Миссия «Один»

4

Таннер прислонился к ближайшему дереву, уперся лбом в ствол. Бой закончился, и приток адреналина в кровь, который давал сержанту силы, сменился оттоком.

— Сержант, — услышал он. К нему подошел Сайкс, — у нас потери, три человека. Гибсон убит, Саксби и Риггс ранены.

— Снова Риггс? — переспросил Таннер.

— Получил пулю в плечо. Сейчас парни перевязывают его.

— А Саксби?

— Опять же пуля в плечо. Жить будет. Но далеко им теперь не уйти, ни тому, ни другому.

— Надо будет прикинуть, как бы устроить их получше. А что Сандвольд?

— Ни царапины. Один из лягушатников убит, еще один ранен. Ларсен и Нильсен невредимы.

— А Шеванне?

— С этим все в порядке, — ответил, криво улыбнувшись, Сайкс.

Таннеру следовало бы радоваться. А между тем он ощущал отчаяние — и еще более сильное, чем прежде. Половина девятого вечера, звуки шедшего в долине боя с каждой минутой отступали все дальше, а с ними и шансы Таннера и его солдат сохранить свободу. Они снова подошли так близко — на милю или две — к своим. Теперь же финишная черта отдалилась настолько, что до нее и не дотянешься. И виноват в этом был Шеванне. Господи, до чего же Таннер ненавидел его.

— Сержант Таннер!

Шеванне.

— Замечательная победа, — сказал француз. — Хотя взрывать хижину без моего разрешения вам все же не следовало.

Таннер тяжело вздохнул:

— Это позволило нам нанести им серьезный урон.

— У вас всегда находится какая-нибудь отговорка, — резко ответил Шеванне. — Нужно связать пленных и похоронить убитых. Займитесь этим, и побыстрее, а я пока допрошу их офицера.

Таннер отошел от француза, созвал своих солдат:

— Вы хорошо поработали, парни.

Он вглядывался в их лица. Они сражались в первом своем бою, смерть была совсем близко, однако они уцелели.

Он приказал шестерым из них собрать тела убитых, сложить их на снегу у потока, снять с них всю одежду и снаряжение, какое еще пригодно к использованию. А затем засыпать снегом и камнями из русла потока. Погребение мертвых — задача невеселая.

Затем Таннер, взяв с собой Макаллистера и Хепуорта, направился к пленным, стоявшим под охраной двух «альпийских стрелков» Шеванне у почерневшей воронки — единственного, что осталось от хижины. От продолжавших гореть досок поднимался в небо густой дым — хороший маяк для любого самолета. Нужно было убираться отсюда.

— Быстро, парни, — сказал Таннер. — Уходим в лес.

Когда они отошли от хижины ярдов на сто, Таннер приказал всем остановиться.

— Что это такое? — спросил он у молодого темноволосого немца, ткнув пальцем в вышитый на его рукаве цветок. Такой же украшал кепи немцев.

— Ein Edelweiss,[8] — ответил пленный. — Символ всех частей Gebirgsjäger.[9] Мы — горные стрелки.

По-английски он говорил с сильным акцентом.

— Снаряжение у вас как — хорошее? — спросил Таннер.

— Да. Мы оснащены лучше всех.

— Отлично, — отозвался Таннер. — Скажите вашим солдатам, что я приказываю всем раздеться. Мне нужны ваши куртки, гимнастерки, башмаки и шапки. И защитные очки.

— Разве это не нарушение Женевской конвенции, сержант? — спросил Макаллистер.

— Ты хочешь выйти отсюда живым? — огрызнулся Таннер.

— Хочу, сержант.

— Тогда выбрось эту дурь из головы. Что касается Женевской конвенции, то нет, я не думаю, что мы ее нарушаем. Да, и пусть выложат все из рюкзаков.

— Вы не имеете права так поступать, — сказал говоривший по-английски немец.

— Имею и поступлю, — ответил Таннер. — А теперь, отдайте мне ваш рюкзак и раздевайтесь.

Немец медленно снял с плеч рюкзак. Таннер высыпал его содержимое на снег. И очень обрадовался, увидев большой ломоть хлеба и кусок колбасы. А также фляжку со шнапсом. Он торопливо утолил голод, приложился к фляжке и почувствовал, как жгучая жидкость потекла по его горлу. Затем Таннер отдал еду и фляжку Хепуорту, а сам переобулся в ботинки немца.

— Отлично, — громко сказал он и бросил свои башмаки бывшему владельцу ботинок. — Вот, держи.

После чего отправился на поиски Сайкса и других солдат и нашел их на берегу, укладывающими камни на могилу Гибсона.

— Сходите по очереди к пленным, поменяйтесь с ними одеждой и заберите снаряжение, — сказал он. — Кершоу, ты первый.

— Что будем делать дальше, сержант? — спросил Сайкс.

— В Треттен мы опоздали, — со вздохом ответил Таннер. — Нужно найти место, где мы сможем отдохнуть.

— А не лучше ли просто взять наших парней да и смыться? — спросил Сайкс.

Таннер покачал головой:

— Если Сандвольд и вправду важен так, как сказал полковник, мы должны вытащить и его. Я не могу оставить его с Шеванне.

Погребение мертвых завершилось, распределение имущества пленных тоже. Пленные, дрожа, жались друг к другу.

Наконец явился Шеванне и с ним немецкий офицер.

— Это капитан Целлнер, — сообщил Шеванне.

— Что вы от него узнали? — спросил Таннер.

— Он отказывается отвечать на какие-либо вопросы.

