Миссия"Крест Иоанна Грозного"

ГЛАВА 1.

Капитан Илья Просветов вылез из кабины полуторки, нервно закурил и направился к железнодорожной станции. За восемь часов он потерял всякое терпение в ожидании сборного воинского эшелона. Очень хотелось есть. Неоднократные попытки, что, либо разузнать у коменданта железнодорожного узла ни к чему не привели. Этот маленький, близорукий, усталый лейтенант твердил одно и тоже, словно дятел, ждите, эшелон должен подойти, выводя этой фразой Илью из терпения. Шло лето 1944 года. Решающие Схватки развернулись в полосе наступления третьего Белорусского фронта на реке Березине, в районе Борисова. В 1812 году эта река была свидетельницей гибели армии Наполеона, а теперь под ударами наших дивизий терпели поражение войска вермахта. С мощным ударом советских войск слился удар белорусских партизан, с которыми, как ни в одной другой операции Великой Отечественной Войны, было налажено оперативное взаимодействие. Войска белорусских фронтов, перейдя в стремительное наступление, практически освободили всю Белоруссию от фашистских захватчиков, и подошли к границе Союза Советских Социалистических Республик. Однако, несмотря на помощь партизан, и местного населения, Советская Армия понесла большие потери. Пехотная стрелковая дивизия, входящая в состав третьего Белорусского фронта, в которой служил Илья в должности командира отряда фронтовой разведки, потеряла в боях больше половины своего личного состава. Командованием Армии было принято решение о временном выводе дивизии из зоны боевых действий и ее дополнительной комплектации, чтобы дать возможность солдатам и офицерам привести себя в порядок, отдохнуть и обучить молодое пополнение. Железнодорожная станция казалась унылой и безжизненной. Иногда то появлялись, то исчезали дети, которые небольшой группой играли возле разбитого немецкого паровоза оттянутого нашим танком от железнодорожных путей. Неожиданно со стороны города на дороге появилась колонна санитарных машин, которая объезжая воронки оставленные артиллерией и авиационными бомбами направлялась к станции, обшарпанное здание которой, с выбитыми стеклами наспех заделанное фанерой в полном объеме давало характеристику недавно прошедшим уличным боям по освобождению города Березы. Машины остановились у железнодорожных путей. Из первой вылез офицер в белом халате и начал быстро отдавать распоряжения.

Фигура военврача показалась Илье смутно знакомой, он отшвырнул окурок и направился в сторону санитарок. Вдалеке послышался гудок и шум приближающегося паровоза. К станции медленно подходил санитарный поезд, оглушая звуками вырывающегося пара окружающее пространство и нещадно коптя черным дымом. Илья подошел со спины к офицеру положил ему руку на плечо, и произнес:

– Алексей!

Военврач резко обернулся, тупо уставился на Илью и со словами: – Неужели это ты, Ильюха – живой кинулся в объятья старого друга.

– Как ты, где ты, я слышал, что ты был серьезно ранен?

– Пустяки, как видишь живой, расскажи лучше о себе.

Но поговорить им не дали, санитарный состав уже совсем остановился, из вагона вышла женщина в форме майора медицинской службы, представившись начальником передвижного госпиталя и обращаясь к Алексею, произнесла:

– Товарищ капитан, у нас с вами очень мало времени, за двадцать минут отведенных на стоянку мы должны погрузить всех раненных просмотреть и подписать все бумаги, сзади нас поджимает другой воинский эшелон.

– Извини Илья, я должен идти, подожди меня. Алексей отдал распоряжения подчиненным о начале погрузки и направился с майором в штабной вагон. Раненых было много, большинство выносили и загружали санитары на носилках, но некоторые передвигались сами при помощи костылей.

Илья отошел в сторону, сел на брошенный кем-то пустой ящик из-под артелерийских снарядов, и закурил. Его захлестнули воспоминания. Вспомнилось детство, когда они с Лешкой бегали по Ленинградским подворотням и дрались с мальчишками с соседних улиц, вспомнились школьные годы, когда они в вдвоем провожали Машу после уроков из школы. Вспомнились родители, они были разными людьми, но любили и уважали друг друга. Отец, ярый коммунист, Путиловский рабочий, воевал в гражданскую в Красной Армии и в составе первой конной боролся за светлое будущее, освобождая страну от ее врагов. Он был из тех людей, которые беспрекословно шли туда, куда им укажет партия и советский народ.

