Мироходец

Глава 13

В Оранские горы пришла весна. С каждым днем становилось все теплее, в огородике перед окнами хижины зазеленели первые всходы. Ратип целыми днями пропадал в комнате Урзы. Тот все еще называл его Мишрой, и молодой эфуандец не терял времени даром. Получив возможность общаться сразу с двумя великими изобретателями, он, словно губка, впитывал в себя все их знания, стал подолгу возиться с механизмами и даже пробовал колдовать. Но магия не желала входить в жизнь Ратипа.

Однажды Урза подарил ему кист, и юноша не задумываясь проглотил его, а потом три дня мучился от нестерпимой боли в желудке. Кончилось все тем, что Мироходцу пришлось извлекать свой подарок из нутра новоявленного ученика.

И все же Урза доверял Ратипу-Мишре свои мысли и планы намного охотнее, чем Ксанче. Девушка уже начинала немного ревновать, как вдруг в один прекрасный день все изменилось.

Как-то раз в середине весны, дождливым вечером, когда Мироходец в очередной раз отправился побродить по вселенной, в комнату Ксанчи постучали и на пороге появился Ратип. Юноша прошел через комнату и уселся на кровать рядом с фирексийкой. Возникла неловкая пауза, а затем Ксанча почувствовала его руку на своем плече и попыталась отстраниться, но он удержал ее.

— Так теплее, — прошептал юноша, нежно перебирая ее волосы.

Девушку охватила странная истома, сквозь которую слышался голос Рата:

— Ты, наверное, устала. Я мог бы помогать тебе по хозяйству…

— В доме только одна печь. — Ксанча изо всех сил пыталась сопротивляться слабости, навалившейся на ее тело.

Но Ратип будто ничего не слышал.

— Урза совсем не ценит тебя, не замечает, как ты стараешься. А я заметил.

— Ты совсем его не знаешь.

— И никогда не узнал бы, если бы ты не привела меня сюда. — Его губы уже касались горячих щек девушки. — Сегодня я проснулся, и мне показалось, что я все еще в Пинкаре, со своей семьей, а потом увидел тебя…

Ксанча была уже не в силах сопротивляться, а Ратип все сильнее сжимал ее в объятиях и склонял на кровать. Девушка повторяла, что она тритон и не создана для любви и рождения детей, но юноша был настойчив, и в конце концов они справились без всякого колдовства. Когда все закончилось, Рат выглядел вполне удовлетворенным, а Ксанча до утра не могла заснуть, размышляя о неожиданном счастье любви, будто по ошибке выпавшем на долю фирексийского тритона.

С того памятного вечера прошло уже несколько месяцев, когда Урза сообщил молодым людям, что им необходимо отправиться в Эфуан Пинкар. На сборы ушло совсем немного времени, и вскоре шар уже возносил спутников над оранскими вершинами. С самого утра Ратип пребывал в дурном расположении духа, и Ксанче оставалось только гадать, что стало причиной его мрачного настроения.

— Зачем мы летим в Эфуан? Чтобы вернуть меня домой?

— Не будь смешным. — Девушка давно ждала этого разговора, но все равно оказалась не готовой к нему.

— Почему нет? Ведь я сделал все, о чем ты меня просила. Он считает меня своим братом, я слушаю Камень слабости и вспоминаю то, чего никогда не помнил, даже не мог знать…

— Да, — согласилась Ксанча, — он возвращается к реальной жизни. Впервые за два с половиной столетия Урза отошел от своего рабочего стола и занялся изобретательством. Все это благодаря тебе, благодаря Мишре.

— Великий Авохир! Я не хочу быть похожим на этого хладнокровного убийцу. И Урза такой же. Их всегда больше занимали бездушные механизмы, чем живые люди. Когда вы оба называете меня Мишрой, мне хочется покончить с собой! Единственное, что меня сдерживает, это… ты.

Юноша замолчал и уставился на горизонт. Справившись с собой, он продолжал:

— Он даже не обратил внимания на мою просьбу соорудить парочку боевых механизмов и отправить их в Эфуан Пинкар. Вы ведь так заняты судьбами Базерата и Морверна!

— Ошибаешься. Что, по-твоему, мы везем?

— Сколько раз вы уже бывали в Базерате? Семь? Восемь? — ответил вопросом на вопрос Ратип.

