В эту летнюю ночь, Ата хан, предводитель одного из славных родов западных половцев-кипчаков, лежал в своей юрте на дорогом персидском ковре, под которым был подстелен толстый слой войлока. Его старые кости ныли, половецкий хан, охая, переворачивался с бока на бок. Посередине юрты, чадя, догорал костер. Под закопченным войлочным сводом, клубами стоял дым и медленно выходил в верхнее отверстие в крыше юрты. Июньский зной, не свойственный этому периоду лета, стоял в степи Великой Кумании уже вторую неделю. На небе не было ни тучки, и поэтому боковые войлоки ханской юрты были откинуты на крышу, но сквозь деревянный каркас ни как не веяло прохладой. Неподвижный горячий воздух стоял над высохшей равниной. Лежа на мягком, ворсистом ковре и глядя на догорающие угли костра, Ата хан пустился в воспоминания.
Он много повидал на своем веку. Потомок знатного ханского рода, Ата хан с самого рождения кочевал со своим родом к северу от половецкой земли. Его предки пришли давно на эти земли, кровью отвоевали у соседних племен богатые пастбища и вежи. Род разрастался, кочевья становились все обширней и многолюдней. Тучные стада крупнорогатого скота и отары жирных баранов мирно паслись вокруг кочевьев рода под присмотром многочисленных рабов. Воины были сыты и довольны. Не было надобности вынимать клинок из ножен и садиться на лихого коня, но иногда, ради развлеченья и наживы, для того, чтобы показать соседям удаль своего рода, отец Ата хана водил своих воинов в набеги на земли Урусов, участвуя в их конфликтах.
С малых лет, Ата хан привык к коню и сабли. В молодости он был лихим наездником и мог на полном скаку поразить из лука с восьмидесяти шагов степного суслика, что было не под силу многим бывалым воинам. С соседними родственными племенами, Ата хан старался жить в мире, но и спуску не давал, помня наставления отца:
– Дай голодной собаке кусок вареного мяса, завтра она своей грязной мордой залезет в твой котел.
Именно поэтому его род держался всегда обособленно от соседних тюркских племен, населяющих бескрайние равнины от Алтая до Карпатских гор. Соседи его род называли "дикими куманами", по той простой причине, что воины рода Ата хана, не желали вступать ни в один из образованных половецких союзов. Однако это обстоятельство не мешало Ата хану, когда было нужно для более удачных и дерзких набегов на Русь, сливаться с другими половецкими ханами в мощное единое войско.
Старый половецкий хан так пристально вглядывался в потухающие угли костра, что его глаза начали слезиться. Тяжело вздохнув, он встал на ноги и вышел на воздух. Величественный дородный хан, казался спокойным, однако, в его взгляде чувствовалась тревога. Все чаще и чаще к его стойбищам прибивались половцы-кипчаки из других, дальних племен, разоренные кочевья которых находились далеко на востоке от земель хана. Оттуда беженцы приносили тревожные вести, будто бы неведомая сила, дикой необузданной волной, неведомо от куда, накатывала на Великую Степь, выжигая все на своем пути и гоня кипчаков с насиженных мест далеко на восток, к бескрайнему последнему морю.
Вглядываясь в ночную степь, хан направился в сторону одинокого кургана, поднялся на вершину и посмотрел на ночное небо. Оттуда, из-за облачных высот, на него смотрела Ай (луна). Она считалась дочерью Духа Неба Тэнгри и Земли. Она пугала древних тюрков и в то же время ее все любили. Кипчаки верили в ее магическую силу, и не случайно Ата хан дал своей дочери, рожденной в полнолуние, имя Ай-наазы. Дочь взрослела день ото дня, была чиста, скромна, добродушна, умна и росла просто красавицей.
– Великий Дух Неба Тэнгри, – произнес старый хан, поднимая руки над головой, – дай мне совет, наполни мою душу Благодатью, что делать, как поступить? Неведомый враг подступил к границам наших земель, желтые безбородые воины на маленьких конях топчут наши луга. Люди уходят с насиженных мест, покидают родные степи и могилы предков.