Таннер хотел кое-что сказать, но тут появился лейтенант Ларсен. Едва он увидел немца, глаза его расширились.

— Вы! Это вы были на ферме. В Оксете. К северу от Эльверума. Что вы сделали с фермером?

Целлнер взглянул на Шеванне.

— Ничего, — ответил он. — Ничего не сделали.

— Лжете! — крикнул Ларсен и двинул Целлнера кулаком в живот. Немец согнулся вдвое и повалился на снег.

— Что вы себе позволяете? — завопил Шеванне.

Ларсен схватил Целлнера за шиворот, рывком поставил на ноги.

— Я хочу знать, что он сделал с моим двоюродным братом!

Шеванне обратился к Целлнеру.

— Capitaine, — произнес он, — можете ли вы дать мне честное слово офицера, что не причинили вреда двоюродному брату лейтенанта Ларсена?

Целлнер провел рукой по вороту.

— Конечно.

Ларсен уставился на него полными гнева глазами:

— Вы лжете.

Таннер положил руку на плечо Ларсена:

— Оставьте его, сэр.

Ларсен, покачивая головой, ушел.

— Сэр, — спросил у Шеванне Таннер, — неужели вы думаете, что его слово хоть что-нибудь значит? Это же паршивый нацист.

— Что не мешает ему оставаться офицером, — ответил француз. — Вы, возможно, и не понимаете, что такое честь, сержант Таннер, а вот я понимаю.

— Не думаю, — сказал Таннер и пошел к своим солдатам.

Тут немец увидел среди деревьев своих солдат и что-то сердито сказал Шеванне, немедленно окликнувшему Таннера:

— Сержант! Вернитесь! Что вы сделали с пленными? Они же замерзнут до смерти, если мы оставим их в таком виде.

— И в этом случае у нас будет меньше поводов для беспокойства. На самом деле, сэр, — продолжил Таннер, не обращая внимания на едва скрываемый гнев лейтенанта, — я гадал, как собираетесь поступить с ними вы. Тащить их с собой мы не можем, отпустить тоже. Есть, конечно, один способ сбыть их с рук…

— О чем вы, сержант? Вы предлагаете расстрелять их?

— Разумеется, нет, сэр. Я думал о том, чтобы найти еще одну хижину и оставить их в ней связанными. Если устроить их поуютнее, они, возможно, уцелеют. Сейчас уже не очень холодно.

— Или вы могли бы вернуть им, руководствуясь честью, их одежду.

Терпение Таннера лопнуло.

— Похоже, вас ничего, кроме чести, не заботит. Это не рыцари в сияющих доспехах, это солдаты, и мы с ними воюем. На то, что эти фрицы испытывают неудобства, мне плевать. Мне важно сохранить жизнь моим солдатам. А кроме того, я дал слово обеспечить безопасность господина Сандвольда и собираюсь сделать для этого все возможное. Если же вам это кажется неправильным, значит, вы еще глупее, чем я думал. Сэр.

Шеванне пошевелил губами, словно собираясь что-то ответить, но вместо этого лающим тоном приказал своим солдатам выступить в путь, взяв с собой пленных.

Они построились в колонну, пленные подняли Риггса, Саксби и раненого француза, которые лежали на носилках, сооруженных из винтовок и шинелей. Температура воздуха была на несколько градусов выше нуля. Света оставалось еще часа на два.

Время от времени Шеванне останавливался, оглядывал в бинокль окрестности. Так они продвигались около получаса, и тут французский лейтенант приказал выйти из-под деревьев и начать подниматься в гору. Люди встретили этот приказ стонами, однако и Таннер уже различил вверху за деревьями хижину. Возможно, Шеванне начал-таки прислушиваться к голосу разума.

— Только бы не еще одна ночь в хижине, — сказал Хепуорт.

— Уверен, Шеванне знает, что делает, — сказал Таннер.

— Я смотрю, ты запел по-другому, — заметил Сайкс.

— Просто он делает то, что я ему сказал. Мы оставим пленных вон в той лачуге. — И он указал на уже хорошо различавшуюся за деревьями хижину.

Когда они добрались до нее, Шеванне приказал загнать заключенных внутрь. Там их связали кусками бикфордова шнура. Таннер заметил, что на шее у Целлнера все еще висит бинокль, а на ремне — пустая кобура.

— Это я у вас забираю, — сказал он, снимая с Целлнера бинокль, кобуру и прикрепленные к поясному ремню патронташи.

Целлнер пристально посмотрел на него, потом на его винтовку.

— Снайперская винтовка, — по-английски сказал он, — я не забуду этого, Таннер. И, когда мы встретимся снова, я тебя убью.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Таннер, а потом врезал кулаком Целлнеру в висок. Немец захрипел и потерял сознание.

— Где ты этому научился? — спросил Сайкс.

— Армия может научить многому, — ответил Таннер, — в том числе и боксу. Я не люблю вот так вырубать людей, но это — кусок дерьма, и он грозился убить меня.

Оставив связанных немцев в хижине, солдаты вернулись в лес. Шеванне объявил привал.

— Надо немного отдохнуть, — сказал он.

К Таннеру подошел Ларсен.

— Я хочу извиниться. Я плохо повел себя с тем немцем.

— Вам не за что извиняться, сэр.

— Нет, я виноват, — ответил Ларсен. — Мы остановились на ферме моего двоюродного брата, взяли его грузовик. Я тогда не подумал об этом, но потом мне стало ясно, что немцы возвратятся туда и увидят, что грузовик исчез.

— Вы думаете, они забрали вашего брата?