— Шесть, и ты мог бы путешествовать с нами. Это ведь и твоя война тоже.

— Нет! Да если бы я и пошел сражаться, то уж точно не за какие-то там рыбачьи поселки!

— А чем жители этих «рыбачьих поселков» хуже эфуандцев?! — взорвалась Ксанча.

В шаре повисла тишина. Оба спутника избегали смотреть друг на друга. Но не прошло и часа, как Рат снова заговорил, правда уже гораздо спокойнее.

— Урза сказал тебе, что мы везем?

— Нечто, что станет нашими глазами и ушами. Мы выясним, что собой представляют фирексийцы, поселившиеся в Эфуане, и узнаем, как с ними можно справиться.

— Мы и так знаем, что они среди краснополосых, а те делают всю грязную работу за шраттов. Когда мы прибудем в Пинкар, я хочу отвести тебя в храм Авохира и во дворец Табарна, чтобы ты сказала мне, есть ли там фирексийцы. Может быть, наш король уже наполовину машина, как Мишра. — Юноша помрачнел. — Как-то раз Урза разговаривал через меня со своим братом, и тот сказал, что нельзя больше допустить, чтобы живую плоть заменяли механизмами. Знаешь, что ответил Мироходец? Он сказал всего лишь одно слово — «галька».

Ксанча непонимающе взглянула на собеседника.

— Да, да! Мы будем повсюду раскидывать камни, которые изменят цвет, если их коснется фирексиец! — Ратип сдвинул брови. — Так мы узнаем, действительно ли мои враги проникли в Доминарию.

У юноши очень хорошо получалось передразнивать голос и гримасы Урзы. Ксанча улыбнулась, а Рат, напротив, сделался серьезным и продолжал:

— Великий Авохир! Какая осторожность! Не понимаю, зачем убийце совесть? Во время Войны Братьев они изобретали и использовали подземные капканы и чертовы колеса, а не какую-то там гальку.

— Он не хочет повторять прошлых ошибок. — Ксанча оправдывала Урзу теми же словами, которые выводили ее из себя на протяжении многих столетий. — Но он слушает тебя так, как никогда и никого не слушал. Дай ему время.

— Сколько эфуандских деревень сгорит за это время?

Ксанча не стала отвечать, решив подождать, пока гнев юноши остынет и он будет способен спокойно продолжать разговор.

Тем временем стемнело, взошла луна, и Ксанча опустила шар на краю небольшой рощи. Пора было устраиваться на ночлег. Ратип попытался помочь развести костер, но они еще не были готовы разговаривать спокойно, и, перехватив выразительный взгляд Ксанчи, юноша отправился побродить среди деревьев.

Вскоре все было готово, и девушка отправилась на поиски спутника. Рат сидел на стволе поваленного дерева. Подойдя ближе, Ксанча почувствовала, как в ее груди глухо вибрирует волна раздражения: щеки юноши были мокрыми от слез. Тритоны тоже когда-то умели плакать, но поняли, что это ничего не меняет в их жизни, и перестали.

— Ужин готов.

— Я не голоден. — Ратип вытер лицо рукавом рубахи и поднял глаза к небу.

— Ты сердишься на меня?

— Морская звезда восходит выше луны. Праздник Урожая закончился.

— Берулю. — Посмотрев в небо, Ксанча увидела крупную желтую звезду и назвала ее по-аргивски. — Примерно через неделю она станет видна из нашего дома.

— Мне исполнилось восемнадцать. — Ратип снова вытер лицо и отвернулся.

— Это какой-то особый возраст? — видя состояние спутника, девушка пыталась говорить как можно мягче.

— Вы с Урзой не живете по календарям. Для вас каждый следующий день похож на предыдущий… Я забыл, когда у меня день рождения. Наверное, он был три или четыре дня назад. В прошлом году я отмечал его с семьей. Мама пожарила утку, братик подарил мне медовый пирог, а отец — «Философию» Саппулана. Шратты сожгли ее. А может, это были краснополосые…

— Ты тоскуешь по семье?

— Уходи. — Ратип отвернулся, его спина сотрясалась от рыданий. Ксанча коснулась плеча юноши, но он сбросил ее руку. — Уйди… Пожалуйста.