После победы идей социализма, отец весь израненный вернулся к мирной жизни, возглавив партийную организацию родного завода. Однако он так и не приспособился к гражданке, его строгий характер и буйный нрав, не давал душевного успокоения и в праздничные дни, излишне выпив, он рвался снова бороться с врагами международного пролетариата. Он скончался от ран, когда Илье было пятнадцать лет, немного не дожив до Сталинских репрессий и начала Великой Отечественной Войны.

Мать, являлась полной противоположностью отца, стремилась сгладить его резкий характер, происходила из интеллигентной семьи и работала учительницей истории в школе, где учился Илья. Довольно миловидная среднего роста, она казалось, своей кротостью хотела затмить все идеалы того времени, которые характерно были выражены как в скульптуре и кино, так и в сердцах простых советских граждан. Илья очень любил родителей, особенно боготворил отца, стремясь во всем походить на него. Иногда после, нелепых детских выходок, придя домой с подбитым глазом или в царапинах и разорванной одежде, но довольный собой он садился возле отца, который давал ему легкий подзатыльник и после долгих причитаний матери по поводу его Ильи неуместного воспитания, отец говорил, что сын растет настоящим мужчиной. Все это отложило глубокий отпечаток на его мировоздании, и когда пришла пора выбирать профессию после окончании школы, Илья, не долго колеблясь между университетом, куда поступала Маша, выбрал военную стезю, к недовольству своей матери, которая хотела видеть в нем инженера, или на худой конец педагога. Стремясь походить на отца, он занимался спортом, сочетая тренировки по боксу с легкой атлетикой, он имел неплохие результаты, в начале десятого класса сдав нормативы по стрельбе, он стал Ворошиловским стрелком. Но не давала ему в детском возрасте покоя боевая шашка с дарственной надписью от командарма Буденного, висевшая на стене в кабинете, которую иногда отец снимал и давал ему подержать. В эти минуты, вглядываясь в сталь клинка, он ощущал себя самым счастливым ребенком на свете, мыслимо представляя себя лихим кавалеристом в гуще боевых событий. Именно на фехтование на саблях сделал упор Илья в спорте, достигнув наивысших своих показателей, радуя своих тренеров, и кто бы знает, может быть, он добился бы медалей наивысших проб в этом виде, если бы не началась война.

Детство закончилось в стенах военного училища, все реже он виделся с Алексеем, который выбрал медицинский институт, в редкие дни увольнений он бегал на свидание к Маше, которая поступила в университет на исторический факультет. Мать, ниодобрявшая его выбор профессии, всегда приводила его друзей в пример, говоря, что развитому социалистическому обществу требуются мирные специальности, чтобы трудом и знаниями, направленными на благо человечества, а не военным искусством доносить идеалы коммунистической партии другим народам земли. Илья не спорил, но поступал всегда по своему, улыбаясь и обнимая мать убегал на очередное свидание с Машей.

Великая Отечественная застала его на третьем курсе, только сдав экзамены и отправляясь на очередные каникулы, он решился сделать предложение Маше. Но война внесла свои коррективы. 25 июня 1941 года он был отозван обратно в училище, где прошел, ускоренные курсы и был отправлен на фронт. Обстановка на всех фронтах была тяжелой, враг вплотную подошел к Москве и Ленинграду, кругом царил хаос и неразбериха. Однако, Красная Армия, приняв первый удар отборных войск вермахта, покоривших всю Европу, нашла в себе силы сконцентрироваться, и зимой 1942 года нанести ответный удар, перейдя в стремительное контрнаступление. В этих боях, Илья, впервые был ранен, попал в госпиталь, был награжден орденом Боевого Красного Знамени, и спустя три месяца, окончательно поправившись, опять встал в строй, попав во фронтовую разведку.