— Не знаю. Они могли и убить его. — Он вздохнул. — Понимаете, меня все время преследовала эта мысль. Ну, в общем, я просто хотел все объяснить вам.

Таннер кивнул.

— Спасибо, сэр, — сказал он и, сделав несколько шагов, прислонился рядом с Сандвольдом к дереву.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — спросил Таннер.

— Устал, — ответил норвежец. — Как-никак, мне сорок семь лет. Для мужчины моего возраста этот поход слишком труден и долог.

И он вдруг начал медленно сползать по стволу. Таннер подхватил его, опустил на землю.

— Что случилось? — спросил подбежавший к ним Ларсен.

Подошел и Нильсен:

— С ним все в порядке?

Таннер нащупал у Сандвольда пульс.

— Просто отключился.

Он вытащил фляжку со шнапсом, налил немного спиртного в рот норвежцу. Тот, отплевываясь, открыл глаза.

— Простите, — сказал он. — Что вы могли обо мне подумать?

Таннер протянул ему фляжку:

— Все нормально. Выпейте немного. — Он встал, оказавшись между двумя молодыми норвежцами. — Нужно найти место, где можно было бы отдохнуть и поесть.

— Вы правы, сержант, — ответил Ларсен. — Если мы будем продолжать в том же духе, никому из нас долго не протянуть, а уж профессору Сандвольду тем более.

Профессору? Таннер оглянулся на Сандвольда.

— На этой стороне долины есть несколько ферм, — заметил Нильсен.

— Нам необходимо соблюдать осторожность, — сказал Таннер. — В долине теперь немцы, и понять, кому мы можем доверять, а кому нет, трудно. Но если придется рискнуть и довериться какому-нибудь фермеру, значит, так тому и быть.

— Съесть бы чего-нибудь горячего, — улыбнулся Нильсен. — Ради этого я прямо сейчас рискнул бы очень многим.

Пошел снег, не густой, но Таннер, увидев падающие с неба хлопья, все равно обрадовался. Разумеется, Целлнер и его люди вполне могут освободиться и спуститься вниз. Там они получат помощь и снова начнут рыскать по горам. Он поднял к небу лицо, ощутил, как на него опускаются и сразу начинают таять снежинки. По крайней мере снег заметет их следы.

Затем он увидел, как Сандвольд поднялся на ноги, покачнулся, схватился рукой за ствол дерева.

— Давайте-ка я вам трость сооружу, профессор.

Таннер поднял сосновый сук, обрубил штык-ножом веточки.

— Спасибо. — Сандвольд выпрямился. — Знаете, мне и в самых страшных снах ни разу не привиделось, что я брожу на рассвете по горам и молюсь о том, чтобы меня не подстрелили.

Он покачал головой.

— У вас есть семья, сержант?

— Нет, — ответил Таннер. — Только армия.

— Холостяк, как и я, — улыбнулся Сандвольд, — обвенчанный со своей работой. Но у меня еще жива мать. Во всяком случае, я молюсь о том, чтобы она была жива. Как только началось вторжение, мне было приказано покинуть Осло, однако мать поехать со мной не могла, а я считал, что не вправе оставить ее. Потом появился полковник Гулбранд с тремя офицерами, и вдруг выяснилось, что принимать решения — уже не мое дело. И все это из-за моей работы и того, что я знаю. — Он снова вздохнул. — Если бы вам удалось вытащить меня отсюда, я был бы вам очень благодарен. Я хочу помочь моей стране.

— А почему вы обращаетесь с этой просьбой ко мне? — спросил Таннер. — Наш командир — лейтенант Шеванне. К тому же здесь двое ваших соотечественников.

— Я заговорил с вами потому, что знаю, о чем просил вас полковник Гулбранд. Я слышал каждое слово вашего разговора. И я полностью согласен с полковником. Вы, безусловно, очень опытный и умный солдат, сержант.

— Спасибо, — ответил Таннер. — Я сделаю все, что в моих силах, профессор.

Шеванне согласился с тем, что следует найти ферму, на которой можно будет отлежаться. Сейчас они находились на пару миль севернее Треттена, шли по густому лесу. Затем вышли из него на горное пастбище. Снегопад прекратился. На дальнем краю пастбища обнаружилась калитка, а за нею тропа.

Нильсен и Ларсен повели всех по тропе, которая в конце концов уперлась в фермерскую усадьбу. Два норвежских офицера осторожно направились к дому, все прочие остались ждать. Ожидание тепла и еды ударяло в головы, точно крепкое вино. Таннер смотрел, как норвежцы подходят к дому. Залаяла собака.

Прошло несколько наполненных тревогой минут. Таннер вглядывался в напряженные, усталые лица солдат. А ведь были еще и раненые, и они нуждались в помощи.

На пороге появился седоватый мужчина средних лет. Какое-то время он слушал то, что говорил ему Ларсен, потом вышел из дома и направился к сараю. Ларсен поманил к себе ожидавших завершения переговоров солдат.

— Идите за ним, — сказал он.

Фермер открыл двери сарая, размашисто повел рукой — «входите» — и скрылся внутри. Остальные последовали за ним.

Ларсен сказал:

— Скоро придут его жена и дочь. Сначала они принесут хлеб и суп, потом горячую воду и бинты.

В сарае было темно и пыльно, запах высохшего сена и соломы смешивался здесь с навозной вонью. Таннер подошел к Сайксу, снял рюкзак. Потом нащупал в сумке для провизии пистолет Целлнера, полуавтоматический «вальтер». Люди молчали, они слишком устали. Один из французов, заметил Таннер, уже спит на соломе. И Сандвольд тоже. Таннер задумался о профессоре — может быть, он изобрел какое-то новое страшное оружие, способное изменить весь ход войны?