— Я буду у костра, а позже приду за тобой. Это дикие края, Рат, а ты не… — Она никак не могла подобрать нужного слова.

— Что «не»? Недостаточно умен? Или недостаточно силен? Небессмертный, нефирексиец? Знаешь, кто я? Я раб!

Спорить с ним в таком состоянии было бесполезно, и Ксанча направилась к костру.

— Приходи, — сказала она напоследок. — Я обещаю молчать.

Сдержать обещание оказалось совсем нетрудно. Появившись возле костра, Ратип тут же завернулся в одеяло и лег к спутнице спиной. Ксанча не могла сосчитать, сколько одиноких ночей было в ее жизни, но эта показалась ей самой длинной.

Впрочем, с утра юноша заговорил первым.

— Как только мы доберемся до Пинкара, я пойду во дворец Табарна, — решительно заявил он.

Честно говоря, Ксанча надеялась на более мирное начало дня.

— Мы, кажется, договорились, что ты подождешь в гостинице, пока я раскидываю гальку по городским улицам. Твоя задача — помочь мне найти логово шраттов в окрестных деревнях.

— Знаю, но я все равно пойду во дворец, — настаивал юноша. — Любой эфуандец имеет право говорить со своим королем. И если он еще человек, я расскажу ему правду.

— А если нет? — спокойно отхлебнув холодного чаю, спросила Ксанча. По опыту общения с Урзой она знала, что ни логика, ни истина ничего не значат в разговоре с сумасшедшим. Прежде всего надо дать ему возможность высказаться.

— Тогда они убьют меня, а тебе придется сообщить об этом Урзе. Может быть, тогда он начнет хоть что-нибудь делать!

Ксанча поперхнулась чаем, представив, как она сообщит такую новость Мироходцу.

— Ну уж нет. Давай представим, что ты все-таки остался в живых. Какую правду ты предложишь своему королю?

— Я скажу, что эфуандцы должны прекратить убивать друг друга. Расскажу, что творят краснополосые.

— Очень смело. Но, боюсь, Табарн и сам знает, что вытворяют его наемники под видом шраттов.

— Не может быть… — Голос Ратипа звучал уже не так уверенно. — Если он еще на троне, если он еще человек, то он думает так же, как все: во всем виноваты религиозные фанатики.

Ксанча допила чай и, поставив кружку на землю, внимательно посмотрела на юношу.

— Предположим, что ты прав. Король еще во дворце и не знает, что среди его наемников есть фирексийцы, понятия не имеет, что эти головорезы разоряют народ… Так вот, скажи мне на милость, если правитель королевства не знает о том, что творится в его землях, то кто же тогда знает? Или существует кто-то, кто «помогает» ему пребывать в полном неведении?

Ратип побледнел и отшатнулся.

— Нет! — скорее просил, чем отрицал он. — Только не Табарн!

— Остается надеяться, что король лишился только своего тела, но еще не успел продать Фирексии свою душу. А пока я не узнаю, где и под каким видом скрываются фирексийцы, обещай мне не ввязываться в неприятности.

На рассвете шестого дня путешественники пересекли городскую стену столицы Эфуан Пинкара. Пустынные улицы, стражники у ворот дворца, мужественно борющиеся со сном. Ксанча рискнула пролететь над резиденцией Табарна, чтобы получше рассмотреть расположение построек на случай, если ей все-таки придется туда проникнуть. Несколько заспанных слуг возились у конюшен, поваренок спешил на кухню, в дверях которой высокий седой повар придирчиво выбирал овощи, принесенные в этот ранний час торговками.

Шестеро мужчин, закутанных в черные плащи, вели к воротам дворца прекрасных гнедых скакунов. На первый взгляд ничего необычного в этом не было, но Ратип заметно напрягся и прошептал, почти коснувшись губами волос девушки:

— А вот и неприятности.

— С чего ты взял? — удивилась Ксанча. — Простые посыльные. Королевские дела, знаешь ли, иногда требуют полной секретности.

Тем временем наездники уже мчались вдоль побережья прочь от столицы.

— Давай за ними! — воскликнул Рат. — Я носом чую неприятности!

Ксанча помотала головой.

— Ты не можешь их чувствовать, потому что они не пахнут маслом.

Юноша умоляюще взглянул на спутницу, та вздохнула и направила шар по следам удаляющейся шестерки.

