно, — сказал генерал-поручик, который обзывал Артура дезертиром. — С этим надо покончить. Нам стыдно за наших братьев по разуму.

— Долой маскировку! Да здравствует мир! — сказал один из солдат, остававшихся с Удаловым.

— В ваших словах что-то есть, — ответил солдату генерал-поручик, который еще вчера с ним и разговаривать бы не стал.

Артур приблизился к Удалову и встревоженно прошептал ему на ухо, что генерал-фельдмаршала они потеряли. Он скрылся в темноте и убежал к начальству подземного города.

— Плохо дело, — заметил Удалов, но не потерял самообладания.

Генералы следовали примеру солдат и сбрасывали с себя маскировочные халаты. Тут и остальные заметили отсутствие генерал-фельмаршала.

— Он заблудился? — спросил генерал-поручик.

— Нет, — ответил честно Удалов. — Я полагаю, что он сбежал. Для него, кроме войны, других дел не существует. Вот он и хочет объединиться с подземными милитаристами.

— Этого допускать нельзя, — сказал один из солдат.

— Погодите, не в этом дело, — остановил его Удалов. — Многих из вас я, пожалуй, убедил. Но нельзя думать только о себе. Если мы не поможем подземным жителям, они вымрут. Уговорить их выйти наружу подобру-поздорову мы не сможем. Они боятся дневного света и отвыкли от свежего воздуха. Но оставлять их внутри тоже нельзя.

— Надо заставить их выйти наружу. Силой, — сказал генерал-поручик.

— Но нас ведь горстка, а внутри есть полиция. Наступило молчание.

— Кстати, — заметил Артур, — генерал-фельдмаршал их наверняка уже предупредил, и они теперь организуют оборону.

— Мне нужны добровольцы, — сказал Удалов.

Десять солдат и пять генералов сделали шаг вперед.

— Отлично. Остальные остаются здесь и принимают беженцев.

— Но что вы хотите сделать? — спросил генерал-поручик.

— Мы проникнем на самый нижний уровень и взорвем там баллончики с очень вонючим, отвратительным, слезоточивым газом. Я случайно обнаружил эти баллончики в корабле. Они предназначаются для того, чтобы отгонять хищных зверей. Газ распространится по подземелью, и его жители будут вынуждены отступать до тех пор, пока не выйдут наружу. Мы же пойдем сзади и, если какие-нибудь старики или больные не смогут идти сами, будем им помогать.

Удалов раскрыл чемоданчик и вынул из него подготовленные баллончики, противогазы для десантников и большой пакет с бутербродами.

Все поели бутерброды, потому что операция предстояла длительная, а генерал-поручик сказал так, чтобы все слышали:

— Корнелий Иванович настоящий стратег.

Удалов покраснел, но ничего не ответил.

Операция прошла, как было запланировано. Восемь часов добровольцам пришлось продвигаться по туннелям и коридорам, идя за волной газа, поднимаясь с уровня на уровень и подгоняя перед собой отстающих. Полиция была дезорганизована и не могла оказать сопротивления. На пятый час, прикрывая глаза от мягкого предвечернего света и обалдевая от свежего воздуха, показались первые жители подземелья. Солдаты встречали прибывших и успокаивали их.

Удалов выбрался из подземелья последним. Он гнал перед собой генерал-фельдмаршала и Начальника № 1. Они сдаваться не хотели, сопротивлялись, и пришлось их на ночь связать.

А утром, на первом собрании жителей двух планет, стало ясно, что пути назад нет, что война на одной планете и подземный плен на другой заботами неугомонного человека с Земли закончились. Лишь фельдмаршал и Начальник № 1 сказали, что жить в новых условиях не могут. На что их подданные заявили, что жить с ними не хотят.

— Ладно, — сказал тогда Удалов. — Я знаю, чем им заняться. Мы их будем перевоспитывать трудом.

— Расскажите, Корнелий Иванович! — попросили его.