Таннер привалился спиной к своему рюкзаку, закрыл глаза. Какая это все-таки роскошь — сон. Однако его тут же и разбудили. Он увидел рядом с собой Сайкса и хорошенькую девушку со светлыми глазами и волосами цвета соломы.

— Это Анна Ростад, сержант, — сказал Сайкс. — Она принесла нам поесть.

— Боюсь, не очень много, сержант, — на хорошем английском сказала девушка, протягивая ему чашку с супом и кусок хлеба.

— Спасибо, — сказал Таннер. Теплый, наваристый мясной бульон показался ему замечательно вкусным.

— Мы с матерью позаботились, как могли, о раненых, — продолжала девушка, — однако их необходимо показать врачу. Завтра мы отвезем их к нему.

Таннер, подумав немного, спросил:

— Куда? В Треттен?

— Да. Доктор живет там.

— Там теперь есть и военные врачи, немцы. — Он помолчал. — Вам начнут задавать вопросы. Что вы им скажете?

— Что нашли раненых в горах.

Таннер улыбнулся:

— Храбрости вам не занимать. Спасибо.

Анна пожала плечами:

— Это самое малое, что мы можем сделать. Моего брата Йонни две недели назад призвали в армию. С тех пор о нем ни слуху ни духу. Мы с ним близнецы.

Таннер, взявшись за винтовку, встал.

— Где Ларсен и Шеванне? — спросил он у Сайкса.

— Думаю, в доме.

— Они разговаривают с отцом, — сказала Анна. — Давайте я провожу вас к ним.

Анна провела его через двор, впустила в дом. Трое мужчин сидели на кухне вокруг большого стола, в середине которого помигивала, мягко освещая их лица, керосиновая лампа.

— Что вам нужно, сержант? — спросил Шеванне.

— Поговорить о том, что мы будем делать дальше.

— Вы не офицер. Составлять планы такого рода — наше дело.

— Вы, может быть, и старше всех нас по званию, сэр, — резко ответил Таннер, — но под моим началом по-прежнему остаются десять человек, о которых я обязан заботиться.

Ларсен взглянул на Шеванне:

— Он прав.

Шеванне вздохнул:

— Вы можете остаться и послушать нас, сержант, однако окончательным будет наше решение. Вам понятно?

Ларсен расстелил по столу карту.

— Мы должны двигаться на север, — сказал Шеванне.

— Нам нужны дороги, — сказал Таннер, — и какая-то машина. Не знаю, как далеко отступили союзники, но, каким бы ни было это расстояние, мы ни за что не сумеем одолеть его по горам быстрее, чем фриц, который движется по долине. — Таннер склонился над столом. — Как насчет вот этой дороги? Выходит из Треттена, пересекает горы, спускается в эту долину. Если мы сможем добраться до нее и найти машину, нам удастся попасть вот сюда, в Утту, не встретив по пути ни одного немца.

Шеванне покачал головой:

— Блестяще, сержант. Вот только как вы проскочите мимо стоящих в долине немцев и пересечете озеро шириной триста метров? И где именно вы собираетесь найти машину?

— Озеро мы пересекать не будем. Мы переправимся через реку в Треттене, ночью. К тому же у нас имеется немецкая форма.

— Там есть переправа, — сказала Анна. — Немного севернее деревни находится вдающийся в реку гористый мыс. Ширина реки там около ста пятидесяти метров, а на берегу стоят лодки.

Умница, подумал Таннер.

Анна начала что-то быстро говорить отцу, тот кивал в ответ. Затем Ларсен о чем-то заспорил с ней по-норвежски.

— Она хочет идти с нами, — сказал Ларсен. — Я объяснил ей, что об этом не может идти и речи.

— Но прошлым летом мы с братом исходили все горы Оппланна. Пожалуйста. Я хочу помочь вам.

— Для женщины это слишком опасно, — сказал Шеванне, — и особенно для такой хорошенькой девушки, как вы.

Таннер внутренне застонал, потом сказал:

— Да, но она хорошо знает эти горы, к тому же женщина вызовет у немцев меньше подозрений.

— А кроме того, я говорю по-немецки, — добавила Анна.

— Она замедлит наше продвижение, — сказал Шеванне.

— Нисколько, — вызывающе ответила Анна.

В разговор вмешался, произнеся несколько фраз, ее отец.

— Он говорит, что ей двадцать два года, — перевел сказанное им Ларсен, — этого довольно, чтобы думать своей головой. И говорит, что гордится дочерью, желающей помочь нам.

Некоторое время Шеванне молчал, потом сказал:

— Я должен обдумать это. И я вовсе не убежден в том, что нам стоит хотя бы пробовать пересечь долину. Но как бы там ни было, вы предлагаете остаться здесь до следующей ночи?

— В лесу над фермой есть пещера, — сказала Анна. — Очень укромная. Утром мы вам ее покажем.

— Кроме того, нам необходимо избавиться от раненых, — сказал Таннер. — Анна и ее отец готовы отвезти их в Треттен.

— И отдать в руки врага? — поинтересовался Шеванне.

— Если они останутся здесь, то умрут, — сказала Анна.

— Сэр? — произнес Таннер. Шеванне теребил двумя пальцами свою нижнюю губу. Ну, давай же, думал Таннер. Прими решение. И он снова сказал: — Сэр, нам необходим какой-то план.