Ата хан долго стоял на вершине кургана, вглядываясь в безоблачное ночное небо в ожидании знака сверху. Легкий ветерок, налетая, иногда озорничал с его длинной седой бородой. Не получив никакого намека на ответ от Тэнгри, старый хан опустил руки и тихо произнес:
– Хорошо! На днях мы принесем тебе жертву, может тогда, ты станешь, милостив к нам и укажешь нам путь!
Не спокойно было на сердце у старого половецкого хана в эту минуту, смутные темные предчувствия обуревали его душу, даже образ любимой дочери, который неожиданно возник в порыве воспоминаний, не смог отогнать темных мыслей. Виной всему было отсутствие вестей от сына, Кара-Кумуча, который с дружиной в три тысячи копий, повел своих всадников на соединение с Великим ханом Котяном, покинул расположение родных земель, чтобы вместе, одной единой силой выступить против неведомого врага, который вступил в просторы Великой Степи.
Опустив взгляд вниз, Ата хан при лунном свете оглядел родное кочевье. Одна за другой, юрты соплеменников располагались на огромном пространстве. Кое-где, из дымоходов, поднимался к верху дымок. Спало все вокруг, спали даже собаки, тревожная безмятежность переполняла окружающее пространство, только старому хану никак не спалось и, вглядываясь в многочисленные юрты соплеменников, он занялся тем, что старался угадать в темноте, кому они принадлежат.
Половецкие юрты, в то время, представляли собой вершину развития переносного жилища. Их конструкция позволяла за короткий срок разобрать и собрать юрту по мере кочевания. Прежде всего, поражала их форма. Крыша представляла собой ребристый купол с отверстием вверху для дымохода, ребра выполнены из тонких деревянных прутьев связанных между собой под углом в сорок пять градусов. Форма купола исключала изгибное и растягивающее напряжение и работала только на сжатие, то есть полностью использовала свойства древесины. Такая конструкция юрты позволяла перекрывать большие пространства при минимальном весе несущих стержней, что было немаловажным при перевозке на новое место.
С раннего детства Ата хан учился собирать и разбирать юрту, вместе с женщинами, пока не взял в руки оружие. Эта работа была не для мужчин, поэтому хозяйственные заботы целиком ложились на плечи рабов, женщин и детей. Воин должен охранять и защищать свое стойбище и осуществлять дерзкие набеги, радуя своих родичей богатой добычей, так сложилось издревле. У Ата хана все уже было позади за спиной. Опыт, накопленный годами, он старался передать сыну. Возраст и здоровье не позволяли старому хану долго держаться в седле. Теперь, воинскими походами рода, занимался молодой хан Кара-Кумуч, а старому Ата хану было отведено почетное место на дорогом ковре в самой лучшей юрте племени.
Потихоньку звезды стали меркнуть, уступая положенное утренней заре. Лай собак на северо-востоке кочевья, отвлек половецкого хана от воспоминаний. Он оторвался от мыслей и посмотрел в сторону, откуда слышался шум. Лай собак известил расслабившихся дозорных, что к кочевью направляются люди, и действительно, через некоторое время, в первых лучах солнца, показался всадник, который во весь опор гнал лошадь в сторону расположения кочевья Ата хана. Мудрый половецкий хан спустился с кургана и заспешил на встречу. Тревожное чувство, словно болью сковало его сердце. Тяжело дыша, он приложил руку к левой стороне груди и, не останавливаясь, направился к передовому дозору, у которого спешился всадник.
Как и ожидалось, вестник прибыл от сына. Едва завидя Ата хана, шатающийся от усталости воин, в почтении упал на колени перед ханом и приложил руку к сердцу.
– Встань, храбрый воин, незачем тратить время на пустые церемонии, тем более у меня за плечами его осталось ни так уж много. Лучше расскажи мне, с какими вестями тебя прислал Кара-Кумуч, чувствую, что вести поведанные тобой не порадуют моего старого сердца.
– Ваш сын, Кара-Кумуч, послал меня сообщить две вести, – произнес гонец хриплым голосом и зашелся в кашле.
– Дайте ему испить воды, – распорядился Ата хан.
Гонец приложился пересохшими губами к бурдюку с водой и стал с жадностью пить. Утолив жажду, он продолжил:
– Первая весть радостная. Ваш сын и воины рода целы и невредимы, никто не пострадал. Все идут с богатой добычей следом за мной. Захваченного скота столь много, что воины, отягощенные добычей, движутся слишком медленно.