— Они скачут слишком быстро, мы можем потерять их из виду, — беспокоился Ратип.

— По побережью только одна дорога. Никуда они не денутся, — ответила Ксанча, разворачивая шар. — Мы подлетим с другой стороны. Следи, чтобы они не заметили нашу тень.

Всадники свернули с дороги и остановились в заброшенном яблоневом саду. Спешившись, они осмотрелись и стали утаптывать траву в центре небольшой поляны.

— Молись своему Авохиру, — прошептала Ксанча.

— Что они делают?

Девушка не ответила. Опустив шар за деревьями, она пристально наблюдала за происходящим. Один из всадников достал из седельной сумки черный сверток. Остальные принялись раскладывать его на траве.

— Ты прав, у нас серьезные неприятности. Придется вмешаться. Это — переноска, проход в Фирексию. — Ксанча подняла сферу, отлетела на противоположную сторону сада и приземлилась.

Пока Ратип отряхивался от белой пыли, она достала из мешка черную трубу.

— Что это? — удивился юноша.

— Оружие. Эти всадники ждут кого-то из Фирексии. Мы должны остановить их. Слушай меня внимательно. Это, — она показала на черную трубу, — пусковой механизм. Держи его на уровне пояса и направляй широким концом вверх. Вот сюда будешь закладывать заряд, вот здесь рычаг. Опусти его вниз, и он выстрелит. Понятно? — Рат кивнул. — Выпускай по два заряда каждую минуту. Если увидишь кого-нибудь, не вздумай браться за меч. Я дам тебе волшебные монеты. Брось одну и присядь.

Ратип испуганно смотрел на Ксанчу, деловито раскладывающую у его ног туго набитые холщовые мешочки с присоединенными к ним металлическими взрывателями.

— Думаю, этих зарядов тебе хватит…

— А ты куда?

— К ним.

— Можно я с тобой?

Прошептав заклинание и облачившись в броню, Ксанча покачала головой:

— Нет, в одиночку я передвигаюсь быстрее.

Ратип вздохнул, осмотрел оружие и опустил в черную трубу первый мешок.

Пригнувшись, девушка пробиралась к поляне, как вдруг впереди, шагах в десяти, громко хрустнула ветка. Ксанча присела, спрятавшись за ствол яблони, и увидела одного из всадников. Подпустив мужчину поближе, фирексийка выскочила из укрытия и ловким движением перерезала ему горло. Не обращая внимания на хрипы умирающего, Ксанча побежала дальше. Первый разорвавшийся снаряд, выпущенный Ратипом, лишь напугал лошадей, с громким ржанием сорвавшихся с привязи. Двое мужчин остались раскладывать переноску, а остальные обнажили клинки и направились в сторону деревьев, из-за которых уже выходила Ксанча. Девушка решительно двинулась навстречу эфуандцам. Те видели перед собой лишь молодого безусого мальчишку и не подозревали, что он защищен волшебной броней, а потому приближались без страха. Этим и решила воспользоваться Ксанча. Схватив одного из нападавших за лезвие меча, она дернула его на себя. Мужчина не устоял на ногах и напоролся прямо на клинок. Второй, вооруженный саблей, уже занес оружие над головой, как вдруг за его спиной прогремел взрыв, и он повалился на землю. С коротким звучным криком девушка прервала мучения раненого эфуандца, вонзив в него его же саблю. «Итого — трое, — подумала Ксанча. — Двое у переноски. А где еще один? Надеюсь, Рат не забыл про волшебные монеты».

Один из всадников продолжал раскладывать на земле черный диск, в то время как второй внимательно следил за приближающейся Ксанчей. Но им не суждено было сразиться, потому что следующий снаряд прямым попаданием разорвал мужчину на куски. Взрывной волной оставшегося в живых эфуандца отбросило на переноску, и черная бездна поглотила его в мгновение ока. Ксанча почувствовала сильный запах фирексийского масла, исходящий от блестящего диска. Девушка осмотрела устройство, но не обнаружила ни серебряной панели, ни силовых камней. Вместо этого на краю переноски лежал круглый серовато-черный прозрачный камень, забрызганный кровью эфуандцев. Ксанча попыталась расколоть его мечом, но у нее ничего не получилось. Клинок треснул, словно стеклянный, и разломился надвое.