Многочисленные вылазки в тыл врага, выполнение заданий разведывательного и диверсионного характера, закалили его, как душой, так и телом, превращая Илью в машину, способную нести смерть врагам советского народа. Судьба хранила его, казалось каким то особенным, известным только ей способом. Смерть ходила за ним по пятам, в боях он потерял множество подчиненных и друзей, однако сам оставался неуязвим, отделываясь легкими царапинами, всегда возвращаясь с задания. Капитан Просветов являлся примером для подражания и гордостью дивизии. Имея природную стать кадрового офицера, он пользовался расположением у противоположного пола, который находил его достаточно красивым, в свои неполные двадцать четыре года его грудь украшали три ордена и четыре медали, что делало его неотразимым героем в глазах штабных связисток и сестричек из медсанбата. Он это осознавал, Илье это льстило, но мысли его были заняты другой, той от которой он не получал писем с начала блокады Ленинграда.

Загудел отправляющийся санитарный состав, приводя Илью в реальный мир. На ходу из штабного вагона выпрыгнул Лешка, и, вытирая рукавом гимнастерки пот, подошел к нему.

– Фу! Ну и жара, сейчас холодненького кваску не мешало бы, правда, Ильюха?

– Холодный квас тебе в конце июля будет после победы, на Невском проспекте, а пока могу предложить теплые фронтовые сто грамм за встречу и зеленое яблочко в придачу.

– Ну, с теплым спиртом и у меня все в порядке, а вот закуски ноль.

– Тогда пойдем к моей полуторке, может старшина чего-нибудь сообразит.

Подойдя к кузову полуторки, Просветов крикнул: – Старшина Химич! Из кузова высунулась заспанная морда старшины.

– Слушаю вас товарищ капитан.

– Встретил друга детства, а угостить нечем, может быть есть, чем закусить, а Вовчик?

– Ну, друга всегда найдем, чем встретить и угостить, завалялся у меня тут маленький кусочек сала, а вот хлеба нет совсем. – Химич деловито стал накрывать импровизированный стол в кузове полуторки, порылся в вещмешке, извлекая на свет бутылку и обещанное сало, завернутое в чистую белую ткань. Налив в кружку, мутноватого самогона из бутылки и протянув, ее Алексею он спросил: – А вы тоже из Ленинграда будите. – Получив утвердительный кивок, он продолжил. – Красивый, наверное, город, после войны обязательно наведаюсь, так что ждите в гости, а я вот с Кубани, город Армавир слышали?

– Давайте за победу и за неожиданную встречу. Алексей поднял кружку и поморщась сделал два больших глотка, передав Илье.

Тот выпил, замотал головой и уставившись на старшину спросил: – Где ты достал эту гадость Вовчик?

– Так по дороге товарищ капитан помните, останавливались у колодца в деревне, там-то я и выменял у бабки на мыло.

– Надула тебя бабка, этой дрянью она травила фашистов во время оккупации.

– Ну не нравится, не пейте, я хотел как лучше.- Вовчик обиженно отвернулся.

– Не переживай так старшина, он шутит, – успокоил его Леха. – Давай лучше рассказывай, Илья, как воевал, где сейчас стоите?

Что говорить? Стоим километрах в пятнадцати от города, в сторону Борисова, а воевал как все.

– Не слушайте его, он у нас герой. – Вмешался Вовчик.

– Я вижу, вон, сколько орденов и медалей отхватил.

– Да ладно вам, ребята, – засмущался Илья, – сами, что без наград.

– Какие награды могут быть у тылового военного врача, – Алексей поправил одиноко висевшую медаль и усмехнулся.

В вдалеке послышался шум, паровоз гудел, надрываясь, словно быстрей хотел попасть на станцию.

– Это мой эшелон, старшина иди к штабному вагону, я немного задержусь. Давай-ка Леха еще по соточке, – наливая в кружку Илья спросил: – ты давно не получал вестей из дому?

– Считай что с самой блокады.

– У меня та же история, может, их эвакуировали? Извини, у меня мало времени, где тебя найти?

– Наш госпиталь расположился в здании городской школы, я буду тебя ждать, Илья постарайся прейти завтра.

Они выпили. Паровоз, выпустив клубы пара, остановился.

Мне пора.