– А какая же вторая весть, ну же, не томи?
– Вторая весть печальная, мой хан. Русско-половецкое войско разбито при реке Калке. Великий Хан Котян первым бежал с поля боя, бросив на произвол судьбы русских князей с дружинами. Его позор смыла татарская стрела, выпущенная из лука твердой рукой. Мы проиграли битву, татары топчут копытами своих коней наши земли, грабят, угоняя скот и людей.
Ата хан задумался.
– Как получилось так, что общее войско разбито, а Кара-Кумуч идет домой с богатой добычей, и при этом не потерял ни единого человека? – Не находя ответа, он задал этот вопрос гонцу.
– Дело в том, что войско не шло под единым началом. Каждый из половецких ханов вел свою рать отдельно, впрочем, так же как и русские князья. Поначалу все складывалось удачно в нашу пользу, татары отступали, бросая награбленный скот и убивая людской полон. Самые ретивые их ханов и князей, преследовали беглецов. В многочисленных мелких стычках наша сторона всегда брала верх. Отягощенное обильной, брошенной добычей войско растянулось на несколько конных переходов. Уже не было смысла преследовать бегущего врага. Каждый воин нашего рода взял себе по пять голов крупного скота, а баранов и овец было не сосчитать. С такой добычей наши люди двигались медленно и вскоре мы оказались в арьергарде войска, что и спасло нас от неминуемой гибели.
Передовые полки, увлеченные погоней, не заметили, как попали в хитро расставленную ловушку. Татары стали истреблять наши растянувшиеся полки поочередно, прижимая к реке. Те, кто переправился через реку, практически полегли все. Рязанский князь не прислал своей дружины, но несколько сотен рязанских витязей подоспели вовремя. Они не заметно переправились выше по течению, зашли в тыл татарам и ударили в тот момент, когда битва была уже проиграна вчистую. Их смелый порыв дал возможность отойти остаткам дружин через реку и остановил натиск татарской конницы. Богатыри полегли практически полностью, но заставили задуматься татарских полководцев, которые не стали преследовать наше бегущее войско и удалились на восток. Все ладьи и плоты были сожжены, дабы не дать возможность переправы противнику. Это все, что просил передать тебе Кара-Кумуч, остальное он сам расскажет тебе при встрече.
– Ты заслужил свой отдых, воин. Ступай. – Ата хан резко повернулся и молча, направился в сторону своей юрты.
Без религии человек не может обойтись. Всем людям присуще религиозное чувство. Оно сопровождает людей на протяжении всей человеческой истории. Во время религиозных обрядов и ритуалов, человек вступает в связь с космическими и земными силами. Через нее познается духовный мир и сам Дух Неба Тэнгри – творец физического мира и человека. Мир слишком велик, поэтому без целостного мировоздания не обойтись. Еще до принятия основных религиозных концессий, тюрки имели свою, более древнюю и самобытную религию, которая была основана на культе космического божества Тэнгри, представление о котором восходит своими корнями к IV тысячелетию до нашей эры.
В отличие от религий, созданных пророками и их последователями, тэнгрианство возникло естественным путем на основании народного мировоздания, воплотившего все ранние религиозные и мифологические представления, связанные с отношением человека к окружающей природе и ее стихийным силам. Характерной своеобразной чертой этой религии является родственная связь человека с окружающим его миром, природой. Тэнгрианство было порождено обожествовлением природы и почитанием духов предков. Тюрки поклонялись предметам и явлениям окружающего мира не из страха перед непостижимыми и грозными силами стихии, а из чувства благодарности за то, что, несмотря на внезапные вспышки своего необузданного гнева, она бывала чаще ласковой и щедрой. Они умели смотреть на природу, как на существо одушевленное. Именно тэнгрианская вера давала тюркам знание и умение чувствовать дух окружающей среды, острее осознавать себя ее частью, жить в гармонии с ней, подчиняться ее ритму, наслаждаться ее бесконечной переменчивостью и радоваться ее многоликой красоте.