— Молчите! — огрызнулся Шеванне. — Мне нужно подумать.

— Но как же все-таки быть с ранеными? — настойчиво спросил Таннер. — Вы — наш командир. Господин Ростад и его дочь готовы рискнуть ради их спасения жизнями. Скажите им, что они должны сделать.

— Хорошо, будь оно проклято! — Шеванне провел всеми десятью пальцами по своим волосам. — Отвезите раненых в Треттен. Утром. Благодарю вас, мадемуазель, мсье.

Таннер проснулся чуть раньше шести. Он сел, огляделся вокруг. Большая часть солдат все еще крепко спала. Тут он заметил, что раненых с ними уже нет. И Ларсена тоже. Взяв винтовку, Таннер пошел через двор к фермерскому дому. Анна, ее мать и Ларсен пили кофе. Кухню наполнял аромат свежеиспеченного хлеба.

— С добрым утром, сержант, — сказала Анна. — Хорошо поспали?

— Слишком хорошо, спасибо. Куда подевались раненые?

— Мы перенесли их ночью, — сказала Анна. — Они начали кричать от боли.

— Господи. А я ничего не услышал. Как они сейчас?

— Мы дали им бренди. Вот, правда, Риггс совсем плох.

Мать Анны поставила перед Таннером тарелку с хлебом и кружку кофе.

— Нам нужно выставить часовых, — сказал он Ларсену, а затем повернулся к Анне: — Когда вы повезете раненых в Треттен?

— Отец чистит и кормит скотину. Как только закончит, мы тронемся в путь.

— Я провожу вас немного, — сказал вдруг Таннер. Ему пришло в голову, что разведка окрестностей, пусть даже поверхностная, повысит их шансы на успех. — Надо бы присмотреться к Треттену.

Он отъехал на стуле от стола, встал.

— Спасибо за завтрак. Когда вам потребуется помощь с ранеными, позовите меня.

Снаружи золотисто сияло утреннее солнце, покрывая горы длинными синими тенями. Таннер услышал, как с заснеженных сосен начинают падать капли талой воды.

Интересно, думал он, освободились ли уже Целлнер и его солдаты и когда немцы пошлют сюда на поиски свежие силы? Нужно придумать, как справиться с Шеванне. Таннер был уверен в том, что его план — план пересечения долины — верен. А пока пора поднимать солдат. Он направился к сараю, но тут из фермерского дома вышел и окликнул его Ларсен.

— Сержант, — сказал он, подойдя к Таннеру. — Знаете, вам следует как-то наладить отношения с лейтенантом Шеванне.

— При всем моем уважении, он не понимает, что делает. Принимает неверные решения и подрывает мой авторитет у солдат.

Ларсен улыбнулся:

— Он чувствует, что вы с вашим опытом представляете для него угрозу. Мы все уже успели понять: то, чему нас учили в мирное время, имеет слабое отношение к тому, с чем мы сталкиваемся на войне. Никто не говорил нам о том, какие трудные решения мы вынуждены будем принимать.

— Таков удел командира, — ответил Таннер. — Нам следовало покинуть хижину две ночи назад. И тогда Сандвольд был бы сейчас у союзников. — Он вздохнул. — Если я буду помалкивать, Шеванне приведет нас к катастрофе.

— Почему вы так уверены в этом? — спросил Ларсен.

— Отсюда для нас нет иного пути, как только через долину. При всех остальных вариантах мы должны будем пройти больше двадцати миль, удаляясь от побережья. На то, чтобы нагнать союзников, нам не хватит ни времени, ни сил. Единственная наша надежда — найти транспорт и использовать проезжие дороги. Мы должны пересечь долину.

— Наверное, вы правы, — сказал Ларсен. — Но у меня такое чувство, что мы лезем прямиком в логово льва. А Сандвольд не должен попасть в руки врага.

— Этого я не допущу, — мрачно сказал Таннер. — Может быть, вам стоит самому переговорить с Шеванне. Вас он послушает скорее, чем меня. И кстати, иметь рядом с нами Анну Ростад тоже было бы неплохо. Речь сейчас идет о том, чтобы выжить, а не о чести и правилах хорошего тона.

Ларсен улыбнулся:

— Я это сделаю. И я рад, что у нас состоялся этот разговор.

В то утро Таннер и Шеванне старательно избегали друг друга. Впрочем, Таннеру не пришлось дальше отстаивать свою правоту. Когда все проснулись, Шеванне, встав посреди сарая, описал дальнейшие их действия, и они в точности соответствовали тому, что предложили Таннер и Анна.

Не возразил Шеванне и против идеи Таннера пройти с Анной и Эриком часть пути до деревни.

— Он надеется, что тебя немцы сцапают, — сказал Сайкс.

Таннер усмехнулся:

— Может, ты и прав, Стэн.

Однако первым делом Анна должна была отвести их в пещеру. Расположенная не более чем в четверти мили от фермы, пещера оказалась идеальным укрытием.

Таннер оставил вместо себя Сайкса.

— Что нужно делать, ты знаешь, Стэн. Не спускай глаз с Сандвольда.

Он оставил в пещере свою плотную куртку и каску, надев взамен немецкую ветровку и кепи.

Старую поскрипывающую телегу тащил мул. Эрик сидел впереди, с дочерью. Сидевший сзади с ранеными Таннер видел, как на каждом ухабе Саксби корчится от боли.

— Теперь уж недолго, — сказал Таннер.

— Не хочется, чтобы фрицы меня убили, — пробормотал Саксби.

— Не убьют. Они тебе помогут.