Ударив крепко по рукам, как в былые годы, они расстались. Илья, направился к старшине, который уже строил мобилизованное пополнение, оглянулся и помахал Лехе рукой.

Обратная дорога заняла чуть больше трех часов. Приняв пополнение и построив в колонну, пешим маршем они отправились в путь. Сидя в кабине полуторки и просматривая документы бойцов, Илья отобрал десять интересных ребят. К месту дислокации они прибыли к вечеру. Передав документы, вновь прибывших солдат командиру одного из полков дивизии и забрав своих бойцов, Илья отправился отдыхать, предварительно поужинав вместе со старшиной. Лежа на лавке в хате, Илья усиленно искал повод наведаться завтра в город, но не найдя предлога, решил, что утро вечера мудренее и заснул. Следующий день выдался ясным и теплым. Июльское солнце стояло уже в зените, согревая своими лучами Белорусскую землю. Во дворе замычала корова, Илья окончательно проснулся, оделся и вышел во двор.

Старшина Химич проводил занятие по стрелковой подготовке с вновь прибывшей группой, объясняя тактические характеристики и показывая образцы трофейного оружия.

– Смирно, – скомандовал он, – товарищ капитан, в целях повышения опыта и боевого духа, провожу практические занятия с немецким стрелковым оружием, для дальнейшего успешного выполнения задач, разведывательного и диверсионного характера, поставленных командованием дивизии.

– Вольно. Продолжайте старшина. – Илья направился в сторону полевой кухни.

– Как дела Семеныч, чем будешь кормить.

Усатый, пожилой ефрейтор заулыбался широко раскрыв рот.

– Как всегда, товарищ капитан, каша будет готова минут через двадцать, а пока могу налить чайку.

Взяв из рук Семеныча железную кружку с горячим чаем, пахнувшим дымком и какими-то травами, Илья присел на лежащее рядом бревно. Подкинув в топку несколько дровишек, ефрейтор вытащил из вещмешка неровный кусочек желтоватого сахара и отрезав горбушку от каравая, протянул Илье. По грунтовой дороге к деревне, со стороны Борисова, поднимая клубы густой пыли, мчался виллис. Петляя между деревьями и обогнув небольшой пруд, он остановился у полевой кухни.

– Как хорошо, что я тебя нашел, – обратился к Илье немолодой полковник, заместитель командира дивизии по тылу. – Меня с комдивом вызывают в Минск, в штаб фронта. Делать тебе всеравно нечего, езжай сейчас в Березу, найдешь командира второй батареи капитана Тарасова. Он на железнодорожной станции ждет эшелон с боеприпасами. Пока он занимается разгрузкой, Возьмешь машину и заскочишь в госпиталь. Там получишь медикаменты для медсанбатов. Накладные в штабе уже оформлены.

– Разрешите, я возьму с собой лейтенанта.

– Зачем?

– Встретил в городе друга, а поговорить по душам не получилось.

– Ладно, бери своего лейтенанта. Но чтобы завтра к вечеру был на месте, на днях ожидается наступление.

– Спасибо, товарищ полковник, не подвиду.

Зам по тылу рассмеялся, подмигнул. – Передай привет другу, надеюсь, он в юбке? Похлопав его по плечу, сел в машину и уехал. Илья был вне себя от радости. Переодевшись, натерев сапоги и ордена, отдав распоряжения заму, он с лейтенантом отправился в штаб. До города они добрались до обеда, на попутках. Справившись у местных жителей о нахождении госпиталя, они направились на станцию.

Командир батареи капитан Тарасов поздоровался за руку с Ильей.

– С пяти утра жду эшелон: – сказал он, покачав головой.

– Я вчера просидел здесь целый день. Согласно полученным мною указаний от зам по тылу, я возьму у тебя полуторку, нужно получить медикаменты.

– Бери, но долго не задерживайся.

– По рукам.

– Иванов! Поступаешь в распоряжение капитана Просветова.

Госпиталь располагался в здании городской школы. Алексей сидел в ординаторской за широким столом, заваленным бумагами и что-то писал в истории болезни.

– К вам можно, доктор?