Такой образ жизни и нашел свое выражение в тэнгрианстве, согласно которому, человек должен жить в равновесии с миром, поддерживая баланс, как в природе, так и в обществе. Выразительной особенностью тэнгрианства, является распределение обитания божеств по трем зонам во Вселенной. К небесной зоне относили доброжелательных по отношению к человеку божеств и духов, которые хотя и наказывали людей, но только за непочтение к себе. К земной – различных божеств и духов окружающей природы, духов огня и ветра, а также умерших камов. Эти божества и духи были более близки к людям. К ним люди обращались без помощи камов, чествуя и угощая их кусочками пищи. Состав божеств и духов земли был наиболее многочисленным, раздробленным на категории. Третьей зоной обитания божеств и духов был подземный мир.
Тэнгрианство настолько отличалось от религиозных основных концессий, что о духовных контактах между представителями этих религий не могло быть и речи. В ней причудливо и удивительно органично переплетены единобожие, поклонение духам предков, поклонение духам природы, магия и даже элементы тотемизма. Тэнгрианство состоит в основном из легенд. В ней нет каких-либо нравственных заповедей, норм правового поведения или предостережений против грехов. Насколько можно судить по истории, тэнгрианство никогда не опускалось до политических манипуляций, не прислуживало власти, напротив, были времена, когда вожди великих тюркских империй, черпали в нем свою духовную силу.
Тэнгрианство – религия, которая не имела письменного способа изложения своей теологической доктрины. Все основывалось только на устной и визуальной базе, крайне простом и не большим по количеству священном реквизите. Благодаря простоте ритуалов и ясности, доктрина тэнгрианства просуществовала несколько тысяч лет, причем в одних и тех же устойчивых формах. Закодированная в мифах и легендах, связанная с национальными традициями, она помогала с детских лет познавать и закреплять в сознании тюрков основы этой религии, ее обычаи, обряды, ритуалы, моления и жертвоприношения.
Тэнгрианские камы, попросту шаманы, имели свое собственное мировоздание и философию. Обряды, которые они осуществляли, назывались камланием. Камы владели искусством врачевания, некоторые из них имели дар пророчества. Их считали избранниками духов, но все что они делали – это не религия Тэнгри, Тэнгри – это мировоздание народа. Камы, будучи тюрками и сами были тэнгрианцами. Наиболее сильные прорицатели, имеющие государственное мышление, по своему желанию становились главными священнослужителями религии Тэнгри.
Страшный полуденный зной стоял над Великой Куманией. Земля высохла и покрылась глубокими трещинами. Чахлая низкорослая трава подсыхала на корню. На чистом небе не было ни единого облачка, и только солнечные лучи нещадно палили, выжигая последние остатки не высохшей растительности. Пытаясь найти защиту и скрыться от полуденного зноя, одинокий всадник направил через степь своего усталого, измученного жаждой коня к небольшой березовой роще, которая словно оазис, неожиданно возникла в бескрайней степи. Почувствовав воду и близкий отдых, умное животное, словно оживилось, издало истошное ржание и без понуканий хозяина, рванулось вперед, переходя с медленного шага на мелкую рысь. Под ударами копыт коня, выжженная земля издавала глухой звон, а пыль еще долго стояла в воздухе, неспешно оседая, покрывала степную растительность тонким серым налетом.
Добравшись до рощи, воин осадил коня, спешился, взял под узду и повел его вглубь подлеска. Еще на подъезде было видно, что площадь, занимаемая березняком, была сравнительно не большой и невесть откуда возникшей в выжженной солнцем степи, но усталому, измученному путнику, было не до этого. Жажда, полученные раны и полуденный зной, измотали в конец его силы. Пройдя сквозь деревья несколько десятков метров, он вышел к пруду, живописно расположившемуся в центре рощицы, поверхность которого была затянута зеленой ряской, через которую, кое-где, пробивались редкие кувшинки. Вода в пруду, в отблесках солнечных лучей казалась черной, из-за ила, который лежал на дне. Человек и конь устремились к воде, не обращая внимания на топкий заиленный берег. Зайдя по пояс в воду, человек снял с головы боевой железный шлем-шишак и, разгоняя свободной рукой ряску, зачерпнул им драгоценную жидкость. Набрав до краев, он припал к нему пересохшими потрескавшимися губами и стал, не отрываясь пить. Глоток за глотком и жажда стала отступать, уступая место усталости. Вернув шлем на место, путник обеими руками с наслаждением стал брызгать на себя водой. От этого занятия его отвлекло встревоженное ржание верного коня, который, развернувшись мордой к берегу, ошалело вращал глазами, недовольно фыркал и пятился назад вглубь пруда.