Таннер понимал, что говорит банальности. Он очень надеялся на то, что враги проявят сострадание к его людям, но полной уверенности в этом у него не было. Черт, подумал он и перебрался от стонущего Саксби поближе к Анне и ее отцу.

— Спасибо, что делаете это, — сказал он.

— Я хотела бы, чтобы у нас была возможность ухаживать за ними, — сказала Анна. — Я ведь училась на врача, и то, что я не могу им помочь, меня мучает. Но учебу в Осло мне пришлось прервать — из-за войны, да к тому же у меня нет ни нужных лекарств, ни инструментов.

Она бросила на Таннера печальный взгляд, и он впервые начал понимать, каким ужасом обернулось для норвежцев вторжение Германии в их страну.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Наверное, вам сейчас приходится очень трудно.

— Я испытываю то горе — за Норвегию, за себя, за Йонни, — то страшную злость. Это одна из причин, по которой я хочу пойти с вами. Я не могу сидеть дома и изнывать от жалости к себе.

— Я разговаривал сегодня утром с лейтенантом Ларсеном, он пообещал еще раз переговорить с лейтенантом Шеванне, — сказал Таннер и, на миг встретившись с Анной взглядом, подумал: «Какие глаза». — И думаю, что вы нам очень поможете.

Она улыбнулась:

— Спасибо, что вы так говорите.

Таннер оставался в телеге, пока не увидел вьющуюся по долине дорогу. Теперь леса на склонах перемежались с пастбищами.

— Далеко вам идти не придется, — сказала ему Анна. — Треттен покажется очень скоро.

Таннер поблагодарил ее, пожелал удачи. Хотя, пока он смотрел вслед телеге, его одолевали все более сильные сомнения.

В номере отеля визгливо зазвонил телефон, нарушив безмолвие, царившее последние три часа. Курц просил рейхсамтсляйтера Шейдта немедленно приехать к нему. Шейдт взглянул на часы. Семь сорок. Со времени, когда поступило сообщение о том, что «горные стрелки» приближаются к Одину, прошло двенадцать часов. Шейдт провел их в сильнейшем волнении.

В кабинет Курца он почти вбежал.

Майор СС поднял глаза от бумаг, лицо у него было мрачное.

— Нам следует немедленно выехать в Треттен.

В машине Курц сообщил ему дурные новости: Целлнер и с ним всего восемь уцелевших солдат некоторое время назад добрались до штаба фон Понцетса, который теперь находился в Треттене. Раздетые до рубашек и брюк, обутые в британские солдатские башмаки, они кое-как доковыляли до здания железнодорожного вокзала, и вид у них был ужасный.

— Нечего и говорить о том, — прибавил Курц, — что Одина они с собой не привели. Впрочем, парни Энгельбрехта взяли Треттен. Британцев оттуда вчера выбили.

— Меня это не интересует, — прервал его Шейдт. — Нам нужно найти Одина, Курц.

В Треттене кипела жизнь. Курц вел машину медленно, виляя между группками солдат и автомобилями, проезжая мимо разбомбленных домов, груд мусора и обгоревшего дерева.

В конце концов он свернул с улицы и подъехал к вокзалу. В здании вокзала штабные офицеры и писари деятельно занимались организацией следующего наступления немецких войск. Шейдта и Курца провели наверх, к майору фон Понцетсу.

— Примите мои поздравления, — сказал ему Шейдт.

— Спасибо. Жаль, что не могу порадовать вас новостями относительно Одина.

— Что дальше? — спросил Шейдт. — Когда вы начнете дальнейшие поиски?

Фон Понцетс улыбнулся:

— Томми, похоже, отошли на большое расстояние. Наши разведсамолеты с рассвета летают над долиной и пока никаких признаков неприятеля не обнаружили. Сегодня большая часть наших людей выступает в поход. К вечеру уйдут почти все.

— То есть время на поиски Одина у вас будет? — спросил Шейдт.

— Я собираюсь поручить их одной из моих собственных рот. Простите — я полагал, что одного взвода будет более чем достаточно. И ошибся.

— Взвода неполной численности, — уточнил Шейдт.

— Что ж, больше мы подобной оплошности не совершим.

В дверь постучали. Вошел Целлнер, свежевыбритый, в новом мундире. Правый глаз у него заплыл, отметил Шейдт. Целлнер сразу же заговорил:

— Я хотел бы принести вам, герр рейхсамтсляйтер и герр штурмбанфюрер, свои извинения.

Шейдт кивнул:

— Хорошо, гауптманн. Теперь расскажите мне, кто там был.

Целлнер сказал, что видел пожилого мужчину в очках и с усами. При нем находились двое норвежцев, несколько французских «альпийских стрелков», все остальные — это британцы. Судя по всему, командует ими французский офицер Шеванне.

— Впрочем, офицер он никудышный, — добавил Целлнер. — Допрос, которому он меня подверг, выглядел попросту жалко.

— Вы ничего ему не сказали? — спросил Курц.

— Разумеется, нет, герр штурмбанфюрер. Он не посмел тронуть меня, коллегу-офицера, даже пальцем. Главное для него — вести себя, как того требует офицерская честь. Впрочем, там был британский сержант, которому хотелось, насколько я понял, нас расстрелять. Француза эта мысль привела в ужас.

— Как им удалось одолеть вас? — спросил Курц.

Целлнер раздраженно ответил:

— Сержант их по-настоящему хорош. Фамилия — Таннер. Примерно моих лет. Вооружен винтовкой со снайперским прицелом. Из нее он нас и обстрелял. Кроме того, у него есть взрывчатка. Имеет награды. Я видел у него на гимнастерке ленточку. Синяя, белая и красная полоски.