Алексей оторвал взгляд от бумаг, заулыбался, встал из за стола и обнял Илью.

– Как хорошо, что ты приехал. У нашей медсестрички сегодня день рождения, за одно и посидим. Тяжелораненых эвакуировали в тыл, остались только выздоравливающие так, что работы практически нет. Ты обедал?

– Нет, но я к тебе по делу.- Илья протянул накладные.

– Пошли к начальнику госпиталя, по дороге поговорим, но я тебя как просто не отпущу.

– До завтрашнего вечера я совершенно свободен, только машину с медикаментами нужно отправить….

– Разрешите, товарищ подполковник? – Алексей с Ильей зашли в кабинет к главврачу.

– Что у вас Леша?

– Да вот за медикаментами к нам.

– Грабят. Не сегодня- завтра наступление, а у нас самих ничего нет.

Маленький пожилой подполковник медицинской службы, надев круглые очки с толстыми линзами, внимательно рассматривал накладные.

– Что же будем делать Алексей?

– Раз просят нужно помочь, им медикаменты нужней в первую очередь.

Главврач что-то проворчал себе под нос, но бумаги подписал.

– Сейчас идите к завхозу, он выдаст.

Подполковник протянул накладные Илье и уставился в лежащую перед ним газету, всячески потеряв к ним интерес. Загрузив машину и отправив на ней лейтенанта, друзья решили пообедать.

– Пойдем Илья ко мне, я тут неподалеку на постое у одной очень милой старушке, комната в нашем распоряжении. За одно и поговорим спокойно, да вот только предупрежу девочек. – Наташа, – обратился он к проходящей мимо медсестре, – я сдал дежурство Антонине Сергеевне, по всем вопросам обращаться к ней, если что, я дома.

– Алексей Михайлович, вы же придете вечером к нам?

– Обязательно Наташенька, я помню, и приду не один, а с товарищем.

Симпатичная медсестричка окинула Илью оценивающим взглядом. Он явно произвел на нее приятное впечатление, на щечках у нее выступил розовый румянец и со словами: – мы вас очень будем ждать, – она убежала по своим делам.

– Располагайся, будь как дома. На сегодняшнюю ночь этот диван в твоем распоряжении, а я пока накрою на стол. – Леха полез в шкаф, стоящий у окна и начал извлекать оттуда банки с тушенкой и рыбными консервами.

– Ты пока открывай и нарежь хлеб, а я в огород за огурчиками – хозяйка разрешает. Илья оглядел комнату, она была чистой и аккуратной, без лишней мебели. В центре стоял стол. Он подошел к нему, вынул из-за голенища сапога трофейный немецкий нож и занялся делом.

Через минут пятнадцать вернулся Алексей с чашкой огурчиков и большим пучком зеленого лука и молодого чеснока. Поставив на стол, он полез под диван и вытащил оттуда армейскую фляжку со спиртом.

– Приступим, – улыбнулся он…

За разговорами и воспоминаниями о беззаботном детстве и юности время пролетело не заметно. Ближе к вечеру появилась и хозяйка дома, представившись Ксенией Федоровной, попричитав на тему поганых фашистов и послав в адрес Гитлера несколько нелесных выражений, она удалилась, вернувшись через полчаса с большой глиняной миской, наполненную горячей дымящейся вареной картошкой, заправленной растительным маслом с укропом. Выдавив последние капли из фляжки, Леха решительно вскинул руку и посмотрел на часы.

– Все, нам пора, – заплетающимся языком произнес он, – нехорошо опаздывать.

– Может быть, я останусь, как-то неудобно без подарка?

– Ни в коем случае, хозяйка приготовила огромный букет, возьмем с собой спирт, консервы и трофейный шоколад.

Леха полез под диван, извлекая на свет две фляжки.

– Давай умоемся. Пока доберемся до места, окончательно придем в себя….

Дорога действительно показалась дальней. Илья, держа в одной руке букет, другой придерживал немного шатающегося Леху.

– Вот мы и пришли, – произнес Леха, – держась одной рукой за деревянную калитку.