Следующий взрыв прогремел у самой переноски, и только броня спасла девушку от неминуемой гибели. Слегка контуженная, она помотала головой, пытаясь избавиться от звона в ушах, как вдруг прямо перед ней возникла фигура фирексийского жреца. По обилию металлических пластин и трубок Ксанча определила, что пришелец был не кем иным, как жрецом-исследователем. Значит, вскоре из переноски должны были появиться тритоны или гремлины. Поначалу, пока девушка не шевелилась, фирексиец не обращал на нее никакого внимания. Вытянув вверх металлическую конечность, он на лету схватил птицу и, раздавив ее мощными пальцами, поднес к прорезям в треугольной голове. По металлу руки струилась кровь, Ксанча задохнулась от подступившей к горлу тошноты. Жрец отбросил в сторону то, что осталось от птицы, и всем телом развернулся к тритону.

— Какое у тебя место? — проскрежетал он.

Несмотря на то что Ксанча уже давно не слышала фирексийской речи, она поняла каждое слово.

— Ксанча! — с вызовом выкрикнула девушка, поднимаясь на ноги.

Дерзкого тритона необходимо было наказать. Жрец снова поднял окровавленную руку, из пальцев вырвалось нечто похожее на шаровую молнию и ударило Ксанчу пониже подбородка. Броня вновь спасла ее. Фирексиец оскалил металлические пластины губ, сквозь которые капало блестящее масло.

— Ну что же ты, давай подходи, мерзкая тварь!

Безоружная Ксанча обходила жреца, заставляя его двигаться к тому месту, куда приземлился последний заряд, в надежде, что Рат выстрелит туда снова. Фирексиец поднял другую руку, из которой вылетел гибкий канат, увенчанный острыми как бритва металлическими лепестками. Чиркнув по броне Ксанчи, смертоносный цветок упал на землю и стал втягиваться обратно в руку пришельца. Девушке казалось, что она находится на безопасном расстоянии от врага, но через секунду поняла, что ошиблась. Гибкий канат выстрелил снова и обвился вокруг ее тела. Ксанча почувствовала, как хрустнула кость ее правого предплечья, и взвыла от боли. Жрец вновь оскалился, брызгая маслом, и стал притягивать пойманного в ловушку тритона к себе, как вдруг очередной снаряд с резким свистом рассек воздух и угодил точно в треугольную голову монстра. Обезглавленный фирексиец повалился на траву, металлический канат лопнул, а масло тотчас вспыхнуло голубоватым огнем.

Освободившись от пут, Ксанча поблагодарила Авохира, сподобившего Рата на столь точный выстрел. Теперь настала пора заняться переноской. Превозмогая боль, девушка опустилась на колени и принялась складывать черный диск. Рядом взорвался еще один заряд, осыпав ее землей.

— Хватит, идиот! — закричала Ксанча в сторону деревьев, из-за которых уже показался ее недавний спаситель. — Не подходи!

Но юноша не слушал ее. Он видел возлюбленную, измазанную в земле и копоти, всю в ссадинах и крови, бережно придерживающую раненую руку, и хотел помочь.

— Не подходи! — повторила Ксанча. — Это не моя кровь. Со мной все в порядке. Вот только рука… Но Урза говорит, что на тритонах все заживает как на кошках.

— Я помогу тебе…

— Ты поможешь мне, если пойдешь и хорошенько спрячешься. Здесь тебе нечего делать.

— Что это? — Рат испуганно смотрел на металлические останки.

— Жрец. — Ксанча продолжала сворачивать переноску.

— Шратт?

— Фирексиец. Именно с такими мы и боремся. Кстати, один из всадников…

Юноша покачал головой.

— Я запустил в него твоей монетой. Он умер.

— Еще бы, — хмыкнула девушка. — Надо собрать переноску, иначе здесь могут появиться остальные…

— У меня есть идея. — Ратип подошел ближе и присел на корточки. — Мы положим заряд в пусковой механизм, затем засунем в него свернутую переноску и сверху снова положим заряд. — Юноша торжествующе поглядел на Ксанчу.

— И что?

— Просто позволим этому всему взорваться!

Через минуту все было готово, и девушке ничего не оставалось, как отослать Ратипа за деревья и приступить к осуществлению его плана.