— «Военная медаль», — сказал Курц. — Вручается рядовым за отвагу.

Он повернулся к фон Понцетсу и Шейдту:

— Для того чтобы отточить наше воинское мастерство, у нас имелись поляки, однако у британцев была целая империя.

— Не похоже, что она многому их научила, — сказал фон Понцетс. — Видно, они ожидали, что мы полезем на них с копьями.

Шутка заставила улыбнуться даже Целлнера.

— Есть что-нибудь еще, о чем нам следует знать? — спросил Шейдт.

— У них двое убитых и трое раненых. Теперь их осталось шестнадцать человек, не считая Одина.

— Очень хорошо, Целлнер, вы можете присоединиться к своим людям, — сказал фон Понцетс.

— Герр майор, я прошу у вас разрешения остаться и помочь в поисках Одина.

— Благодарю вас, гауптманн, — ответил фон Понцетс, — но в этом нет необходимости.

— Постойте, — вмешался Шейдт. — В том, чтобы продолжить использовать гауптманна Целлнера и его солдат, есть своя логика. Его знание врага может принести нам пользу, не так ли?

Фон Понцетс кивнул:

— Ладно, Целлнер, вы можете продолжить охоту на Одина.

Целлнер поблагодарил их, а затем пояснил:

— Я поклялся убить сержанта Таннера, и я это сделаю. Кроме того, я приведу к вам Одина. Даю слово.

Таннер вернулся в пещеру над фермерской усадьбой лишь после полудня, а к этому времени и Анна с отцом уже возвратились домой. Он многое узнал и доложил обо всем лейтенанту Шеванне. В Треттене стало теперь потише, чем прежде. Воинские части немцев в течение всего дня покидали деревню. Лодки, о которых говорила Анна, действительно стояли у пристани, а под прикрытием деревьев можно было подобраться почти к самому берегу реки. Открытыми были только последние семьдесят пять ярдов.

Шеванне выслушал его и отпустил, не сказав ни слова. Таннер отправился на поиски Сайкса.

— Ну что, сержант, прорвемся? — спросил тот.

Таннер кивнул:

— Переправа через реку будет не из легких, но, если мы не потеряем голову…

— Конечно, — сказал Сайкс. — Мы тут пока с кой-каким снаряжением фрицев освоились.

И он протянул Таннеру немецкую винтовку.

Таннер поднял ее к плечу, прицелился, передернул затвор.

— Не очень она мне нравится. Предпочитаю мою старушку «энфилд». А что у нас с патронами для них?

— Не густо. Почти ничего.

— Тогда нам лучше не смешивать их оружие с нашим.

— Не волнуйся. Я уже всех предупредил. Ну а как пистолет?

Таннер протянул его капралу:

— Посмотри сам. Я к пистолетам особо не привык.

— Оружие ближнего боя?

— Точно.

Таннер понаблюдал за тем, как Сайкс заряжает и разряжает магазин, взводит курок и ставит его на предохранитель, осматривает сам предохранитель. Неподалеку от них играли в карты или спали солдаты. Странно, но они стали ему гораздо ближе, чем прежде.

Таннер надеялся, что решение пересечь долину окажется правильным, что оно не будет стоить его солдатам жизней. Они верили в него, но насколько оправданной была эта вера? Таннер снова перевел взгляд на Сайкса. О капрале своем он почти ничего не знал, хоть и считал его другом.

— Я все собирался спросить у тебя, — наконец сказал он. — Где это ты научился так ловко обращаться с взрывчаткой?

— В армии, конечно.

— Только не с гелигнитом. — Он взглянул Сайксу в глаза. — Давай, Стэн, выкладывай.

Сайкс огляделся вокруг, проверяя, не слышит ли их кто, потом наклонился поближе к Таннеру.

— Прежде чем попасть в армию, я… я был грабителем. Дома брал, офисы. Я умею вскрывать практически любые сейфы, а их, бывает, оборудуют секретными замками, понимаешь? Вот и пришлось научиться работать с взрывчаткой.

Таннер приподнял брови.

— Я своим прошлым не горжусь, но, когда берешь офис или банк, то говоришь себе, что сильно они от этого не обеднеют.

— А в армию ты как попал?

— Брали мы один офис в Айлингтоне, и ахнуть не успели, как на нас со всех сторон насела полиция. Один из наших вытащил пистолет. Его в результате взяли, а мне и еще двоим удалось удрать. Вот тогда я и решил, что с уголовщиной пора завязывать. Поехал поездом в Лидс и завербовался в армию. Это было в октябре 1938-го. И с тех пор я ничего ни разу не украл — не считая той взрывчатки в Лиллехаммере. — Он заглянул Таннеру в глаза. — Ты ведь никому об этом не скажешь, а, сержант?

— Конечно, не скажу. Ты хороший капрал, Стэн. А кем ты был до войны, мне без разницы. Да и не мне тебя судить.

— А как получилось, что ты оказался в рейнджерах, сержант? Я снова забыл — откуда ты родом?

Таннер ответил:

— Из Уилшира. Отец был егерем. Я так понимаю, что первое ружье попало в мои руки, когда мне было лет пять. Я ушел из дома, завербовался в армию — еще мальчишкой. И прямиком попал со вторым батальоном в Индию.

Сайкс задумчиво кивнул:

— Выходит, мы оба тут чужаки, верно? Двое южан среди этих сукиных детей с севера.