Небольшой деревянный дом стоял на самой окраине города, рядом с заброшенной католической часовней. Из открытых окон дома доносились звуки граммофона и девичий смех. Алексей решительно открыл калитку и вошел во двор. На стук калитки выбежала девушка в белом платьице в черный горошек.

– А мы вас заждались Алексей Михайлович.

Леха взял из рук Ильи букет и протянул его девушке.

– Поздравляю тебя Оленька с днем рождения, желаю, чтобы ты всегда была такой юной и красивой.

– Ой, спасибо большое, ну что вы стоите, проходите в дом.

В просторной комнате за столом, застеленным белой скатертью с кисточками и заставленным тарелками и рюмками, скучали четверо девушек, двое других танцевали вальс под звуки, издаваемые граммофоном.

– Знакомьтесь, – произнес Леха, – уважаемые коллеги, хочу представить вам моего лучшего друга, настоящего боевого офицера и просто героя. Его зовут Илья.

Представив Илье всех девушек по очереди, Леха развязал вещмешок и выложил на стол фляжки, консервы и шоколад.

– Что-то вы скучно сидите, давай Илья наливай за знакомство, – протягивая фляжку, произнес он.

Веселье шло своим чередом, и ближе к полуночи достигло своего апогея. Илья встал, нетрезвым шагом подошел к Наташе, которая стояла у открытого окна, и смотрела в ночное небо. Он закурил, сделал несколько жадных затяжек, обнял ее и спросил:

– О чем думаешь?

– Да вот, смотрю на звезды, небо такое же, как до войны, как бут-то ничего не изменилось. Зачем люди воюют, Илья?

Он смутился, не нашел что ответить, промолчал и отвел глаза. Взгляд его остановился на заброшенной часовне. Некоторое время он внимательно разглядывал ее, чем-то мистическим вело от развалин. Заколоченный крест на крест вход с остатками некогда добротной массивной двери, ее пустые глазницы окон, делали ее жутковатой в ночное время. Неприятный холодок пробежал по телу.

– Откуда взялась здесь католическая часовня? – Спросил он у Наташи.

– Ой, хозяйка рассказывает про нее просто жуткие вещи, и всегда крестится. По ее словам там живут призраки, и в плохую погоду в самом верхнем окне, ночью иногда загорается свет.

К окну подошел Леха с именнинецей.

О чем это вы так мило беседуете? – Обратился он к ним.

– Они, наверно обсуждают эту жуткую часовню? – Захихикала Ольга.

– Да вид из окна прямо скажу, на Невский проспект непохож. – Пошутил Леха.

– Давайте попросим Серафиму Прокофьевну рассказать, пусть наши гостьи послушают, да и самим интересно, – предложила Наташа.

Все дружно поддержали ее предложение, выключили граммофон, девочки начали прибирать со стола, а Наташа с Ольгой отправились за хозяйкой. Она долго упиралась, но все же поддавшись всеобщим уговорам начала свой рассказ.

Родилась я в 1870 году. Ребенком я сама проводила возле часовни немало времени, мать меня за это постоянно ругала. Тогда я даже не догадывалась и не понимала, какую тайну хранят в себе руины часовни из красного кирпича. По приданию на этом месте произошло исцеление слепого сына канцлера Великого княжества Литовского, Казимира Льва Сапеги, по другой легенде здесь было явление деревянного распятия. Так это, или иначе не столь важно. По приказу Великого канцлера на этом месте была возведена часовня, названная в честь Святого Бруно. Позднее в нескольких километрах от сюда был построен монастырь ордена картезианцев, который во многом определил историю города. Перед самой смертью Сапега велел повесить мраморную доску над входом в часовню на латинском языке с проклятием, обращенным к тем, кто попытается разрушить монастырь.

После третьего раздела Речи Посполитой, монастырь не смогла спасти даже могущественная католическая церковь, он отошел во владения Российской империи. Вот тут-то и начали сбываться проклятия Великого канцлера. Произошло это после восстания 1831 года, направленного против русского ига. Монастырь закрыли, монахов раскидали по другим обителям, а незадолго до моего рождения в Березе появились русские полки. Все несметные богатства, накопленные монахами, достались русским офицерам-авантюристам, растеклись по их карманам и были пропиты в гулянках и еврейских шинках. Солдатам жить было негде, по этому решили разобрать монастырь по камню и построили на этом месте казармы, названные у нас красными по цвету кирпича.