– Ну, ну, ну, родимый, – произнес по-русски воин, – успокойся, все хорошо.
Хватая коня под узду, воин посмотрел на берег. Там, у самой кромки воды, стоял древний седой старец, одетый в половецкую одежду. В руках он держал нефритовые бусы, четки которых он перебирал костлявыми, высохшими пальцами с длинными грязными ногтями.
– Пойдем со мной, воин. Ты ранен и устал, тебе надо отдохнуть. Здесь, недалеко, стоит моя юрта, я предоставлю тебе кров и еду. Следуй за мной.
Старик повернулся, не дожидаясь ответа, и неспешно засеменил вдоль берега. Путник, словно зачарованный взглядом больших голубых глаз, невольно подался вперед, потянув за собой коня. Умное животное продолжало упираться, фыркать и издавать недовольное ржание, однако, подчинившись воле хозяина, нехотя пошло за ним. Путник забыл про усталость. Необычайная легкость овладела его телом. Следуя за старцем, словно ручной пес, он обогнул пруд и углубился в рощу и дошел до его жилища. Привязав у коновязи коня, он услужливо откинул войлок и пропустил старика вперед. Там внутри, несмотря на летнюю жару, горел костер, да и сам хозяин был одет не по погоде в волчью доху.
– Садись, – молвил он, – я не спрашиваю, кто ты, я и так это знаю. Ты порождение подземного мира, ты тот, кого нет на земле. Однако ты не принадлежишь к миру духов, твоя телесная оболочка ощутима и очень истощена. Ты ранен, но твои раны не глубоки, они не причиняют тебе ощутимой боли и вскоре заживут. Ты пришел ко мне не по своей воле, тебя прислал дух Неба Тэнгри. Через тебя я смогу снова говорить.
Старец что-то налил из кувшина в глубокую глиняную чашу и протянул путнику.
– Пей, это кумыс. В нем собранны все жизненные силы, которыми мать природа так щедро одарила нас. Ты храбр, но я вижу, ты боишься меня? Не бойся, я не причиню тебе зла, наоборот, я стану оберегать тебя в твоем дальнейшем пути, пока твой след не оборвется на земле.
Истошное ржание жеребца послышалось за юртой. Воин встрепенулся и хотел подняться с ковра, повинуясь, зову своего боевого коня, однако, под суровым взором старца, он снова обмяк и, поддавшись чужой воле, успокоился и пригубил чашу.
– Пей, в этом питье нет ничего плохого, напротив, твои жизненные силы, словно соки матери земли, вновь вернутся к тебе. Внимательно выслушай, что я буду говорить, и передай мои слова по назначению. Вскоре ты встретишься с ханом из славного куманского рода, из которого происхожу и я. Когда ты увидишь Ата хана, то передавай ему от меня низкий поклон и напомни о том, что от брака, который я предсказывал много лет назад, родится ребенок, кам, которого никогда не было в наших краях, и тогда, моя душа найдет успокоение. Ты слышал, что я тебе сказал?
От его слов дрожь пробежала по телу странника, холодный пот прошиб и выступил наружу сквозь кожу. Его начало трясти.
– Вижу, что ты меня услышал. И еще, увидишь моих потомков, передай им, чтобы они позаботились обо мне. Пусть они не оставляют меня здесь одного. А теперь отдыхай, я вижу, ты устал с дороги. Когда ты проснешься, раны твои затянутся, и ты найдешь ту дорогу, которую ты ищешь.
Старец умолк. Глаза путника стали заволакиваться туманом. Словно из ниоткуда, на ковре оказалась шелковая подушка, которая так притягивала и приятно манила. Сняв шлем с головы, и вытерев рукой, холодный пот с лица, воин прилег, обхватил руками подушку, положил под голову и, отрешаясь от всех дум, заснул глубоким сном.