— Да, капрал, — улыбнулся Таннер. — Но, думаю, людей мы из них сделаем.

Шейдт ожидал в Лиллехаммере новостей, и его охватывало все большее разочарование. Самолеты-разведчики, несмотря на бесчисленные облеты долины, так ничего и не обнаружили. Он взял со стола фотографии, часом раньше поступившие от люфтваффе.

— Мне на них ничего разглядеть не удалось, — сказал Курц.

— Их делали со слишком большой высоты. — Шейдт бросил фотографии на стол. — Да и люфтваффе, я полагаю, больше заботили поиски британских позиций.

Что бы ни говорил Шейдт, фотографии были и четкими, и детальными, однако никаких следов на снегу не показывали. На высоком горном плато не было ничего, кроме ровного белого снега.

Шейдт, оставив Курца, вышел на холодный вечерний воздух. Норвегия. Господи, как же он ненавидел эту страну. Как хотел возвратиться в цивилизованный Берлин.

Он направился к своему отелю.

— Бренди, — приказал он портье, а затем пересек вестибюль и опустился в глубокое кресло.

Лакей принес бренди, Шейдт, не сказав ему ни слова, взял со стола рюмку, осушил ее и потребовал вторую.

Он понимал, что территория, на которой ведутся поиски Одина, велика, но ведь и у противника возможности для маневра были ограниченными чисто физически. Над долиной то и дело пролетали самолеты люфтваффе, солдаты фон Понцетса прочесали долину и все ее окрестности — и никто ничего не обнаружил.

Тут-то его и осенило. А что, если они просто остались на месте? Шейдт допил бренди и торопливо вернулся к Курцу.

— Они собираются переправиться через реку!

Курц удивленно уставился на него:

— Не понял, герр рейхсамтсляйтер. Кто?

— Один и те, кто с ним. Они все еще где-то в горах над Треттеном. А сегодня ночью, когда стемнеет, попытаются перебраться на другую сторону долины.

На лице Курца отразилось сомнение.

— Послушайте, — сказал Шейдт, — они же понимают, что пройти по горам быстрее, чем мы движемся по долине, им не удастся, и знают, что их ищет люфтваффе. Сейчас они на той стороне долины, по которой проходит шоссе и железная дорога. А что находится на другой ее стороне? Ничего! Если они смогут перебраться туда, у них появятся хорошие шансы сбить нас со следа. И они попробуют сделать это сегодня.

Курц уже кивал.

— Да, думаю, вы правы. А нам следует лишь позаботиться о том, чтобы их ждали «горные стрелки» фон Понцетса. — Он встал. — Отличная мысль, герр рейхсамтсляйтер.

Чуть позже одиннадцати маленький отряд, состоящий из французских, британских и норвежских солдат и двух штатских, начал продвигаться по лесу в направлении Треттена. Томми заменили свои шинели и каски на немецкие ветровки и кепи, французы остались в своей форме, а норвежские офицеры надели вместо фуражек снятые с немцев пилотки. Идея эта принадлежала Таннеру, решившему, что лучше будет не выдавать всех и каждого за немецких солдат, но попытаться запутать и сбить с толку тех, кто их увидит.

Таннер и Анна шли первыми, за ними следовали его солдаты — по тропе, которую он хорошо изучил в начале дня. В дорогу они вышли с полными желудками, у них в сумках лежали хлеб и холодное мясо.

Они остановились на гребне, с которого различался сквозь деревья похожий на пляж мыс, вдававшийся в реку. Таннер оглядел сквозь немецкий бинокль лежавшую впереди местность. Большая часть деревни и то место, где река входила в ущелье, отсюда не были видны. Он взглянул на Анну и прошептал:

— Похоже, тихо.

— Да, но отсюда не видно ни моста, ни церкви.

— Зато и нас никто увидеть не может.

Таннер подал всем остальным сигнал пригнуться, и они начали спускаться в долину. В ста ярдах впереди лежала дорога. Снег с земли уже сошел, его заменила чахлая трава. Таннер махал шедшим за ним солдатам рукой, показывая, что можно продолжать двигаться, пока они не достигли опушки леса, мимо которой проходила дорога. Трава здесь росла уже высокая. От дороги уходил мыс, а за ним, в ста ярдах отсюда, плескалась вода.

Таннер залег в траву и взмахом руки приказал остальным сделать то же самое. Оттуда, где он лежал, различались и горный массив, возвышавшийся по другую сторону долины, и черная река.

К нему подполз Шеванне:

— Все тихо?

Таннер кивнул — и тут же со стороны деревни донесся рокот моторов. Через миг рокот усилился, — машины, переключая передачи, набирали скорость. Грузовики.

— Я знал, что идея дурацкая, — прошипел Шеванне.

Ответа Таннеру придумать не удалось. Машины приближались. Скоро он увидел на дороге первую из них. Господи, лишь бы все лежали тихо, помолился он. Скорее всего, это какая-то направляющаяся на север воинская часть. Но, когда первый грузовик был от них уже в пятидесяти ярдах, Таннер, к ужасу своему, понял, что он сбавляет ход.

Первый грузовик, миновав их, проехал еще ярдов тридцать и встал. Встали и два других — так близко, что Таннеру казалось, будто он может, протянув руку, коснуться их. Послышались лающие приказы, солдаты начали выпрыгивать из кузовов на землю. Встревоженно наблюдая за ними, Таннер увидел с полдюжины вооруженных винтовками солдат, начавших переходить дорогу. И скоро от него до первого немецкого солдата осталось лишь несколько ярдов.