Самое мистическое в этой истории то, что в дальнейшем, в 1934 году там был открыт концлагерь Березина-Картузская, после освобождения Западной Белоруссии в 1939 году вместо польского появился советский, а в годы войны фашистский. Десятки тысяч невинных людей были замучены здесь, за стенами из красивого красного кирпича. Поэтому березовчане называют это место Красной казармой, а эту часовню проклятой.

Вернемся к часовне. После падения монастыря, она начала приходить в упадок, и в скором времени была закрыта. В Белоруссии строились православные храмы. За это время множество раз ей пытались найти иное предназначение, но все безуспешно. Виной тому то случившийся пожар, то разорение купцов, которые приспосабливали ее для своих целей. Перед первой Мировой, коммерсант из Варшавы, сделал ремонт и приспособил часовню под суконный склад, но перекрытия не выдержали, потолок рухнул, погребя под собой самого коммерсанта и пятерых рабочих. Один из них выжил, тронулся умом, повсеместно рассказывая, что когда он лежал под завалом, из подвала шел черный дым, пахло серой, и сквозь дымовую завесу он видел силуэты чертей из ада. Кто-то верил ему, другие нет, однако люди стали обходить это место стороной, приписывая ему дурную славу. Обошли своим вниманием часовню, как поляки, так и советская власть, да и фашистский режим за годы оккупации обошел ее стороной, словно опасаясь той тайны, которую она скрывает в недрах своего подвала. Люди говорят, что не нашедшие успокоения души замученных в концлагере, бродят вокруг часовни в ненастную погоду. Лично я несколько раз сама была свидетельницей того, как из подвала валил дым, да и свет я тоже видела неоднократно. Вы наверное спросите, почему я здесь поселилась по соседству с ней, дело в том, что мой покойный муж, царство ему небесное, был атеист и не верил ни в бога, ни в черта. Он то и решил построить здесь дом, хотел доказать людям что эта история с проклятием пустая болтовня. Построить он построил, а вот пожить в нем он толком не успел. Перед самой Октябрьской революцией с ним приключился нехороший случай…

Договорить она не успела. Неожиданно резким порывом ветра захлопнулась створка окна, да так что чуть не вылетели стекла, летнюю белорусскую ночь осветила вспышка молнии, в ее свете и при страшном раскате грома старая часовня выглядела еще более зловещей. Все молчали кроме хозяйки, которая крестилась и шепотом читала " отче наш". Рассказ Серафимы Прокофьевны произвел на всех огромное впечатление, особенно на девочек, которые испуганно жались друг к другу. Затянувшуюся паузу прервал Алексей, который, подойдя к окну, закрыл его.

– Что-то потянуло холодом, а не налить ли нам еще по сто грамм, как ты думаешь Илья?

Девочки отрицательно закачали головами. Илья разлил из фляжки в две рюмки спирт, протягивая одну Лехе. Они выпили, закусили малосольным огурцом. Илья встал, закурил и подошел к окну. Разглядывая сквозь вспышки молний часовню, толи от большого количества выпитого, за сегодняшний день, толи для того, что бы произвести еще большее впечатление на Наташу, которая весь вечер оказывала ему знаки внимания, в голове Ильи возник план, проникнуть в подвал часовни прямо сейчас.

– Алексей, бавай-ка брат прогуляемся до этой чертовой часовни, мне натерпится посмотреть, что находится в нутрии ее подвала.

Леха кивнул в знак согласия, наливая еще по рюмке.

– Угу, только давай еще выпьем.

Они выпили и направились к дверям. Девочки пытались им помешать, но все было тщетно, Илья в котором проснулся охотничий инстинкт, ни кого не хотел слушать, а Леха соглашался с ним. Когда они вышли во двор, хозяйка многозначительно произнесла:

– Зря я все это рассказала, вот и мой муж тоже ночью в такую погоду поперся туда, царство ему небесное.

Друзья пересекли пустырь, отодрали доски от двери и вошли в часовню.