— Есть тут одна планета, — сказал Удалов. — Я все мучился, что с ней делать. Люди на ней вели себя неразумно и полностью ее испакостили. Там предстоит большая работа, пока удастся ее очистить и как-то приспособить для нормального житья. Я на обратном пути намерен заглянуть в космический трест по очистным сооружениям. Они, конечно, дадут технику и подкинут кое-какие кадры. Но с людьми у них всегда трудности. Все хотят быть или космонавтами, или врачами, или певцами. Я думаю, что для перевоспитания генералу и начальнику стоит потрудиться в ассенизационном обозе галактического значения. И специальность полезную заодно приобретут.

И все одобрили предложение Удалова, лишь будущие ассенизаторы воздержались высказать свое мнение.

В эту последнюю ночь перед возвращением домой Удалов не спал. Было много дел. Плакали детишки, стонали старики и старухи, непривычные к свежему воздуху. Где-то перед рассветом, когда солдаты и генералы уже собирали вещи, чтобы грузиться на корабль и спешить домой, устанавливать там мир и убирать маскировочные сетки, Удалов случайно столкнулся с Артуром.

— Ну как? — спросил он. — Тебя закинуть поближе к телевизору?.. Небось ждешь не дождешься сладкого момента.

— Куда? — не сразу понял Артур. — Нет, мне домой пора. Работать надо.

— Хорошо, — сказал тогда Удалов. — Обещаю тебе взамен, что если встречу певицу Чух, приглашу ее на твою планету дать концерт.

— Спасибо, Корнелий Иванович! — сказал с чувством Артур.

— Да, еще одна вещь, — сказал Удалов. — Там на корабле ценная статуя. Вернуть бы ее надо.

— Ни в коем случае! — возмутился Артур. — Это наш скромный дар чудесному человеку и великолепному организатору от населения всей планеты. Не отказывайтесь, Корнелий Иванович.

Корнелий искренне пожалел, что нет рядом товарищей из горсовета, часто журивших Удалова за недостаток организаторских способностей. А что, подумал он, может, просто масштабы на Земле для меня мелки? А здесь задачи как раз по плечу. И он внутренне улыбнулся.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

После того как завезли домой солдат и генералов, попрощались с Артуром, Гнец–18 высадил Удалова на межзвездном космодроме в Силярии. Сделал он это потому, что оттуда через день летел в сторону Солнечной системы пассажирский корабль. Он будет пролетать в каком-нибудь парсеке от Земли, и капитан обещал выделить для Удалова посадочный катер. А Гнец–18 спешил с добрыми вестями домой.

Он долго жал на прощание руку Удалову, обещал прилететь, как только выпадет возможность, расстраивался, что ничего не может подарить на память. Потом вдруг вспомнил.

— Держи, — сказал он, — наверняка тебе пригодится в будущем.

Он протянул Удалову Искатель Разума.

Удалов сначала отнекивался, не хотел брать такую ценную вещь, но пришлось согласиться. Может, и на самом деле пригодится, подумал он.

Они обнялись. Гнец пригласил Удалова в следующий отпуск побывать в гостях и, лукаво улыбнувшись, выразил надежду, что Удалову где-нибудь поставят памятник.

Потом Гнец–18 улетел, и Удалов остался один. До отлета был еще час, так что можно было выпить чашечку кофе и купить на память сувенир для Максимки. Максимка, уж наверно, выздоровел от свинки, а Ксения места себе не находит, волнуется, куда делся Удалов, что за рыбалка длиной в месяц? Ревнует, наверно, а может, в милицию заявила.

Но подарка Удалов купить не успел. Когда он проходил мимо ряда кресел, в которых отдыхали транзитные пассажиры, одно лицо показалось ему знакомым. Где же он его видел? В доме отдыха или на работе? И тут же Удалов понял бессмысленность подобных подозрений. Ну как мог человек из дома отдыха оказаться в другом конце Галактики?

— Вам автограф? — спросила его просто одетая женщина, заметив настойчивый взгляд.

— Вспомнил! — воскликнул Удалов. — Вы Кавалия Чух. Я только на днях видел вас по телевизору.

— Вы не могли меня видеть, — сказала знаменитая певица. — Я уже три месяца не выступаю.

— А что случилось?

— Вы присаживайтесь, — улыбнувшись очаровательной, но усталой улыбкой, сказала Кавалия. — Сами-то вы откуда?

— С Земли.

— К сожалению, там не бывала. Даже не слышала о такой планете. Так вот, у меня творческий кризис. Бросаю петь. Да, я знаю, что знаменита, что мне аплодируют, присылают цветы. Но глубокой, искренней любви к моему искусству я не ощущаю.

— Ясно, — сказал Удалов. — Такое случается с работниками искусства. Это и у нас называется — творческий кризис. Но вы неправы — вас помнят и ценят.

Кавалия Чух печально покачала головой.

— Не утешайте меня, незнакомец, — сказала она. — Вы меня не переубедите, потому что ваши слова объясняются добротой вашего сердца, а не действительным положением вещей.

— Еще как переубежу! — возразил Удалов. — Я отлично знаю, как вас излечить от меланхолии. Послушайте, в секторе 5689–бис есть одна планета, мне там пришлось недавно побывать. На этой планете каждый вечер все население, включая стариков и детей, уходит на год в прошлое. И знаете, почему? Потому что они не в состоянии жить без вашего искусства…

И Удалов, не жалея времени, подробно изложил Кавалии Чух события, которые имели место на планете, одурманенной ее искусством.

Кавалия Чух слушала затаив дыхание. Она была так растрогана рассказом Корнелия, что прослезилась и только минут через десять смогла взять себя в руки и заявить:

— Я сегодня же, немедленно, откладываю все дела и лечу на ту планету. Вы мне открыли глаза, Корнелий Иванович! Как только я могла так заблуждаться в людях? В благодарность за такое теплое отношение я готова петь там двое суток подряд…

— Ни в коем случае! — прервал ее Удалов. — Именно этого делать вам не следует. Они же вообще переселятся в прошлое! Поймите же, что планета находится на краю гибели!..

— А что же делать?

— Вы должны поступить иначе. Я предлагаю вам объехать по очереди все их крупнейшие города и спеть на стадионе в каждом из них. И взять с них слово, что они перестанут ездить в прошлое, а будут заниматься своими текущими делами и терпеливо ждать, когда вы приедете к ним собственной персоной.

— Хорошо, вы правы, — тут же согласилась великая певица.

В этот момент объявили посадку на космический лайнер, который должен был отвезти Удалова домой, и он тепло попрощался с певицей, которая тут же побежала к кассе, чтобы взять билет в другую сторону.

— Погодите!

Удалов вырвал листок из записной книжки и написал на нем адрес Артура. Догнав певицу, он передал ей листок с адресом и сказал:

— Дорогая Кавалия, если у вас выдастся свободная минутка, слетайте, будьте добры, на эту планету. Там у вас тоже есть верные ценители. Кроме того, та планета только что пережила тяжелую и длительную войну, и ее обитатели очень тянутся к настоящему искусству.

Певица поцеловала Корнелия в щеку и на прощание подарила ему свою объемную фотографию с трогательной надписью.

А еще через два дня посадочный катер незаметно приземлился в лесу на окраине Великого Гусляра.

Было раннее дождливое утро. С елей осыпались холодные брызги. Из травы торчали оранжевые шапки подосиновиков. Вслед за Удаловым на траву спустили изумрудную статую, и катер улетел.

Идти было трудно. Удалов волочил за собой статую по земле и чуть не надорвался. Ему удалось дотащить ее только до городского парка.

Ну что ж, рассудил он, значит, здесь ей и место. Он остановился у детской площадки с качелями, гигантскими шагами и теремком, развернул драгоценную реликвию и взгромоздил ее на пустой постамент, где раньше стояла гипсовая девушка с веслом. Под голубым рассветным освещением статуя мерцала, словно сотканная из теплой тропической ночи.

Все. Дела сделаны. Отпуск прошел удачно, поучительно и интересно.

— Это я сделал, это я сказал, это я предупредил… — произнес вслух Удалов, вспоминая свои обязательства перед Галактикой. Теперь оставалось лишь спрятать куда-нибудь подальше фотографию великой певицы Кавалии Чух, чтобы жена Ксения чего не подумала, и предупредить сына Максимку, чтобы не отдавал ребятам на дворе Искатель Разума для всяческих детских конструкторских затей.

Удалов бросил последний взгляд на статую.

Статуя улыбалась загадочной неземной улыбкой.

— Я пошел домой, — сказал Удалов статуе. — До свидания.